CC BY
56
ОТ ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА *
i ш
тшш ш
ДЕМЬЯНЕНКО
Александр
Николаевич
Доктор географических наук, профессор, главный научный сотрудник
Институт экономических исследований ДВО РАН, ул. Тихоокеанская, 153, Хабаровск, Россия, 680042
DEMYANENKO
Alexander
Nikolaevich
Doctor of geography, professor, chief researcher
Economic Research Institute FEB RAS, 153, Tikhookeanskaya Street, Khabarovsk, Russia, 680042
УДК 332
РОССИЙСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК: СТАНОВЛЕНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО МАКРОРЕГИОНА
В статье предпринята попытка проследить характер взаимоотношений между процессами эволюции пространственной организации экономики Дальнего Востока и системой институтов и организаций регионального развития на этапе становления экономического макрорегиона.
Дальний Восток России, пространственная организация
экономики, институты регионального развития ■ ■ ■
RUSSIAN FAR EAST: THE FORMATION OF ECONOMIC MACROREGION
The article attempts to trace the nature of the relationship between the processes of the evolution of the spatial organization of economy of Russian Far East and the system of institutes and organizations of regional development at the stage of formation of the economic macroregion.
Russian Far East, spatial organization of economy, institutions of regional development
demyanenko@ecrin.ru
А
А М.ЕЯ1СА
[Ь т
•Лжм 1
I сгг.,1
'
) V 5 -' -Ж.
>егионапистмка
и.
\
01: 10.14530/гед.2017.5 2017 ■ Том 4 . № 5
/
!>ЛМ/
Введение
Дальний Восток - необычайно удачный объект для исследования коэволюции пространственной организации экономики и институтов и организаций регионального развития. Обусловлено это тем обстоятельством, что с момента оформления государственных границ Российской Империи на Тихом океане прошло, по меркам российской истории, не так уж много времени - немногим более 150 лет.
Это «во-первых». Но есть и «во-вторых». Дальний Восток не только отличается крайне высоким уровнем разнообразия условий ведения экономической деятельности, но и многообразием стратегических решений со стороны государства относительно экономического развития макрорегиона.
Впрочем, самая главная проблема на протяжении полутора столетий остаётся практически неизменной и может быть сформулирована следующим образом: если Дальний Восток нужен России, то в каком качестве? Естественно, что ответ на этот вопрос определяет и целевые установки, и инструменты государственной стратегии в отношении Дальнего Востока.
По большому счёту, выбор невелик, как и набор факторов, определяющих место Дальнего Востока в пространственной организации российского общества. Эти факторы хорошо известны и широко обсуждались в отечественной науке: во-первых, природно-ресурсный потенциал и, во-вторых, географическое (в первую очередь геополитическое) положение1.
К этому следует добавить, что ни масштабный и разнообразный природно-ресурсный потенциал, ни преимущества географического положения сами по себе не являются источниками конкурентных преимуществ, а становятся таковыми при использовании их при осуществлении государственной региональной политики. То есть всё упирается в выбор целей развития Дальневосточного макрорегиона и, следовательно, инструментов (институтов и организаций) регионального развития.
Для начала отметим: в совокупности субъект-объектных отношений, возникающих в системе институтов государственного регулирования экономики макрорегиона, имеет место практически полное игнорирование обратных связей, то есть имеет место предположение, что для эффективного регулирования регионального развития достаточно одного и к тому же однонаправленного канала коммуникаций.
Поэтому вполне понятно, почему в последние десятилетия имеет место практически полное пренебрежение определением «объекта» планирования, в том числе и стратегического. Считается, что коль есть административно-территориальное деление, то и нет проблемы определения границ пространственных экономических систем.
Тем не менее, рискнём предположить, что без научно обоснованного разбиения экономического пространства (ЭП) на целостные образования (районы, регионы и т.п.) вряд ли удастся реализовать сколько-нибудь эффективную стратегию экономического развития конкретного региона и национальной экономики в целом2.
Ещё раз рискнём и предположим, что научно обоснованная система районов различного таксономического уровня - необходимое, но недостаточное условие для осуществления эффективной стратегии регионального экономического развития. Также нужны адекватные целям стратегии институты (совокупность норм, ценностей) и организации, которые призваны «играть» по тем правилам, которые задают институты. Но и это ещё не всё: необходима мо-
1 Отмети только наиболее значимые публикации по этому вопросу: [5; 20; 21; 29; 31].
2 Обоснование авторской позиции относительно места экономического районирования и зонирования в системе регионального стратегирования было изложено в ряде предшествующих публикаций [9; 12;13; 14].
А
А М.ЕЯ1СА
[Ь т
•Лжм 1
I сгг.,1
'
) V 5 -' -Ж.
>егионапистмка
и.
\
01: 10.14530/гед.2017.5 2017 ■ Том 4 . № 5
/
г--1 . . .
¡>ЛМ/
тивация, которая побуждала бы «игроков», то есть организации, играть по правилам. В противном случае любые, самые что ни на есть логически выверенные и преследующие самые благие цели нормы, в том числе и правовые, перестают быть институтами, так как их введение не сопровождается изменениями в поведении экономических агентов.
О том, каким образом эволюционировал Дальний Восток
А теперь от соображений, имеющих общий характер, перейдём к анализу коэволюции территориальной организации экономики Дальнего Востока и институтов его развития, памятуя при этом о словах классика о том, что исторический процесс непрерывен, но изучается по частям, то есть по периодам. Всякая периодизация есть не что иное, как декомпозиция (по заранее определённым критериям) исторического процесса на целостные части, то есть периоды. Вряд ли целесообразно искать универсальную, пригодную на все случаи жизни периодизацию и истории Дальневосточного макрорегиона, и эволюции институтов регионального развития. Скорее всего, цели исследования определяют и критерии, и периодизацию.
В качестве критериев для периодизации коэволюции пространственной организации экономики и институтов регионального развития автор посчитал возможным взять цели государственной политики по отношению к Дальнему Востоку.
Здесь просто необходимы хотя бы краткие пояснения. Я считаю, что есть государственная региональная политика, а есть политика, опять-таки государственная, в отношении конкретного региона1. Основание для такого разделения проходит по линии «экономика региона -региональная экономика»2.
В самом общем виде в развитии Дальнего Востока можно выделить, как минимум, три этапа, каждый из которых отличается целевыми установками государственной политики и методами её реализации: досоветский, советский и постсоветский. В такой периодизации нет ничего необычного уже в силу того, что каждый из перечисленных периодов обозначает качественно различные модели государственного устройства России.
Необычное начинается, когда мы вспоминаем, что нас интересует не политическая история России, а коэволюция, «участниками» которой выступают, с одной стороны, пространственная организации экономики региона, а с другой - институты и организации регионального развития, причём «не вообще», а Дальнего Востока. Всё дело в том, что, как бы ни был значим политический фактор в процессах коэволюции, каждый из её «участников» обладает собственным набором движущих сил, определяющих в конечном счёте темп и характер их эволюции в контексте тех или иных моделей государственного устройства.
Если к этому добавить, что Дальний Восток как объект регулятивного воздействия со стороны государства отличается разнообразием условий, как природных, так и социальных, то следует ожидать многообразия институтов и организаций, обеспечивающих государственную политику в отношении экономики макрорегиона. Выделенные выше три этапа целесообразно рассматривать как совокупность временных интервалов, то есть периодов. Эти периоды отличаются друг от друга не только сдвигами в пространственной организации экономики, но и качественными изменениями в системе институтов и организаций регионального развития.
1 И хотя в дальнейшем основное внимание будет уделено государственной экономической политике в отношении Дальнего Востока, автор полагает, что правомерно говорить и о социальной, экологической, демографической и иных частных «политиках». Причём не только в отношении Дальнего Востока, но и иных регионов различного таксономического уровня.
2 Сюжет о том, что есть экономика, а что - региональная экономика, подробно был рассмотрен в [22].
А
А М.ЕЯ1СА
[Ь т
•Лжм 1
I сгг.,1
'
) V 5
>егионапистмка
и.
\
Э!: 10.14530/гед.2017.5 2017 ■ Том 4 № 5
!>ЛМ/
Экономика Дальневосточной окраины: оценка исходного уровня
Прежде чем перейти к анализу коэволюции пространственной организации экономики и институтов регионального развития на Дальнем Востоке, следует зафиксировать в предельно краткой форме исходное состояние экономики.
Итак, что представлял собой Дальний Восток как экономическая система на момент вхождения в состав Российской Империи? Ответ прост: и Север Дальнего Востока, который осваивался к тому времени уже более двухсот лет, и Юг (Приамурье и Приморье) макрорегиона представляли собой слабо дифференцированную пространственную экономическую систему, в которой доминирующим элементом было традиционное хозяйство коренных жителей Дальнего Востока. Конечно, традиционное хозяйство аборигенного населения было представлено различными вариантами: хозяйство береговых чукчей имело мало общего с точки зрения его организации с хозяйством удэгейцев, таёжных охотников. Но при всём различии в организации хозяйства коренных жителей общим для него было то, что структура и масштабы экономической деятельности были детерминированы совокупностью природных условий и ресурсов, присущих тому или иному типу «кормящего ландшафта», в пределах которого и протекала жизнедеятельность того или иного аборигенного этноса. При этом масштабы экономической деятельности были крайне невелики и не выходили за границы самодостаточности. На юге Дальнего Востока, то есть в Приморье и в Приамурье, была схожая картина: доминирование традиционного хозяйства коренных жителей. Последнее, конечно, отличалось от хозяйств аборигенов Севера «специализацией», но в обоих случаях мы имеем дело с экономикой самодостаточности.
Исключения были, но не более того. Речь идёт в первую очередь о «зазейских маньчжурах» - китайских подданных, оставленных на левом берегу Амура под управлением китайских властей в соответствии с Айгунским договором. На момент присоединения Приамурья их численность составляла более 10 тыс. человек; они проживали в 44 селениях и обрабатывали порядка 100 тыс. десятин в Амурской области1. В Уссурийском крае в 1860 г. проживало от 2 до 3 тыс. китайских подданных (манзы) - охотников, искателей золота и женьшеня, которые жили отдельными фанзами общим числом до 300 [24, с. 59]2.
И если на Юге Дальнего Востока (Приамурье и Приморье) традиционное хозяйство в той или иной мере было взаимосвязано с экономикой Китайской Империи, то на Севере ситуация была качественно иной: Охотское побережье, Камчатка и Чукотка представляли собой часть Российской Империи3.
Конечно, продажа Аляски, для которой Охотск, Большерецк, Петропавловск и Нижне-камчатск служили своего рода тыловой базой4, не могла не сказаться на состоянии экономики дальневосточного Севера. Тем не менее, сложившаяся, хотя и крайне разреженная система поселений, портов, а также транспортных коммуникаций оставляла надежду, что при изменении геополитической ситуации возможна новая волна колонизации дальневосточного Севера.
Итак, можно констатировать, что на момент присоединения Приморья и Приамурья
1 Этот своеобразный анклав на территории Амурской области просуществовал до 1901 г.
2 Отметим, что данные, заимствованные нами из отчёта общеземской организации, очень приблизительны, и скорее всего численность китайцев, среди которых были и торговцы, скупающие у аборигенов тот же женьшень, пушнину и некоторые другие продукты охотничьего промысла, была выше.
3 Уже к началу XVIII в. на севере Дальнего Востока существовали русские поселения (зимовья, остроги), которые представляли собой центры русской государственной власти [2, с. 33].
4 С 1740-х гг. начались плавания русских промышленников на Аляску и Алеутские острова на промысел «морского бобра». Своего рода центрами снабжения этих экспедиций стали Охотск (основан в 1648 г.) и Нижнекамчатск. К этому можно добавить, что «на Охотских и Уракских верфях с 1714 по 1850 г. было построено 62 судна» [2, с. 38].
Ёегионалисткка йО!: Ю.14530/гед.2017.5 2017 ■ Том 4 № 5
- ? 7 ' ' , -■'___'' ; -А?
Дальний Восток России представлял собой территорию, обладающую разнообразным природ-но-ресурсным потенциалом, масштабы освоения которого в рамках традиционного хозяйства коренных жителей, как правило, не выходили за рамки самодостаточности. Что же касается ЭП в пределах Дальнего Востока, то оно отличалось не только разреженностью и отсутствием сколько-нибудь значимых экономических центров, но и высоким уровнем фрагментации, то есть отдельные части ЭП практически не были связаны друг с другом. При этом территория нынешнего Дальнего Востока воспринималась и в центре, и на местах как часть Восточной Сибири, в том числе и в административном отношении.
Предыстория хозяйственного освоения Дальнего Востока
Наверное, у всякой истории есть предыстория. В нашем случае это время между экспедицией А.Ф. Миддендорфа (1842-1845 гг.) и Амурскими сплавами Н.Н. Муравьёва- Амурского.
Здесь нет необходимости подробно рассматривать, что представляла собой экспедиция А.Ф. Миддендорфа, организованная Российской академией наук, ибо этот вопрос достаточно подробно освещён в научной литературе. Для целей нашего исследования принципиально важны два обстоятельства, непосредственно связанные с этой экспедицией.
Во-первых, результаты этого исследования в той части, которая имела отношение к бассейну Амура, послужили импульсом к действиям российского государства по возвращению Приамурья в состав Российской Империи1.
Во-вторых, результаты исследований экспедиции А.Ф. Миддендорфа стимулировали организационную работу по созданию Русского Географического Общества (РГО), которое помимо задач сугубо исследовательских могло бы брать на себя и решение задач практического свойства, которые по тем или иным причинам нецелесообразно было поручать органам государственного управления.
Но экспедиция А.Ф. Миддендорфа (как и Забайкальская экспедиция2) вызвала интерес не только у центрального правительства, но и у местной администрации, в первую очередь - у генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьёва. Будущий граф считал, и не без оснований, что Россия должна активно присутствовать на Тихом океане, а этого было невозможно добиться, опираясь исключительно на северные порты (Охотск, Петропавловск, Нижнекам-чатск). Поэтому он принял самое деятельное участие в организации Амурской экспедиции (1849-1855 гг.) под руководством Г.И. Невельского3. Показательно, что начальный этап Амурской экспедиции - инициатива Г.И. Невельского, поддержанная Н.Н. Муравьёвым, но не центральным правительством, у которого были большие сомнения в целесообразности активных действий на Амуре, так как они могли спровоцировать конфликт с Китаем.
Поэтому вплоть до 1853 г. Амурская экспедиция была делом, организация и финансирование которого осуществлялись Российско-Американской компанией, и только позднее Амурская экспедиция стала делом государственным.
В 1854 г. состоялся первый амурский сплав, организованный Н.Н. Муравьёвым, который
1 В литературе встречается мнение [7], согласно которому именно результаты экспедиции Миддендорфа послужили побудительным мотивом к организации Забайкальской экспедиции под началом Н.Х. Агте (18491853 гг.) для определения истиной границы России с Китаем.
2 Показательно, что в организации экспедиции Н.Х. Агте активное участие принимали и Министерство иностранных дел, и Министерство внутренних дел, и Военное министерство.
3 Деятельность Амурской экспедиции 1849-1855 гг. весьма полно освещена как в работах самих участников этой экспедиции [23], так и в трудах современных исследователей [1], к которым мы и отсылаем заинтересованных читателей.
АлМ--*' тЬ т
.т^^¿.-«л- ; LiiVrr.il
) V $
егианапистика
и.
\
01: 10.14530/гед.2017.5 2017 ■ Том 4 . № 5
¡>ЛМ/
преследовал скорее военные цели (доставка воинского контингента из Забайкалья через устье Амура и залив Де-Кастри в Петропавловск-Камчатский), чем экономические1.
В следующем году прошёл второй сплав2, в ходе которого были основаны первые русские поселения на Нижнем Амуре3. 1856 г. ознаменовался образованием Приморской области в составе Восточно-Сибирского генерал-губернаторства, в которую вошли не только северные территории Дальнего Востока, но и Приамурье, с резиденцией губернатора в Николаевске4. В Николаевск был переведён из Петропавловска и военный порт.
Затем, в 1857 г., состоялся третий сплав, в ходе которого были основаны поселения от устья Зеи до Малого Хингана, в том числе и будущий город Благовещенск, который в 1858 г. стал центром образованной в составе Восточно-Сибирского генерал-губернаторства Амурской области.
Наконец, четвёртый сплав 1858 г. закончился подписанием Айгунского договора. На том задачи, стоявшие перед Амурской экспедицией, были выполнены: большая часть Приамурья вошла в состав российского государства. Причём цели были достигнуты в кратчайшие сроки.
Что же касается Приморья или, как тогда говаривали, «Уссурийского края», то здесь всё было очень похоже на то, каким образом происходило присоединение Приамурья. Вначале были экспедиции, только не Амурские, а Уссурийские5, инициатива по организации и снаряжению которых опять исходила от Н.Н. Муравьёва (иначе говоря, от местной власти). Затем подключается центральное правительство, и следует юридическое оформление (Пекинский договор 1860 г.). И вновь удивительная оперативность, с которой происходит присоединение Уссурийского края.
Возможно, именно поэтому «самый факт присоединения Приамурья застал врасплох русское общество. Он прошёл с поразительной стремительностью и с блестящим успехом, благодаря исключительно счастливому стечению обстоятельств» [24, с. 61]. Действительно, стечение обстоятельств было счастливым, но этим ещё нужно было уметь воспользоваться. И надо отдать должное прежде всего графу Н.Н. Муравьёву-Амурскому и его команде, во многом благодаря усилиям которых Россия приобрела возможность стать тихоокеанском державой, даже несмотря на потерю Русской Америки.
Что касается состояния институтов, то здесь особого упоминания заслуживают «Сибирские учреждения» 1822 г. М.М. Сперанского. Не входя в детали, отметим, что суть этой системы законодательных актов (общим числом - десять) заключалась в том, чтобы учесть
1 Хотя уже в этом сплаве принимали участие члены Сибирского отдела РГО, которые провели помимо геологических исследований рекогносцировочного характера большую работу по сбору этнографической информации [15, с. 48].
2 Деятельное участие в этом сплаве принимают сотрудники Сибирской экспедиции РГО под началом Р.К. Маака. Учитывая, что в 1855-1856 гг. в Приамурье проводили экспедиционные исследования Л. Шренк и К.И. Максимович, следует согласиться с мнением П.П. Семёнова, что «естественно-историческое исследование только что приобретённого Амурского края было совершено в то время с самым полным успехом» [27, с. 82].
3 Следует иметь в виду, что главная цель и второго, и последующих сплавов также имела не столько экономический, сколько военно-политический характер.
4 На момент образования Приморская область включала Петропавловский, Гижигинский, Охотский, Удской и Софийский округа.
5 Упомянем только о некоторых из этих экспедиционных исследований. Уссурийская экспедиция 1858 г. под началом М.И. Венюкова, снаряжённая по распоряжению восточно-сибирского генерал-губернатора, провела обследование долины рек Уссури и Сунгача, а также бассейна оз. Ханка. В 1859 г. Сибирский отдел РГО снаряжает экспедицию под руководством Р.К. Маака, которая обследует долину р. Уссури, включая её верховья, которые не были изучены Венюковым. В том же году начала свои работы по исследованию лесов Приморья экспедиция под руководством Будищева, которые будут продолжаться по 1863 г. включительно.
M ^Ы -|jj T
,• 'J|>Jü i л'Г. /L-
i v i ,"-v<5i.
егианапистика
Ii
\
OI: 10.14530/reg.2017.5 2017 ■ Том 4 . № 5
ZPml
присущие Сибири особенности природного, социального и экономического характера в регулятивной деятельности государства1.
При этом следует обратить особое внимание на тот факт, что сами «Сибирские учреждения» явились следствием ревизии М.М. Сперанским и его сотрудниками сибирских губерний. Более того, результаты этой ревизии послужили побудительным мотивом для создания в 1821 г. Сибирского Комитета (в научной литературе он также известен как Первый Сибирский Комитет2), координирующего междуведомственного органа, ответственного, как бы сказали сейчас, за выработку государственной политики в отношении Сибири.
Второй Сибирский Комитет, как и его предшественник, своим созданием в 1852 г.3 был обязан опять-таки ревизии, которую провёл генерал-адъютант Н.Н. Анненков в Западной Сибири. Но было и отличие, которое заключалось в том, что появления новых правил, подобных «сибирским учреждениям» М.М. Сперанского, эта ревизия не инициировала.
Для нас принципиальное значение имеет тот факт, что в ходе обсуждения результатов ревизии Н.Н. Анненкова возникла весьма показательная дискуссия о том, каким образом выстраивать программу, которая, говоря языком сегодняшнего дня, должна была определить приоритеты в государственной политике в отношении Азиатской России4.
У Н.Н. Анненкова вызывало сомнение само сохранение принципа «сибирского учреждения» как основного закона деятельности местной администрации, тогда как Д.Н. Блудов «выступил решительным противником предложений Анненкова об отмене тех статей сибирского учреждения, которые констатировали необходимость учёта региональных особенностей в проведении правительственной политики в крае» [11, с. 104].
В частности, в отзыве Д.Н. Блудова на предложения Н.Н. Анненкова, направленном в Сибирский Комитет, есть такие слова: «"сибирское учреждение" так же как и все учреждения особенные: Кавказское, Закавказское, Бессарабское, Остзейское - есть ... и должно быть не что иное, как систематическое указание изъятий из общего государственного учреждения» [11, с. 104-105]. То есть Д.Н. Блудов, как и его предшественник М.М. Сперанский, считал, что в системе государственного управления должно быть место и для крупных регионов, в том числе таких, как Сибирь.
Однако попытка выработать применительно к Сибири программу, в которой были бы соблюдены как интересы государства, так и Сибири, не увенчалась успехом. В конце концов «Второй Сибирский комитет был упразднён 31 декабря 1864 г., что отразило угасание пробудившегося на короткий срок интереса к Сибири» [28, с. 110].
Может быть, так оно и было. Но, возможно, просто принцип централизации в организации государственной власти возобладал над принципом децентрализации. Или, что опять-таки возможно, стремление к унификации возобладало над стремлением учесть разнообразие при принятии решений на общенациональном уровне.
1 Сибирские учреждения, претерпев незначительные изменения преимущественно частного характера, просуществовали до советизации Дальнего Востока.
2 Просуществовал до 1838 г.
3 В соответствии с законом от 17 апреля 1852 г. состоялось учреждение Сибирского Комитета «для предварительного рассмотрения всех вообще дел по управлению Сибирью». Перед Комитетом была поставлена задача по принятию мер к скорейшему введению в Сибири гражданского управления, соответствующего местным и политическим условиям края. В целях централизации управления в Сибирский Комитет вносились все законодательные и исполнительные дела, превышавшие власть отдельных министров и главноуправляющих [10, с. 72].
4 Географические границы области действия Второго Сибирского Комитета включали не только Сибирь до побережья Тихого Океана, но и Русскую Америку, Степной край и Оренбургскую губернию.
7
Основные этапы досоветского периода развития
Несмотря на вышесказанное, сам факт существования Второго Сибирского Комитета как государственного органа, координирующего деятельность отдельных ведомств на территории Азиатской России, свидетельствовал о качественно ином подходе к объекту регулятивного воздействия. И здесь уже начинается история Дальнего Востока, история его экономики и история институтов регионального развития, к рассмотрению коэволюции которых мы и приступаем.
Для начала наметим хотя бы в самом общем виде основные этапы означенной коэволюции исходя из целей государственной политики в отношении Дальнего Востока. Можно выделить три таких этапа. В ходе первого из них происходило закрепление границ, Дальний Восток рассматривался как военная колония, поэтому на первый план выступала казачья колонизация. Одновременно на Дальний Восток были отправлены значительные воинские контингенты. На втором этапе (примерно с середины 1880-х гг.) Дальний Восток воспринимался как земледельческая колония, и на первый план вышли задачи крестьянского переселения. Наконец, после русско-японской войны и вплоть до советизации макрорегиона будущее дальневосточной экономики связывалось с развитием промышленности.
Рассмотрим подробнее содержание этих этапов. То, что на первом этапе не приходится говорить о какой-либо целостной государственной экономической политике в отношении Дальнего Востока, можно объяснить тем, что «факт присоединения Приамурья застал врасплох русское общество».
Если таковая политика и была, то она носила сугубо подчинённый характер по отношению к политике военной. Более того, Дальнего Востока, как мы его ныне воспринимаем, просто не было: он был частью Восточной Сибири1, причём уже тогда было понимание того, что эта часть внутренне неоднородна. Это, в частности, нашло отражение и в административно-территориальном делении: Приморская область - это тихоокеанское побережье, а Амурская область - материковая часть.
Естественно, что на первых порах имело место принудительное заселение пограничной полосы силами казаков Забайкальского казачьего войска и штрафными солдатами, высланными из Европейской России. Всего по Амуру и Уссури было водворено около 14 тыс. казаков и примерно 2,5 тыс. штрафных солдат [17, с. 289].
Такое положение дел никак не соответствовало планам Н.Н. Муравьёва-Амурского. Ибо, как справедливо отмечает С.И. Чембаров, исполнение этих планов «помимо всех других соображений требовало для их осуществления местных средств продовольствия, а для этого необходимо было иметь в крае в короткий срок значительное население» [32, с. 108]2.
Решение этой проблемы Н.Н. Муравьёв-Амурский видел в максимальной открытости Приамурского края для переселения. Но при этом не следует забывать и о внутриполитическом контексте: страна была на пороге Великих реформ. Поэтому «Правила для поселения
1 Проект графа Н.Н. Муравьёва-Амурского, внесённый им в 1860 г. и предусматривающий придание особого статуса Приморской области, в частности, наделение её военного губернатора генерал-губернаторскими правами, не был принят.
2 Справедливости ради отметим, что Муравьёв-Амурский это понимал, наверное, как никто другой. Поэтому вовсе не случайно, что уже во втором сплаве мы видим среди его участников крестьян-переселенцев. А «в составе Амурской экспедиции 1849-1855 гг. находились специалисты по приготовлению икры - от Российско-Американской компании. В конце 50-х годов на Амур, в Николаевск, были выписаны из Астрахани рыбаки, которые организовали первые рыбозаводы-заездки в лимане Амура и в его устьевой части» [3, с. 78],
Региона ЛМСТИКа DOI: i0.14530/reg.2017.5 2017 ■ Том 4 № 5 ^J)
^ - ■ ■ - -■■ ■ - " • - " . Щ
■ О -/ >•■ ■■ ,
русских и иностранцев в Амурской и Приморской областях»1, представленные Н.Н. Мура-вьёвым-Амурским в Сибирский Комитет, несомненно, учитывали как особенности географического положения Амурской и Приморской областей, в том числе и трудности сухопутного сношения с ними, так и крайнюю важность успешной их колонизации ввиду соображений политического характера. О качестве этого закона можно судить по тому, что он стал основанием для всего пореформенного законодательства о заселении Дальнего Востока.
Что касается главных особенностей этих Правил, то они, с одной стороны, не предусматривали «выдачи материальных пособий со стороны правительства переселенцам как во время переселения, так и при водворении их» [17, с. 287], а с другой - предоставляли переселенцам более выгодные условия водворения.
Речь идёт прежде всего о земельном наделе в 100 десятин на семью, который предоставлялся в бесплатное пользование на 20 лет, то есть какой-либо бесплатной раздачи земли не предполагалось. Если обратиться к параграфу 8 Правил, то там можно обнаружить следующее: «после же сего срока он может быть оставлен в пользование его не иначе, как за оброчную плату, размер коей будет установлен впоследствии».
Кроме того, Правила 1861 г. предусматривали широкий спектр льгот: переселенцы в Приамурский край освобождались от поставки рекрутов на 10 наборов, навсегда - от подушной подати и т.д.
О том, каким образом происходило применение Правил 1861 г., и к каким результатам это привело, сказано немало и по разным поводам, поэтому ограничимся лишь некоторыми выводами.
Правила 1861 г. - это своего рода системообразующий элемент институциональной оболочки. Причём эта институциональная новация изначально была рассчитана на длительную перспективу, так как для реализации всех заложенных в Правилах положений на момент их принятия не было объективных оснований. А само государство ещё не в полной мере осознавало, каковы перспективы Дальнего Востока.
Так или иначе, правила были, однако воспользоваться ими смогли далеко не все. Но те, кто смог, создали такие хозяйства, которые по своим масштабам и эффективности не уступали, как сказали бы сейчас, лучшим мировым образцам.
В подтверждение этих слов приведём пример, заимствованный нами из описания одной заимки в пределах Амурской области, сделанного в 1895 г. Н.А. Крюковым, исполнявшим обязанности агронома при Приамурском Генерал-губернаторе: «Заимка Кирилла Григорьевича Безрукова находится в 12 вёрстах от села Ивановского по дороге в дер. Тамбовку. Сам хозяин 47 лет, женат, всего в семье душ 8, в том числе бойцов (полных работников, платящих повинности) - 2. Лошадей имеется 26, в том числе рабочих - 12, рогатого скота - 21 голова, в том числе 5 дойных коров и 4 пары рабочих волов... На заимке построен большой дом, где можно жить и зимой, навесы для скота и лошадей, амбары для зерна и проч. ... Всей земли занято К.Г. Безруковым более 200 десятин. всего посева 401/2, не считая огорода, который занимает 1/2 десятины. ... В недавнее время К.Г. Безруков купил 100 десятин земли и хочет переносить хозяйство на собственный участок. К.Г. Безруков держит двух годовых работников. ... Главнейший инвентарь в хозяйстве следующий: плуг Дира - 175 руб., жатвенная машина -400 руб., веялка - сортировка. 90 руб.» [19, с. 107-109].
1 Эти Правила, получившие Высочайшее утверждение по журналу Сибирского Комитета 26 марта 1861 г., в дальнейшем вошли в оборот как Закон от 26 марта 1861 г.
'¿г .V "'XV Чп 'Ш'йдуу X/ -'Vх
мл» -АЛ-
\ X
Таково было хозяйство крестьянина-старожила, стодесятинника, то есть того самого крестьянина, который мог в полной мере воспользоваться возможностями, которые ему предоставили Правила 1861 г.
Относительно же пространственной организации экономики Дальнего Востока первого этапа колонизации можно коротко сказать следующее. Распределение экономической деятельности самым непосредственным образом зависело от изменений в характере военно-политических целей. Так, продажа Русской Америки и перевод в Николаевск военного порта из Пе-тропавловска-Камчатского привели к запустению Охотско-Камчатского края. В свою очередь, перевод военного порта из Николаевска во Владивосток (1872 г.), а затем и областных учреждений в Хабаровск (1870 г.) привёл к тому, что «город запустел, заглохла торгово-промышленная деятельность ... ослабел и научный и общественный интерес к этому краю» [6, с. 22]. В то же время развивался Владивостокский порт, формировалась сеть поселений вдоль границы, и в пределах Зейско-Буреинской равнины возникли первые города: Николаевск, Благовещенск, Хабаровск, Владивосток.
Ситуация начинает меняться под воздействием как внешнеполитических, так и внутриполитических факторов на рубеже 1870-х - 1880-х гг., когда в правительственных сферах всё-таки определились с местом Дальнего Востока в системе не только национальных, но и геополитических интересов России. И во главу угла была поставлена крестьянская колонизация. Что, конечно, не отменяло колонизации казачьей, но приоритет всё-таки был отдан крестьянскому переселению.
Говоря, о внешнеполитических факторах, мы имеем в виду начавшиеся в конце 1870-х гг. политические осложнения с Китаем, а также предпринятая Китаем ускоренная колонизация Манчжурии. Ответом на внешние вызовы могли быть только действия, направленные на развитие экономики Дальнего Востока, которые уже никак нельзя было свести к задаче «прокормления в крае войск».
Такие действия были предприняты, и опять инициатива проистекала от местной власти: в 1881 г., перед истечением срока действия Правил 1861 г., генерал-губернатор Восточной Сибири обратился в Министерство Внутренних Дел с ходатайством продлить их действие на 10 лет. В ходе рассмотрения этого вопроса в Государственном Совете было признано необходимым оговорить в законе 1882 г., что «все вообще льготы, определённые Высочайше утверждённым, 26 марта 1861 г. положением для сельских переселенцев, не предоставляются иностранцам, водворившимся в Амурской и Приморской областях после 27 апреля 1881 г.» [17, с. 293].
Сопоставляя Правила 1861 г. и Закон от 26 января 1882 г., следует обратить внимание на две новации, имевшие большое значение: государство брало на себя, во-первых, затраты по обустройству крестьян-переселенцев на местах их водворения и, во-вторых, затраты на их перевозку морским путём из Одессы.
Причём вторая новация имела чёткую локализацию - Южно-Уссурийский край. Причина проста: «В то время, как Владивосток быстро развивался, территория, лежащая позади его - Южно-Уссурийский край, оставалась пустынею, и в неё начало вливаться китайское население из быстро заселяющейся Маньчжурии. Такого положения невозможно было терпеть и потому, за отсутствием желающих переселяться в названный край на собственный счёт, правительство, в 1883 г., приступило к его заселению крестьянами из Европейской России за счёт казны.» [18, с. 17].
По свидетельству Приамурского генерал-губернатора А.Ф. Корфа, «результатом трёхлетнего опыта этого переселения было водворение в край 4 710 душ, обошедшееся правительству
я
_аГ*
>с
I К Тр. 1К ¡^4--
M ^Ы -|jj T
,• 'J|>Jü i л'Г. /L-
i v i ,"-v<5i.
егианапистика
Ii
\
OI: 10.14530/reg.2017.5 2017 ■ Том 4 . № 5
ZPml
до миллиона рублей. Казённо-коштное переселение ... имело ещё ту невыгодную сторону, что из России большею частью подымались на переселение крестьяне-неудачники, голытьба, не сумевшие, по водворении в новом крае, должным образом взяться за хозяйство. Хорошая же сторона заключалась в том, что край стал известен в Европейской России, в которой явились крестьяне, пожелавшие переселиться на свой собственный счёт» [18, с. 18]. Единственное условие, которое ставилось перед своекоштными переселенцами: после оплаты проезда у них должно было оставаться не менее 600 рублей на семью1.
В эти же годы происходит ещё одно важное событие: 16 июня 1884 г. было образовано Приамурское генерал-губернаторство в составе Забайкальской, Приморской и Амурской областей, а также Владивостокского военного губернаторства2. Тем самым законодатель признал, что есть Сибирь, а есть Дальний Восток, и что последний имеет не только особенности природного и социального характера, но и свои задачи, в том числе в экономической сфере, имеющие значение для всей России.
И хотя сам институт генерал-губернаторства в системе государственного управления имел весьма неопределённый характер, не вызывает сомнений два обстоятельства. Первое - генерал-губернаторства были характерны для окраин России; второе - эффективность этого института в немалой мере определялась личностными качествами генерал-губернатора.
Что же касаемо указанных выше внутриполитических факторов, то среди них следует в первую очередь указать институциональные преобразования в России, направленные на всемерное индустриальное развитие страны. Своё логическое завершение эти преобразования получили в реформах С.Ю. Витте.
Наложение внешнеэкономических факторов на экономические реформы получило специфическое преломление на Дальнем Востоке России3. Новая геополитическая доктрина, предложенная С.Ю. Витте для Дальнего Востока4, предполагала мирное экономическое «завоевание» Маньчжурии «путём последовательного расширения сфер русско-китайского сотрудничества и придания последнему характера «особых» отношений» [4, с. 60].
Своего рода головным проектом в рамках упомянутой выше геополитической доктрины стало строительство на территории Маньчжурии Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), которая вступила в строй в 1903 г.
Проект был реализован, но возникает вполне законный вопрос: кто стал выгодополучате-лем? Прежде всего, таковым стала Маньчжурия, которая благодаря КВЖД получила импульс для экономического развития. Другим выгодополучателем стал порт Владивостока, который превратился в морские ворота опять-таки Маньчжурии. Можно без преувеличения сказать, что КВЖД открыла миру Маньчжурию.
1 И хотя А.А. Кауфман весьма скептически оценил морское переселение в Южно-Уссурийский край, отметив, что «за четырёхлетие 1884-1887 гг. предполагалось переселить морским путём 21 тыс. душ, - переселилось же немногим более половины - 11 296 человек» [16, с. 257], всё-таки следует признать, что есть резоны и в суждениях А.Ф. Корфа.
2 Владивостокское военное губернаторство просуществовало до 1898 г., а Забайкальская область в 1906 г. была передана в состав Иркутского генерал-губернаторства. В общем и целом к 1906 г. административные границы Дальнего Востока оказались в соответствии с границами экономическими, то есть Дальневосточного экономического макрорегиона. И это соответствие сохранялось вплоть до середины 1960-х гг., когда по неведомым причинам к Дальневосточному экономическому району оказалась добавлена Якутия.
3 Достаточно подробный анализ внешней политики России на Дальнем Востоке содержится в [25; 26; 30].
4 Основные положения этой геополитической доктрины изложены в целом ряде документов, подготовленных С.Ю. Витте, большая часть которых опубликована в [8].
АлМ--*' тЬ т
.т^^¿.-«л- ; ОР-ncr.il
,,?.'->■ .¿У. А*- м.
) V $
егианапистика
и.
\
01: 10.14530/гед.2017.5 2017 ■ Том 4 . № 5
¡>ЛМ/
Отчасти КВЖД открыла рынки сбыта Сибири и Европейской России для русской рыбопромышленности Нижнего Амура и Камчатки, которые до этого были ориентированы практически исключительно на японский рынок.
Однако русско-японская война показала, что развивать Дальний Восток России посредством экономической экспансии в Маньчжурии - не лучший вариант. В результате произошла смена ориентиров в развитии Дальнего Востока, суть которой заключалась в том, что во главу угла было поставлено экономическое развитие макрорегиона, опирающееся на его природ-но-ресурсный потенциал и использование преимуществ его экономико-географического положения.
Иными словами, именно в период между русско-японской войной и советизацией Дальний Восток стал макрорегионом не только в административном, но и в экономическом отношении. Более того, именно в это время происходит изменение в самоидентификации населения Дальнего Востока: оно воспринимает себя уже не как сибиряков, но как дальневосточников.
Список литературы
1. Алексеев А.И. Амурская экспедиция 1849-1855 годов. М.: Мысль, 1974. 191 с.
2. Алексеев А.И. Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки. М.: Наука, 1982. 288 с.
3. Алексеев А.И., Морозов Б.Н. Освоение русского Дальнего Востока (конец XIX - 1917 г.). М.: Наука, 1989. 224 с.
4. Алексеев В.В., Алексеева Е.В., Зубков К.И., Побережников И.В. Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике. ХУ1-ХХ века. М.: Наука, 2004. 600 с.
5. Бакланов П.Я., Романов М.Т. Экономико-географическое и геополитическое положение Тихоокеанской России. Владивосток: Дальнаука, 2009. 168 с.
6. Бражников В.К. Материалы по топографии и физической географии Николаевского рыбопромышленного района. СПб., 1904. 166 с.
7. Боголюбский И. Краткий очерк Амурского края. СПб., 1876. 30 с.
8. Витте С.Ю. Собрание сочинений и документальных материалов: В 5 т. Т. 1. Пути сообщения и экономическое развитие России. Кн. 2. Ч. 1. М.: Наука, 2004. 647 с.
9. Вишневский Д.С., Демьяненко А.Н. Макроэкономическое зонирование как метод регионального стратегического анализа: Дальний Восток России // Пространственная экономика. 2010. № 4. С. 6-31.
10. Высшие и центральные государственные учреждения России. 1801-1917 гг. Т. 1: Высшие государственные учреждения. СПб.: Наука, 1998. 302 с.
11. Дамешек Л. М., Дамешек И.Л. Окраины Российской империи: институты и бюрократия XIX - начала ХХ веков. Иркутск: Изд-во ИГУ, 2015. 223 с.
12. Демьяненко А.Н. Район как объект стратегического управления в контексте теории организации // Пространственная экономика. 2008. № 2. С. 60-88.
13. Демьяненко А.Н. Районирование в контексте стратегий регионального развития // Вестник ДВО РАН. 2006. № 3. С. 11-17.
14. Демьяненко А.Н. Социально-экономическая география и управление: возможные направления взаимодействия // Известия Русского географического общества. 2000. № 1. С. 38-44.
15. Захаренко И.А. Географические исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке в середи-
M ^Ы -|jj T
,• >л>ли i л'Г. /L-
i v i ,"-v<5i.
егианапистика
R
\
> '■ ^If -'i J^,, '' ^ OI: 10.14530/reg.2017.5 2017 ■ Том 4 . № 5
ZPml
не XIX в.: к 150-летию присоединения к России Амурского края // Известия Русского географического общества. 2008. № 6. С. 46-51.
16. Кауфман А.А. Переселение и колонизация. СПб., 1905. 440 с.
17. Колонизация Сибири в связи с общим переселенческим вопросом. СПб., 1900. 383 с.
18. Корф А.Н. Краткий очерк Приамурского края. СПб., 1892. 69 с.
19. Крюков Н.А. Опыт описания землепользования у крестьян-переселенцев Амурской и Приморской областей. М., 1896. 220 с.
20. Маергойз И.М. Уникальность экономико-географического положения советского Дальнего Востока и некоторые проблемы его использования в перспективе // Вестник Московского университета. Серия 5: География. 1974. № 4. С. 3-9.
21. Минакир П.А. Экономика регионов. Дальний Восток. М.: Экономика, 2006. 848 с.
22. Минакир П.А., Демьяненко А.Н. Пространственная экономика: эволюция подходов и методология // Экономическая наука современной России. 2010. № 3. С. 7-25.
23. Невельской Г.И. Подвиги русских офицеров на крайнем Востоке России. 1849-55 г. Приамурский и Приуссурийский край. СПб., 1878. 438 с.
24. Приамурье. Факты. Цифры. Наблюдения. М., 1909. 940 с.
25. Ремнев А.В. Россия Дальнего Востока. Имперская география власти XIX - начала XX веков. Омск: Изд-во Омского гос. ун-та, 2004. 552 с.
26. РомановБ.А. Россия в Маньчжурии (1892-1906). Л., 1928. 607 с.
27. СеменовП.П. История полувековой деятельности Русского Географического Общества. 1845-1895. Ч. I. СПб., 1896. 506 с.
28. Сибирь в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2007. 368 с.
29. Синтез научно-технических и экономических прогнозов: Тихоокеанская Россия - 2050 / под ред. П.А. Минакира, В.И. Сергиенко. Владивосток: Дальнаука, 2011. 912 с.
30. Схиммельпеннинк ван дер Ойе Д. Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией. М.: Новое литературное обозрение, 2009. 421 с.
31. Тихоокеанская Россия - 2030: сценарное прогнозирование регионального развития / под ред. П.А. Минакира. Хабаровск: ДВО РАН, 2010. 560 с.
32. Чембаров С.И. Колонизация Амурской области по закону 26 марта 1862 года / Обзор земледельческой колонизации Амурской области. Благовещенск, 1913. 325 с.
References
1. Alekseev A.I. The Amur Expedition of1849-1855. Moscow, 1974. 191 p. (In Russian)
2. Alekseev A.I. The Development of Far East and Russian America by the Russian People. Moscow, 1982. 288 p. (In Russian)
3. Alekseev A.I., Morozov B.N. Development of the Russian Far East (The End of the XIX Century - 1917). Moscow, 1989. 224 p. (In Russian)
4. Alekseyev V.V. Alekseyeva E.V., Zubkov K.I., Poberezhnikov I.V. Asiatic Russia in Geopolitical and Civilizational Dynamics. 16th - 20th Centuries. Moscow, 2004. 600 p. (In Russian)
5. Baklanov P.Ya., Romanov M.T. The Economic-Geographical and Geopolitical Position of Pacific Russia. Vladivostok, 2009. 168 p. (In Russian)
6. Brazhnikov V.K. Materials on the Topography and Physical Geography of Nikolaevsk Fishing Area. S.-Petersburg, 1904. 166 p. (In Russian)
it T
,• 'jtrjú i Ht-fh ÍSJJ
:t i Ljfj4 Cr.ll
í V .i- : -'-i®.
eruoHanucTUKa
ii
\
OI: 10.14530/reg.2017.5 2017 ■ Tom 4 . № 5
r^—1 . . . ...U-:
7. Bogolyubskiy I. A Short Essay of the Amur Region. S.-Petersburg, 1876. 30 p. (In Russian)
8. Vitte S.Yu. Collection of Essays and Documentary Materials: In 5 Vols. Vol. 1. Ways of Communication and Economic Development of Russia. Book 2. Part 1. Moscow, 2004. 647 p. (In Russian)
9. Vishnevskiy D.S., Demyanenko A.N. Macroeconomic Zoning as a Method of Strategic Analysis: the Russian Far East. Prostranstvennaya economika = Spatial Economics. 2010. No. 4. Pp. 6-31. (In Russian)
10. Higher and Central State Establishments of Russia. 1801-1917. Vol. 1: Higher State Establishments. S.-Petersburg, 1998. 302 p. (In Russian)
11. Dameshek L.M., Dameshek I.L. The Outskirts of Russian Empire: The Institutions and Bureaucracy of the XIX- Early XXCenturies. Irkutsk, 2015. 223 p. (In Russian)
12. Demyanenko A.N. Region as an Object of Strategic Management in the Frame of the Organization Theory. Prostranstvennaya economika = Spatial Economics. 2008. No. 2. Pp. 60-88. (In Russian)
13. Demyanenko A.N. Regionalization and Elaboration of Regional Development Strategies. Vestnik Dalnevostochnogo otdelenia Rossiiskoy academii nauk [Vestnik of the Far East Branch of the Russian Academy of Sciences]. 2006. No. 3. Pp. 11-17. (In Russian)
14. Demyanenko A.N. Social-Economic Geography and Management: Possible Directions of Interaction. Izvestiya Russkogo geograficheskogo obshchestva [Bulletin of the Russian Geographical Society]. 2000. No. 1. Pp. 38-44. (In Russian)
15. Zakharenko I.A. Geographic Studies in East Siberia and Russian Far East in the Middle of XIX Century: On the 150th Anniversary of Amur Region Joining Russia. Izvestiya Russkogo geograficheskogo obshchestva [Bulletin of the Russian Geographical Society]. 2008. No. 6. Pp. 46-51. (In Russian)
16. Kaufman A.A. Resettlement and Colonization. S.-Petersburg, 1905. 441 p. (In Russian)
17. The Colonization of Siberia in Connection with the General Question of Resettlement. S.-Petersburg, 1900. 383 p. (In Russian)
18. Korf A.N. A Short Essay of the Amur Region. S.-Petersburg, 1892. 69 p. (In Russian)
19. Kryukov N.A. Experience in the Description of Land Use among the Peasant Migrants of Amur and Primorsky Regions. Moscow, 1896. 220 p. (In Russian)
20. Maergoyz I.M. The Uniqueness of the Economic and Geographical Position of the Soviet Far East, and Some Problems of Its Use in the Future. VestnikMoskovskogo universiteta. Seriya 5: Geografiya [Moscow University Bulletin. Series 5. Geography]. 1974. No. 4. Pp. 3-9. (In Russian)
21. Minakir P.A. Regions'Economics. Russian Far East. Moscow, 2006. 848 p. (In Russian)
22. Minakir P.A., Demyanenko A.N. Spatial Economics: Evolution of Approaches and Methodology. Ekonomicheskaya nauka sovremennoy Rossii [Economics of Contemporary Russia]. 2010. No. 3. Pp. 7-25. (In Russian)
23. Nevelskoy G.I. The Feats of Russian Officers in the Far East of Russia. 1849-55. Priamursky andPriussouri Territory. S.-Petersburg, 1878. 438 p. (In Russian)
24. Priamurye. Facts. Numbers. Observations. Moscow, 1909. 940 c. (In Russian)
25. Remnev A.V. Russia of the Far East. The Imperial Geography of Power in XIX - Early XX Centuries. Omsk, 2004. 552 p. (In Russian)
26. Romanov B.A. Russia in Manchuria (1892-1906). Leningrad, 1928. 607 p. (In Russian)
27. Semenov P.P. History of the Half-Century of the Russian Geographical Society. 1845-1895. Part I. S.-Petersburg, 1896. 506 p. (In Russian)
28. Siberia in the Russian Empire. Moscow, 2007. 368 p. (In Russian)
29. The Synthesis of Scientific-Technological and Economic Forecasts: Pacific Russia - 2050. Ed. by P.A. Minakir, V.I. Sergienko. Vladivostok, 2011. 912 p. (In Russian)
Ёегионалисткка DOI: -10.14530^.2017.5 2017 ■ Том 4 № 5
30. Schimmelpenninck van der Oye D. Toward the Rising Sun: Russian Ideologies of Empire and the Path to War with Japan. Moscow, 2009. 421 p. (In Russian)
31. The Pacific Russia - 2030: Scenario Forecasting for Regional Development. Ed. by P.A. Minakir. Khabarovsk, 2010. 560 p. (In Russian)
32. Chembarov S.I. Colonization of the Amur Region under the Law of March 26, 1862 / Survey of Agricultural Colonization of the Amur Region. Blagoveshchensk, 1913. 325 p. (In Russian)
■ ■ ■
Для цитирования:
Демьяненко А.Н. Российский Дальний Восток: становление экономического макрорегиона // Регионалистика. 2017. Т. 4. № 5. С. 5-19. DOI: 10.14530/ге^2017.5
For citing:
Demyanenko A.N. Russian Far East: The Formation of Economic Macroregion. Regionalistica [Regionalistics]. 2017. Vol. 4. No. 5. Pp. 5-19. (In Russian) DOI: 10.14530/reg.2017.5
■ ■ ■
