CC BY
13
РОМАН СЕРГЕЯ НОСОВА «ФИГУРНЫЕ СКОБКИ»: К ВОПРОСУ О СИНТАКСИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПОВЕСТВОВАНИЯ
Зорина Е.С. ©
Кандидат филологических наук, доцент Кафедры русского языка, Санкт-Петербургский государственный университет
Аннотация
В статье проводится описание художественного повествования в русле концепции, которая в отечественной лингвистике берет начало в работах В. В. Виноградова. Исследование грамматической структуры повествования дает возможность приблизиться к пониманию «образа автора», что, в свою очередь, открывает перспективу изучения субъектной организации повествования и концептуальной позиции автора. Различные синтаксические структуры и особое пунктуационное и графическое оформление оказываются средствами языкового воплощения субъекта повествования.
Ключевые слова: художественный текст, нарратив, субъект речи, синтаксическая структура.
Keywords: fictional text, narrative, narrative subject, syntactic structure.
Современный художественный текст представляет собой интересный материал для стилистического и синтаксического исследования. Изучение текстов современной художественной прозы предполагает обращение как к лингвистическим, так и к литературоведческим проблемам. Основное внимание исследователей сосредоточено на вопросе о реализации замысла автора.
Как говорит Е. В. Падучева, «в первую очередь речь идет о тех аспектах семантики текста, которые связаны с образом автора по Виноградову и полифонией по Бахтину» [3, 195]. Падучева предлагает описывать нарративную коммуникативную ситуацию как неполноценную и рассматривать те единицы, которые подвергаются в этой ситуации самым ощутимым сдвигам интерпретации, называя их эгоцентрическими элементами [3, 196]. На основе анализа эгоцентрических элементов языка выделяется три повествовательные формы: традиционный нарратив с перволичным повествователем; нарратив третьего лица (когда повествователь не принадлежит миру текста) и свободный косвенный дискурс (СКД) - когда повествователь уступает свое право на речевой акт персонажу [3, 337]. Анализ структуры повествования в коммуникативном аспекте позволяет ответить на главный при таком подходе вопрос: кто является заместителем говорящего? Как отмечает Г. А. Золотова, именно синтаксис как «организующий центр грамматики» всегда реагирует на смену модальных планов [1, 36].
Текст романа С. А. Носова «Фигурные скобки» представляет собой принципиально многоплановое повествование как с композиционной точки зрения, так и с точки зрения субъектной организации. Многоплановость повествования возведена в концепцию всего произведения: название романа обращает читателя к знаку фигурных скобок, который в математике применяется для обозначения множеств или как знак приоритета для указания на третий уровень вложенности.
Вложенность одного текста в другой, как литературный прием, имеет давнюю традицию в литературе. Различные тексты вводятся в основное повествование с целью представить читателю «объективную» картину или дать оценку событиям или поступкам героев с отличной от повествователя точки зрения. Понятие «точка зрения» подробно разработал Б. А. Успенский. Согласно концепции Успенского, точка зрения в плане
© Зорина Е.С., 2016 г.
идеологии подчиняет себе все другие в произведении, так как автор выбирает ее для оценки всех других [4, 23].
Данную литературную традицию можно проследить и в тексте романа «Фигурные скобки». Текст романа состоит из:
- собственно сюжетного повествования
и трех композиционно маркированных текстов, вложенных в сюжетное повествование:
- тетрадь Мухина (друга главного героя Капитонова)
- фрагмент спектакля
- смс-сообщения, с помощью которых главный герой общается со своей дочерью.
Текст сюжетного повествования размечен по времени, как запись детективных
событий, что делает и это повествование «вложенным» в некий внешний дискурс.
Анализ синтаксической организации повествования в модальном аспекте выявляет более сложную структуру. В текст романа включены два нелинейных «текста»:
- «текст»-рассуждение философского характера
- «текст» о Петербурге.
Каждый нелинейный текст представляет собой самостоятельное повествование, в котором грамматически маркированы точки зрения всех субъектов повествования романа.
«Текст»-рассуждение с философским содержанием в сюжетном повествовании оформляется конструкцией диалога и маркируется на лексическом уровне; филологическая рефлексия указывает на точку зрения автора:
- Логика понятна, - говорит Капитонов, просияв улыбкой. - Но если так, это не совсем чудо, это другое. Для чуда вообще не надо затрачиваться, оно дается извне вне связи с вашими трудовыми затратами [2, 134].
- Я не знаю, кто такой Поправитель, - отвечает Марина. - Но это было чудовищно [2, 138].
В тексте тетради Мухина текст с философским содержанием заключается в конструкцию с прямой речью:
«Да как же так! Есть я, это как раз Мухина нет!»
«Тянешь на себя одеяло (сказал Поправитель). Слишком зацикливаешься на себе. Кто ты такой? Кто ты такой без Мухина? Разве ты не математический оператор? Разве ты не соответствие между элементами множества? Ты --: никто. Тебя без Мухина нет! Тебя нет, есть Мухин! Ты --: Мухин! Будь собой, Мухин! Не дури! Вслушивайся в мои слова!» [2, 116]. Слова автора заключены во вставную конструкцию; пунктуационное оформление указывает на то, что слова автора не прерывают прямой речи говорящего. Данный комментарий повествователя адресован читателю, так как описывает процесс творения текста. Языковые элементы разного уровня последовательно маркируют процесс создания текста в романе:
Вчера была пятница, будни прошли, а поезд идет, и в мозгу Капитонова формируются схемы обстоятельств момента.
Вот сам Капитонов. Минуту назад он покинул купе. Взрыв «Болеро», и он ищет по карманам мобильник.
А вот и московское время.
16.07 [2, 5]
Отсутствие референции для выделенных эгоцентрических элементов (наречий времени и указательной частицы «вот») в третьеличном повествовании указывает на условность художественного мира произведения, что поддерживается особым абзацным членением. Это открывает возможность повествователю вставлять свои комментарии и в текст тетради Мухина.
В тексте спектакля также слышны голоса повествователя и автора:
Она ему говорит:
- У меня иногда появляется ощущение, что мы совершенно не самостоятельны... Будто принадлежим какому-то причудливому миру, кем-то придуманному ...
Капитонов решает, что это современная опера. С элементами драмы. Еще запоют. [2, 41].
Нелинейный философский текст маркируется в тексте спектакля как и в сюжетном повествовании лексически: «причудливому миру». Слова с корнем чуд - чудо выстраиваются в ряд лексем, участвующих в построении игры с текстом. Размышления Капитонова маркируются модальными элементами и парцеллированной конструкцией. Предложение «Капитонов решает» с глагольным предикатом с семантикой ментального действия в форме настоящего времени реализует точку зрения повествователя.
Нелинейный текст о Петербурге на модальном уровне последовательно маркируется:
Конец рукописи. Капитонов закрыл тетрадь.
Снаружи грохочет лед, низвергающийся по водосточной трубе. Похоже на оттепель. Это и есть Петербург: днем мороз минус одиннадцать, ночью - оттепель, плюс. Поутру опять подморозит, и будет каток.
Глухо капли бьют по карнизу.
В самой гостинице все уже давно угомонились. Умолкли шулеры-виртуозы и гипернаперсточники. Затих Пожиратель Времени за стеной. Время остановилось?
03:34 [2, 124].
Шутка всем нравится, - с черными чемоданчиками они действительно могут сойти за членов тайной организации, выходящих после неведомых бдений в черную ночь (в этом городе бывают белые ночи, но не в зимний сезон, а зимой тут как черная ночь - даже позднее утро).
Выйдя на улицу, Капитонов делает первое фенологическое наблюдение: подморозило.....[2, 147].
Точка зрения субъекта восприятия и размышления маркирована выделенными модальными элементами и глаголами звукового восприятия. Однако повествователь не передает право на речевой акт герою. Точка зрения повествователя маркируется односоставным номинативным предложением: «Конец рукописи»; и во вставной конструкции, адресованной читателю. Особое внимание следует обратить на вопросительное высказывание несобственно-прямой речи: «Время остановилось?», в котором присутствуют голос героя; повествователя, который указывает на процесс создания мира текста; автора - вопрос, адресованный за пределы повествования, читателю. Агноним «фенологическое наблюдение» также маркирует точку зрения автора, стоя в одном ряду с филологической рефлексией.
Структура повествования в романе многослойна: тексты вложены один в другой и связаны диалогом, маркированным на грамматическом, синтаксическом уровне.
Точкой зрения в идеологическом аспекте является точка зрения автора, что требует активного вовлечения читателя в тотальный диалог и участия в создании текста.
Текст смс сообщений маркирован графически (высказывания смс-сообщений выделены жирным шрифтом и заключены в фигурные скобки) и на модальном уровне:
{{{Люблю тебя очень}}}
Дослать слово «отец»? Но думает: разберется.
Объявляют о задержке рейса на тридцать минут.
Это еще почему? Что случилось? Что происходит?
И я тебя очень.
Просто текстом - без скобок.
Он встает и ходит по залу - по этому залу отбытия.
Ждет. Глядит на часы. [2, 267]. Особое графическое оформление текста смс-сообщения таким же знаком фигурных скобок, как и текст в тетради Мухина, указывает на его диалог с другими текстами в романе. Как
кажется, диалог этот ведется вокруг внешнего дискурса временной разметки текста. Поправитель, некая высшая инстанция, размечает жизнь человека, которую каждый проживает в скобках своих мыслей, экзистенциального поиска, сомнений, попыток познать, что-то понять. Многослойность повествования романа позволяет автору приглашать к диалогу читателя, задавая вопрос, ответ на который находится вне текста романа: Что остается за скобками?
Литература
1. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М.: Наука, 2004. 544 с.
2. Носов С. Фигурные скобки: Роман. СПб.: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2015. 268 с.
3. Падучева Е. В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 464 с.
4. Успенский Б. А. Поэтика композиции. СПб.: Азбука, 2000. 352 с.
