CC BY
4УДК 930.85
О. Мархевски
РУССКАЯ ИСТОРИОСОФИЯ И ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ КАК ПРЕДМЕТ ИЗУЧЕНИЯ В СЛОВАКИИ1
МАРХЕВСКИ Ондрей - доктор философии, преподаватель философского факультета. Прешовский университет, Словакия. Ул. 17. ноября 15, 08001 Прешов, Словакия. E-mail: ondrej333@gmail.com.
В статье рассматривается философско-историческая терминология, используемая Н.И. Кареевым, в частности, определение таких понятий, как философия истории, социология, историософия, историка и их отношения друг к другу. Для адекватного изучения философского наследия русских мыслителей, в частности, народников, предлагается использовать такое понятие как «философия (из) истории». Показано, что философско-исторические взгляды народников развивались в русле философии позитивизма. Однако народники не были эпигонами положительной философии, а творчески и критически подходили к ее принципам, стремясь выработать самостоятельный, оригинальный взгляд на историю.
НИ. КАРЕЕВ; Н.К. МИХАЙЛОВСКИЙ; НАРОДНИЧЕСТВО; ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ; СОЦИОЛОГИЯ; ИСТОРИОСОФИЯ; ИСТОРИКА
Исследование истории (не только) русской философии в словацкой и чешской академической среде, кроме других характерных черт, связано со склонностью к строгому, ригористическому использованию понятий и научно-философской терминологии. Появляется интерес к использованию четкого языка в духе аналитической философии ХХ в.
С этим подходом в определенном смысле нельзя спорить. Речь ведь идет о принципах и научном подходе, который помогает понять суть выражений и мыслей автора, демонстрирует научный уровень знаний и способность выражать эти знания. Однако это стремление несет с собой также некоторые проблемы. Одна из них четко и открыто проявилась, когда автор этой статьи начал исследовать русское народничество, и стал
1 Статья является результатом работы над грантовым проектом VEGA c. 1/0124/16. Ruska a slovenska filozofia osoby v lingvistickych a filozofickych suvislostiach.
стремиться точнее определить его историософские взгляды. В этом случае проблемой стало использование понятий «философия истории» и «историософия». В связи с этим необходимо проанализировать значение этих понятий и того, в каком контексте они появляются в философских рассуждениях русских народников.
Предлагаемая работа является одновременно примером того, что стремление к четкому и однозначному выражению сути вопросов и мыслей может привести к путанице и трудностям в работе историка философии. Необходимо показать, что это стремление не годится для всех исследований, и в том числе для исследования русского народничества и традиции, которую это движение создало в русской общественной мысли. Возможно ли вообще говорить о мышлении русского народничества второй половины XIX в. как о философии истории? Какая тут связь со значением и содержанием понятия историософии? Вот два вопроса, которые уже несколько лет сопровождают мои исследования русской философии, в том числе народничества.
Данная работа представляет собой также анализ понятий, которые предлагает Н.И. Кареев (1850-1931) в работе «Философия истории и историософия» (1883). Эта работа является частью более крупного произведения под названием «Историко-философские и социологические этюды». Она важна для нас именно потому, что в ней определены проблемные для нас понятия, сформированные во второй половине XIX в., во время богатой и активной деятельности русских народников. Кареев является интересным автором также и по другому поводу. Сам себя он считал последователем субъективного метода, методологии исторических и гуманитарных исследований, основоположниками которого являлись Н.К. Михайловский и П.Л. Лавров. Об этой связи свидетельствует также заметка из приведенной его работы, где, определяя влияние мышления и историософских взглядов Д. Вико на русское общественное мышление, Кареев, в числе русских мыслителей, занимающихся историософскими вопросами, упоминает также Н.К. Михайловского и его работу «О Вико и его новой науке». Работа Михайловского появилась в журнале «Отечественные записки» в 1872 г.
Используя работу Кареева, можно определить, что исходным пунктом является четкий анализ русского философа, который сосредоточен именно на значении проблемных для нас понятий историософии и философии истории. Кареев определяет место особых научных подходов философии истории и историософии к самому важному предмету исследования - к истории. Кроме понятий философии истории и историософии Кареев занимался также понятием социологии и понятием историки. Хочу отметить в этой связи, что с понятием историки связана проблема его непереводимости на словацкий или чешский язык. Это же касается и непереводимости понятия соборность.
Необходимо подчеркнуть, что стремление Кареева не связано только с определением значения этих проблемных для нас понятий или одного возможного восприятия историки как таковой. У Кареева существует необходимость определить эпистемологические подходы так, чтобы было возможно научное взаимопонимание и сотрудничество, чтобы была возможной кооперация для познания истории. Кареев создает, таким образом, систему научных подходов, которые способны взаимодействовать.
Важным в контексте наших размышлений над творчеством Кареева является следующее утверждение: «Все, доступное нашему познанию, есть совокупность явлений, управляемых законами. Наше изучение может быть направлено на самые явления или на эти законы» [7, с. 244]. Мысль Кареева является основным высказыванием, исходя из которого, можно понимать его последующие идеи и оценки. Отсюда берет начало его стремление определить точные рамки для философии истории и ее исследований. С этим стремлением связано дополнение этого философского искания понятиями историософии и социологии. Кареев уверен, что познание всемирной истории возможно только путем научного метода. Во введении к его работе сказано: «...задачу открывать законы, управляющие общественными явлениями, берет на себя именно социология» [7, с. 239]. И продолжает вступительным определением философии истории: «В настоящем труде мы будем называть философией истории философское обозрение прошлых судеб человечества, а философскую теорию исторического знания (и исторического процесса)
обозначать встречающимся иногда, как синоним философии истории, термином историософия» [7, с. 239].
Историка понимается им «как теория исторического знания» [7, с. 239]. Он стремится определить не только методологию изучения истории, но и то, как общество и личное мнение историка влияют на его работу. О ее трансформации он отмечает следующе: историка получает новый характер, когда историк «начинает чувствовать необходимость в общих принципах философии истории, в том, что мы назвали историософией» [7, с. 243].
Ранее уже было сказано, что мы рассмотрим проблему перевода понятия «историка». Кареев работает с этим понятием с первой страницы цитируемой работы. Оно, насколько нам известно, широко использовалось в конце ХУШ - начале XIX в. На наш взгляд, Кареев является одним из последних русских авторов, которые это понятие используют. В современном русском языке это понятие не используется и его невозможно найти в словарях - также толковых, - которые доступны в библиотеках. Чтобы хотя бы приблизительно его понять и связать с современным языком, необходимо обратиться к историографии. В этой связи хотелось бы сослаться на нашу переписку с профессором И.Н. Сиземской из Института философии РАН, которую мы вели именно по этому вопросу в 2012 г. И.Н. Сиземская советует воспринимать историку гораздо шире, чем только историографию, и определение Кареева является тут хорошим примером. Словацкий, а также чешский язык не имеют понятия, которым было бы возможно перевести это русское слово. Для работы с этим понятием мы можем только принимать это русское значение и использовать это слово в транскрипции на латинице. Это тот же случай - как мы уже определили - как и с понятием соборности. Разница состоит в том, что соборность является философским наследием русской философской мысли, которое имеет огромное значение, наверно, несравнимое с влиянием понятия историка.
Теперь попытаемся пояснить понятие историософии в восприятии Кареева. Интересно звучит ее определение как философской историки. Историософия является вступительной предпосылкой для философии истории. Ее значение определяют следующими словами: «...философскую
теорию исторического знания и исторического процесса, отвлечено взятого, называю историософией: ...должна заимствовать свои учения из философии (самые общие воззрения), из историки, т. е. теории исторического знания (методы), и из психологии и социологии (законы духовной и общественной жизни), чтобы быть теорией философии истории, системой ее общих идей и принципов, какие необходимы при занятии всякою наукою» [7, с. 248]. И добавляет: «Историософия, говоря коротко, есть синтез теории, которыми должен руководиться философ истории» [7, с. 249]. Еще точнее о ее задаче свидетельствует следующее высказывание: «...историософия есть разрешение таких вопросов историки, философии и номологических наук, без которых немыслимо самое занятие философией истории» [7, с. 247]. Позже он замечает также: «Задача историософии - представить, чем должна быть философия истории, какие субъективные элементы мы имеем право в нее внести, в чем заключается сущность исторического процесса, его механизма» [7, с. 249].
У Кареева образуется необходимость точно определить саму суть вопросов, которыми должна заниматься историософия. Ее задачей является сосредоточение на трех категориях вопросов: «Во-первых, мы имеем тут дело с тем отношением, в котором должны находиться между собою философское умозрение и фактические данные науки: роль философии в истории разными писателями понималась различным образом, и эта роль должна быть точно определена; это один из вопросов историки, в широком смысле слова. Во-вторых, на любом сочинении по философии истории отражается общее миросозерцание его автора, и целая масса чисто философских вопросов должна быть решена, прежде, нежели мы приступаем к исследованию судеб человечества: необходимость и свобода человеческой воли, абсолютная и относительная случайность исторических фактов, слепая фатальность или разумная целесообразность общего хода истории, субъективная или объективная цель истории и т. д. -вот эти вопросы. В-третьих, философия истории тем скорее может достигнуть своей цели, чем лучше разработаны разные теории отдельных наук, имеющих то или другое отношение к историческому знанию: такие вопросы, как влияние природы старых и прирожденных свойств расы на историю народа, общие причины возможности и общие условия
успешности исторического движения, сходства и различия в развитии отдельных обществ, роль единичных личностей и масс в крупных переменах» [7, с. 247]. Эта объемная цитата показывает важное место историософии в помощь исследованиям, которые проводит философия истории.
Как мы уже сказали, первая дефиниция философии истории Кареева, которую мы привели, не полностью выражает его понимание. Считаем необходимым дополнить вступительные определения Кареева о философии истории ее связью со всемирной историей: «...философии истории как философской истории человечества» [7, с. 250]. Она должна заниматься изучением судьбы человечества и описанием ее. Следует напомнить, что здесь Кареев исходит из своего определения задач науки и научного исследования, и, говоря о философии истории, уточняет: «В этом смысле философия истории будет, в конце концов, тоже изображение всемирной истории, только доведенное до известной степени абстрактности» [7, с. 245]. В работе Кареева неоднократно утверждается, что философия истории занимается только историей всемирного масштаба. Подтверждение этому можно найти также в рассуждениях о частных историях и их влиянии на исторические события: «...предлагается называть частные истории с философской точки зрения философскими историями, а название философии истории приурочивать исключительно ко всеобщей истории с философской точки зрения» [7, с. 246].
То, что мы до этого момента изложили, должно пояснить читателю восприятие Кареевым определенных понятий, отраслей исследования и также определить отношения между ними. Поэтому мы продолжим анализ механизма исследования истории, который соединяет все эти подходы и определяет соотношение философии истории с социологией.
Думая о содержании понятий и значении философии истории и историософии, Кареев получает возможность определить смысл философии истории как «...абстрактно-феноменологического изображения перемен в жизни человечества: своим абстрактным характером она отличается от исторической науки в тесном смысле, которая должна дать ей хорошо разработанный и достаточно обобщенный материал; своим феноменологическим характером она отличается от социологии, которая
должна ей дать научные основы для объяснения изучаемого ею процесса» [7, с. 246]. Можно заметить определенную градацию содержания философии истории, кульминацией которой является следующая мысль: «...философию истории можно определить, как философское обозрение истории человечества, философское, ... в смысле внесения в него объединяющей идеи, известного порядка, тесной связи с субъективными вопросами нашего духа, - и притом рассмотрение самого действительного, эмпирически-данного хода этой истории при помощи общих философских и номологических идей. При таком взгляде на дело философия истории ...превращается в искание смысла действительной истории, в суд над ее ходом в его результатах для отдельных групп личностей и для всего человечества - в ответ на вопрос о направлении судеб человечества» [7, с. 248]. Здесь считаем важным отметить, что философия истории является исследованием, которое не определяет законы исторического движения. Законы и их образование - это задача социологии, которая использует познанное философией истории для изучения судеб человечества. Свидетельство этого находим в следующем высказывании русского философа: «Вот простое и понятное различие между философией истории и социологией. Философское, проникнутое объединяющей и руководящей идеей рассмотрение сложного феномена всемирной истории - задача первой науки, задача второй - исследование общих законов социальной жизни, изменения которой и составляет содержание исторического процесса» [7, с. 244].
«Философия истории и социология, получая каждая свою область, не могут более смешиваться, и одна не станет устранять другой: историки освобождаются этим от упрека, что не занимаются открытием законов, потому что освобождаются от самой этой задачи, а социология перестает быть предметом экспериментов, стремящихся превратить ее в описательную науку. Это во-первых. Во-вторых, возлагая задачу открытия законов исторического процесса на психологию и социологию, мы не нуждаемся в каких-то еще особых исторических законах, помимо общих психологических и социологических, что устраняет из философии истории массу недоразумений» [7, с. 245-246]. Эта мысль указывает на столкновение тех компетенции, которые должны иметь философия истории
и социология, стремится показать настоящее место этих дисциплин. При этом необходимо всегда помнить, что социология является всегда своего рода орудием, инструментом философии истории, а не на оборот.
В следующей части нашей статьи хочется оценить возможность и определить границы используемости понятий, которые определяет Кареев, для правильного описания устремлений народников, размышлявших об истории. Если поставить вопрос: поможет ли нам методология и определения Кареева понять устремления народников в осмыслении истории как историософские или философско-исторические, то ответ с нашей стороны являлся бы отрицательным. Являлось бы это искусственным ограничением стихийного движения мышления, которое об этих вопросах не только теоретизирует, а живет этими вопросами как жизненными задачами. Философские проблемы истории, которыми занимаются русские народники, достаточно широки, пестры и разнохарактерны. Результаты рассуждений отдельных мыслителей, которые можно встретить в статьях и работах, тесно связаны с тем, что обсуждалось в интеллектуальной среде того времени. Они являются непосредственными реакциями на те вопросы, которые вечером обсуждались в горячих дискуссиях в кружках, откликами на то, что было прочитано. Мы говорим о мышлении и дискуссиях, которые часто происходили вне пределов царской России. Такие дискуссии и их результаты не всегда содержали исчерпывающую информацию и однозначно определенные понятия. Например, Михайловский отрыто пишет о том, что такие случаи, это просто судьба журналистики и ее выражения. Конечно, надо иметь в виду, что восприятие журналистики того времени не очень совпадает с современным его пониманием. В российской среде эта особенность связана с так называемыми «толстыми журналами».
Хотя существуют требования западного философского дискурса и также определения Кареева, которые удовлетворяли бы этим требованиям, нам все-таки кажется, что для понимания и обсуждения народнической мысли, это просто не годится. Нашим текстом мы хотели бы показать, что в то время (XIX в.) существовало стремление точного понимания таких понятий как философия истории и историософия, но также показать, что
их невозможно использовать, если хочется проникнуть в смысл и суть этих размышлений. Это являлось бы определенным насилием над пестрой дискуссией того времени и настоящих интеллектуальных стремлений мыслителей.
Хочется выразить наше мнение, что необходимо лучше понимать особенности этой русской философской среды и просто воспринимать понятия философии истории как синонимы и думать об их значении исходя, например, из определений немецкого автора Х.М. Баумгартнера. В работе «Philosophie der Geschichte nach dem Ende der Geschichtsphilosophie. Bemerkungen zum gegenwärtigen Stand des geschichtsphilosophisches Denkens» он говорит о значении философии истории или исторической философии как «...во-первых, о более или менее „мудрой" (философской) рефлекции и рассуждении, которое исходит из исторических исследований, исторических источников, из фактического состава истории. Во-вторых, возможно понятие „историческая философия" понимать как определенный взгляд на процесс истории как единое целое. Наконец, историческая философия является совокупным понятием для разнообразных теоретико-познавательных, рефлектирующих вопросов, касающихся нашего обсуждения истории, ее восприятия, понимания и осмысления»2.
На основе этого определения мы позволим себе сказать, что философское движение народнической мысли можно назвать философией истории, хотя она главным образом стремилась к пропаганде социализма.
Примером, который можно найти у народников, и который мог бы стать репрезентацией народнической мысли об истории, это заметка Михайловского. Его высказывание совпадает со всеми критериями, определенными Баумгартнером, и одновременно показывает искренний интерес народников к вопросам истории. Михайловский в своей известной работе «Что такое прогресс?» пишет: «Нас гонят нужды настоящего, нас
2 «bezeichnet zum einen mehr oder weniger weise Reflexionen und Betrachtungen, die angesicht historicher Forschung, historischer Quellenbefunde, historischer Tatbestände angestellt werden. Zum anderen versteht man unter Geschichtsphilosophie immer auch so etwas wie den Anspruch auf eine Einsicht in den Prozeß der Geschichte in ganzen. Schließlich ist Geschichtsphilosphie ein Sammelbegriff für die verschiedensten erkenntnistheoretischen, somit reflexiven Fragestellungen, die sich auf unser Sprechen, Erkennen, Wahrnehmen, Verstehen, Erklären und Darstellen von Geschichte beziehen».
душит страх за будущее, и мы все тщательнее и внимательнее ищем такой пункт, с которого было бы всего удобнее осмотреть всю расстилающуюся за нами историю, чтобы по ней определить наше будущее» [10, с. 123].
Попытаемся отреагировать на стремления нашей академической среды, словацкой и чешской, использованием рабочего выражения философии (из) истории. Это выражение является авторским стремлением к ригоризму понятий, но с другой стороны, не служит тому, чтобы образовать какую-нибудь искусственную псевдонаучную историко-философскую терминологию.
Это не попытка трансформировать терминологию словацкого или чешского философского дискурса, это полностью, как уже мы сказали, рабочий термин. Введение и использование понятия философии (из) истории показывает наше убеждение, что русское народничество и творческое наследие его основоположников, А.И. Герцена [4; 5] и Н.Г. Чернышевского [3], а также П.Л. Лаврова [9] и П.Н. Ткачева [14], являются для нас хорошим примером того, что их философские рефлексии относительно истории формировались в размышлениях над историей в различных смыслах.
Философская мысль народников вдохновлялась историей России. Историософская мысль образуется в столкновении с символами русской истории, такими ее реформаторами как Петр Великий, Александр I или Александр II и др. Толчком для народнической мысли служит не только древняя история, но также современные события, в которых они принимали участие. В работах Михайловского можно найти следующее высказывание, которое может проиллюстрировать это восприятие истории: «Жизнь вызвала новые мысли, новые чувства, новые желания, но вызвала не во всем обществе» [10, с. 434].
Читая работу Степняк-Кравчинского «Подпольная Россия», можно заметить влияние событий 1866 г., т. е. того времени, когда Россия, по мыли народников, должна была радикально преобразиться. Так автор «Подпольной России» утверждает, что реакция царских властей после выстрела Каракозова в царя была ясным свидетельством того, что путь реформ в стране просто немыслим. Эта ситуация создала нового революционера - террориста.
Мировоззрение народников также испытало влияние западных философов. М.О. Герщензон на страницах сборника «Вехи» пишет о влиянии таких мыслителей как: «...Шеллинг, Гегель, Сен-Симон, Фурье» [6, с. 85]. А. Камю пишет об огромном влиянии Гегеля в России [2, с. 141]. Близок оценке Гершензона также и И. Берлин: «Прудон, Сен-Симон, Фурье и другие французские социалисты и радикалы, работы которых десятилетиями приходили в Россию легальным или нелегальным путем, пусть и слабым, но постоянным потоком» [1, с. 231]. Эти мыслители Запада оставили свой отпечаток в русской мысли, и именно у русских народников. У Михайловского, как у одного из главных представителей народничества можно найти заметки о том, что его аргументация основана на новейшей русской истории мышления и также на мысли западных позитивистов. Не только заметки Михайловского, а также все творчество народников рождалось в тесной связи и в полемике с западной философской и общественной мыслью. Народники были первыми, кто заговорил о борьбе классов в России.
Михайловский прямо указывал на значение позитивизма для формирования мировоззрения народников: «В первой половине нынешнего века (XIX в. - О.М.) на Западе выросла новая философская школа, предложившая обойти оба коренные затруднения социальной науки: сложность явлений общественной жизни и вмешательство субъективного элемента. Мы говорим о позитивизме» [10, с. 126]. Это высказывание показывает, какие вопросы Михайловский считает важным для обсуждения - общественную обстановку и человека. Позитивизм является для Михайловского влиятельным толчком для мышления и переоценки событий в обществе. Для него наиболее авторитетными представителями позитивизма были, прежде всего, Г. Спенсер, О. Конт и, в меньшей степени, Д.С. Милль.
По нашему мнению, народники не были эпигонами, а относились к позитивизму критически. Именно в творчестве Михайловского мы имеем возможность заметить, что с учением Спенсера он работает как с особого рода материалом. Хотя часто встречается мнение, что народники - это русские позитивисты, нам кажется, что народники достаточно критично относились к идеям позитивизма. Михайловский относился к творчеству
Спенсера, Конта и других позитивистов как к важным научным и философским авторитетам, критика которых является хорошим исходным пунктом для формирования своих идейных позиции.
Об этом подходе Михайловского к наследию позитивизма, в частности, Спенсера, свидетельствует его подход к понятию сочувственного опыта из работы «Что такое прогресс?». Михайловский пишет об использовании этого понятия Спенсером, не ссылаясь на какую-нибудь конкретную его работу.
Наше изучение творчества Спенсера позволяет думать о двух альтернативах, из которых исходил Михайловский. В работе «First Principles of New system of Philosophy» (48. Параграфе 3. Главы 2. части) Спенсер использует понятие sensible experience, который связан с концепцией восприятия человеком материи, вещества. Это понятие Спенсера никак не совпадает с тем, что говорит Михайловский: «Сочувственный опыт основан на нашей способности переживать чужую жизнь, ставить себя в чужое положение» [10, с. 195-196].
Следующее понятие - simpathetic excitement, - которое Спенсер использует в работе «Social Statics» (параграфе 5, 6, 7 глава 5, 2. часть). Он пишет о нем как о принципе нравственного чувства, который связан с врожденным опытом и понимает его как естественный интерес к человеку, к другим людям, который ведет к созданию права и законов. Это восприятие близко Михайловскому.
Эти примеры из Михайловского, также как определения Кареева важны для нас, стремящихся понимать и изучать историю русской философии.
Как мы уже определили, используемая нами формула философии (из) истории - это желание придумать новые понятия. Она подчеркивает, что философская мысль в России имеет свои особенности. Русская философия и культура, историософская мысль, - это богатый источник, к которому могут обращаться исследователи. Важно ответить себе на вопрос: Хотим ли мы ее понять или нет?
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК:
1. Berlin I. Rosyjscy mysliciele. Warszawa: Proszynski i S-ka, 2003.
2. Camus A. Vzbùreny clovek. Bratislava: Slovensky spisovatel', 2004.
232
3. Чернышевский Н.Г. Сочинения в 2-х томах. Том 2. М.: Мысль, 1987.
4. Герцен А.И. Сочинения в двух томах. Том 1. М.: Мысль, 1985.
5. Герцен А.И. Сочинения в двух томах. Том 2. М.: Мысль, 1986.
6. Гершензон М.О. Творческое самосознание // Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М.: Новости, 1990. С. 74-100.
7. Кареев Н.И. Философия истории и историософия // Русская историософия. Антология. М.: РОССПЭН, 2006. С. 239-250.
8. Кареев Н.И. Основы русской социологии. СПб.: Изд-во Лимбаха, 1996.
9. Лавров П.Л. Избранные труды. М.: РОССПЭН, 2010.
10. Михайловский Н.К. Избранные труды. М.: РОССПЭН, 2010.
11. Spencer H. First Principles of a New system of Philosophy. New York: D. Appleton and co., 1909. [05.01.2013]. [on line]: http://etext.lib.virginia.edu/etcbin/toccer-new2?id=SpeFirs.xml&images=images/modeng&data=/texts/english/modeng/parsed&tag= public&part=all.
12. Spencer H. Social Statics. London: John Chapman, 1851 [05.01.2013]. [on line]: http://oll.libertyfund.org/index.php?option=com_staticxt&staticfile=show.php%3Ftitle =273&layout=html#chapter_6316.
13. Степняк-Кравчинский С.М. Подпольная Россия // Степняк-Кравчинский С.М. Сочинения в 2-х томах. Том 1. М.: Художественная литература, 1987.
14. Ткачев П.Н. Избранное. Москва: РОССПЭН, 2010.
MARCHEVSKY Ondrej - University of Presov in Presov. Ul. 17. novembra 15, 08001 Presov, Slovakia. E-mail: ondrej333@gmail.com.
RUSSIAN HISTORIOSOPHY AND PHILOSOPHY OF HISTORY AS A SUBJECT OF STUDY IN SLOVAKIA
The article considers the philosophical and historical terminology used by N.I. Kareyev, in particular, the definition of such concepts as the philosophy of history, sociology, historiosophy, historca and their relationship to each other. For an adequate study of the philosophical heritage of Russian thinkers, in particular, the narodniks, it is proposed to use such a concept as "philosophy (of) history". It is shown that the philosophical and historical views of the narodniks developed in the mainstream of the philosophy of positivism. However, the narodniks were not the epigones of positive philosophy, but creatively and critically approached its principles, seeking to develop an independent, original view of history.
N.I. KAREYEV; N.K. MIKHAILOVSKY; NARODNIKS; PHILOSOPHY OF HISTORY; SOCIOLOGY; HISTORIOSOPHY; HISTORIAN
