CC BY
44
ПУБЛИКАЦИИ
УДК 821.161.1.09+929[Артемьев+Чернышевский]
РУКОПИСЬ И.А. АРТЕМЬЕВА «ОТЦЫ И ДЕТИ»
И.Е. Захарова
музей-усадьба Н.Г. Чернышевского e-mail: [email protected]
В настоящее время проведена большая работа по выявлению и публикации воспоминаний о Н.Г. Чернышевском и его семье. Статья посвящена неопубликованным запискам известного статистика, этнографа, географа XIX века А.И. Артемьева, где он приводит свой взгляд на личность известного писателя и его близких родственников, отличное от общепринятого и не бесспорное.
Ключевые слова: И.А. Артемьев, Н.Г. Чернышевский, О.С. Чернышевская, Г.И. Чернышевский, С.Е. Васильев, И.И. Срезневский, З.С. Кухаренко, мемуары, XIX век.
MANUSCRIPT OF I. ARTEMIEV «FATHERS AND SONS»
I.E. Zakharova
(Saratov, Russia)
Currently, much has been done to identify and publish the memoirs of Chernyshevsky and his family. The article is devoted to unpublished notes of the A.I. Artemyeva, who is a well known statistic, ethnographer, geographer of the XIX century. In this article he offers an opinion on the identity of the famous writer and his relatives that is different from generally accepted and not indisputable.
Key words: I. Artemiev, N.G. Chernyshevsky, O.S. Chernyshevskaya, G.I. Chernyshevsky, S.E. Vasiliev, I. Sreznevskii, Z.S. Kukharenko , memoirs , XIX century.
Мемуарная литература о Чернышевском довольно обширна1. В последние годы были опубликованы рукописи А.А. Лебедева и не-
1 Духовников Ф.В. Николай Гаврилович Чернышевский, его жизнь в Саратове [1820-е гг. - 1852]. Русская Старина. 1890. Т. 67, № 9; 1910. Т. 144, № 12; 1911. Т. 145, № 1 (публ. в журн. за 1910 и 1911 гг. А.А. Лебедева); Чернышевская Н.М. Н.Г. Чернышевский в воспоминаниях современников: Библиогр.
известный вариант воспоминаний А.И. Раева2. Не менее интересной является рукопись А.И. Артемьева «Отцы и дети», оригинал которой хранится в отделе рукописей Российской национальной библиотеки (РНБ)3, а копия, сделанная сотрудником библиотеки Зинаидой Самсоновной Кухаренко, находится в фондах музея4. Сегодня музей располагает и электронным вариантом рукописного оригинала.
Александр Иванович Артемьев (1820-1874) - старший редактор Центрального статистического комитета, член статистического совета при Министерстве внутренних дел Российской империи, известен как статистик, археолог, этнограф и географ. Он родился 24 октября 1820 года в городе Хвалынске Саратовской губернии в семье винного пристава. Образование получил в Саратовской гимназии и Казанском университете.
Во время службы в Министерстве внутренних дел в 1854-55 гг. вместе с Ю.И. Стенбеком был в экспедиции для сбора статистических сведений по Саратовской губернии. В эти годы Артемьев встречался в Саратове с Г.И. Чернышевским, отцом писателя, когда по делам службы собирал материалы о расколе. В рукописи «Отцы
указ. / / Литературные беседы. Саратов, 1930. Вып. 2; Н.Г. Чернышевский в воспоминаниях современников: В 2 т. Саратов, 1958. Т. 1; 1959. Т. 2; Н.Г. Чернышевский в воспоминаниях современников. М., 1982 и др.
2 Захарова И.Е. Неизданные рукописи А.А. Лебедева о семье Чернышевских / / Культура и речь Саратовского края: сб. статей и метод. материалов / под ред. А.А. Демченко. Вып. 1. Саратов, 2010. С. 62-68; Захарова И.Е. Неопубликованная статья А.А. Лебедева «Отец Чернышевского» / / Н.Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы. Вып. 19. Саратов, 2013. С. 134-151; Захарова И., Клименко С. Желание славы // Волга XXI век. № 9-10. 2013. С. 214-224. Публикации подготовлены с микрофильмированных копий рукописей А.А. Лебедева и А.Ф. Раева из фондов РГАЛИ (Ф. 1. Оп. 1. Д. 612). Статьи А.А. Лебедева «Родина Н.Г. Чернышевского», «Отец Н.Г. Чернышевского». 1928 г. Автограф. Черновые наброски и заметки к этим статьям и к статье «Выставка, посвященная Н.Г. Чернышевскому в Саратовском госуниверситете»; Дело 618. Воспоминания А.Ф. Раева о Н.Г. Чернышевском. Автограф и 2 рукописные копии. Текст воспоминаний Раева, подготовленный к публикации Н.М. Чернышевской с ее комментариями. [1890] - 1893 гг.
3 РНБ. Отд. рукописей. Ф. 37. Д. 174. 6 л.
4 МНГЧ. ОФ. № 864. Артемьев Александр Иванович (1820-1874). Отцы и дети: Мемуарная заметка о Н.Г. Чернышевском [рукописная копия]. Приложение: Сообщение З. Кухаренко.
и дети» Александр Иванович отразил свой взгляд на саратовское общество, и в частности на семьи Николая Гавриловича Чернышевского, и ближайших родственников.
В процессе работы над воспоминаниями Артемьева было выяснено, что копия рукописи попала в музей, вероятно, по просьбе Н.М. Чернышевской, в тот период директора Дома-музея, которая была знакома с опубликованным Б.Я. Бухштабом в 1936 году в «Литературном наследстве»5 фрагментом о вечере у профессора И.И. Срезневского.
Известно, что в Публичной библиотеке (ныне - РНБ) З.С. Ку-харенко служила с 1916 по 1937 год, поэтому можно предположить, что копия записок Артемьева поступила в музей до 1937 года и до 1957 года хранилась в научном архиве музея, затем была передана в фонды.
Зинаида Самсоновна сделала небольшой комментарий к рукописи, в котором выразила свое отношение к мемуарам Артемьева: «Автор нижеизложенных воспоминаний Александр Иванович Артемьев (1820-1874), известный главным образом своими статистическими трудами, однако свою литературную карьеру он сделал многостороннее многих других... Вращаясь в кругу столичных литераторов и в среде правительственной он, казалось бы, мог оставить дневник первостепенного значения для истории той эпохи. Однако его кругозор не выходил за пределы представлений, свойственных среднему чиновнику той эпохи, и мелькающие на страницах его дневников писатели и артисты, столоначальники и литераторы тонут в массе обывательщины, а их образы характеризуются тою же обывательскою меркою.
Печатаемая нами мемуарная заметка Артемьева, с заимствованным у Тургенева заглавием, <содержит - нрзб.> в себе в немалой степени общие взгляды автора [несколько слов жирно зачеркнуто чернилами. - И. 3.] и ту обывательскую накипь, которая скопляется вокруг всякого мало-мальски заметного имени. Однако, думаем, что биографу Чернышевского она все же пригодится»6.
5 Бухштаб Б. Из воспоминаний А.И. Артемьева о Н.Г. Чернышевском // Литературное наследство. Т. 25/26. 1936. С. 230-234.
6 МНГЧ. ОФ. № 864. Л. 1.
Рукопись написана на 12 страницах размером в тетрадный лист с широкими полями, на которых есть пометы и уточнения. По описаниям Саратова в записках Артемьева (в частности, есть упоминание о Саратовско-Тамбовской железной дороге) можно предположить, что они были составлены в 1871-1873 гг., т.е. незадолго до кончины Александра Ивановича.
Таким образом, незадолго до смерти, больной Артемьев обращается к воспоминаниям о Саратове, размышляя над темой «известного сорта отцов» и «особого разряда детей», распространяя эти понятия на личности Г.И. Чернышевского, отца Н.Г. Чернышевского, и С.Е. Васильева, отца жены писателя, а также на семью Н.Г. и О.С. Чернышевских.
По мнению Артемьева, Чернышевских и Васильевых не любили в Саратове, а Николая Гавриловича и Ольгу Сократовну осуждали в Петербурге. Интересно, что он пересказывает разговоры даже не простых обывателей, а прислуги - нянек, дворников, кухарок и т.д. Это мнение разительно отличается от существовавшего в среде людей, близко знавших эти семьи. Воспоминания об отце писателя оставили саратовцы: И.у. Палимпсестов, А.И. Розанов, Ника-нор, архиепископ Одесский и Херсонский, некоторое время служивший в Саратове. Все они отмечали доброту и обаяние Гаврилы Ивановича, высокий уровень его образованности, доскональное знание священнической службы7.
Так же и рассказ Артемьева об отце жены писателя Ольги Со-кратовны Чернышевской - «Сократе», «известном лекаре», которого перевели в Саратов, где он потерял доверие горожан, когда не сумел вылечить двух именитых аристократок. Однако, по документам видно, что благодаря не только знаниям и умелой врачебной практике Васильева, но и его организаторским способностям была
7 Палимпсестов И.У. Н.Г. Чернышевский: по воспоминаниям земляка // Русский архив. 1890. № 4; Розанов А.И. Николай Гаврилович Чернышевский 17-го октября 1889 г. / / Русская Старина. СПб., 1889. Кн. 11; Лебедев А.А. Николай Гаврилович Чернышевский (Наброски по неизданным материалам) // Русская старина. 1912. №. 1; 3; 4; 5; 10; Никанор [Бровкович А.И.]. О значении семинарского образования. (По поводу смерти Чернышевского): Из беседы Высокопреосвященного Никанора, архиепископа Херсонского и Одесского / / Саратовские епархиальные ведомости. 1890. № 15, 18 и др.
остановлена эпидемия холеры 1830-31 гг. в Камышине8. Как замечательного диагноста охарактеризовал отца жены Н.Г. Чернышевский в «Автобиографических записках»9.
Мемуаристы придерживаются разных точек зрения на личность Н.Г. Чернышевского и членов его семьи, на их взаимоотношения, деятельность, и каждое из сообщений представляет несомненный интерес, поскольку они отражают мнение разных социальных слоев провинциального Саратова первой половины XIX в.
Записки А.И. Артемьева
Отцы и Дети
Тургенев. Известная Повесть
[В Саратове на Сергиевской улице не далеко от полиции и Волги, против колокольни церкви Спаса-Нерукотворенного (иначе называемой Сергиевскою, по приделу во имя преподобного Сергия Радонежского), стоял, лет 40 тому назад <зачеркнуто>]
В Саратове, почти параллельно течению Волги и недалеко от нея, пролегает, от северо-востока на юго-запад, длинная и широкая улица, называемая Сергиевскою, по церкви Спаса-Нерукотворенного, в которой есть придел Преподобного Сергия Радонежского. Церковь эта отличается довольно высокою колокольнею и обнесена обширною [оградою <зачеркнуто>] решетчатою оградою на каменном фундаменте.
Улица Сергиевская, лет 40 назад, считалась едва ли не самою аристократическою в городе: в ней жили в собственных домах - губернский предводитель, прокурор, председатели обоих судебных палат; тут же стояло несколько домов помещичьих в том числе и «подворье» Их Сиятельств графини Марьи Васильевны и графа Виктора Павловича Кочубей); тут же были дома и полновесных тузов купечества - Образцова, Тюльпина, Горбунова, Деева, Вакурова;
8 Чернышевская В.С. Из истории родственных отношений Н.Г. Чернышевского (Материалы к родословной Васильевых и Казачковских) / / Н.Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы. Вып. 7. Саратов, 1975. С. 148.
9 Чернышевский Н.Г. Из автобиографии // Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. в 16 т. М., 1939. Т. 1. С. 601.
на этой же улице помещалась Городская Полиция и Губернская Почтовая Контора.
Впоследствии времени характер [этой <зачеркнуто>] Сергиевской улицы весьма изменился. Высшее губернское чиновничество и местные аристократы стали предпочитать улицы, расположенные выше Сергиевской, вокруг Соборного бульвара и т<ому> под<обное> - С этого времени Сергиевская улица [стала падать <вынесено на поля>] : многие каменные дома облупились, постарели, а деревянные почернели и вовсе одряхлели. С усилением пароходства на [этой <зачеркнуто> Сергиевской улице преимущественно поместных <зачеркнуто>] Волге, Сергиевскую улицу заняли преимущественно конторы пароходных [компаний <зачеркнуто>] и транспортных компаний. [Потому, что открытие Саратовско-Тамбовской железной дороги еще больше придавало Сергиевской улице <зачеркнуто>] Не знаю, как и в чем выразилось влияние Са-ратовско-Тамбовской железной дороги на эту улицу; но думаю, что до известной степени влияние должно было отразиться, так как [Сергиевская улица южным концом своим <зачеркнуто, нрзб.>] улица своим южным концом подходит близко к вокзалу.
В 1830-31 году на углу ограды Сергиевской церкви, против полиции, в которой тогда караул держали гарнизонные солдаты, [стоял <зачеркнуто>] постоянно стоял один нищий, известный целому городу. Это был рослый, плечистый, сильно рыжий, косматый мужчина лет 60. Обыкновенно он переминался с одной ноги на другую, как будто припрыгивал, повторяя монотонно и вовсе не жалобно-просительною скороговоркою: «Подайте милостыньку, Христа ради, подайте!» Не [могу сказать <зачеркнуто>] думаю, чтобы он много получал подаяний: наружность его вообще возбуждала не сожаление и сострадание, а подозрение и опасение. Идя в училище, или обратно, я всегда старался идти другою стороною улицы, хотя прямее и ближе было бы пересекать полицейскую площадь именно от того угла, где стоял рыжий нищий. [В последствии в иллюстрированном томе издания Mysteres de Paris (здесь -«Парижские тайны» Эжена Сю. - И. 3.) фигура Шуринера мне очень напомнила этого нищего <запись на полях>] Другие ученики-сотоварищи, проходя мимо нищего, считали обязанностью крикнуть ему: «Рыжий, зачем поросенка стащил?» А он, перемина-
ясь, тем же тоном отвечал: «Сами поросята!.. Подай те, Христа ради, подайте!» Задорные ребятишки вновь кричали: «Рыжий» и он возражал: «Забить тебе с грыжей!.. Подайте, Христа ради, подайте!» Иногда он схватывал непроворного мальчугана, трепал его за волосы и все-таки твердил: «[Ну <зачеркнуто>] Подайте, Христа ради, подайте!»
Рассказывали, что этот нищий был довольно зажиточный мещанин, имевший собственные досчаники, на которых и перевозили небольшие грузы к Болоновской пристани с хлебом, ходили за солью и арбузами в Камышин. [Сыновья его <зачеркнуто>] Прежде он сам ходил на досчаниках, но когда подросли и оженились сыновья, он сдал им досчаники, а сам принялся христорадничать. ^зачеркнуто, нрзб.>] Сыновья, конфузясь бродяжничеством и попрошайничеством своего родителя, несколько раз, через посредство городского головы и через полицию, пытались воздерживать его от неблаговидной наклонности; но ничто не помогало. День - два посидит он дома, а потом и <зачеркнуто> навесит [себе cу <зачеркнуто>] суму через плечо и уйдет на любимое местечко к ограде Сергиевской церкви.
Куда потом девался этот дилетант-нищий, - сказать не умею, но я вспомнил его, заговоривши о Сергиевской церкви. Его и кстати было вспомнить: он все-таки может служить образчиком [разного <зачеркнуто>] известного сорта отцов, как сыновья его могут составить особый разряд детей.
В ту самую пору, когда на углу ограды стаивал рыжий нищий, в штате Сергиевской церкви состоял рыжий, кудреватый поп - отец Гавриил, а по светски Гаврила Иванович.
Через квартал от церкви, на углу той же Сергиевской улицы с одним из переулков, идущих к Волге, отец Гаврила выстроил себе довольно большой деревянный дом, нижний этаж которого сложен был из кирпича. Дом этот не отличался особенностями архитектуры, однако, постоянно обращал на себя внимание саратовцев. «Каков домик то смастерил себе Гаврюха!» говорили все и прибавляли к тому: «не бойсь! Гомзу-то накопил, на то и благочинный, на то и член Консистории». В этих отзывах определяется вполне вся дея-
тельность Гаврилы Ивано[вича. Приход Сергиевский был богатый и <зачеркнуто>]ича. Его как то не любили, называли гордым; да и самая наружность его, хотя очень сановитая, не отличалась привлекательностью : у нижней губы [был у него <зачеркнуто>] отца Гавриила был какой то шрам и оттого он [как-то неприятно <зачеркнуто>] несколько косил рот, что и придавало его физиономии неприятно надутый вид. Относительно ума и образования отца Гавриила не знаю что сказать. Командированный по делам раскола в Саратовскую губернию я имел с ним личные и письменные сношения и при этом случае убедился, что кругозор его был не широк, к расколу он относился [по <зачеркнуто>] поповски: «невегласи, дескать, ругатели священства» - <зачеркнуто> и только старался всячески выставить в благоприятном свете действия духовенства и набросить погуще тень на гражданские власти. Но в практической жизни Гаврила Иванович был весьма ловок: ладил [с архиереями и под конец своей жизни <зачеркнуто>] с архиереями и получил все, что можно получить священнику: скуфьи, камилавки, наперсные и орденские кресты. Долговременная служба в Консистории, богатый приход, а потом звание [ключарем <зачеркнуто>] протопопа кафедрального собора дали ему возможность устроить свои дела очень хорошо. Умер он лет 8 назад.
Отец Гавриил прозывался Чернышевским и был отцом Николая Гавриловича Чернышевского...
В то самое время, когда Гаврила Иванович Чернышевский, прочно утвердившись в Сергиевском приходе, устраивал свой хорошенький и обширный дом, - в городе Камышине [служил <зачеркнуто>] был уездный лекарь Сократ Евгеньевич Васильев, известный более под сокращенным именем «Сократа».
Сколько отец Гавриил был рыж, столько Сократ был черен; сколько первый отличался медлительностью и степенностию, столько второй бросался в глаза своею подвижностью, юркостью. Он также происходил из духовного звания, но по сильной смуглости лица и черноте густых волос считался греком, чему не мало способствовало и его [тезоименитство <зачеркнуто>] одноименность с знаменитым греческим философом.
Недостаток ли врачей, чувствуемый и ныне в губерниях, или действительное знание своего дела, или просто счастливая случайность, а всего вернее, что все эти условия соединились вместе и в непродолжительное время - создали лекарю Васильеву репутацию блистательную. «Сократ» - признавался чуть ли не богом здравия. [Его выписывали не только в Саратов, но и в дру <зачеркнуто>] Его выписывали не только в Саратов, но и в соседние губернии - Воронежскую, Тамбовскую, Пензенскую и везде он лечил с удивительным успехом. В 1836 или 1837 г. его перевели в самый Саратов и сделали членом Врачебной Управы. Но здесь, как будто на смех, две первые серьезные пациентки, принадлежавшие к высшему обществу Саратовскому, жена прокурора (Тюльпина) и жена начальника Провиантской комиссии (княгиня Путята) - умерли. Тогда все завопили: «Сократ живодер, коновал!». [Как прежде разносил его Зачеркнуто, нрзб.>] Он даже потерял свое знатное имя «Сократ» и стал зваться просто «Васильевым». В аристократическом кругу ему не повезло; но он все-таки имел довольно обширную практику и в особенности ловко вел дела по приему рекрутов... Вскоре по приезде в Саратов он купил себе хорошенький домик на соборной площади, рядом с архиерейским домом.
Сократ был отцом довольно порядочного числа детей, в особенности дочерей, из которых одна сделалась законною [женою <зачеркнуто>] супругою Николая Гавриловича Чернышевского, против желания его отца, как сказывали мне в Саратове.
Теперь перехожу к моим воспоминаниям о детях.
Я не был знаком с Н.Г. Чернышевским и с его женою; но все-таки мне случалось кое-где встречаться с ним и заметить некоторые мелочи, быть может не лишенные значения для их биографий.
В начале января 1856 года мы наняли квартиру в доме Тулубее-ва, в Поварском переулке, близ Владимирской церкви.
В Петербурге все привыкают жить <зачеркнуто, нрзб.> ни мало не заботясь о том, кто живет рядом и около. Разве какая-нибудь особенность жильца-соседа заставит поневоле обратить на него внимание. Так мы [жили <зачеркнуто>] начали жить в этом доме, не расспрашивая, не осведомляясь, кто помещается над нами, под
нами, против нас и рядом с нами. Но прислуга разведывает все это в самом непродолжительном времени.
Надобно заметить, что тогда (в конце 1855 г.) я только что воротился из продолжительной командировки в Саратовскую губернию и что [теперешняя <зачеркнуто>] кормилица теперешнего нашего старшего сына (Николая), родившегося в Саратове, была привезена из Саратова, а нянька, выехавшая с нами из Казани, с нами же находилась и в Саратове. Вследствие этого наша прислуга при первом же [сближении <зачеркнуто>] разговоре с [кухаркою Черныш <зачеркнуто>] дворниками узнала, что этажом выше нас живут также саратовцы, какой то Чернышевский; отец же у него в Саратове священник; он на саратовской и женат; мальчик маленький у них тоже есть и проч. Еще через несколько дней наша нянька уже [знала <зачеркнуто>] сообщала, что «ребенок у Чернышевских какой-то больной, а мать им нисколько не занимается, даже его не любит; да и когда ей (т.е. Чернышевской) заниматься ребенком. она все с молодежью. муж ни на что, слышь, и внимания не обращает». Потом случилось как то, что кухарка Чернышевских позаимствова-лась у нас в кухне какой то чашкою или плошкою и когда эта вещь понадобилась [у нас, то <зачеркнуто>] нам, то за нею отправилась в кухню Чернышевских наша нянька, а ее встретила сама Чернышевская и спросила [ее]: «твои господа тоже из Саратова?
а как они прозываются? - Артемьевы, де-скать. «Что то не знала таких.» Их, де-скать, папенька - старичок живут в Кузнецке; а этот г. Артемьев служил прежде в Казани в университете. А она [отво <зачеркнуто>] в дверь из кухни, туда, в залу, что ли, и закричала: ты знал в Саратове или в Казани Артемьева?.. А он подходит к кухне и говорит: да, в Казани знал немного.
Первые рассказы о Чернышевских доходили до меня стороною; но последний разговор нянька почла обязанностью передать мне непосредственно. Выслушавши ее доклад, я отвечал: «Отца Чернышевского я знаю давно; но его самого не знаю и не слыхивал, что он бывал когда-нибудь в Казани, а потому и не понимаю, как он знал меня в Казани... - Да ведь, барин, возразила нянька, это не Чернышевский и говорил, а <зачеркнуто> тоже, слышь, саратовский, Пыпин что ли какой... [он, говорит их нянька <зачеркнуто>] такой белый лицом, а волосы черные. Он чуть не живет у них: он,
слышь, большой приятель госпожи то Чернышевской... прибавила нянька хихикая.
«Ну, вы вечно успеваете собрать все сплетни... Может быть, он родственник», - сказал я.
- Кто их знает! Их же нянька <зачеркнуто> с кухаркою рассказывали...
Вот какие сведения приобретены были мною о Чернышевских. Сколько в них правды - не знаю; но я записываю их здесь в том виде, в каком они дошли до меня. Чернышевского я тогда <зачеркнуто> не знал лично; но имя и <зачеркнуто> литературная его деятельность, конечно, были [известны и обращали на себя внимание. Да в ту пору Чернышевский <зачеркнуто>] мне известны: он в эту пору уже обращал на себя внимание весьма многих.
В доме Тулубьевых жили мы только до весны, а потом переехали на дачу и осенью заняли квартиру [в другой <зачеркнуто>] (также не надолго) в Измайловском полку; но Чернышевские оставались на прежней квартире довольно долго и уже гораздо позже перешли [тогда <зачеркнуто>] в дом Есаулова, на Владимирской улице, [тоже <зачеркнуто>] не очень далеко от нашей квартиры (в Кабинетской, сначала в доме Ларионовой, потом у Назаровых).
Осенью или зимой того же 1856 года я встретился в первый раз с Чернышевским в квартире И.И. Срезневского, у которого в конце 50-х годов я бывал довольно часто. У Срезневского собирались и собираются доселе преимущественно ученые; [и в обществе просвещенном <зачеркнуто>] беседа всегда касается археологии, славянщины, литературы, но в политику вообще не вдаются; [вообще тоже занимаются <зачеркнуто>] а городскими сплетнями - новостями интересуются по-толику, по колику они касаются мира ученого.
Раз в один из таких вечеров, когда уже подали закуску и некоторые из собеседников уже брались за шапки, чтоб проститься с хозяином, <зачеркнуто> в кабинет его вошел [какой-то <зачеркнуто>] русенький господин сморщенно-болезненного вида: волосы у него лежали [как-то <зачеркнуто>] будто прилипшие к голове, смотрел он <зачеркнуто> через очки как то изгибаясь, несколько жмурясь и саркастически или нервно [незаметно по <зачеркнуто>] чуть-чуть покашивая рот.
«Поздненько же являетесь», обратился к этому господину П.П. Пекарский [историк, будущий академик. - И. 3.].
- Николай Гаврилович явился чуть ли не прежде всех, да, по своему обыкновению беседовал все с детьми, - отвечал хозяин [с некоторым оттенком гадливости <зачеркнуто, нрзб.>] и прибавил: <зачеркнуто>ну, что, каков мой Вячко? Катеринка?
«Да что?! изумили меня: начали рассказывать о красоте «заставок» в какой то заплесневелой летописи... Юсы да глаголиту знают... Уж эстетикой то их [бы <зачеркнуто>] не развращали бы! хи-хи-хи! отвечал Николай Гаврилович немного жеманясь и подцепляя вилкой кусок селедки.
(Это Чернышевский? - спросил я шепотом П.С. Савельева [изв. ориенталист. - И. 3.]. «ГрБе», отвечал тот.).
- Ну что вы, Николай Гаврилович, нападаете на мои милые юсы и глаголиту! возразил смеясь Срезневский. Ведь и вам не незнакомы они; ведь и вы занимались эстетикою...
«Моя эстетика, вы знаете, не ваша... обратился Чернышевский к Срезневскому, тыча вилкою: вот Щедринские «Губернские очерки» эстетика...
- Памфлет, [как <зачеркнуто>] конечно, практически приносит известную долю пользы, заметил Ср<езневский>, но <зачеркнуто, нрзб.> отрицаю, что он может служить к развитию правильного эстетического вкуса»...
«Вот иметь правильный вкус в селедке, в икре - полезнее, хи-хи-хи! А пустяки по вашему, что разные лекаря, ковыряющие плечи у черемисов, да исправники - Живоглоты выдаются вам головою?.. Сказал Черн<ышевский>.
- «Ну, это не новость в нашей литературе, возразил Ср<езневский>.
- Капнист писал о взяточниках, сам Булгарин даже, а Гоголь-то... да взяточники не перевелись. По моему, вот эстетика-то, наша эстетика, Николай Гаврилович, а не ваша, скорее поможет [помогут <зачеркнуто «гу», исправлено на «же»>] делу, если больше и больше будут ее вводить в систему развития и образования народа...
«Хи! хи! хи! засмеялся Черн<ышевский>, не бойсь потому, что умягчит нравы, волков превратит в <зачеркнуто, нрзб.> агнцев? Конечно, хи-хи-хи! ваша эстетика [отучит <зачеркнуто>] для наше-
го мужика [есть редьку <зачеркнуто>] и сивуху с луком заменит амброзией с нектаром и проч. Вот вашей эстетики скажу спасибо, когда она оденет, обует и накормит наш народ...
- Да это и выйдет так, доказывал Ср<езневский>; эстетика отучит мужика от сивухи и у него уцелеет копейка на обувь, одежу, еду...
«Хи-хи-хи», отвечал Ч<ернышевский>.
- «А что, Ал<ександр> Ив<анович>, <зачеркнуто, нрзб.> обратился Пекарский ко мне, [прерывая спор <зачеркнуто>] ведь, говорят, Живоглот срисован с Мамодышского [чиновника <зачеркнуто>] исправника; вы знаете всю Казанскую губернию: похож ли?..
«До какой степени верна догадка об оригинале Живоглота, сказал я, - не знаю; но в Мамодыше действительно был непременный заседатель земского суда, т.е. помощник исправника, [по прои<схождению> <зачеркнуто>] сын сторожа того же суда. На свою руку, как говорили, охулки он не давал; однако, сколько я знаю, он не был похож на Живоглота. Я был свидетелем, что крестьяне встречали его радушно, а заочно звали его «Милягою», потому что он сам всех называл «Милягами»...
- Да ведь и лекарь-то, что ковырял плечо у черемиса, обращался ласково, - заметил Черн<ышевский> и затем обратился прямо ко мне: чай и этот ваш «Миляга» каждое свое приветствие сопровождал зуботычиной... уж это так заведено... хи-хи-хи!
- Не случалось видеть этого от Миляги, - сказал я.
«А все-таки, надо полагать, много привелось видеть всякого рода полицейских? продолжал Пекарский, - много вы поездили... А где [- Ал<ексей> Ив<анович>, и попов изучил хорошо, засмеялся П.С. Савельев: ездил - ездил по Саратов-Ярославской губернии и вот может там еще дольше кочевал в Саратовской губернии <зачеркнуто> ] типичнее эти люди: в Казанской или в Ярославской губернии?
Еще не успел я ничего [сказать <зачеркнуто>] ответить, как П.С. Савельев прибавил: «Ал<ександр> И<ванович> еще дольше был в Саратовской, чем в Ярославской, и впечатления [еще свежие <зачеркнуто>] о Саратовской, без сомнения, свежее и разнообразнее: война, движение ополчений и проч.».
«А вы [когда б<ыли> <зачеркнуто>] давно из Саратова?» спросил Чернышевский.
- Был в прошедшем году; [ответил я - <зачеркнуто>] между прочим, имел сношения и с вашим батюшкой, Гаврилою Ивановичем... отвечал я.
Чернышевский ничего не сказал на это и даже вовсе [удалился от стола <зачеркнуто>] перестал говорить и ушел куда то в угол.
Такова была моя первая встреча с Чернышевским.
[Из<вест>ная Личность <зачеркнуто>] Этот человек интересовал меня прежде, нежели я стал лицом к лицу с ним. Его статьи, [высказываемые в них мнения и взгляды <зачеркнуто>] всегда читал я с живым любопытством, хотя и не соглашался с многими из его взглядов. Во всяком случае я признавал и уважал в нем несомненный талант писателя [и несомненную остр <зачеркнуто>] диалектика и несомненно острый ум [(в ту пору Черн<ышевский> еще не договорился до абсурда) <зачеркнуто>] и потому я несколько жалел, что не встречаюсь нигде с Черн<ернышевским>, что не могу с ним познакомиться.
Но впечатления первой встречи с ним, два-три слова, перекинутые нами друг другу, настроили меня совершенно иначе. На меня как-то неприятно подействовали его наружность (хотя вполне приличная) и в особенности пискливый его голос и хихиканье. Я ушел от Срезн<евского> [жалея <зачеркнуто>] досадуя, что встретился там с Черн<ышевским>. [Встреча эта будто уничтожила то обаяние, которое производил этот человек своими статьями, я почувствовал, что я даже почувствовал с досадою на себя, что оживает эта встреча <зачеркнуто>].
