CC BY
23
11. Ганс Е. Российское общество: теории модернизации и устойчивое развитие // Социальный порядок - гуманистическому развитию общества: Материалы Всерос. науч. конф. Краснодар, 2001. С. 190.
12. Федотова В.Г. Когда нет протестантской этики... // Вопросы философии. 2001. № 10.С. 37.
13. См.: Орлова Е.В. Современное российское предпринимательство. Экономико-социологический анализ. Саратов, 2002.
14. Вишневский А.Г. Модернизация или контрмодернизация: чья возьмет? // Куда пришла Россия?.. Итоги социетальной трансформации. М., 2003. С. 289.
15. Giddens A. Social Theory and Modern Sociology. Cambridge, 1987.
16. Simmel G. Philosophie des Geldes. Berlin, 1990. S. 536.
17. Ионин Л. Социология культуры: Путь в третье тысячелетие: Учеб. пособие. М., 2000. С. 197.
18. Ахиезер А.С. Архаизация в российском обществе как методологическая проблема // Общественные науки и современность. 2001. № 2; Гудков Л.Д. Реформы и процессы общественной примитизации // Кто и куда стремится вести Россию?.. Акторы макро- , мезо- и микроуровней современного трансформационного процесса / Под. общ. ред Т.И. Заславской. М., 2001.
19. Гудков Л.Д. Реформы и процессы общественной примитивизации // Кто и куда стремится вести Россию?.. С. 285.
20. Орлова Е.В. Социальная эффективность предпринимательской деятельности в трансформирующемся российском обществе: Дис. ... д-ра социол. наук. Саратов, 2003. С. 269-270.
21. Веселов Ю.В. Экономическая социология постмодерна // Журн. социологии и социальной антропологии. 1998. Т. 1. Вып. 1.
22. Рабовский. Развитие инфотелекоммуникаций в условиях глобальной информатизации современного общества (социально-экономические и инновационные аспекты). М., 2000. С. 257.
23. Концепция формирования информационного общества в России // Чернов А.А. Становление глобального информационного общества: Проблемы и перспективы. М., 2003. С. 138.
Институт социально-политических исследований РАН 19 апреля 2005 г.
© 2005 г. С.А. Панкратов
«РОССИЙСКИЙ ЛЕВИАФАН»: ОПЫТ МОДЕРНИЗАЦИИ В ХХ СТОЛЕТЬЕ
Вопросы роли и места России в мировой и европейских цивилизациях, специфики ее истории волновали и продолжают волновать умы многих
28
поколений отечественных ученых и общественных деятелей. При этом существует глубокое отличие между модернизацией в развитых странах Запада и Российском государстве. В первом случае она протекала как результат внутренних противоречий, на своей собственной культурной базе. В России же модернизация проходила под сильным влиянием и давлением опыта других стран, который давал образцы эффективной деятельности во всех сферах жизни, показывая пути решения постоянно возникающих, все более сложных проблем.
К началу ХХ в. кризис переживала мировая капиталистическая система в целом, и Россия, которая находилась и действовала в едином мировом цивилизационном потоке, демонстрировала особый накал социальных и политических конфликтов, порожденных и отягощенных специфическими условиями страны «догоняющего» типа модернизации. Октябрьская революция 1917 г. реально обнажила две объективные тенденции в социально-экономическом и политическом развитии страны. Первая из них состояла в эволюционном развитии общества по «нормальному», «цивилизованному», эталонно-западному пути модернизации. В качестве ведущей силы, способной направить на такой путь Россию, могла бы выступить отечественная либеральная буржуазия. Вторая состояла в неизбежности социального взрыва и дальнейшем развитии, определяющегося уже логикой этого взрыва.
Для России вопрос выбора пути решался конкретной расстановкой политических и классовых сил. В действительности либеральная буржуазия, недовольная безраздельным господством царской бюрократии, отсутствием в стране элементарных демократических свобод, жаждавшая видеть Россию современным «европеизированным» государством с конституцией и парламентом, оказалась неспособной к сколько-нибудь серьезному политическому действию. Российское государство «зашло слишком далеко» в обострении и углублении социальных, экономических, политических, межнациональных противоречий, едва ли разрешимых иным способом кроме народной революции [1]. Октябрьская революция 1917 г. в самом широком общеисторическом смысле слова стала результатом прежней неэффективной модели модернизационного развития.
Вместе с тем характеристика 70 лет советского государства как «зигзага в тупик», «пустую трату времени» грешит «идеологической зашорен-ностью» и исторической необъективностью. Как признается различными школами в современном обществознании, формирование мирового хозяйства на рубеже веков, растущее обобществление производства в национальных и международном масштабе обнаружили известный кризис традиционной рыночной системы хозяйства. Наиболее глубоким и глобальным проявлением этого кризиса явилась первая мировая война. Возникла необходимость во вмешательстве государства в стихийные рыночные отношения - для преодоления объективных недостатков рыночного механизма.
Вариантность развития обнаружила себя в двух тенденциях: 1) государственном регулировании, «встроенном» в рыночный механизм и подчиненном ему. Теоретическое обоснование данная модель нашла отражение в работах Кейнса; 2) принудительном направлении и регулировании государством хозяйственной деятельности, подчинении (игнорировании) рынка. Вариант обоснован в работах Парето, Струве, Ланге и др. Первая тенденция реализовалась в большинстве стран рыночной экономики, вторая - в России, Италии, Германии (эпохи авторитарных и тоталитарных режимов). Таким образом, сама социалистическая революция в России, в определенном смысле, есть воплощение исторической альтернативности и вариативности мирового развития, содержащее как национальные особенности, так и общие характеристики, свойственные всем странам.
Анализируя процесс модернизации в советской России, очевидно сделать вывод, что модернизацию можно использовать и в качестве укрепления старых форм долиберального типа. Сюда относятся авторитарные и тоталитарные институты, а также гибридные формы, как бы склеенные из элементов двух цивилизаций и несущие в себе внутренний раскол. Вся советская система, занявшая господствующее положение в России в 1917 г., таким образом, была попыткой сформировать и сохранить такие гибридные формы. Эта архаичная форма парадоксальным образом использовалась для управления большим, сложным, далеко выходящим за локальные рамки обществом.
И еще, когда мы говорим об особенностях «догоняющей модернизации» в ХХ в., следует подчеркнуть опасность, в какую попал модерниза-ционный процесс, - тоталитаризм. Он явился порождением незрелого индустриализма, массового стандартизированного производства, когда возник соблазн использования невиданных ранее технологических средств для всеохватывающего контроля над обществом. На этой почве выросли монополизм в экономике и империализм в политике, что привело к мировым войнам и появлению тоталитарных режимов, как «черных», так и «красных».
Советское общество 80-х гг. ХХ в., рожденное в результате серий догоняющих модернизаций, было обществом особого типа. К началу перестройки это общество представляло собой сложный конгломерат элементов самых разнообразных общественных отношений. Его можно определить как некий симбиоз традиционности, даже азиатского (этатистского, т. е. государственнического) способа производства, как чиновничье-индустриальное общество. Отсюда следует, что ни одна из известных в мире моделей модернизации не была применима в полной мере в СССР.
Начало очередного модернизационного процесса в СССР - перестройки - было непосредственно вызвано тем, что по времени совпали внутренние и внешние факторы, выявившие негодность советской системы. Перестройка началась в русле прежних российских модернизаций как ряд
административно-организационных мер, которые должны были укрепить порядок и дисциплину, покончить с пьянством, активизировать «человеческий фактор» (т.е. восстановить социальную мотивацию), провести массовую компьютеризацию, чтобы обеспечить «ускорение» отсталой и неэффективной экономики, повысить обороноспособность страны и уровень жизни. В социально-психологическом плане она поначалу опиралась на «негативный консенсус», сложившийся в Советском Союзе к середине 80-х гг., - понимание того, что дальше «так жить нельзя».
«Революция Горбачева» - это «революция сверху». Объективность состоит в том, что перестройку начал узкий круг в руководстве партии и государства, что именно по инициативе «аппаратчиков» высшего звена начался уход от сталинизма, а затем, вопреки аппарату, уход от так называемого «реального социализма».
Условно период реформации, включающий «революцию Горбачева» и постперестроечный период, можно разделить на несколько этапов: этап «улучшения», «совершенствования» социализма; этап эволюционных реформ, деформированных сопротивлением сил реванша и приостановленных экономическим путчем осенью 1990 г.; этап застоя, вплоть до августовских дней 1991 г.; этап радикальных реформ и новой стагнации; этап после мятежа в октябре 1993 г.; этап реформ и ожидания, подготовки и выборов Парламента РФ в 1995 г., Президента России в 1996 г.; этап «болезни и разложения реформаторов-демократов», «окончание» эпохи Ельцина; этап провозглашения строительства «сильного государства» во главе с Президентом РФ В.В. Путиным. Эти этапы различаются по многим критериям, в том числе и тем, какую роль на каждом из них играли и продолжают играть главные носители тоталитарного и реформаторского начал.
При этом политический процесс, начавшийся в стране в результате горбачевской демократизации, ушел далеко вперед от тех конституционных принципов, на которых держалась империя. Посткоммунистическая демократия в СССР с самого начала имела неправовой, неконституционный характер потому, что сама союзная конституция во многом была не документом правового государства, а лишь правовым фасадом, державшимся на бесправии и насилии.
Период реформ после 1991 г. можно охарактеризовать как промежуточный, уже не сталинско-брежневский, но и не демократический, а, скорее, жестко элитарный, с опорой не на большинство населения, как это принято в условиях демократии, а на перестроившийся госаппарат и, в основном, на представителей непроизводительного бизнеса. Что еще не менее важно, реформаторские возможности данной разновидности демократии не очень велики. Сила посткоммунистической демократии не столько в положительной, сколько в отрицательной легитимности, в ее способности противостоять старым властям. Ельцина во время августовских событий 1991 г. поддержали именно как законно избранную власть,
как «власть от народа». Но люди, особенно в провинции, доверявшие демократически избранным лидерам, прежде всего Б.Н. Ельцину, ждали не непопулярных мер, даже вообще не перехода к рынку, а реального и быстрого улучшения жизни.
Характеризуя переход от тоталитарной системы к посткоммунистической демократии, следует подчеркнуть, как нам представляется, что на данном этапе социально-политическое развитие России имело амбивалентный характер, одновременно модернизаторский и антимодернизатор-ский. Первая тенденция находит свое проявление в расширении включения в политическую и экономическую жизнь социальных групп и индивидов, в ослаблении «традиционной» политической элиты и упадке ее легитимности. Вторая тенденция выражается в специфической форме осуществления модернизации. Эта специфика проявляется в авторитарных методах деятельности и менталитете элиты, позволяющих только одностороннее - сверху вниз - движение команд при закрытом характере принятия решений. Поэтому модернизация отягощена множеством помех политического патернализма на пути не только политического участия, но и развития системы в более широком социально-историческом смысле.
Особенностью политических реформ в России за период 1991-2000 гг. («десятилетие Ельцина») являются: отсутствие какого-либо политического контроля над действиями администраторов; центральная исполнительная власть выступала единственным источником экономических и политических реформ; слабость политических организаций, представляющих интересы различных групп общества и партийной системы в целом; абсолютизация независимости как от общества, так и от представительных органов всех уровней привела к фрагментарности власти, которая принципиально отличается от западного плюрализма своей слабой институа-лизированностью [2].
Начало 2000-го г. в России ознаменовало собой не только подготовку к «календарному» переходу в ХХ1 в. и третье тысячелетие, но и решительный «скачок» в новый этап социально-экономической и политической модернизации всей общественной и национально-государственной системы. Новый парламент, нового президента, новое правительство и т.д. объединяет не столько новизна действующих лиц, сколько возродившееся у граждан РФ ожидание «чуда», связанного с решением самых наболевших проблем под руководством В.В. Путина.
Как и в советские времена, так и в эпоху ельцинской «бюрократической демократии» основная тяжесть реформ ложится на плечи не бунтарей и оппозиционеров, а «скрытных противников режима», умеющих «до нужного часа "х"» не выказывать свои истинные мировоззренческие пристрастия. Следует согласиться с точкой зрения Александра Ципко, который отметил схожесть судьбы и карьеры последнего Генерального секретаря ЦК КПСС, первого и последнего Президента СССР М.С. Горбачева с «профессиональными шагами» В.В. Путина. «Если бы Горбачев когда-то
проговорился о своих симпатиях к пражской весне, он бы и дня не просидел в партийном аппарате, тем более никогда бы не стал Генеральным секретарем ЦК КПСС. Если бы Путин начал вслух заявлять о своем российском патриотизме в гайдаро-козыревскую эпоху, он вряд ли бы пробился даже на вершины питерской власти...» [3]. Конечно, только во времена революционных переломов возможны темпы карьеры, сделанные В.В. Путиным. Но российская демократическая революция изначально имела «чиновничью потенцию».
Совершенно очевидно, что время «романтиков от демократии» ушло. Настало время прагматиков, к которым причислили и В.В. Путина. И при этом практическая деятельность нового лидера страны, по всей вероятности, должна состоять в решении задач, поставленных еще «революцией Горбачева»: соединение либеральных ценностей с патриотическими, модернизация политической системы с учетом национальной специфики, в том числе и «советского наследства». Иными словами, совершив рывок во всех областях общественной жизни, экономики и культуры, «догнать» ХХ1 в., не потеряв при этом самой России.
Подводя итоги процесса модернизации, начатого в 1985 г. и продолжающегося по настоящее время, следует отметить, что общество за этот период сделало большой «прорыв» в своем политическом, духовном, а отчасти и экономическом развитии. Но процесс перехода от тоталитарной системы оказался труден и не так быстр, как думали инициаторы этого движения. Общество заплатило огромную цену: утрату прежней государственности; национальные распри; дезинтеграция хозяйства; ухудшение уровня жизни населения. Вместе с тем слишком многие и сегодня еще верят в возможность и пользу «простых» решений. Именно здесь корни наших бед и проблем, бедности, взаимного ожесточения, исторического хождения по замкнутому кругу, когда меняются формы власти, социально-политических институтов, но положение человека остается почти неизменным и даже ухудшается.
Можно выделить особенности модернизации в России: этатизм, т.е. решающая роль государства в реформировании всей общественной системы; раскол российской культуры на две основные субкультуры: культуру европеизированных верхов, в значительной мере искусственную и противостоящую национальным традициям, и патриархальную культуру низов; последовательная смена реформ и контрреформ. Причем глубина и серьезность попыток реформ увеличивает вероятность их отката.
При этом сегодня, несмотря на наличие фактически большинства формальных признаков «модерна», российское общество демонстрирует «необычайную устойчивость качества социальных отношений и традиционного сознания даже в условиях самых радикальных перемен», создавая лишь «острова современности» в преимущественно традиционалистском обществе» [4]. Вместе с тем в настоящее время переход от тоталитаризма к демократии, безусловно, может быть рассмотрен и интерпретирован как
особая форма (этап) социально-политической модернизации, осуществляемой в специфических условиях глобализации мира. Сегодня возникла настоятельная потребность переосмысления исторического опыта модернизации нашего Отечества, выработки новой интегративной концепции реформирования российского общества и государства.
Литература
1. Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта: В 3 т. М, 1991.; Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.; Рашковский Е.Б. Опыт тоталитарной модернизации России (1917-1991) в свете социологии развития // МЭМО. 1993. № 7. С. 105-118; и др.
2. Пастухов В.Б. Конец посткоммунизма // Политические исследования. 1997. № 4. С. 33-43; Российская историческая политология. М., 1998; Панарин А.С. Реванш истории: российская стратегическая инициатива в ХХ1 веке. М., 1998; и др.
3. ЦипкоА. Неизбежность Путина // Литературная газета. 2000. № 3. С. 1-2.
4. Ачкасов В.А. Россия как разрушающееся традиционное общество // Политические исследования. 2001. № 3. С. 84.
Волгоградский государственный университет 6 апреля 2005 г.
