CC BY
147
Вестник Института экономики Российской академии наук
5/2015
ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
РОССИЙСКАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ: СУЩНОСТЬ И ДИСКУССИОННЫЕ АСПЕКТЫ
В статье рассматривается концепция российской школы экономической мысли академика Л.И. Абалкина, осмыслению которой он посвятил целый ряд разработок последних лет своей творческой деятельности. Особое внимание уделяется характеристике истоков возникновения и особенностям развития этой школы. Обосновывается вывод о том, что российскому академику удалось разработать и ввести в научный оборот данную целостную и аргументированную концепцию в контексте многообразных факторов социально-экономического, морально-этического и нравственного аспектов, а также видения ее места и роли в истории современной отечественной и мировой экономической науки.
Ключевые слова: школа экономической мысли, национальное хозяйство, альтернативное общественное развитие, многоукладная экономика.
JEL: A11, B31.
В канун 15-летия состоявшейся 15-16 ноября 2000 г. научной конференции «Российская школа экономической мысли: прошлое и настоящее», на которой в качестве главного был представлен доклад академика Л.И. Абалкина на тему «Российская школа экономической мысли: поиск самоопределения», становится все более очевидным несомненная актуальность и значимость для судеб российской экономической науки всей палитры затронутой в данном выступлении неординарной теоретико-методологической проблематики. При этом обращает на себя внимание то обстоятельство, что, намереваясь изложить общие положения современной теории социальных альтернатив, выделить особенности развития российской цивилизации и присущие именно российской школе экономической мысли ключевые вопросы, включая причины ее возникновения и факторы, мешающие ее самоопределению [1, с. 3], Л.И. Абалкин высказал весьма важное суждение: «Вполне возможно, что многие из поставленных здесь проблем станут впослед-
Я.С. ЯДГАРОВ доктор экономических наук, профессор кафедры Финансового университета при Правительстве РФ
ствии предметом дальнейших споров между учеными-экономистами, а также специалистами по истории экономической науки» [1, с. 4].
Данным высказыванием Абалкин хотел прежде всего подчеркнуть, что отнюдь не считал себя первооткрывателем термина «российская школа экономической мысли». В вышеупомянутом докладе, в частности, говорится, что еще в 1997 г. «впервые название "российская школа экономической мысли" было высказано профессором Ю.Я. Ольсеви-чем, включившим в свою книгу "К теории экономических трансформаций" специальный раздел "К формированию российской школы экономической мысли" [1, с. 7]. В первый раз, как отмечается в одной из работ Л.И. Абалкина, изданной в 2003 г., он использовал этот термин в 1999 г., когда в предисловии к изданию фрагментов трудов ряда выдающихся российских ученых, размещенных в сборнике «Русские экономисты (XIX - начало XX в.)» [2], заявил: «На рубеже XIX и XX веков в составе мировой науки сложилась российская школа экономической мысли».
Между тем размышления и суждения Л.И. Абалкина о сущностных особенных чертах «российской школы экономической мысли», занимающие значительную часть его доклада, совершенно не копируют и не дублируют ни воззрения первооткрывателя этого понятия Ю.Я. Ольсевича, ни какого-либо другого из исследователей, выражавших близкие ему умозаключения до и после него. При этом Абалкин считал неприемлемым то, что в подавляющем большинстве высказываний о своеобразии российской экономической мысли во главу угла ставится «национальный признак», как, например, в учебном пособии «История экономических учений». Авторы данного пособия считают «необходимым представить национальную школу экономической мысли, ...потому что последняя, несмотря на существующее в ней многообразие, обладает некоторой общей спецификой» [1, с. 8]. Так же полагал Г.З. Елисеев, который еще в 1872 г. писал, что «на всех теориях политико-экономических и вообще социальных всегда лежит национальная печать» [1, с. 9]. Нечто похожее, - заключает Абалкин, -признает на этот счет и Ю.Я. Ольсевич, заявляя в одной из своих работ, во-первых, о том, что «почти все экономическое мышление Запада до сих пор было национальным» [1, с. 9] и, во-вторых, что «если принять, что именно нации на протяжении последних 300 лет были основными "действующими лицами" экономической истории, тогда станет понятно, что именно данное понятие, а не "класс" и не "индивид" является базисным для экономической теории» [1, с. 10].
Свою концептуальную позицию в восприятии феномена «российской школы экономической мысли» Л. И. Абалкина увязывает с мнением С.Ю. Витте, который, по оценке Абалкина, явился «первым, кто открыто заявил о необходимости построения экономической мысли,
основанной на индивидуальных особенностях "русского грунта"», и признал следующий непреложный факт: «До тех пор, покуда русская жизнь не выработает своей национальной экономии, основанной на индивидуальных особенностях русского грунта, ...до тех пор, что создано вчера, будет считаться дурным завтра, и будем создавать сегодня то, что уничтожено вчера; и понятно, что до тех пор мы не будем жить правильною экономической жизнью, а будем идти на буксире заграничных веяний и всяких спекуляций на счет народного благосостояния» [4, с. 162]. Но со времен С.Ю. Витте, - полагает академик, - вопрос о формировании в конце XIX - начале XX веков российской школы экономической мысли и ее особенностях «пока не имеет окончательного ответа» и все еще требует системных попыток для получения «окончательных ответов на возникающие здесь проблемы» [1, с. 5].
Далее, аргументируя альтернативный Ю.Я. Ольсевичу подход к осмыслению предпосылок формирования «российской школы экономической мысли», Л.И. Абалкин в качестве таковых (и одновременно с этим обусловивших «золотой век» в российской экономической мысли) выделяет совокупность следующих семи исторически сложившихся условий [1, с. 6]:
1. Могущественный подъем промышленности и железнодорожного строительства.
2. Создание национального рынка.
3. Укрепление финансов страны.
4. Расширяющееся включение в мировое хозяйство.
5. Развитие отечественной культуры и образования.
6. Массовая публикация научных трудов.
7. Формирование интеллектуальной среды («серебряный век» в культуре).
По убеждению Л.И. Абалкина, осознанию целостности российской школы экономической мысли не должны препятствовать господствовавшие в советском периоде такие «догматические представления» [1, с. 6, 12, 13], как:
- отрицание альтернативных вариантов общественного развития;
- учет классовой структуры общества, состояния классовой борьбы;
- тип мышления, ориентированный на поиск идеальной модели;
- рассмотрение истории как линейного, поступательного развития, при котором каждая последующая ступень является более высокой и прогрессивной, чем предыдущая, как этап движения к некоему идеальному устройству, своего рода земному раю;
- концепция о развитии общества к поставленной цели, минуя некоторые переходные ступени.
Собственно авторской концепции российской школы экономической мысли Л.И. Абалкин посвятил весь четвертый - самый крупный -
раздел под названием «Российская школа экономической мысли», занимающий более половины всего объема доклада. В нем последовательно освещается его видение особенностей данной школы, определены временные рамки эволюции школы, названы основные персоналии и охарактеризованы научные заслуги ее видных представителей, формулируется ряд обобщающих выводов по исследуемой проблематике. Так, в самом начале раздела он однозначно заявил: «Российская школа экономической мысли сложилась в конце (в последней трети) XIX века и просуществовала до начала 30-х годов XX века. В нее вошли такие выдающиеся ученые и политические деятели, как М.И. Туган-Барановский и его ученик Н.Д. Кондратьев, С.Ю. Витте и Д.И. Менделеев, Н.К. Михайловский и М.М. Ковалевский, В.П. Воронцов и А.И. Васильчиков, Г.В. Плеханов и В.И. Ульянов (Ленин), П.Б. Струве и Н.С. Булгаков, Д.И. Пихно и А. А. Богданов, А.И. Чупров и И.И. Янжул, Е.Е. Слуцкий и В.К. Дмитриев, С.Н. Прокопович и А.Д. Билимович, А.В. Чаянов и А.Н. Челинцев, Л.Н. Юровский и Г. А. Фельдман, многие другие» [1, с. 31-32].
Указанные временные рамки существования российской школы экономической мысли обусловили, по мнению Л.И. Абалкина, во-первых, результат «глубоких противоречий эпохи так называемого классического капитализма, обострения социальной борьбы и назревания предпосылок для Первой мировой войны как войны империалистической», из-за чего «резко обострился вопрос о кризисе сложившихся на Западе школ политической экономии». И, во-вторых, то, что возникающие в связи с кризисом политической экономии проблемы во многом были близки и понятны российским ученым» [1, с. 32, 33]. В частности, - утверждает он, - «легко вписывались в логику исследования российских ученых» ключевые проблемы, связанные с характерным классическому капитализму социальным варварством и все большим требованием вмешательства государства в организацию экономической жизни, чтобы остановить разрушительные последствия кризисов. Кроме того, им, - отмечает академик, - была достаточна ясна ситуация втягивания в ту пору многих народов и цивилизаций во всемирные хозяйственные связи и обстоятельства, обусловливающие развитие кооперации и организации малого бизнеса, то есть необходимость многоукладности экономики вопреки идеям ее универсализации [1, с. 33-34].
Особенности российской школы экономической мысли соотнесены Л.И. Абалкиным к следующим четырем составляющим исторической значимости научных нововведений данной школы.
В данном контексте при упоминании о первой особенности отмечается, что еще со времен творчества И.Т. Посошкова лидеры российской школы экономической мысли роль общего блага ставят выше
индивидуального. На примере воззрений Н.С. Мордвинова формулируется вывод о том, что «задолго до Ф. Листа и в противовес А. Смиту . обосновал необходимость промышленного протекционизма для России» [1, с. 37]. Поэтому, заключает Л.И. Абалкин, «отрицание концепции "экономического человека" и попыток рассматривать его изолированно от общества, от среды его обитания можно считать отличительной чертой российского мировоззрения» [1, с. 38]. Затем он напоминает читателю о четырех добродетелях цивилизованного государства, сформулированных И.И. Янжулом, а именно: «1) честность как исполнение обещания; 2) честность как уважение чужой собственности; 3) как уважение к чужим правам; 4) как уважение к существующим законам и нравственным правилам» [цит. по: 1, с. 40]. И далее излагает резюмирующий вывод: «В целом для российской школы экономической мысли характерно признание примата общего, народнохозяйственного подхода над деятельностью и мотивацией индивидуума, создания социально-политических и духовно-нравственных начал развития инициативы и предпринимательской этики. Отсюда нарастающее негативное отношение ко многим постулатам классической политической экономии, которую упрекали в космополитизме, а также в целом к западной экономической мысли» [1, с. 40].
Сущность второй особенности увязывается Л.И. Абалкиным с тем, что лидерам российской школы экономической мысли, прежде всего С.Ю. Витте, Н.Д. Кондратьеву и другим, свойственно «четкое и достаточно законченное изложение соответствующих представлений целостности национального хозяйства и роли государства в его развитии» [1, с. 41]. При этом он убежден, «что рассмотрение национального хозяйства как единого целого и необходимость его государственного регулирования поддерживались, с теми или иными особенностями, фактически всеми представителями российской школы экономической мысли» [1, с. 46].
Своеобразие осмысления многоукладной экономики и разработок российских исследователей в этой области составляют, по мнению Л.И. Абалкина, третью особенность российской школы экономической мысли. Об этом, на его взгляд, свидетельствуют разработки А.И. Чупрова, Л.Б. Кафенгауза, В.Я. Железнова, М.И. Туган-Баранов-ского и других, которые в пореформенной России, опираясь на ее исторические традиции и опыт коллективной или артельной организации хозяйства, положили начало такого рода исследованиям. Успеху их исследований, пишет он, способствовало [1, с. 46]:
- развитие торговли и банковской системы, в том числе создание крупных товариществ;
- быстрое развитие как традиционных, так и вновь возникающих промыслов;
- усиление (хотя и в сложной борьбе с самодержавием) позиций земства и достаточно значительное по мировым меркам развитие земской статистики.
Наконец, четвертая особенность российской школы экономической мысли постулируется Л.И. Абалкиным в контексте аграрного вопроса и способов его решения с учетом вклада в исследование данной проблематики Н.Г. Чернышевского, А.И. Васильчикова, В.П. Воронцова, А.В. Чаянова и других представителей этой школы. Именно здесь, полагает академик, российской школе экономической мысли удалось проявить, во-первых, «понимание альтернативности общественного прогресса, во многом так и не реализованного в российских условиях» [1, с. 52]. И, во-вторых, «сказалось .типичное для классической политической экономии механическое наложение на сельское хозяйство свойств сугубо индустриального этапа развития экономики, воспринятое и многими последователями, включая марксизм» [1, с. 52-53].
Также обращает здесь на себя внимание позиция Л.И. Абалкина, в соответствии с которой следует учитывать, что «аграрии, которые образуют весьма мощную политическую силу и не могут быть отнесены к какому-то единому классу». Причем обусловлено это тем, уточняет он, что «относить их просто к мелкой буржуазии - значит проявлять беспомощность в теории и пользоваться терминами, давно утратившими свой смысл» [1, с. 57]. А то, что «и в аграрном секторе идет конкурентная борьба, кто-то обогащается, а кто-то разоряется», то это, поясняет он, обусловлено следующим [1, с. 58]:
- рынок есть рынок, и движущей силой его развития остается конкуренция;
- в основе успеха тех, кто получает дополнительную выручку («продажа с барышом»), лежит предпринимательский доход, . своеобразная плата за технические нововведения, за знание рынка и связанный с этим риск.
Итоговые выводы о феномене российской школы экономической мысли вобрали в себя пятый, завершающий раздел доклада Л.И. Абалкина. Они, как представляется, могут быть сведены к шести постулатам.
Согласно первому из них, поскольку «российская школа экономической мысли сложилась в конце XIX-начале XX в.» и «период ее формирования охватывает примерно 40-50 лет», то [1, с. 61]:
- отнюдь не сразу, а лишь к концу этого периода можно говорить о ее особенностях и отличительных чертах, о ее своеобразии;
- не столько современники, сколько историки экономической мысли могут фиксировать самоопределение школы.
В соответствии со вторым итоговым выводом, по мнению Л.И. Абалкина, россиянам следует помнить, что «трагические события
конца 20-х годов .не только не приблизили признание российской школы экономической мысли, но и почти до конца нынешнего (двадцатого. - Я.Я.) столетия своеобразным образом "сняли" эту проблему» [1, с. 61]. Это важно помнить еще и по той причине, подчеркивает он, что, во-первых, «отрицание за наукой, даже условно называемой вульгарной, право на проведение глубоких специальных, а потому и научных разработок, противоречит даже известному ленинскому указанию о "партийности" политической экономии» [1, с. 62]. А, во-вторых, потому что «абсолютизация классового подхода, поиск одной единственной, претендующей на универсальное знание науки, игнорирование социальных альтернатив серьезно и крайне негативно влияли на дальнейшее развитие экономической мысли России» [1, с. 63].
Третий вывод, сформулированный Л.И. Абалкиным, связан с постулируемым им положением о пагубной роли признания ключевой роли «марксизма» в экономической науке. Признание последнего, пишет он, «.в качестве вершины научной мысли», так же как и «игнорирование новых, изменяющихся условий, попытки вывести из прошлого однозначный прогноз на будущее (то есть игнорирование теории социальных альтернатив) ослабили его идейное влияние, . творческие начала марксистского анализа» [1, с. 64]. Здесь академик напоминает также о том, что в действительности «ход развития пошел .так, что люди, близкие по своим идеалам и нравственным ценностям, горячо преданные делу России, оказались не друзьями, а непримиримыми противниками - ортодоксы и "легальные" марксисты, народники и эсеры». Это, в свою очередь, «предопределило и последующий раскол между социалистами и коммунистами, запоздалое признание "единого фронта" тогда, когда фашизм уже оказался у власти» [1, с. 65].
Суть четвертого вывода затрагивает цивилизационный аспект особенностей российской школы экономической мысли, влияющих на ее «самоопределение, .как в отечественной, так и в мировой науке». Ведь «ни одна другая цивилизация, - поясняет Л.И. Абалкин, - если исключить плохо пока изученную специфику азиатской цивилизации, не обладала столь отличными от Запада подходами, нравственными ценностями, восприятием окружающего мира и места человека в нем» [1, с. 65].
Несмотря на то что в России имело место «и достаточно развитое направление экономико-математической школы, и увлечение теорией предельной полезности и маржинализмом», все это, - утверждает Л.И. Абалкин в контексте еще одного, пятого итогового вывода, - не может изменить оценок осмысления особенностей российской школы экономической мысли. Последняя, - заверяет академик, - попросту «не могла этого сделать в принципе», поскольку в этом и состоит «отличие одной из школ великой и многоцветной мировой науки» [1, с. 66].
И наконец, то, почему и как уже «на начальном этапе НЭПа» и в последующие годы, вплоть до начала 30-х годов прошлого века, начались в нашей стране «гонения на ученых», предвещая завершение российской школы экономической мысли, составляет суть шестого итогового вывода. В частности, как отмечает в этой связи Абалкин, в декабре 1929 г. были арестованы и осуждены Н.Д. Кондратьев, А.В. Чаянов, Л.Н. Юровский и многие другие известные ученые, что явило собой «страшный и трудно восполнимый удар по российской школе экономической мысли» [1, с. 71]. Более того, «преследование ученых за инакомыслие, - напоминает Л.И. Абалкин, - не прошло даром», и «самым прискорбным для науки стало распространение серости, потеря нравственных достоинств ученого» [1, с. 71].
Однако исторически сложилось так, что в научной историко-эко-номической литературе собственно понятие «школа экономической мысли» трактуется на основе весьма многообразных признаков. В их числе наиболее распространенными представляются по меньшей мере следующие предпосылки, обусловливающие такие признаки:
1) признак «учитель - ученики» либо «лидер - последователи»;
2) «региональный» и одновременно с этим «географический» («западная школа», «европейская школа» и пр.), то есть регионально-географический признак;
3) «страновой» и одновременно с этим «этнический» («английская школа», «французская школа», «американская школа» и пр.), то есть страново-этнический признак.
В отношении первого из указанных признаков необходимо заметить, что исследователи, рассматривающие его в качестве наиболее приемлемого сущностного признака, позволяющего безоговорочно констатировать факт обособленности той или иной школы экономической мысли, руководствуются следующей логикой. Признак «учитель - ученики», либо «лидер - последователи», совершенно понятен и недвусмыслен, поэтому вполне правомерно его принятие широкой читательской аудиторией. Руководствуясь этим признаком, стало почти общепринятой традицией выделять, к примеру, «школу А. Смита» и «школу Д. Рикардо», «школу А. Маршалла» и «школу Дж.М. Кейнса» и многие другие. Поэтому фактически этот признак является если не общепринятым, то, бесспорно, доминирующим при дифференциации научным экономическим сообществом школ экономической мысли.
Говоря о «региональном» или по сути «географическом» («западная школа», «европейская школа», «кембриджская школа», «лозаннская школа» и пр.) признаке при характеристике школы экономической мысли, уместным представляется охарактеризовать отдельно каждую из двух его сущностных составляющих. В частности, ныне
общеизвестно, что этот признак в части его географической составляющей встречается, как правило, в изысканиях приверженцев идеологии классово-формационного подхода, восходящего к творческому наследию К. Маркса. Данная географическая составляющая признака при характеристике школы экономической мысли была присуща главным образом общегосударственной идеологии советского периода, адепты которой явно либо неявно нередко встречаются и в наше время. Тенденциозность географической составляющей подхода к характеристике школы экономической мысли видится в том, что «едва ли вообще кому-либо известна, скажем, "северная" или "южная" экономическая наука или теория», да и вряд ли в принципе возможно «обозначить хоть какие-то критерии обозначения границ "восточной" экономической теории» [5, с. 16]. Отсюда очевидно, что и в прошлом и в настоящем «при такой постановке вопроса история экономической мысли являла собой рудимент "донаучного" прошлого экономики, которая не заслуживает лучшей доли, чем находиться в антикварной лавке» [6, с. 132].
Что касается региональной составляющей этого признака, то и здесь также не все просто и однозначно в части характеристики неких общих черт той или иной школы экономической мысли. Скажем, если вести речь о так называемых кембриджской либо лозаннской школах, то при их характеристике как школ экономической мысли каждая из них должна, по-видимому, ассоциироваться с конкретным периодом времени. Например, несомненный глава кембриджской школы А. Маршалл обозначил некие маржиналистские ценности данной школы, включая положения о приоритетной роли в экономическом анализе принципов свободной (чистой) конкуренции, свободного ценообразования и саморегулируемости экономики. Но многие из его учеников (кроме А. Пигу, который унаследовал вслед за ним заведование данной кафедрой), включая таких именитых выпускников кембриджского университета, как Дж. Робинсон и Дж.М. Кейнс, едва ли могут быть отнесены к представителям кембриджской школы. Достаточно вспомнить, что первая из них принципиально дистанцировалась от мар-шаллианства (и соответственно от ценностей кембриджской школы) своей теорией несовершенной конкуренции, а второй - своей теорией государственного регулирования экономики.
«Страновый» и тесно связанный с ним «этнический» («английская школа», «французская школа», «американская школа» «австрийская школа» и пр.) аспекты признака, лежащего в основе понятия «школа экономической мысли», которого, по сути, придерживается и академик Л.И. Абалкин, представляется не менее бесспорным. Дискутируя с ним в этой связи, об этом говорит и ряд российских исследователей российской экономической мысли. В частности, такого рода альтернативные позиции по этому вопросу высказали в открытой печати
в начале 2001 г. А.В. Аникин, М.И. Воейков и другие ученые1 При этом, согласно А.В. Аникину, критерием выделения школы экономической мысли должна быть прежде всего «новизна и оригинальность концепции». А, по мнению М.И. Воейкова, особенность российской школы экономической мысли состоит именно в ее сознательном воздействии («в целях достижения благополучия всех членов общества») на экономические процессы.
В этой же связи профессор Л. Д. Широкорад, дискутируя на страницах своего очерка «Существует ли российская школа экономической мысли?» с Л.И. Абалкиным именно в связи с этим признаком, размышляет довольно категорично, заявляя так: «Понятие "российская школа экономической мысли", видимо, возникло по аналогии с понятиями "австрийская школа", "немецкая историческая школа", " чикагская школа " и т. д.» [7, с. 54]. Но эти школы, поясняет он далее, «объединяла общность теоретико-методологических позиций, прежде всего по таким вопросам, как цели, метод и объект исследования». Поэтому, отрицая абалкинский страново-этнический контекст в части характеристики обособленности той или иной школы экономической мысли, Л.Д. Широкорад утверждает [7, с. 54, 55]:
- российская экономическая мысли конца XIX - начала XX века была весьма плюралистична, особенно в вопросах теоретико-методологического характера;
- говорить о какой-то единой российской школе экономической мысли, как нам представляется, было бы не совсем точно;
- правильнее было бы ставить вопрос об особенностях национального экономического мышления;
- не следует относиться к западной экономической науке как к чему-то враждебному;
- нельзя отгораживаться от мировой экономической науки, абсолютизируя национальный принцип, так же как в советские времена в тех же целях нещадно эксплуатировался классовый принцип.
Приведенные критические оценочные суждения Л.Д. Широкорада в связи с неприятием методологических, теоретических, социальных, нравственных и политических аспектов при рассмотрении Л.И. Абалкиным широкого комплекса вопросов, связанных с анализом сущности, места и роли российской школы экономической мысли в истории мировой и отечественной экономической науки едва ли можно расценить как небесспорные. Поэтому здесь, думается, будет уместным привести возражение оппонентам А. Смита из книги всемирно известного историка экономической мысли и методолога экономической науки М. Блауга «Экономическая мысль в ретроспективе». В этой работе
1 См.: Вопросы экономики. 2001. № 2. С. 18-73.
в ответ на критику одной из теорий автора знаменитого «Богатства народов» оппонентам великого А. Смита он предъявил весьма запоминающийся упрек. Суть же последнего была выражена словами о том, что «. при всем критическом отношении к изложению .идеи у Смита нельзя не признать, что она ни в коем случае не двусмысленна и не нелепа» [8, с. 48].
Однако, возвращаясь к вышеупомянутой Л.Д. Широкорадом сентенции о недопустимости в концепции Л.И. Абалкина о российской школе экономической мысли того, чтобы «так же как в советские времена в тех же целях нещадно эксплуатировался классовый принцип», представляется важным привести одно из вполне убедительных абалкинских суждений совершенно противоположного свойства. Так, в книге «Очерки по истории российской социально-экономической мысли», изданной по итогам прочитанного в Российском экономическом университете имени Г.В. Плеханова цикла лекций, он высказывается на этот счет следующим образом: «...примитивный классовый подход (широко распространенный до сих пор!) принципиально неверен. Он заранее определяет тех, кто ошибается, по критериям, выходящим за пределы науки» [9, с. 4].
Таким образом, рассмотренная в данной работе концепция Л.И. Абалкина российской школы экономической мысли представляет собой самостоятельную целостную и законченную научно-исследовательскую парадигму. Эта концепция позволяет современному и, возможно, последующим поколениям российских ученых, наряду с другими концептуальными изысканиями в области данной проблематики, выявлять, изучать и обобщать альтернативные аспекты осмысления трендов и особенностей эволюции мировой и отечественной экономической науки в контексте обусловливающих их многообразных факторов социально-экономического, морально-этического и нравственного свойства.
Литература
1. АбалкинЛ.И. Российская школа экономической мысли: поиск самоопределения. М.: Институт экономики РАН, 2000.
2. Русские экономисты (XIX - начало XX века). М.: Институт экономики РАН, 1998.
3. Абалкин Л.И. В поисках самоопределения российской школы экономической мысли // Очерки истории российской экономической мысли. М.: Наука, 2003. С. 8-32.
4. Витте С. Принципы железнодорожных тарифов по перевозке грузов. 2-е изд. Киев, 1884.
5. Ядгаров Я.С. История экономических учений: Учебник. 4-е изд., перераб. и доп. М.: ИНФРА-М, 2000.
6. Мальцев А. История экономических учений, Quo vadis? // Вопросы экономики. 2015. № 3. С. 126-150.
7. Широкорад Л.Д. Существует ли российская школа экономической мысли? // Очерки истории российской экономической мысли. М.: Наука, 2003. С. 51-61.
8. Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М.: Дело Лтд, 1994.
9. АбалкинЛ.И. Очерки по истории российской социально-экономической мысли. М.: ГОУ ВПО «РЭА им. Г.В. Плеханова», 2008.
YA.S. YADGAROV
doctor habilitatus in economics, professor of the Financial University under the Government
of the Russian Federation, Moscow, Russia
RUSSIAN SCHOOL OF ECONOMIC THOUGHT: ESSENCE AND DEBATABLE ASPECTS The paper distinguishes the concept of the Russian school of economic thought of the academician L.I. Abalkin to which judgment he devoted a number of development solutions during the last years of his creative activity. The special attention is paid to the characteristic of sources of emergence and features of development of this school. The author locates a conclusion that the Russian academician managed to develop and introduce into scientific circulation a complete and reasoned concept in the context of diverse factors of social and economic, moral and ethical aspects, as well as visions of its place and a role in the history of modern domestic and world economic science.
Keywords: school of economic thought, national economy, alternative social development, multistructure
economy.
JEL: A11, B31.
