CC BY
440
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 6 (144).
История. Вып. 30. С. 34 -44.
В. Ф. Блохин
ИЗ ИСТОРИИ ЦЕНЗУРНОГО РЕФОРМАТОРСТВА: ГОСУДАРСТВО И ЛЕГАЛЬНАЯ ПЕЧАТЬ РОССИИ В ПОЛИТИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ
(1865-1905 ГОДЫ)
С момента принятия нового закона о печати 6 апреля 1865 г. и до настоящего времени идет обсуждение результатов цензурной реформы. За сорок последующих лет в законодательство о цензуре было внесено большое количество изменений, но «вредное направление» сохранилось в качестве главного основания для наказания. При этом на протяжении всего времени действия закона понятие не было застывшим, оно изменялось вместе с изменением печати, игравшей все более важную роль в формировании общественного мнения.
Ключевые слова: система цензуры, печать, цензурное законодательство, судебная ответственность, административный надзор за печатью, периодическая печать.
Общая особенность российских реформ XIX в. проявилась в том, что даже при обязательном их инициировании самим самодержцем, реформаторская деятельность всегда наталкивалась на активное сопротивление со стороны тех, кто не желал кардинальных изменений в жизни российского общества, видя в них угрозу существования самодержавного строя. Власть осознавала, что успех быстрых преобразований напрямую зависит от того, интересы каких социальных слоев они затронут, встретят ли широкую поддержку в первую очередь со стороны дворянства. Одновременно для нее было несомненным то, что даже при самом оптимальном решении всех составляющих реформы проблем неминуемо будут задеты интересы высшего сословия страны.
Нарушения привычного порядка жизни, вызванные преобразованиями, породили изменения в коллективном поведении различных общественных слоев, а необходимость решения новых задач, нарождавшихся во внутренней и внешней политике государства, стимулировали разделение во мнениях о путях поиска ответов на них в высших чиновничьих кругах, дворянстве, в среде разночинной интеллигенции. Сила консервативного мышления проявлялась в попытках если не остановить, то, по крайней мере, притормозить разбег реформаторских устремлений. В итоге, уже в ходе осуществления самих реформ закладывались начала будущих контрреформ.
В условиях отсутствия единого взгляда на ход реформирования страны, правительству необходима была опора на общественное мнение, которое как состояние массового сознания отражало отношение к происходящим собы-
тиям, к деятельности отдельных личностей и государственной власти в целом. В решении этой проблемы особое место занимала периодическая печать, которая не только отображала общественные настроения, но и выступала в виде силы, их формирующей.
С расширением сферы влияния средств информации назрела необходимость реформирования законодательства, регулировавшего отношения государства с ними. Однако в свободе печати, в росте её влияния многие, в том числе и входившие в состав важнейших институтов власти России, видели одну из главных угроз распространения и утверждения нигилистических и безнациональных начал. Поэтому ни один из законов, разрабатываемых и принятых в ходе александровских преобразований, не имел столь длительного периода обсуждения, как документ, регламентировавший отношения государства и существовавшей в России печати.
В течение почти десяти лет над ним трудилось несколько специально созданных комиссий, изменялась ведомственная принадлежность цензурных органов и входивших в них цензоров, появлялись на свет различные проекты и временные правила. В начале 1865 г. Государственный совет и его кодификационный Департамент в ряде заседаний (16, 20,
21 и 23 января) обсудил очередной вариант нового закона, который включал в себя устав книгопечатания, правила о типографиях и о повременных изданиях, ряд других документов1. В итоге усиленной чиновничьей деятельности, прений, споров и попыток отсрочить его принятие2, был создан закон в качестве Временных правил о цензуре и печати 6 апреля 1865 г., который был одобрен
Государственным советом с особой оговоркой, что он вводится в качестве «временной меры», «как переходная мера» впредь до устройства судебной части, т. е. открытия новых судебных установлений3. Подписанные 20 ноября 1864 г. Александром II судебные уставы вступили в силу лишь 17 апреля 1866 г.: именно тогда были торжественно введены новые суды, но и после этого заявленные изменения в судопроизводстве использовались не в полном объеме.
Изучение истории цензуры в России практически началось в 1860-х гг., когда происходило обсуждение готовившейся реформы в отношении периодической печати. Появление исследований этой области государственной политики было связано со стремлением авторов написанных тогда работ донести до правительства и общества свое мнение о желаемых изменениях законодательства в этой сфере4.
Начало общественного обсуждения вступившего в силу с 1 сентября 1865 г. закона было положено отечественной периодикой. Уже в июле в журнале «Современник» появилась статья М. А. Антоновича, которая заканчивалась словами: «Что-то будет, что-то будет?!»5. В дальнейшем журнальные оценки деятельности правительства в сфере осуществления реформы печати широко использовались в первых исследованиях по истории цензуры6. После октября 1917 г. большевистские взгляды о фиктивности буржуазной свободы печати постепенно приобрели характер жёсткой идеологической установки. Реакция общества на цензурную политику второй половины XIX - начала XX в. в России рассматривалась в исторической литературе исключительно в аспекте классового размежевания журналистики трех направлений - консервативной, либерально-монархической и революционно-демократической.
Легальные органы печати, выражавшие взгляды непролетарских слоев и групп российского общества, а таковых было большинство, оказывавших на них влияние, формировавших общественное мнение в стране, оказывались вне внимания исследователей. Если в 1920-е гг. проблемы свободы печати в дореволюционной России в той или иной мере затрагивались7, то, начиная с 1930-х гг. в изучении этих вопросов наступила длительная пауза.
Лишь с конца 1960-х гг. отечественная историография пополнилась рядом фундамен-
тальных исследований, основанных на широком спектре опубликованных и архивных источников по внутренней политике дореволюционной России8. Однако в большинстве работ отношение власти к периодическим изданиям представлялось исключительно в виде двойственной системы: с одной стороны властвующие, а с другой - полностью подвластные и подчиненные. К особой категории «независимой» исследователи относили нелегальную и так называемую «демократическую» печать. Между тем, очевидно, что успех реализации поставленных государством проблем зависел от множества факторов субъективного и объективного свойства: от степени образованности государственной бюрократии, ее мотивации и организованности, от уровня общественного сознания и особенностей восприятия государства теми, на кого были направлены управляющие усилия, от активности самой печати в деле отстаивания собственной свободы.
Анализ особенностей развития цензурного законодательства во второй половине XIX
- начале XX в. дает возможность не только изучить характер административных мер правительства в отношении периодической печати на отдельных этапах истории их взаимодействия, но и показать те проблемы, которые постоянно возникали у органов власти в вопросах государственного законодательства в этой сфере. Решение даже некоторых из поставленных задач позволит иначе рассмотреть ряд вопросов внутренней политики российского государства, особенно тех из них, на которые оказало влияние развивавшееся под воздействием периодической печати общественное мнение.
Высочайший именной указ 6 апреля 1865 г., данный Сенату с примечательным названием «О даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати», предусматривал освобождение от предварительной цензуры на основании особого разрешения министра внутренних дел всех оригинальных сочинений объёмом не менее 10 печатных листов и всех переводных объёмом не менее 20 печатных листов книг и выходивших в Москве и Санкт-Петербурге периодических изданий («коих издатели сами заявят на то желание»). Сюда же относились все издания правительственные, академий, университетов и учёных обществ, все переводы и оригинальные публикации «на древних клас-
сических языках», чертежи, планы и карты. Освобожденные от предварительной цензуры сочинения и пресса переводились от проверки рукописей к оценке с точки зрения их соответствия условиям закона. В случае обнаружения в них соответствующих нарушений, они подвергались судебному преследованию; периодическая же печать, кроме того, в случае замеченного в них «вредного направления», подлежала действию административных взысканий, «по особо установленным на то правилам»9.
«Министру внутренних дел предоставляется право делать повременным изданиям предостережения, с указанием на статьи, подавшие к сему повод, - говорилось в мнении Государственного совета, получившем силу закона. - Третье предостережение приостанавливает продолжение издания на срок, который министром внутренних дел при объявлении предостережения будет назначен, но не свыше 6-ти месяцев»10. Закон предусматривал также возможность полного прекращения того или иного издания на основе представления министра внутренних дел и решения правительствующего Сената10. Нормы нового закона были слиты со старым цензурным уставом 1828 г.
Одним из самых интересных и спорных аспектов новой цензурной реформы была система административных взысканий за так называемое «вредное направление», заимствованная из французского законодательства времен Второй империи Наполеона III. С момента введения закона 6 апреля 1865 г., чаще всего действия правительства в отношении периодической печати заключались в раздаче предостережений газетам и журналам, освобожденным от предварительной цензуры. Комиссия, составлявшая проект нового закона, столкнувшись с трудностями юридического определения характера нарушений в печати, сознательно отказалась от конкретной формулировки проступков, за которые могло последовать административное взыскание. Область дозволенного для русской печати колебалась в значительных границах, а терпимость власти к свободному выражению в прессе мнений имела свои отливы и приливы11. Рассмотрение этих колебаний, оценка через них значения нового цензурного законодательства для процессов российского реформирования также требует дополнительной исследовательской работы.
Уже начиная с 1866 г., т. е. спустя год с момента принятия нового закона, в него начали включать различные изменения и дополнения, при этом Министерство внутренних дел старалось максимально освободиться от необходимости объяснения своих действий в отношении тех или иных органов печати.
По закону от 12 декабря 1866 г. большая часть дел «о проступках печати» (вопреки общей системе подсудности, принятой уставом уголовного судопроизводства) из ведения окружного суда передавалась в ведение судебной палаты и уголовного кассационного департамента Сената, в своём большинстве без участия присяжных заседателей. Тот же закон обязал прокуратуру возбуждать преследование по требованию Главного управления по делам печати или цензурного комитета. Дело в том, что на основе судебной реформы
1864 г. были созданы две самостоятельные судебные системы - местные суды и общие суды. Окружной суд являлся первой инстанцией общих судов, и ему не были подсудны государственные, военные и должностные преступления. Судебная палата являлась второй, апелляционной, инстанцией для окружных судов по делам, решавшимся без участия присяжных заседателей, и первой инстанцией - по более важным делам. Сенат был высшим кассационным органом для всех судов, он мог рассматривать уголовные дела особой государственной важности, к которым и были отнесены «проступки печати».
Заметная роль в определении положения периодической печати принадлежала министру внутренних дел, в ведении которого с января 1863 г. находились цензурные вопросы. В 1861 г. С. С. Ланского на этом посту сменил П. А. Валуев, который 22 сентября
1861 г. во всеподданнейшей записке изложил своё видение отношений правительства с печатью. Известный петербургский историк В. Г. Чернуха отмечала: «Влияние Валуева на политику в делах прессы было многосторонним. Он выступал в печати в качестве автора научных статей, публициста, романиста, а как правительственный деятель не только сформулировал упомянутую программу, но и непосредственно принимал участие в проведении её в жизнь, влияя на характер законодательства, направляя деятельность цензурных органов, редактируя ведомственную газету, учреждая официозы и т. п.».
Подробный анализ жизни и деятельности нового министра внутренних дел содержится в монографии Ю. В. Зельдича, который попытался вычленить из многочисленных высказываний П. А. Валуева относительно печати ключевые моменты его реального видения этой проблемы. В общих чертах оно сводилось к следующим тезисам: «Нормы и правила должны по возможности “определительно” указать область цензурных ограничений. Выход за её границы
- есть несоблюдение закона, а не игнорирование субъективного мнения цензора, и должно караться судебным порядком. Но судебное преследование разворачивается трудно и медленно, поэтому административная власть вынуждена оставить себе некоторые рычаги воздействия». К этим ключевым положениям можно еще добавить пропаганду официальной идеологии через правительственную печать, «...сотрудничество с либеральной и охранительной прессой». В рамках видения министром внутренних дел проблем взаимоотношений власти с прессой строилась реальная политика российского правительства в 1861-1868 гг. За время управления П. А. Валуевым Министерством на посту начальника Главного управления по делам печати находились М. П. Щербинин (бывший председатель Московского цензурного комитета) и М. Н. Похвиснёв (бывший губернатор в Вильно).
На положении прессы в начале 1870-х гг. как в столице, так и в провинции несомненное влияние оказала смена главных лиц Министерства внутренних дел весной 1868 г. Новый министр, А. Е. Тимашев (до 1878 г.). не участвовавший в разработке закона 6 апреля 1865 г., сразу же принялся за его переработку. Уже 14 июня 1868 г. было принято правительственное положение о праве министра на воспрещение розничной продажи газет и журналов. Кажущаяся, может быть, относительно безобидной, эта мера цензурного взыскания впоследствии стала одной из наиболее активно используемых на практике, нанося чувствительный материальный ущерб любому периодическому изданию, а особенно
- вновь возникшему, не имевшему ещё своего круга подписчиков. Отсутствие розничной продажи фактически изолировало «неблагонамеренное» издание от широких кругов читающей публики. Несколько позже, 30 января 1870 г., было принято положение о наказании за оглашение в печати сведений, обнаруженных дознанием или следствием.
В ноябре 1869 г. под председательством князя С. И. Урусова была создана очередная комиссия для подготовки устава о печати. Высочайший рескрипт от 2 ноября 1869 г. ставил перед комиссией довольно конкретные задачи: «...закон должен вооружить как административную, так и судебную власть надлежащею силою для отвращения “вредного влияния”, могущего произойти от злоупотребления печатным словом», ей необходимо было «привести в надлежащую систему, ясность и полноту действующие постановления о цензуре и печати»12. Комиссия высказала убеждение в том, что рано или поздно репрессивная цензура превратится в общую систему, что со временем все повременные издания (кроме сатирических, юмористических и иллюстрированных) освободятся от предварительной цензуры. Однако далее этой констатации дело не пошло.
Высочайше утверждённым 7 июня 1872 г. мнением Государственного совета было установлено право Комитета министров (по инициативе министра внутренних дел) запрещать выпуск в свет сочинений, свободных от предварительной цензуры, а также отдельных номеров бесцензурного периодического издания, выходящего реже, чем раз в неделю. Прежний судебный порядок по этому закону не отменялся, и предполагалось, что обращение в Комитет министров будет происходить лишь в тех случаях, когда потребуются «.решительные, безотлагательные меры к преграждению распространения разрушительных учений»13. Однако с этого времени судебное преследование «проступков печати» (за исключением клеветы и диффамации14) совершенно прекратилось, а рамки случаев, когда Комитет министров выдавал разрешения на уничтожение книг и номеров журналов значительно расширились.
Очень важную роль в жизни периодической печати сыграло утверждённое Александром II 16 июня 1873 г. мнение Государственного совета «О недопущении в периодических изданиях оглашения или обсуждения вопросов и дел, признаваемых к тому неудобными». Министр внутренних дел получил право давать через Главное управление по делам печати распоряжение об извещении редакторов бесцензурных изданий о нежелательности оглашения или обсуждения в печати «в течение некоторого времени, какого-либо вопроса государственной важности»15. Постановление
Государственного совета в своей заключительной части гласило: «За неисполнение редактором такого распоряжения, впредь до отмены оного в том же порядке, министру внутренних дел предоставляется приостановить выпуск в свет издания на срок не свыше трех месяцев»15.
В сферу «государственных интересов» включались не только известия о неурожае (28 декабря 1873 г.) или о заболеваниях холерой (27 июня 1891 г.), но и «о столкновении поручика Крестовского с присяжным поверенным Соколовским» (5 апреля 1875 г.), «о слухах по поводу заминки в делах Торгового дома Терещенко» (22 октября 1875 г.). Запрещалось обсуждать вопросы «о злоупотреблениях в кредитном обществе» (23 сентября 1889 г.), «статьи о растрате земских сумм в Калужской губернии» (26 января 1890 г.)16. Десятки запретов зачастую очень быстро утрачивали свою актуальность, но, несмотря на это, никем позднее не отменялись.
Новое дополнение к закону 6 апреля 1865 г. появилось 19 апреля 1874 г. Оно предоставляло министру внутренних дел право переводить издание из ранга бесцензурного в подцензурное, а с 4 февраля 1875 г. - запрещать печатать материалы закрытых судебных процессов17. В связи со сменой правительственного курса и усилением административного надзора в конце 1870 - начале 1880-х гг. произошли новые качественные изменения цензурной политики. В октябре 1880 г. при новом либерально-настроенном министре внутренних дел М. Т. Лорис-Меликове (с 6 августа 1880 г.) было создано предварительное совещание под руководством бывшего министра внутренних дел, а теперь председателя Комитета министров П. А. Валуева для обсуждения начал, которыми следовало руководствоваться при пересмотре действовавших постановлений и временных правил о печати. Особая комиссия о печати начала готовить новый закон, который бы вообще отменил предварительную цензуру, то есть перешёл от проверки рукописей к оценке печатной продукции с точки зрения её соответствия условиям закона. Однако из-за смерти Александра II (1 марта 1881 г.) работа совещания была прервана
Вопрос о цензурном уставе был в очередной раз поставлен, но не разрешён. «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойс-
твия» (1881 г.) значительно расширило права генерал-губернаторов, предоставив им, кроме прочего, практически неограниченную власть над печатными органами, вплоть до приостановки любого издания на время действия положения, то есть на неограниченный срок. Тогда же вице-губернаторы стали цензорами освобожденных от предварительной цензуры «Губернских ведомостей», что, несомненно, усилило административное воздействие в отношении этого вида печати.
В мае 1881 г. на смену графу М. Т. Лорис-Меликову был назначен новый министр внутренних дел граф Н. П. Игнатьев. В его предложении восстановить существовавший в XVII в. Земский собор Александр III усмотрел попытку ограничения собственных прав, и министр, спустя лишь год, был отправлен в отставку. Несмотря на короткий срок своего пребывания на этом посту, Н. П. Игнатьев успел кое-что сделать и для печати, приостановив начатый при М. Т. Лорис-Меликове пересмотр законов о ней. Вместе с тем, очевиден его вклад и в политику «умиротворения» Александра III в виде распоряжения от 30 мая о пресечении распространения в печати сведений о событиях «действительных, но изображённых в крайне преувеличенном и даже вполне извращённом виде»18. Неконкретность министерского требования породила чреду специальных разъяснений-циркуляров от
3 июня, 10 июля, 1 и 17 августа. Их общий смысл сводился к тому, чтобы обезопасить «умиротворительные» правительственные акции нового царствования от критики в печати. «У нас, в сфере книгопечатания, - писал в октябре 1881 г. в одном из своих личных писем за границу М. Е. Салтыков-Щедрин,
- циркуляры так и сыплются. Снаружи-то как будто ничего нет, а именно: сам от себя околевай. Даже в самые трудные времена этого не бывало»19.
Немаловажная роль в происходившем принадлежала, несомненно, обер-прокурору Синода К. П. Победоносцеву. Достаточно привести отрывок письма из переписки «серого кардинала» при Александре III и министра внутренних дел. Речь шла о приостановке газеты «Порядок», редактировавшейся М. М. Стасюлевичем. Граф Н. П. Игнатьев сообщал: «Я запретил “Порядок” на полтора месяца за напечатание постановления Московской городской думы, запрещенного губернатором. Довольны ли Вы, наконец,
мной [курсив мой. - В. Б.]? А крику будет много. Телеграфу Москвы20 тоже достанется. Надоели мне газеты до невозможности»21.
То, что было ещё, в общем-то, фрагментами «новой политики», получило своё полное завершение при новом министре внутренних дел, прежде занимавшем посты обер-прокурора Синода и министра народного просвещения графе Д. А. Толстом. При непосредственном его участии были приняты очередные Временные правила о печати, утверждённые царём 27 августа 1882 г. По закону от 6 апреля 1865 г. право запрещения издания, в соответствии с обнаруженным в нём «вредным направлением», принадлежало царю, Правительствующему сенату или суду (в случае преступления). Так, на основании решения Сената до 1882 г. была запрещена всего одна газета «Москва» И. С. Аксакова, по решению суда таких запретов не было вообще. Новые правила в своих трёх пунктах существенно изменили меру административной ответственности периодической печати.
В соответствии с ними, повременные издания, выходившие не менее одного раза в неделю и приостановленные после третьего предостережения, подпадали после окончания срока приостановки под действие предварительной цензуры (несколько видоизменённой, но уничтожавшей наиболее существенные выгоды бесцензурности). После истечения срока приостановки эти периодические издания должны были предоставляться в цензурный комитет в 11 часов вечера накануне выхода в свет. На усмотрение цензора отдавалось решение о выпуске газеты из печати. В соответствии с этим положением под цензуру были отданы следующие издания: «Голос» (1883 г.), «Газета Гатцука» и «Восток» (1884 г.), «Восточное обозрение» (1885 г.), «Русское дело» и «Русский курьер» (1889 г.), «Восход» (1891 г.), «Хозяин» (1897 г.), «Сибирь» (1898 г.).
Все периодические издания, как бесцензурные, так и подцензурные, могли быть приостановлены на бессрочный период или совершенно закрыты на основании распоряжения особого совещания, в состав которого входили министры внутренних дел (тогда это был Д. А. Толстой), юстиции (весьма умеренный по взглядам Д. Н. Набоков) и просвещения (И. Д. Делянов - автор циркуляра о «кухаркиных детях»), а также обер-прокурор Синода (К. П. Победоносцев - без комментариев) и
представитель того ведомства, по инициативе которого был возбуждён вопрос о вредном направлении издания. Таким образом, дела об окончательном запрещении периодических изданий были изъяты из ведения Сената, являвшегося правительственным юридическим учреждением, рассматривавшим те или иные вопросы с точки зрения тогдашней юрисдикции.
Начиная со следующего года, после появления нового положения, эта мера, по самым различным поводам, регулярно применялась в отношении периодических изданий: «Московский телеграф» (1883 г.), журнал «Отечественные записки» (1884 г.). «Светоч», «Здоровье» и «Дроэба» (на грузинском языке), киевская «Заря» (1885 г.), «Сибирская газета» (1889 г.), «Русская жизнь» (1895 г.). «Новое слово» (1897 г.), «Ардзаганк» (на армянском языке, 1898 г.), «Начало» и «Русский труд» (1899 г.), «Северный курьер» (1900 г.), журнал «Жизнь» (1901 г.), газета «Россия» (1902 г.).
Следующим существенным моментом закона 27 августа 1882 г. являлась ликвидация т. н. «редакционной тайны», предусматривавшей право издателя не называть имя автора той или иной статьи. Теперь, по требованию министра, редакции обязаны были сообщать звания, имена и фамилии авторов помещённых статей. Пусть и не очень надёжное прикрытие в виде псевдонима теперь уже не могло сохранить в тайне авторов, по поводу которых затевались репрессии. Текст Временных правил о печати был напечатан в газете «Неделя» с многозначительным замечанием: «Этот
новый закон о печати настолько ясен сам по себе, что нам с читателем остаётся без всяких рассуждении принять его к сведению»22.
Ещё одним «временным» правилом предусматривалась приостановка периодических изданий на срок не свыше восьми месяцев немотивированным распоряжением министра внутренних дел. Эта мера распространялась как на столичные, так и на провинциальные издания, но шире применялась в отношении прессы, существовавшей вне Москвы и Петербурга: с 1882 по 1905 гг. из общего числа приостановленных без предостережений изданий (77) - 57 приходилось на национальные и провинциальные.
Можно также отметить, что количество репрессивных мер с принятием закона 1882 г., -справедливо отмечал Б. П. Балуев, - не имело
тенденцию к резкому увеличению: «Сам факт появления их подействовал на печать достаточно угнетающе»23. Только начиная с 1887 г., т. е. спустя пять лет, наметился определённый рост, а в 1897-1898 гг. произошел всплеск обрушившихся на печать административных воздействий. Примечательно, что всё это время, на протяжении целых тринадцати лет и четырёх месяцев (с 1883 по 1896 г.), должность начальника Главного управления по делам печати занимал Е. М. Феоктистов - правая рука министра внутренних дел Д. А. Толстого и обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева. Судя по сохранившимся письмам, глава цензурного ведомства регулярно согласовывал свои решения с влиятельным советником Александра III, предоставляя проекты постановлений по делам печати раньше, чем собственному министру. К. П. Победоносцев не скупился на «указания», регулярно упрекая Е. М. Феоктистова за «послабления и недосмотры».
В течение этого относительно длительного периода наблюдался и подъём, и падение правительственного интереса к печати, которые нельзя объяснить ни сменой руководства цензурным ведомством, ни изменением законодательства. Впрочем, когда летом 1896 г. Е. М. Феоктистова, по рекомендации того же К. П. Победоносцева, сменил М. П. Соловьёв, который, по свидетельству очевидцев, отличался неуравновешенностью характера и «во многих отношениях стеснил печать более Феоктистова»24, число наказаний печати резко возросло. За время его пребывания в должности начальника Главного управления по делам печати (1896 - до смерти в 1899 г. министра внутренних дел Д. А. Толстого) было осуществлено почти такое же количество приостановок газет и журналов, как в 13-летний период пребывания на этом посту Е. М. Феоктистова.
Между тем цензурное законодательство продолжало обрастать новыми положениями. Комитет министров 28 марта 1897 г. принял документ, затруднявший переход периодических изданий из одних рук в другие и вновь получивший обозначение как «временная мера». «Одну из особенностей нашего законодательства составляет с некоторых пор обилие правил временных по имени, но на самом деле весьма долго сохраняющих свою силу, - делал вывод, спустя почти 40 лет после принятия первого такого «временного»
закона от 6 апреля 1865 г., известный адвокат К. К. Арсеньев. - Нигде, кажется, эта особенность не выразилась так ярко, как в области законов о печати»25. К началу XX в., несмотря на многочисленные попытки качественно обновить цензурное законодательство, оно продолжало оставаться консервативным. Между тем изменения, происходившие в стране, требовали новых подходов как во внутренней и внешней политике, так и к проблемам печати, в которой эта политика находила отражение.
С конца 1904 г. обсуждался вариант, при котором цензурное ведомство должно было покинуть стены Министерства внутренних дел и стать самостоятельным26. В Высочайшем Указе от 12 декабря 1904 г. было заявлено об устранении из действующих постановлений о печати «излишних стеснений» и декларировалось предоставление отечественной печати возможности «достойно выполнять высокое призвание - быть правдивою выразительницею разумных стремлений на пользу России»27. Комитетом министров во исполнение этого указа были предложены отдельные меры, например, отмена положения, затруднявшего переход периодических изданий из одних рук в другие.
Однако события января 1905 г. внесли свои очередные коррективы и дали дальнейший толчок к изменению законодательства о цензуре печати: Комитет министров предложил учредить Особое совещание для пересмотра действующих цензурных постановлений, которое было создано под председательством члена Государственного совета, директора Императорской публичной библиотеки Д. Ф. Кобеко и начало работу 23 января 1905 г. Задача нового закона виделась в «... предоставлении печати больших облегчений сравнительно с теми, какие были дарованы в 1865 г.»28. Проект готовившегося устава предусматривал отмену предварительной цензуры, отказ от системы административных взысканий, устанавливал ответственность за правонарушения в сфере законодательства о печати только по решению суда.
Ход работы совещания практически был прерван Манифестом 17 октября 1905 г., который внёс свои заметные поправки во внутреннюю политику государства. В первом пункте документа от имени царя на правительство возлагалось «.даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личнос-
ти, свободы совести, слова, собраний и сою-зов»29. В стремительно менявшейся политической ситуации правительство С. Ю. Витте втайне от комиссии Д. Ф. Кобеко начало работу по созданию наиболее приемлемого для этих обстоятельств законодательства. Члены Особого совещания, узнав об этом, выразили протест, после чего вскоре заседания прекратились. Впрочем, работа комиссии не пропала даром, и её документы послужили рабочим материалом для выработки временных правил
о печати конца 1905 г.
В разгар осенних политических событий 1905 г. забастовка печатников привела к прекращению издания всех газет, кроме органа Совета рабочих депутатов «Известий» и «Правительственного вестника». Совет рабочих депутатов в резолюции «О газетных рабочих» от 19 октября постановил, чтобы трудящиеся в области печатного дела производили работу только при условии, если редакторы и издатели гарантировали свободу слова за счёт решительного игнорирования учреждений по надзору за печатью30. Практическим ответным ходом явился циркуляр премьер-министра С. Ю. Витте в Главное управление по делам печати от того же 19 октября, в котором говорилось, что «.ни в одном государстве не существует такой свободы печатного слова, которая бы не была ограничена определенными карательными законами, а потому у нас эти законы всегда будут ограничивать свободу печати»31. Однако вплоть до конца ноября 1905 г. издания выходили без официальных цензурных разрешений.
В конце года была осуществлена попытка заключить в правовые рамки уже фактически начавшееся самостоятельное освобождение прессы от правительственного контроля. Общее собрание Государственного совета на чрезвычайном заседании 22 ноября 1905 г. рассмотрело внесённый по Высочайшему повелению проект очередных временных правил. В обсуждении нового закона принял участие и Совет министров, который при подготовке проекта указа признал: «Фактически захватив полную свободу, периодическая пресса, в лице некоторых её органов, нередко широко и безгранично ею пользуется, с нарушением пределов, необходимых для охраны общественного порядка и спокойствия <...> освещая факты с самой тенденциозной точки зрения, проповедуя, наконец, самые крайние учения, такие органы повременной печати
поддерживают смуту и затрудняют правительство в осуществлении предуказанных Его Величеством преобразований и в восста-
32
новление порядка в стране»32.
На официальном уровне было признано, что существовавшая с 1865 г. «.система цензуры и административных взысканий за проступки печати оказалась несостоятельною», поскольку она не предупредила распространения в печати идей, против которых была направлена, но зато вызывала постоянное недовольство как печати, так и всего общества. Преследование «так называемого вредного направления», возложенное на цензуру, при невозможности точного определения в законе этого понятия, привело к тому, что учреждения и лица, осуществлявшие надзор за печатью, «.руководствовались изменчивыми указаниями подлежащих властей, а, нередко, и личным их усмотрением»32. «Для обеспечения действительной свободы печати, таковая должна получить закономерное положение. То, что, по мнению правительства, не может быть допускаемо к обсуждению в печати, что признаётся преступлением или проступком, должно быть точно и определительно установлено в законе. Наказаниям орган повременной печати может быть подвергаем лишь при нарушении им такового запрета и только по приговорам судебных учреждений»32.
Утверждённый 24 ноября 1905 г.
Высочайший указ о повременных изданиях был направлен в Сенат со следующим комментарием: «Ныне, впредь до издания общего о печати закона, признали мы за благо преподать правила о повременных изданиях, выработанные Советом министров и рассмотренные в Государственном совете. Правилами этими устраняется применение в области периодической печати административного воздействия, с восстановлением порядка разрешения судам дел о совершенных путем печатного слова преступных деяний»33. Таким образом, нормами нового законодательства отменялся режим административного воздействия и устанавливалась судебная ответственность.
Временные правила отменяли «предварительную как общую, так и духовную цензуры» газет и журналов, выходивших в городах, оставляя её «в отношении изданий, выходивших вне городов». Отменялись постановления об административных взысканиях, правила о залогах, статья 140. «Ответственность за пре-
ступные деяния, учиненные посредством печати в повременных изданиях» определялась в судебном порядке. По суду издание могло быть запрещено, приостановлено или арестовано, нарушители закона штрафовались (до 500 р.), арестовывались (до 3 месяцев), заключались в тюрьму (на срок от 2 до 16 месяцев) или исправительный дом, ссылались на поселение34.
Однако на этом цензурная история дореволюционной России не закончилась. Ещё в
1865 г. некрасовский «Современник»35 приводил в своём обзоре материалы журнала «День» И. С. Аксакова: «Всё у нас существует будто бы, а законы не уважаются. <...> Подобие правосудия, подобие муниципалитетов, подобие самоуправления, подобие просвещения, подобие науки, подобие классического образования, подобие университетов,
- подобие либерализма, прогресса, независимости церкви, порядка, общественной силы, общественных действительных интересов, общественного мнения, - подобие самостоятельности у публицистов, подобие правды в отчётах, подобие жизни!.. Пожалуй, явится скоро у нас подобие народности и подобие “политической” свободы!»36
С момента этой публикации прошло более сорока лет и, наконец, был создан закон от 24 ноября 1905 г., который впервые в российской системе законодательства был действительно законом о печати, а не о цензуре печати. Однако «Современник» ещё в 1865 г. сумел подметить особенность, ставшую одной из наиболее примечательных черт политического развития страны не только во второй половине XIX в.: помимо действующих законов, в России всегда существовали силы, иногда даже не обязательно административные, которые зачастую были могущественнее законодательства и в конечном итоге определяли сущность тех или иных процессов и направлений развития. «Не следует ли искать этих тёмных сил где-нибудь поглубже, чем в том цензурном порядке, где мы думали только что накрыть их?»36, - задавался вопросом публицист «Современника». Действительно, цензурная практика России второй половины XIX в. наглядно показала, что и самый жёсткий закон в отношении печати, и самый либеральный не только сохраняли определённое жизненное пространство для её развития, но и не в состоянии были остановить, а зачастую и изменить, кипевшие в ней внутренние про-
цессы. Вот почему в лице закона от 24 ноября 1905 г. страна приобрела очередное «подобие».
Примечания
1 Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел : в 2 т. Т. II. (1865-1876 гг.). - М. : Изд-во АН СССР, 1961. - С. 443.
2 В своём дневнике в записи от 21 января тогдашний министр внутренних дел П. А. Валуев отмечал, что, так же, как и накануне, в Департаменте законов проявилось «. невероятно р8еЫо-либеральное стремление всех почти членов собрания к обезоружению правительства против прессы» (См.: Дневник П. А. Валуева. - С. 17). Совершенно противоположная ситуация наблюдалась в Государственном совете. П. А. Валуев в дневниковой записи от 22 февраля сетовал на то, что многие его члены «.из старших и наименее понимающих дело были в пользу этой отсрочки инстинктивно, в надежде кое-как от кое-чего отделаться» (Дневник П. А. Валуева... - С. 24). Очевидную роль в быстром принятии закона сыграло то обстоятельство, что 6 апреля 1865 г. Александр II уезжал за границу, в связи с болезнью находившегося там цесаревича (наследник престола умер 12 апреля этого же года). Отъезд императора, утверждавшего законопроект, ускорил решение всех вопросов.
3 Джаншиев, Г. А. Эпоха великих реформ. Гл. 6. Закон о печати 6 апреля 1865 г. / Г. А. Джаншиев. - СПб., 1905. - С. 338.
4 Исторические сведения о цензуре в России.
- СПб., 1862; Записка председателя комитета для пересмотра цензурного устава, действительного статского советника Берте, и члена сего комитета, статского советника Янкевича.
1862 года. - СПб., 1862; Записка о цензуре коллежского асессора Фукса. - СПб., 1862; Сборник постановлений и распоряжений по цензуре с 1720 по 1862 г. - СПб., 1862.
5 Антонович, М. А. Надежды и опасения : По поводу освобождения печати от предварительной цензуры / М. А. Антонович // Современник. - 1865. - № 7. - С. 173-196.
6 См.: Скабичевский, А. М. Очерки исто-
рии русской цензуры (1700-1863 гг.) /
А. М. Скабичевский. - СПб., 1892. Впервые текст был опубликован на страницах журнала «Очечественные записки». 1882. № 3, 4, 6, 8, 10, 12; 1883. 1, 3, 4, 6, 8, 9, 12; 1884. № 3, 4;
Лемке, М. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия / М. Лемке.
- СПб., 1904; Богучарский, В. Очерки из истории русской журналистики XIX века / В. Богучарский // Из прошлого русского общества. - СПб., 1904; Энгельгардт, Н. Очерк истории Русской цензуры в связи с развитием печати (1703-1903) / Н. Энгельгардт. - СПб., 1904; Русская печать и цензура в прошлом и настоящем / Вл. Розенберг ; В. Якушкин.
- М., 1905; Градовский, А. О свободе русской печати / А. Градовский. - СПб., 1905; Венгеров, С. А. Самодержавие и печать в России / С. А. Венгеров. - СПб., 1906.
7 Скидан, Вл. Цензорские порядки былого времени. Из воспоминаний редакторов / Вл. Скидан, Л. Мельников // Изв. о-ва любителей изучения Кубан. края. Вып. VIII / под ред. проф. Б. М. Городецкого. - Краснодар, 1924. - С. 127-135; Голдобин, А. В. Забияка / А. В. Голдобин // Журналист. - 1925. - № 10.
- С. 17-19; Волков, И. А. 20 лет по газетному морю : Из воспоминаний газетного работника / И. А. Волков. - Ивано-Вознесенск, 1925; Белоусов, И. А. Царская «цедилка» / И. А. Белоусов // Сегодня : альманах. - М., 1927. - С. 167-169; Скабичевский, А. М. Первое 25-летие моих литературных мытарств / А. М. Скабичевский // Литературные воспоминания. - М. ; Л., 1928. - С. 311-334 и др.
8 Бережной, А. Ф. Царская цензура и борьба большевиков за свободу печати. 1895-1914 /
A. Ф. Бережной. - Л., 1967; Зайончковский, П. А. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х годов / П. А. Зайончковский.
- М., 1969; Герасимова, Ю. И. Из истории русской печати в период революционной ситуации конца 1850-х - начала 1860-х гг. / Ю. И. Герасимова. - М., 1974; Оржеховский, И. В. Администрация и печать между двумя революционными ситуациями, 18661878 / И. В. Оржеховский. - Горький, 1973; Чернуха, В. Г. Правительственная политика в отношении печати, 60-70-е годы XIX века /
B. Г. Чернуха. - Л., 1988 и др.
9 См.: Сборник постановлений и распоряжений по делам печати от 5 апреля 1865 г. по 1 августа 1868 г. - СПб., 1868. - С. 1-2.
10 Сборник постановлений и распоряжений по делам печати. - С. 11.
11 См.: Розенберг, В. Пресса, цензура и общество / В. Розенберг // Русская печать и цензура в прошлом и настоящем / Вл. Розенберг ;
В. Якушкин. - М., 1905. - С. 91.
12 Журнал № 7. Заседание 23 мая 1870 г. // Журналы особой комиссии, высочайше учреждённой 2 ноября 1869 г. для пересмотра действующих постановлений о цензуре и печати. № 1-27. - 1869-1870 г. - С. 57.
13 Русская печать на рубеже третьего столетия своего существования // Право. - 1903.
- № 1.
14 Диффамация в законодательстве дореволюционной России обозначала «оглашение в печати о частном или должностном лице, обществе или установлении такого обстоятельства, которое может повредить их чести, достоинству или доброму имени». В отличие от клеветы, при диффамации порочащие сведения могут и не носить клеветнического характера.
15 Законы о печати : Собрание действующих законодательных постановлений о печати, разъясненных по решениям кассационных департаментов Правительствующего Сената и циркулярам министра внутренних дел. -СПб, 1873. - С. 5.
16 См. подробнее: Самодержавие и печать в России / под ред. С. А. Венгерова. - Б-ка «Светоча». - СПб., 1906. - № 4; Мартирологий русской периодической печати. Приложение // Воен.-ист. журн. - 1997. - № 4. - С. 86-90.
17 См. подробнее: Оржеховский, И. В.
Администрация и печать в период между двумя революционными ситуациями (18661878). - С. 71-77.
18 См.: РГИА. Ф. 776. Оп. 8. Ед. хр. 3. Л. 1.
19 Цит. по: Балуев, Б. П. Политическая реакция 80-х гг. XIX в. и русская журналистика / Б. П. Балуев. - М., 1971. - С. 35.
20 Газета издателя-редактора И. И. Родзевича «Московский телеграф» была закрыта на 4 месяца 24 марта 1882 г.
21 К. П. Победоносцев и его корреспонденты : Письма и записки с предисловием М. Н. Покровского. Т. I, полутом 1. - М. ; Пг. : Гос. изд-во, 1923. - С. 85.
22 Новый закон о печати // Неделя. - 1882.
23 Балуев, Б. П. Политическая реакция 80-х гг. XIX в. и русская журналистика. - С. 43.
24 Сидоров, А. А. Из воспоминаний цензора. Начальники Главного управления по делам печати с 1893 по 1905 г. и В. С. Адикаевский / А. А. Сидоров // Цензура в России в конце XIX - начале XX века : сб. воспоминаний.
- СПб., 2003. - С. 241-242.
25 Русская печать на рубеже третьего столетия своего существования // Право. - 1903.
- № 1.
26 См.: Ландау, Г. О свободе печати / Г. Ландау // Право. - 1904. - № 42.
27 См.: Правительств. вестн. - 1905. - № 256.
28 Протоколы высочайше утвержденного под председательством Д. Ф. Кобеко Особого Совещания для составления нового устава о печати (10 февраля - 4 декабря 1905 г.). -СПб., 1913. - С. 5-6.
29 Российское законодательство X-XX вв. : в 9 т. Т. 9. Законодательство эпохи буржуазно-демократических революций. - М. : Юрид. лит., 1994.- С. 41.
30 Периодическая печать и временные правила 24 ноября 1905 г. - М., 1907. - С. 4.
31 РГИА. Ф. 776. Оп. 15. Ед. хр. 353. Л. 1.
32 Правительств. вестн. - 1905. - № 256.
33 Жирков, Г. В. История цензуры в России XIX-XX вв. : учеб. пособие / Г. В. Жирков.
- М., 2001. - С. 190.
34 См.: Правительств. вестн. - 1905. - № 256.
35 Эта статья явилась одним из поводов для объявления журналу «Современник» перво-
го предостережения, выданного ему от имени министра внутренних дел 10 ноября 1865 г. В тот период Главное управление по делам печати давало точное указание даже на строки публикаций, вызвавшие цензурное взыскание. Официальная формулировка гласила: «В статье “Записки современника”, помещённой в той же книжке, в особенности на стр. 308— 321, заключается косвенное порицание начал собственности в применении к капиталистам, несправедливо, будто бы, присвоившим себе сбережения рабочих классов». Иными словами, заинтересовавший нас текст, звучащий во многом актуально и по сей день, не вызвал интереса у работников цензурного ведомства, а, может, вызвал, но они не усмотрели в нём ничего предосудительного? Возможно, здесь тоже сыграло свою роль некое подобие?..
36 Записки современника // Современник.
- 1865. - Август, т. 109. - С. 306.
