CC BY
543
УДК 321
Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2014. Вып. 1
С. А. Ланцов
КРИЗИСЫ ЛЕГИТИМНОСТИ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ РОССИИ
В статье дается сравнительный анализ кризисов легитимности в политической истории России XVIII-XX вв. Констатируется, что вплоть до XIX в. эти кризисы были вызваны противоречиями, имманентно присущими традиционному типу легитимности власти. В начале XX в. в условиях процесса модернизации традиционный тип легитимности перестал соответствовать новым условиям, но назревшие политические реформы запаздывали. Кризис легитимности проявил себя в открытой форме в феврале 1917 г. Но и с победой февральской революции он не закончился, поскольку ни один из возникших центров власти не обладал достаточной легитимностью. Первоначально достаточной легитимностью не обладал и коммунистический режим. Легитимация новой политической системы заняла длительный период и была обусловлена взаимодействием идеологических и социально-экономических факторов. Комплекс этих же факторов стал причиной процесса делегитимации коммунистического режима на последнем этапе существования СССР. В годы «перестройки» кризис легитимности вновь приобрел открытую форму и в конечном счете привел к крушению советской политической системы и распаду СССР. Проблема легитимности власти остро встала в начале 1990-х гг. и в посткоммунистической России. В современной России сохраняется политическая стабильность, что свидетельствует о наличии определенного уровня легитимности существующей системы и ее институтов. Однако нельзя исключать возможности новых кризисов легитимности в будущем. Библиогр. 6 назв.
Ключевые слова: Теория легитимности, традиционная легитимность, харизматическая легитимность, идеологическая легитимность, персональная легитимность, демократическая легитимность.
S. A. Lantsov
LEGITIMACY CRISES IN RUSSIAN POLITICAL HISTORY
The article is based on comparative analysis of legitimacy crises in Russian political history in 18-20th centuries. It states that until the 19th century those crises had been caused by contradictions that were typical to traditional type of legitimacy of power. In the early 20th century modernization resulted in emergence of the situation, when legitimacy of traditional type was no longer present, while necessary reforms were delayed. Legitimacy crisis entered its open phase in 1917. However, it did not come to an end with the success of the February revolution, because none of the emergent power centers was legitimate enough. Neither the Communist regime became legitimate immediately after the success of the October revolution. Legitimation of the new political system took a lengthy period of time and was influenced by a variety of ideological and socio-economic factors. Another combination of the same factors contributed to de-legitimation of the Communist regime during last years of the Soviet Union. Legitimacy crisis entered its open phase again during the Perestroyka and became a factor of collapse of the Soviet Union. Legitimacy became a problem in post-Communist Russia in the early 1990s as well. Today Russia's political system remains stable, which indicates that the existing system and its institutions are legitimate. However, contemporary stability does not allow excluding emergence of new legitimacy crises in the future.
Keywords: theory of legitimacy, traditional legitimacy, charismatic legitimacy, ideological legitimacy, personal legitimacy, democratic legitimacy.
В октябре 2013 г. исполнилось двадцать лет со времени трагического противостояния между президентом Б. Ельциным и парламентом. События октября 1993 г. ста-
Ланцов Сергей Алексеевич — доктор политических наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9; s_lantsov@mail.ru
Lantsov Sergey A. — Ph. D., Professor, St. Petersburg State University, 7/9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation; s_lantsov@mail.ru
92
ли прямым результатом кризиса легитимности власти, нараставшего в России после падения коммунистического режима. Однако кризис легитимности октября 1993 г. был отнюдь не единственным. Кризисы легитимности власти имели место и на предшествующих этапах политической истории России.
Первый кризис легитимности власти в Московском царстве вошел в историю под названием Смутного времени. Неверно было бы связывать происшедшую вскоре после кончины Иоанна Грозного делегитимацию царской власти только с тем, что после смерти и его сыновей — Федора и Дмитрия — прервалась династия Рюриковичей. Кризис легитимности начался еще при жизни самого царя.
При всей объективной обусловленности опричнины террористические методы ее осуществления, аморальные и иррациональные поступки самого Ивана Грозного неизбежно подрывали моральный авторитет верховной власти. Английский дипломат Дж. Флетчер, посетивший Москву уже после смерти Ивана Грозного, сделал следующий вывод о социально-политических результатах его правления: «Столь низкая политика и варварские поступки (хотя и прекратившиеся теперь) так потрясли все государство и до того возбудили всеобщий ропот и непримиримую ненависть, что (по-видимому) это должно кончиться не иначе как всеобщим восстанием» [1, с. 31-32]. Смерть последнего из династии Рюриковичей царя Федора Иоанновича лишь усугубила ситуацию. Правда, сам случай прекращения правящей династии не был чем-то исключительным в истории средневековой Европы. Такие примеры были во многих странах и заканчивались появлением и легитимацией новой династии. Подобная возможность была и в Московском государстве. Сумевший после смерти царя Федора овладеть браздами правления Борис Годунов хорошо понимал шаткость и непрочность своей власти. Перед ним встала задача ее легитимации.
Современная политическая теория и политическая практика свидетельствуют, что эффективность практической деятельности недостаточно легитимной власти может способствовать ее последующей легитимации. Борис Годунов инстинктивно это чувствовал и старался действовать именно подобным образом.
Возможно, если бы для него обстоятельства сложились более благоприятно, Годунов мог стать основоположником новой легитимной династии. Однако этого не случилось. Сначала Россию постигла природно-климатическая катастрофа. Два года подряд стояли длинные и очень морозные зимы и дождливые и холодные лета. В результате — неурожай и голод. Несмотря на то что власти принимали меры для помощи нуждающемуся населению, эти усилия оказались недостаточными и не смогли сбить накал народного недовольства. В обстановке социально-экономического кризиса низкая степень легитимности власти Бориса Годунова становилась все более очевидной. Ослабленная во времена Ивана Грозного боярская аристократия попыталась воспользоваться ситуацией для восстановления и укрепления своих позиций. Тем более что у боярства были и собственные причины для недовольства Годуновым, который попытался ограничить местничество, а также проводил выборочные репрессии против своих потенциальных соперников из боярской среды.
Смутное время, как полагают современные историки и политологи, стало концом боярства как аристократического слоя правящей элиты Московского государства. Но именно бояре сыграли главную роль в подготовке и развязывании самой Смуты. По образному выражению В. Ключевского, Лжедмитрий I был только «испечен в польской
93
печке, а заквашен в Москве» [2, с. 151]. В решающий момент большинство влиятельных князей и бояр предали Бориса Годунова и переметнулись на сторону Лжедмитрия, который начал поход на Москву, имея небольшое число поляков и запорожских казаков, но сумел одержать победу над гораздо более многочисленной армией Бориса Годунова. Смерть самого Годунова в разгар борьбы с самозванцем еще более способствовала победе последнего.
Некоторые шансы легитимации власти были у Лжедмитрия I, называвшего себя чудом спасшимся сыном Ивана Грозного. Но после смерти Лжедмитрия I никто из претендентов на престол — ни боярский царь Василий Шуйский, ни «тушинский вор» Лжедмитрий II, ни польский королевич Владислав — не обладал ни необходимой легитимностью, ни способностями эффективного правителя.
Кризис власти этого периода самым негативным образом отразился и на государстве, и на обществе. Возникла угроза распада и утраты независимости страны, во внутренние дела которой все активнее вмешивались соседние государства. Смутное время завершилось в 1612 г. изгнанием из Москвы польских интервентов народным ополчением, организованным нижегородским мещанином К. Мининым и возглавленным князем Д. Пожарским. Вскоре после этого, в 1613 г., Земский собор избрал на царский престол 16-летнего Михаила Романова, ставшего родоначальником новой династии.
Опыт Смутного времени показал, что без легитимной, сильной, централизованной власти существование российского государства невозможно. Альтернативой самодержавию оказалась боярская междоусобица, а затем полное безвластие и анархия. Преодоление последствий Смутного времени было связано с восстановлением легитимной государственной власти, способной защитить страну от внешних врагов и обеспечить порядок и стабильность внутри ее границ.
Традиционный тип легитимности власти предусматривал ее передачу по наследству. Но этот механизм таит в себе опасность возникновения политических кризисов в случае, когда вопрос о престолонаследнике становится спорным. Так произошло после смерти Петра I, изменившего закон о престолонаследии. В результате новый порядок престолонаследия стал причиной острой внутриполитической борьбы. Весь XVIII в. после смерти Петра I вошел в политическую историю России как эпоха дворцовых переворотов. Проблема легитимности верховной власти вновь стала актуальной.
Начиная с восшествия на российский трон Анны Иоанновны, дворянство играло активную роль в решении вопроса о престолонаследии. Это выразилось в том, что гвардия была главной силой всех дворцовых переворотов: от отстранения от власти младенца-императора Иоанна Антоновича до убийства императора Павла I. Гвардия же в XVIII столетии представляла собой элиту российской армии. Не только офицерский корпус, но рядовой состав ее комплектовался за счет дворянства. Оказывая поддержку тому или иному претенденту на российский престол, дворянская гвардия связывала с его воцарением надежды на реализацию корпоративных интересов своего собственного сословия. А интересы эти состояли в расширении привилегий и сокращении обязанностей. Занимавшие в результате дворцовых переворотов императорский трон монархи не обладали достаточной легитимностью и поэтому должны были искать опору со стороны того слоя, от которого в XVIII столетии реально зависел вопрос власти — дворянства. В такой же ситуации оказалась и Екатерина II.
94
Екатерина II была первым выдающимся государственным деятелем, занявшим престол Российской империи после смерти Петра I. Но в момент воцарения она была, пожалуй, самым нелегитимным главой российского государства, если не считать самозванцев эпохи Смутного времени. Этническая немка, жена императора, «импортированного» в Россию из Голштинии, Екатерина II получила власть в результате дворцового переворота, при котором был убит ее законный супруг. Екатерина понимала всю шаткость своего положения и стремилась укрепить его. Как показывает политическая история, нелегитимность власти может быть компенсирована ее эффективностью. И Екатерина Великая, опираясь на помощь своих фаворитов, среди которых, несомненно, выделялся Григорий Потемкин, сумела стать успешной правительницей. Но следует отметить, что основные успехи царствования Екатерины II были достигнуты в сфере международной политики. В период ее правления Россия стала играть более самостоятельную и более важную роль в европейских делах, существенно расширились и территории Российской империи.
Успехи Екатерины II во внутренних делах были значительно скромнее. Сама императрица, видимо, понимала необходимость дальнейшего социально-экономического и технологического развития страны, преодоления сохраняющейся отсталости России по сравнению со странами Западной Европы. Видела Екатерина необходимость и в проведении политико-административных и правовых реформ. Но между планами Екатерины II и ее практической деятельностью существовало противоречие, вытекавшее, как уже было отмечено, из способа ее восшествия на престол. Императрица вынуждена была постоянно оглядываться на дворянство, которое в любой момент могло поставить под сомнение легитимность ее власти.
Уже в начале XIX в. очередным кризисом легитимности, причиной которого стала запутанность вопроса о престолонаследии, после смерти Александра I пытались воспользоваться декабристы. Далее в течение нескольких десятилетий вопрос о традиционной легитимности не вставал на повестку дня политического развития России. Совсем по-новому этот вопрос встал в XX столетии.
К началу XX в. Россия уже несколько десятилетий продвигалась по пути экономической и технологической модернизации. Менялись структура российского общества и его сознание. Это неизбежно требовало изменений принципов политической легитимности. Традиционный принцип легитимности, лежавший в основе самодержавной власти, должен был смениться более современным принципом. Но Николай II и его ближайшее окружение не смогли адекватно оценить положение в стране. Даже сделанные в период революции 1905-1907 гг. политические уступки рассматривались как вынужденные и временные. В стране назревал новый кризис легитимности, обострившийся в годы Первой мировой войны. Авторитет власти снижался, о чем говорит и такое явление, как «распутинщина». Многочисленные факты свидетельствовали, что в стране скопился огромный потенциал для социального взрыва, но крушение существовавшего строя на рубеже зимы и весны 1917 г., как представляется, не было неизбежным.
Вызванный войной кризис совпал с конфликтом старой и новой элит, это наложило свой отпечаток на способ и форму его разрешения. Увидев в случившихся волнениях угрозу стабильности государства, деятели думской оппозиции решили спасти положение комбинацией с отречением Николая II от престола. Однако события приняли такой оборот, что все строившиеся планы были сметены. Николай II неожиданно отрекся от
95
престола не только за самого себя, но и за своего сына. Старая власть рухнула в одночасье, освободив место для тех, кто давно жаждал попробовать свои силы в управлении страной.
Вновь возникшие центры власти — Временное правительство и Советы — не обладали прочной легитимной основой, что предопределило сохранение и углубление политической и экономической нестабильности. Такая ситуация помогла большевикам захватить власть в октябре 1917 г., но не освободила их от необходимости решать проблему ее легитимности.
Власть большевиков изначально была нелегитимной, поскольку была получена ими в результате политического переворота и не опиралась на поддержку большинства населения. Нелегитимный характер большевистского режима спровоцировал гражданскую войну, унесшую жизни миллионов людей и еще больше разрушившую подорванное первой мировой войной и «военно-коммунистическим» экспериментом народное хозяйство страны. В условиях дефицита легитимности своей власти большевикам ничего другого не оставалось, как прибегать в широких масштабах к репрессиям и террору.
Однако одновременно был запущен механизм легитимации нового политического режима. Одним из элементов механизма самолегитимации коммунистического режима стал культ личности И. Сталина. Другим важнейшим фактором легитимации коммунистической власти стала идеология, которая в тоталитарной системе занимает едва ли не главное место среди других инструментов контроля над обществом. В процессе идеологической легитимации коммунистического режима обнаруживаются две основных тенденции. Первая связана с постепенным вытеснением всех чуждых коммунистической идеологии взглядов, вторая — с приспособлением самой коммунистической идеологии к реальностям и традициям российского общества.
Для искоренения инакомыслия решались следующие задачи: устранялись носители чуждых марксизму-ленинизму идейных течений, формировался новый идеологический и пропагандистский аппарат, была установлена информационная блокада, в результате которой СССР превратился в изолированное от остального мира общество. Причем советские люди отгораживались не только от окружающего мира, но и от своего прошлого. Многие имена и события попали под запрет. Возникло такое явление, как «спецхраны», в которых находились неугодные режиму книги и иная печатная продукция.
Происходила трансформация и коммунистической идеологии. Первоначально идеи коммунизма (как его понимали В. Ленин и Л. Троцкий) с его ориентацией на мировую революцию, интернационализм и вестернизаторскими взглядами на Россию были чужды российскому менталитету. Леворадикальная версия марксизма, лежавшая в основе большевистской власти, оправдывала разрушительную сторону ее деятельности и слабо конкретизировала созидательные задачи. Социализм с точки зрения ортодоксальной марксистской теории должен был сформироваться на Западе и уже оттуда мог быть заимствован в готовом виде. После провала планов, рассчитанных на победу мировой революции, начался длительный процесс приспособления большевистской политической практики и лежащей в ее основе идеологии к изменившимся обстоятельствам. Прежде всего большевистская идеологическая доктрина была приведена в соответствие с традиционными ценностями и представлениями большинства населения. Об этой эволюции русского коммунизма Н. Бердяев писал: «Он воспользовался свойствами русской души... ее религиозностью, ее догматизмом и максимализмом, ее исканием
96
правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и к терпеливому несению страданий... воспользовался русским мессианством, всегда остающимся, хотя бы в бессознательной форме, русской верой в особые пути России» [3, с. 115].
Идеологическая конструкция марксизма-ленинизма-сталинизма подкреплялась и другими факторами. Прежде всего можно говорить об определенной экономической эффективности этого режима. Им были решены задачи индустриальной модернизации в технико-технологическом и социально-культурном отношениях. Превращение преимущественно аграрной России в ракетно-ядерную сверхдержаву укрепляло самосознание советского народа, усиливало его патриотические чувства. Такие события, как запуск искусственного спутника Земли и полет человека в космос, способствовали укреплению господствовавшей идеологии и опиравшейся на нее политической системы. Кроме этого, начиная с середины 50-х годов и на протяжении как минимум двух десятилетий наблюдалась устойчивая тенденция роста уровня материального благосостояния большинства населения Советского Союза, которое к тому же могло пользоваться и широким набором бесплатных социальных услуг, пусть и невысокого по мировым стандартам качества. Видимое улучшение жизни подкрепляло обещания всеобщего счастья в «светлом будущем». Но сам образ этого будущего, являясь важным элементом идеологической доктрины в целом, всегда оставался едва ли не главным оправданием всех трудностей и бед повседневной жизни, он легитимировал любые, даже аморальные (если не преступные), действия власти.
Степень идеологической легитимности коммунистического режима в СССР была, несомненно, выше, чем, например, у его восточноевропейских соседей. Однако высокий уровень идеологической монолитности советского общества не мог сохраняться вечно. Нарушению монолитности способствовал целый ряд факторов. Всегда существовало противоречие между официальной коммунистической идеологией и реальной коммунистической практикой, между лозунгами официальной пропаганды и повседневной действительностью, с которой сталкивалась основная масса советских людей. Уже частичная десталинизация, предпринятая Н. Хрущевым в форме «критики культа личности И. Сталина», нанесла удар по ряду базовых ценностей, сформированных пропагандой в предшествующий период существования Советского Союза. Поставив под сомнение деятельность И. Сталина, Н. Хрущев тем самым бросил тень на всю советскую систему и ее идеологический фундамент.
Идеологическая эрозия в полной мере стала реальностью уже во времена руководства страной Л. Брежневым. Его правление было отмечено, с одной стороны, небывалыми прежде достижениями, но одновременно и нараставшим разочарованием в прежних идеалах и ценностях. Прежде всего оказались дискредитированы представления о «светлом будущем» — коммунизме, который не наступил в обещанные сроки, а партийное руководство избегало прямых объяснений с народом по этому поводу. К тому же реальное повышение уровня жизни не всегда ощущалось психологически. Зачастую, наоборот, усиливалось недовольство своим материальным положением из-за сохранявшегося дефицита на многие товары и услуги. С обострением социально-экономических проблем усилилась деградация во многих сферах общественной жизни. Стала отчетливо обнаруживаться коррупция и разложение партийно-государственного аппарата. А всеохватывающая коррупция, по мнению французского социолога М. Догана, является симптомом делегитимации режима [4, с. 151].
97
После смерти Л. Брежнева, в середине 80-х годов XX в., СССР столкнулся с комплексом проблем экономического, социального и технологического характера. Пришедшая к власти команда во главе с новым Генеральным секретарем ЦК КПСС М. Горбачевым, судя по всему, имела смутное представление о том, что им следует делать. Первоначально преобладала технократическая тенденция, воплотившаяся в концепции «ускорения». Суть этой концепции сводилась к попытке экономического рывка за счет больших инвестиций в машиностроение и административного внедрения новых технологий. В политической сфере все сводилось к элементарной ротации кадров, хотя и велись разговоры о демократизации.
Первым же реальным шагом в сторону политической демократии стала «гласность», которую можно определить как дозированную и ограниченную «сверху» свободу слова и печати. «Гласность» требовалась для выполнения определенных задач, но в дальнейшем она принесла неожиданные результаты. В начале «перестройки» советское общество в большинстве своем еще не было готово к серьезным и системным изменениям. М. Горбачев столкнулся не только с сопротивлением части консервативного аппарата, но и с инертностью массового сознания в целом. Поэтому при помощи средств массовой информации, которые получили «сверху» свободу критики существовавших реалий, попытались «расшевелить» общество. Так называемая гласность разрушила всю систему мифов, на которых покоилась официальная идеология. Процесс размывания идеологии шел и предшествовавшие годы, но окончательно она лишилась своей господствующей роли под давлением новых для нее внешних и внутренних факторов.
Наряду с идеологической эрозией, делегитимации существовавшей политической системы способствовали и нараставшие экономические трудности. Для ускорения экономических реформ М. Горбачев инициировал реформу политической системы. В результате ситуация в стране еще более дестабилизировалась. Перемены в СССР подтолкнули политические процессы в восточноевропейских странах. Осенью 1989 г. там прокатилась волна антикоммунистических революций. Эти события, в свою очередь, оказали влияние на ситуацию в Советском Союзе.
Однако в России переход от тоталитаризма к демократии имел ряд существенных отличий. Здесь не существовало организованных и пользовавшихся поддержкой широких масс движений, таких, например, как «Солидарность» в Польше или «народные фронты» в Прибалтике. Демократическое антикомунистическое движение в российском обществе соединилось с таким мощным фактором, как харизматическое лидерство Бориса Ельцина. Это лидерство явно обозначилось на последнем этапе «перестройки», а его избрание на пост президента России осознавалось как поражение официальной коммунистической власти и ускорило ее окончательное падение в августе 1991 г. С этого момента главным источником легитимности посткоммунистической власти и ее политики была личная харизматическая легитимность Б. Ельцина. Это же и таило в себе серьезные опасности для реформистского курса, вытекавшего из продекларированных целей перехода к демократии и рыночной экономике.
Огромная поддержка, которой обладал сам Ельцин в народе, не была тождественна поддержке политической и идеологической программы, олицетворявшейся им накануне краха коммунистической системы. Он был прежде всего «народным вождем», антиподом потерявшего авторитет внутри страны М. Горбачева. У Ельцина был ореол «мученика» и «народного заступника». С ним связывали надежды не столько на реальные экономические и политические реформы, сколько на реализацию принципов соци-
98
альной справедливости. На заключительном этапе «перестройки» Б. Ельцин проявил себя как политический лидер, широко использующий популистские приемы и методы в борьбе за власть. Он учитывал перемены в настроении населения, обещая то, чего больше всего ожидали от него в данный момент. Конечно, менялись личные взгляды Ельцина, его политические цели, но популистские политические технологии оставались главным средством их достижения. Интересы борьбы за власть стали у самого Ельцина и у тех, кто его непосредственно окружал и поддерживал, брать верх над долгосрочными национально-государственными интересами страны. Установив контроль над властными структурами РСФСР, Ельцин и его окружение стали противопоставлять их союзному центру во главе с М. Горбачевым. Фактически российское руководство действовало заодно с сепаратистскими элитами ряда союзных республик, прежде всего прибалтийских. Такая политика неизбежно вела к распаду союзного государства, причем по тем искусственным границам, которые были установлены и неоднократно волевым образом менялись в условиях коммунистического режима. То, что такой вариант развития событий противоречит коренным интересам самой России, во внимание ни Ельциным, ни его сподвижниками и советниками тогда не принималось.
Одержав победу в борьбе против союзного центра и агонизирующей КПСС, Борис Ельцин совершил ряд стратегических просчетов. Многие видные западные политологи и экономисты полагают, что политические преобразования должны быть важнейшим условием для перехода от плановой экономики к рыночной. По их мнению, Б. Ельцин и его сторонники сделали ошибку осенью 1991 г., упустив время для серьезных политических изменений. Вместо того чтобы создать собственную политическую партию, скорректировать действовавшую советскую конституцию и провести новые парламентские выборы, российское руководство без необходимой политической и идеологической подготовки приступило к радикальной экономической реформе. Отдав приоритет экономическим изменениям перед изменениями политического характера, Б. Ельцин, по мнению известных специалистов в области транзитологии Х. Линца и А. Штепана, совершил крупный просчет.
В результате своими действиями он ослабил и государство, и демократию, и экономику. Свидетельством тому как раз стали трагические события октября 1993 г., которые выявили наличие глубокого кризиса легитимности в посткоммунистической России. Легитимность прежних политических институтов — Съезда народных депутатов и Верховного Совета — в новых условиях была сомнительной, а харизматическая легитимность Б. Ельцина по мере проявления тяжелых экономических последствий либеральных реформ стремительно таяла. Октябрьские дни 1993 г. были редким примером в истории: легитимность и формальная законность (легальность) пришли в противоречие друг с другом.
С принятием в декабре 1993 г. новой Конституции Российской Федерации были включены легально-рациональные механизмы легитимации политической власти. Однако вопрос о ее легитимности не утрачивал актуальности вплоть до конца 90-х годов прошлого века. Во многом это было связано с тем, что Б. Ельцин, сохранивший пост президента, терял поддержку общества. Это оказывало влияние на уровень легитимности политической системы в целом. С избранием в 2000 г. президентом РФ В. Путина проблема легитимности власти постепенно отходит на задний план. В условиях экономического роста и политической стабильности легитимность существующей системы
99
и отдельных ее институтов не ставили под сомнение даже те, кто отвергал ее изначально.
В период массовых протестных выступлений 2010 и 2011 гг. некоторые представители так называемой несистемной оппозиции поднимали вопрос о нелегитимности существующего режима, но вряд ли подобные заявления можно считать верными. Результаты президентских выборов 2012 г., а также выборов в местные органы власти осенью 2013 г. говорят об обратном. Стабильно высоким остается рейтинг действующего президента. Согласно данным ВЦИОМ, в октябре 2013 г. 62 % граждан РФ поддерживали В. Путина [5].
В современной политической науке понятие «харизматическая легитимность» считается устаревшим. Более точным и соответствующим нынешним реалиям является категория «персональная легитимность». Нынешний глава российского государства, несомненно, ею обладает, что укрепляет легитимность всей политической системы и доверие к отдельным ее институтам, которое ниже, чем к президенту.
Однако не следует проявлять чрезмерный оптимизм по поводу перспектив нынешней «вертикали власти». Уровень коррупции, являющийся, как уже было отмечено, индикатором делегитимации политического режима, остается высоким. И власть пока не достигла больших успехов в борьбе с этим явлением. На фоне стабильно высокого рейтинга президента, по данным политолога С. Белковского, он начал терять свои позиции у авторитарно ориентированных граждан [5]. А авторитаристские ориентации весьма распространены в российской провинции.
В связи с этим вызывают интерес суждения российского публициста М. Соколова о причинах устроенной президентом Республики Беларусь А. Лукашенко пресс-конференции для представителей российских региональных СМИ в Минске. Напрямую, без ведома Москвы, А. Лукашенко общался с представителями российской провинции только в середине 90-х годов XX в. Как отмечает М. Соколов, «власть в РФ тогда представлялась ему (и даже не ему одному) настолько слабой и погрязшей во внутренних усобицах, что, казалось, достаточно получше представить бедствующей русской провинции вышеупомянутый образ грозной справедливости, чтобы победоносная дорога в Кремль на пост главы объединенного государства была для Лукашенко открыта. Он и осуществлял свой обтекающий маневр — привлечь на свою сторону провинцию, не оглядываясь на столицу, которая, будучи изолированной, никуда не денется, — с редкостной настойчивостью и прямотой.
Тогда карты ему спутало назначение в августе 1999 г. В. Путина премьером. Свой образ силы явился внутри России, и А. Лукашенко отступил. Как тогда казалось, навсегда.
Но сегодняшний агитпроп, рассчитанный, как и встарь, на русскую провинцию, показывает, что, как и 14 лет назад, верный союзник на что-то рассчитывает.
Лукашенко — это симптом, и российской власти тут есть над чем задуматься [6]. Вероятно, задуматься прежде всего о том, что неэффективность решения многочисленных проблем российского общества может вызвать в перспективе новый кризис легитимности, как это уже бывало в российской истории.
Литература
1. Флетчер Дж. О государстве русском, или Образ правления русского царя (обыкновенно называемого царем московским). СПб., 1906.
100
2. Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. Кн. 2. М., 1993. 591 с.
3. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. 224 с.
4. Доган М. Легитимность режимов и кризис доверия // Социологические исследования. 1994. № 6. С.147-156.
5. Подосенов С. Президента одобряют 62 % россиян // Известия. 2013. 18 октября.
6. Соколов М. Каминг-аут в Минске // Известия. 2013. 16 октября.
Статья поступила в редакцию 20 мая 2013 г.
101
