CC BY
60
юссппапе Ptrnotlbl: тмт ьостсж
*ш а
о/Ц^Т^си
Н.П.Рыжова, Н.Л.Симутина
РОССИЙСКО-КИТАЙСКАЯ ГРАНИЦА: ОТЧУЖДЕННАЯ - СОСУЩЕСТВУЮЩАЯ -
ВЗАИМОЗАВИСИМАЯ?1
1 Авторы признательны О.П.Бело-усовой за переводы текстов с китайского языка.
2 Штольпе 1997; Скотт 1999; Perkman, Sum 2002.
3 Rosaldo 1989; Rodriguez 1996.
4 См., напр. Thant, Tang 1996.
Одним из следствий развертывающихся в современном мире процессов глобализации, регионализации и интеграции являются изменения в статусе национальных государств и их границ. В связи с этим в научном сообществе резко возрос интерес к трансграничным территориям. За последние годы появилось немало работ, посвященных так называемым еврорегионам2, обсуждаются проблемы, обусловленные усилением экономической интеграции на мексикано-американской границе3. Привлекает исследовательское внимание и быстрое экономическое развитие трансграничных регионов в Азии (например, между Малайзией и Сингапуром)4.
Несмотря на общемировые тенденции, говорить о формировании устойчивых трансграничных зон по периметру Российской Федерации пока сложно. Тем не менее определенные подвижки в этом отношении просматриваются. В настоящей статье мы постараемся показать, что уже сегодня в терминах трансграничного региона могут интерпретироваться российская Амурская область и китайская провинция Хэйлун-цзян в районе городов Благовещенск и Хэйхэ. Для решения этой задачи мы вначале рассмотрим важнейшие признаки трансграничных регионов, а затем попытаемся проследить их наличие в контактной зоне Бла-говещенск—Хэйхэ.
Признаки трансграничного региона
5 Как показывает исследование, проведенное Д.Зала-мансом в странах балтийского региона, трансграничные территориальные образования развиваются интенсивнее отдаленных от границ территорий (см. Заламанс 2004).
С конца XX в. проблематика государственных границ, традиционно изучавшаяся в рамках таких дисциплин, как география, политология, политэкономия, теория международных отношений, стала активно разрабатываться в социологии, в том числе экономической, урбанистике, социальной антропологии. Причиной подобной дисциплинарной экспансии стала функциональная модификация самой категории «граница». В условиях, когда государство вытесняется из центра международной жизни и на смену интернациональному (то есть межгосударственному) общению приходит транснациональное, осуществляющееся помимо и без участия государства, границы перестают быть преимущественно линиями раздела между национальными государствами, превращаясь в центры формирования трансграничных институтов, рынков, пространств5.
При всем многообразии научных подходов к исследованию границ и приграничных территорий их можно свести к двум основным те-
6 Подробнее см. Колосов 2003.
7 См. Martinez 1998.
чениям — традиционному и постмодернистскому6. Если в центре внимания представителей первого течения находятся явные, поддающиеся количественному измерению аспекты становления трансграничных зон, то сторонники второго делают упор на самовосприятии членов приграничных сообществ.
Важной заслугой традиционалистов является исследование типов приграничных территорий и этапов их эволюции, а также классификация трансграничных потоков. Особого внимания в этом плане заслуживает концепция американского исследователя О.Дж.Мартинеса7. Проанализировав возможные модели приграничных взаимодействий и их зависимость от различных переменных и постоянных факторов (топография, расстояние от центра страны, демографические характеристики, этнические и культурные паттерны, уровень экономического развития и т. д.), Мартинес подразделил приграничные территории на отчужденные (alienated), сосуществующие (co-existent), взаимозависимые (interdependent) и интегрированные (integrated).
1. Отчужденные приграничные территории. Граница фактически закрыта, и приграничное взаимодействие полностью или почти полностью отсутствует. Международная торговля и контакты между людьми крайне затруднены, если вообще возможны. Резиденты сопредельных стран воспринимают друг друга как чужаков. Атмосфера напряженности препятствует попыткам наладить нормальную жизнь на примыкающих к границе землях. Отсюда низкая плотность населения и экономическая депрессивность приграничных регионов.
2. Сосуществующие приграничные территории. Граница приоткрыта для ограниченного бинационального взаимодействия, однако контакты между резидентами двух стран по большей части не выходят за рамки деловых отношений.
Режим сосуществования между приграничными территориями, как правило, складывается тогда, когда конфликтующим сопредельным странам удается разрешить или сгладить существующие между ними противоречия. В этом случае его установление ведет к улучшению социальной и экономической ситуации в приграничье. Но он может быть и тормозом на пути развития приграничных регионов — если в его основе лежит целенаправленная политика соответствующих центральных правительств, опасающихся, что слишком тесные связи с соседями подорвут единство страны.
3. Взаимозависимые приграничные территории. Обстановка на
границе стабильна. Экономическая и социальная взаимодополняемость
приграничных регионов подкрепляется все более активным межгра-
ничным взаимодействием. Жители приграничья настроены на дружеские и кооперативные отношения.
Ситуация взаимозависимости в приграничье возникает тогда, когда приграничные регионы сопредельных стран симбиотически связаны между собой. Такая взаимодополняемость становится возможной благодаря устойчивым международным связям и благоприятному эконо-
8 Следует отметить, что развитие приграничных территорий может носить и инволюционный характер: при нарастании напряженности на государственном уровне взаимосвязанные приграничные территории нередко трансформируются в сосуществующие или даже отчужденные.
9 Perkman, Sum 2002.
мическому климату, что позволяет жителям приграничных территорий осуществлять проекты, привлекающие иностранный капитал и рабочую силу. В результате складывается взаимозависимая экономическая система. Экономическая интеграция создает условия для развития социальных связей и межкультурного обмена, тем самым способствуя появлению элементов симбиотической бинациональной социальной и культурной системы. Степень взаимозависимости приграничной зоны определяется политикой, проводимой соседствующими странами. Центральные правительства аккуратно отслеживают ситуацию в приграничье, оставляя границу открытой до тех пор, пока это отвечает национальным интересам.
4. Интегрированные приграничные территории. Экономики приграничных территорий функционально связаны, отсутствуют ограничения на передвижение людей и товаров. Жители приграничья ощущают себя членами единой социальной системы.
Интеграция между приграничными территориями двух суверенных государств возможна при условии политической стабильности и высокого экономического развития обеих стран. В идеале уровень развития должен быть сходным. Ни одна сторона не должна чувствовать нарастания миграционного давления при открытии границ.
Очевидно, что говорить о трансграничности можно только применительно к интегрированным и — отчасти — взаимозависимым территориям. Если суммировать их характеристики, выделенные О.Дж.Мар-тинесом, то окажется, что перспективы формирования трансграничного региона связаны с такими факторами, как политические взаимоотношения сопредельных стран, экономические связи между приграничными территориями (движение капитала и товаров), миграционный обмен и приграничные контакты между людьми. Определяющее значение среди перечисленных факторов имеют межгосударственные отношения, от которых зависит не только закрытость/проницаемость границ и вероятность приграничных конфликтов, но и «высота» таможенных и визовых барьеров, а значит — возможности для перемещения товаров и людей и трансграничной кооперации.
При эволюционном движении от отчужденности к интеграции8 сперва возникает природно-экологическая, затем экономическая и только потом — социальная и культурная взаимозависимость. Принципиально важно, что социально-экономическая взаимозависимость формируется преимущественно на локальном, а не на государственном уровне. Режим благоприятствования «наверху» — необходимое, но недостаточное условие для развития трансграничной кооперации.
На ключевую роль локальных контактов в формировании трансграничных зон обращают внимание многие исследователи. Так, в коллективной работе под редакцией М.Перкмана и Н.-Л.Сама убедительно показано, что еврорегионы и другие формы институционализированной трансграничной кооперации в Европе конституировались именно через кооперацию между приграничными муниципалитетами и округами9.
Appadurai 1995.
1 Paasi 1996.
12 См. Nagata 1994: 63.
13 Не исключено, что именно поэтому при изучении проблем при(транс)грани-чья в России доминируют традиционные концепции (см., напр. Мака-рычев 2004).
Идею локальности активно развивают сторонники постмодернистских подходов, в частности А.Аппадураи, с именем которого принято связывать концепцию транслокальности. Определяя локальность как особый местный контекст взаимодействия и одновременно аспект социальной жизни, Аппадураи противопоставляет ее «соседству» (то есть не пересекающейся модели развития приграничных зон). В результате расширения трансмиграционных потоков, доказывает он, получают распространение новые формы национальной лояльности, жестко не обусловленные административно-территориальным устройством, и на смену «соседствам» приходят транслокальные сообщества, или диаспоры, члены которых сохраняют особую идеологическую связь с местом своего происхождения10.
Огромное внимание в рамках постмодернистского течения уделяется изучению границ как социальных конструктов, особого рода символов в политических, общественных, бытовых дискурсах. Как отмечает финский исследователь А.Пааси, границы выстраиваются историей, и потому сопутствующие им смыслы постоянно меняются. Один только распад Советского Союза создал более 20 новых границ. Триста приграничных земель означают одновременное существование как минимум 600 различных нарративов со своими смыслами и интерпретациями роли границ в национальной истории11. В связи с этим правомерно предположить, что в трансграничных зонах должны складываться собственные нарративы (локальные истории).
Помимо символического значения границ активно обсуждается изменение их статуса: сегодня граница — это не столько ограничение, сколько место встречи, соседства, сотрудничества. Подобное изменение статуса границы приводит к ментальной де- и ретерриториализа-ции, когда жители приграничья имеют несколько идентичностей, а границы распространения национальной идеи не полностью совпадают с территориальными12. Иначе говоря, образование трансграничных регионов сопровождается сдвигами в самовосприятии и самоидентификации жителей соответствующих территорий.
Выделяемые постмодернистами признаки трансграничья, безусловно, очень важны. Однако история интеграции приграничных территорий по периметру России еще слишком коротка, чтобы можно было вести речь о глубоких изменениях на ментальном уровне и формировании новых — и устойчивых — трансграничных идентичностей. Статус российских границ начал меняться лишь немногим более 20 лет назад. Так, еще в начале 1980-х годов территории, примыкающие к российско-китайской границе, были, по терминологии О.Дж.Мартинеса, отчужденными, а восприятие Благовещенска как «последнего форпоста России» помнят даже 30-летние13.
Как бы то ни было, предписываемые постмодернистской парадигмой направления анализа трансграничности пока не стоят в России в исследовательской повестке дня. Реальное движение товаров, капиталов, людей, повседневные деловые и социальные практики жителей
приграничных территорий, причины и последствия изменения барьерных/контактных функций границы — вот круг вопросов, требующих изучения на современном этапе развития российского приграничья. Важно оценить перспективы совместного использования приграничных природных ресурсов, проанализировать параметры взаимодополняемости и конкуренции приграничных регионов, возможности использования культурного и образовательного потенциалов приграничных городов, риски, связанные с реализацией совместных промышленных, туристских и иных проектов, и их потенциальные эффекты. Все эти задачи вполне поддаются решению в рамках традиционных подходов.
Особенности контактной зоны Благовещенск-Хэйхэ
' Залесская 2002.
Изменения режима и функций границы. На протяжении последних ста лет в развитии территорий, примыкающих к российско-китайской границе, прослеживаются как эволюционные, так и инволюционные этапы.
Плотность приграничных контактов не всегда напрямую зависела от межправительственных отношений. Весьма показателен в этом плане период начала 1920-х годов, когда, несмотря на отсутствие дипломатических отношений между сопредельными странами, их приграничные территории активно взаимодействовали. В 1923 г. из 5903 частных торговых заведений советского Дальнего Востока 2955 (то есть более 50%) принадлежали китайским подданным. Развивался и неофициальный экономический обмен, в том числе посредством контрабанды14. Все это позволяет говорить об утверждении в приграничной зоне режима взаимозависимости.
Тем не менее в большинстве случаев отношения на высшем уровне оказывали определяющие влияние на приграничные контакты. Так, провозглашение КНР и заключение между Москвой и Пекином договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи привели к углублению не только официального, но и неофициального взаимодействия. Граница стала относительно прозрачной — ее пересечения и бытовые контакты между людьми превратились в обычную, повседневную практику. То есть, в середине прошлого века приграничные территории тоже были взаимозависимыми, правда, вследствие существовавшего тогда общественно-политического строя эта взаимозависимость носила нерыночный характер.
В 1969 г. начался почти двадцатилетний период отчужденности. Толчком к инволюционному повороту послужило резкое обострение межгосударственных противоречий, вылившееся, в частности, в приграничные конфликты.
В 1983 г. контакты на высшем уровне были возобновлены, и с этого момента развитие приграничных отношений пошло по эволюционному пути. Следует отметить, что, в отличие от 1950-х годов, основным фактором изменения функции границы стали микроуровневые взаимо-
действия фирм и людей. Законодательно-правовая база приграничного экономического сотрудничества значительно отставала и продолжает отставать от реальных практик.
Несколько дальше в этом направлении продвинулась китайская сторона. Уже в 1984 г. Госсовет КНР утвердил «Положение о временных способах регулирования приграничной торговли», а в 1987—1996 гг. были приняты законы, определяющие общие принципы, задачи и пределы приграничной торговли, статус ее участников и компетенцию государственных органов, курирующих данную сферу. Одновременно были введены в действие отраслевые документы, регулирующие порядок взаиморасчетов в приграничной торговле, создание приграничных зон технико-экономического сотрудничества, деятельность приграничных «народных» рынков (на китайской территории), организацию грузопотоков через пограничные пропускные пункты, режим пребывания в пограничных зонах. Другими словами, отсутствие между КНР и РФ межправительственного соглашения по приграничной торговле не помешало Китаю разработать соответствующее национальное законодательство. Что же касается России, то, вопреки декларациям об исключительной важности приграничной торговли, в ее законодательстве нет даже правовых определений ключевых понятий, используемых в действующих российско-китайских соглашениях, в том числе таких, как «приграничная торговля», «территория приграничной торговли», «участники приграничной торговли» и «приграничные народные рынки». А федеральный закон о приграничной торговле отсутствует даже в
1 См. Нырова проекте15.
2003.
По всей видимости, этот законодательный вакуум и стал одной из причин преобладания неформальной экономической деятельности над институционализированной.
Взаимодополняемость приграничных территорий. Вопрос о том, действительно ли приграничные территории Амурской области и провинции Хэйлунцзян дополняют друг друга, не имеет однозначного ответа. Очевидно, что в различных сферах хозяйства степень и формы «взаимодополняемости» этих регионов не одинаковы.
1. Аграрный сектор. К моменту начала нынешнего этапа развития приграничных взаимодействий обе территории имели аграрную специализацию. За годы рыночных реформ объем сельскохозяйственного производства в Приамурье сократился в несколько раз. Несмотря на сходство природно-климатических условий, урожайность многих культур там гораздо ниже, чем в провинции Хэйлунцзян. В результате последняя постоянно наращивает объемы экспорта сельскохозяйственной продукции в Россию. Вместе с тем ограниченность земельных ресурсов сельскохозяйственного назначения побуждает китайских фермеров все более активно осваивать российские земли.
2. Промышленный сектор. Вследствие периферийного по отношению к государственным центрам положения обе территории тради-
6 Шейнгауз 2005.
7 См. Бляхер 2004.
' Ню Яньпин 2006.
19 Сходные цифры приводятся и в некоторых научных публикациях.
Их критику см. Переведенцев 2000; Ларин 2001.
ционно характеризовались преобладанием добывающих отраслей. Но в последние годы векторы их развития разошлись. В провинции Хэйлун-цзян начали быстро развиваться перерабатывающие отрасли (в частности, машиностроение, а также легкая и пищевая промышленность), тогда как в Амурской области произошла деиндустриализация — доля промышленных отраслей в валовом региональном продукте сократилась с 45% в 1995 г. до 25% в 2004 г. И если еще 20 лет назад Амурская область экспортировала (реэкспортировала) в Хэйлунцзян машиностроительную технику, то сегодня — импортирует. Постоянно растет и импорт китайских товаров широкого потребления.
3. Природные ресурсы. Хэйлунцзян и Приамурье имеют сходные, а по некоторым позициям и единые природно-ресурсные потенциалы. Так, оба региона богаты углем, причем подтвержденные запасы угля в Хэйлунцзяне составляют 54,2 млрд. т, в то время как в Амурской области — 3,82 млрд. т. И хотя объем прогнозных угольных ресурсов Приамурья почти в 20 раз превышает объем разведанных (65,8 млрд. т16), вряд ли стоит ожидать сколько-нибудь заметного роста интереса Китая к амурскому углю, тем более что он малопригоден к перевозке.
При том что провинция Хэйлунцзян, как и Китай в целом, испытывает сложности с энергообеспечением, ее зависимость от Амурской области в энергетической сфере также маловероятна. Высокие тарифы на российскую электроэнергию отпугивают китайских потребителей.
Основной статьей экспорта Амурской области является древесина, более 80% которой вывозится в КНР. Однако в перспективе Китай может переориентироваться на сибирский лес, поскольку по своему качеству тот заметно превосходит амурский.
4. Трудовые ресурсы. Как известно, российский Дальний Восток, в том числе и Приамурье, осваивался переселенцами. С крушением в начале 1990-х годов системы «оргнаборов» потребность региона в трудовых ресурсах уже не может быть удовлетворена за счет переселенческих потоков из западной части России17. В этих условиях Амурская область объективно нуждается в привлечении китайской рабочей силы. В свою очередь, КНР, страдающая от переизбытка населения, заинтересована в Амурской области как потенциальном источнике рабочих мест. Не случайно китайские исследователи постоянно говорят о том, что использование выходцев из Китая является «самым оптимальным способом решения проблемы нехватки трудовых ресурсов», доказывая, что «только с приходом китайцев у экономики ДВ РФ появился шанс»18. Тем не менее взаимодополняемость в этой сфере реализована далеко не полностью, что объясняется как кризисными явлениями в приамурской экономике, снижающими спрос на рабочую силу, так и страхом российской стороны перед «китайской экспансией».
Миграционный обмен. Вопреки распространяемому прессой мифу о сотнях тысяч китайцев, заселивших российский Дальний Вос-ток19, реальное количество граждан Китая, переехавших в регион, в
частности в Амурскую область, на постоянное проживание, невелико. Судя по данным официальной статистики, мигранты не играют сколько-нибудь заметной роли на рынке труда, да и в экономике области в целом (см. табл. 1).
Таблица 1 Удельный вес иностранных граждан
в занятом населении Амурской области
2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006
Численность занятого населения области (тыс. чел.) 415,8 389,7 402,0 414,6 382,0 380,4 404,4
Численность иностранных граждан, прибывших на работу в область (тыс. чел.) 3,8 4,2 6,4 9,2 9,1 13,0 18,5
из них из Китая 0,5 0,6 2,4 5,2 5,9 8,4 13,1
Удельный вес иностранных граждан в занятом населении области (%) 0,9 1,1 1,6 2,2 2,4 3,4 4,6
из них из Китая 0,1 0,2 0,6 1,3 1,5 2,2 3,2
Источник: Амурский статистический ежегодник 2006.
Таким образом, в 2006 г. лишь немногим более 3% лиц, официально работавших на приамурских предприятиях, были гражданами КНР20, а на рубеже веков этот показатель был и вовсе минимальным. Мало того, он и не мог быть другим, поскольку вследствие кризиса промышленные и аграрные предприятия области не предъявляли спроса на рабочую силу, а для обслуживания экономических ниш, занятых китайскими предпринимателями (строительство, лесозаготовки, сфера обслуживания и торговля), требуется не так уж много наемного персонала. Именно этот персонал и сами китайские предприниматели (в том числе так называемые «народные» торговцы) составляют основную массу китайских мигрантов. Кстати, в Хэйхэ, Харбине и других китайских городах, в свою очередь, трудятся россияне. Широко представлены они и в персонале фирм, созданных в области гражданами Китая.
Было бы неверно, впрочем, судить об интенсивности приграничного миграционного обмена на основе приведенных данных. Гораздо более точно отражают ситуацию цифры, характеризующие динамику пересечения государственной границы РФ через пункты перехода в Амурской области (см. табл. 2).
Как видно из табл. 2, в 2005 г. в область въехало 115,1 тыс. иностранных граждан, а выехало 362,5 тыс. россиян, или 40% от общего количества проживающих в области. Разумеется, эти показатели имеют весьма условную аналитическую ценность, ведь один и тот же человек может в течение года несколько раз пересекать границу. Именно так и
20 Необходимо отметить, что официальная статистика не учитывает выходцев из Китая, имеющих российское гражданство.
Таблица 2 Динамика пересечения государственной границы
через пункты перехода в Амурской области (тыс.чел.)
2000 2001 2002 2003 2004 2005
Численность иностранных граждан, прибывших в область 163,5 129,7 106,1 103,3 117 115,1
Численность российских граждан, выехавших за границу 129,8 118 109,5 130,9 208,6 362,5
Источник: Туризм 2003, 2005.
происходит в действительности. Многие китайские предприниматели пользуются коммерческими визами, ограничивающими срок пребывания на российской территории, что вынуждает их периодически выезжать на родину с тем, чтобы вскоре (возможно, уже на следующий день) вернуться назад. То же самое относится и к китайским гастарбайтерам, только часть которых официально регистрируется в качестве наемных работников. Активно используют краткосрочные визы и амурчане, занимающиеся ввозом товаров по каналам серого импорта, а также вывозом наличных денег. Регулярно пересекают границу студенты — китайские, обучающиеся в России, и российские, обучающиеся в Китае. Наконец, следует упомянуть и такой фактор интенсивной миграции, как туризм. Амурчане, для которых в связи с высокими транспортными расходами практически закрыты курорты Турции, Греции или Египта, нередко ездят отдыхать в Китай, причем не только в отдаленные курортные зоны вроде Бэйдайхэ, Даляня и Хайнаня, но и в соседний Хэйхэ — на уик-энд.
Другими словами, миграционный обмен между Амурской областью и провинцией Хэйлунцзян носит маятниковый характер, что, безусловно, способствует активным контактам между их жителями.
Движение товаров и капитала. Доля Амурской области во внешнеторговом обороте ДФО с КНР совсем незначительна — около 5% в среднегодовом исчислении (доля населения — 13%; доля валового регионального продукта — 9%). Однако при этом Китай является практически монополистом во внешнеэкономических связях Приамурья (см. табл. 3).
Товарная структура экспорта достаточно устойчива и традицион-на. В настоящее время Амурская область экспортирует преимущественно сырье: круглый лес, черные металлы и т. п. Структура импорта менее стабильна, наиболее значимые товарные группы — продовольствие, текстиль и игрушки. В последние годы растет как абсолютная величина, так и доля импортируемого оборудования (торгового, для пищевой промышленности), то есть к зависимости Амурской области от КНР по потребительским товарам добавляется технологическая зависимость.
Анализ встречных товарных потоков показывает, что торговля между Амурской областью и провинцией Хэйлунцзян носит форму меж-
Таблица 3 Удельный вес торговли с КНР (в %)
2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006
Доля КНР в обороте РФ 4,1 4,6 5,5 5,7 5,3 5,5 6,1
Доля ДФО в обороте РФ с КНР 18,1 25,3 16,0 17,8 14,5 16,4 19,5
Доля КНР в обороте ДФО 32,0 33,8 23,6 25,5 22,9 23,4 31,0
Доля Амурской обл. в обороте ДФО с КНР 5,3 3,5 4,8 4,3 5,4 6,6 4,1
Доля КНР в обороте Амурской обл. 81,2 73,3 74,2 68,9 69,9 81,6 85,0
Рассчитано по: Амурская область 2006; Амурский статистический ежегодник 2007.
отраслевого обмена, строящегося на использовании сравнительных преимуществ. Увеличение импорта в Приамурье промышленных товаров и специализация области на экспорте сырья говорит о формировании отношений «развивающаяся — развитая страна». Однако однозначного вывода делать не стоит, так как заметное место в китайском экспорте занимает продукция сельского хозяйства.
Согласно официальным данным, стоимость товаров, ввезенных в Амурскую область из Китая, составляла в 2006 г. 130,9 млн. долл., а вывезенных — 100,8 млн. Но, как и в случае с миграционным обменом, эти цифры довольно слабо отражают реальное положение вещей. Об этом свидетельствует, в частности, банковская статистика, фиксирующая переводы денежных средств по прямым корреспондентским счетам между банками, зарегистрированными в Благовещенске и Хэйхэ (см. табл. 4).
Таблица 4 Динамика товарного и денежного потоков
между Амурской областью и провинцией Хэйлунцзян (в млн. долл. США)
2000 2001 2002 2003 2004 2005 2006
Денежный поток
Платежи в КНР 2,7 14,3 140,9 206,7 309,0 381,8 589,1
Платежи из КНР 30,4 25,2 64,8 48,5 53,1 54,6 36,2
Сальдо расчетов 27,7 10,9 -76,1 -158,2 -255,9 -327,2 -552,9
Товарный поток
Импорт 12,3 16,5 21,5 27,7 44,1 86,7 130,9
Экспорт 47 47,3 48,9 51,4 72 135,3 100,8
Сальдо товарное 34,7 30,8 27,4 23,7 27,9 48,6 -30,1
Источник: Врагова, Симутина 2007; Амурский статистический ежегодник 2007.
Из таблицы видно, что объем переведенных в КНР денег значительно превышает стоимость импортированных товаров (в 2006 г. — в 4,5 раза). Это «несоответствие» есть результат деятельности «народных» («челночных») торговцев.
Платежи в КНР в основном осуществляются со счетов китайских граждан, которые они открывают в банках Благовещенска, зачисляя на них средства, полученные от продажи своих товаров в Амурской области. Следует, однако, отметить, что обороты по счетам физических лиц — нерезидентов больше, чем перечислено средств в Китай (см. табл. 5). Часть денег, вырученных китайскими предпринимателями, остается в Амурской области, что, на наш взгляд, говорит о том, что они занимаются не только торговлей, но и другими видами экономической деятельности.
Таблица 5 Торговый оборот и оборот денежных средств в зоне Благовещенск-Хэйхэ
2002 2003 2004 2005 2006
Обороты по счетам нерезидентов (млн. долл.) 310,09 410,11 484,66 464,95 642,80
Денежные средства, перечисленные в Китай по корреспондентским счетам (млн. долл.) 140,89 206,72 308,99 381,77 589,08
Официальный торговый оборот (млн. долл.) 71,5 79,0 116,1 222,0 231,7
Доля в ВРП Амурской области официального внешнеторгового оборота (%) 4,85 4,58 5,06 8,01 7,89
Доля в ВРП внешнеторгового оборота с учетом счетов нерезидентов (%) 25,87 28,34 26,16 24,77 29,77
Рассчитано по: Врагова, Симутина 2007; Макроэкономические показатели 2006, 2007; Амурский статистический ежегодник 2007.
Доля внешнеторгового оборота в ВРП Амурской области с учетом деятельности «народных торговцев» составляет почти 30%, то есть влияние торговых отношений с Китаем на Приамурье значительно больше, чем принято считать. Совершенно очевидно, что, если граница вновь начнет выполнять барьерную функцию, экономика области сильно пострадает. Но не менее губительным для нее может оказаться и дальнейшее затягивание с разработкой выгодной для Приамурья стратегии трансграничной интеграции.
Использование ресурса границы. Изучение деловых практик, получивших распространение в Амурской области и провинции Хэй-лунцзян в последние годы, позволяет выделить несколько форм деятельности, связанных с использованием ресурса границы21. К их числу относятся:
21 Подробный анализ этих практик и форм деятельности см. Рыжова 2003, 2004.
1) «челночество» — закупка и доставка по неформальным, туристическим каналам китайских товаров с целью самостоятельного их сбыта на рынках Амурской области;
2) «кирпичество» — доставка по неформальным, туристическим каналам китайских товаров для сбыта их на рынках Амурской области российскими и китайскими розничными торговцами;
3) «реализаторство» — выстраивание китайскими производителями каналов сбыта через привлечение китайских граждан в качестве «челноков», берущих товары «на реализацию»;
4) «посредничество» — помощь в поиске потенциальных контрагентов (китайских и российских), предоставление коммерческой информации, улаживание проблем с органами власти и т. п.;
5) «подставное лицо» — выполнение функций официального главы предприятия, которым реально руководит резидент другой страны;
6) собственно предпринимательство в сфере внешней торговли, то есть заключение официальных экспортных/импортных договоров;
7) предпринимательская деятельность граждан КНР в Амурской области и граждан России в провинции Хэйлунцзян. Принципиально важно, что «деловые схемы», используемые резидентами обеих стран, схожи и их реализация была бы невозможна без тесных контактов между проживающими в приграничной зоне людьми. Вместе с тем необходимо отметить, что большая часть подобных «схем» опирается на внеинституциональные нормы и носит «теневой» характер. Неформальный трансграничный бизнес развивается преимущественно в сетевых формах, причем соответствующие сети нередко включают в себя и китайцев, и россиян.
Совместные проекты. Несмотря на двадцатилетнюю историю развития приграничного сотрудничества, особого прогресса в разработке и реализации совместных проектов между Амурской областью и провинцией Хэйлунцзян не наблюдается. Самым известным среди нереализованных проектов является, пожалуй, строительство моста через Амур.
Данный мост задумывался как крупный логистический канал для продвижения китайской продукции в Россию и вывоза в Китай российских товаров. Однако время здесь, похоже, упущено — особенно с учетом уже функционирующих каналов, а также альтернативных мостовому переходу около Благовещенска проектов. К числу наиболее перспективных китайские эксперты относят Харбинский континентальный логистический канал на Маньчжули и Забайкальск и логистический канал Харбин—Суйфэньхэ (Муданьцзян—Суйфэньхэ—Гродеково—Уссу-22 Ли Тао 2006. рийск) c выходом к морским каналам22. Даже логистический канал Хар-бин—Тунцзян с переходом р.Амур в районе Нижне-Ленинского выглядит сегодня предпочтительнее, так как сплав по Амуру открывает выход к морю. Обсуждение возможности строительства моста в районе Благовещенска может быть возобновлено при условии (тоже пока весьма
призрачном) начала широкого освоения природных ресурсов Амурской области.
Среди важнейших реализованных проектов прежде всего следует упомянуть ведение взаимных расчетов в валютах КНР и РФ. Еще в 1993 г. ряд финансовых учреждений Приамурья при поддержке ГУ Центрального банка России по Амурской области начал переговоры с Народным банком Китая об установлении прямых корреспондентских отношений. Однако реальные сдвиги в этом направлении произошли позднее, в 1996—1997 гг., — на уровне коммерческих банков. Этому способствовали изменения в национальных банковских системах и валютном регулировании, а также расширение приграничной торговли. Китайская сторона, поощрявшая «народную» торговлю, четко осознавала, что для ее развития необходимы специальные механизмы, которые бы позволили китайским торговцам переводить на родину свою выручку. Первоначально расчеты осуществлялись в свободно конвертируемой валюте, что замедляло и усложняло соответствующие операции.
В 2002 г. между Центральным банком РФ и Народным банком Китая было подписано соглашение, допускавшее использование в межбанковских расчетах по приграничной торговле национальных валют (рублей и юаней). В качестве площадки для «банковского эксперимен-3 Врагова, Рожков та» была выбрана зона Благовещенск—Хэйхэ23.
2006. Наконец, в 2005 г. Народный банк Китая разрешил платежи с кор-
респондентских счетов китайских и российских банков в пользу юридических и физических лиц КНР и РФ. Со второй половины 2006 г. географические рамки «банковского эксперимента» были расширены за пределы Благовещенска и Хэйхэ.
Очевидно, что импульс к межбанковскому сотрудничеству сторон дало именно развитие торговых связей: чем быстрее и с меньшими потерями деньги от покупателя будут поступать к продавцу, тем активнее и больше он станет продавать.
* * *
Итак, в статье представлены аргументы, доказывающие, что зона Благовещенск—Хэйхэ может интерпретироваться как трансграничная: граница выполняет скорее контактную, нежели барьерную функцию, растет миграционный, преимущественно маятниковый, обмен, увеличиваются товарный и денежный потоки, граждане обеих территорий активно взаимодействуют между собой, извлекая из ресурса границы коммерческую выгоду. Вместе с тем нельзя не отметить, что все эти процессы развертываются в институционально неопределенном приграничном поле. В результате трансграничное взаимодействие носит преимущественно неформальный характер и зачастую строится в соответствии с приоритетами китайской стороны. Подобная констатация отнюдь не означает, что мы разделяем алармистские настроения российских политиков и журналистов, рассуждающих о различных «экс-
пансиях» и «угрозах». Опасен не Китай, реализующий на приграничных территориях собственную политику. Опасны мы, не имеющие четкой стратегии развития трансграничной экономики.
Библиография Амурская область — Китай: сферы сотрудничества. 2006. —
Благовещенск.
Амурский статистический ежегодник. 2007. — Благовещенск.
Бляхер Л.Е. 2004. Потребность в национализме, или Национальное самосознание на Дальнем Востоке России // Полис. № 3.
Врагова Н.К., Рожков Ю.В. 2006. Валютное регулирование приграничной торговли. — Хабаровск.
Врагова Н.К., Симутина Н.Л. 2007. Межбанковские расчеты как фактор цивилизованного развития внешнеторговых отношений приграничных регионов России и Китая // Деньги и кредит. № 2.
Заламанс Д. 2004. Символические и территориальные границы в странах балтийского региона. — Бараулина Т., Карпенко О. (ред.) Миграции и национальные государства. — СПб.
Залесская О.В. 2002. Развитие приграничных связей северо-восточного Китая и Дальнего Востока России в 1922—1924 гг. // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. — Благовещенск.
Колосов В.В. 2003. Теоретическая лимология: новые подходы // Международные процессы. Т. 1. № 3.
Ларин В. 2001. Посланцы Поднебесной на Дальнем Востоке: ответ алармистам // Диаспоры. № 2—3.
Ли Тао. 2006. Исследование политики в отношении строительства Харбинского логистического собирательно-распределительного центра для РФ // Сибирские исследования. Т. 33. № 3. — Харбин (перевод с китайского).
Макарычев А. 2004. Четыре лика приграничной России: к вопросу о роли регионов в международных взаимодействиях // Русский архипелаг (http://www.archipelag.ru).
Макроэкономические показатели экономики Амурской области. 2006, 2007. — Благовещенск.
Нырова Н.Н. 2003. Китайские компании приграничной торговли и их место в международной преступной деятельности // «Черные дыры» в Российском законодательстве. № 3.
Ню Яньпин. 2006. Трудовые ресурсы дальневосточного региона России и миграционный вопрос // Сибирские исследования. Т. 33. № 3. — Харбин (перевод с китайского).
Переведенцев В. 2000. Современная миграция населения России в освещении центральных газет // Зайончковская Ж. (ред.) Миграция и информация. — М.
Рыжова Н.П. 2003. Приграничная «народная торговля» в Благовещенске как форма китайско-российского симбиоза // Диаспоры. № 2.
Рыжова Н.П. 2004. Трансграничный народный рынок в Благове-щенске/Хэйхэ // «Мост через Амур». Внешние миграции и мигранты в Сибири и на Дальнем Востоке. — М., Иркутск.
Скотт Дж. 1999. Стимулирование кооперации: могут ли еврореги-оны стать мостами коммуникации? // Бредникова О., Воронков В. (ред.) Кочующие границы. — СПб. (http://www.indepsocres.spb.ru).
Туризм в Амурской области. 2003, 2005. — Благовещенск.
Шейнгауз А.С. (ред.) 2005. Природопользование Дальнего Востока России и Северно-Восточной Азии: потенциал интеграции и устойчивого развития. — Владивосток, Хабаровск.
Штольпе М. 1997. Приграничное сотрудничество: возможности малых и средних предприятий в Бранденбурге и Польше // Проблемы теории и практики управления. № 1.
Appadurai A. 1995. The Production of Locality // Fardon R. (ed.) Counterworks. Managing the Diversity of Knowledge. — L.
Martinez O.J. 1998. Border People. Life and Society in the U.S.Mexico Borderlands. — Tucson, L.
Nagata J. 1994. How to Be Islamic without Being an Islamic State. Contested Models of Development in Malaysia // Akbar A., Donnan H. (eds.) Islam, Globalization and Postmodernity. — L., N.Y.
Paasi A. 1996. Territories, Boundaries and Consciousness: The Changing Geographies of the Finnish-Russian Border. — N.Y.
Perkman M., Sum N.-L. (ed.) 2002. Globalization, Regionalization and Cross-Border Regions: Scales, Discourses and Governance. — N.Y.
Rodriguez N. 1996. The Battle for the Border: Notes on Autonomous Migration, Transnational Communities, and the State // Social Justice. Vol. 65.
Rosaldo R. 1989. Culture and Truth: The Remaking of Social Analysis. — Boston.
Thant M., Tang M. 1996. Indonesia-Malaysia-Thailand Growth Triangle: Theory to Practice. — Manila.
