CC BY
264
Рождение образа новой женщины в Японии и взгляды Окамото Каноко
А. М. Сулейменова
В данной работе рассматривается значение образа новой женщины в контексте становления литературы «женского потока» в начале ХХ века. Предметом обсуждения являются эссе «Разговор о женщине нового времени» («Синдзидай дзёсэй но мондо:», 1925), роман «Колесо жизни» («Сё:дзё: рутэн», 1939) писательницы Окамото Каноко (1889-1939), затрагивающие образ новой женщины, трансформировавшийся из «женщины, боровшуюся за права и свободы», в «современную девушку» (мога).
Ключевые слова: японская проза ХХ века, образы женщин, произведения Окамото Каноко.
В ХХ веке под напором феминистских представлений было пересмотрено место женщин-авторов в культуре, в частности, писательниц. О явлении усиления так называемой «женской волны» дзё-
рю:ха) в японской литературе и специфической роли произведений этой группы авторов как маркеров культурных сдвигов хотелось бы поговорить в данной работе.
Критическим этапом в изменении отношения к японским писательницам, художницам и актрисам стало начало эпохи Тайсё (1912-1926). Как отмечается в исчерпывающем исследовании на эту тему, в начале 1910-х годов в потоке всеобщей вестернизации в японском обществе, идеологии, быту и моде наблюдается «отход от строгого разграничения социальных ролей по половому признаку. ... Происходит "феминизация" мужчин и "маскулинизация" женщин»1. Бросаются в глаза такие образцы поведения, как японская «современная девушка» (мога или modern girl), независимая молодая женщина, выбиравшая собственную манеру одеваться, общаться, предпочитавшая брак по любви (рэнъаи кэккон) или вообще, свободные отношения. Символом такого образа поведения и женского образа можно счесть Наоми, героиню повести Танидзаки Дзюнъитиро (1885-1965) «Любовь глупца» («Тидзин-но аи», 1924). Некоторые западные критики японской литературы изучали «феномен Наоми», женщины-вамп, доминировавшей над мужчинами.
Тем не менее, не только образы дамы в стиле femme fatale, привнесенные из Европы в переводах «Саломеи» Оскара Уайльда и «Гедды Габлер» Генриха Ибсена, взошли на культурную арену Токио и Осака.
Чегодарь Н. И. Литературная жизнь Японии между двумя мировыми войнами. М.: Восточная литература, 2004. С. 7.
212
Начало 1910-х годов ассоциируется с деятельностью первого феминистического общества «Сэйто:» («Синий чулок», 1911-1918), выпускавшего одноименный журнал. Лидером этого общества была Хирацука Райтё (1886-1971), главный редактор журнала. Именно она опубликовала в первом выпуске «Сэйто:» своего рода манифест движения японских женщин за свои права «Первой женщиной было солнце» («Гэнси дзёсэй ва тайё: дэатта», 1911). В этом эссе-манифесте Хирацука Райтё сравнивала современных ей женщин с древними японками, возглавлявшими племена, с богиней Аматэрасу, символизирующей солнце. Современницы казались Райтё спящими лунами, пассивными, довольствующимися ролью матерей и жен своих мужей.
В том же выпуске было напечатано стихотворение знаменитой поэтессы Ёсано Акико (1878-1942) «Придет день, когда сдвинутся горы» («Ику яма хи китару», 1911).
«Придет день, когда сдвинутся горы»
Придет день, когда сдвинутся горы.
Говорю же, а люди не верят!
Слишком долго спали горы.
В долгом сне своем
Зажглись они огнем от солнца и сдвинулись.
Однако, не верят в это все же.
Люди! Кто-нибудь, да поверьте вы!
И женщины очнутся от сна и двинутся в путь2.
В стихотворении нарисован образ женщины-горы, спящей под тяжестью догматов. Ёсано Акико в аллегорической форме иллюстрирует требования японских женщин начала ХХ века, поздних годов эпохи Мэйдзи (1868-1912) - свободу выбора (супруга, работы, образа жизни и воспитания детей), отказ от консервативной морали старой Японии с браком по настоянию родителей, девизами типа «хорошая жена, умная мать» (ЙЙЙ®, рёсай кэмбо). Сама поэтесса, в 1912 г. совершившая самостоятельную поездку в Европу, вернулась, полная идей раскрепощения японок. Во многих произведениях Акико касается образов «новых женщин», даже в серии рассказов для детей «Год из жизни Тама-ки» («Тамаки-но итинэнкан», 1912) заглавная героиня встречается с несправедливостью в отношении к девочкам и пускается в приключения, которые могли произойти и с любой французской или английской девочкой.
Стоит отметить, что японская литература знала времена, когда авторы «женского потока» являлись лидерами «литературной моды». Такие писательницы, как Мурасаки Сикибу (978-1014), считаются родоначальницами высокого стиля в прозе и стоят у истоков японского литературно-
Ёсано Акико-о манабу хито-но тамэ (Для людей, изучающих творчество Ёсано Акико) / Под ред. Уэда Хироси, Томимура Сюндзо. Киото, 1995. С. 345-346.
213
го языка, до сих недосягаемого ориентира в описании женских судеб и неординарных характеров. В начале ХХ века японская литературная традиция возродилась в произведениях «новых женщин» Японии.
К «новым женщинам»-писательницам необходимо отнести Тамура Тосико (1884-1945), Окамото Каноко (1889-1939), чьи произведения доказывают существование среди женщин профессиональных авторов, зарабатывавших только своим творчеством. Тамура Тосико начала карьеру прозаика победой в литературной конкурсе, буквально на следующий день после публикации результатов конкурса «проснулась знаменитой». Она и опубликовала свои произведения на страницах журнала «Сэйто:».
Бросившая вызов кружку писателей во главе с ее бывшим учителем Кода Рохан (1867-1947), порвав отношения с мужем Тамура Сёгё (1874-1948), Тамура Тосико «взрывала» воображение читательниц характерами независимых, свободных, пусть и бедных женщин. К сожалению, ее произведения до сих пор неизвестны в России. Деятельность писательницы продолжалась до 1918 г., когда после закрытия журнала «Сэйто:» Тосико оказалась в чуждом окружении критиков традиционного толка и была вынуждена иммигрировать в Канаду, а затем и в США.
В Канаде Тамура писала в основном стихи для женской колонки газеты социалистического направления «Тайрику ниппо» («Daily Continental»), поддерживающей японских иммигрантов в Канаде. После внезапной смерти возлюбленного в 1933 г. Тамура переехала в Лос-Анжелес, работала там три года для колонки «Рафу симпо» газеты Los Angeles Times, колонка печаталась на японском языке для японских иммигрантов. Вернулась Тамура в Японию в 1936 г.
Япония, в которую она вернулась, разительно отличалась от той Японии, из которой она уехала в 1918 г. Та Япония была окрашена «демократией эпохи Тайсё», восторженно воспринимала западные идеи эмансипации и освобождения женщин. Теперь же в стране развернулось правление императора Сёва (1926-1989), «встал на перо» японский милитаризм. Когда Тамура вернулась, многие её друзья-социалисты претерпели тяжелые испытания, атмосфера в стране резко изменилась. Писательницу просили публиковать только сочинения из ее «старого» багажа.
Не чувствуя себя родной в собственной стране, Тамура переехала в Китай в 1938 г. Первоначально она планировала полгода поработать в качестве китайского корреспондента центральной японской газеты «Тю:о: ко:рон» («Центральное обозрение»). Однако, она осталась в Китае до конца своих дней. Умерла в Шанхае в 1945 г., за несколько месяцев до объявления поражения Японии в войне. К концу карьеры Тосико стала интересоваться не только проблемами пола, но и выступала за равенство рас, наций, классов. С 1942 по 1945 г. ее последним местом работы была редакция журнала «Нюшен» («Женские голоса», 1942-1945),
214
публиковавшем в Шанхае на китайском языке произведения японских писателей. Об этом периоде жизни писательницы сведений очень мало, но китайские и японские исследователи установили, что Тосико плодотворно работала даже в такой сложной ситуации, когда ей приходилось представлять неправедную сторону в войне, сторону страны-оккупанта. Она активно сотрудничала с некоторыми китайскими писателями, деятелями Коммунистической партии Китая в подполье.
Среди писательниц-феминисток выделяется Окамото Каноко. Эта писательница и поэтесса популярна на родине не только своими произведениями, но и самим образом нестандартной женщины, буквальным воплощением образа «новой женщины» эпохи Тайсё, с короткой стрижкой, европейскими манерами и независимым поведением.
Девичья фамилия Окамото Каноко была Онуки, она родилась в богатой семье в районе Аояма г. Токио. У отца девочки были больные легкие, поэтому она с детства проживала с семьей в имении Футако в пригороде города Кавасаки префектуры Канагава. Там, на берегах реки Тамагава, домашние учителя преподавали ей традиционные искусства, японскую и китайскую классику. Вместе со своим старшим братом Сёсэн (другое имя Юкиносукэ) Кано (детское имя поэтессы и писательницы) увлеклась европейской поэзией и прозой. Юкиносукэ одно время учился вместе с будущим выдающимся писателем Танидзаки Дзюнъитиро (1886-1965), выпускал школьный журнал. Сестра Каноко тоже в юности писала для романтического журнала «Мё:дзё:» («Утренняя звезда», 1900-1908). В России известная только как прозаик, Каноко начинала свой путь, примкнув к группе «Синсися» («Общество новой поэзии»), которую возглавляли Ёсано Тэккан (1872-1935) и Ёсано Акико. Когда Каноко училась в старшей школе для девочек Атами, она обратилась за советом к знаменитой поэтессе Ёсано Акико, уже прославившейся такими поэтическими сборниками, как «Спутанные волосы» («Мидарэгами», 1901), «Наряд любви» («Коигоромо», 1904), стихотворением «Не отдавай, любимый, жизнь свою» («Кими си-ни тамау кото накарэ», 1904). Первые произведения Окамото Каноко - пятистишия танка были опубликованы в журнале «Мёдзё», затем поэтесса сотрудничала с журналами «Субару» («Плеяды», 1909-1913), «Сэйто:».
Японские биографы подразделяют творчество Окамото Каноко на две большие неровные части - начиная с первого сборника танка «Легкая ревность» («Кароки нэтами», 1912) до 1929 г., когда вышла антология с «говорящим» названием «Мой самый последний сборник танка» («Вага сайсю: касю:»).
Страстный, мощный характер этой женщины всегда подавлял окружающих, Каноко была эгоцентрична, что отразилось и в ее стихах, и в прозе. В них поражает изобилие женских образов, исполненных чувства собственного достоинства, доходящего иногда до нарциссистического восхищения собой. Подобная особенность творческой манеры объяснима
215
культурной ситуацией, сложившейся в Японии в 1910-1920-е годы, когда женщины получили возможность самовыражения, значительно большую, нежели в конце XIX века. Самоутверждение стало принципиальным способом отделить творческую личность от привычного стандарта, от набившего оскомину образа скромной и верной японки.
В качестве иллюстрации отношения женщины и автора «нового типа» к изменениям в японском социуме предлагается эссе Окамото Каноко, в которой она обсуждает феномен японки ХХ века с мужем, Окамото Иппэй. Здесь представлен взгляд интеллигентов, мужчины и женщины на проблемы традиционного и инновационного.
Окамото Каноко. Разговор о женщине нового времени (Синдзидай дзёсэй мондо:).
Иппэй: Как бы то ни было, куда-то пропал тип женщин нового времени.
Каноко: Во внешности, в духовности?
Иппэй: Ну, в ответственности что ли... Тот тип, что раньше называли «новой женщиной».
Каноко: Особенный типаж пропал, не так ли? Такой, как во времена «Сэйто»?
Иппэй: Можно сказать, нынешняя «новая женщина» стала не такой, утратила поэтические идеалы, стала практичной.
Каноко: Так давай поговорим, как будто мы можем изъясняться этими поэтическими идеалами! Мы ведь и этих слов, которые называются поэтическими, не сможем подобрать!
Иппэй: Это фантазии.
Каноко: Нет, идеалы!
Иппэй: Ну вот, и ты стала прагматиком...
Каноко: Что же это такое — «прагматик»?
Иппэй: Ну, к примеру, в среде людей, проповедовавших социальные идеалы, считалось необходимым присоединиться к общественному движению и увлекаться художественными направлениями, поэтому и женщины прошлого обладали некоторым очарованием. В наши дни, это очарование опустилось на землю и пошло, постукивая каблучками.
Каноко: Это потому что настали времена комфорта, и желание быть «новой женщиной» перестало быть таким уж настоятельным, как во времена «Сэйто». Ну, например, когда кипели страсти, даже желания находили выход в прическе, в одежде. Да еще везде в дамских журналах использовали модные слова, и в тебе, читавшей это, рождалось удовольствие, открывалась некая для самой себя свежесть. Тогда всё, решительно всё стало доступным, поэтому женщинам стало казаться, что нет ничего традиционного. Из-за того, что эти веяния коснулись и женского вопроса, крупные критики и эстеты стушева-
216
лись, выцвели, остались только уже завоевавшие место под солнцем. Новизна времени «Сэйто:», когда все женщины узнали разные технические термины, повлияла на всех современных женщин до такой степени, что их употребляли и в быту, похоже...
Иппэй: А нет ли тут какой-нибудь особенной тенденции, пришедшей из-за границы ?
Каноко: Да, тут мало такого... Как если бы незначительная деталь, подобранная где-то, прибилась к общей тенденции.
Иппэй: Вот потому в словах и внешности современных женщин ощутим чрезвычайно поверхностный привкус, а внутренняя суть, как всё старое, было просто отброшено, и женщины ее не восприняли.
Каноко: Со стороны видно, что женщин с явно проявляющимися современными манерами много, но это касается таких вещей, как свобода, позволенная нынешним женщинам, ответственность перед самой собой, которая пришла с новым вкусом, распространившимся среди женщин, а вот во внутреннем содержании, как оно есть, наблюдается недостаток искреннего творчества и страстного чувства. В современных женщинах есть расчетливость, но, тем не менее, и в расчетливых женщинах, ставящих выгоду выше всего, просчитывающих всевозможные преимущества и недостатки, случаются минуты, когда промелькнет искра, оживляющая чувства. Такие минуты бывают в любви. В общем, за исключением женщин, сознательно создающих произведения искусства, женщин с сильной у жизненной позицией, у остальных женщин временами вспыхивает чувство простого желания украсить себя, а вот искренние, настоящие страсти и чувства мелки. Как, например, у женщин-литераторов.
Иппэй: И мне так же кажется. Кстати, а в западной литературе, там что? Ну вот, эти женщины-анархистки из Испании. Как они тебе?
Каноко: Те, что появляются у Поля Морана3? Ле Медиоз в его «Каталонских ночах», например...
Иппэй: Там тоже изображены так называемые «традиционные» женщины — изнутри, а снаружи прикрытые чем-то вроде современного стиля.
Каноко: Да нет, там, я думаю, описываются очень утонченные дамы. Нельзя сравнить вкус женщин «Турецких ночей» со вкусом современных японских женщин. Тем не менее, то, что в наши дни, называют новым, стало общераспространенным, переросло в привычку, и никаким новым не является.
Поль Моран (1888-1976) - французский писатель-модернист, принадлежащий к течению ранних модернистов и имажистов, был близок М. Прусту. Автор коротких новелл «Открыто всю ночь» («Ouvert la Nuit», (N.R.F., 1922, 1923, 1924, 1927). В годы второй мировой войны примкнул к коллаборационистскому режиму Виши во Франции. «Каталонские ночи», «Турецкие ночи» - новеллы П. Морана из сборника «Ночи» 1927 г.
217
Иппэй: Всё это входит в жизнь.
Каноко: Действительно. Словно люди, обутые в старые добрые дзори4, раскрывают над собой зонтики в европейском стиле.
Иппэй: Другими словами, примеривают на себе новое. Как «Энтаро»5 с их автомобилями.
Каноко: Да, это так.
Иппэй: Ну, есть способности, которые применяют, даже не разбираясь в содержании, как с электричеством.
Каноко: Просто потому, что это удобно.
Иппэй: Когда я читаю новые романы, меня трогает тонкая манера письма, а вот не думаю, что в этих «новых» женщинах есть что-то особенно новое.
Каноко: Да нет, здесь чувствуешь утонченность. Это утонченность новых женщин, которые придут после того, как пройдет вал нанесенной новизны, и нынешняя новизна израсходуется вконец. Это будет смиренность тех женщин, что примут крещение нового знания; то новое, которое отличается от принужденных доводов и жеманной современности тем, что в этом новом есть возвышенная смелость.
Иппэй: В прошлом у женщин смелость была, а вот утонченности не было. Где-то был натурализм, где-то реализм. Ну, так грядущие женщины от этого оттолкнутся, и тогда в них появится утонченность и определенная новизна?
Каноко: Думаю, во все времена новый взгляд на жизнь не формируется, даже если всё гармонично складывается — и разумная кротость, и возвышенная смелость должным образом применяются и проживаются.
Иппэй: Современные молодые женщины обретаются в мире, в котором совершенно нет ничего темного, по миру, в котором все настолько слажено, что бывает и опасно — поскользнешься на гладкой поверхности, по миру, в котором нет ничего, чтобы сдерживало это движение. Тут-то и быть современной женщине нового типа, ведь так?
Каноко: Можно подходить с двух сторон к этому миру — легко, как молодежь или пробуя на вкус пенки времени, да это так... Конечно, во взглядах на женщину существуют некие предубеждения. В твоем взгляде на современную молодежь нет ничего ошибочного. Однако, если попытаться сравнивать, среди современной молодежи необычайно много тех, кто охвачены интересными идеями. Например, спросишь про отношение к нам, к женщинам, и вот даже я, сама женщина, а постепенно понимаю, до какой степени я изучаю самое себя, настолько, что не могу не прислушиваться к чужому мнению.
4
5 Дзори - соломенные сандалии, которые носили в старой Японии.
«Энтаро-басу» - японская транспортная фирма, фирма проката автомобилей, занимавшаяся транспортными перевозками на автомобилях фирмы Форда.
218
Иппэй: А как любовь современных женщин? Нынешняя молодежь говорит, что не может любить, а сами несутся куда-то в поисках мимолетной любви. Вот потому-то нет глубокого интереса к женщинам. Зато с преувеличенным интересом относятся к жизни без проблем, мужской героизм куда-то подевался.
Каноко: И женщины прикрываясь, как щитом, своими правами, положением в обществе, насытившись поверхностным эгоизмом, манерностью, иногда ищут непосредственности. И все больше срывается с губ что-то типа: «Как все заурядно...». Это ловко стало выходить, как по клише в любовном письме, написанном в расчете на чувствительную персону... Однако, не может быть, чтобы не было по-настоящему любящей женщины, ни раньше, ни сейчас. Не то чтобы я не знала, что это такое — настоящая любовь и людские представления о ней, но в любви есть многое от привычки, многое от вечности»6.
В данном диалоге, который можно назвать своего рода обменом едких мнений между мужем и женой, представлено отношение к феномену новой, современной японской женщины, появившемуся в конце двадцатых годов. Эта новая женщина или современная девушка, по-японски мога (от английского modern girl) - предмет обсуждения не только потому, что вызывает некоторое раздражение Окамото Иппэй и Каноко. В действительности, эффект мога выявляет особенности японской культуры первой половины ХХ века и возможное обоснование причин, по которым стала развиваться японская модель общества далее, в сороковые и пятидесятые годы. Современными девушками мога считались такие городские девицы, которые были независимы в экономическом плане, зарабатывали на жизнь чаще всего сами, без помощи семьи, были свободны от моральных и сексуальных предрассудков, а в толпе легко выделялись европейской одеждой и манерой держаться.
Перекидываясь ремарками относительно образа «новой женщины», под которой подразумевается девушка мога, супруги Окамото выделяют две стороны этого образа - поверхностную склонность молодежи к изменениям и неистребимость традиционных представлений японок о положении женщин в социуме. Каноко сравнивает новое поколение женщин с поколением движения «Сэйто:» и не находит радикальных изменений в новых женщинах ни в отношении к обществу, ни в собственной самооценке, ни в отношении к любви. Времена «Сэйто:» ей кажутся действительно революционными, тогда как современное состояние дел вызывают раздражение («искренние, настоящие страсти и чувства мелки»7). Писательница, возможно, понимает, что поколение
Окамото Каноко. Синдзидай дзёсэй мондо (Разговор о женщине нового времени). Син-тё. 1925. № 9. URL: http://www.aozora.gr.jp/cards/000076/files/4550_15438.html (дата обращения 06.11. 2015). Там же.
219
«Сэйто:» не было полностью принято обществом, но достижения общества феминисток 1910-х годов достигли определенной женской аудитории, которая просто использовала моду на феминизм и добавила в свой культурный арсенал. Ничего не остается, резюмирует Каноко, как ждать прихода по-настоящему обновленной женщины «после того, как пройдет вал нанесенной новизны, и нынешняя новизна израсходуется вконец»8.
Ироничное отношение к девушкам-мога наиболее ярко представлено в «Сборнике особенностей поведения современной молодой женщины» («Гэндай вакаки дзёсэй катаги сю:», 1999), опубликованном после смерти писательницы. Сама писательница в кратком предисловии к этому каталогу портретов современных девушек трактовала это произведение, как «описание духа современной женщины, сатира, общий обзор, парадокс», уверяла, что «в особенностях есть недостатки и преимущества», поэтому этот скетч был построен по интерференционному принципу японских дзуйхицу (записей «вслед за кистью»)9.
«О, любовь и все с ней связанное, такая глупость! — говорят они. Но тут же: «А ведь я не могу без любви!».
«Замужество? Ну-у, я бы могла выйти замуж только за мужчину, который разрешил бы мне жить по-своему, или за такого сильного, который бы заставил подчиняться себе!»
«Единственное, что заставит меня плакать — голод или то, что придется долго ждать поезда».
«Я так сильно хочу поехать в Париж, что умру от этого желания!»
«Такая радость — свежая клубника со сливками, яркий зонтик от солнца, начало лета...»
«Когда мы вместе с друзьями развлекаемся где-то, все возмущены нашими «мужскими выражениями». Когда же возвращаемся домой, то мы снова такие паиньки, дочки хороших семей. А для нас тут нет ничего противоречивого, это — часть нашего секрета».
«Люди говорят, что ими нужно руководить, чтобы они почувствовали что-то настоящее в жизни. Ну, а мы, разве не так живем, а?»10.
Ирония пронзает этот сборник высказываний, подслушанных, зафиксированных Окамото Каноко, причем очевидны и ирония самих девушек мога, и авторская ирония, и интерес к внутренней борьбе внешне эгоцентричных, но все-таки жаждущих любви новых женщин.
В представленном выше диалоге демонстрируется своеобразный обзор мнений образованной части японской элиты двадцатых годов о специфике формирования женской идентичности, когда от следующих
9 Там же.
Окамото Каноко. Гэндай вакаки дзёсэй катаги сю (Сборник особенностей поведения современной молодой женщины). Токио: Пасадзю ёсё, 1999. URL: http://www.aozora.gr.jp/ cardsj/000076/files/4538_15433.html (дата обращения 06.11.2015).
Там же.
220
поколений ожидают большего, нежели они, эти поколения, могут дать. В то же время складывание представлений о самом себе и мире протекает более сложными путями. Как рассуждает австралийская исследовательница Т. Моррис-Судзуки в работе о факторах, играющих роль в формировании национальной культуры: «Слои идентичности не залегают аккуратно один над другим, как в русской матрешке, а (даже в более интегрированных обществах), перекрывают и стирают друг друга, поэтому самоидентификация рождается и перерождается в постоянной борьбе и выборе среди множества этих слоев идентичности в потоке повседневности»11. Это иллюстрируют слова Окамото Каноко в эссе-диалоге с мужем: «Например, спросишь про отношение к нам, к женщинам, и вот даже я, сама женщина, а постепенно понимаю, до какой степени я изучаю самое себя, настолько, что не могу не прислушиваться к чужому мнению»12. «Слой» поколения женщин, новаторски относившихся к миру, уходит и сталкивается с поколением «мога», поколением, взявших удобные для себя тезисы, но переработавшим, подогнавшим их под свои прагматические жизненные приоритеты. Окамото Каноко же ищет себя в этом столкновении поколений и в конце диалога обнаруживает в образе вечно любящей женщины, в которой «есть многое от привычки, многое от вечности»13.
С литературной точки зрения, «Разговор...» Окамото Каноко привлекателен и как игра в новый жанр, известный в европейской литературе с античных времен, но мало представленный в японской литературе нового времени - жанр «диалога». Писательница таким образом представляет точку зрения женщины и точку зрения мужчины, переплетающиеся, взаимодействующие друг с другом. На примере этого эссе можно изучать также способы манипулирования партнерами по общению, особенно обращая внимание на взаимные уступки, на которые идут оба персонажа этого диалога.
Моррис-Судзуки дает определение культуры с точки зрения поиска идентичности как «попытку совместить концы конфликтующих друг с другом видов идентичности»14. Если представить литературные произведения как постоянный поиск себя, своего «я» в этом мире, то произведения Окамото Каноко являют собой наглядный пример подобных попыток совместить концы разных «я» - «я» автора, разглядывавшего модных девушек Токио того времени, «я» автора, вспоминавшего себя саму в молодости, и «я» самих молодых девушек.
12Morris-Suzuki T. Re-Inventing Japan: Time, Space, Nation. M.E. Sharpe, 1998. P. 158.
Окамото Каноко. Синдзидай дзёсэй мондо: (Разговор о женщине нового времени). Синтё:. 1925. № 9. URL: http://www.aozora.gr.jp/cards/000076/files/4550_15438.html (дата обращения 06.11. 2015). Там же.
14
Morris-Suzuki T. Re-Inventing Japan:... P. 158.
221
Другой пример поиска себя в подобном «поли-идентичном» обществе можно обнаружить в повести Окамото Каноко «Колесо жизни» («Сё:дзё: рутэн», 1939). Образ героини повести Тёко15, незаконнорожденной дочери преуспевающего профессора и гейши, выписан с целью провести читателя через процесс взросления человека, становления женщины. Тёко на протяжении повествования встречается с разными видами любви. В шестнадцатилетнем возрасте девушка охвачена возвышенными идеями романтической любви. Имеющая успех у мужчин, героиня не отдает никому предпочтения, хотя автор образует с ее участием массу любовных треугольников. Девушку увлекает и женская дружба, дружба с учительницей Атака-сан, хотя ее отталкивает пуританская воздержанность старшей подруги. Одновременно с этими душевными порывами Тёко находит утешение в выдумках о «вечном отце и вечной матери» («эйэн-но тити, эйэн-но хаха»), любовь которых совсем иная, нежели юношеская романтика. В родительских отношениях ей бросается в глаза разочарование, испытываемое старшим поколением. После смерти матери девушка ощущает потерю «вечной матери» и родного человека. Раздираемая подобными противоречивыми поисками себя, девушка отправляется странствовать, притворяясь безумной глухой нищенкой. Далее, в повести уделяется значительное место тем людям, которых Тёко встречает на своем пути, но мотивы всех персонажей концентрируются вокруг темы любви. Героиню обнаруживают, раскрывают ее истинное имя, девушке приходится вернуться к людям своего круга, она снова претерпевает трансформацию - из бродяжки в деловую женщину. Но в конце повествования Тёко покидает город со свободным нищим Бункити, оставляя читателя гадать о ее дальнейших приключениях.
Подобные странствования (буквальные и аллегорические) героини в поисках любви, по мнению Судзуки Митико, «мифологизация современного женского «я», занятого совершенствованием благодаря любви»16. Склонность к бродяжничеству и бродягам, оказывается, проистекает из генеалогической загадки, открывающейся героине - ее отец, ныне профессор, родился в семье нищих. С другой стороны, каждый человек должен пройти подобный путь к своим истокам или соединить концы двух начал, как героиня Тёко, притворяющаяся немой, с трудом выдавливающая из себя лишь два звука - «А» и «Ун»17, своего рода «альфа» и «омега» буддистского пути самопознания.
Другая героиня романа «Колесо жизни», учительница Атака-сан, ассоциируется с образами «новых женщин» начала ХХ века, Хирацука
16 Имя девушки «Тёко» можно перевести как «бабочка-ребенок».
Suzuki M. Becoming Modern Woman: Love and Female Identity in Prewar Japanese Literature and Culture. Stanford, 2010. P. 125.
М. Судзуки полагает, что «а-хум» ("A-hum", санскр.) - первая и последняя буквы санскрита (SuzukiM. Becoming Modern Woman... P. 125).
222
Райтё, Ёсано Акико. Отец Атака-сан проповедует западные идеи просвещения в Японии, в частности, он увлечен пуританскими идеями писателя и мыслителя Сэмюэля Смайлса (1812-1904)18. Но окружающие японцы не разделяли аскетизма и самоограничения в быту, которое рьяно защищает герой, и сожгли его дом, а про дочь, Атака-сан, распустили слух, будто она помешанная или «дочь дьявола». В конце концов, отец Атака покидает Японию, но и в Америке его мечтам о процветании не удалось сбыться.
Атака-сан, как и ее отец, весь мир рассматривает сквозь призму западного образования, идей честной бедности, девичьей невинности до брака, но, поставленная в условия жизни в Японии, обращается и к восточным ценностям. Тем не менее, Запад уже стал опорой ее идентичности, о чем можно судить по тому, как она сама объясняет свое поведение: «Наши умы были взращены в период Мэйдзи, отталкиваясь от западной культуры, согласно которой все должно пониматься в ходе тонкого анализа и твердого восприятия», поэтому она кажется самой себе «обезьяной, упавшей с дерева»19.
Анализируя образ Атака-сан, ее метания в поисках себя, можно увидеть варианты проекций современных девушек, о которых рассуждают Окамото Каноко и Иппэй в «Разговоре о женщине нового времени». Их двойственность, двусмысленность заявлений и поступков, возможно, базируется на тех же положениях, которые двигают Атака-сан. Не обладающие способностями и желанием развиваться, они отказываются от борьбы за свои права, но, с другой стороны, эти женщины уже не удовлетворены пассивной ролью жены, матери в семье. Вот и подаются современные новые женщины в разные стороны - кто к девушкам мо-га, кто к вечно медитирующим учительницам Атака-сан.
С героиней же, Тёко, писательница связывает свое понимание понятия «новая женщина» в Японии. В финале романа героиня остается у океана с убогим Бункити, как женщина, сведшая воедино начала и концы своей жизни и жизни Бункити, как женщина, реализовавшая себя и в ипостаси матери, и ипостаси дочери одновременно. Таких героинь -«женщин-девочек», в японской литературе еще не было.
Обе героини - и Атака-сан, и Тёко сливаются с природой: первая уходит в горы и туман накрывает ее целиком, вторая погружается в морские волны. Окамото Каноко подчеркивает естественность подобного
В России произведения С. Смайлса многократно переиздавались, а главная книга Смайлса «Self-help» (в русском переводе «Самодеятельность») издавалась с 1866 до 1903 года деся1т9ь раз.
В этих словах Окамото Каноко обыгрывает японскую поговорку «И обезьяна падает с дерева» (русский аналог «И на старуху бывает проруха») о том, что и опытный человек может попасть впросак. Окамото Каноко. Сё:дзё: рутэн (Колесо жизни) // Окамото Каноко дзэнсю (Полное собрание сочинений Окамото Каноко). Токио, 1974-1978. Т. 6. С. 215
223
завершения их блужданий в жизни, тем самым связывая изображенные характеры с романтическими образами женщин, воспетых Хирацука Райтё и Ёсано Акико. Поиск идентичности, проделанный Окамото Кано-ко, привел к демонстрации сдвига интереса простых женщин от борьбы за права к образу «прожигательниц» жизни, к привычке пользоваться социальными достижениями и отказу от жертвенности. Писательница сожалеет об утере старых представлений феминисток десятых годов ХХ века и ищет «новую женщину» в иных условиях, поэтому в художественном произведении изображен идеал, но черты этого идеала позаимствованы у многих «новых женщин» и в японской традиционной мысли.
На улицах японских городов двадцатых годов ХХ века, среди потока модно одетых современных девушек, можно было встретить талантливую писательницу Тамура Тосико, самостоятельно зарабатывавшую на жизнь сочинением, и гордую поэтессу Окамото Каноко, открыто заявляющую о себе как самой красивой и великолепной женщине. Вместе с ними, в то же время, жили и работали лидеры феминистического движения Хирацука Райтё и Ёсано Акико. Все они по мере сил старались разрушить стереотипный образ традиционной японки - тихой, незаметной скромницы.
224
