CC BY
39
_____________________________Позиция_______________________________
Александр ПОНЕДЕЛКОВ, Александр СТАРОСТИН
РОССИЯ: СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ БЕЗОПАСНОСТИ
В статье анализируется явление терроризма как политического фактора и процесса. Рассмотрены основные подходы к различным проявлениям терроризма: глобальным, региональным, локальным. Значительное внимание уделено рассмотрению специфики политической конкуренции в современной России и сложившейся практики ее регулирования.
The phenomenon of terrorism as political factor and process is being analyzed in the article. The main approaches to various displays of terrorism, such as global, regional, local ones, are considered. Especial attention is given to consideration of political competition specificity in modern Russia and to hands-on experience of its settlement.
Ключевые слова:
терроризм, репрезентации, анализ, тенденции, социальные системы; terrorism, representations, analysis, tendencies, social systems.
ПОНЕДЕЛКОВ Александр Васильевич — д.полит.н., профессор; проректор по работе с органами власти и учебными заведениями Северо-Кавказского института — филиала РАНХи ГС [email protected]
СТАРОСТИН
Александр
Михайлович —
д.полит.н.,
профессор;
проректор по науке,
послевузовскому
и дополнительному
профессиональному
образованию
Северо-Кавказского
института —
филиала РАНХ и ГС
Очевидно, что процессы социально-политических и экономических преобразований российского общества последних лет обнаруживают всю сложность переходных процессов. В числе наиболее сложных и противоречивых проблем государственного управления в новых условиях оказались проблемы этнотерри-ториальные. Особую остроту они приобрели в Северо-Кавказском регионе, где в полной мере проявилась неадекватность общей системы политического управления, главный недостаток в функционировании которой заключается в ее «подгонке» к реальной социально-экономической динамике региона.
В прежние времена мы сказали бы о рассогласовании базисных и надстроечных составляющих социальной системы макрорегиона.
Ныне подчеркнем значительные дисфункции политического управления, вызванные фрагментацией государственной системы, рассогласованием системы приоритетов, на которые ориентированы представители государственной власти на разных ее уровнях.
Следует также напомнить о значимости проблемы сопряженности основных сфер социума для конструирования системы политического — и не только политического — управления.
Например, игнорирование особенностей структуры производственного аппарата, его размещения и социально-профессиональной структуры общества при выстраивании новых отношений собственности, обмена, распределения привели к разрушению производительных сил. Производственный аппарат и обслуживающий его профессиональный персонал были ориентированы на крупные государственные заказы и были приспособлены к ним. Когда же заказчик ушел с рынка, то преобразовать негибкую производственную структуру только через перестройку системы правовых и экономических отношений оказалось невозможно.
Наряду с важностью учета сопряженности сферы производительных сил и экономических отношений при выстраивании системы политического управления, не меньшую значимость имеют сопряжения и других сфер: экологической и экономической систем, духовно-культурной и экономической сферы. Это достаточно наглядно просматривается на примере жизнедеятельности южнороссийского региона.
Речь идет, прежде всего, о взаимосвязи микро- и макросоциаль-ного уровней взаимодействия этнополитических и этносоциальных процессов.
Существо этих взаимосвязей заключено не только в воздействии
динамики социальных и политических интересов вышестоящих субъектов. В немалой степени новые векторы политической перестройки вырастают из микро-социального развития республик, краев и областей Северного Кавказа, где имеют место процессы этнокультурного и этно-политического обособления.
Основным направлением, способствующим процессу национального обособления, является регионализация; так или иначе, но постоянно идет процесс формирования новой этносоциальной субъект-ности. Такими направлениями формирования стали:
— этнополитическое (организационное и правовое оформление институтов политического управления);
— этноэкономическое (выделение и обособление экономических связей, секторов и укладов, контролируемых титульными этническими группами, развитие новых горизонтальных и вертикальных экополитических связей, включая и международные);
— этнотерриториальное (оконтурива-ние границ проживания этносоциальных общностей, восстановление «исторической справедливости» или самоутверждение в конкуренции с другими этносоциальными общностями, включая захват территорий, их обмен, аренду и т.п.);
— этнокультурное (обособление этнокультурных ценностей, норм, средств коммуникаций, институтов образования и культуры, превращение их в институты этнокультурного развития и обособления).
Нетрудно увидеть, что микросоциальный аспект выходит на макросоциальный уровень, задает новую систему макроэкономических и геополитических отношений.
Отслеживая тенденции в развитии этносоциальных субъектов, проявляющиеся на микро- и макроуровне, выделим наиболее показательные и способствующие этносоциальной автономизации:
— продвижение в области политической самоидентификации: от доминирования чувства «большой Родины» (Россия, Российская Федерация, Российское государство) к чувству «малой Родины» (национальная республика, суверенное национальное государство);
— эволюция в области социальной самоидентификации: от доминирования принадлежности к общесоциальной общности (россияне, российский народ,
русский народ) к этнической и поселенческой общности;
— постепенный переход от идентификации, связанной с доминированием социально-профессиональной принадлежности (рабочий, крестьянин, интеллигент, инженер, врач, ученый и т.п.) к доминированию социально-экономической отнесенности (высший, средний, низший классы), включение механизмов этносоциального протежирования (большая поддержка и льготирование «своих» в предоставлении ресурсов, способствующих продвижению на более высокие социально-экономические уровни);
— сдвиг от духовно-культурных (идео-ценных) приоритетов в жизненных ценностях к потребительским;
— перемещение в области языковых коммуникаций: от абсолютно доминирующей русскоязычной среды к этноязычной и субъязычной (сленги и диалекты) вместе с процессом изменения культурно-лингвистической иерархии от русскоязычного преобладания к этноязычному; поиск и подбор новых лингвистических средств межэтнического общения;
— движение от доминирования общегражданских ценностей в сознании и руководстве поведением к этнокультурным, конфессиональным, культурнопоселенческим;
— сужение горизонта восприятия и идентификации «свой — чужой» от континентального и гиперсоциального до макротерриториального и поселенческого уровней.
Можно заключить, что одним из основных направлений, способствующих процессу национального обособления, переходу этнотерриториальной идентичности на качественно иной уровень, является регионализация. В свое время ослабление прямых управленческих связей «центр — регионы», передача регионам части государственных полномочий напрямую способствовали формированию новой этносоциальной субъектности в России.
В анализе проблем политического рассогласования особого внимания требует анализ проблемы усиливающегося демографического давления в республиках Северного Кавказа. Регион является практически единственной в РФ территорией, где происходит значительный рост населения за счет его расширенного воспроизводства. И дело не в росте самом
по себе, а в сочетании таких фундаментальных факторов, как, с одной стороны, деиндустриализация и традиционализа-ция, которая приводит к быстрому сокращению рабочих мест и вызывает переход к агрокультурному типу экономики, требующему значительных новых территорий. С другой стороны, происходит рост численности молодежи, не получающей соответствующего профессионального образования и не задействованной системой образования и трудовой занятости.
В рассогласовании политического управления и социально-экономической динамики выделим аспект геополитический.
В геополитике явно проявляются две основные тенденции. С одной стороны, это тенденция суверинизации республик, с другой — защитные меры от последствий тех или иных шагов, предпринимаемых центральной властью.
Кроме того, нельзя не замечать политические игры, связанные с попытками реализации политических и социальных притязаний отдельных этнических и конфессиональных групп, которые были вынужденно отложены или пресечены центральной властью в более ранние исторические периоды, а также игры различных политических субъектов (ряда государств ближнего и дальнего зарубежья, с одной стороны, и самих республик региона — с другой) в целях влияния на центр РФ. Что касается республик региона, то основная направленность их игры связана с попытками привлечь инвестиционные и бюджетные потоки, пролоббировать свои социально-экономические интересы.
Основной вектор действий, складывающийся в итоге в регионе, приводит к значительному ослаблению военно-политического присутствия и влияния России в регионе при увеличении экономической помощи и объема дотаций с ее стороны.
При анализе феномена рассогласования политического управления и развития социально-экономической системы принцип взаимосвязи микросоциального и макросоциального уровней анализа требует дополнения принципом социальной динамики. Опора на последний позволяет выстроить более адекватные представления о типах и направленности процессов этносоциального обособления, связанных с федерализацией Российского государства. Принцип социальной динамики требует обозначения типа общесоциальных
процессов и общесоциального контекста, в рамках которого происходят федерализация и этносоциальное обособление. Дело в том, что при формальном сходстве проблем этносоциального обособления они бывают включены в весьма различные контексты и процессы общесоциального развития.
В плане поиска ресурсов стабилизации необходимо осуществление активной государственной социальной и экономической политики на уровне крупных государственных программ: молодежной, образовательной политики, политики трудовой занятости.
Надо ли напоминать, насколько важен при этом анализ терроризма как явления и практики современности?
В политических дискуссиях и оценочных суждениях по поводу глобальных, региональных и локальных проявлений терроризма встречается два класса подходов: фетишистский1 и экспертный. Фетишизм характерен больше для реальных политиков, публицистов, склонных к формированию нового образа врага человечества. Эксперты, выполняющие познавательные, аналитические, диагностические задачи, за фасадом терроризма вычленяют подспудные силы и детерминирующие факторы. Этим и определяется методология принятия политических решений и действий. Фетишистский подход основывается, как известно, на методологии борьбы с симптомами и внешними проявлениями. Однако и в политике, равно как и в повседневной жизни, не менее хорошо известно, что без точной диагностики, выявляющей истоки, причины состояния, болезнь вылечить нельзя. Понятно, что терроризм — это патологические социальные проявления. Чтобы с ними успешно бороться, нужно знать, что их породило, симптомом и результатом каких динамических изменений и катаклизмов он является. Здесь лежит ряд типологических ситуаций различной причинной обусловленности, наиболее характерные из которых мы далее и рассмотрим.
Первая ситуация. Терроризм — это радикальное средство, с помощью которого новый политический подход, новая политическая группа, ресурсы которой несоизмеримы с властвующей элитой, пытается
1 В русском языке есть даже более определенное наименование для подобного феномена, которое обозначается словом «жупел» — то, чем пугают, устрашают.
расшатать властные позиции и прийти к власти. Возникает вопрос — не является ли террористическая патология единственным реальным ответом на другую патологию, а именно на узурпацию власти и закрытие легальных каналов продвижения к ней? Если это действительно так, то следует скорректировать стратегию и тактику властвующей группы. Иначе она рано или поздно власть потеряет — будет ли это следствием террористических воздействий или же в результате процесса потери социальной базы поддержки и делегитимации по тем же причинам, которые обусловили и террористические акты.
Вторая ситуация. Терроризм — это прямое порождение действий структур — сателлитов властвующей группы, которая использует его (терроризм) в качестве средства устрашения, мобилизации, переключения внимания населения, создания искусственного «образа врага». Если дела в державе идут неблестяще и число недовольных быстро растет, то нужно показать им, что может быть и гораздо хуже и, пользуясь этим, направить часть усилий общества на ложные цели. В данном случае терроризм выступает в качестве механизма управ -ления в кризисных ситуациях властвующей группировки, которая знает, что борьба с ним входит в общие правила игры и о них, помимо власть имущих, мало кто знает.
Третья ситуация. Терроризм — это скрытый (диверсионный) механизм воздействия одного государства на политику другого государства, либо ведущий к ослаблению противника, либо предшествующий широкомасштабной войне. В таком случае следует научиться воздействовать не только на исполнителей тайных операций, но и на их инициаторов, организаторов и соучастников.
Наконец, терроризм — это одно из проявлений конкурентной борьбы между политическими, экономическими и иными группами, каждая из которых стремится занять более высокие статусные позиции и выбить противника в конкурентной борьбе.
Последняя ситуация представляет наибольший интерес для исследователей, поскольку для современной России она носит контекстуальный характер и обусловлена повсеместным распространением и культивированием неограниченных конкурентных начал в основных сферах жизнедеятельности, сочетаемых
с неустоявшейся политико-правовой и гуманистической культурой.
Каждая из приведенных типологических ситуаций, генерирующая террористические проявления, требует своей методологии анализа и методики их купирования и разрешения. Хотя наиболее сложной и имеющей социально-системную природу выглядит последняя, четвертая. И вместе с тем по отношению к ней наблюдается наименьшее число аналитических суждений и предложений. Пожалуй, можно констатировать определенное табуирова-ние проблемы.
Целесообразно, на наш взгляд, обратить внимание на изучение соотношения солидарных и конфликтных начал в условиях разного типа социальных сред и процессов.
Вероятно, во всех обществах наблюдается тот или иной вид согласия относительно ценностей, и в то же время, несомненно, везде возникают конфликты. Более того, как правило, в социологическом исследовании всегда следует изучать соотношение между консенсусом и конфликтами в пределах социальных систем1.
Можно предположить, что естественны такие типологические социальные системы, где преобладающей стороной выступает либо консенсусная сторона, либо конфликтная, но и в том и в другом случае данные состояния, выступающие как норма в рамках каждой отдельной системы, видятся дисфункцией в рамках другой.
С одной стороны, в качестве таких типологических социальных систем выступает традиционное общество. Стабильность в нем доминирует в качестве базовой ценности и установки, что обусловливает культивирование механизмов солидаризации. В этом ряду — установление общинных целей и ценностей как приоритетных по отношению к индивидуальным; культивирование идеократических комплексов в качестве всеобщих; установление жесткой социальной иерархии.
С другой стороны, в современном (индустриальном и постиндустриальном) обществе в качестве базовой ценности и установки доминирует ориентация на высокую социальную динамику, обеспечиваемую конкуренцией во всех основных видах отношений. Конкуренция может рассматриваться как конфликт низкой
1 См. подр.: Гидденс Э. Социология. — М., 2005, с. 575.
интенсивности, развивающийся в особым образом институционализированной социальной среде, не позволяющей перейти конфликту на более высокий уровень интенсивности и поддерживающей общественно-легитимные условия состязательности («общественный договор»). Культивирование механизмов конкуренции обеспечивает конституирование таких ценностей, как свобода личности и приоритет (паритет) индивидуальных интересов над групповыми, социальная динамика и инновации.
Здесь требуются некоторые пояснения. Под конфликтами низкой интенсивности следует понимать отношения, которые не меняют общесистемную конфигурацию общества существенным образом, но придают ему значительную социальную динамику. Сохранение данной конфигурации обусловлено консенсусом участвующих сторон («правила игры» или «правила состязательности») и обеспечением этого консенсуса ценностной и правовой системой.
Конфликты высокой интенсивности изменяют общесистемную конфигурацию, они обусловлены нарушением консенсуса одной из сторон (переход в одностороннем порядке к другим, запрещенным «правилам игры»). Разрушение консенсуса ведет к развертыванию различных процессов, ведущих:
— к обособлению одной из сторон в рамках прежней системы;
— изменению системы доминирования;
— перераспределению ресурсов, собственности, территорий.
Подобные конфликты и их последствия характерны, например, для переходных обществ. В процессе перехода от традиционного общества к современному происходит переформатирование соотношения солидарных и конфликтных начал в рамках формирования новых базовых ценностей (или вне этих рамок). Характерная черта таких обществ — значительный рост конфликтов высокой интенсивности. В случае затягивания процесса формирования новых регуля-тивов солидарных, консенсусных отношений затягивается и переходный период.
Поскольку основными механизмами развития современного общества, обеспечивающими высокую социальную динамику, выступают легитимизированные и социально регулируемые различные виды конкуренции (политическая, экономи-
ческая, духовная), уточним существо конкурентных отношений.
Конкуренция, состязательность становится воспроизводящимся процессом лишь постольку, поскольку органически включает элемент солидарности, консенсуса, который основывается на: а) общем признании основных правил и условий состязательности; б) наличии независимых арбитров (институтов) и санкций за нарушение условий состязательности; в) разрушении привилегированного положения отдельных участников конкурентного процесса (демонополизация); г) публичности и открытости.
В случае явного или неявного нарушения правил поддержания конкурентного процесса формируется квазиконкуренция, в рамках которой состязательность только имитируется, а фактически в ее рамках идет фильтрация и исключение наиболее способных, пассионарных участников конкурентного процесса, создаются, в основном теневым образом, особые условия для отдельных участников. В итоге декоративная конкуренция ведет либо к асимметричному теневому ответу, когда «непривилегированные» участники процесса начинают пользоваться запрещенными приемами, либо к конфликтным и скандальным ситуациям, вплоть до массовых социальных взрывов.
Именно квазиконкурентные процессы наблюдаются в современной России, которая полностью погружена в переходный период и, по-видимому, долго еще будет в нем находиться. Основная причина, препятствующая переходу к современному обществу, связана с игнорированием солидарных, консенсусных начал при формировании конкурентных процессов. При этом часть общества, и прежде всего — средний класс, давно проявляет заинтересованность и готовность к утверждению новых ценностей. Не готов, в силу особых интересов, высший класс. Это — общий диагноз.
В связи с этим обратим внимание на специфику политической конкуренции в современной России и сложившуюся практику ее регулирования.
Политическая конкуренция относится к сфере политики, а политика — это отношения власти, вокруг которой неизбежно возникает принимающая разные формы борьба — от конкуренции до конфликтов между различными социальными и
политическими силами. Следовательно, степень политического насилия, осуществляемого группами (партиями) в отношениях друг к другу и к государству, может увеличиваться или снижаться, а его индикатором выступает политическая конкуренция, которая, определяя меру организованности общества, непосредственно влияет на возникновение в ходе модернизации единой политической системы1.
Политическая конкуренция нужна для развития плюралистической демократии. К примеру, минуя этап конкуренции политических партий, по-видимому, нельзя выработать цивилизованную политику, цивилизованный механизм взаимодействия гражданского общества и власти.
Уточняя понятие «политическая конкуренция», будем различать два специфических вида взаимодействия в политике
— конкуренцию и конфликт. Конкуренция отличается тем, что ее участники ориентируются на сложившиеся в обществе нормы и правила, регулирующие порядок достижения поставленной цели.
Специфика политических конфликтов заключается в том, что вступающие во взаимодействие люди, стремясь к достижению своих политических целей, начинают использовать все способы воздействия на своих противников, в т.ч. и такие, которые выходят за рамки разрешенного законом. Конфликты обычно сопровождаются агрессивными действиями с обеих сторон, которые в экстремальных ситуациях могут переходить в вооруженное столкновение.
Перейдем к проблеме использования административного ресурса в политической конкуренции в условиях неразвитой демократии в постсоветской России. Административный ресурс в таких условиях может проявляться как через ограничение политической конкуренции (создание барьеров для потенциальных конкурентов, использование зависимых информационных ресурсов для политической агитации и т.п.), так и через форсирование конкурентных отношений, переводящих их в конфликтные. Неконкурентный политический рынок, в свою очередь, становится фактором формирования административного ресурса2. Ведь поли-
1 См.: Скакунов Э.И. Политическая конкуренция в России // Социологические исследования, 2000, № 5, с. 12.
2 См.: Нуреев P.M. Экономические субъекты постсоветской России // Мир России, 2001, № 3.
тическая конкуренция — это один из механизмов контроля над действиями политиков, обеспечивающих выполнение взятых политиком обязательств. Ослабляя конкуренцию, политик расширяет возможности по использованию доступных ему ресурсов, т.е. увеличивает свой «административный ресурс». С его помощью в дальнейшем он может в большей степени ограничивать конкуренцию.
Напротив, усиливая межгрупповую конкуренцию на основе разных базовых отношений, политик создает тотальное «поле ссоры», благоприятствующее реализации принципа «разделяй и властвуй». Правда, в такой игре можно и управление потерять. Поэтому столь большую популярность приобрели концепции так называемого управляемого конфликта.
Отсутствие в России достаточно развитых нормативно-правовых и иных регуляторов деятельности политиков приводит к дальнейшему увеличению роли административного ресурса. Появляются черты автократического режима, когда власть концентрируется в одних руках.
Возникает вопрос, а есть ли выход, виден ли свет в конце тоннеля?
Думается, что подходы к нему станут более ясными, если рассматривать социум не как поле для тотального культивирования конкуренции в различных базовых отношениях, что порой выглядит как самоцель. Следует обратиться к проблеме устойчивого развития социума, где наряду с конкурентными механизмами действуют механизмы солидаризации.
Основной путь — системный подход к включению механизмов солидаризации в области всех базовых отношений — экономических, политических, духовных. Это позволит смягчить контекст конкурентных отношений в обществе. На таком фоне многие острые и контрастные проявления, включая и терроризм, автоматически будут уходить. А для урегулирования наиболее глубоких конкурентных отношений появится социальная и политическая база.
Статья написана в рамках исследования «Политические угрозы национальной безопасности на Юге России: основные факторы, тенденции развития, инструменты парирования» по проекту НИР ФЮУВПО СКАГС за 2011 год.
