CC BY
50
УДК 811.161.1 '255.2:811.122.2'255.2
РУССКАЯ РАЗГОВОРНАЯ РЕЧЬ В МЕЖЪЯЗЫКОВОМ АСПЕКТЕ
А.В. Клочков, В.И. Провоторое
В предлагаемой статье на основе сопоставительного анализа оргинала и переводов рассматриваются вопросы эквивалентного функционирования сказового повествования в межъязыковом аспекте. Главное внимание сосредоточено на прагматическом типе эквивалентности, т.е. на эмоционально-смысловом воздействии текста, что связано с такими понятиями как жанр и стиль произведения.
«Сказовая речь» как явление русской литературной традиции в межъязыковом аспекте несет в себе качества речевой безэквивалентности, которая объясняется отсутствием схожего литературного жанра в принимающей культуре. При таком условии «переводчики более тщательно сохраняют жанровые особенности оригинала»1.
Данная статья написана в русле «критики перевода», ядром которой является метод сопоставительного анализа подлинника и перевода. Основная трудность такого анализа состоит в выборе основания сопоставления, с помощью которого можно оценить текст перевода, установить, в какой степени он адекватен оригиналу. В предлагаемой статье в основу межъязыкового сопоставления положена категория «переводческая норма»2, которая выступает нормой создания текста оригинала, организации его понимания, с одной стороны, и регулятивом его перевода на другой язык, с другой стороны. Такое понимание нормы соотносится с категорией «способа повествования», который в сказовом произведении материализуется в образе «эпического повествователя». Образ «эпического повествователя» восходит своей сущностью исторически к устной повествовательной ситуации3.
В категории «образа автора» выделяют внутреннюю и внешнюю стороны. «С внутренней стороны образ автора предстает как определенная точка зрения, создающая единство самобытного нравственного отношения писателя к предмету, а с внешней образ автора связан с вопросами использования языка в литературном произведении. Эти две стороны связаны с двумя сторонами языкового оформления произведения: правилами этого
оформления и функционированием языка произведения как носителя жанрово-прагматической и стилистико-эстетической функций»4.
Внутренняя структура эпического способа повествования, которая определяет внешнюю (языковую), связана с процессом создания художественного произведения, который включает в себя набор разных видов форм, объективирующих деятельность по созданию произведения на всех уровнях. К таким формам относятся композиционно-речевые формы (КРФ), архитектонико-
речевые формы (АРФ) и система тональностей (об этом подробнее см. Брандес М.П. Стилистика текста. Теоретический курс. М., 2004).
Сказ совмещает в себе два типа повествования - «от автора» и «от рассказчика». Специфику сказовой повествовательной формы определяет, прежде всего, характер отношений между рассказчиком и автором. Сказ вводится «ради чужого голоса, голоса социально-определенного»5, то есть сказовое повествование представляет собой двухголосое повествование, построенное по «принципу стилистического речевого контраста»6), в котором первый тип повествования («от автора») принципиально рассчитан на то, чтобы быть воспринятым как «написанное», другой же («от рассказчика») -на то, чтобы восприниматься как «рассказанное». Совмещение этих типов повествования в единое целое и обуславливает композиционно-речевое построение сказа, а само сказовое повествование является «формой сложной комбинации приемов устного, разговорного и письменно-книжного монологического речеведения»7.
Помимо рассказчика с ярко выраженной социальной маркированностью, необходимым компонентом сказовой формы повествования является сочувствующая, в той или иной степени активная аудитория («образ читателя»). Сказ - это не просто устный рассказ, а рассказ «для своих», т.е. негромкая беседа, что создает определенную тональность. Так, Е.Г. Мущенко, описывая связь рассказчика со слушателями в сказе, указывает на такой аспект как «потолок громкости», уловить который можно косвенно, ср.: «Думается, что такими косвенными приметами негромкости сказового повествования служит и разговорная интонация, и ритм ее»8.
Таким образом, речь эпического рассказчика в «Левше» представляет собой устный монолог повествующего типа, негромкую беседу, характеризующуюся «балагурно-шутливой» (В.В. Виноградов) тональностью цехового сказителя с яркой социальной характерностью. Этот внешний облик рассказчика создают КРФ «эпическое сообщение» и АРФ «устный монолог с установкой на «чужое слово».
«Образ автора» выступает как цементирующая сила, которая связывает все стилистические средст-
Лингвистика текста и перевод
ва в цельную словесно-художественную систему, являясь внутренним стержнем, вокруг которого группируется вся художественно-стилистическая система произведения»9. Поэтому можно говорить о том, что сохранение «образа автора» в тексте перевода служит достижению адекватности перевода, и наоборот, изменения в «образе автора», даже при условии точной передачи содержания текста, приводят к нарушению нормы перевода жанра оригинала и лтпают перевод адекватности10.
В качестве материала для межъязыкового анализа взяты пять переводов «Левши» на немецкий язык11.
В некоторых переводах русской сказовой речи на немецкий язык наблюдаются изменения на композиционно-речевом уровне, что ведет к нарушению художественно-стилистической целостности произведения, а следовательно, к потере адекватности перевода. Так, для изображения художественной действительности с помощью эпического способа повествования наиболее характерны развернутые сложные предложения, целью которых является более полное описание события в особой манере - спокойной и размеренной. В переводах на немецкий язык нередки случаи, когда развернутые предложения разбиваются на более короткие, в результате чего сказовая эпическая тональность повествования подменяется бытовым рассказом, ср.:
«Сели опять в ту же двухсестную карету и поехали, и государь в этот день на бале был, а Платов еще больший стакан кислярки выдушил и спал крепким казачьим сном».
«Sie setzten sich in wieder in den zweisitzigen Wagen und fuhren davon. Der Herrscher ging an diesem Abend auf einen Ball. Platow aber leerte wieder auf einen Zug ein groBes Glas Branntwein und entschlummerte eines Kosakenschlafes». (Перевод P. Ханшманн)
Как отмечалось, прообразом сказовой речи является повседневная устная речь, поэтому в плане языкового оформления сказовое повествование также характеризуется ассоциативным характером следования частей высказывания. В следующем примере отражен просторечный синтаксис рассказчика, который проявляется в нарушении логико-семантической связи между частями предложения, ср.:
«Об этом,- говорит, - спору нет, что мы в науках не зашлись, но только своему отечеству верно преданные».
««Dariiber ist nicht zu streiten», sagt er, «daB wir in den Wissenschaften nicht weit gekommen sind. Dafiir sind wir aber unserem Vaterland treu ergeben»» (T.M. Бобровски).
Разбиение целостного высказывания на два предложения у Т.М. Бобровски не передает того хода мыслей рассказчика, который отражен в оригинале, а использование местоименного наречия «dafiir» создает логико-семантическую связь, от-
сутствующую в оригинале. На этом фоне перевод, выполненный Р. Ханшманн, представляется более удачным, ср.:
«Dariiber lasst sich nicht streiten», sagte er, «daB wir der Wissenschaften nicht kimdig sind, sondem nur unserem Vaterland treu ergeben» (P. Ханшманн).
Добавление мысли, возникшей непосредственно в момент говорения, также является следствием устно-разговорного характера речеведения в сказе. Эта манера должна быть непременно отражена в переводе, однако не всем переводчикам это удается, ср.:
«Мы, - говорит, - к своей родине привержены, и тятенька мой уже старичок, а родительница - старушка и привыкши в свой приход в церковь ходить, да и мне тут в одиночестве очень скучно будет, потому что я еще в холостом звании».
«Wir hangen an unserer Heimat», sagte er, «mein Vaterchen, ist schon ein alter Mann und meine Mutter ein altes Frauchen, und sie sind es gewohnt, in ihrem Sprengel zur Kirche zu gehen. Mir aber wird es hier allein langweilig werden, weil ich noch im Junggesellenstande bin» (P. Ханшманн).
Союз «да и» в приведенном примере отличается от других союзов русского языка однозначностью, выражая только отношение присоединения. Тем самым предложения с союзом «да и» более четко выражают присоединительную связь, чем, например, немецкие предложения такого же содержания с «und». «К русскому союзу «да и» ближе стоит немецкий союз «und» в сочетании с «auch», которое уточняет присоединительное значение»12. Так переводят это предложение Т.М. Бобровски и Й. фон Гюнтер, ср.:
«Wir sind nahmlich», so meinte er, unserer Heimat sehr zugetan, und mein Alterchen, der ist schon ein Greis, und meine Frau Mutter, die ist schon sehr alt und nun einmal daran gewohnt, zur Kirche immer in ihrem Kirchensprengel zu gehen, und auch mir wiirde es hier in der Einsamkeit bald zu langweilig werden, da ich mich ja immer noch im ledigen Stande befrnde» (Й. фон Гюнтер).
Кроме того, некоторые переводчики воспринимают союз «да и» как несвязанные между собой союзы «да» и «и», что приводит к ошибке в переводе вышеприведенной фразы, ср.:
«...und meine Erzeugerin eine alte Frau, die gewohnt ist, in ihrer Gemeinde zur Kirche zu gehen, ja, und ich selberwerde mich hier in der Einsamkeit langweilen...» (Г. фон Шульц).
Сложность перевода сказовой речи заключается в том, что передать необходимо не только специфически устный характер сказа, но и особую манеру говорения рассказчика, характеризуемую балагурно-шутливой тональностью, складывающейся из разговорных, просторечных и комических элементов на всех уровнях. Эта манера повествования вызывает наибольшую сложность в переводах на немецкий язык. Это подтверждают следующие примеры.
42
Вестник ЮУрГУ, № 6, 2006
Клочков А.В., Провоторов В.И.
Русская разговорная речь в межъязыковом аспекте
В предложении «И к Платову по-русски оборачивается и говорит...» только у одного из переводчиков, Й. фон Гюнтера, находим воссоздание балагурной манеры, ср.: «und wendete sich auf Russisch zum Platow urn und meinte...», в остальных же переводах речь рассказчика олитературивается, например: «ег wandte sich an Platow und sagte ihm auf Russisch...» (Перевод P. Ханшманн). Фраза «...тульского мастера на точку вида поставил...» (Платов) заменяется в переводе литературным выражением «j-п ins rechte Licht riicken» или «ins Gesichsfeld visieren», а выражение «...будто мы даже государево имя обмануть сходственны...» (туляки) подменяется «wir waren fahig gewesen, den Namen des Herrschers zu benachteiligen...», которое отличается от оригинала не только своей литературностью, но и письменным характером. Тем самым снимается мотивированность сказа, который, как мы упомянули выше, вводится для «чужого голоса», голоса человека, социально маркированного.
Такие искажения в «образе автора» приводят к нарушениям на прагматическом уровне, что влечет за собой неадекватность в восприятии текста перевода.
1 Toury G. In Search of a Theory of Translation. Tel-Aviv, 1980. P. 285.
2 Брандес М.П. Провоторов В.И. Предпереводческий анализ текста (для институтов и факультетов иностранных языков): Учеб. пособие. 3-е изд., стереотип. М., 2001. С. 6.
3 Kayser, Wolfgang. Das sprachliche Kunstwerk. Eine Einfuhnmg in die Literaturwissenschaft. 20 Auflage. Tiibbingen, 1992. S. 201.
4 Брандес М.П. Стилистика текста. Теоретический курс: Учебник. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2004. С. 245-246.
5 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. Изд. 4-е. М., 1979. С. 320.
6 Сепик Г.В. Особенности сказового построения художественного текста (на материале новелл и повестей Н.С. Лескова): Автореф.... дис. канд. филол. наук. М., 1990. С. 9.
7 Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963. С. 18.
8 Мущенко Е.Г., Скобелев В.П., Кройчик JI.E. Поэтика сказа. Воронеж, 1978. С. 31
9 Брандес М.П. Стилистика текста. Теоретический курс: Учебник. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2004. С. 242.
10 Буц И.И. Некоторые вопросы текстовой безэквива-лентности как проблема перевода (на материале перевода на немецкий язык рассказа В.М. Шукшина «Сельские жители») // Ученые записки РОСИ. Серия: Лингвистика. Межкультурная коммуникация. Перевод. / отв. ред. В.И. Провоторов. Курск, 2004. Вып. № 5. С. 166.
11 Leskow, Nikolai. Der Linkshander. М., 1989. S. 63 (перевод: Теа-Марианне Бобровски).
Leskow, Nikolai. Der Linkshander. Berlin, 1949. S. 103 (перевод: Йоханнес фон Гюнтер).
Leskow, Nikolai. Der Linkshander. Berlin, 1979. S. 121 (перевод: Герта фон Шульц).
Leskow, Nikolai. Der Linkshander//Der Weg aus dem Dunkel. Erzahlungen. Leipzig, 1980. S. 172-211 (перевод: Рут Ханшманн).
Ljesskow, Nikolai. Der stahlemde Floh. Die Kampfbere-ite. Die schone Asa. Miinchen, 1957. S. 9-44 (перевод: Карл Нётцель).
12 Федоров А.В., Кузнецова Н.Н., Морозова Е.Н., Цыганова И.А. Немецко-русские параллели. М., 1961. С. 303.
