РОЖДЕНИЕ ХОВАНЩИНЫ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

А.П. Богданов

РОЖДЕНИЕ ХОВАНЩИНЫ

В «Историческом обозрении» за 2020 г. мы рассмотрели формирование легенды о царевне Софьи и боярине И.М. Милославском как организаторах Московского восстания 1682 г. Столь же легендарный «заговор князей Хованских» был упомянут как явный пример пропаганды правительства Софьи (Богданов, 2020а). На самом деле это очевидно не всем. С одной стороны, всем понятно, что Извет о заговоре Хованских лжив и создан для их уничтожения. С другой стороны, многие историки отказываются верить, что Извет и связанные с ним обвинения против казненных князей, изложенные в правительственных документах и сочинениях современников, не имеют оснований: «не бывает дыма без огня». — Действительно, не бывает. Но возник ли «дым» от «огня» коварных замыслов Хованских или их замыслы выдуманы правительством царевны Софьи, деяния и планы которого являются единственным «огнем»? Вопрос о рождении и развитии версии о заговоре боярина князя Ивана Андреевича Хованского и его сыновей, Андрея и Ивана, как движущей силе возмущения надворной пехоты, требует расследования. Изучению формирования этой версии правительства Софьи, ее достоверности и значения в победе над Московским восстанием посвящена эта статья. Особое внимание уделено происхождению официальных источников о «заговоре Хованских», их текстологии и личностям людей, ответственных за их создание и распространение, начиная с Извета на князей Ивана и Андрея Хованских 2 сентября и кончая статьями о прощении стрельцов и солдат 3 октября 1682 г.

В Измайловском селе донос прибит,

Хованские на царство покусились.

- М.П. Мусоргский. Опера «Хованщина».

Все знают, что анонимный «доносец» на Хованских, по которому князья были казнены 17 сентября 1682 г., «мигом настрочил» неведомый подьячий под диктовку виднейшего сторонника царевны Софьи, думного дьяка Федора Леонтьевича Шаклови-того. Знаем мы об этом больше из незабываемой первой сцены оперы «Хованщина», чем из научной и художественной литературы. Но откуда об этом узнал М.П. Мусоргский, сочинивший, не без помощи ученых друзей, не только вечную музыку, но и либретто оперы?

Сам Извет на князей Хованских был в XIX в. не только хорошо известен ученым, но и авторитетно опубликован (ААЭ, 1836: 368-369; Восстание, 1976: 110-111). В нём, как и требует Шакловитый от подьячего в опере, нет ничего, что выдавало бы участие думного дьяка. Разумеется, Федор Леонтьевич был заинтересован в том, чтобы убрать князей Хованских с политической авансцены. Как были заинтересованы в этом царевна Софьи и вдовая царица Наталия Кирилловна Нарышкина, оберегавшие в селе Коломенском (а не Измайловском, как в опере) здоровье юных царей Ивана и Петра, трое князей Одоевских и В.В. Голицын, возглавлявшие правительство, вся Боярская дума и приказный аппарат, патриарх Иоаким с освященным собором архиереев и архимандритов, московское и даже уездное дворянство, да, пожалуй, и верхушка московского посада, и часть московских стрельцов и выборных солдат, не одобрявших «бун-товство» своих товарищей. В итоге оказалось, что Извет на Хованских и их казнь пошли на пользу большинству «надворной пехоты» и москвичей, позволив к концу осени 1682 г. мирным путем завершить восстание, потрясавшее столицу с апреля.

Так почему же в составлении Извета на Хованских М.П. Мусоргский, как и многие историки, подозревал Ф.Л. Шакловитого, а не означенных в тексте анонимных стрельцов и горожан или, например, боярина князя В.Ф. Одоевского, который первым открыто бросил вызов И.А. Хованскому, покусившемуся на интересы его дворцового ведомства? Вопрос этот, как увидим, имеет решение, но поиск решения открывает обстоятельства, знание которых много ценнее самого вопроса и ответа на него.

Боярин князь Иван Андреевич Хованский возглавлял Стрелецкий приказ — невеликое ведомство, управлявшее 20-ю тысячами стрельцов в 21 полку. По итогам военной реформы царя Федора Алексеевича они составляли всего 12 % русской армии, которую сделал на 4/5 состава регулярной прошлый глава этого и других военных приказов, знаменитый победитель поляков и С.Т. Разина боярин князь Ю.А. Долгоруков (Богданов, 2018б: 200-226). Правда, «честь» приказа среди аристократии была немалой. Прежде Хованского Стрелецкий приказ возглавляли влиятельные политические фигуры: бояре князья И.Б. Черкасский и Ф.И. Шереметев, бояре Б.И. Морозов и И.Д. Милославский (Богоявленский, 2006: 162-165). И не случайно.

Московские стрельцы были, вместе с двумя двухтысячными полками выборных солдат, квартировавших к 1682 г. на окраине Москвы в Бутырках, ударной силой русской армии; они хорошо показали свое значение в тяжкой войне с Османской империей (1673-1681). А главное — именно и только они служили в качестве внутренних войск, полиции и пожарной охраны в столице России. Вся охрана порядка и безопасности в Москве лежала на стрельцах.

Эта профессиональная корпорация, при полной поддержке выборных солдат и значительной части черного, податного населения Москвы, 15 мая 1682 г. восстала, убила своего главу Ю.А. Долгорукова и множество иных чиновников, объявила себя гарантом не только общественного, но и государственного порядка, добилась включения в свой состав выборных солдат, официального именования себя в июньской царской Жалованной грамоте1 надворной пехотой2 (вровень с дворянами, служившими в конном строю) и возведения на Красной площади памятника своей победе над «боярской наглой изменой»; памятник исследован (Богданов, 2019а: 122-138).

Экономических и социальных причин недовольства стрельцов, солдат и других профессиональных корпораций служилых по прибору, вроде ямщиков, а также немалой части посада, было много. Они показаны в монографии В.И. Буганова, внимательно изучившего весь ход Московского восстания 1682 г., с первых всполохов в последние месяцы царствования Федора Алексеевича до последних всплесков в конце года (Буга-нов, 1969: 11-362). Но сами восставшие объявили главной причиной своего выступления острую необходимость защитить государство от «изменников бояр и думных людей», которые убили доброго царя Федора и узурпировали власть: «завладели государством», посадив на престол малолетнего царя Петра вместо совершеннолетнего наследника, Ивана, чтобы бесконтрольно править страной, грабить и притеснять весь народ (Богданов, 1984а: 131-146). Восстановив права Ивана, восставшие не вернули всю власть подозрительным для них «верхам», но поместили своих выборных предста-

1 См. Жалованную грамоту царей Ивана и Петра московским стрельцам, солдатам, гостям, посадским людям и ямщикам, напечатанную в московской Верхней типографии в июне 1682 г. и разосланную по стране; она издана по «Созерцанию краткому» Сильвестра Медведева (Восстание, 1976: 40-46). Надворной пехотой московские стрельцы и солдаты действительно именуются в государственных документах лета и начала осени 1682 г.

2 Объединенные московские стрельцы и выборные солдаты, управление которыми было передано в Стрелецкий приказ. Согласно памяти из Стрелецкого приказа в Разрядный от 30 июня, московские стрельцы (без упоминания солдат) официально получили это имя царским указом от 23 июня 1682 г. (Восстание, 1976: 50-51).

вителей в Боярской думе и центральных ведомствах-приказах, в намерении осуществлять постоянный контроль за ними.

Эта версия восставших, детально изложенная в «Созерцании кратком» Сильвестра Медведева (Россия, 1990: 80-85), Летописце 1619-1691 гг. (ПСРЛ, 31, 1968: 187190) и других источниках, живо напоминала россиянам Смутное время, когда Семибоярщина, узурпировав власть в Москве после свержения царя Василия Шуйского, призвала на царство королевича Владислава и оградила себя от народа оружием поляков. Тогда «боярская наглая измена» подняла в стране Первое, а затем и Второе ополчение. Она привела к тому, что 17 апреля 1612 г. Совет всей земли в Ярославле провозгласил создание, на месте преданного боярами Московского государства, новой державы — Великой России, как объединения всех ее 75 уездов, всех вер и народностей, представлять которые должны уездные выборные. Земский собор выборных, избрав на царство Михаила Романова, контролировал страну с 1613 г. непрерывно 9 лет, три трехлетних созыва. Победу над изменниками-боярами в Москве 1612 г. мы сегодня празднуем 4 ноября, в День народного единства (Богданов, 2013). Памятник героям этой победы, Минину и Пожарскому, стоит вблизи места, где надворная пехота возвела, с санкции царей Ивана и Петра, памятник победе над боярской изменой 1682 г. Если бы не действия правительства царевны Софьи, важной частью которых был Извет и обвинение Хованских, День народного единства мог бы праздноваться 15 мая, в честь второго, после Минина и Пожарского, взятия Кремля патриотическими силами.

Летом 1682 г. господствующее сословие трепетало. Не все бояре и дворяне разбежались по своим поместьям, бросив государей и двор. Но и те, кто остался на посту, во главе с князьями Одоевскими и Голицыным, ощущали давление на свою власть. Государство признало победу восставших, Церковь им не противилась. После того, как 3-5 июля 1682 г. их представители не стали защищать архиереев от староверов, патриарх Иоаким со товарищи уяснили, что без стрелецкой охраны их власть и жизни висят на волоске. Они сами к этому шли, требуя у царя Федора «стрелецкий караул» вместо предлагаемых царем мер просвещения и убеждения подданных (Богданов, 2018б: 464466). «В верхах» не было героев, готовых умирать на защите никониан от староверов, с которыми даже царица Наталия Кирилловна заигрывала (Буганов. 1969: 221). Только просвещенная ученица Симеона Полоцкого царевна Софья Алексеевна вновь, как в разгар резни к Кремле 15-17 мая, открыто выступила за никониан от имени царской семьи, убедила и подкупила группу стрельцов, чтобы арестовать и казнить лидеров староверов.

Российское общество было потрясено, прежде всего, организованностью восставших. Не все знали, как они тщательно планировали в своих «кругах» важные действия, как четко избавились от начальников и их «ушников» и выбрали на полковых советах новое руководство, представителей во власть и агентов для распространения своих взглядов в народе. Это глубоко описали лишь несколько современников, среди них — первый ученый исследователь восстания Сильвестр Медведев, во второй половине 1680-х гг. включивший в свое «Созерцание краткое» 26 уникальных документов, предоставленных ему Шакловитым, фактическим министром внутренних дел царевны Софьи (Богданов, 1987). Но многие видели или слышали, как стрельцы и солдаты в полном вооружении, с пушками и развернутыми знаменами под полковую музыку вошли 15 мая 1682 г. в Кремль, который охраняли сами стрельцы. Многие, в том числе вне Москвы, узнали от стрелецких и солдатских агитаторов их версию причин и событий восстания. А в начале июня вся Россия удостоверилась из царской Жалованной грамоты, изданной в Верхней типографии Сильвестра Медведева и объявленной по городам и весям, что надворная пехота спасла государство от измены, приняла все меры к

защите порядка, пресекла пьянство и грабежи, словом — в полной мере является опорой Российского государства (Богданов, 1984а: 131-146).

Видный полководец времен Алексея Михайловича, более чем 60-летний князь И.А. Хованский возглавил Стрелецкий приказ 17 мая 1682 г., когда по Кремлю еще ручьями текла кровь порубленных «в мелочь» бояр и дворян (Богоявленский, 2006: 165). К нему же в Стрелецкий приказ поступили оба «московских выборных солдатских полка» (Восстание, 1976: 35). Что бы не говорили о его способностях впоследствии, князь при помощи двух сыновей, Андрея и Ивана, справился с поддержанием порядка в столице, отговаривая «надворную пехоту» от новых выступлений и представляя требования восставших к правительству в законной форме прошений через судью приказа, а не в виде требований с угрозами.

Отчасти благодаря доверию к Хованскому стрельцы и солдаты позволили царевне Софье 20 августа 1682 г. вывезти из Москвы в Коломенское обоих царей1. Уже 23 числа выборные из всех полков «надворной пехоты» попытались царей вернуть (Восстание, 1976: 79). Но у них ничего не вышло. Ближняя охрана царской семьи в походе состояла из дворян (стольников и жильцов), внешняя, явившаяся по требованию двора чуть позже — из стрельцов элитного Стремянного полка, новых командиров которого (старые были побиты в конце апреля и мае) царевна Софья усиленно прикармливала еще со времен бунта староверов в июле.

Отъездом двора из Москвы задача лишить восставших возможности говорить со страной от имени царей Ивана и Петра была решена. Но прежде, чем 2 сентября 1682 г. броситься «странным путем» в бега (Восстание, 1976: 264), собирая к себе из Москвы и поместий Государев двор и служилых иноземцев (там же: 139-143, 138-139, 154-155, 82-84), рассылая общую окружную (там же: 113-117) и частные грамоты о сборе дворянского ополчения и формируя вокруг столицы целую армию (там же: 266, 1 61-163, 188-189), следовало отнять у восставших даже видимость легитимности и расколоть их ряды. Этой цели и послужил Извет на князей Хованских, поутру 2 сентября обнаруженный командиром Стремянного полка, стольником и надворной пехоты полковником Акинфеем Даниловым2 на воротах царского двора в селе Коломенском.

Так сообщает об обнаружении Извета подробная преамбула к его тексту3 в «Созерцании кратком» Сильвестра Медведева по списку Оболенского конца XVII в. (РГА-ДА. Ф. 179. Комиссия печатания государственных грамот и договоров при МГАМИД. № 205). Это единственная рукопись, которую археографы полагали аутентичной для издания как Извета, так и еще 25-ти важнейших документов о событиях 1682 г. в Москве (Богданов, 1987: 122-123). Впрочем, вся составленная Медведевым «книга летописная» из Нового летописца особой редакции и «Созерцания краткого», о которой

1 Буганов, 1969: 262 (со ссылкой на «неопубликованные разрядные записи»). Дата 20 августа значится в записях Разрядного приказа за 20 августа — 3 октября 1682 г. (Восстание, 1976: 79). Но в разрядных записях за 27 апреля — 25 октября с росписью личного состава бывших при царях чинов Государева двора указано начало похода 30 августа (там же: 262). Буганов счел верным 20-е число, основываясь на знании всех разрядных записей о созыве в Коломенское придворных, их приездах, назначениях и пожалованиях, а также действий восставших. Видимо, 30-м была датирована лишь роспись чинов в царском походе.

2 Акинфий Иванович Данилов получил полк 25 мая 1682 г. от П.А. Лутохина, которому стрельцы выразили недоверие, хотя тот только 1 мая стал полковником вместо арестованного по требованию стрельцов Н. Колобова. 10 июля 500 стрельцов полков Данилова и Н.Д. Глебова взыскали с бывшего стрелецкого головы И.А. Мешеринова за его прежние налоги и взятки 1245 р. Но с сентября по ноябрь полк Данилова исправно охранял царей, а в декабре вместе с полком И.Е. Цыклера разоружил забунтовавший вдруг полк П. Бохина (Буганов, 1969: 117, 185, 315).

3 Преамбула к Извету в «Созерцании» отсутствует в других источниках: «И сентевриа месяца в 2 день на него, князь Ивана, в его измене в Коломенском селе на их, великих государей, дворе у передних ворот на воротном щите прилеплено объявилося письмо. Его же взяв, надворные пехоты стольник и полковник Акинфей Данилов им, великим государем, объявил. Писано же сице» (Россия, 1990: 127).

он говорил на допросах в 1689 г. (Розыскные дела, IV, 1893: 617, 630, 637, 677), приглянулась публикаторам.

Тщательно переписанная группой писцов на одном запасе качественной бумаги рукопись Оболенского (Жарков, 1974) содержала прекрасно отредактированные тексты. Это неудивительно. Сильвестр Медведев был не только выдающимся ученым историком (Богданов, 2020б: 263-364), критическим богословом (Богданов, 2018а: 344380) и библиографом (Ундольский, 1846), но еще и высокопрофессиональным справщиком (ответственным редактором) государева Печатного двора; он несколько лет руководил, готовя все тексты к печати, личным издательством царя Федора Алексеевича — Верхней типографией (Богданов, 1988а).

Отличную Медведевскую редакцию «Нового летописца» князь М.А. Оболенский счел лучшей и первоначальной, а потому, по собственному признанию, просто оторвал ее от «Созерцания», разделив «книгу летописную» на два кодекса (Оболенский, 1853: III). Первый он издал сам, а второй, с «Созерцанием кратким», как кладезь уникальных документов попал в Комиссию печатания государственных грамот и договоров при Московском Главном архиве Министерства иностранных дел. С того времени, с середины XIX до конца XX в., издатели воспринимали «Созерцание» по списку Оболенского как богатое собрание точно переданных документов, хотя в действительности это ученая монография, одна из первых в России, имеющая к тому же несколько списков и редакций (Богданов, 1983).

«Книгу летописную» Медведев, по его признанию на следствии 1689 г., составлял в сотрудничестве с думным дьяком Шакловитым, который в 1688 г. стал думным дворянином, а в 1689 г. окольничим и наместником вяземским — прекрасная карьера для незнатного дворянина, начинавшего карьеру в 1660-х (Демидова, 1987: 60) с должности подьячего приказа Тайных дел (Галанов, 1995: 155-159), в которой начинал и Медведев. Прекрасная, но не удивительная. Вышедшие из таких же мелких дворян фавориты царя Алексея Михайловича, А.Л. Ордин-Нашокин и А.С. Матвеев, стали боярами и канцлерами.

Допустим, это были высокого полета политики, иным не в пример. Но в том же Разрядном приказе, где служил Шакловитый, безвестный в политике кашинский сын боярский (низший дворянский чин) Иван Афанасьевич Гавренев враз, без службы в дьяках, стал думным дьяком (1630), а затем думным дворянином (1650) и окольничим (1654); женился он на княжне Волконской, а дочь выдал за присоединителя Малороссии боярина В.Б. Шереметева. Он получал денежный оклад в пять (!) боярских, и ушел с руководства приказа лишь по личному прошению (1661), перед смертью в 1662 г. (Богоявленский, 2006: 146-147, 229; Веселовский, 1975: 113). Вообще для хорошего администратора или военного из незнатных дворян (примеры — А.А. Шепелев, В.А. Змеев, М.О. Кровков), получить думный и даже окольнический чин до Петра было едва ли труднее, чем стать действительным тайным советником, генералом или адмиралом при Петре.

Важно сказать, что возвышение Шакловитого на административной службе было вполне заслуженным1. Он хорошо показал себя в Разрядном приказе — центральном военном ведомстве России, обеспечивавшем кадровый состав, деятельность и документооборот Государева двора. С 8 марта 1676 г. (Богоявленский, 2006: 148) до 8 мая 1682 г. (Восстание, 1976: 16) Шакловитый отмечен там как дьяк. Чин думного дьяка, разом

1 Равно как и продвижение на ученом поприще такого же провинциального дворянина Медведева, от подьячего до преемника придворного поэта и литератора Симеона Полоцкого, настоятеля Заиконоспас-ского монастыря, руководителя царской Верхней типографии и Славяно-латинского училища.

ставящий его над четырьмя ступенями московского дворянского списка1, он получил в обстоятельствах экстренных и крайне опасных.

В августе 1682 г. Федор Леонтьевич отправился в поход с царевной Софьей и царской семьей. Причем прибыл для обеспечения Двора в Коломенское не 20 августа, как все; он был там уже 2 августа, сражаясь за отсутствующие подводы и ловя на службу разбежавшихся из столицы и попрятавшихся дворян (Восстание, 1976: 73)2. Ситуация в государстве была настолько угрожающей, что «не видать» было назначенных в поход стольников, стряпчих и начальных людей; да и многих важных документов в Разряде было «не сыскано»3. Причем все приходилось делать тайно: вывоз царей из Москвы тщательно готовился, но надворной пехоте и Хованским был неведом до момента, когда он свершился.

Почему в столь важный поход взяли не старого опытного думного разрядного дьяка В.Г. Семенова, а сравнительно молодого дьяка Шакловитого, ясно из кипы дел Приказного стола Разряда за конец лета и осень 1682 г. (РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Оп. 6-6а, 13: книги и столбцы Приказного стола). Работоспособность Федора Леонтьевича была феноменальной, а его умение справляться с делами при острой нехватке людей и документов — поразительно. Там, где другие, в том числе оставшийся в столице разрядный дьяк П.П. Оловянников, в растерянности разводили руками, Ша-кловитый без жалоб и причитаний находил решения. Он четко решал все организационные вопросы, выполняя приказы царевны Софьи и князя В.В. Голицына.

Через 2 дня после прибытия Государева двора в Коломенское, 22 августа 1682 г. Шакловитый был впервые упомянут в документах как думный дьяк (Богоявленский, 2006: 148)4. Напрашиваться на это пожалование ему не было нужды. Разрядный приказ, в отличие от других центральных ведомств, управлялся думными дьяками. Это кажется странным для первого по «чести» приказа, правление которым поставило бы боярина-судью Разряда над всеми боярами. Но управлявшие страной 17 аристократических родов не желали такого возвышения одного из них, предпочитая нейтральный арбитраж своих местнических споров. А главное — приказ был личной канцелярией царей. Он официально стоял над иными приказами (кроме, может быть, Посольского5, которым с

1 Думные дьяки писались в боярских книгах, списках и иных разрядных документах выше стольников, дьяки — под стольниками, стряпчими, дворянами московскими и жильцами. При этом чин стольника обычно был высшим для дворянина не аристократического происхождения. На военной службе после реформы царя Федора Алексеевича стольник примерно соответствовал полковнику, думный дворянин — полному генералу. Думный дьяк был где-то на уровне генерал-майора.

2 Возможно, в связи с началом бурной деятельности Шакловитого в селе Коломенском составитель Ма-зуринского летописца Исидор Сназин датировал выступление туда из Москвы царей 4 августа (ПСРЛ, 31, 1968: 177).

3 См. письма к Шакловитому оставшегося в Москве дьяка Разрядного приказа П.Ф. Оловянникова с 3 августа до 6 сентября 1682 г. (Восстание, 1976: 73-79).

4 Веселовский подтвердил этот чин документом на 27 августа (Веселовский, 1975: 571). Припись Шакловитого на документе в качестве думного дьяка мы видим 4 сентября (Восстание, 1976: 113).

5 Посольский приказ тоже большую часть времени управлялся думными дьяками, как царская канцелярия. Однако в конце царствования Алексей Михайлович доверил его талантливым фаворитам из лиц, лично возвышенных им из мелких дворян в бояре: сначала А.Л. Орлину-Нащокину, затем А. С. Матвееву. Они стали и хранителями царских печатей, канцлерами. Федор Алексеевич вернул приказ думным дьякам, за исключением краткого (с 21 декабря 1680 до 6 мая 1681) канцлерства боярина В.С. Волынского, знаменитого лишь тем, что его жена имела самую модную при дворе портняжную мастерскую и сумела «поправить» этим чином неважный послужной список мужа. Лишь после смерти царя Федора и страшной резни в Кремле 15 мая 1683 г., когда думный посольский дьяк Л.И. Иванов был убит восставшими, приказ возглавил боярин князь В.В. Голицын, а в думные дьяки был пожалован его верный товарищ Е.И. Украинцев (Белокуров, 1906). При всей «чести» этого назначения Голицына надо отметить, что внешнеполитическая ситуация была критической. Продолжение восстания в Москве настолько явно грозило войной с Речью Посполитой и Крымом, что даже в критический момент, став в сентябре дворовым вое-

17 мая 1682 г. управляли боярин князь В.В. Голицын и думный дьяк Е.И. Украинцев1). Царь Федор Алексеевич закрепил это положение, повелев писать из Разряда в другие приказы и центры военных округов - воеводские приказные избы - указы (распоряжения), а не памяти. Разрядные указы должны были идти за приписью думного дьяка, которым и назначили в походе Шакловитого. Впрочем, многие рассылавшиеся им по стране указы шли царским именем, иначе восставшие в Москве могли перебить их, заставив думного дьяка В.Г. Семенова скреплять их тексты.

Новоиспеченный думный дьяк Шакловитый внес неоценимый вклад в серию операций правительства Софьи и Голицына, которые к ноябрю 1682 г. привели к полному утишению восстания и возвращению двух царей в Москву. Первой его задачей была подготовка и осуществление выезда царей в село Коломенское и сбор там чинов Государева двора и служилых иноземцев, эвакуация их из Москвы, но отчасти и розыск по деревням. К 2 сентября эта задача была решена настолько, насколько удалось сделать без шума и официального объявления. Теперь нужно было заставить всё это собрание, не разбегаясь, ускользнуть из пределов досягаемости восставших в селе Коломенском и, не выдавая своей цели, запутать следы царей, направляющихся на самом деле за крепкие стены Троице-Сергиева монастыря.

Когда всё было готово к бегству, операция вступила во вторую стадию: на воротах царского двора в Коломенском появился Извет на Хованских. Конечно, 2 сентября 1682 г. по селу не разнесся клич «Хованские на царство покусились»! Для широкого оглашения Извета еще не пришло время. Но оба царя, осторожная царица Наталия Кирилловна, пугливая юная вдова Федора Алексеевича царица Марфа Матвеевна и виднейшие бояре были впечатлены. В тот же день весь царский двор двинулся из Коломенского в село Воробьево, достигнув его засветло. Движение было подготовлено, а значит и Извет появился на воротах строго по плану.

Подготовка выдвижения в Коломенское заняла у Шакловитого 18 дней, со 2 до 20 августа, а похода из Коломенского — 12 дней. Тонким местом всегда были подводы под шатры и иное имущество. Только царская семья жила во время регулярных летних походов в палатах дворцовых сел, немногие знатные люди расселялись по избам, а большинство стояло в палаточном лагере. В шатрах, даже при наличии дворцов, жили, бывало, и сами цари (Топычканов, 2013). Этот лагерь надо было сворачивать, разворачивать и перевозить, требовались лошади, телеги и возницы.

Бежать из Коломенского без подготовки двор просто не мог. В ночь с 7 на 8 августа 1689 г. Петру в Преображенском сказали, что в Москве собираются на него стрельцы, о чем есть извет (на сей раз в заговоре на жизнь царя обвинили Шакловито-го). Царь ускакал в лес в одной рубахе и без сапог, а стрельцы шли за ним пешими до самого Троице-Сергиева монастыря. Мать Петра царица Наталия Кирилловна Нарышкина и ее окружение знали, конечно, о необходимости сняться с места. — Их агенты и устроили «сполох» среди стрельцов, собирая их в Кремль с помощью раздачи «по рублю денег в бумажке»2. Но чтобы выступить вслед за Петром и присоединиться к нему в Троице, его матери и жене потребовались чуть не сутки, а их двору еще больше.

водой, князь не мог взять из западных и южных военных округов ни одного полка. Лишь огромными усилиями и благодаря таланту канцлер и главнокомандующий смог к ноябрю решить внешне- и внутриполитические проблемы без заметных потерь.

1 О назначениях приказных судей и думных дьяков 17 мая 1682 г., в т.ч. И.А. Хованского в Стрелецкий, а его сына Андрея в Судный, см. в Записной книге Разрядного приказа 27 апреля - 25 мая 1682 г.: Восстание, 1976: 18.

2 За это провокаторы было вознаграждены, а их товарищи-стрельцы, сосланные в Азов и возмутившиеся такой несправедливостью, наказаны. См. документальные свидетельства: Второв, Александров-Дольник, 1850: 80-91.

О качестве подготовки к походу в 1682 г., а значит и к получению его спускового механизма, Извета на Хованских, свидетельствует легкость дальнейшего передвижения царей. 4 сентября двор, по разрядным записям, вышел из Воробьева и прибыл в село Павловское. 6 сентября перешли из Павловского в Звенигородский Савво-Сторожевский монастырь, где в этот и последующие дни цари молились. 10 сентября двор вернулся в село Павловское, 12 сентября пришел в Хлябово, а 13 сентября из Хля-бово в Воздвиженское (Восстание, 1976: 80-81, 264).

Все это время об Извете на Хованских не объявляли, хотя кружная грамота о сборе ратных людей, разосланная из Савво-Сторожевского монастыря (т.е. с 6 до 10 сентября) обвиняла старшего князя в причастности к организации Московского восстания. Ее мы рассмотрим ниже, а здесь отметим, что Хованские в Москве уже в это время знали об обвинениях со стороны правительства. Пока двор метался «странным путем», И.А. Хованский готовил ответный удар, арестовав холопов В.В. Голицына на его московском дворе и допрашивая их с пристрастием. На главу правительства царевны Софьи явно хотели состряпать дело об измене. Однако 11 сентября 1682 г. Хованским был послан царский указ передать этих людей, «и их привод и роспросные речи» из приказа Надворной пехоты в Сибирский приказ, лояльным Голицыну судьям1.

Оторвавшись от возможного преследования надворной пехотой, В.В. Голицын, который уже в своей июльской переписке с Е.И. Украинцевым постоянно ссылался на распоряжения царевны Софьи (Восстание, 1976: 60-69), 14 сентября перешел к третьей стадии операции. К царям в Воздвиженское были официально вызваны чины Государева двора, из Москвы и деревень, где многие из них затаились. Предлогом для срочной явки всей знати и московских дворян до жильцов включительно к рассвету 18 сентября была встреча малороссийского гетмана И.С. Самойловича. Грамоты о сборе были направлены как князю И.А. Хованскому и другим боярам, оставленным для управления в Москве, так и боярам, окольничим и думным дворянам персонально, каждому в Москву или поместье, «где он ныне»2.

Составить списки Разряду было легко: личным составом двора приказ занимался ежедневно. А вот выяснить местонахождение дворян, разбежавшихся и попрятавшихся во время восстания и господства в столице надворной пехоты — чрезвычайно трудно. Однако Шакловитый сделал это. Из составленных его ведомством списков мы узнаем, кого не было с царями, Софьей и Голицыным на первых стадиях операции: их, следовательно, нельзя подозревать в составлении ее плана и, в частности, Извета.

В походе, точнее, в бегстве «странным путем» с царями и их родней, с царевной Софьей, В.В. Голицынам и Ф.Л. Шакловитым, не было большинства видных бояр Думы. Отсутствовали бояре князья В.Ф. Куракин, Н.И. и Я.Н. Одоевские, Ю.И., Ф.Г., М.Г. и А.Г. Ромодановские, М.А. и М.Я. Черкасские, Ю.Н. и И.П. Борятинские, В.Д. Долгоруков, А.И. Голицын, П.С. и Ф.С. Урусовы, В.П. Прозоровский, К.О. Щербатов. В нетях были бояре П.В. Большой и Меньшой Шереметевы, П.М. и А.П. Салтыковы, И.Ф. и М.К. Стрешневы, И.Б. Хитрово, М.П. Головин, В.С. Волынский, А.С. Шеин, М.Л. Плещеев, Г.Н. Собакин и А.П. Салтыков. Не было множества окольничих и думных дворян, в том числе двух виднейших строителей русской регулярной армии: окольничего В.А. Змеева и думного генерала А.А. Шепелева.

Все люди, которым 14 сентября отправили вызывные грамоты, были знамениты своими заслугами; даже самый на вид никчемный из них, В.С. Волынский, несколько месяцев возглавлял Посольский приказ. Многие были прославленными военачальни-

1 Челобитная В.В. Голицына и указ: Восстание, 1976: 119-120, 124-124. Сибирским приказом ведали боярин князь И.Б. Репнин и окольничий И.И. Чаадаев (Богоявленский, 2006: 159).

2 Вызывные грамоты 14 сентября: Восстание, 1976: 81-84. Список приехавших в поход по этим грамотам: Там же: 264-265.

ками, как Ромодановские, Черкасские, Шеин и Шереметев. Многие — выдающимися государственными деятелями, как Куракин и Одоевские, или администраторами, как Хитрово. Они не могли не понимать, что «двоевластие», как метко окрестил ситуацию в Москве летом 1682 г. В.И. Буганов, гибельно для всей их родовой системы власти.

Надворная пехота, выборные представители которой уже втиснулись в государственную власть де факто, представляла интересы не вотчинников и помещиков, но служивых людей по прибору из горожан (стрельцы) и вольных государственных крестьян (выборные солдаты). По сути, это была социальная революция, движущая сила которой, при всех недостатках в идейном плане, была прекрасно организована. Впоследствии Петру I придется с немалым трудом сделать то, что Софья не сможет — полностью ликвидировать созданную в XVI-XVII вв. пехоту как служилое сословие, заменив ее армией из крестьян-рекрутов под началом дворян. А пока значительная часть властвующего сословия пребывала в шоке.

Конечно, часть вызванных в поход 14 сентября бояр и дворян продолжала летом честно нести государственную службу на московском царском дворе и в приказах. Например, Я.Н. Одоевский в Казанском приказе боролся с набегом калмыков и бунтом башкир при безвластии в Москве и невозможности послать в бой стрельцов; Н.И. Одоевский обеспечивал бюджет страны в приказах Большой казны и Большого прихода; М.П. Головин вел сыск злодеев в Земском приказе, а П.В. Большой Шереметев руководил мастерами и живописцами Оружейный, Золотой и Серебряной палат. Но долгу следовали далеко не все. Даже всегда ответственный боярин князь Ф.Ф. Куракин, который должен был возглавлять правительство, остающееся в Москве в отсутствие царей, скрывался в своей вотчине, откуда его вызывали без особой надежды на успех1.

Изначально поддерживали Софью в походе и не получили вызывных грамот 14 сентября несколько человек, легко вычисляемых путем исключения вызванных. Кроме В.В. Голицына и Ф.Л. Шакловитого, это знатнейшие бояре: князья В.Ф. Одоевский, возглавлявший приказы Большого дворца, Дворцовый судный и Аптекарский, И.Б. Троекуров (Поместный), М.И. Лыков (он стал воеводой-товарищем В.В. Голицына), а также Б.В. Бутурлин (Владимирский судный приказ). Не мог двор в походе обойтись без опытного конюшего боярина И.Т. Кондырева, ведавшего царскими лошадьми, и руководителя Царицыной мастерской палаты (белье и одежда) окольничего Ф.П. Со-ковнина: человека настолько важного при дворе, что разрядные записи за 30 августа 1682 г. поместили его в список бояр. С Софьей были окольничие: казначей С.Ф. Толо-чанов (Казенный приказ), М.С. Пушкин (Сыскной), И.С. Хотетовский (Владимирский судный), И.Ф. Волынский (Сыскной, захваченный И.А. и А.И. Хованскими 21 августа) и И.Ф. Бутурлин (Ямской), а также думный дворянин А.И. Ржевский (товарищ Н.И. Одоевского в Большой казне и Большом приходе)2.

1 О его назначении 17 сентября и вызывной грамоте: Восстание, 1976: 86, 134. «До ево боярского приезду» правительство сразу послало на эту должность в Москву его «товарища» М.П. Головина. На вторую вызывную грамоту, от 24 сентября, с указом быть в Москве «тотчас», Куракин отписался, что поехал в Москву из села Румянино Дедиловского уезда 26-го, но «дорогою, государи, топи и грязи великие и ехать наскоро невозможно» (Там же: 154-155, 164). Он доложил о прибытии в столицу лишь 2 октября (Там же: 180-181). За это время можно было приехать в Москву из Сибири. Чтобы выдернуть Куракина из поместий, 2 октября ему был послан указ ехать в Троицу, а на Москве управлять Головину (Там же: 179). За один день старый боярин успел получить известие об этом указе в деревне и, сделав вид, что его не получил, примчаться в столицу, чтобы не уступать должность.

2 Список лиц, бывших с самого начала в Коломенском походе, уточняют записи Разрядного приказа за 27 апреля — 25 октября 1682 г. В записи от 30 августа (эта дата составления росписи личного состава сочтена днем выхода царей в поход), кроме названных нами, обозначены бояре И.М. и М.Б. Милославские (родственники по матери царя Ивана), П.И. и Б.И. Прозоровские, Р.М. Стрешнев, С.А. Хованский, Б.Г. Юшков. С двором были, конечно, кравчие и постельничие: царя Ивана А.П. Прозоровский и К.И. Самарин, царя Петра Б.А. Голицын и И.С. Головкин. Были также окольничие: верный слуга царицы Наталии

Ржевский, судя по его видной роли в дальнейших событиях, помогал Софье, Голицыну, Шакловитому и Василию Федоровичу Одоевскому составлять план победы над Московским восстанием. В.Ф. Одоевский входил в этот ближний круг несомненно. Разрыв царского двора с Хованским, о котором мы расскажем ниже — его рук дело. Именно его род уже в мае 1682 г. составлял вместе с В.В. Голицыным новое правительство, признавая лидерство царевны Софьи. Во второй половине сентября в бунтующей Москве распространился слух, «что будто их, надворную пехоту, бояря Одоевские и Голицыны хотят со многим собранием рубить»1. За исключением узких специалистов, без которых двор в походе не имел бы денег, сменной одежды и белья, лошадей, подвод и возниц (Толочанов, Кондырев, Соковнин, И.Ф. Бутурлин, Чаплыгин), в совет царевны Софьи с В.В. Голицыным и В.Ф. Одоевским, который документально обслуживал Шакловитый, мы должны включить помощников Голицына в военных делах: Лыкова и Ржевского, И.Б. Троекурова, Б.В. Бутурлина, М.С. Пушкина, И.С. Хотетовского и И.Ф. Волынского. Не исключено, что советы в заговоре с целью спасения Российского феодального государства могли давать также возглавлявший Ямской приказ И.Ф. Бутурлин и казначей С.Ф. Толочанов.

Без этих опытных политиков и администраторов Софье и Голицыну было бы невозможно начать борьбу против восставших. Никто из них не пошел бы на авантюру объявления войны двоевластию в столице, которое из знати устраивало разве что князей Хованских (если оно их устраивало), не понимая далеко идущего плана действий, каждый акт которых выглядел неожиданным, но был тщательно подготовлен. Одоевские, род которых давно и заслуженно первенствовал в Боярской думе, просто отказались бы остаться на вторых ролях, не участвуя в обсуждении деталей плана. Похоже, что список первых лиц в царском походе августа 1682 г. и есть состав людей, утвердивших и Извет, и дальнейшие меры возврата старой власти. Удивительно ли, что именно они, с несколькими боярами, остававшимися до 14 сентября на важной работе в Москве, во главе с канцлером и дворовым воеводой В.В. Голицыным составят костяк правительства царевны Софьи до ее свержения в конце августа 1689 г.?!

17 сентября наступила четвертая, неожиданная даже для большинства знати часть операции умиротворения Москвы. Сама по себе она выглядела, да и была на деле, столь же нелепа, как содержание Извета на Хованских, которые хотели де учинить государственный, социальный и религиозный переворот, истребив царей, царицу Наталью и царевну Софью, знатнейших бояр, патриарха и архиереев, подняв посадских людей на воевод и приказных, а крестьян на бояр и их холопов. На одной из царевен Андрею Хованскому жениться, а остальных постричь и сослать в дальние монастыри. В условиях такой гражданской войны, больше напоминающей восстание С.Т. Разина, чем памятную в то время всей знати революцию в Англии, следовало выбрать старшего Хованского на царство, а патриарха и церковные власти избрать «народом» из староверов.

Все эти нелепицы бояре Иван Андреевич Хованский и его сын Андрей, возглавлявший Сыскной и Судный приказы, якобы говорили девяти представителям надворной пехоты и пяти посадским, дав каждому враз по 200 руб. за содействие в таком плане. Раздав за участие в таком плане по четыре годовых жалования боярина на чело-

Кирилловны и Петра Т.Н. Стрешнев, В.С. Нарбеков, М.П. Измайлов (он с двумя помощниками служил в походе «для заимки станов», а в конце 1682 г. стал товарищем боярина П.В. Меньшого Шереметева в Московском судном приказе) и А.П. Соковнин, наконец, укладничий И.П. Чаплыгин. Двор сопровождали четыре десятка комнатных и три десятка походных стольников, а также 9 стряпчих, московский дворянин и дьяк (Восстание, 1976: 262-264).

1 Так писали в челобитной от всех полков надворной пехоты, московских пушкарей и гранатчиков, поданной царям через патриарха Иоакима и вошедшей в «статьи» о прощении восставших от 3 октября, приведенные в наиболее полных разрядных записях за 20 августа — 3 октября 1682 г. (Восстание, 1976: 191).

века, а всем — годовое содержание Боярской думы, Хованские вдобавок пообещали возвести стрельцов в «ближние чины» (т.е. не ниже комнатного стольника), а посадских пожаловать «гостиным именем» и разрешить им «торговать вовеки безпошлин-но».

Получив якобы такие суммы и обещания, трое из 14-ти посвященных в заговор людей поспешили на Хованских донести. - Удивляет, почему не все, ведь русские князья и знатнейшие бояре, примеряющие на себя объединенный образ Степана Разина и Оливера Кромвеля, должны были ужаснуть каждого. По замыслу составителя Извета, планы Хованских должны были представляться не разумными и хотя бы умеренно достоверными, а дьявольскими, немыслимо ужасающими, при этом изложенными заговорщикам не в пьяном угаре, но со всей серьезностью. Ведь именно Извету предстояло стать фундаментом обширного плана правительственной пропаганды и действий против восстания.

Мы обратились к содержанию Извета именно здесь потому, что эта карта, сработавшая 2 сентября скрытно, теперь должна была лечь на стол. Хорошо подготовленные действия правительства царевны Софьи соответствовали как безумным планам Хованских, описанным в Извете, так и безмерным наградам, якобы выплаченным и обещанным князьями своим помощникам. Извет на Хованских не был обычным доносом, на которых основывался в XVII в. политический сыск в России. Изветы давали поводы для расследований, а Извет на Хованских был сразу написан как смертный приговор и одновременно как миф, призванный заменить собой реальные события Московского восстания.

Мастерство составителя Извета и понимание им тонкостей плана действий правительства заставляют думать: а не был ли известный нам текст Извета переписан к 17 сентября? Но оснований для такого вывода, кроме надуманных сомнений в высочайшем уровне политической прозорливости составителя Извета ко 2 сентября, у нас нет. В конце концов, и 2-го числа, чтобы сдвинуть с места чутко оберегавшую Петра царицу Наталию, изложенные в Извете угрозы должны были оказаться чрезвычайными и смертоносными. Такими же стали и события 17 сентября, описанные в разрядных записях за 20 августа — 3 октября 1682 г. (Восстание, 1976: 85-86).

17 сентября заранее сформированный из стольников, стряпчих и жильцов с их военными холопами отряд боярина князя М.И. Лыкова напал на князя И.А. Хованского, ехавшего с пышной свитой к Воздвиженскому. Старший князь был схвачен, но его младшему сыну Ивану, бывшему тогда при дворе, удалось бежать, без дорог, лесами и болотами, в Москву. Главного дела, однако, Лыков не провалил: более опасного старшего сына Хованского Андрея его люди, везущие крепко связанного князя Ивана Андреевича, взяли в его собственном поместье.

Тем временем в селе Воздвиженском цари Иван и Петр еще накануне приняли гетмана Самойловича, приезд которого послужил поводом для общего сбора двора, и начали праздновать день ангела своей сестры Софьи Алексеевны. Вечерняя литургия 16 сентября продолжилась 17-го в том же храме Воздвижения честнаго Креста службой в честь святых Веры, Надежды, Любви и матери их Софии. На службе стояли оба царя и весь с трудом собранный Государев двор в парадных облачениях. «А после божественные литургии в хоромех великая государыня благоверная царевна и великая княжна София Алексеевна изволила бояр, и околничих, и думных людей жаловать водкою».

Испив из царевниных рук (совсем понемногу, ведь чарки вмещали едва 50 грамм, а до крепости в 40 градусов русская водка дошла много позже), бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки получили от царей указ «всем» выйти за «передние ворота» царского двора в Воздвиженском. Там, у большой дороги, стояли скамьи,

на которых общество и расселось без всяких споров, по традиционным для каждого «местам». Сюда же по приказу царей привели плененных Лыковым князей Хованских, а Шакловитый огласил им приговор.

В свитке Приказного стола Разрядного приказа, рассказавшего нам об этих событиях (РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Оп. 13. Столбцы Приказного стола. Ч. 2. Стлб. 609. Л. 20-24), образовалась лакуна после слов в конце склейки 23: «Их великих государей указ князь Ивану и князь Андрею Хованским розрядной думной диак Федор Левонтьевич Шакловитой сказывал таков». Но каков неведомо, ибо далее нескольких склеек нет. Отсюда текст приговора Хованским, а если быть точным в определении вида документа, то сказки у смертной казни, изъял для Медведева сам Шакловитый. Мы читаем эту сказку в «Созерцании кратком», по которому «приговор Хованским» неизменно публикуется (СГГиД, 4, 1826: 459-463; ПСЗ-1, II, 1830: 464-467; Восстание, 1976: 130-133). На следующей склейке 24 констатирован результат операции: «И после той скаски князь Иван и князь Андрей Хованские кажнены смертью в селе Воздвиженском на площади у болшой московской дороги».

Медведев отлично передал разрядный текст сказки Хованским у смертной казни, не упустив содержавшейся в ней отсылки на Извет. Сказка, адресуюсь к старшему Хованскому, говорит: «Да в нынешнем во 191 -м году сентября в 2 числе в их великих государей походе в селе Коломенском на их великих государей дворе у передних ворот на щиту воротном объявилося на тебе прилеплено писмо, которое писмо писано выше сего. И то писмо ему чтено все». «Писано выше сего» не относится к «Созерцанию краткому»: Медведев действительно поместил Извет выше, но он нигде не вставлял своих ремарок в тексты документов.

«Писано выше сего» — стандартный канцелярский оборот XVII в., означающий именно то, что сказано. И действительно, выше в том же свитке, откуда изъята сказка Хованским у смертной казни, в конце склейки 21 читаем: «Да в нынешнем во 191 -м году сентября в 2-м числе во время бытия их, великих государей, в их государском походе в селе Коломенском, объявилось на их, великих государей, дворе у передних ворот на них, князь Ивана и князь Андрея, изветное писмо, а в писме пишет». Далее должен идти текст Извета, но его нет: на следующей склейке говорится о приговоре Хованским.

Куда делся пропавший из разрядного свитка Извет, вы уже догадались: он включен в «Созерцание» Сильвестра Медведева, по которому и публикуется со времени передачи этого сочинения по списку Оболенского в Комиссию печатания грамот и договоров, созданную канцлером Н.П. Румянцевым в 1811 г. (Очерк, 1877: 1-42).

Между тем запись о приговоре Хованским, идущая в разрядном свитке после отсутствующего Извета, настолько красноречива, что следует привести ее здесь целиком: «И великие государи цари и великие князи Иоан Алексеевич, Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцы, и сестра их, великих государей, великая государыня благоверная царевна и великая княжна София Алексеевна, слушав того писма (статей о винах Хованских и Извета. — А.Б.), указали и бояря приговорили князя Ивана Хованского и сына ево князь Андрея за то их воровство и за измену и на их, великих государей, здоровье, и на державу за злой умысл, и за подъискание над Московским государством, по подлинному розыску и за явным свидетелством и делам, которые они противностью своею чинили, и тому изветному писму согласно, казнить смертью».

Итак, царевна Софья, правившая страной из-за спин царей скрытно (хотя и общеизвестно), вынесла приговор Хованским, в том числе, своим именем. Формула «государи указали и бояре приговорили» означала одобрение приговора Боярской думой. Дума была собрана в Воздвиженском в достаточной мере: в полном составе она и в

Москве редко собиралась, часть думцев всегда была в отъезде на воеводствах, в полках и посольствах. Но, во-первых, среди думцев были и доброжелатели Хованских, во-вторых, далеко не все участвовали в составлении плана борьбы с восстанием, где казнь Хованских была важным этапом. Значит, не все должны были понимать необходимость политического убийства знатнейших лиц, возвращавшего Россию ко временам беззаконий Ивана Грозного и Бориса Годунова.

Не ангажированный думец, имевший, как и все высшие чины двора, судебный опыт, должен был заинтересоваться, по какому такому «подлинному розыску» установлена вина бояр Ивана Андреевича и его сына Андрея, представителей одного из 17-ти аристократических родов России. Этого розыскного дела нет, причем в документах нет никакого его следа, что при проведении реального розыска в принципе невозможно. Розыска не бывало без сыска, допросов, а то и пыток обвиняемых. В нём, начиная с задержания нужных лиц, участвовало множество людей, получавших приказы, деньги и ямские «прогоны», дававших отчеты, делавших записи и т.п. 1

Например, царица Наталия Кирилловна с ее бестрепетными приближенными казнила 11 октября 1689 г. окольничего Ф.Л. Шакловитого, обвиненного в подготовке покушения на Петра, с четко запротоколированным розыском, «речами» обвиняемого, сведениями о суде и приговором, а не только сказкой у смертной казни, как в деле Хованских (Розыскные дела, I, 1884). Аналогично, с солидным розыскным делом, начинающимся с поисков и поимки, и мотивированным, хотя и не правым, приговором, был 11 февраля 1691 г. главоотсечен Сильвестр Медведев; с немалым делом были сослан и князь В.В. Голицын с сыном (Розыскные дела, III, 1888; часть документов издана там же, IV, 1893). Для Хованских же разрядные записи пишут о приговоре — намного более знатным лицам — прежде сообщения об отправлении отряда Лыкова на их поимку2! Суд в XVII в. далеко не всегда был справедливым, но до таких высот неправосудия, как осуждение обвиняемого на смерть без него самого и его «речей», и ранее не взлетал, и позже не поднимался.

Для тех, кто думает о правосудии XVII в. совсем плохо, уточню, что серьезно в России относились именно к лишению жизни: всех вообще и знатных людей в первую очередь. В ссылку царь мог отправить боярина и именным указом. Тем не менее, дело о ссылке боярина князя В.В. Голицына с сыном, боярином Алексеем, 9 сентября 1689 г., составило солидную кипу документов, включавших и мотивированный приговор канцлеру, который организовал казнь Хованского с сыном без следствия и суда. Такая юридическая щепетильность, правда, не была характерна для правительства царицы Наталии Кирилловны Нарышкиной, ссылавшего лояльных царевне Софье бояр и без суда. Когда обеспокоенные ссылкой боярина Леонтия Романовича Неплюева бояре обратились за разъяснениями к тестю царя Петра боярину П.А. Лопухину, тот внес в золотой фонд российской юриспруденции афоризм: «Явной его, Леонтия, вины вы не ведаете, а тайной вины — и мы не ведаем!» (Розыскные дела, III, 1888: 189). Это было обычным делом: осенью 1682 г. правительство Софьи велело хватать, ссылать в Сибирь или «в дальние деревни» родственников казненных Хованских без всяких объяснений (Восстание, 1976: 148, 152-153, 173-174, 175-176, 182, 185). Арест и ссылка выражали царское недовольство боярином, а смертная казнь даже безвестного злодея требовала

1 Даже самый бесчестный политический суд, опирающийся на сыск вместо розыска, выносил решение при наличии записей показаний свидетелей и обвиняемых, по которым всех участников сыска можно установить. Примером судилища (над Нагими) на основе «повального обыска» явилось Углическое следственное дело о смерти царевича Дмитрия 1591 г.; в нашем исследовании собраны и другие примеры сыскных (а не розыскных) дел (Богданов, 2019б: 266-341).

2 После слов, что Хованских велено «казнить смертью», сказано: «И того ж числа» на их поимку из Воздвиженского послан князь М.И. Лыков (Восстание, 1976: 85).

утверждения в Москве, с соответствующим делом (Викторский, 1912; Гернет, 1913; Рожнов, 2008, 2009).

При казни Хованских не было ничего, даже приговора. Вместо его текста в разрядных записях приведена сказка у смертной казни: такие документы действительно повторяли основные положения приговора, но не заменяли его. А перед приведенной нами записью о приговоре его мотивация суммирована в двух пунктах (л. 21):

1. Царям Ивану и Петру «ведомо учинилось, что в прошлом по 190-м и нынешнем во 191-м году (то и другое — 1682 г., новый 7191 г. наступил 1 сентября, — А.Б.) боярин князь Иван Хованский, будучи в приказе Надворные пехоты, а сын ево боярин же князь Андрей в Судном приказе всякие дела делали без их, великих государей, указу (но как они и другие судьи могли вести себя иначе в условиях двоевластия, если не хотели быть порубленными надворной пехотой «в мелочь»? — А.Б ). И тою своею противностью и самоволством учинили им, великим государям, многое бесчестье, а государству всему великие убытки, и разоренье, и тягость болшую».

2. На Хованских 2 сентября был подан Извет. Никаких доводов в пользу его достоверности не приводилось. «Злохитрый твой вымысл на державу их, великих государей, и на их государское здоровье обличился» одним фактом появления Извета, говорилось старшему Хованскому в сказке у смертной казни.

В самой сказке 1 пункт подробно раскрыт. Явно во всевозможных своевольствах обвинялся И.А. Хованский. На деле содержание 12-ти из 15-ти статей обвинения1 снимало вину с восставших, уверяя, что двоевластия в Москве не было и воли служилых по прибору глава приказа Надворной пехоты не выполнял. Хованский якобы действовал по своим прихотям, желая «неправдою и лукавством» захватить власть в государстве.

Идея виновности Хованского и невиновности восставших проведена в этих 15-ти статьях четко. Первая из них гласит, что князь во главе Стрелецкого (так!) приказа «всякие дела делал по своим прихотям», без доклада государям, «и роздал многую их царскую денежную казну без их государского указу и докладу, кому и не довелося, и дачами теми ... казну истощил и выграбил, всему же государству тем учинил великое разорение и людем тягость».

Речь идет о раздаче жалования стрельцам, многолетняя недодача которого была одной из важных причин восстания. Их требованием было выдавать жалование сполна, без обычных вычетов, по реальным спискам личного состава полков (в которые они, правда, приняли новых людей), с возмещением недодачи прошлых лет, не взиманием штрафов на вдовах не дослуживших стрельцов и т.п. Не выполнить этих требований, расписанных по статьям в челобитной восставших до 6 июня 1682 г.2, в комплексе предлагаемых ими мер по борьбе с коррупцией чиновников, было нельзя. Эта обязанность легла на плечи И.А. Хованского, ответственного за сбор и распределение Стрелецких денег и Стрелецкого хлеба — единого прямого налога страны3. Более того, 6 июня 1682 г. цари Иван и Петр утвердили все эти требования восставших по пунктам в своей Жалованной грамоте московским стрельцам, солдатам, гостям, посадским людям и ямщикам, изданной в Верхней типографии и розданной по все полки и служилые

1 В «Созерцании» Медведева, по которому нам известен текст изъятой из разрядных записей сказки, обвинения на статьи не разбиты. Деление на абзацы в современных публикациях также не вполне следует содержанию статей: разделена надвое статья о сборе «подможных» денег с монастырей (Восстание, 1976: 130-133); дано еще более дробное деление (Россия, 1990: 135-140).

2 Челобитная московских стрельцов, солдат, гостей, посадских людей и ямщиков издана по списку в историческом сборнике середины XVIII в. БАН. 32.4.23. Л. 75-81 (Восстание, 1976: 36-39).

3 Суть налоговой реформы царя Федора Алексеевича 1679 г., вводившей подворное обложение, состояла в том, чтобы вместо многочисленных прямых налогов собирать один: Стрелецкие деньги и хлеб (Богданов, 2018б: 123-129).

корпорации столицы1. По уверению Сильвестра Медведева, «всю ту грамоту» поместили на памятнике в честь победы восстания, возведенном на Красной площади (Россия, 1990: 95.)2.

В этом случае Хованский точно действовал с санкции царей, причем он, как и все «верхи», по словам современников, просто боялся восставших: в своей грамоте дворянству, разосланной до казни Хованских, это признавало и правительство Софьи (Буганов, 1969: 236-244). Обвинительная статья не упоминает, что Хованский вышел в своих тратах за пределы Стрелецких денег и хлеба. Но недовольство боярина князя Н.И. Одоевского, судьи приказов Большой казны и Большого прихода, здесь очевидно.

Вторая из 15-ти статей смехотворна: Хованского обвиняют в том, что он «попустил» восставших ходить в царские палаты, как будто они сами не завоевали это право 15-17 мая, перед назначением князя главой Стрелецкого (затем Надворной пехоты) приказа. Да и как князь мог эти палаты защитить, если царские стольники из Москвы разбежались, а на охране стояли сами стрельцы?

Третья статья обвиняла князя в содержании за решетками и за приставами многих людей, на деле схваченных и доставленных в приказ Надворной пехоты восставшими. Это были и грабители, и нарушители распоряжения восставших о запрете спиртных напитков, и «ведомые» им лихоимцы разного чина и звания. Шакловитый, если не полностью составлявший, то объявлявший эти статьи, полагал, что Хованский должен был забрать их у восставших и отдать в другие судные приказы по социальной подсудности. Конечно, князь этого не мог, да и работали иные судные приказы плохо, в том числе подведомственные его сыну Андрею.

Четвертая статья обвиняла Хованского в бессудном «правеже» денег с лиц, обвиненных восставшими в лихоимстве. Стрельцы и солдаты довольно жестко взимали украденное за многие годы из их жалования бывшими начальниками, не взирая на чины и звания. А теперь оказалось, что это боярин лично многих «знатных людей отдал для правежу» по челобитным стрельцов и солдат, которые даже знать «били на правеже палками», «и тем многих людей обезчестил, изувечил и разорил»3.

Пятая статья посвящена даточным людям, взятым с монастырей и дворцовых волостей в стрельцы и солдаты. Обители и крестьянские общины обязаны были давать им «подможные деньги» по 25 р. человеку в год, «и того будет болши ста тысяч рублев». Якобы Хованский санкционировал правеж денег на монастырях «без их же, великих государей, указу, самовольством своим», а на дворцовых волостях — против прямого указа: Иван и Петр, «слушав о том докладныя выписки, указали и бояря приговорили тем даточным сказать, что им подъемныя деньги по указным статьям, каковы статьи которого выбору даточным в подможных деньгах были, даны сполна. А что мона-стырския даточныя сверх прежних подъемных денег имали деньги за правежем вновь, и о том великих государей указу не бывало».

Сильвестр Медведев датировал челобитную даточных из дворцовых волостей, поверстанных в стрелецкие полки, 16 августа (Россия, 1990: 123); но обители, судя по челобитной архимандрита Симонова монастыря Гавриила, были отягощены правежами денег и постоем отставных стрельцов раньше (Буганов, 1969: 247). В «Созерцании» из этой статьи обвинений сделана целая история о новом возмущении служилых в Москве

1 Жалованная грамота всегда публикуется по «Созерцанию» Сильвестра Медведева (Восстание, 1976: 40-46), который, по своему обыкновению, опустил в ней приписи думных дьяков: они сохранились в списке на столбце начала XVIII в. (ЛОИИ. Русская секция. Ф. 128. Коллекция Поливина. № 8).

2 Мы полагаем, что на 4-х таблицах «столпа» располагалась треть текста грамоты, передающая суть победы восставших; она ровно делится на 4 части (Богданов, 2019а: 125-128).

3 О последовательном и документально оформленном правеже восставшими денег на «начальных людях»: Буганов, 1969: 179-189, 246-247. Речь шла об огромных суммах: на одном голове (полковнике) И.А. Мещеринове, утеснявшем стрельцов «налогами» и «взятками» 18 лет, они взяли более 5660 р.

и черном умысле Хованского. Но и сам текст обвинительной статьи довольно красноречив.

Указ царей и Боярской думы не только объявлял восставшим, что им все деньги уже «даны сполна», но и требовал от князя огласить это решение челобитчикам. Инициатором указа мог быть только судья приказа Большого дворца боярин князь В.Ф. Одоевский, грудью защищавший интересы своего ведомства и «своих» дворцовых крестьян, а выскочек, вроде Хованских, почитавший ничтожествами. Именно Одоевский вместе с Голицыным вывез вскоре после этого указа царскую семью из Москвы, составив с узкой группой единомышленников план борьбы и с Хованскими, и с восставшими.

Защитить монастырские хозяйства прежде оказалось некому, поэтому взимание с них огромных денег сошло надворной пехоте с рук. А с дворцовыми крестьянами, за которыми стоял князь Одоевский, не вышло. Это был первый отказ восставшим в их требованиях, причем дан он был в резкой форме. Хованский оказался в ужасном положении: он челобитье надворной пехоты о взимании денег с дворцовых волостей подписал, а защитить интересы «своих» служивых не смог. Возмутившись, те, кто несколько месяцев подряд привыкал получать всё просимое, могли его убить. Не удивительно, что Хованский «указу их государского сказывати им не пошел, а говорил затейками своими и вмещал словеса злая, бутто за то быти великому кровопролитию и многим побитым»1.

Сильвестр сделал из этого возмущения служивых, спровоцированного царским указом, объяснение необходимости отъезда царей из Москвы в Коломенское. В документах 1682 г. такого мотива нет, но провокационный характер царского указа Хованскому очевиден. Князь должен был или поддержать отказ восставшим в их требованиях, вызвав на себя их гнев, или, поскольку он подписал обе их челобитные, перевести возмущение стрельцов на правительство Софьи. В любом случае это означало начало конца двоевластия: восставшие теряли возможность проводить свои решения указами царей, если снова не поставят царскую семью под контроль.

Здесь важен был расчет времени. Челобитная была подана 16 августа, царская семья с собранными Шакловитым дворянами оказалась в Коломенском 20 августа. В какой день восставшие получили отказ в челобитье о «подможных деньгах» с дворцовых волостей — неизвестно. Описанное Сильвестром возмущение служивых сначала должно было охватить лишь их часть: даточные от дворцовых волостей составляли меньшинство в рядах надворной пехоты. Для осознания случившегося и организации координированных действий всех московских полков требовалось время. С другой стороны, для принуждения царей и бояр к покорности и не требовалось много сил: правительство Софьи в этот момент было беззащитно даже перед небольшой толпой восставших. Ускользать и разделять — такова была основная задача правительства в этот момент. Слух о возмущении, однако, должен был подействовать на царицу Наталию Кирилловну, которая старалась уберечь 10-летнего Петра от опасности конфликта с восставшими. Провокация с отказом Хованскому в утверждении челобитной стрельцов явно толкала ее к бегству страхом перед новым бунтом

Софье, как мы знаем, удалось вывезти царскую семью в Коломенское, а Шакло-витый готовил эту операцию со 2 августа. План требовал переместить в Коломенское элитный Стремянной полк, по традиции охранявший царей и в Кремле, и в летних походах, а также восстановить над ним утраченный в мае контроль. Здесь правительство

1 Так гласит приведенная в «Созерцании» сказка Хованским у смертной казни (Россия, 1990: 136). Выше, на основе ее текста, Сильвестр пишет, что князь «того им государского указу сказывати не пошел. И вы-шед к стрельцом, говорил словеса злая на возмущение им: "Дети! Ведите о сем, что уже и мне, вам добра хотящему, бояре грозят, и мне стало делать нечево. Как хотите, такс промышляйте себе!"» (Там же: 124).

тоже столкнулось с сопротивлением надворной пехоты, описанном в 10-й и 11 -й статье обвинений против И.А. Хованского.

Обе статьи касались высылки стрелецких полков на дальние службы из Москвы: дело обычное, но не в 1682 г., когда надворная пехота отказалась разделять свои силы. Князь ничего не мог с этим поделать, и его обвинили в отказе послать полки «для обороны Казанских мест от калмыков и изменников-башкирцов», из-за чего «ныне в тех местах ... чинится разорение великое»1, а также в Киев2. Туда Хованский, по 11-й статье обвинения, якобы распорядился отправить Стремянной полк «без их, великих государей, указу». Полк, разумеется, никуда не пошел — таких служб у него от веку не бывало, он выходил из столицы только с царями. С другой стороны, в таком решении, исходившем, очевидно, от совета надворной пехоты, чувствуется оправданное недоверие к Стремянному полку: единственному, от которого московские полки были готовы избавиться.

В той же 11 -й статье читаем, что Хованский отказался прислать Стремянной полк в Коломенское «для ангела» царя Ивана Алексеевича, т.е. 29 августа3. Вместо этого князь, согласно сказке у смертной казни (а на деле надворная пехота), «за ними, великими государи, в походе велел было ты быти надворной пехоте иных полков, мимо Стремянной полк, чего никогда не повелося. А и послал ты за ними, великими государи, в поход Стремянной полк по многим к тебе о том посылкам».

Как видим, не только 20-го, но и 29 августа Стремянной полк отсутствовал в Коломенском, и царская семья оставалась под защитой лишь кучки дворян, собранных, если не сказать отловленных по укромным местам, Шакловитым. Вместо Стремянного полка, сопровождать царей, т.е. держать их под контролем, рвались другие полки надворной пехоты. С немалым трудом правительству удалось им отказать4.

Вслед за делегацией выборных всех полков надворной пехоты, пришедших в Коломенское 23 августа и отправленной восвояси, к царскому двору приехал И.А. Хованский. Согласно 13-й статье обвинения, он «при боярех» пугал царевну Софью Алексеевну якобы поступившим ему доносом новгородских дворян о том, что «дворяне же и иных чинов служилые люди» замосковных и иных городов рассылают призыв «вместе итти сего лета к Москве о заслуженом жаловании бити челом и на Москве сечь всех без выбору и без остатку».

Заход был верным: дворянство действительно недополучало жалование, в контрасте с купающимися в деньгах победителями, надворной пехотой, и имело немало

1 Таково было обоснованное требование судьи Казанского приказа боярина князя Я.Н. Одоевского, вынужденного, даже во время ухода царской семьи из Москвы, оставаться в столице. Отказ Хованского, а точнее надворной пехоты, в посылке полков, укрепил связь одного из влиятельнейших в думе бояр с правительством В.В. Голицына.

2 Царская грамота И.А. Хованскому от отправке 4-х полков в Киев, но не полков М. Глебова и А. Данилова, назначенных в царское войско, от 7 сентября из Савво-Сторожевского монастыря: Восстание, 1976: 118 (ср. роспись полков, которые требовалось послать в Киев и формируемую царскую армию: Там же: 121). Запросы на полки в Киев делал Малороссийский приказ, а он являлся в это время отделением Посольского приказа и подчинялся В.В. Голицыну.

3 Иван Алексеевич родился 27 августа и был крещен на праздник Усекновения главы Иоанна Крестителя 29-го числа.

4 Делегация восставших пришла в Коломенское уже 23 августа. «Московские надворные пехоты, изо всех полков выборные» уверяли царей Ивана и Петра в ложности слуха о том, «что бутто у них, надворные пехоты, учинилось смятение и на бояр и на ближних людей злой умысл, и о том у них ис полку в полк бутто имеют они тайные пересылки, и хотят приитить в Кремль с ружьем по прежнему», т.е. как 15-17 мая. Выборные говорили, что цари именно из-за таких слухов ушли из Москвы, просили царей таким «ложным словам» не верить и вернуться в столицу. В ответ им был сказан царский указ, что государям «про их умысл ... не ведомо, а изволили они ... с Москвы итить по своему государскому изволению», как всегда делали в прежние годы. За сим выборные были отосланы в Москву. Так гласит обширная разрядная запись (Восстание, 1976: 79-80).

претензий к столичным властям, особенно вечно изобиженный и захудалый Новгородский разряд (Курбатов, 2017). Однако Софья знала, что ни замосковные города, являющиеся мобилизационными округами для регулярных полков пограничных разрядов, ни поверстанные в строй, но толком необученные ему дворяне Новгородского разряда не представляют реальной военной силы в сравнении как с надворной пехотой, контролирующей Москву, так и полками постоянной службы на южном и западном рубежах1. Она просто предложила Хованскому объявить содержание его доноса «на Постельном крыльце для ведома2, а в Новгород для подлинного о том свидетельства послати их, великих государей, грамоту».

Далее сказка у смертной казни, превратившаяся в 13-й статье в роман, говорит, что Хованский в ответ «бил челом ей, государыне, чтоб про то на Москве не сказывати, и в Новъгород не посылати о том, и тем бы не навести беды» на него самого. «И по тому знатно, что ты на них затеял воровством своим для своего умыслу, хотя на них навести их государской гнев напрасно. А новгородцы и в ыных городех дворяня старые и породные, и служат им, великим государем, всегда верно, и такому злому делу от них быти не для чего», — заключает сказка ответом Софьи князю гимн премудрости царевны.

В этой статье по содержанию примыкает 15 -я статья о том, что Хованский «в розных числех облыгал надворную пехоту» перед царями, рассказывая в царских палатах, «бутто от них о делех их челобитье и крики великие и бутто от них быти великим бедам, а от них в то время того не бывало. Выходя же от них, великих государей, ис полат, надворной пехоте говаривал многия смутныя речи, чево не бывало. И то ты все лгал и затевал напрасно».

Хованского обвиняли в том, что он, исполняя как судья приказа Надворной пехоты функцию посредника между восставшими и правительством, преувеличивал опасность гнева своих подчиненных. Боярин был виноват, а восставшие невиновны. Эта чрезвычайно важная мысль проходила через сказку у смертной казни красной нитью. «А о которых делех ты к ним, великим государем, в доклад и приходил, и то все с неправдою и лукавством, тая свою злобу и злохитрой умысл», — суммировала последняя статья обвинений смысл предыдущих.

Мы пропустили в 15-ти статьях еще несколько, столь же странных. Статья 14 обвиняла Хованского в самовольном назначении воевод в города. Это была не его компетенция, но восставшие могли влиять на Разрядный приказ, в том числе и через боярина, назначая, кто ему «надобен». Правда, конкретики сказка не приводит, а мы не ведаем об отмене якобы инспирированных Хованским назначений после его казни.

Статьи 6, 7 и 8 обвиняют Хованского в преувеличении своих заслуг и высокомерии: качествах, в той или иной мере присущих всей аристократии, где каждый род и деятель старались поставить себя выше других и на словах, и «местом». Хованские местничали, в том числе и после отмены местничества царем Федором Алексеевичем

1 После военно-окружной реформы 1679 г. в девяти разрядах (считая Москву и не считая Сибири) в 1680 г. в постоянной армии было 61 288 солдат в 41 полку, 20 048 стрельцов в 21 полку, 30 472 рейтара и копейщика в 26 полках, 14 865 казаков в 4 полках. Новая армия преобладала над старинной дворянской сотенной службой решительно: в той оставалось лишь 16 097 человек, из них 6.385 дворян Государева двора, остальные служили от городов по выбору или не были разверстаны в полки. Хотя дворян сопровождало 11 830 военных холопов, сравнительно с регулярством их силы были малы (Богданов, 2018б: 204-205).

2 С Постельного крыльца всегда объявлялись царские распоряжения дежурившим тут дворянам, которых летом 1682 г. заменила, видимо, надворная пехота.

12 января 1682 г., не больше иных родов1. Оказавшись в роли центральной фигуры двоевластия, Хованские естественно прославляли свою роль в прошлом и настоящем, а пытающихся с ними спорить «бояр безчестили, и нагло поносили, и никого в свою пору не ставили». Если бы за преувеличение знатности и военных заслуг, «с великою гордо-стию, бутто нихто тако не служивал», рубили головы, то в России не осталось бы ни одного полководца, включая А.С. Шеина, Б.П. Шереметева (местничал трижды) и В.В. Голицына (местничал четырежды).

В этих статьях обвинения интересны лишь горячность, с которой их составители доказывают, будто у Хованских нет вообще никаких военных заслуг (это явная ложь), и слова князя Ивана Андреевича, показывающие, что он понимал свою роль посредника, утишителя восставших в то время, когда сил бороться с ними ни у кого не было. Ты, обличительно сказано Хованскому, «говорил многажды в полате при них, великих гос-ударех, и при всех боярех величался в гордости своей, бутто все государство стоит по твою кончину и естьли тебе не будет, и в то время бутто ни кая же плоть не спасется и будут на Москве ходити в крови по колени».

Единственной убедительной, хотя бы на первый взгляд, статьей обвинения, стала 9-я, подробно повествующая о вине И.А. Хованского в бунте староверов. Там сказано, что именно «князь Иван со единомышленники ... ратовали на святую соборную церковь. И те раскольники по твоему согласию, надеяся на тебя, приходили для возмущения народов в Кремль большим собранием и входили к ним, великим государем, в Грановитую полату с великим невежством и злобною дерзостию для задора ко кровопролитию». Когда во время прений о вере в присутствии царицы и царевен староверы поносили и даже били архиепископа Холмогорского Афанасия, Хованский «их от того не унимал и уняти не велел». Схваченных стрельцами (по инициативе Софьи) староверов князь «от казни оберегал и хотел ... учинить свободных». Поэтому лишь Никита Пустосвят (Н.К. Добрынин) был «по прошению выборных служивыя пехоты добрых людей кажнен, а товарыщ его твоим промыслом от смерти свободился». Именно Хованский «велел» отправить схваченных староверов «в сылку на Терек, а смертию их казнити не велел».

Эта статья обвинения — своего рода медиана между детальными рассказами двух свидетелей: Сильвестра Медведева, у которого Хованский выступает на стороне староверов против Церкви, спасенной исключительно отвагой и мудростью царевны Софьи, и старовера Саввы Романова, в большой «Истории» которого Хованский — экзальтированный, но не верный сочувствующий поборникам старой веры (История о вере, 1863).

Буганов показал, как староверы, сочтя восстание 15 мая «чудом преславным», упорно, но с переменным успехом агитировали стрельцов поддержать восстановление старой веры; стрелецкие выборные были за то, чтобы не позволить староверов «по старому ... жечь да мучить», но едва ли половина из них одобряла выступление против патриарха. В таких условиях Хованский, на словах поддерживая староверов, а точнее — стоявших за них стрелецких выборных, на деле заботился о том, чтобы это движение не помешало чинному венчанию на царство Ивана и Петра 25 июня, а затем чтобы их прения с патриархом и архиереями 3 и 6 июля не переросли в бунт.

В частности, во время прений подчиненные Хованскому стрельцы пытались не пустить народ к Кремль, но не смогли. Именно то, что Хованский не допустил обострения обстановки, позволило царевне Софье склонить стрелецких выборных на сторону закона и порядка. «Вы де бунтовщики и возмутили всем царством», заявили староверам

1 Даже после отмены местничества из высшей знати местничали Долгоруковы (дважды), Голицыны, Щербатовы, Головины, Козловские, Нарышкины (трижды), по разу Черкасские, Хованские и Ромоданов-ские (Эскин, 1994: 208-210).

представители надворной пехоты, схватив и казнив Никиту Пустосвята 11 июля (Буга-нов, 1969: 210-235; Румянцев, 1916: 271-277; Усенко, 1990; Усенко, 1999). В то же время маловероятно, чтобы восставшие поддержали массовые казни: ссылка лидеров староверов, в которой обвинили Хованского, была в июле 1682 г. наилучшим выходом.

Историки, не один век писавшие о «заговоре князей Хованских», и продолжающие это даже после фундаментального исследования Московского восстания 1682 г. Бугановым, просто повторяли версию сказки у смертной казни Хованских, состоявшею из этих 15 статей и 16-й статьи в виде Извета; версию, умноженную затем в правительственной пропаганде Софьи, Голицына и Шакловитого. Их можно понять, ведь эта версия была передана, на основе правительственных сообщений, многими современниками.

Между тем, уже первый ученый исследователь Московского восстания, Сильвестр Медведев, ясно показал, что в контексте реальных событий 1682 г. основное содержание этих обвинений в адрес Хованского не выглядят достоверным. Приводя множество документов и личных наблюдений, он уверял читателя вовсе не в истинности, а в целесообразности этих обвинений для последующего «утишения» Московского восстания. Именно доказательство мудрости и действенности политики царевны Софьи1, спасительницы Российского государства от новой смуты, составляет стержень его монографии (Богданов, 2020б: 286-351).

Шакловитый, который читал сказку у смертной казни, и его сотрудники в Разряде понимали, что все эти обвинения — полная чепуха. По 15 статьям старшему Хованскому, если бы он самовольничал, а не выполнял требования восставших, грозила бы ссылка, а Извет просто нелеп. Против Андрея Хованского что-то вроде обвинений в служебном несоответствии и неповиновении царям, как о его отце, вероятно, было написано. Но сотрудники Разряда даже переписывать это в записной столбец не стали. В изъятой оттуда и опубликованной в «Созерцании» сказке у смертной казни сказано попросту, что «также и сыну ево, князь Андрею Хованскому, чтены многия статьи вин его. По прочтени же вин» Хованским был объявлен указ царей Ивана и Петра (без царевны Софьи) с боярским приговором: «за такия ваши великие вины, и за многия воровства, и за измену — казнить смертию». «И абие (тут же. - А.Б.), — добавляет Медведев, — в той час в селе Воздвиженском на площади при всех боярех и при всем тамо народе отсекоша им главы их».

Формулировка обвинений против Хованских в 15 статьях вполне понятна: на князя Ивана Андреевича, а заодно на его сына Андрея (и наверняка второго сына Ивана, которого не казнили потому, что не смогли поймать) повесили двоевластие в Москве весны и лета 1682 г. как прихоть пары аристократов, а не реальность. Это позволяло представить если не весь бунт, то солидную его часть как вину князей Хованских, и усмирить надворную пехоту, освободив ее от ответственности за события Московского восстания. Такой официальный взгляд на события, сформулированный 17 сентября, находился в разительном противоречии с позицией правительства Софьи и Голицына, объявленной дворянству России несколькими днями ранее.

Окружная грамота о сборе ратных людей на защиту царей Ивана и Петра была отправлена из Савво-Сторожевского монастыря, где царский двор стоял, по разрядным записям, с вечера 6 до утра 10 сентября 1682 г. (Восстание, 1976: 81). Сильвестр Медведев, по «Созерцанию» которого она публикуется (Россия, 1990: 128-134; Восстание, 1976: 113-117), связал ее появление с Изветом на Хованских и бегством царей «странным путем» из Коломенского в Троице-Сергиев монастырь. Окружные грамоты, в отличие от государевых объявительных и патриарших богомольных грамот, не читались

1 Князь В.В. Голицын отодвинут в «Созерцании» на второй план, а Шакловитый не упомянут даже в рассказе о зачтении Хованским сказки у смертной казни.

в каждой церкви. Они рассылались из Разрядного приказа в города — центры военных округов; оттуда их, переписав в разрядных приказных избах, грамоты посылали воеводам в уездные города и полковникам в полки: те уже должны были позаботиться о доведении текста до членов уездных дворянских корпораций и служащих полков.

Видимо, Софья и ее правительство в это время пребывали в большом испуге. Текст грамоты 6-10 сентября — яркости необычайной. И тот факт, что, после появления грамот с иной версией событий, эта исчезла из архивов в центре и на местах, говорит о том, что Разряд позаботился о ее уничтожении так же серьезно, как об истреблении тиража июньской Жалованной грамоты, именем царей зафиксировавшей победу восставших. Пропаганда, начатая на этом этапе борьбы с восстанием, была дезавуирована уже после сбора в Воздвиженском всех главных лиц двора 14 сентября. Обвинения Хованским 17 сентября отрицали сказанное в окружной грамоте, а в дальнейшем эту версию постарались забыть.

Дело в том, что горстка политиков, совещавшихся в Савво-Сторожевском монастыре с царевной Софьей, со страху проговорилась, признав Московское восстание делом рук стрельцов и солдат. На страх явно указывает означенный в окружной грамоте масштаб мобилизации. Призыв к спешному сбору был обращен к «стольником нашим, стряпчим, дворяном московским, жильцом, и начальным людем, и городовым дворя-ном, и детем боярским, копейщиком, рейтаром, салдатом, и всяких чинов нашим великих государей ратным людем, и боярским слугам». На выручку царям призывались все, кроме московских и городовых стрельцов и выборных солдат, квартирующих в столице.

Надворная пехота, названная в июньской Жалованной грамоте спасительницей государства, теперь объявлялась его смертельным врагом. Если бы окружную грамоту не опубликовал Медведев, можно было бы подумать, что ее сочинил Буганов: она точно излагает его концепцию Московского восстания 1682 г., настолько революционную, что умы большинства историков до сих пор не могут ее вместить.

Из пропагандистских идей, идущих красной линией в документах правительства с 17 сентября, в грамоте, разосланной на неделю или декаду раньше, отразились только три глухих ссылки на участие князей Хованских в восстании, где стрельцы и солдаты действуют по своей инициативе. Страна в первый и последний раз официально уведомлялась, что в Москве произошло восстание стрельцов, солдат и народа, и что оно временно победило.

После смерти Федора и воцарения Ивана и Петра (грамота обходит факт, что именно восставшие заставили возвести на царство Ивана), «московские стрельцы всех приказов и бутырские салдаты по тайному согласию з боярином нашим с князь Иваном Хованским (здесь и далее выделено нами. — А.Б.) нам, великим государем, изменили. И весь народ Московского государства возмутили», — объявляет грамота. Одна эта фраза, ставшая широко известной по публикации грамоты в «Созерцании» и по нему в Актах Археографической экспедиции (ААЭ, IV, 1836: 372-376), заложила основу будущей легенды о Московском восстании 1682 г. как инспирированной князьями «Хованщине».

Однако правительство к этой версии больше не возвращалось, а в самой окружной грамоте фактически ее опровергло подробным рассказом о самостоятельных действиях восставших в конце апреля и первой половине мая 1682 г. Грамота красочно описала события, о которых рассказывают русские и иностранные очевидцы (Буганов, 1969: 101-126, 144-160; Богданов, 1993, 1995; Богданов, 2021). Как «свою братью, старых московских стрельцов, которые к их измене не пристали и от того их унимали1,

1 Речь идет о средних и младших командирах и их «ушниках».

они, изменники, взбунтовався самовольством своим ругательски побили, метав с съезжих изб. И учинили тем съезжим избам вновь воровские свои прозвищи — коланчи. А после того они ж, воры и изменники, били челом нам, великим государем, на полковников, которые у них в приказех были, бутто в налогах своих и обидах. И начитали на них многия денежный взятки, и приходили о том к бояром нашим с великим невежеством и с большими вычеты, и просили их к себе в слободы — хотели побить до смерти», — рассказывает грамота о начале восстания.

Посылка для уговоров «к ним, ворам и изменником», в стрелецкие и солдатские полки архиереев и думных людей не спасла полковников от расправы. Напуганное правительство (еще Нарышкиных) пошло на уступки: «тем полковником по их стрелецкому челобитью учинено жестокое наказание: пред приказом биты батоги и посыланы в тюрьму. А денежные взятки доправлены на них по их стрелецким скаскам сполна и отданы им. И они, воры и изменники, тем не удоволилися и учали приставать ко многим людем для задору разными своими воровскими вымыслы».

Достоверно описано в грамоте и взятие восставшими Кремля: «А после того, маия месяца в 15-м числе, они же, воры и изменники стрельцы и салдаты, собрався з знамены и з барабаны, с пушки, с мушкеты, с копья и бердыши, вменивше воровские свои затейные слова, чего не бывало1, приходили в Кремль и на наш государской дом безстудным дерзновением. И пришед в наши великих государей царския полаты и хоромы, не страшаяся нашего величества персон, при нас, великих государех, в наших царских полатах бояр наших, и думных, и ближних людей поймав, ругательне побили и с палат пометали. А которые от их воровского безчеловечного убийства укрывалися в церквах божиих, и они, воры, для того в соборную и апостольскую церковь Успения пресвятыя Богородицы и в ыныя церкви со окровавлеными руками, с воровским своим ружьем, с копьи и з бердыши и в самые олтари безстрашно входили и всякую святыню обругали, чего и басурмане творити страшатся. И побиша бояр наших, и думных, и ближних, и иных чинов многих людей. Над теми побитых телесы наче басурманов по-ругающеся, их пересекли в мелкие части и пометали на Красной площеди2. Да в то же время они же, воры и изменники, Судной приказ разорили, и всякия приказныя дела передрав пометали, и нашу великих государей казну розграбили без остатку»3.

Никакого участия Хованских не подразумевает и описание последующих событий: «А после того, маия же в 16-м и в 17-м числех, они же, воры и изменники, не насытяся тех невинных кровей, приходили на наш государской дом таким же безстуд-ством и безстрашием с народом и со всяким ружьем. И в те дни по прежнему своему злому намерению многих людей побили, и телеса их побросали, и изрубя на Красной площеди пометали. И тех всех невинно побитых домы разорили и пожитки всякия розграбили без остатку». Всё это соответствует рассказам свидетелей событий, переполненным ужасающими подробностями.

Цари, их тетки и сестры, — продолжает окружная грамота, — уговаривали восставших «многожды, чтобы они от того невинного кроваразлития престали и от такова-

1 Слова избранных в полках агитаторов к народу подробно пересказаны свидетелями событий (ПСРЛ, 31, 1968: 187-190; Россия, 1990: 80-85; и др.).

2 Изрубление «в мелкие части» и поругательство мертвым телам «ноипаче иноверных» звучит рефреном в Хронографце 1682 г., где события описаны в близкой к грамоте последовательности, но со своеобразными подробностями (Богданов, 1988б: 106). Другой очевидец событий в Кремле добавляет, что обыску подверглась и патриаршая Крестовая палата; он также подчеркивает, что знатных людей рубили «в мелочь», «в мелкие части» (Богданов, 1979: 35-36).

3 О разграблении 15 мая Московского судного и Холопьего приказов, в которых «не осталось ни одного дела» и никакой казны, написали Медведев и Желябужский (Россия, 1990: 83, 204); о том же, в контексте описания казней, говорит разрядная записка «Смутное время» (Восстание, 1976: 278). Очевидец подробно описал разгром Холопьего приказа (Богданов, 1979: 36).

го своево своевольства пришли к познанию. И для успокоения тоя невинныя крове обещали им нашего государского жалованья по десяти рублев человеку». Но «воры и изменники, тое нашу государскую милость презревше, чинили все по своему воровскому намерению. После же того, исполнивше воровское свое намерение и многое крово-разлитие учинивше, о том нашем великих государей жаловании нам били челом з большими вычеты: бутто они побили тех бояр наших, и думных, и ближних людей за их измены, и тем они бутто оказали нам свою верную службу. И по нашему великих государей указу то наше жалованье дати им велено, да им же велено дати нашего же великих государей заслуженого жалованья со 181-го [1673] году. И они, воры, то наше великих государей жалованье имали с великою наглостию по своим скаскам, кому было и не довелося. И тем своим вымыслом нашу казну розобрали, и монастыри оскуди-ли, и всему государству великую тягость и разорение учинили, понеже на тое их дачю, отлучающе их от кроворазлития и приводя ко успокоению, денежная казна имана на монастырех, и во иных местах, и у всяких чинов людей, где сколько сыскалося, с великою тягостию».

В отличие от сказки Хованским у смертной казни, которая будет оглашена через неделю, вины князя Ивана Андреевича в зафиксированном множеством источников разграблении казны, оскудении монастырей и частных лиц окружная грамота не усматривает. Жалованная грамота надворной пехоте и др., а также памятник победе восстания также возникли без участия Хованских: «И после того они же, воры и изменники, били челом нам, великим государем, чтобы им дати наши великих государей жалованные грамоты, что бутто они тех бояр наших, и думных, и ближних людей побили, служа нам, великим государем, и чтобы им на Красной площеди учинити каменной столб, и тех побитых имена, и за что которые побиты на том столпе подписать. И обещалися от того своево воровства совершенно отстати и быти во всяком нашем государском повелении и в послушании. И мы, великие государи, по тому их челобитью то все учини-ти велели для того, чтобы тем их, воров и изменников, от такова невиннаго и напрасного кровопролития успокоити».

По окружной грамоте, Хованские выходят на сцену в июле, в связи с бунтом староверов, и обвиняются по четырем пунктам: в покушении на Церковь, на царей и царство, в нежелании «унять» надворную пехоту и невыполнении государевых указов. Два первых обвинения противоречат двум вторым: если князья — враги Церкви и царства, то при чем тут плохая служба правительству? Составители окружной грамоты (технически это Шакловитый, выполнявший указания ближнего совета царевны Софьи из В.В. Голицына, В.Ф. Одоевского, М.И. Лыкова и А.И. Ржевского, И.Б. Троекурова, Б.В. Бутурлина, М.С. Пушкина, И.С. Хотетовского и И.Ф. Волынского) попытались сочетать имевшийся у них Извет с составлявшимся ими же статьями приговора Хованским. Из будущей сказки у смертной казни в окружной грамоте отражены статьи 9 (о бунте староверов, ее исходная редакция приведена целиком) и 10 (об отказе послать полки против калмык и башкир по требованию, как мы помним, Я.Н. Одоевского1). Но ясной позиции, заставившей правительство вскоре повесить все грехи на князей Хованских, у правительства еще не сложилось.

Главным врагом государства и Церкви являются в окружной грамоте «воры» (т.е. государственные преступники, вор в современном понимании именовался в XVII в. татем) и «изменники», которых правительство с этого момента отказалось именовать надворной пехотой. Именно «они, воры и изменники, тем всем не удоволяся», после

1 «А на Казанъское наше царство наступили войною калмыки и изменники-башкирцы. И по нашему великих государей указу для обороны тех мест велено послати их стрелецкие приказы. И князь Иван Хованской их в те места для нашие великих государей службы не отпустил и итти им заказал. И ныне в тех местех от тех воинских людей чинится великое разорение».

получения жалованных грамот и возведения памятника их победе, «по согласию с ... боярином князь Иваном Хованским и с сыном его князь Андреем, на наш государской дом, и на отца нашего и богомольца святейшаго Иоакима патриарха московского и всеа Росии, и на властей, и на бояр наших возмущали народы тайным лукавством х крово-разлитию, и многих людей, самовольно взяв без нашего великих государей указу, пытали и казнили».

На Церковь «ратовали» «он же, князь Иван, ... соединяся с проклятыми раскольники», которые «приходили для возмущения народов в Кремль же большим собранием» (далее по 9 статье), «а те воры и изменники», т.е. уже восставшие, «той ... наглой дерзости не заборонили».

Радикальное отличие от приговора Хованским имеет обвинение окружной грамоты в покушении на царство: «А после того те ж воры и изменники по своему воровскому совету з боярином с князем Иваном Хованским и с сыном ево князь Андреем мыслили на нас, великих государей, всякое зло. И бояр наших, окольничих, думных и ближних людей хотели побить всех без остатку для того, чтобы им Московским государством завладети. И для того своего богоненависнаго соединения назвали они, воры и изменники, ево, князь Ивана, себе отцом. И ходят ныне по своим волям, и чинят казачьи круги, чего в Московском государстве никогда не повелося. И учинили себе в тех кругах воровския свои ясаки (кличи. — А.Б.). И всем всякого чина Московского государства людем нагло грозят воровскими своими копьи и разорением. А в познание нимало не приходят и живут во всяком безстрашном самовольстве».

Если на царство покушается надворная пехота, назвавшая князя Ивана Андреевича «себе отцом», то в чем же роль Хованских? Лишь в том, что «он, князь Иван, от того их не унимает, и чинит им всякую помощь, и во всем на всякое зло и кроворазли-тие он и сын его князь Андрей им, ворам и изменником, потакают, и нашим великих государей указом во всем чинятся противны». Цари «изволили» уйти из Москвы в Сав-во-Сторожевский монастырь не от заговора Хованских, а «не стерпевше их, воров и изменников, таких многих досад, и грубостей, и невинного кроворазлития».

Грамота откровенно лжет, утверждая, что бунт в столице продолжается в начале сентября со умножением. Когда царская семья покидала Москву, там было довольно тихо. Хованские справлялись с мирным сохранением двоевластия. Даже возмущение резким отказом правительства взимать деньги на дворцовых волостях не вылилось в беспорядки. Однако окружная грамота призвала дворянское ополчение именно к войне против двоевластия, обвинив в измене и восставших, и, затем, потакавших им Хованских, придававших действиям надворной пехоты легитимность.

«А князь Иван Хованской с теми ворами и со изменники ныне на Москве. — констатирует окружная грамота. — И чинят все по злому своему намерению: многих людей наглыми нападками разоряют и в напрасных поклепных исках бьют многих знатных и честных людей на правеже и всячески поругаются. А у иных из домов людей их и дворы насильно отимают и емлют себе без всякого страха и зазора. И от того ныне наше государство разоряетца, а посторонние неприятели, которые государству нашему издавна добра нежелательны, имеют себе то за радость, и умышляют над государством нашим всякие хитрости, и тщатся ко всякому злу»1.

1 В этом составители окружной грамоты были правы. Обе ветви нашей разведки, военной (Разрядного приказа) и политической (Посольского приказа) докладывали, что «посторонние неприятели» ободрены Московским восстанием чрезвычайно. Османская империя нарушила нейтралитет в нижнем течении Днепра, а ее диверсанты появились на русской Украине, куда слетались, не считаясь с жертвами, и польские шпионы, Швеция открыто концентрировала войска у наших границ, Бессильное в условиях восстания правительство царевны Софьи отправило ноту протеста только Швеции; шведы издевательски ответили, что хотят сражаться с Турцией на Украине, как будто интересов России там уже не было (Соловьев, VII, 1991: С. 355-424). Польский король Ян III Собеский, судя по бумагам, захваченным заграничным

Уверив, что Отечество в опасности, грамота призвала все категории московских и городовых дворян, копейщиков и рейтар, солдат и всяких чинов ратных людей «тотчас безсрочно с великим поспешением во дни и нощи», «со всею своею службою и з запасы», собираться возле царей «для очищения от вышеписанных воров и изменников царствующаго нашего града Москвы, и для поиску над теми воры, и изменники, и ругатели, и для отмщения невинныя крове», «чтобы скорым вашим собранием тех воров и изменников устрашити, и до большою дурна, и до разширения воровства не допустити, и наше государское здаровье уберечь».

«Для поиску над неприятелем» — стандартный оборот царских указов при отправке войск на войну. «Отмщение невинныя крови» — формула тех же указов, применимая только к злейшим врагам. «Для очищения ... царствующаго нашего града Москвы» - еще более сильная формула грамот Всенародного ополчения в Смутное время. В этом контексте заявленная цель собрания войск: «устрашить» восставших и «не допустить» расширения восстания, — звучит диссонансом. Однако этот диссонанс и составлял суть плана царевны Софьи со товарищи.

Грамота явно должна была произвести пропагандистский эффект и на восставших. В ней говорилось, что «мы, великие государи, ... для очищения нашего царствую-щаго града Москвы и для отмщения невинных кровей изволяем на тех врагов Божиих и наших изменников итти нашею особою неотложно». Это — объявление высшей формы войны: царского похода, подобного походу Алексей Михайловича на Речь Поспо-литую.

Соответственными были обещания «многих милостей» приехавшим на службу и «жестокой казни без всякого милосердия и пощады» уклонившимся от мобилизации нетчикам. Понимая, что нетчики убеждены опытом, что «всех не перевешаешь» (да и не казнили их раньше), правительство объявило, что «и поместья их, и вотчины (неотчуждаемые наследственные земельные владения с крестьянами. — А.Б.) взяты будут на нас, великих государей, и отдадутся в роздачю тем, кто по нашему великих государей указу к нам вскоре приедет и будет до отпуску»1.

Конечно, идти на Москву и штурмовать с помощью дворянско-холопского ополчения хорошо укрепленный город2, занимаемый лучшими пехотными полками русской армии3, да еще при поддержке большого посада, было немыслимо. Недаром в

агентом В.В. Голицына вместе с личным секретарем короля, отправленным шпионить в Россию, как раз к сентябрю планировал вторжение, сигналом к которому будет мятеж смоленской шляхты: см. тайную инструкцию Яна III его секретарю от 28 июля и секретную грамоту короля мазовецкому воеводе от 28 июля 1682 г. (РГАДА. Ф. 79. Сношения с Польшей. Оп. 1. Ч. 5. Св. 1682 г. № 8, 18).

1 Такому необычному обещанию никто не поверил. Даже более мягкий указ двух царей и царевны Софьи, отданный уже в Троице-Сергиевом монастыре, о конфискации четверти поместий «нетчиков», не явившихся в царские полки или сбежавших из них, не выполнялся (Восстание, 1976: 232-233).

2 Укрепления Кремля, Китай-города и Белого города устарели, но возведенный в 1638-1641 гг. Земляной город (14 верст дерево-земляных укреплений с 57-ю башнями и 11-ю воротами) мог выстоять и пред современной осадной артиллерией. При этом основная часть русской артиллерии была в Москве, под контролем восставших. Полевые пушки имелись в полках пограничных разрядов, а по городам внутренних разрядов, где шла мобилизация, было разбросано лишь некоторое число старых стволов без полевых лафетов.

3 18 сентября 1682 г., судя по адресам правительственных грамот, в Москве находилось 19 стрелецких полков численностью до 1000 человек каждый и 2 выборных солдатских полка, каждый более 2000, итого 23 тысячи бойцов (перечень полков: Буганов, 1969: 278; Восстание, 1976: 89-90). К ним надо прибавить очень мощную боевую единицу, Пушкарский полк: пушкари по документам лета-осени поддерживали восставших. В 1677 г. чуть более 2 тыс. выборных солдат с помощью буйных казаков защитили Чи-гирин от турецкой армии Ибрагим-паши при соотношении сил 1 к 8. В 1678 г. только приказ главнокомандующего заставил московских стрельцов и выборных солдат покинуть Чигирин, который при преимуществе 10 турок к 1 русскому штурмовала армия великого визиря Кара-Мустафы, того самого, кто в

войне с Турцией (1673-1681) дворянское ополчение, сотни которого В.В. Голицын в начале 1682 г., при отмене местничества, солидно назвал «ротами», не использовалось на основных театрах боевых действий.

Буганов, тщательно исследовав источники о мобилизации правительственных сил, отметил, что дворяне откликнулись на уснащенный щедрыми обещаниями наград призыв к оружию «с исключительным энтузиазмом». Но собирались они в поход, как всегда, крайне медленно. Дожидаясь подмоги, цари были вынуждены, вместо того чтобы двигаться е Москве, перебраться в укрепленный Троице-Сергиев монастырь. Только через 13-20 дней после начала мобилизации, 26 сентября, правительство назначило воевод в полки, которые следовало сформировать.

В.В. Голицын, с 18 сентября в высшем военном чине дворового воеводы, командовал в Троице чинами Государева двора и иноземцами, которых спешно вызывали из Москвы и поместий1. Боярин князь А.И. Голицын с товарищем, окольничим князем К.О. Щербатовым, должен был собрать Северный полк в Клину и стать в 20 верстах от Москвы в селе Черкизово. Базой его формирования были города Дмитров, Кашин, Углич, Бежецкий Верх, Клин, Тверь, Торжок и Старица. Владимирский полк боярина князя П.С. Урусова и думного дворянина И.Д. Голохвастова собирался во Владимире, на базе Владимирского мобилизационного разряда (Владимирский, Суздальский, Юрьевский, Лухский и Шуйский уезды) и обязан был перехватить Владимирскую дорогу из Москвы в 40 верстах от столицы. Рязанский полк боярина А.С. Шеина и окольничего князя Д.И. Щербатова охватывал Рязанский воеводский разряд (Рязанский, Коломенский, Каширский и соседние уезды), а возможно затрагивал и Тульский воеводский разряд. Он собирался в Бронницах и должен был занять Коломенскую дорогу у Боровского перевоза через Москву-реку, в 30 верстах от Москвы2. Заоцкий полк во главе с боярином И.Ф. Волынским и окольничим Б.В. Полибиным выдвигался по Можайской дороге к рубежу в 30 верстах от столицы. Полк должен был собрать дворян с боевыми холопами к западу от Москвы, в Звенигороде, Боровске, Борисове, Можайске, Рузе, Верее, Волоке-Ламском, Малом Ярославце, Калуге, Воротынске, Перемышле, Медыни, Лихвине, Мещовске, Мосальске, Серпейске и Козельске (Буганов, 1969: 290-291).

При всей истеричности призывов к мобилизации против «врагов Божиих» и государевых изменников, она не охватывала регулярные полки основных соединений русской армии: Белгородского, Севского и Смоленского разрядов. Отчасти это объяснялось волнениями служивых людей, особенно стрельцов, драгун, пушкарей и воротников в Белгороде, Севске, Одоеве, Смоленске, Переяславле и Киеве, Нежине, Чернигове и Батурине, Добром и Гремячем. С другой стороны, неспокойно было и в Новгороде, и в Опочке, а в Новгородском разряде мобилизация проводилась. Скорее всего, правительство Софьи, Голицына и Одоевских не решалось снимать полки с западной и юго-западной границ из-за явленной осенью 1682 г. польской, постоянной крымской и растущей турецкой угрозы. Служивые волновались также в Казани, Царицыне и Астрахани, казаки — на Дону, так что Казанский разряд был полностью занят борьбой с восстаниями и набегами кочевников. Тут и там вспыхивали, как обычно в смутные времена, бунты крестьян3.

1683 г. чуть не взял Вену. Пушкарский полк своим огнем обеспечил переправу армии Ромодановского через Днепр при активном противодействии турок и татар (Богданов, 2018б: 156-189).

1 Разрядная запись о назначении Голицына «в своем походе быть в дворовых воеводах» с товарищами, боярином князем М.И. Лыковым, думным дворянином А.И. Ржевским и думным генералом А.И. Шепелевым: Восстание, 1976: 138. Документы о сборе в Троице московских дворян, иноземцев, новокрещеных начальных людей и даточных: Там же: 138-147, 150-161).

2 Это подтверждает и грамота Шеину от 25 сентября (Восстание, 1976: 161-162).

3 О волнениях по всей европейской России: Буганов, 1969: 318-346).

Бросается в глаза, что названные в документах регионы мобилизации охватывают даже не все ближайшие, Замосковные уезды. Отсутствуют в списках для формирования полков, возможно, неполных1, Ростов, Ярославль, Переяславль Залесский, Кострома, Галич, Серпухов, Балахна, Верея, Гороховец, Зубцов, Кинешма, Муром, Поше-хонье2, Романов и Великий Устюг. Подлинные разрядные записи до 5 октября и этого числа, повторяя сентябрьское расположение воевод и полков, уточняют и расширяют список уездов их формирования, включая города, удивившие нас своим отсутствием (Восстание, 1976: 162-163, 188-189). Но главное, что хотя часть дворян по призыву царей собиралась, дело шло неспешно. Командирам полков, вроде А.С. Шеина, приходилось выпрашивать у В.В. Голицына дворян московского списка для своего командного состава по одному (Буганов, 1969: 292), а значительная часть призванных оказалась в «нетчиках».

25 октября, через месяц после указа о формировании полков 26 сентября, оказалось, что, хотя мобилизация проводилась шире, чем ранее указывалось, сформировать и выдвинуть дворянские полки в намеченные места не удалось. Так, Владимирский полк П.С. Урусова, включив-таки дворян из Переяславля, Ростова и Ярославля, не вышел на Владимирский тракт, а окопался в Переяславле Залесском. А.С. Шеин с Рязанским полком, вместо Боровского перевоза, засел в Коломне. Заоцкий полк, который вместо И.Ф. Волынского возглавил боярин князь В.Д. Долгоруков, вместо выхода на Можайскую дорогу облюбовал себе Серпухов; сформироваться толком полк не смог, и ждал себе на подмогу дворян (но не полки) «Севского полку всех городов» (Буганов, 1969: 293).

Данные вновь не полны, но очевидно, что была отвергнута стратегически гибельная идея придвинуть полки к Москве, где каждый из них, уступая надворной пехоте даже просто в живой силе, подвергался опасности атаки из города, при невозможности для царских полков помочь друг другу. Заблокировать Москву никому не удавалось и в Смуту, а грозить восставшим своим присутствием для царской армии лучше было издалека.

Статистически успехи мобилизации были неплохи. Из 7625 дворян московского списка (без состоящих в службе и отставных) в Троицу и полки к 26 сентября прибыло 1114 человек, а к 26 октября собралось в сумме 5482 человека. С городовым дворянством всегда было хуже, но верится, что хотя бы половину их, с толпами холопов, правительству удалось собрать. Выходец из новгородских детей боярских Исидор Сназин записал, что из Новгорода пришло 40 тысяч «мужей храбрых» (ПСРЛ, 31, 1968: 201), а Н.П. Крекшин в XVIII в. оценил собранное Голицыным войско «до ста тысяч» (Крек-шин, 1841: 51).

В это время датский посол Гильдебрандт фон Горн, не первый раз посетивший Россию и знавший русский язык, приехал из Смоленска сразу в Троице и предложил царям свою шпагу. В донесении королю от 23 октября он сообщил, что «собравшаяся здесь армия состоит из более чем 150.000 человек, а могла бы достичь и 200.000; лишь из-за трудностей с провиантом немалую ее часть оставили, и будут каждодневно и далее отпускать людей по домам» (Богданов, Возгрин, 1986: 85).

1 Исидор Сназин в Мазуринском летописце и Сильвестр Медведев в «Созерцании» описывают несколько иную расстановку полков, состав их командиров и уездов для мобилизации (ПСРЛ, 31, 1968: 177-178; Прозоровский, 1894: 161).

2 В Пошехонье воевода Иван Болховский уже 11 сентября получил разрядную грамоту с указом приготовить все дворянство к мобилизации, до последнего копейщика, рейтара и солдата, и ждать призыва, а дворян московского списка, которым пришла очередь служить в Москве (они служили по четверти года), послать не в царских поход, а в столицу (Восстание, 1976: 125-126). Т.е. под мобилизацию уезд сначала, по окружной грамоте, не попал, хотя список чинов точно ей соответствует.

Для регулярной армии цифры Горна были бы преувеличением. В 1680 г., на исходе войны с Турцией и после радикальной реформы царя Федора Алексеевича, мобилизовавшего дворян на обязательную регулярную службу, главнокомандующий В.В. Голицын вывел в поле армию в 129.300 человек, из которых 52.5 % составляли стрельцы и солдаты. Все вооруженные силы в европейской России (без Сибири), считая Государев двор с боевыми холопами и 4 полка регулярных казаков, насчитывали тогда 154.600 человек, плюс 10 тыс. конных даточных людей. Но стрельцы и солдаты, на которых правительство Софьи не могло положиться, составляли 49 % от этого числа (Богданов, 2018б: 204-205).

Однако мы, вслед за чиновниками царя Федора, посчитали сравнительно боеспособных людей. Для сбора же многочисленного, в 100 или даже 150 тыс., ополчения, довольно было обязать помещиков, монастыри и дворцовые села выставить побольше даточных людей, как в XVII в. часто и делалось (Чернов, 1954; Пенской, 2004). Значение такое войско имело символическое: численность заменяла качество. Но стоять на месте оно могло, и простояло «ради опасения» (по Медведеву) еще неделю после возвращения царей в Москву 3 ноября1.

Если часть даточных и уездных дворян могли распускать по домам уже 23 октября, как пишет Горн2, то дворянам московского списка указом царей и Софьи повелевалось оставаться в полку. На этот указ, данный в Троице-Сергиевом монастыре, где двор простоял с 18 сентября3 до 27 октября 1682 г.4, ссылались в конце года челобитчики московских чинов (от стольников до жильцов), тщетно ждавшие его исполнения. Указ, в отличие от окружной грамоты 6-10 сентября, обещал конфискацию не всех поместий и вотчин «нетчиков», но лишь четвертой части поместий дворян, не явившихся в царские полки или сбежавших из них, с раздачей честно несущим службу. Чтобы это обещание звучало убедительно, Шакловитый подписал один разрядный указ в Поместный приказ о конфискации и раздаче четверти поместий Никиты Бабаева. Поверив в свое счастье, дворяне, которые приехали в царский полк и стойко сопровождали царей, подали после возвращения царей в Москву 3 ноября 1682 г. гневную и явно не первую челобитную5, требуя провести конфискацию и раздачу. Интересно, что конфискация четверти поместий была обещана именно за «съезд без указу», а «многие» дворяне московского списка, по словам челобитчиков, бежали уже из Москвы, «убояся стрельцов».

Если такой страх в царском полку был после примирения правительства с восставшими в ноябре, легко представить себе моральное состояние дворянских войск в сентябре и октябре. Датский посол, оказавшийся среди отборных дворян полка В.В. Голицына в Троице примерно за неделю до своего отчета королю 23 октября, несмотря на ласковый прием у царей и оптимистичный тон бесед на русском языке с Украинце-вым и Голицыным (на последней «за черным занавесом» присутствовала царевна Софья, которая «всем управляет»), оценил ситуацию как крайне рискованную.

«Здесь питали добрую надежду на то, что если бы удалось отправить стрельцов, после того как они запросят пардону, по указу их царских величеств служить в Казань,

1 См. царскую грамоту из села Алексеевского о встрече государей 3 ноября в Москве (Восстание, 1976: 232). По разрядным записям 25 октября — 3 ноября 1682 г., 27 октября двор перешел из Троицы в село Воздвиженское, 30-го в село Братошино, 1 ноября в село Алексеевское, а 3-го оттуда в Москву (там же: 224).

2 23 сентября царская грамота за приписью Шакловитого отменяла указ о сборе конных даточных с монастырских вотчин во человеку со 100 дворов (Восстание, 1976: 217-218).

3 Согласно записям разрядного приказа (Восстание, 1976: 92-93).

4 Все источники указаны (Буганов, 1969: 313).

5 Разъехавшиеся по деревням «за то челобитье нас ... поносят а ваш ... указ ставят ни во что», жаловались дворяне царям и Софье (Восстание, 1976: 232-233).

Астрахань, Киев и другие города, то стрельцы были бы таким образом разъединены. Но на возможность осуществления подобного плана указывает немногое. Если же их дерзость зашла бы так далеко, что они через несколько дней осмелились бы потребовать и остальных бояр — как Голицына, Одоевского и других — отдать им в руки, то пришлось бы это сделать» (Богданов, Возгрин, 1986: 85-86).

«Через несколько дней», вероятно, после того как надворная пехота привела Москву на военное положение 18 сентября, получив известие о казни Хованских, а царский двор заперся в Троице-Сергиевом монастыре, памятуя его крепкую оборону в Смуту. Риск того, что царица Наталия Кирилловна и ее сторонники в Думе потребуют выдачи восставшим членов правительства Голицына и Одоевских, лишая власти стоящую за ними царевну Софью, нельзя было исключить. Но панические настроения части чинов двора (большинство которых из Троицы не сбежало), переданные фон Горном, не означали, что в страхе пребывало правительство, которое четко и неуклонно вело свою игру.

Царевна Софья с мужами ее совета исходила из понимания психологии надворной пехоты, в сознании которой идея царской службы была первичной, а идея ответственности за государственную справедливость, ярко проявившаяся в 1682 г., — вторичной. Окружная грамота 6-10 сентября, объявившая спасителей России (по Жалованной грамоте 6 июня) бунтовщиками и врагами государства, должна была постепенно стать известной в Москве и возбудить основной страх восставших — оказаться бунтовщиками (каковыми они на самом деле являлись), а не верными слугами престола и Отечества.

Открыто и прямо обвинить стрельцов и солдат, даже не упоминая поддержавший их московский посад, в бунте и начать против них священную войну, значило объединить их в едином страхе и гневе, т.е. заставить драться насмерть, при отсутствии такой острой мотивации у собираемого против них ополчения. Дворяне и их боевые холопы, не говоря уже о даточных, не вполне готовы были служить, перенося тягости, и тем паче не готовы умирать. Этот путь был бы самоубийственным и для правительства, и для восставших, если бы их, как антибоярских ополченцев в Смутное время, не поддержало земство, что при отсутствии внешнего неприятеля представлялось сомнительным.

Самоубийц, вроде боярина А.С. Матвеева, который в начале мая 1682 г., вернувшись из ссылки и возглавив правительство, обещал бунтовщиков перевешать, не имея на это реальных сил, в совете царевны Софьи не было. Наметив, в виде слухов, которые обязательно должны были пойти в столице через некоторое время после рассылки окружной грамоты 6-10 сентября, один, крайне жесткий вариант отношения царей к надворной пехоте, правительство Софьи предложило и упорно внушало восставшим другой вариант: отказаться от власти и служить царям по прежнему, как до восстания, списав все его события на заговор князей Хованских. Извет и менее внятные обвинения против И.А. Хованского в сказке у смертной казни стали центральным звеном правительственной пропаганды и важнейшим условием перемирия, которым завершилось на деле Московское восстание 1682 г.

Без окружной грамоты, объявившей восставших врагами царей, веры и Отечества, Извет на Хованских, переложивший эту вину на князей, не сработал был. Задачей правительства было заставить восставших сдаться, отказавшись от влияния на приказы, от Жалованной грамоты 6 июня, памятника победе над боярской изменой и самой идеи этой измены, от чести надворной пехоты, повышенного жалования и выбивания иных доходов, от службы исключительно в столице, без изнурительных «посылок» на окраины по году и более, от всевластия, как сил закона и порядка, на улицах, и т.п. Восставшие получали только одно: возвращение старых времен и порядков, которые привели

их к восстанию, только без крайнего своеволия и жестокости начальников. По замыслу, который Сильвестр Медведев целиком приписал «премудрой» царевне Софье1, правительство взамен отказывалось считать их бунтовщиками и прощало их «вины».

Аналогично дворянство, как собранное правительством в полки, так и обязанное в отдельных уездах ожидать призыва2, получало не только награды за службу (достаточно скромные3), но и избавление от страха, пронизавшего его с середины мая 1682 г. и не отпускавшего в полках в сентябре, октябре и даже после возвращения царей в Москву в ноябре. Страх реального боя с надворной пехотой был обоснован, особенно для воинов, имевших опыт службы в регулярных полках во время турецкой войны, а ужас социального взрыва за спиной дворян, в их поместьях, всерьез преследовал господствующее сословие со времен грандиозного восстания С.Т. Разина.

Только способность правительства Софьи покончить с опасным делом без новой гражданской войны, в которой дворяне имени сомнительные шансы на успех, оправдывала в их глазах тот факт, что восстание в Москве не было подавлено, не завершилось, как принято, казнями бунтовщиков4. Для вставших на защиту царей и Отечества это было, конечно, неправильно, но не возмутительно, потому что они исполнили свой долг и нежданно остались живы.

Расчет Софьи и ее сподвижников, понимавших психологию участников борьбы и совместивших угрозу войны с мирными предложениями, был идеален. По этому расчету, правительство побеждало, получая всеобщую благодарность за избавление от лютого страха, который само создавало для выхода из двоевластия. Такой план имел лишь один недостаток: смертельный риск для самих членов правительства.

Здесь полезно вспомнить, что В.В. Голицын и подавляющее большинство в его окружении были людьми военными в той же, если не большей мере, чем придворными. У московского дворянства, а среди аристократии особенно, военная служба значила для чести много больше, чем гражданская. Далеко не все были героями, способными с саблей в зубах переплыть на коне озеро и атаковать польскую шляхту в ее логове5, или отбить у королевской армии 8 знамен, сражаясь против нее три месяца в крошечной крепости, или в одиночку войти в восставший Псков с требованием выдать на казнь зачинщиков бунта6. Но в то же время мало кто был готов кланяться ядрам и пулям.

Из ближнего окружения князя «необстрелянными» или, по крайней мере, не побывавшими в смертельных переделках во время тайных миссий (как Украинцев) были только двое: царевна Софья и Шакловитый. Последний, кроме того, что был превосходным организатором, показал себя и как отчаянный авантюрист. Эти качества были взаимосвязаны: Федор Леонтьевич чувствовал себя в силах исполнить любой приказ царевны. Надо убрать Хованских? 17 сентября 1682 г. Шакловитый читает им спешно составленный приговор и заранее заготовленный Извет. Усмиренные, но не наказанные за восстание стрельцы представляют для правительства огромную опасность? 10 декабря 1682 г. думный дьяк возглавил Стрелецкий приказ (Богоявленский, 2006: 165), разработал и за несколько лет осуществил план нейтрализации стрелецких и солдат-

1 Ставку на «премудрость» царевны Сильвестр сделал еще в ходе Московского восстания 1682 г. (Богданов, 1984б: 45-52), — и затем концепция власти премудрости над Российским царством стала весьма популярной (Богданов, 1994; Богданов, 1999).

2 Например, в Пошехонье (Восстание, 1976: 125-126).

3 В.В. Голицын получил «придачу» к окладу 150 руб., другие бояре по 100 руб., кравчие по 80 руб., окольничие по 70 руб., казначей, постельничий и думный генерал по 65 руб. и т.д. (Восстание, 1976: 267).

4 Это было настолько необычно, что ряд русских и иностранных авторов отказывались такому верить и выдумывали казни: интересная тема для отдельного исследования.

5 Как князь Г.Г. Ромодановский.

6 Оба подвига принадлежат князю Ф.Ф. Волконскому Шерихе.

ских полков, тихо исключив из их состава и разослав по стране выявленных им смутья-нов1.

Сделавшись думным дворянином, Шакловитый взял в свои руки учёт кадрового состава всей администрации, распространил свое влияние на множество внутри- и внешнеполитических дел, наконец, по словам князя Б.И. Куракина, вытеснил В.В. Голицына из спальни и «конфиденции» Софьи Алексеевны2. Последнее спорно: и примерный семьянин Голицын (1643-1714), и его ровесник Шакловитый (середина 1640-х — 1689) не нуждались для карьеры в «плезирах ночных» с царевной. Оба отличались от большинства фаворитов XVIII в. тем, что добились успеха отнюдь не через постель. Впрочем, такое опасное приключение было бы в духе Федора Леонтьевича. Летом 1687 г. он, как д'Артаньян, с личным заданием Софьи за несколько суток доскакал, меняя коней, из Москвы к бредущей из горящих Крымских степей армии Голицына, и причина отступления с большими потерями мигом нашлась: «измена» гетмана И. Самойло-вича3. Казаки сами выдали гетмана дворовому воеводе и избрали И.С. Мазепу (Соловьев, VII, 1991: 382-390).

Эту миссию Шакловитый осуществил в сотрудничестве с Голицыным, но в 1688 г. он по указу Софьи через голову канцлера строил с Мазепой планы захвата Крыма и похода на Стамбул (Востоков, 1880). Это было начало авантюрных деяний Федора Леонтьевича, идущих вразрез с взвешенной политикой Голицына. Он, в интересах Софьи, мимо Посольского приказа распорядился о срочном заключении Нерчинского мира с Китаем на любых условиях (Демидова, 1973: 301-302, 305-306). С его подачи западная печать наперегонки с политиками Империи обсуждала в 1688-1689 гг. «планы» русского господства над Царьградом, означавшие, что одна только Россия будет «щитом» всего европейского христианства от турок (Богданов, 2003; Богданов, 2007). По его заданию амстердамский бургомистр Николай Витзен издал, распространил в Европе и прислал в Россию коронационный портрет славной воительницы Софьи, в пару к которому Федор Леонтьевич изобразил на отдельной гравюре и себя в латах, в образе св. Феодора Стратилата, с новоприобретенным гербом (Богданов, 2001: 189-199, 265278). Интересно, что подготовка общественного мнения к коронации Софьи с помощью русских и иностранных политических гравюр велась без Голицына: его парадный портрет (тоже с гербом) был издан отдельно (Богданов, 1981). Только свержение правительства регентства остановило бурную деятельность ближнего окольничего Шакловито-го, потерявшего голову на плахе.

Не слышавшая свист пуль на войне, как и Шакловитый, царевна Софья Алексеевна (1657-1704) не была типичной девушкой даже в царской семье. В мае 1682 г. вид окровавленного оружия и жестоких убийств заставил ее не жалобно плакать, отмаливая у восставших чьи-то жизни, как делали другие царевны и царицы, а четкими предложениями восставшим взять ситуацию под контроль, к лету установив от имени царей систему двоевластия. Летом она лично одолела в Кремле толпу староверов, мужей крепких, готовых за веру и убить, и пойти в огонь, сама нашла и уговорила стрельцов, кото-

1 Он занимался и подметными письмами (Восстание, 1976: 28-29).

2 «Надобно ж и о том упомянуть, — заметил князь, познакомившийся с нравами французского двора, — что в отбытие князя Василия Голицына с полками в Крым, Федор Шакловитый весьма в амуре при царевне Софии профитовал, и уже в тех плезирах ночных был в большей конфиденции при ней, нежели князь Голицын, хотя не так явно» (Россия, 1990: 294). Из контекста не ясно, какой имелся в виду Крымский поход, но на Куракина наибольшее впечатление произвел первый (1687), и именно с этого времени заметно, что Шакловитый вел самостоятельную относительно Голицына политику.

3 Миссия Шакловитого 1687 г.: РГАДА. Ф. 123. Сношения с Крымом. Кн. 78. Ч. VI; св. 1687 г. № 2; ф. 210. Разрядный приказ. Оп. 9. Столбцы Московского стола. № 703. Св. 3.

рые отрубят голову их лидеру1. Хладнокровие в опасности и ответ на вызов отчаянной атакой сделали бы ее на войне подобной майору Г.И. Косагову (в 1682 г. уже генералу и думному дворянину), который в ответ на приказ Крымского хана убить его в Сечи атаковал с малым отрядом Перекоп, где засел хан со всей ордой, вспорол в поисках хана подушки в его дворце, а потом сумел уйти, взяв пленных. 17 сентября 1682 г., отметив в храме свое 25-летие, Софья лично угостила водкой высшие чины двора, проследив, чтобы все они тут же приняли участие в казни князей Хованских. Она знала, что казнь вызовет взрыв в Москве, и была готова бестрепетно встретить опасность своей пышной грудью.

Деятельность Софьи и ее правительства по «утишению» Московского восстания хорошо описана Сильвестром Медведевым и Бугановым (Россия, 1990: 141-200; Буга-нов, 1969: 278-313). Нам важно отметить, что центральное место в правительственной пропаганде занимали обвинения против Хованских, изложенные в Извете и сказке у смертной казни. Они позволяли снять с надворной пехоты обвинение в восстании, переложив его на князей, и на этом примириться. Однако сделать это оказалось непросто.

17 сентября, в день казни Хованских, была послана грамота патриарху Иоакиму для объявления всему духовенству и другая, в «надворные пехоты и в салдацкие во все полки». Сгоряча последнюю велели в Москве «распечатать», но Шакловитый вовремя спохватился, что это затянет дело. Его приказные переписали экземпляры для каждого полка (состав их указан) и отправили всю кипу в Москву к исполнявшему обязанности ее управителя думному дворянину И.И. Сухотину (Ф.Ф. Куракин, как указано в разрядной записи, сидел в деревне, а его товарищ боярин М.П. Головин только что выехал в Москву)2.

Грамоты были стереотипны, и к каждой прикладывался, со ссылкой в тексте, список Извета3. Разница грамот патриарху и в полки была только в финальной части. Духовенству предлагалось «явную измену» Хованских «и на наше великих государей здоровье злой умысл и под государством нашим подъискание» «объявлять», а надворной пехоте «ведать».

Весеннее восстание в грамотах 17 сентября вообще не упоминалось, а участие стрельцов и солдат в летнем двоевластии и сам факт его существования отметались путем возложения всей вины на И.А. Хованского. Якобы тот, «будучи в приказе Надвор-ныя пехоты, всякие дела делал по своим прихотям, без нашего великих государей указу, самовольством своим», царям «на надворную пехоту приносил многие лживые слова, чего от них не бывало, а от нас ... выходя к ним, говорил многие же слова на смуту ... и иные всякие дела делал умыслом своим, противяся нашему ... указу». Кроме того, 2 сентября «в селе Коломенском объявилось у передних ворот прилеплено писмо, а в том писме написано, что он, князь Иван, с сыном своим князь Андреем, умышляют на наше великих государей здоровье и на державу нашу злые хитрости, хотят нас, великих государей, извести, и государством нашим завладеть, и быть на Московском государстве государем».

Казнь И.А. Хованского с сыном как ответственных за все заговорщиков позволила правительству в финальной части грамот в полки сделать надворной пехоте мирное предложение: «Чтобы вы никаким ево и детей и родственников ево прелестным и лукавым словам и писмам не верили, и на себя нашие великих государей опалы и ника-

1 В 1685 г. Софья утвердит «12 статей», по которым староверов станут казнить массово (ААЭ, 4, 1936: 419-422).

2 История и тексты грамот 17 сентября в разрядных записях (Восстание, 1976: 86-90).

3 Все эти грамоты известны нам в черновых отпусках, к которым Извет не приложен. Он, согласно разрядным записям, хранился в оригинале в походной канцелярии («столе») Разрядного приказа в отдельном «мешочке».

кова гневу не опасались и никакова сумнения в том не имели, потому что нашего великих государей гневу на вас нет, и вы б в том однолично на нашу великих государей милость были надежны безо всякого сумнительства и опасения». Грамоты о казни Хованских являлись, очевидно, частью четвертой стадии плана борьбы с восстанием, сочетавшей избавление от князей с умиротворением надворной пехоты.

Важно отметить, что грамоты 17 сентября решали тактическую задачу - предотвратить взрыв возмущения казнью Хованских - не упоминая главного вопроса о судьбе завоеваний восставших. И, возможно поэтому, конкретной цели они не достигли. Москва весьма организованно восстала в ночь на 18 сентября (Буганов, 1969: 281), получив известия о казни Хованских. Восставшие, причем не только надворная пехота, но и посадские люди, вновь проявили невероятную организованность, глубоко поразившую современников еще 15 мая, в день их первого похода на Кремль.

Те события многие русские и иностранные современники связали с интригами царевны Софьи и ее родственника, боярина И.М. Милославского (Богданов, 2020а), не в силах поверить, что корпорации служилых по прибору и черных людей были способны к самостоятельным и дисциплинированным действиям. Не верили, или, как Богоявленский (Богоявленский, 1941) и Буганов, не полностью верили в это и историки. На таком неверии, кстати, была основана версия «Хованщины», выдвинутая правительством Софьи. Однако 18 сентября 1682 г. Милославский, нахватавший было себе постов в конце мая, был вообще не у дел1, Софья в этот день бежала вместе со всем двором под защиту стен Троице-Сергиева монастыря, Хованский был без головы, а надворная пехота и московский посад действовали еще более организованно, чем в мае.

По рассказу Исидора Сназина в Мазуринском летописце, восставшие получили весть о казни Хованских от князя Ивана в шестом часу ночи на 18 сентября, т.е. в час ночи по нашему счету, а уже час спустя ударили в набат на Спасской башне (ПСРЛ, 31, 1968: 178). По Медведеву, поскольку «на Москве никого в правлении бояр не остало-ся», несколько сот служилых подняли с постели патриарха Иоакима и в Крестовой палате требовали от него объяснений действиям правительства. Не получив их, они почли за лучшее исходить из худшего, и поставили всю столицу под ружье (Россия, 1990: 142). Рассказы современников, подкрепленные разрядными записями (Восстание, 1976: 90 и далее ), рисуют самую печальную для правительства картину.

Все полки надворной пехоты мгновенно вооружились и расставили по Москве усиленные караулы. Они открыли Пушечный двор и развезли дополнительную, к имеющейся в полках, артиллерию с боеприпасами по всем укрепленным рубежам столицы, от Земляного города до Кремля. Из арсеналов, предназначенных на случай войны, извлекли запасы оружия: мушкеты, карабины, сошки под них, бандалеры (своеобразные патронташи), порох, свинец и фитили; частью довооружили полки, часть роздали «разных чинов людям» из посада.

Первой мыслью восставших был поход на село Воздвиженское, но после советов во всех полках был принят оборонительный план. Семьи и пожитки надворной пехоты переместили из слобод за каменные стены Белого города, а главным рубежом обороны сделали Земляной город, который дополнительно укрепили. По всей Москве на улицах построили надолбы. На это ушел едва ли один день. При этом восставшие позаботились и о строгой охране порядка, и об отлове правительственных агентов, и о проверке всех въезжающих в Москву.

Медведев отметил важнейшую черту событий: разделение страны по сословному признаку, такое же четкое, как в царской окружной грамоте 6-10 сентября. В Москве, по его словам, «кроме стрельцов и посадских людей никого иных людей тогда

1 Изученные нами изменения состава правительства в 1682 г. были в основных чертах описаны еще Богоявленским, но доселе не привлекают от внимания исследователей.

не обретахуся»1. Под сомнением, как и во время бунта староверов, была даже посредническая функция патриарха. С одной стороны, представители восставших, при отсутствии в столице бояр и дворян, требовали от него отвечать за действия правительства. С другой — просили писать «на Украину грамоты, чтобы к нам служивыя люди шли против бояр на помощь». С третьей - «говорили: "Возьмем патриарха и убием, ибо и он з бояры на нас заодно стоит и советует!"» (Россия, 1990: С. 142).

Правительство тем временем думало не о наступлении на Москву, для которого у него не было (и в дальнейшем не набралось) сил, но о бегстве за крепкие стены Трои-це-Сергиева монастыря по вестям, «что стрельцы, все приказы, со многим с нарядом на три дороги с Москвы идут» (ПСРЛ, 31, 1968: 178). Решение это, открывшее пятую стадию борьбы с восстанием, было верным, хотя неизвестно, насколько предусмотренным. Барабаны, бьющие сбор, стройные отряды надворной пехоты с оружием и пушками, грохот выстрелов из проверяемого тяжелого и ручного оружия, идущий слух, что «бояре без государского указу хотят нас, пришедше к Москве войском, порубить», требования к патриарху, под страхом смерти, вернуть царей в столицу, - все эти впечатления, доходя до Троицы в умноженном страхом виде, создавали в царском лагере довольно нервную атмосферу.

В этих условиях правительство Софьи вело, а Разрядный приказ под началом Шакловитого продолжал четко фиксировать линию на идейное разоружение восставших путем отрицания их ответственности за «бунт» с помощью выдуманного заговора Хованских. Обмануть эта версия могла лишь тех, «кто сам обманываться рад», но царевна с единомышленниками старательно создавала ситуацию, в которой таких становилось всё больше.

Правительство в селе Воздвиженском в разрядных записях и грамотах связало восстание 18 сентября с «затейными словами» Ивана, младшего сыны И.А. Хованского, «будто отец ево и брат кажнены без их, великих государей, указу и без розыску». Действительно, в Москве снова, как в мае, заговорили о захвативших власть «изменниках боярах», конкретно называя Одоевских и Голицыных (Буганов, 1969: 280). Но дело было вовсе не в сомнениях о законности казни Хованских, как пыталось показать правительство, упорно избегая всякого упоминания об интересах и достижениях восставших, которые слом двоевластия поставил под вопрос. Хотя высшая, царская власть, была теперь оторвана от восставших, страна была разделена на два лагеря до тех пор, пока восставших не удастся победить, что было практически невозможно, или уговорить, что было весьма трудно.

Переговоры правительства с восставшими, подробно описанные Сильвестром Медведевым, который был их свидетелем, живя в Заиконоспасском монастыре на Никольской улице и печатая царские грамоты в Верхней типографии в Кремле, и Бугано-вым, впервые погрузившимся в весь массив приказных документов и свидетельств современников 1682 г., выглядят совершенно непонятными, если не разделить их поверхностную часть, привязанную правительством к судьбе Хованских, и сущностную, связанную с основными интересами восставших. Первые вроде бы благополучно закончились 3 октября, когда стрелецкие выборные пришли к царям, принесли повинную и получили статьи о прощении. Вторые - лишь после 3 ноября, когда стрельцы и солдаты сдали летние жалованные грамоты государей и получили новые жалованные грамоты с

1 Выборных солдат Медведев в описании этих событий упоминает вместе со стрельцами («и на Бутырках салдаты сотворили такожде»), а довольно крепкую корпорацию ямщиков не упоминает вовсе, хотя их слободы окружали Москву вперемешку со стрелецкими. Поведение ямщиков, отмеченных как привилегированное сословие в летних Жалованных грамотах, должно стать темой специального исследования. Но вряд ли оборона Москвы была возможна без их участия, в частности, в эвакуации семей в Белый город (Россия, 1990: 143-145, цит. 144).

пересмотренными мотивами и результатами восстания. Обвинения против Хованских и оправдание их казни формально объединяют эти переговоры, принципиально разные по существу.

Грамоты от 18 сентября, размноженные в нужном числе несмотря на идущий переезд в Троицу, повторяли уверения грамот от 17 сентября, что во всем виновен И.А. Хованский, а на надворную пехоту «нашего великих государей гневу ... нет». Но если в прежних грамотах говорилось, «чтобы вы никаким ево и детей и родственников ево прелестным и лукавым словам и писмам не верили», то теперь конкретно предлагалось «не верить» изменнничьим словам младшего князя Ивана Хованского «и родственников ево», которые вызвали в Москве «смятение . и . опасение от наших великих государей ратных и от боярских людей» (как будто эти ратные люди и холопы не созывались для того, чтобы вызвать опасение). Грамоты требовали, чтобы стрельцы и солдаты «на себя нашие великих государей опалы и никакова гневу не опасались, и в том на нашу великих государей милость были однолично надежны безо всякого размышления». То же повторялось слово в слово и в грамотах от 19 сентября (Восстание, 1976: 90-94).

Уже 18 сентября надворная пехота потребовала от патриарха, чтобы цари вернулись в Москву, а от представителя правительства Ивана Сухотина, распространявшего в Москве царские грамоты, чтобы из их выборных, присутствовавших в царском походе, «отпустить к ним к Москве дву или трех человек для ведомости» (Восстание, 1976: 92, 94; Россия, 1990: 143).

Осознав масштаб нового восстания, правительство 19 сентября создало новую серию грамот к патриарху и во все полки (Восстание, 1976: 94-98). В них, повторив милостивые слова прошлых грамот и подробно расписав действия восставших по обороне Москвы, Софья со товарищи делала от имени царей три важных предложения.

Первое, чтобы представители надворной пехоты в казнь Хованских «не вступались, потому что измена их по розыску и по подлинному свидетельству нам, великим государям, известна и всем людем явна, и та казнь учинена им по нашему великих государей указу, и суд о милости и о казни вручен от Бога нам . а им о том не токмо говорить, - и мыслить не довелось, и дела им да того никакова не достало». Признав списание правительством всех событий весны и лета 1682 г. на заговор Хованских, надворная пехота должна были поверить, что на нее-то никакого гнева и опалы за прошедшее нет. Конечно, это была ловушка: вместе с «изменниками» Хованскими списывались и достижения восставших как спасителей Отечества от «боярской измены», — но об этом в грамотах никакой речи не было.

Второе предложение состояло в «послушании» царской воле: прекращении «смятения» в Москве и немедленной отправке полков на службу в Киев. Отправка полков из Москвы, из-за которой вспыхнули волнения еще в августе, была позицией запросной: все понимали, что она трудно выполнима. А вот отмена военного положения в столице, создающего много трудностей самим восставшим, была, на взгляд правительства, достижима. «А что они ныне смятенье учинили, — говорила грамота к патриарху Иоакиму, — и то учинилось по смуте князь Ивана Хованского, и они б за то нашие великих государей опалы и гневу на себя не опасались и были в том на нашу великих государей милость надежны». - То есть и события мая-августа, и восстание сентября 1682 г. были объявлены виной князей Хованских, а вовсе не надворной пехоты.

Третье предложение состояло в том, чтобы служилые всех полков прислали в царский поход в Троицу своих выборных людей для челобитья о всех своих «делах». Проще говоря, для переговоров об условиях подчинения правительству. Предложение было лестным и практически неотразимым. Менее всего надворная пехота, считавшая

себя столпом закона и порядка в государстве, желала начинать гражданскую войну против собственных царей.

Условием прибытия челобитчиков в Троицу, как вскоре оказалось, была сдача оружия и запасов на Пушечный двор и казенные склады. Это не было выполнено до примирения 3 октября, но постепенно осуществлялось до конца месяца (Буганов, 1969: 284). А также подача слезной челобитной о прощении и пощаде, которую к началу октября удалось организовать в солдатском выборном полку Родиона Жданова (Восстание, 1976: 98-99). Слезница эта, на которой были основаны «статьи» о мире с восставшими 3 октября (Там же: 100-107), не вполне отражала суть переговоров правительства с надворной пехотой и московскими посадскими людьми, изложенными в их челобитных и царских грамотах последней декады сентября.

В грамоте от 21 сентября к гражданскому населению Москвы1 кратко перечислены обвинения Хованским по приговору и Извету (приложенному целиком, хотя в тексте его нет). Затем рассказано, как надворная пехота по «смутным словам» Ивана Хованского установила в Москве военное положение, «неведомо для чево», «и от того в царствующем нашем граде Москве чинитца великое смятение и людем страхование». Грамота, выдавая желаемое за действительное, «похваляет» москвичей за то, что они, якобы, царям «служат верно и никаким прелестным и смутным словам не верят». Смысл ее распространения был в том, чтобы объявить весь московский посад невиновным перед царями и, таким образом, отвратить хотя бы часть его от восставших.

В свою очередь 25 сентября все служивые по прибору Москвы2 подали царям «скаску», что они, как и их предки, всегда служили царям «безызменно» и обещают так же служить впредь «безо всякие шатости». Говорящих «какие злоумышленные слова» на царей, бояр, думных и ближних людей они будут сажать под арест в съезжие избы, «а у нас . на их царское величество, и на бояр, и на думных и на ближних людей ни-каково злоумышления нет и впредь не будет. А что великих государей казну, пушки и порох, свинец и фетиль для опасения побрали», так это из-за слов Г.П. Языкова (а не И.И. Хованского), «что многое собрание у бояр есть и хотят ити к Москве на нас, надворную пехоту, боем. А та великих государей ратная казна ныне в полках в целости». Говоря кратко, служилые по прибору ни в чем вообще не виноваты, хорошо вооружены и царям не противятся: «готовы» быть на службе в Киеве (куда не отправились).

Царская грамота от 28 сентября патриарху Иоакиму об условиях прощения восставших (Восстание, 1976: 168-170) включала и эту «скаску», и неведомую даже в списке (но лишь бегло пересказанную) челобитную полка Жданова, поданную, как выясняется, «великим государям словесно» (в отличие от заверенной «скаски за руками» от всех полков). Только устно и лишь от одного полка цари получили просьбу «вины им отдать».

Правительство требовало таких челобитных от всех полков и отмены военного положения в Москве, однако не рисковало далее настаивать на возвращении оружия и боеприпасов в арсеналы3. Фактически, прощение восставшим было обещано без серьезных условий, при одном только прекращении ими текущего возмущения в столице и словесного признания неких неясных «вин»: «Как они . от смятения и шатости пре-

1 Адресатами ее были гости, Гостиная, Суконная и черные сотни, Кадашевская, Хамовная и Мещанская слободы, дворцовые и конюшенные люди (Восстание, 1976: 149-150).

2 Перечислены: надворная пехота, выборные солдатские полки (в данном случае оторванные от надворной пехоты из стрельцов), пушкари, гранатчики, воротники и ямщики (Восстание, 1976: 157).

3 «А которые пушки и всякие пушечные запасы с Пушечного двора розвезли они к себе по полком, тако же де и которое ружье, и зелье (порох. - А.Б.) и свинец, и фетиль из нашея великих государей казны разобрали по себе и роздали розных чинов людем без нашего великих государей указу, и то бы все у них было в целости до нашего великих государей указу», - гласит грамота патриарху.

станут совершенно безо всякого умысла и хитрости, и по нашему, великих государей, милостивому указу вины их им будут отданы».

Медведев рисует сцену приема челобитчиков царями 27 сентября, с пламенными речами царевны Софьи, призывавшей их «убояться» и Бога, и огромного царского воинства, отказаться на царей «войною воровски на погубление ити». Тут стоявшие «с главами поникъшими» челобитчики твердят, якобы, одно: «Винни есми, винни! Со-грешихом. Согрешихом! Бога и ваше величество прогневахом, прогневахом!». И сразу же подают «скаску» от 25 сентября, что они . ни в чем невиновны! Софье приходится произносить еще одну пламенную речь, требуя от всех полков «виновного вашего челобитья». А если его не будет, «не благо вам будет, ибо великие государи поидут силою многою неисчислимаго воинства на вас» (Россия, 1990: 154-157).

Вероятно, снятие со служивых обвинений в обоих восстаниях, приписанных правительством Хованским (хотя по мнению восставших, сентябрьский всполох вызвал Языков1), ив то же время требование к ним повиниться, имело психологический смысл, как форма разрешения ситуации миром. Восставшие приняли этот призыв Софьи достаточно иронично.

В единственной сохранившейся (в «Созерцании» Медведева) челобитной от 1 октября (Стремянного полка Н.Д. Глебова) почти дословно повторена «скаска» от 25 сентября с уточнением обвинения против Г.П. Языкова. Он «сказывал в Васильеве полку Лопухина надворной пехоте чтобы во все полки дати ведомость, бутто нас, холопей ваших надворную пехоту, бояре Одоевские и Голицыны хотят со многим собранием рубити, и чтобы мы засели в Москве, а он, Григорей, с нами же. А по дорогам де стоят всяких чинов люди боярские с ружьем и хотят ити к Москве на нас, холопей ваших, боем, и дворишки наши пожечь. А у нас, холопей ваших, на ваших великих государей бояр, и на думных и ближних людей, и на весь ваш великих государей сигклит и ни на кого, и на домы их никаковаго злаго умышления, и думы, и грабительства не было и впредь не будет».

Надворная пехота, как видим, ни в чем не виновна, но коли правительству так нужна была ее просьба о прощении, то привилегированный Стремянной полк в конце приписал то-ли прочувствованное, то-ли насмешливое обращение к царям Ивану и Петру: «Пожалуйте нас, холопей своих, для Спаса и пречистые Богородицы, и для московских чюдотворцов, и для преподобнаго отца Сергиа чюдотворца, и для своего госу-дарского многолетного здравия. Призрите, великие государи, нас, холопей своих, своею государскою пресветлою милостию! Не послите, государи, праведного гнева своего на нас, холопей своих, чтобы нам, холопем вашим, во всем на вашу, великих государей, милость быти надежным и, видя ваше государское величество в вашем царствующем граде Москве, нам, холопем вашим, з женишками и з детишками своими всем возрадо-ватися» (Россия, 1990: 158-160; Восстание, 1976: 176-177).

Как справедливо заметил Медведев, возвращение царей в Москву, о котором упоминалось во всех челобитных, снова отдало бы государей и сопровождавших их бояр в руки восставших2. Никакое дворянско-холопское войско бояр бы не спасло, да стрельцы и солдаты ни за что не впустили бы в столицу большое войско, кроме обычных чинов государева двора с их холопами. Правительство Софьи справилось с этой патовой ситуацией всего за месяц: со статей о прощении восставших от 3 октября, при-

1 О его действиях см.: Буганов, 1969: 280-281.

2 «Мысль же бе у них в то время такова: егда бы государи пришли к Москве, и бояре бы и по нужди с ними же, государи, и они бы тогда исполнили свою волю недобрую над ними» (Россия, 1990: 148).

нятых по получении их челобитных, до сноса памятника победе восстания 2 ноября1 и возвращения царей в Москву 3 ноября2.

Разбор этой захватывающе интересной операции, составившей шестую стадию борьбы с восстанием - отдельная история. Здесь нам важно отметить, что вся операция по идейному разоружению восставших была проведена под флагом вины И.А. Хованского со старшим сыном в восстании мая-августа и вины младшего князя, Ивана Ивановича, в волнениях сентября 1682 г. Такие мелочи, как обвинения Языкова в челобитных восставших, правительство не волновали: они просто не учитывались.

Списание вин в восстаниях весны-лета и 18 сентября - 3 октября на Хованских играло на этой стадии уже сугубо вспомогательную роль. После того, как восставшие, пусть формально, «повинились», правительство сосредоточилось на конкретных материальных и служебных предложениях и гарантиях для каждого полка, обещая стрельцам весомое и зримое исполнение их пожеланий в отмен на отказ от любых идейных соображений об их спасительной роли в государстве.

Жалованные грамоты стрельцам и солдатам (название «надворная пехота» было упразднено), выданные в ноябре взамен упорно изымавшихся в полках июньских Жалованных грамот, передавали именно ту версию событий, на которой состоялось примирение 3 октября (Россия, 1990: 175-180). Все жалобы служивых на тяготы службы, поборы, задержки и урезание жалования, своеволие начальства в новых грамотах были отражены, а их политические требования и действия исчезли начисто, как не бывало. В начале ноября Россия праздновала не мирное окончание Московского восстания служивых по прибору и посадских людей, но победу над выдуманной правительством Софьи «Хованщиной».

Удовлетворены были все, недаром власть премудрой царевны (1682-1689) считается правительством социального компромисса. Но со стороны Софьи было бы в высшей мере неразумным в действительности, а не на словах, забыть ход народного восстания и простить его зачинщиков. «Страхование» в столице, судя по указанной выше дворянской челобитной (Восстание, 1976: 232-233), продолжалось и после возвращения царского двора в Москву, но решительные действия против опасных смутьянов, рассылка по стране и «перебор» полков требовали от властей подхода серьезного и осмотрительного. 10 декабря Шакловитый возглавил Стрелецкий приказ3, 30 числа царевна Софья с избранными боярами «у себя в комнате» утвердила детальный план из 25 пунктов по обезвреживанию служивых, который тут же был принят к исполнению доверенными лицами правительства (Россия, 1976: 186-200).

Семь лет спустя крамола в рядах служилых по прибору была искоренена настолько, что противники царевны Софьи, готовя ее свержение, могли спокойно раздавать стрельцам деньги для сбора в Кремле, имитируя новый «всполох», но не опасаясь реального бунта. До нового восстания, также описанного Бугановым, малую часть стрелецких полков сторонники Петра смогли довести только спустя десятилетие, нарушив буквально все пункты разработанного Шакловитым плана безопасного обращения со служивыми по прибору. Наступила новая эпоха, когда головы стали рубить

1 По челобитной стрельцов и солдат от 28 октября (Восстание, 1976: 225-226).

2 27 октября цари со двором двинулись через множество дворцовых сел к Москве, куда прибыли в 9 -м часу дня 3 ноября. «За великими государями» Иваном и Петром ехали организаторы победы над Московским восстанием: боярин князь В.В. Голицын, думный дворянин А.И. Ржевский, думные дьяки Е.И. Украинцев (Посольский приказ) и Ф.Л. Шакловитый (Разряд) (Восстание, 1976: 224).

3 Федор Леонтьевич, завершив критический этап сбора войск и составления грамот к восставшим, с 3 октября вновь оказался в Разряде вторым после думного дьяка В.Г. Семенова (Восстание, 1976: 99, 182, 184, 211). Но мог не сомневаться, что Софья бросит его на самый трудный участок работы, как только это потребуется. Так и случилось.

тысячами. В ней «Хованщина» превратилась в «заговор Милославского», а до наших дней эти ложные версии дожили в трогательном согласии против правды истории.

БИБЛИОГРАФИЯ

Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедициею императорской Академии наук (ААЭ). Т. IV. СПб.: Тип. II Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии. 1836. 654 с.

Белокуров С.А. О Посольском приказе. М.: Императорское Общество истории и древностей российских при Московском университете 1906. 174 с.

Богданов А.П. Поденные записи очевидца Московского восстания 1682 г. // Советские архивы. 1979. № 2. С. 34-37.

Богданов А.П. Политическая гравюра в России периода регентства Софьи Алексеевны // Источниковедение отечественной истории. Сборник статей за 1981 г. М.: Наука, 1981. С. 225-246.

Богданов А.П. К истории текста «Созерцания краткого» // Исследования по источниковедению истории СССР ХШ-ХУШ вв.: ежегодник Отдела источниковедения дооктябрьского периода Института истории СССР АН СССР. М.: 1983. С. 127-161. Богданов А.П. [1984a] Начало Московского восстания 1682 г в современных летописных сочинениях // Летописи и хроники. Сборник статей за 1984 г. М.: Наука, 1984. С. 131-146.

Богданов А.П. [1984б] Сильвестра Медведева панегирик царевне Софье 1682 г. // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник за 1982 г. Л.: Наука, 1984. С. 45-52. Богданов А.П. К вопросу об авторстве «Созерцания краткого лет 7190, 91 и 92, в них же что содеяся во гражданстве» // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода: ежегодник Отдела источниковедения дооктябрьского периода Института истории СССР АН СССР. М.: 1987. С. 114-146.

Богданов А.П. [1988а] Сильвестр Медведев // Вопросы истории. 1988. № 2. С. 84-98. Богданов А.П. [1988б] Хронографец конца XVII века о Московском восстании 1682 года // Исследования по источниковедению истории СССР дооктябрьского периода: ежегодник Отдела источниковедения дооктябрьского периода Института истории СССР АН СССР. М.: 1988. С. 101-108.

Богданов А.П. Нарративные источники о Московском восстании 1682 года. Часть 1 // Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.): ежегодник Отдела источниковедения дооктябрьского периода Института российской истории РАН. М.: 1993. С. 77-108. Часть 2 // Там же. М.: 1995. С. 39-62.

Богданов А.П. София-Премудрость Божия и царевна Софья Алексеевна. Из истории русской духовной литературы и искусства XVII века // Герменевтика древнерусской литературы. М.: ИРЛИ РАН, 1994. Вып. 7. С. 399-428.

Богданов А.П. Царевна Софья в современных поэтических образах // Культура средневековой Москвы: XVII век. М.: Наука, 1999. С. 305-325.

Богданов А.П. Московская публицистика последней четверти XVII века. М.: ИРИ РАН, 2001. 492 с.

Богданов А.П. Внешняя политика России и европейская печать (1676-1689 гг.) // Вопросы истории. 2003. № 4. С. 26-46.

Богданов А.П. Общественное мнение и внешняя политика России при царе Федоре и канцлере Голицыне // Проблемы российской истории. Вып. VIII. М.-Магнитогорск: ИРИ РАН. 2007. С. 221-248.

Богданов А.П. 1612. Рождение Великой России, М.: Вече, 2013. 352 с. Богданов А.П. [2018a] Идеи русской публицистики: между царством и империей. М.Берлин: Директ-Медиа, 2018. 482 с.

Богданов А.П. [20186] Царь-реформатор Федор Алексеевич: старший брат Петра I. М.: Академический проект, 2018. 760 с.

Богданов А.П. [2019а] Стих и образ изменяющейся России: последняя четверть XVII — начало XVIII в. Изд. 2-е, доп. и испр. М.-Берлин: Директ-Медиа, 2019. 427 с. Богданов А.П. [20196] Филигранология: наука о бумаге ручного производства с водяными знаками. М.-Берлин: Директмелиа Паблишинг, 2019. 382 с.

Богданов А.П. [2020а] Баснословие о заговоре Милославского и Софьи во время «Хованщины» // Историческое обозрение. Вып. 21. М.: НП «Историко-просветительское общество "Радетель"», 2020. С. 19-40.

Богданов А.П. [2020б] От летописания к исследованию: Русские историки последней четверти XVII века. Изд. 2-е, испр. и доп. М.-Берлин: Директ-Медиа, 2020. 642 с. Богданов А.П. Россия и Запад в информационном обмене конца XVII в. // Genesis: исторические исследования. 2021. № 5. С. 71-124.

Богданов А.П., Возгрин В.Е. Московское восстание 1682 г. глазами датского посла // Вопросы истории. 1986. № 3. С. 78-91.

Богоявленский С.К. Хованщина // Исторические записки. Т. 10, М., 1941. С. 180-221.

Богоявленский С.К. Московский приказный и делопроизводственный аппарат XVI-

XVII веков. М.: Языки славянской культуры, 2006. 608 с.

Буганов В.И. Московские восстания конца XVII века. М.: Наука, 1969. 440 с.

Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. М.: Наука, 1975. 608 с.

Викторский С.И. История смертной казни в России и современное ее состояние. М.:

тип. Императорского Московского университета, 1912. 407 с.

Восстание в Москве 1682 г. Сборник документов. М.: Наука, 1976. 348 с.

Востоков А.[Х.] Посольство Шакловитого к Мазепе в 1688 г. // Киевская старина, 1880.

Т.29. № 4-5. С. 199-226.

Второв Н.Н., Александров-Дольник К.О. Воронежские акты. Древние грамоты и другие письменные памятники, касающиеся Воронежской губернии и частию Азова. Воронеж: тип. Губернского правления, 1850. Кн. I. 284 с.

Галанов М.М. Федор Шакловитый // Вопросы истории. 1995. № 3. С. 155-159. Гернет М.Н. Смертная казнь. М.: тип. Я. Данкин и Я. Хомутов, 1913. 158 с. Демидова Н.Ф. Из истории заключения Нерчинского договора 1689 г. // Россия в период реформ Петра I. М.: Наука, 1973. С. 289-310.

Демидова Н.Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и ее роль в формировании абсолютизма. М.: Наука, 1987.

Жарков И.А. «Новый летописец» по списку М.А. Оболенского // Летописи и хроники за 1973 г. М.: Наука, 1974. С. 293-298.

История о вере и челобитная о стрельцах Саввы Романова // Летописи русской литературы и древности, Издаваемые Н. Тихонравовым. М.: 1863. Т. 5. Отд. II. С. 111-210. Крекшин Н.П. Краткое описание блаженных дел ... Петра Великаго // Сахаров И.П. Записки русских людей: События времен Петра Великаго. СПб.: тип. И.П. Сахарова. 1841. 512 с.

Курбатов О. А. Военные реформы в России второй половины XVII века: Конница. М.: Квадрига, 2017, 304 с.

Оболенский М.А. Новый летописец, составленный в царствование Михаила Федоровича. Издан по списку князя Оболенского. М.: в Университетской тип., 1853. 213 с. Очерк деятельности Комиссии печатания грамот и договоров, состоящей при Московском главном архиве Министерства иностранных дел. М.: тип. А.А. Торлецкого и К°, 1877. XV, 208, 21 с.

Пенской В.В. Военная революция в Европе и вооруженные силы России второй половины XV — XVIII вв.: от дружины к регулярной армии. М.: Изд. МосГУ, 2004. 283 с.

Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ). Серия 1. Т. II. СПб.: тип. II Отделения собственной его императорского величества канцелярии, 1830. 978 с. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 31. М.: Наука, 1968. 264 с. Прозоровский А.А. Сильвестра Медведева «Созерцание краткое лет 7190, 91 и 92, в них же что содеяся во гражданстве». М.: Унив. тип., 1894. Ш, 198 с. Рожнов А.А. Смертная казнь в Московском государстве по Уложению 1649 г. и законодательству второй половины XVII в. // Российский юридический журнал. Екатеринбург, Изд-во УрГЮА, 2008, № 1. С. 160-165.

Рожнов А.А. Смертная казнь в России и Западной Европе в XГV-XVП вв.: сравнительно-правовые очерки. Ульяновск: Корпорация технологий продвижения, 2009. 88 с. Розыскные дела о Федоре Шакловитом и его сообщниках / Публ. Археографической комиссии, сост. А. Труворов. Т. I, III, IV. СПб.: тип. Товарищество «Общественная польза», 1884, 1888, 1893. [4], IV, VIII, [5] с., 646, 452 стб.

Россия при царевне Софье и Петре I: Записки русских людей / Сост., автор ступ ст., коммент. и указ. А.П. Богданов. М.: Современник, 1990. 445 с.

Румянцев И.И. Никита Константинов Добрынин («Пустосвят»). Историко-критический очерк. К истории борьбы православия со старообрядчеством в XVII в. Сергиев Посад: тип. Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 1916. 1088 с.

Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в государственной коллегии иностранных дел (СГГиД). Ч. 4. М.: тип. С. Селивановского, 1826. 678 с. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. VII. М.: Мысль, 1991. 702 с. Топычканов А.В. Политическое пространство царских резиденций второй половины XVII в.: материальное измерение // От Смуты к империи. Новые открытия в области археологии и истории России XVI-XVIII вв.: материалы научной конференции. М.Вологда: 2016. С. 183-189.

Ундольский В.М. Сильвестр Медведев, отец славяно-русской библиографии // Чтения в Московском обществе истории и древностей российских. 1846. Кн. 3. Отд. IV. С. I-XXX, 1-90.

Усенко О.Г. Стрельцы и раскольники летом 1682 г. // Вестник Московского университета. 1990. Сер. 8: История. № 2. С. 92-98.

Усенко О.Г. О челобитных в защиту «старой веры» (лето 1682 г.) // Труды Отдела древнерусской литературы ИРЛИ РАН. СПб.: Наука, 1999. Т. 51. С. 385-395. Чернов А.В. Вооруженные силы Русского государства в XV-XVII вв. М.: Воениздат, 1954. 224 с.