CC BY
91
УДК - 002.5
РОССИЙСКАЯ ПЕРИОДИЧЕСКАЯ ПЕЧАТЬ В ПЕРИОД «ПОЛИТИЧЕСКОЙ ОТТЕПЕЛИ» НАЧАЛА 1880-х гг.
В.Ф. Блохин
В конце 1870-х гг. в России проявились кризисные экономические трудности, отразившиеся на общественных настроениях и взглядах, оказывавших в свою очередь влияние на формирование политической действительности. Проблемы периодической печати, возникшие в этот период, были тесно связаны с процессом эволюции монархии, с формированием общественного мнения. Взаимоотношения властных структур и средств информации явились отражением наметившегося диалога власти и общества, вызванного поиском ответов на вопросы и вызовы того времени.
Ключевые слова: публицистика, общественное мнение, цензура, законодательство о печати, «политическая оттепель», административные меры наказании
Рубеж 1870-х - 1880-х гг. в советской исторической науке традиционно рассматривался в качестве «второй революционной ситуации». Особая процедура упрощения разносторонних переплетений внешнеполитических и внутренних проблем, с которыми столкнулась российская власть в этот период, позволяла создать упрощенную модель сложившейся ситуации в стране, имитирующую или в определенном отношении замещающую исходное состояние политической ситуации. Отказываясь от оценок, определённых политической конъюнктурой и вытекавших из ленинских выводов о наличие в начале 1880-х гг. объективных предпосылок революции в России, следует признать, что страна действительно в этот период оказалась в сложном экономическом и политическом положении.
Финансовые трудности, возникшие в ходе неожиданно затянувшейся войны 1877-1878 гг., дополнялись кризисными явлениями в аграрном секторе, определявшем возможности пополнения казны: неурожаи, отставание в капиталистическом развитии помещичьих хозяйств, мобилизация на войну более полумиллиона крестьян. Военные успехи русской армии в русско-турецкой войне вызвали активное недовольство ряда европейских держав. Берлинский конгресс, созванный для пересмотра Сан-Стефанского мира между Россией и Турцией завершился подписанием 1 июля 1878 г. Берлинского трактата, который сыграл определённую роль во время стабилизации положения на Балканах, но не разрешил всех противоречий не только в Балканском вопросе, но и в отношениях друг с другом европейских государств. Слова И.С. Аксакова, что этот международный документ нанёс «оскорбительный удар нашему национальному чувству», подорвал «у нас веру в себя и в своё историческое призвание» [1, с. 44] отражали тогдашние настроения значительной части российского общества.
Теперь уже очевидно, что в 1870-е гг. было положено начало процессам, получившим свое логическое завершение в начале XX в. революцией 1905 г. в России. Они знаменовались утратой у части общества веры в прежние ценности, распадом системы ценностей и привычной картины мира. По словам В.Д. Зиминой, уже проявлялась «пестрота нравственных идеалов, презентуемых той или иной политической группой», стремительно приживались новые настроения, взгляды, зачастую опережающие реалии, но властно формировавшие политическую действительность [2, с. 77].
Так, оправдательный приговор, вынесенный 31 марта 1878 г. по делу Веры Засулич, явился доказательством невозможности в тех условиях открытого давления правительства на новый суд. По словам тогдашнего издателя газеты «Северный вестник» Е.В. Корша, наблюдавшего за ходом судебного разбирательства из зала суда: «Этот процесс как-то невольно развязал язык либеральной печати» [3, с. 96]. Достоверность оценок петербургского юриста и публициста подтвердил министр внутренних дел А.Е. Тимашев, который 5 апреля 1878 г. докладывал Александру II, что после этих событий все петербургские газеты стали вести себя вызывающе и обычные меры воздействия на печать не действуют [4, с. 89-90].
По мнению В.Б. Смирнова, посвятившего своё исследование событиям так называемой «второй революционной ситуации»: «Русская журналистика этой поры представляет собой своеобразный дискуссионный клуб, занятый одной проблемой, стоявшей и перед общественной мыслью, и перед освободительным движением: социально-политическим устройством страны...» [5, с. 7]. Исчерпывающе эта ситуация обрисована В.Г. Чернухой: «И как бывает всегда, когда правительство не справляется со своими задачами, а в стране нарастает беспокойство, за дело берутся непрофессионалы, которые начинают искать пути выхода из кризиса. В России конца 1870-х годов, когда блистала газетная и журнальная публицистика, роль такого исследователя состояния страны и мер экономической, социальной и политической стабильности берёт на себя пресса» [6, с. 324]. Изучению взаимосвязи, взаимодействия и взаимозависимости органов печати,
превращавшихся в этот период в самостоятельную общественную систему и российских правительственных структур, посвящена эта статья.
Видные государственные деятели, стоявшие у истоков Александровских реформ, понимали, что любые чрезвычайные меры не принесут ожидаемых результатов без изменения государственного строя. Однако Александр II и в условиях очевидного правительственного кризиса продолжал проявлять решимость в отстаивании привычных форм властвования. После взрыва, организованного
С.Н. Халтуриным 5 февраля 1880 г. в самом Зимнем дворце, император специальным указом от 12 февраля 1880 г. объявил о создании поставленной над всеми ведомствами Верховной распорядительной комиссии во главе с бывшим харьковским генерал-губернатором М.Т. Лорис-Меликовым.
Идея сводилась лишь к концентрации в руках некоего высшего органа дел по охране государственного порядка и борьбе с революцией, поэтому от назначенного на этот важный пост генерала император со всей очевидностью не ожидал каких бы то ни было особых реформаторских проектов. Однако М.Т. Лорис-Меликов, получив неограниченные полномочия, проявил своеобразное «политическое новаторство». «Новые веяния», как называли мероприятия М.Т. Лорис-Меликова газеты того времени, представляли собой попытку привлечения общества на сторону власти.
Успехи первых мероприятий Верховной распорядительной комиссии по наведению порядка в охране самого государя и царских дворцов, в агентурной и сыскной работе, позволившие арестовать нескольких членов исполкома «Народной воли», способствовали усилению авторитета её руководителя. М.Т. Лорис-Меликов продемонстрировал жёсткость в борьбе с террором, но одновременно настоял на прекращении неоправданных преследований и наказаний. В середине апреля 1880 г. было расформировано III Отделение, а министр просвещения Д.А. Толстой, одновременно являвшийся обер-прокурором Синода, отправлен в отставку.
Российское общество в своем большинстве позитивно отнеслось к преобразованиям, и правительство получило шанс вернуть неожиданно утраченные позиции. По словам будущего начальника Главного управления по делам печати Е.М. Феоктистова: «Диктатура Лорис-Меликова казалась многим последним якорем спасения» [7, с. 191]. В своём обращении «К жителям столицы» от 14 февраля 1880 г., он заявил о том, что правительство «вынуждено прибегнуть к более решительным мерам для подавления зла, принимающего опасные для общественного спокойствия размеры», но одновременно обещал оградить законные интересы здравомыслящей части общества: «На поддержку общества смотрю, как на главную силу, - заявлял генерал-губернатор, - могущую содействовать власти в возобновлении правильного течения государственной жизни, от перерыва которого наиболее страдают интересы самого общества» [8, с. 426-427].
Во Всеподданнейшем докладе от 11 апреля 1880 г. М.Т. Лорис-Меликов предложил программу преобразований, включавшую в себя проекты податной реформы и перестройки местного управления, расширения прав старообрядцев, пересмотра паспортной системы, урегулирования отношений рабочих и предпринимателей, изменений в системе народного образования. Его инициатива распространялась и на возможность общественного участия в обсуждении некоторых правительственных распоряжений. Предполагалось, как когда-то во времена Екатериной II, предпринявшей попытку созыва комиссии для составления нового Уложения, осуществить опрос мнений «излюбленных людей» с целью сбора достоверного материала для дальнейшего развития законодательства. Планировалось также изменить административный механизм, учредив должность «первого министра».
Уже 26 июля 1880 г. М.Т. Лорис-Меликов предоставил Всеподданнейший доклад Александру II о работе Верховной распорядительной комиссии, поставив вопрос о целесообразности её дальнейшей деятельности, поскольку с марта по июль не произошло ни одного террористического акта. Документ также содержал предложения по реорганизации ведомства внутренних дел, которое должно было сосредоточить в себе все жандармско-полицейские функции. Император согласился с предложениями, а 6 августа подписал указ «О закрытии Верховной распорядительной комиссии, упразднении III Отделения Собственной его императорского величества канцелярии и об учреждении Министерства почт и телеграфов». В составе Министерства внутренних дел был создан особый Департамент государственной полиции, руководитель министерства становился шефом жандармов и должен был осуществлять «высшее направление всех следственных по государственным преступлениям дел» [9, с. 181].
М.Т. Лорис-Меликов в августе 1880 г. был назначен министром внутренних дел и шефом жандармов. При новом главе министерства произошла смена начальника Главного управления по делам печати. Вместо отличавшегося славянофильскими воззрениями В.В. Григорьева, занявшего эту должность после смерти ретрограда Н.М. Лонгинова в ноябре 1874 г., в апреле 1880 г. главой цензурного ведомства стал считавшийся либералом бывший рязанский, а до этого тамбовский и херсонский губернатор Н.С. Абаза.
С печатью М.Т. Лорис-Меликов связывал возможность установления более тесной связи с обществом, поэтому планировал если не отказаться от административных мер в её сдерживании, то, по крайней мере, в значительной степени их ослабить. Откровенное объяснение министра внутренних дел с редакторами газет и журналов в начале сентября 1880 г. послужило темой для многочисленных обсуждений в печати и в обществе. М.Т. Лорис-Меликов разъяснил руководителям столичных изданий неуместность и несвоевременность намёков на предстоящее будто бы «привлечение общества к участию в законодательстве и управлении, в виде ли представительных собраний европейских, в виде ли бывших наших древних Земских соборов» [10, с. 76].
Министр внутренних дел заявил, что «мечтательные разглагольствования прессы», которые связываются с его именем, возбуждают напрасные надежды в обществе. Между тем он, М.Т. Лорис-Меликов, «никаких полномочий на это не получал, и сам лично в виду ничего подобного не имеет, будучи твердо убежден, что в настоящее время самое необходимое, чем надобно заняться и на что он обратит свое внимание и труд - это дать должную силу новым учреждениям, уже существующим, а также привести в сообразность и гармонию с последними учреждения старого порядка, видоизменив их, насколько то потребуется для этой цели» [11, с. 30]. Программа нового министра внутренних дел была рассчитана на 5-7 лет и один из ее пунктов касался непосредственно прессы.
В ноябре 1880 г. была создана Комиссия по делам печати во главе с графом П.А. Валуевым. Членами её стали влиятельные государственные люди того времени: князь С.Н. Урусов, граф М.Т. Лорис-Меликов, министр финансов A.A. Абаза, управляющий Министерством народного просвещения A.A. Сабуров, товарищ министра внутренних дел М.С. Каханов, обер-прокурор Святейшего синода К.П. Победоносцев, товарищ министра юстиции Э.В. Фриш, бывший министр внутренних дел Л.С. Маков и начальник Главного управления по делам печати Н.С. Абаза. В задачи её входило решение проблемы повсеместного перехода к карательной системе цензуры, намеченного ещё в законе от 6 апреля 1865 г., т.е. на деле дать то, чем пресса уже должна была давно пользоваться на основании принятого закона.
О создании Комиссии по пересмотру законов о печати стало известно задолго до начала её работы. Периодические издания были наполнены по её поводу многочисленными слухами: сообщалось, что правительство будто бы решило упразднить Главное управление по делам печати, что провинциальные газеты будут приравнены в своих правах со столичными, что затем будет отменена всякая цензура, и ответственность за проступки по делам печати будет возлагаема исключительно на издателя или редактора, причём газеты не будут подвергаться никаким административныммерам [10, с. 86].
Вот что говорилось в связи с этим событием в передовой статье «Сибирской газеты»: «Трудны были первые шаги провинциальной печати. Непривычка к гласности, к контролю общественного мнения создала ей многих врагов; в лучшем случае её терпели, как необходимое зло; обыкновенно же её притесняли. Пожелаем теперь, чтобы учреждение Высочайше утверждённой Комиссии для пересмотра законов о печати не прошло для неё бесследно, чтобы существование местной печати было основано на праве, а не на снисхождении, и чтобы в глазах местного общества местная печать стала учреждением столь же признанным и необходимым, как и школа» [12]
К участию в заседании Комиссии 5 ноября были привлечены известные представители периодической печати: A.A. Краевский, М.М. Стасюлевич, М.Е. Салтыков-Щедрин, Н.П. Гиляров-Платонов, A.C. Суворин и др. Впрочем, состоялась всего одна встреча, носившая довольно формальный характер. Вероятно, совсем не случайно в том же месяце появилась брошюра тогдашнего канцелярского служащего Главного управления по делам печати К.И. Воронича под названием «Представители печати в комиссии». Ее появление свидетельствовало о явном беспокойстве, охватившем определенные чиновничьи круги в связи с этим событием.
Небольшая, состоявшая всего из 21 страницы, она преследовала лишь одну цель - показать «замкнутость, легкомыслие, либо умственную несостоятельность» приглашённых издателей и авторов, которые незадолго до этого рассуждали на страницах своих журналов и газет о конституции, вели речь «об уничтожении Комитета министров, о преобразовании Государственного совета и Сената, и о многих других колоссальной важности государственных вопросах» [13, с. 2]. К.И. Воронич, обращаясь к деятелям печати, сокрушался, что власть не сможет «влить в нас нравственность вместо безнравственности», призывал «отряхнуть с себя дурное» и тогда «правительство поможет нам в этом, как отец помогает взрослым детям - добрым советом, примером, сочувствием», а «печать должна начать: печать первая (курсив в тексте. -В.Б.) должна подать благой пример» [13, с. 21]. На заседании Комиссии редакторы десяти петербургских и московских газет и журналов высказались за подчинение печати исключительно закону и суду, обозначили желание осуществить предварительное обсуждение проекта закона в периодических изданиях.
В ноябре 1880 г. слухи о предстоящих переменах в цензурном законодательстве несколько изменили своё содержание: теперь утверждалось, что печать будет полностью освобождена от
административных взысканий и подчинена ведению только суда. «И действительно, - восклицал публицист журнала «Слово», - если печати не будет дарована даже эта милость, то в чём же, спрашивается, будет заключаться преобразование?» [10, с. 102]. Тот же журнал «Слово» констатировал: «.если действительно отыщется какой-нибудь провинциальный писатель, который, простодушно возомнив себя ограждённым каменною стеной закона, бодро возьмётся за перо во славу и на пользу Отечеству, то не следует ли комиссии заранее подумать о вероятной судьбе этого писателя?» [10, с. 105].
Итогом работы Комиссии явился проект основных правил цензурного устава, состоявший из четырёх записок: «О правах административной власти, заведующей делами печати»; «Основные положения для пересмотра уголовного закона по делам печати»; «Перечень предполагаемых изменений и дополнений карательных постановлений о печати»; «Основные положения для пересмотра административной части действующих постановлений о цензуре и печати» [14, с. 262-269]. Документ должен был способствовать постепенному распространению карательной системы в тех местностях империи, где будет проведена судебная реформа.
О желательности осуществления этих мер столичная и провинциальная печать говорила уже много лет. Последний раз о том, что в административных сферах поднят вопрос об изъятии губернских газет из -под предварительной цензуры «Московские ведомости» и «Русский инвалид», а вслед за ними и местные издания сообщали в октябре 1875 г. Отмечалось, что закон 6 апреля 1865 г. будет «распространён на всю печать без всяких исключений, с тою единственною разницей, что залог провинциальных изданий будет уменьшен на половину против столичных» [15]. Тогда напрасные надежды связывались с приходом в цензурное ведомство В.В. Григорьева - известного учёного-ориенталиста, профессора Петербургского университета.
Однако и при Н.С. Абазе ожидаемые перемены не свершились. Его пребывание в должности начальника Главного управления по делам печати знаменовалось лишь приостановкой административных репрессий. Если в 1879 г. Главным управлением по делам печати было выдано различным изданиям шестнадцать предостережений: шесть по счету первых, по пять - вторых и третьих, с последующей приостановкой от трёх до пяти месяцев («Неделя», «Русский мир», «Русская правда», и «Голос»). В этом же году на восемь месяцев была приостановлена эстонская газета «8аса1а», на пять, выходившая на еврейском языке «Гамелиц» и на восемь - «Смоленский вестник». Пять раз налагалось взыскание в виде «воспрещения розничной продажи», а также появился новый запрет на печатание частных объявлений, применённый в этом году один раз. В 1880 г. цензурное ведомство ограничилось только пятью предостережениями, двумя «воспрещениями розничной продажи» и двумя запретами на публикацию частных объявлений. Причем газета «Новое время» была единственной, которая получила своё предостережение за статью в номере от 30 сентября, т. е. при новом начальнике Главного управления по делам печати.
По этому поводу журнал «Слово» справедливо отмечал: «Взыскания применяются сравнительно реже и мягче, не столько за выражение известных мнений, сколько за неумеренные нападки на отдельных государственных деятелей; но система остаётся прежняя и едва ли скоро уступит место другой» [10, с. 78]. Газета «Неделя» в октябре 1880 г. посвятила этому событию, т. е. первому взысканию по делам печати после шестимесячного перерыва, специальную статью, в которой отметила: «Что касается лично нас, то мы бы охотно примирились с системой предостережений, если бы она и всегда применялась так же редко, как это было до сих пор, и только в таких случаях, как случай с "Новым временем". <...> Скажем откровенно: для нас даже то представляется странным, что нынешней администрации по делам печати - несомненно, расположенной в пользу расширения свободы слова - удалось воздерживаться от предостережений столь долгий срок, как шесть месяцев и притом в такое время, когда печати приходилось касаться весьма щекотливых вопросов» [16].
Действительно, сохранившиеся документы центрального цензурного ведомства наглядно демонстрируют, что бдительность его чиновников в период руководства Н.С. Абазы нисколько не снижалась. Контроль, в том числе и над провинциальной печатью, носил тот же неусыпный характер, Совет Главного управления по делам печати собирался на свои регулярные заседания, но взыскания, сыпавшиеся как из рога изобилия в предшествующий период, теперь министром в адрес органов прессы почти не выносились. По словам публициста «Русской мысли», новый начальник Главного управления «совсем не издавал циркуляров и допустил фактическую отмену старых циркуляров, что делает ему лично высокую честь, но что печати не принесло ни пользы, ни удовольствия» [17, с. 49], поскольку сохранялось главное право администрации - издавать их.
Справедливость этого мнения была подтверждена уже в начале следующего года. В 1881 г. при участии Н.С. Абазы предостережения получила 15 января газета «Страна» за статью, в которой говорилось о тяжелом положении Н.Г. Чернышевского, находившегося в ссылке и содержалась просьба к властям о его помиловании: «Он - честный человек, а такого не должно окончательно погубить честное правительство», - говорилось в передовой статье[18]. После некоторых очевидных колебаний, спустя несколько дней, газете было дано первое предостережение. До 1 марта 1881 г. это было единственное жесткое наказание, выданное по распоряжению М.Т. Лорис-Меликова, что
являлось подтверждением с одной стороны более мягкой государственной политики в отношении средств информации, а с другой - определенной осторожности, с которой печать относилась к предоставленным ей льготам.
Та же «Страна» получила 4 марта 1881 г. уже после смерти Александра II второе предостережение за статью в № 27. В газетной публикации говорилось о том, что от опасности, угрожающей от «злодеев-фанатиков» императору, можно избавиться только через уменьшение ответственности главы государства «за ошибки экономические и за разочарования нравственные», поскольку «неумелые советники» продолжают здравствовать, а царь-освободитель погиб. «Надо, чтобы основные черты внутренних политических мер внушались представителями русской земли, а потому и лежали на их ответственности, а личность русского царя пусть служит впредь только светлым, всем сочувственным символом нашего национального единства, могущества и дальнейшего преуспеяния России» [19].
Вывод публициста, заявлявшего о необходимости превращения верховного правителя в формального, т. е. фактически призывавшего к изменению политического строя в стране, заставил главу цензурного ведомства отказаться от «моратория» на взыскания. В тот же мартовский день за передовую статью в № 63, в которой цитировались высказывания из «Страны» и содержались рассуждения «могущие иметь вредное влияние» предостережение получила газета «Голос» [20], а Главное управление разослало циркуляр, в котором призвало в условиях «чрезвычайных обстоятельств» к «особой сдержанности в суждениях, дабы не усиливать смуты» и обещало от имени министра внутренних дел, что за статьи, высказывающие неуместные суждения о необходимости изменения государственного строя, последуют неминуемые меры взыскания, т. е. приостановление издания [11, с. 34-35].
Очевидный поворот в политике по отношению к средствам информации для многих оказался неожиданным. Сам Н.С. Абаза незадолго до своей отставки, которая состоялась «по состоянию здоровья» 5 апреля 1881 г., т. е. на месяц раньше ухода с поста министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова, в письме от 29 марта 1881 г. отмечал: «В настоящие дни общей скорби и тревоги высказываются два мнения: одни требуют беспощадного применения административных кар, которое повело бы к закрытию большинства газет, другие высказываются в пользу подкупа. Первого я никогда не посоветую, за второе не взялся бы» [21].
Однако и в начале марта 1881 г. руководимое им ведомство не ограничилось лишь предупреждением и спустя двенадцать дней после него последовали наказания. Первой пострадала газета «Молва» за передовую статью в № 72 от 14 марта, в которой говорилось о необходимости «расширения сферы общественного контроля», «более живой деятельности земских сил» с предоставлением им возможности «к здоровому и плодотворному политическому развитию» [22], за статью в № 73 от 15 марта, рассказывавшую о покойном императоре, вокруг которого «шипела злоба и ожесточение» тех, кто считал себя «умаленным и обделенным» освобождением крестьян, а также за обозрение, помещенное в том же номере под названием «За неделю» [23]. Последний газетный материал «Молвы», направленный против «реакционно-охранительного умонаступления» на страницах «Руси», «Московских ведомостей», «Современных известий», «Нового времени» вызвал особое возмущение цензурного ведомства. Газета была приостановлена на месяц, после чего издание ее не возобновлялось.
Тем же распоряжением министра внутренних дел от 16 марта 1881 г. подвергались наказанию и «Санкт-Петербургские ведомости» за фельетон под названием «Впечатления и скорбные думы офицера по поводу рокового события 1 марта». Газетная публикация, полная гнева по отношению к террористам и верноподданнических чувств в адрес «Августейшей семьи» вопрошала: «Скажите вы, стоящие у ступени трона, какие меры вы приняли для ограждения погибшего человеколюбивого императора Александра II? Отвечайте прямо на вопрос нам, солдатам, не закрывайте пятна, выступающие на ваших лицах» [24]. Ответом послужила приостановка газеты сроком на один месяц.
Газеты «Земство» за публикацию статьи в № 17 и «Голос» за передовую в № 90 удостоились цензурных взысканий 31 марта 1881 г. за «недозволительное и несправедливое осуждение деятельности лиц, занимавших высшие государственные должности» [25]. Статья в «Земстве» содержала критику предшественника М.Т. Лорис-Меликова - министра внутренних дел Л.С. Макова, при котором состоялось три покушения на жизнь императора. В этой же публикации говорилось о политическом таланте нового главы министерства, но утверждалось, что «общество жадно ожидало реформ и не дождалось ни одной» [26].
Не остались без правительственного внимания и провинциальные газеты. В 1880 г. новое цензурное правило было своеобразно реализовано в Одессе. В № 280 от 26 октября 1880 г. в находившейся под предварительной цензурой одесской газете «Правда» была напечатана заметка, послужившая основанием для её закрытия. Через два дня в «Ведомостях Одесского градоначальства» было напечатано: «Признавая вредным направление газеты "Правда" и находя, что в заметке видно
* В июне 1883 г. из Министерства внутренних дел это конфиденциальное письмо с просьбой Н.С. Абазы об отставке в адрес тогдашнего министра М.Т. Лорис-Меликова было передано членом Совета министра внутренних дел М. Веселкиным новому начальнику Главного управления по делам печати Е.М. Феоктистову.
стремление волновать общество и возбуждать общественные учреждения к действиям, несогласным с законами, генерал-губернатор (А.Р. Дрентелън был назначен в 1880 г. Верховной распорядительной комиссией временным одесским генерал-губернатором. - В.Б.), на основании предоставленной ему Высочайшим указом власти, постановил: прекратить издание газеты "Правды"»[11, с. 31]. Более того, через некоторое время из Петербурга была прислана бумага с разрешением на продолжение издания газеты, но местное начальство выразило на это своё несогласие, и печатный орган прекратил свое существование.
По мнению обозревателя журнала «Русская мысль», это событие явилось результатом целенаправленной политики, связанной с гонениями на издания с либеральным направлением, «причём это преследование носит характер поощрения консервативных газет» [17, с. 60]. В 1881 г. в Одессе пострадал ещё один печатный орган - «Одесский листок». По слухам, которые распространились в столичной прессе, причиной преследования этой газеты со стороны одесского градоначальника являлось его явное предпочтение другому одесскому изданию -«Новороссийскому телеграфу». В подтверждение тому «Русская мысль» привела слова редактора-издателя «Одесского листка» В.В. Навроцкого: «Градоначальник, - рассказывал он, - только советовал мне, во избежание ошибочных суждений, пользоваться статьями из названных газет («Московские ведомости», «Киевлянин», и «Новороссийского телеграфа»), на что я ответил, что, получая деньги с подписчиков, не считаю себя вправе удовлетворять их только перепечатками из названных газет, как это делает "Новороссийский телеграф"»[17, с. 61].
Итогом явилось распоряжение министра внутренних дел от 19 июня 1881 г. о запрещении выхода газеты в ближайшие четыре месяца. После приостановки «Одесского листка» председатель Одесского цензурного комитета А.Е. Егоров был «устранён от внутренней цензуры».
Еще одно запрещение провинциального издания в год смены верховной власти в стране произошло 24 марта 1881 г. При министре внутренних дел М.Т. Лорис-Меликове без объяснения мотивов на восьмимесячный срок был вновь закрыт «Смоленский вестник» [27].
Между тем повод для приостановки был совершенно неожиданным. «Смоленскому вестнику» было поставлено в вину «неприличное» объявление, помещенное в специальном прибавлении к газете, выпущенном сразу после получения известия об убийстве Александра П. По словам И.И. Петрункевича: «Телеграмма об этом событии была помещена на одной стороне листка, другая же сторона оставалась пустою, но издатель Епишев пожелал и ее использовать и поместил на ней объявление, очевидно обменное, какого-то журнальчика, имевшего название "И смех, и грех". Объявление было набрано огромными буквами, тогда как телеграммы были напечатаны обыкновенным шрифтом» [28, с. 154]. Для сотрудников газеты было очевидно, что ни крупный шрифт, ни текст не имели никакого отношения к известию об убийстве царя. Однако власти всполошились, в типографии и редакции был произведен обыск подключившимся Департаментом полиции. В специально заведенное дело А.И. Епишева был включен также номер «Смоленского вестника» от 21 марта 1881 г. с телеграммой о погребении Александра П. В ее тексте, в окончании последнего слова закралась досадная опечатка: «Император стал прощаться с почившим отцом-мучеников» (вместо «мучеником». - В.Б.). Губернатор доказывал преднамеренность этих газетных ошибок[29, с. 94]. Итогом явилось распоряжение министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова от 24 марта 1881 г. оприостановке «Смоленского вестника» на восемь месяцев.
И.С. Аксаков, испытавший, как никто другой, множество проблем от действий самых различных органов цензуры, был уверен, что М.Т. Лорис-Меликов и Н.С. Абаза сделали всё, что могли для печати, обеспечив ей «относительную свободу». В своей газете «Русь» публицист поместил объёмную статью по поводу ухода начальника Главного управления по делам печати, в которой посетовал на то, что оппозиционная журналистика «в своём отвлечённом доктринёрском радикализме проявили с самого начала странную несообразительность и затруднили прочное водворение новой системы» [30, с. 483].
Подводя итог своего пребывания на посту начальника Главного управления по делам печати, Н.С. Абаза отмечал: «Год этой деятельности доказал, что переход от системы административных кар к дарованию большей свободы печатному слову, не успел улучшить положения нашей печати, но он ознаменовался другим, весьма существенным результатом -русское общество не удовлетворяется более общими местами и устоями, проводимыми в печати, оно отвратилось от печати бессодержательной, вредной по своему отрицательному направлению, перед которой прежде преклонялось, в нем проявляется потребность в печати разумной, патриотической, преданной интересам государства, способной знакомить страну с ее действительными нуждами и облегчать заботы правительства о справедливом удовлетворении их» [21, л. 35 об, 36].
Понятно стремление высокопоставленного чиновника позитивно оценить свою деятельность, оправдать предпринятые действия, но нельзя не признать справедливость сделанных им выводов. Изменение существовавшей ситуации в отношениях с печатью Н.С. Абаза видел в дальнейшем привлечении общественности на сторону государства. Отдавая отчёт в том, что смерть Александра II неминуемо повлечет за собой новые кары, с целью «сдерживания печати в должных границах», он утверждал необходимость при ближайшей возможности вернуться к
начатой М.Т. Лорнс-Мелнковым политике, «для правильного и успешного применения которой необходимо скорейшее утверждение пересмотренного закона о печати» [21, л. 38, 38 об].
Гораздо большие трудности пресса стала испытывать с приходом нового руководства в Министерство внутренних дел и в Главное управление по делам печати. В мае 1881 г. журнал «Вестник Европы» констатировал: «За первыми мерами строгости последовали другие, которые трудно уже объяснить одним настроением минуты. Значительная часть периодической печати опять чувствует себя заподозренною; опять приходится спрашивать себя на каждом шагу: можно ли высказывать такую-то мысль, коснуться такого-то предмета?» [31, с. 341].
At the end of 1870-s Russia experienced crucial economic difficulties that influenced society's attitudes and points of view, which therefore influenced the formation of political reality. Problems of periodic press, that came up during this period, were closely associated with the process of the evolution of monarchy, formation of public opinion. Relationships of government and mass media had an effect on upcoming dialogue between the government and society caused by looking for the answers and that time defiance.
The key words: political journalism, public opinion, censorship, mass media laws, «political meltdown», administrative sanction.
Список литературы
1. А.П. Пяткоеский. Итоги десятилетия (2-го марта 1881 г. 2-го марта 1891 г.)//Наблюдатель.1891.
№ 5.
2. В.Д. Зимина. Революционная событийность в контексте политического дискурса России начала XX в. // Вестник РГГУ. 2008. № 1..
3. Е.В. Корш. Злоключения старого журналиста // Цензура в России в конце XIX - начале XX века. Сборник воспоминаний. СПб., 2003.
4. Российский государственный исторический архив (далее РГИА). Ф. 776. Оп. 6. Ед. хр. 243. Л.
89-90.
5. В.Б. Смирное. Русская журналистика на рубеже 70-х - 80-х годов (к 100-летию второй революционной ситуации) // Русская журналистика в литературном процессе второй половины XIX века (сборник научных трудов). Пермь, 1980.
6. Власть и реформы. От самодержавной к Советской России. М.: ОЛМА-ПРЕСС Экслибрис,
2006.
7. Е.М. Феоктистов. За кулисами политики и литературы (1848-1896). Воспоминания. М.: Новости, 1991.
8. Ю.В. Зелъдич. Пётр Александрович Валуев и его время: Историческое повествование. М.: Аграф, 2006.
9. И.В.Оржеховский. Самодержавие против революционной России (1826-1880 гг.). М.,
1982.
10. За месяц // Слово. 1880. Сентябрь.
11. Русская пресса и цензуры. Материалы для характеристики положения русской прессы. СПб.,
1908.
12. Сибирская газета. 1881. № 1. 1 января.
13. К.И. Воронин. Представители печати в Комиссии. СПб., 1880.
14. П.А. Зайончковский. Кризис самодержавиянарубеже 1870-1880-хгодов. М., 1964.
15. Тифлисский вестник. 1875. № 104. 7 октября.
16. Взыскание по делам печати // Неделя. 1880. № 40. 5 октября.
17. Внутреннее обозрение // Русская мысль. 1881. Книга VIII.
18. Страна. 1881. № 7. 15 января.
19. Страна. 1881. № 27. 3 марта.
20. Правительственный вестник. 1881. № 49. 5 марта.
21. РГИА. Ф. 776. Оп. 1. Ед. хр. 19. Л. 38 об, 39.
22. Молва. 1881. № 72. 14 марта.
23. Молва. 1881. № 73. 15 марта.
24. Впечатления и скорбные думы офицера по поводу рокового события 1 марта // Санкт-Петербургские ведомости. 1881. № 72. 15 марта.
25. Земство. 1881. № 19. 8 апреля.
26. Земство. 1881. № 17. 25 марта.
27. Правительственный вестник. 1881. № 66. 25 марта.
28. П.П. Петрункевич. Из записок общественного деятеля. Воспоминания // Архив русской революции. Издаваемый И.В. Гессеном. Берлин, 1934. Т. XXI.
29. В.А. Твардовская. «Смоленский вестник». 1878-1881 гг. // Вторая революционная ситуация в России. Отклики на страницах прессы. Сборник статей. М., 1981.
30. И.С. Аксаков. Полное собрание сочинений. М., 1886. Т. 4.
31. Внутреннее обозрение // Вестник Европы. 1881. Май.
Об авторе
Блохин В.Ф. - кандидат исторических наук, доцент Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, Ь1оЫп.уа!@уаМех. ги
