CC BY
179
РОССИЯ И МЕЖДУНАРОДНЫЙ УГОЛОВНЫЙ СУД: НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ИМПЛЕМЕНТАЦИИ РИМСКОГО СТАТУТА
С.В. Глотова
Кафедра международного права Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова Ленинские горы, 19992 Москва, Россия
Статья освещает деятельность Международного уголовного суда современном этапе, оценивается роль МУС в системе международного уголовного правосудия. Особое место занимают вопросы имплементации Россией составов преступлений, закрепленных в Римском Статуте, и, в целом, приведения уголовного законодательства в соответствие с нормами международного гуманитарного права.
Международный уголовный Суд является закономерным итогом развития международной уголовной юстиции. Оговорка Мартенса в IV Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны легла в основу концепции преступлений против человечности, закрепленной впоследствии в уставах Нюрнбергского и Токийского трибуналов, Конвенции о геноциде, статутов трибуналов ad hoc и Римском статуте МУС. Кроме того, Римский Статут криминализировал значительную часть военных преступлений, который уже стали частью обычного международного гуманитарного права.
Участниками первого постоянного международного суда с универсальной юрисдикцией являются 104 государства1. Основной целью Суда является «положить конец безнаказанности лиц, совершающих самые серьезные преступления», преступления, которые угрожают всеобщему миру, безопасности и благополучию, вызывают озабоченность всего международного сообщества. В то же время подчеркнуто, что действенное преследование должно быть обеспечено как мерами, предпринимаемыми на национальном уровне, так и активизацией международного сотрудничества. В этом отношении Суд дополняет национальные системы уголовного правосудия, создавая прочные гарантии уважения к осуществлению междуна- . родного правосудия и обеспечения его соблюдения (п. 10 Преамбулы и ст. 1 Статута, принцип комплементарности) [6, с. 216-228; 11, с. 7-8; 12, с. 5-41].
В настоящее время МУС представляет собой сердцевину системы международного уголовного правосудия, согласно Докладу МУС 61-й сессии Генеральной Ассамблее, подготовленного 3 августа 2006 г. [3]. Формирующаяся система международного уголовного правосудия охватывает национальные, международные и смешанные трибуналы, а также такие международные организации, как ООН.
2005 и 2006 гг. характеризуются активизацией деятельности Суда, в результате чего Суд из органа, существующего «на бумаге», превратился в действующий механизм. В связи с этим международное сообщество испытывает большие ожидания
относительно независимости осуществления правосудия МУС, юрисдикция которого, в отличие от трибуналов ad hoc, гораздо шире, и, что особенно важно, предполагает быть реализованной в невыборочной манере [13, р. 426].
В 2005 г. Международный уголовный суд приступил к практической работе, в
2006 г. он продолжил расследование ситуаций в Демократической Республике Конго; в Уганде; и в Дарфуре, Судан [2]. Если первые ситуации были переданы госу-дарствами-участниками, последнее расследование ведется на основе передачи Обвинителю Советом Безопасности ( Резолюция 1593 (2005) от 31 марта 2005 г.) [5], согласно ст. 13 «Ь» Статута МУС. Данное правовое основание совсем по-иному, нежели возбуждение расследования proprio motu или на основании п. «а» ст. 13, воздействует на компетенцию МУС. В результате МУС можно рассматривать как орган, стоящий на страже интересов мира и безопасности, что превышает задачу классического уголовного преследования, состоящую в наказании виновных за совершение тяжких международных преступлений [19, р. 428]. Передача ситуации в Дарфуре является важным свидетельством того, что Суд является интегрированным звеном системы поддержания мира и международной безопасности. Прокурор МУС согласно своей компетенции принял решение предъявить обвинение нескольким лицам. 11 декабря 2006 г. Обвинитель направил письмо Совету Безопасности о завершении расследования. 27 февраля 2007 г. в Палату предварительного производства 1 Обвинителем были направлены доказательства по делу в отношении министра внутренних дел Ахмада Мухаммада Харуна и лидера милицейского формирования Джаниавид (Janiaweed) Али Мухаммада Абд-Аль-Рахмана [17]. Они, как предполагается, несут ответственность за совершение 51 преступления против человечности и военного преступления. Их действия, совместно с другими лицами, были направлены на совершение систематических нападений на гражданское население (убийства, массовые изнасилования, другие сексуальные преступления, пытки и другие бесчеловечные акты, разграбление имущества, незаконная депортация и перемещение и другие преступные акты), в результате чего около 1,9 млн. человек остались без крова и тысячи умирают от голода и болезней, а 4 млн. являются пострадавшими.
Начато производство по первому делу «Обвинитель против Томаса Лубанга Дийло») [16]. Т. Лубанга — основатель и лидер Союза конголезских патриотов (СКП) — подозревается в совершении военных преступлений, а именно призыве и вербовке детей в возрасте до 15 лет и использовании их в боевых действиях. 10 февраля 2006 г. был издан ордер на арест в отношении Т. Лубанги, и 17 марта 2006 г. он был передан в распоряжение Суда. Это стало возможным благодаря сотрудничеству со стороны государств-участников и ООН (ст. 89 Статута).
В отношении ситуации в Уганде Палата досудебного производства I в порядке осуществления надзора за расследованием и санкционирования действий Службы Обвинителя утвердила 13 октября 2005 г. пять ордеров на арест в отношении членов Армии Сопротивления Господа: Д. Кони, В. Отти, О. Одимбо, Д. Онгвен, Р. Луквиа [15]. До сих пор подозреваемые не предоставлены в распоряжение Суда. Эти лица обвиняются в совершении преступлений против человечности и военных преступлениях, включая сексуальное порабощение, изнасилования, нападения на гражданское население, и использование детей в качестве наемников. Палата досудебного производства П вынесла всего одно решение в отношении ситуации в Центрально-Африканской Республике, однако решение о начале расследования Обвинителем еще не принято.
Эффективность функционирования Суда в значительной степени зависит от расширения круга государств-участников. Особое значение имеет членство государств, являющихся постоянными членами Совета Безопасности.
Российская Федерация, подписав Римский Статут 13 сентября 2000 г., не является его участником, как и США и Китай. Однако, в отличие от США, Россия не занимает позицию, основанную на открытом противодействии Статуту. Следует ли из этого, что Россия остается в стороне от Международного уголовного суда и создающейся системы международной уголовной юстиции?
Широко распространено мнение, что имплементация составов преступлений, закрепленных в Статуте, должна происходить после решения вопроса о его ратификации. Однако необходимо отметить, что Римский Статут и на неучаствующие государства может оказывать юридическое воздействие. Здесь нет никакого противоречия с доктриной pacta tertiis пес nocent пес prosunt, закрепленной в ст. 34 Венской Конвенции о праве международных договоров 1969 г.
Дело в том, что Россия как «третье государство» не является полностью «чуждым», сторонним государством по отношению к Римскому Статуту.
Во-первых, Россия, подписав Статут, выразила согласие с нормами международного права, закрепленными в Статуте , отсюда она находится под воздействием ст. 18 Венской Конвенции о праве международных договоров 1969 г., которая запрещает предпринимать действия, лишающие договор объекта и цели.
Во-вторых, Россия принимала активное участие в разработке Статута в Комиссии международного права, Подготовительном комитете для Международного уголовного суда, Римской конференции, а сейчас продолжает свою работу в Ассамблее государств-участников и Специальной рабочей группе по определению агрессии. Таким образом, Россия имела возможность для выражения своей суверенной воли в отношении положений договора.
В-третьих, Римский Статут является особым международным договором. Он является общим многосторонним договором, который устанавливает нормы, представляющие интерес для всех заинтересованных государств-членов международного сообщества — Статут формулирует составы преступлений, касающиеся всего международного сообщества [18, р. 1872]. На это прямо указывает объект и цель договора, закрепленные в преамбуле Статута. В международном праве нередки случаи, когда международные договоры создают права и обязанности для неучаствующих государств [7, с. 61]. Это так называемые договоры об установлении объективного режима (об установлении границ, о нейтрализации территории) [8, с. 261]. Обязательная сила этих договоров не распространяется на третьи государства, однако существует обязанность государств, вытекающая из основных принципов международного права, «уважать чужие правомерные договоры и результат, достигнутый действием такого договора» [10, с. 141].
Обязанность осуществлять уголовное преследование за совершение серьезных преступлений по международному праву, закрепленная в преамбуле Статута, является обязательством erga omnes, которое распространяется на все государства, являющиеся членами мирового сообщества [1, с. 139-145].
Это обязательство имеет обычно-правовую природу. Так, Германия, предлагая при разработке Статута наделить Суд универсальной юрисдикцией, распространяющейся на все преступления, где бы они не совершались и кем бы они не совершались, независимо от того, является ли подозреваемый гражданином государства-участника Статута, ссылалась на то, что такая юрисдикция уже стала частью международного обычного права [19, р. 428].
Поэтому здесь действует ст. 38 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г., которая говорит о том, что предыдущие статьи 34-37 «никоим образом не препятствуют какой-либо норме, содержащейся в договоре, стать обязательной для третьего государства в качестве обычной нормы международного права, признаваемой как таковая».
Отсюда для Российской Федерации вытекает обязанность обеспечить эффективное уголовное преследование путем мер, принимаемых на национальном уровне. Таким образом, юридическим основанием для возникновения такой обязанности является обычная норма.
Фундаментальная основа Международного уголовного суда — принцип комплементарное™ — содержит особый режим юрисдикции. Так, она может наступить и в отношении граждан государства-неучастника, если они окажутся на территории государства-участника, а также преследование может начаться на основании и. «Ь» ст. 13, когда ситуация поступает из Совета Безопасности ООН, реализующего свои полномочия на основании Главы УП Устава ООН.
Для приведения в соответствие российского законодательства с положениями Римского Статута следующие меры должны быть приняты: имплементация составов и установление универсальной юрисдикции за их совершение.
Однако в настоящий момент следует говорить о неадекватной имплементации международных обязательств в российском законодательстве. Кроме установления ответственности за агрессию (ст. 353 УК «Планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны»; ст. 354 «Публичные призывы к развязыванию агрессивной войны») и геноцид (ст. 357), составы иных преступлений практически отсутствуют.
Российскому УК незнакомо понятие «преступления против человечности». Можно, конечно, полагать, что преследование будет осуществляться на основе обычных составов — убийства, причинения тяжких повреждений. Однако как быть, например, с преследованием групп по политическим, расовым и иным мотивам, сексуальным рабством? До сих пор в законодательстве отсутствует запрет на совершение пыток (Конвенция против пыток 1984 г.).
Что касается военных преступлений, то ст. 356 УК «Применение запрещенных средств и методов ведения войны» содержит всего пять составов:
- жестокое обращение с военнопленными или гражданским населением;
- депортация гражданского населения;
- разграбление национального имущества на оккупированной территории;
- применение в вооруженном конфликте средств и методов, запрещенных международным договором Российской Федерации (все — ч. 1 ст. 356);
- применение оружия массового поражения, запрещенного международным договором Российской Федерации (ч. 2 ст. 356).
Статья криминализирует лишь отдельные преступления, которые относятся к группе «нарушения законов и обычаев, применимых в международных вооруженных конфликтах». Да и в этом отношении УК оперирует понятием «война», а не «вооруженные конфликты». Напомним, что Статут в ст. 8 отражает достижения международного гуманитарного права. Так, к этой группе он относит только в отношении международных вооруженных конфликтов 26 составов.
В УК РФ полностью отсутствуют составы, устанавливающие ответственность за серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 г.: убийства, пытки, причинение страданий, серьезных телесных повреждений и ущерба здоровью, нападение на
гражданское население, убийства мирных жителей, казнь военнопленных и лиц, сложивших оружие.
Таким образом, УК не отражает нормы Дополнительных протоколов I и П 1977 г. к Женевским конвенциям, посвященных защите гражданского населения, не говоря уже о запретах, действующих в отношении немеждународных вооруженных конфликтов.
Неправильно сформулирован состав «применение средств и методов, запрещенных международным договором РФ». Дело в том, что не всякое применение запрещенных средств и методов является преступным (например, использование знаков отличий противника), т.е. здесь происходит расширение криминализации, не соответствующее современным нормам МГП.
Полагаем также, что недопустимо использовать бланкетные диспозиции в случаях, касающихся самых серьезных преступлений. Индивид должен иметь представление, в отношении чего существует запрет.
Вызывает удивление, что глава «Преступления против мира и безопасности человечества» находится в конце Кодекса.
Не зафиксирован в УК, в противоречие с ч. 4 ст. 15 Конституции 1993 г., приоритет международных договоров. Статья 1 УК говорит об общепризнанных нормах и принципах международного права, но где эти принципы? Следует заметить, что важную часть среди общепризнанных принципов международного права занимают Нюрнбергские принципы, подтвержденные в резолюции Генеральной Ассамблеи ООН то 11 декабря 1946 г. [9, с. 451-452] и сформулированные в 1950 г. на второй сессии Комиссии международного права ООН как «Принципы международного права, признанные Уставом Нюрнбергского Трибунала и нашедшие выражение в решении этого Трибунала» [4]. Они носят характер jus со gens.
Спустя 60 лет в уголовном законодательстве РФ нет нормы, закрепляющей ответственность командиров за действия подчиненных, за издание преступного приказа. Согласно Нюрнбергскому принципу IV, «обстоятельство, что какое-либо лицо действовало во исполнение приказа своего правительства или начальника, не освобождает это лицо от ответственности по международному праву».
Неправильно в УК используется термин «международные договоры Российской Федерации» (в пласт МГП входят и Гаагские конвенции 1907 г., и международные договоры СССР).
И, наконец, необходимо закрепить в УК принцип универсальной юрисдикции за совершение международных преступлений, где бы они ни совершались и кем бы они не совершались. В настоящий момент ст. 12 УК «Действие уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление вне пределов Российской Федерации» в ч. 3 распространяется на преступления, совершенные негражданами в двух случаях: 1) если преступление направлено против интересов Российской Федерации; 2) в случаях, предусмотренных международным договором Российской Федерации.
Таким образом, даже в случае, если ратификация Римского Статута не будет произведена, имплементация составов Статута будет обеспечивать как приведение законодательства России в соответствие с международными обязательствами по Женевским конвенциям и Дополнительным протоколам, по другим договорам, а также согласно обычным нормам международного гуманитарного права, так и выполнение обязательства положить конец безнаказанности, носящего характер erga omnes.
Естественно, что случаи возможного совершения на территории России широкомасштабных, в рамках плана и политики военных преступлений или системати-
ческих или широкомасштабных деяний, не говоря уже о преступлении геноцида, скорее, гипотетичны. Однако, на наш взгляд, Россия как государство, внесшее глобальный вклад в становление международного гуманитарного права и международной уголовной юстиции, должна иметь адекватное современному развитию международного права законодательство в отношении преследования за тяжкие международные преступления.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Япония 17 июля 2007 г. задепонировала документ о присоединении к Римскому Статуту, и, таким образом, после вступления для нее Статута в силу (1 октября 2007 г.) станет 105-м государством-участником.
ЛИТЕРАТУРА
Абашидзе А.Х. Участие государств в Статуте Международного уголовного суда — обязательство erga omnes // Международное право — International Law. — 2007. — № 1 (29).
2. Доклад о деятельности за первые три года, подготовленный Службой Обвинителя 12 сентября 2006 г. Доступно на веб-странице http://www.icc-cpi.int/library/organs/otp/OTP_3-year-report-20060914_English.pdf.
3. Документ ООН А/61/217.
4. Документ ООН, 5-я сессия, доп. 12. UN Doc. А/316(1950).
5. Документ ООН S/RES/1593(2005).
6. Каюмова А.Р. Принцип комплементарности в системе принципов уголовной юрисдикции // Российский ежегодник международного права, 2003. — СПб., 2004.
7. Коробова М.А. Расширение сферы действия норм общего многостороннего договора. — М., 1983.
8. Лукашук ИМ Современное право международных договоров. — М., 2004. —
Т. 1.
9. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.: Сборник документов. — М., 1984. — Т.4. Берлинская (Потсдамская) конференция руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобритании (17 июля -— 2 августа 1945 г.).
10. Талалаев А.Н. Международные договоры в современном мире. — М., 1973.
11. Статут Международного уголовного суда // Международный уголовный суд (сборник документов). — Казань, 2004.
12. Ушацка А. Режим дополнительности Международного уголовного Суда // Международное право — International Law. 2007. №1(29).
13. Bassioni М. Sherif. International Criminal Court — Quo Vadis? // Journal of international criminal justice. — 2006. — Vol. 4. — Issue 3.
14. Bekou 0., Cryer R. The International Criminal Court and Universal Jurisdiction: A close Encounter?//Intemational and Comparative Law Quaterly. Vol.56.2007.
15. Case ICC-02/04-01/05 The Prosecutor v. Joseph Kony, Vincent Otti, Raska Lukwiya, Okot Odhiambo and Dominic Ongwen. Доступно по адресу: ttp://www.icc-cpi.int/cases/UGD/c0105/c0105_all.html.
16. Case ICC-01/04-01/06The Prosecutor v. Thomas Lubanga Dyilo. Доступно no адресу: http://www.icc-cpi.int/cases/RDC/c0106/c0106_all.html
17. Case ICC-02/05-01/07 The Prosecutor v. Ahmad Muhammad Harun («Ahmad Harun») and Ali Muhammad A1 Abd-Al-Rahman («АИ Kushayb»). Доступно по адресу: http://www.icc-cpi.int/cases/Darfur/c0205/c0205_all.html.
18. Danilenko G.M. ICC Statute and Third Parties // The Rome Statute of the International Criminal Court: A commentary. Vol 2. Ed. A.Cassese.
19. Fletcher George P. and Ohlin Jens David. The ICC — Two Courts in One? // Journal of International Criminal Justice. — 2006. — Vol. 4. — Issue 3.
THE RUSSIAN FEDERATION AND THE INTERNATIONAL CRIMINAL COURT: SOME PROBLEMS OF IMPLEMENTATION OF THE ROME STATUTE
S.V. Glotova
The Department of International Law Moscow State University of M.V. Lomonosov Leninskiye Gory, 119992 Moscow, Russia
The Article is dedicated of activity of International Criminal Court, its role in the system of international criminal justice. The basic point are the problems of the implementation of the Russia elements of crimes from Rome Statute of ICC and, in general, transformation of Criminal Code in consistent to norms of international humanitarian law.
