CC BY
235
УДК 8
КРУПЕНИНА Мария Игоревна
Московский государственный лингвистический
университет
г. Москва, Россия
РОМАН Ч. ДИККЕНСА «БОЛЬШИЕ НАДЕЖДЫ» КАК РОМАН-ИНИЦИАЦИЯ
В литературоведение обряд инициации неоднократно становился интересом для интерпретации в контексте исследования романа, а также сказочного повествования. Изучение и анализ содержательных констант, характерных для повествовательной модели романа-инициации, представляет интерес для их рассмотрения в романе Ч. Диккенса "Большие надежды". Целью данной статьи является рассмотрение романа Ч. Диккенса "Большие надежды" как произведение, в котором воплощается повествовательная модель обряда инициации. В данной статье осуществляется попытка проанализировать повествовательную модель произведения как конструирование обряда инициации с выявлением нарративных особенностей функционирования и модификации топологии. Вид героя, события, повествования, а также хронотоп рассматриваются в произведении Ч. Диккенса через призму романа-инициации. Цель статьи определила следующие задачи: выделить этапы обряда в литературном контексте; определить структурные элементы повествования, а также маркировать критерии перехода. Будучи древнейшей формой воспитания, инициация, при которой ребенок включается во взрослое общество, составляет основу мифологического моделирования произведения. В романе "Большие надежды" актуализируется архетип обряда инициации, которая представляет собой необходимую ступень на пути к будущему взрослению личности. Отмечая основные этапы инициации по схеме сепарация - лиминальность -агрегация, можно сделать вывод, что произведение Ч. Диккенса "Большие надежды" действительно может рассматриваться как роман-инициация. Подвергаясь лишениям и опасностям жизни, преодолевая барьеры на пути к взрослению, герой сталкивается с обрядом посвящения. Проходя "запрещенный порог" затянутого смутой прошлого к светлому настоящему, именно точка "невозврата", является главным показателем успешной инициации субъекта.
Ключевые слова: Ч. Диккенс, инициация, обряд, архетип, лиминальность, хронотоп
DOI: 10.17748/2075-9908-2016-8-3/2-162-165
Maria I. KRUPENINA
Moscow State Linguistic University Moscow, Russia [email protected]
CHARLES DICKENS'S NOVEL «GREAT EXPECTATIONS» AS A NOVEL-INITIATION
In literature the notion of initiation has frequently been the interest for the interpretation of novels and fairy-tales. This article is aimed to investigate the narrative models of initiation rite regarding the novel "Great Expectations" written by Ch. Dickens and to review it as a product, which is embodied in the narrative model of initiation rite. This article is an attempt to analyze the narrative as a rite of initiation with revealing special features characteristic of novel-initiation: the kind of Hero, the events of the narrative, as well as time-space are considered through a prism of novel-initiation. The purpose of the article identified the following objectives: to reveal the stages of the rite in the literary discourse; to determine the structural elements of the narrative, as well as marking the transition criteria. Being the oldest form of education, initiation, in which the child is included in adult society when he becomes adolescent, it is the basis of mythological work. In the novel "Great Expectations" the archetype of initiation rite is revealed. Noting the main stages of the initiation which is realized through such necessary steps as "separation -agregation - liminality" we can conclude that the novel written by Ch. Dickens might be considered as a novel-initiation. Overcoming obstacles on the way to adulthood, the hero faces a rite of initiation and through it becomes an adult person. Passing "forbidden threshold" to the adult state, the point of "no return" becomes the main indicator of the successful initiation of the subject.
Keywords: Charles Dickens, initiation rite, archetype, liminality, chronotope
Будучи древнейшей формой воспитания, при которой ребенок включается во взрослое общество, понятие об инициации составляет основу мифологического моделирования произведения. Таким образом, в романе актуализируется архетип обряда как необходимая ступень на пути к взрослению, а воспитание равноценно архаической инициации [5, с. 165]. Переход героя от одного локуса художественного пространства к другому символически отсылает к трем этапам обряда:
1) сепарация - отделение ребенка от группы и разрыв с прошлой жизнью;
2) лиминальность - пограничное состояние, в котором реализуется сама инициация;
3) агрегация - включение личности в общество в новом состоянии или статусе;
Содержание инициации, согласно А. ванн Геннепу, заключает в себе культурно-
исторический опыт: мифы о богах или героях, в которых предпринимаемые ими странствия и путешествия знаменуют право на новый социальный статус [1, с. 54]. По мнению Дж. Кэмпбел-ла, путешествие героя начинается со своеобразного «зова к странствию» [3, с. 37-38], который служит толчком к неудовлетворенности героя своим состоянием, семьей, что, в свою очередь, приводит героя к поиску своего истинного пути. Покидая отчий дом, герой обычно отправляется в символическое по своей сути странствие, в котором он сталкивается с необходимостью сразиться с драконом, некой демонической сущностью, воплощающей в себе борьбу с истинными страхами и поисками героя, чтобы стать «новым» человеком.
В романе-инициации фабула подчинена закономерности перехода героя из одного состояния в другое. Этапы перехода представляют собой специфические «образовательные ступени», ссылаясь на мнение Е.М. Мелетинского, так как можно проследить, какой опыт приобретает персонаж на том или ином жизненном этапе [5, с. 150]. Хронотоп характеризуется чрезвычайной субъективностью. М.М. Бахтин отмечает важность хронотопа встречи, которая находится в неразрывной связи с хронотопом дороги [12, с. 397]. В дороге обязательно происходят случайные встречи, и она соответствует лиминальной стадии. Именно на данном этапе гармония сложившихся отношений претерпевает ввержение хаоса, который, подрывая основы мироздания, задает новый порядок. «Лиминальность, маргинальность и низшее положение в структуре, согласно В. Тернеру, являются переклассификациями отношения человека к обществу, природе и культуре» [10, с. 93].
Роман-инициация не лишен характеристик сказочной поэтики. Обычно герой представляет собой нерадивого или же, напротив, уникального ребенка. Мотив нарушения каких-либо устоявшихся законов является толчком к своеобразному странствию, варьирующемуся от вынужденного ухода из отчего дома (как, например, в случае с Пипом в романе «Большие надежды» или Оливером Твистом в одноименном романе Ч. Диккенса) к экзистенциальной утрате героя-странника (Дэвид Коперфильд в одноименном романе Ч. Диккенса). Важным отличием инициации является встреча с ритуалом смерти, через которую герой перерождается или получает второе рождение, при котором возвращение в начальную точку жизни представляется уже невозможным. Пип испытал две символические смерти - ранение руки огнем и тяжелую болезнь, которые обеспечивают символическое возрождение или перерождение героя.
Ч. Диккенс, таким образом, воплощает в своем творчестве традиционные аспекты сказового повествования инициации. Роман «Большие надежды» открывается сценой на кладбище, где «плоская темная даль за оградой, вся изрезанная дамбами, плотинами и шлюзами, среди которых кое-где пасется скот, - это болота; что замыкающая их свинцовая полоска - река; далекое логово, где родится свирепый ветер, - море; а маленькое дрожащее существо, что затерялось среди всего этого и плачет от страха, - Пип» [2, гл. I]. Мальчик - нерадивый сирота, которого воспитывает «своими руками» злая и сварливая сестра миссис Джо. Он воспринимает жизнь легко, внутренне он свободен и не зажат рамками общества, оказываясь в действительности лишь безответственным и инфантильным ребенком.
Он получает послание, согласно которому некий благодетель хочет сделать из него джентльмена, но для этого он должен покинуть отчий дом. Данное послание выступает своеобразным «зовом к странствию» или же толчком к действию. Отправляясь в путешествие, он сталкивается с необходимостью защищать себя, проявить мужское начало: телесные повреждения, пожар и болезнь - все то, с чем встречается юный герой в процессе посвящения. Но Пип часто оказывается не способным к проявлению детской агрессии или возможности постоять за себя, его одолевают детские страхи:
«Короче говоря, я из трусости не сделал того, что заведомо надлежало сделать, так же как раньше из трусости сделал то, чего делать заведомо не надлежало» [2, гл. VII].
Пип не знает, кто он, его «паломничество» сопряжено с экзистенциальными терзаниями, необходимостью выбора собственного пути. Мальчику постоянно указывают на то, что миссис Джо - хорошая женщина, на самом деле, что каждый хорош и в целом солнце светит ярко, несмотря на то, что Пип знает, что идет дождь. Он объясняет свое состояние в откровенном разговоре души:
«Воспитание сестры сделало меня не в меру чувствительным. Дети, кто бы их ни воспитывал, ничего не ощущают так болезненно, как несправедливость. Пусть несправедливость, которую испытал на себе ребенок, даже очень мала, но ведь и сам ребенок мал, и мир его мал, и для него игрушечная лошадка-качалка все равно, что для нас рослый ирландский скакун. С тех пор как я себя помню, я вел в душе нескончаемый спор с несправедливостью. Едва научившись говорить, я уже знал, что сестра несправедлива ко мне в своем взбалмошном, злом деспотизме. Меня не покидало сознание, что, воспитывая меня своими руками, она все же не имеет права воспитывать меня рывками. Это сознание я берег и лелеял наперекор всем поркам, брани, голодовкам, постам и прочим исправительным мерам; и тем, что я, одинокий и беззащитный ребенок, так много носился с этими мыслями, я в большой мере объясняю свою душевную робость и болезненную чувствительность» [2, с. 31].
Находясь на пороге инициации, Пип признается, что никогда и нигде «не было такого огня, как в кузнице и кухне, как дома». Он герой, неспособный жить по законам того общества, в котором существует. Буксиром на пути к его посвящению является общество, в котором извращены нравственные ориентиры. Обряд не институализирован и все, следовательно, происходит спонтанно. Герой сталкивается с людьми, не достойными встречи с героем-неофитом. В
ответственный момент они не могут духовно обогатить его. Ощущение безумия окружающего мира, хаоса, одиночества и непонимания является лейтмотивом:
«А потом я посмотрел на звезды и представил себе, как страшно, должно быть, замерзающему человеку смотреть на них и не найти в их сверкающем сонме ни сочувствия, ни поддержки» [2, гл. VII].
Особенно многогранно черты мальчика проявляются в действии. Переживаемые им события, которые он вспоминает, позволяют глубже проникнуть в его внутренний мир. Ю.М. Лот-ман называет это «перемещением персоны через границу семантического поля» или «пересечением запрещенной границы» [4, с. 282].
Согласно Н.Д. Тамарченко, событие играет ключевую роль в инициации героя: «Событие - перемещение персонажа, внешнее или внутреннее (путешествие, поступок или духовный акт), через границу, разделяющую части и сферы изображенного мира в пространстве и времени, связанное с осуществлением его цели или, наоборот, отказом и отклонением от нее». Результативность, таким образом, - вот главное условие события. Без нее нет инициации [9, с. 171].
В романе Диккенса «внешний» и «внутренний» миры связаны, а совмещение географического, психологического и точечного хронотопа и конкретизация пространства воплощают философские мотивы пути, нахождения своего места в разобщенном мире. Соприкасаясь с людьми разного статуса, он узнает законы жизни в обществе, но это общество - мир аномалий.
Путь, сопровождаемый лишениями в виде голода, страха и боли, вызывал состояние, подобное смерти героя. В целом можно отметить ощущение боли, болезни, которое было характерно всем посвящаемым. В темное время своей жизни, с ношей болезни и долгов, Пип снизошел до первородной простоты, «с тяжелой головой, с ноющей болью в руках и ногах, без сил и без мыслей».
Не последнее место занимает и расположение инициации. Согласно В.Я. Проппу, место, отделенное от дома, как непроходимый лес, и герой должен пройти дремучесть бытия, чтобы ощутить социально-онтологический свет [7, с. 297]. Таков Лондон в описании Пипа - необъятный гигант, улицы которого «показались (мне) очень некрасивыми, кривыми, узкими и грязными» [2, гл. XX].
Традиционно инициация описывается как постижение трех таинств: священного, сексуальности, смерти. Мальчик также сталкивается с сексуальным. После встречи с мисс Хэвишем и Эстеллой девочка обозвала его глупым, нескладным деревенским мальчишкой. Пип сам говорит: «Я пожалел, что Джо не получил более тонкого воспитания, которое могло бы пойти на пользу и мне» [2, гл. VIII]. Травмирующее сексуальное состояние связано с неопытностью и ранимостью героя. Данный акт десакрализирован и груб; он встречает Эстеллу, он сталкивается с грубостью и его опыт неудачен, а в основе инициации нет места аморальности. Он вспоминает: «Бесконечно тяжело стыдиться родного дома. Возможно, что это - заслуженное наказание за черную неблагодарность, лежащую в основе такого чувства; но что это бесконечно тяжело - я знаю по опыту» [2, гл. XIV]. Таким образом, с чувством стыда за свое «сельское» воспитание в нем зарождается чувство перемен, которое также является толчком к действию.
В лиминальном этапе герой испытывает много пограничных состояний, составляющих его экзистенциальный опыт. Это как промежуточное состояние между сном и явью. Чтобы вызвать такие пограничные состояния, посвящаемым часто давали дурманящие отвары, лишали сна. Герою Ч. Диккенса также свойственны нарушения сна:
«Всю ночь в моих тревожных снах мчались дилижансы, по ошибке заезжавшие куда угодно, кроме Лондона, а везли их то собаки, то кошки, то свиньи, то люди, но только не лошади. Самые фантастические дорожные приключения не давали мне покоя, пока не забрезжил день и не запели птицы. Тогда я встал, начал одеваться и, присев у окна, чтобы еще раз посмотреть на знакомую улицу, крепко уснул» [2, гл. XIX].
Особого внимания заслуживает бинарная оппозиция (ложный) учитель - ученик, которая обрамляет композицию романа. Таким своеобразным учителем-благодетелем выступает Мэгвич. В начале романа вид Мэгвича вызывает у мальчика ассоциацию с двумя образами, существующими в одной связи. Первый - маяк, по которому держали курс корабли, - «очень безобразный, если подойти к нему поближе, словно бочка, надетая на шест»; второй - «виселица с обрывками цепей, на которой некогда был повешен пират» [2, гл. I].
Совершенно по-иному Пип воспринимает Мэгвича в конце романа:
«Когда я посмотрел на свое место с позиции Мэгвича, я почувствовал, что мое место было рядом с ним, пока он жив». Сам Мэгвич, уже будучи приговоренным к смерти, утверждал, что «с тех пор как надо мной висит черная туча, ты (Пип) стал ко мне ласковей, чем когда светило солнце» [2, гл. иу|.
Пип, на самом деле, неравнодушен к своему благодетелю. Он воплощает это в своих словах: «У меня появилось чувство возрастающего облегчения и покидающей надменности и несправедливости» по отношению к Мэгвичу [2, гл. LIV].
Все же главной духовной переменой героя является его переход на новый уровень, на точку невозврата. Процесс инициации выполнял ключевую роль не только в становлении и личности, но и в жизни общества, обеспечивая аккумуляцию и сохранение нравственных ценностей и традиций. Путешествие героя служит своего рода соединением разрыва между ним и внешней средой. Так, в процессе перехода осуществлялась проверка силы и прочности неофита. Такие запреты, как лишение пищи, немота, жизнь в темноте, служили не столько целям аскетизма, сколько отказом от амбиций и желаний. Сталкиваясь с трудностями и болью, мальчик уже не мог вернуться домой прежним. И только после всех испытаний, он может стать полноценным членом общества. Пипу удалось преодолеть лишения жизни и обрести новую жизнь. Он пишет:
«Сердце мое было взволновано возвращением: после стольких перемен и событий я чувствовал себя как странник, который бредет домой босиком из дальних краев, где он скитался долгие годы». И даже «Бидди вскрикнула, словно ей явилась моя тень, но и следующее мгновение уже бросилась мне на шею» [2, гл. LVIII]. Это указывает на интеграцию сознательной и бессознательной самости. Душа Пипа, наконец, становится целостной, он перешел на новую ступень развития.
Так, отметив основные этапы инициации по схеме сепарация -лиминальность - агрегация, можно сделать вывод, что произведение Ч. Диккенса действительно может рассматриваться как роман-инициация. Подвергаясь лишениям и опасностям жизни, преодолевая барьеры на пути к взрослению, герой сталкивается с обрядом посвящения. Именно точка невозврата, о которой говорит и сам Пип, является главным показателем его инициации.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Van Gennep A. Obryady perekhoda. - M.: Vostochnaya literatura, 1999. - 198 s.
2. Dikkens CH. Bol'shie nadezhdy. AST, Astrel', 2011. - 544 s.
3. Kehmpbell D. Tysyachelikij geroj. - M., 1997. - 378 s.
4. Lotman YU.M. Struktura hudozhestvennogo teksta. - M.: Iskusstvo, 1970. - S. 282.
5. Meletinskij E.M. Poehtika mifa. - M.: Nauka, 1976. - 406 s.
6. Mullyar L.A. Social'no-ontologicheskie smysly fol'klorno-skazochnoj iniciacii [EHlektronnyj resurs]. URL: http://teoria-practica.ru/-1-2011/filosofiya/mullyar.pdf (data obrashcheniya: 19.03.2014).
7. Propp V. YA. Istoricheskie korni volshebnoj skazki. - M.: Labirint, 2000. - 364 s.
8. SehlindzherDzh.D. Nad propast'yu vo rzhi. - M.: EHksmo, 2004. - 272 s.
9. Tamarchenko N.D. Teoreticheskaya poehtika: ponyatiya i opredeleniya. - M.: RGGU, 2001. - 200 s.
10. Tehrner V. Simvol i ritual. - M.: Nauka, 1983. - 277 c.
11. Uspenskij B.A. Poehtika kompozicii. - SPb.: Azbuka, 2000. - 348 s.
12. Formy vremeni i hronotopa v romane // Bahtin M.M. Voprosy literatury i ehstetiki. - M.: Hudozh. lit., 1975. - 407 s.
13. ShalimovA.B. Social'nye seti i nauka. - Tambov: Gramota, 2013. - № 12 (38). CH. II. - C. 213-215.
14. Shmid V. Narratologiya. - M.: YAzyki slavyanskoj kul'tury, 2003. - 312 s.
Информация об авторе
Крупенина Мария Игоревна, аспирант, кафедра литературы, Московский государственный лингвистический университет, г. Москва, Россия [email protected]
Получена: 19.01.2016
Для цитирования статьи: Крупенина М.И. Роман Ч. Диккенса «Большие надежды» как роман-инициация. Краснодар: Историческая и социально-образовательная мысль. 2016. Том 8. № 3. Часть 2. с. 162-165. РО!: 10.17748/2075-9908-2016-8-3/2-162-165.
Information about the author
Maria I. Krupenina, Postgraduate Student, Department of Literature, Moscow State Linguistic University, Moscow, Russia [email protected]
Received:19.01.2016
For article citation: Krupenina M.I. Roman Ch. Dikkensa «Bol'shie nadezhdy» kak roman-initsiatsiya. [Charles Dickens's novel «Great Expectations» as a novel-initiation]. Krasnodar. Istoricheskaya i sotsial'no-obrazovatel'naya mysl'= Historical and Social Educational Ideas. 2016. Vol. 8. no. 3. Part. 2. Pp. 162-165. DOI: 10.17748/2075-9908-2016-8-3/2-162-165. (in Russian)
