CC BY
13
Зорина Е.С. ©
Кандидат филологических наук, доцент Кафедры русского языка, Санкт-Петербургский государственный университет
СИНТАКСИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПОВЕСТВОВАНИЯ:
ДЕТИ vs ВЗРОСЛЫЕ (НА МАТЕРИАЛЕ СБОРНИКА РАССКАЗОВ "РУССКИЕ ДЕТИ")
Аннотация
Статья посвящена анализу синтаксической структуры повествования в русле современных лингвистических концепций. Такой подход позволяет обратиться к субъектной организации повествования в аспекте замысла автора, а также к категории читателя, который оказывается вовлечен в диалог: автор-субъект речи-читатель.
Ключевые слова: художественный текст, художественное повествование, коммуникативный подход, нарратив, субъект речи.
Keywords: fictional text, communicative aspect, narration, narrative subject.
Изучение грамматики художественного текста имеет давнюю традицию, которая в отечественной лингвистике берет начало в работах В.В. Виноградова. Исследование грамматической структуры повествования открывает перспективу изучения субъектной организации повествования и дает возможность приблизиться к пониманию «образа автора. Здесь необходимо учитывать все достижения коммуникативного подхода в изучении художественного текста и грамматики [1].
Современный художественный текст предполагает обращение к субъектной организации повествования через изучение его синтаксической стуктуры, так как синтаксис, с одной стороны, это «организующий центр грамматики» [1, 36], а с другой стороны, именно синтаксическая структура повествования связана с реализацией замысла художественного произведения. Интерес представляет то, какие грамматические средства занимают позицию актуализации.
Рассказы современных русских писателей сборника «Русские дети: 48 рассказов о детях» [2] объединены темой детства. Во введении сборник назван составителями «книга о детях» для взрослых, а не «детская книга» [2, 5]. Как говорит Игорь Силантьев в рассуждениях о проблемах теории мотива, тема - это вербально зафиксированный смысл нарратива. Мотив же - это предикат художественного повествования, за которым обозначен комплекс возможных сюжетных действий, развитие нарратива [3, 85]. Таким образом, реализацию заявленной концепции можно проследить на уровне нарратива. При этом не ставится цели показать своеобразие повествовательной манеры каждого автора.
Реализация замысла произведения на грамматическом уровне представляет собой использование ряда синтаксических средств таких, как: конструкции экспрессивного синтаксиса [4, 79]; немаркированные переходы от третьеличного к перволичному типу повествования [5, 214]; конструкции с «чужой речью»; особое абзацное членение и другие. Данные грамматические средства служат для актуализации разных точек зрения [6] в повествовании.
Тема детства по-разному реализуется в сюжетно-фабульной структуре рассказов. Дети и детство могут выступать в качестве фона для повествования о жизни взрослых людей, как, например, в рассказе Марины Степновой «Там, внутри», повествующем о трудностях молодой матери, которая ухаживает за своим ребенком-инвалидом. Вспоминая, как врач сделал ей комплимент («красивая женщина»), она говорит:
© Зорина Е.С., 2016 г.
1) Может, и правда нравилась я ему? Говорю же - двадцать два всего мне было. Девчонка. Не то что сейчас. Двадцать восемь. [7,102]
2) А ему два года было - головку сам не держал, не переворачивался даже. И жевать не мог совсем. Только перетертое.
Он и сейчас не может. [7, 102]
3) Виталика только простить не могу.
И маму. [7, 107]
Присоединительные конструкции и особое абзацное членение актуализируют фрагменты, важные с точки зрения замысла автора, маркируют переход от одной точки зрения к другой: жизнь до рождения больного ребенка и после, когда женщина в 28 лет не чувствует себя молодой. Во втором и третьем примере эти конструкции на сверхфразовом уровне описывают тяжелую картину жизни одинокой молодой матери с больным ребенком. Образ слепо-глухо-немого ребенка - метафора непонимания, трагизма жизни, непреодолимости одиночества.
В рассказе Романа Сенчина «На будущее» повествование ведется от третьего лица, однако оно прерывается оценочными элементами от первого лица или перволичным повествованием, которое содержит мысли главной героини Ольги, приехавшей из деревни в Москву помогать родственникам с дочерью Варей.
4) Завтра было не легче. Утро, по крайней мере. Те же торопливые сборы в школу, суетливый завтрак, спор из-за косички... Олю, правда, оставили дома до двух. <...> Да, день мало отличался от вчерашнего. И уж точно был не легче. Больше переездов, спешки, нервов. [8, 212-213]
5) Вечером, лежа в постели и стараясь скорее уснуть, Оля продолжала видеть эти глаза (Варины, Е.С.). Теперь, в воображении, они стали совсем уж жуткими - усталость, отчаяние, боль, готовность бороться до конца. До какого конца?... [8, 214]
Лексические единицы с эмоционально-оценочной семантикой в выделенных присоединительных конструкциях и риторическом вопросе указывают на точку зрения героини. Данные высказывания включаются в сюжетное повествование от третьего лица. Такое совмещение авторского повествования и речи персонажа характеризуется как несобственно-прямая речь. Однако в тексте рассказа в одном случае точка зрения героини оформлена конструкцией с прямой речью:
6) Варя вернулась почти через час...<... >
- А что случилось? - затревожилась тетя Ира. - Ругали?
- Нет.
- А что тогда?
«Устала», - мысленно подсказала Оля. [8, 208]
Оценочные высказывания от первого лица создают картину жизни среднестатистической семьи москвичей, как ее видит автор: спешка, суета и усталость. Девочка Варя каждый день торопится в школу, потом занимается и музыкой, и рисованием, и еще чем-то. Ребенок устал от спешки и суеты так же, как и взрослые. Именно этот глагол актуализируется в повествовании: оформлен как высказывание прямой речи и выделен в отдельный абзац. Абзацное членение - наряду с лексическим наполнением и синтаксическим оформлением - «участвует в реализации авторских задач». [9, 179]
В рассказах, где дети являются героями, повествование состоит из сюжетного плана и фрагментов, содержащих рефлексию уже взрослого героя-ребенка над сюжетом из своего детства или самого же ребенка над словами или поступками взрослых. Для того, чтобы проанализировать высказывания, содержащие рефлексию, необходимо рассмотреть довольно обширные фрагменты текста:
1) А чердака, куда мы залезали в детстве, чтобы спрятаться там от всех на свете и от самого света в сумрачной тени застиранных соседских простыней, давным-давно нет ни на одной из планет. И дома тоже нет. [10, 59]
2) Наташка поставила меня в центр самого большого травяного острова. Велела:
- Кружись! Можешь быстро, можешь медленно, как хочешь. Но только все время в одну сторону, пока не упадешь. Упасть - это самое главное. Не бойся, тут мягко.
А я и не боялся. [10, 60]
- У нас в классе карантин! <...> На самом деле просто свинка. От нее не умирают, а только превращаются в поросенка. Но через неделю - обратно в человека., так что ты не бойся.
А я и не боялся. [10, 67]
Дала мне один бенгальский огонь. Сказала: - Ты, главное, не бойся, когда искры полетят. Они не обжигают.
А я и не боялся. [10, 74]
3) А пока я заново изучал ближайшие к дому окрестности. В Наташкиной компании они вдруг снова исполнились сладкой, завораживающей угрозы, как в те дни, когда я впервые вышел во двор один. Снова стали неведомой территорией - формулирую я сейчас. Но это просто слова взрослого человека. А тогда были ощущения — подлинные, неописуемые. Мои - навсегда. [10, 61]
4) Но помнить и верить - совсем разные вещи, с возрастом начинаешь это понимать.
А иногда и не с возрастом. [10, 75]
5) Строго говоря, я до сих пор там сижу [на крыше, Е.С.] - в каком-то смысле. Который и есть единственный. [10, 87]
6) А я молчал. Слишком велико было потрясение. И разочарование. И радость, что можно еще побыть нормальным человеческим человеком. И еще много разных чувств, описать которые я и сейчас-то вряд ли сумею. [10, 88]
Парцеллированные и присоединительные конструкции во фрагментах, содержащих рефлексию, актуализируют мотив безвозвратно ушедшего детства и всех чувств и ощущений, связанных с ним. Об этих чувствах и ощущениях легко говорить, будучи взрослым, но пережить их уже невозможно.
Выделение одного и того же предложения («А я и не боялся») в отдельный абзац (пример 2) в сюжетном повествовании создает картину детства, когда рядом с настоящим другом ничего не страшно. Такое ощущение безопасности и уходит во взрослой жизни.
В рассказе Тамары Москвиной «День мой рай» элементы присоединительной конструкции так же описывают самое главное, что хранит память о детстве. Во взрослой жизни все эти радости сменяет одна совершенно другая радость - деньги. И ощущение безопасности и безмятежности исчезает:
7) Отвяжитесь от меня, демоны. Жизнь - это ода к радости. И она же игра в круглого дурака. Собирание впечатлений и хозяйский труд. Надежные друзья и здоровая бабушка. И родители еще не развелись. И в библиотеке есть Марк Твен и Достоевский. И в кротких мечтах сто белых верно ждут тебя на «семьдесят девятом»... Вот деньги - они тут не при делах. [11, 388]
В рассказах, где дети - объект описания взрослого, например, родителя («Тебе, сынок...» Сергея Шаргунова или «Рождественский рассказ» Вячеслава Курицына), рефлексия связана с внутренней оценкой взрослого поступков и поведения ребенка и ее несовпадении с внешним поведением взрослого по отношению к ребенку:
1) Ваня вел себя плохо (в зоопарке, Е.С.). Он останавливался там, где не надо, и не хотел смотреть туда, куда надо. <...>
Итак, его звери волновали мало и очень недолго - вялый лев, белый медведь на фальшивом льду московского лета, облезлая лиса, затравленно ускользающий тигр, окаменевший верблюд. Какая тут экзотика для маленького? Это взрослый понимает, что гору слона притянули из далека-далека. А для ребенка такой слон просто опознанная картинка из книжки. Как собачка или кошка. Слон? Слон. В зоопарке есть еще куры. Ваня увидел их впервые, как и слона. У взрослых свои правды. Взрослые тянут детей мимо кур скорее в сырой и темный террариум, где крокодильчики. Догадайтесь кто был ему милее и
важнее? Конечно, птица в воздухе! <...>И я, взрослый, злюсь: зачем же тогда нужен зоопарк, сходили бы на даче к тете Гале, которая продает нам курятину и яйца, и насладились бы зрелищем птичника - без билета. [12, 53]
Повествование от первого лица в рассказе «Тебе, сынок...» многослойно. Многослойность создается, в первую очередь, на уровне эгоцентрических элементов с оценочной семантикой. [5, 261] На уровне сюжетного повествования взрослый, отец, оценивает поведение ребенка в зоопарке негативно: «Ваня вел себя плохо . », однако в его же описании зоопарка содержится ответ на вопрос, почему?: «вялый лев, ...». Вот такие несчастные, неинтересные звери противопоставлены «птице в воздухе», то есть свободе, полноте жизни, что на первом уровне снова оценивается взрослым негативно: можно было бы и не покупать билет, а сходить к соседке на даче и посмотреть на кур. Так на двух уровнях происходит противопоставление восприятия мира взрослым и ребенком. Взрослый теряет чуткость и новизну восприятия: «Какая тут экзотика для маленького?».
Читателю предлагается возможность одновременно увидеть детство и его оценку взрослым человеком или самим ребенком, что в реальной жизни невозможно. «Детский» взгляд - чистый и честный, выявляет взрослым несовершенство, несправедливость, жестокость или яркость, многообразие, красоту жизни. Всего этого не дано увидеть взрослому, потому что взрослые смотрят на мир через замутненное стекло стереотипов и своих проблем.
Мотив, как развитие темы детства, оказывается мотивом трагизма жизни вообще -детство уходит, как и все в жизни, так как время течет, и это трагично для людей. Здесь появляется философский смысл - невозможность постижения течения и необратимости времени.
Многослойность повествования, множественность точек зрения формирует обман ожидания для читателя - разговор о детстве предполагает разговор о чем-то прекрасном, но оказывается, что замысел рассказов - показать трагизм жизни. «Фигура читателя возникает в представлении смысла текста всякий раз, когда оказывается, что повествователь не является последней инстанцией в его художественной композиции» [5, 216]. Именно синтаксический уровень повествования оказывается обращен к читателю напрямую. «В связи с категорией читательского ожидания большое значение приобретает субъект речи, фигура рассказчика, повествователя» [13, 114].
Синтаксическая структура повествования реализует концептуальный уровень замысла рассказов и сборника. Повествование с немаркированными переключениями субъектных модальных планов требует от читателя включения в диалог: автор - субъект речи - читатель. Так реализуется категория образа читателя [14], предполагающая активное участие читателя в создании нарратива.
Литература
1. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 2004. - 54 с.
2. Русские дети: 48 рассказов о детях / сост. П. Крусанов, А. Етоев. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013. - 800 с.
3. Силантьев И.И. Поэтика мотива. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - 296 с.
4. Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. - М.: Высшая школа, 1990. -168 с.
5. Падучева Е.В. Семантические исследования (семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). - М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. - 464 с.
6. Успенский Б.А. Поэтика композиции. - СПб.: Азбука, 2000. - 352 с.
7. Степнова М. Там, внутри / Русские дети: 48 рассказов о детях / сост. П. Крусанов, А. Етоев. -СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013. - С. 98-114
8. Сенчин Р. На будущее / Русские дети: 48 рассказов о детях / сост. П. Крусанов, А. Етоев. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013. - С. 194-219
9. Шубина Н.Л. Пунктуация современного русского языка: учебник для студ. высш. учеб. заведений / Н.Л. Шубина. - М.: Издательский центр «Академия», 2006. - С. 179
10. Фрай М. Две горсти гороха, одна морского песка / Русские дети: 48 рассказов о детях / сост. П. Крусанов, А. Етоев. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013. - С. 58-92
11. Москвина Т. День мой рай (Автобиографический рассказ) / Русские дети: 48 рассказов о детях / сост. П. Крусанов, А. Етоев. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013. - С. 372-389
12. Шаргунов С. Тебе, сынок. / Русские дети: 48 рассказов о детях / сост. П. Крусанов, А. Етоев. -СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013. С. 48-58
13. Солганик Г.Я. Очерки модального синтаксиса: монография / Г.Я. Солганик. - М.: Флинта: Наука, 2010. - С. 114
14. Большакова А.Ю. Образ читателя как литературоведческая категория // Известия РАН. Серия литературы и языка, 2003 год. Т 62, № 2. - С. 17-26
