CC BY
208
УДК 8
КРУПЕНИНА Мария Игоревна, Московский государственный лингвистический университет, Москва, Россия i.s.v.zero4@mail.ru
«НЕВАЖНЫЙ НАРОДЕЦ»: «БОЛЬШИЕ НАДЕЖДЫ» И ОБРАЗ ДЕТСТВА В ВИКТОРИАНСКОЙ АНГЛИИ
Роман Ч. Диккенса «Большие надежды» - выдающееся художественное произведение, которое по праву занимает свое место в ряду лучших книг английской мировой литературы. В статье рассматривается и анализируется шаткое положение детей в викторианской Англии на примере романа Ч. Диккенса «Большие надежды», а также исследуется проблема смены парадигм восприятия образа детства в викторианской Англии. Раскрывается сущность проблемы дегуманизации ребенка в современном для Ч. Диккенса мире. Особое отношение уделяется проблеме семейных отношений, прослеживается эволюция в общественном сознании относительно перемен в понимании детства. Диккенс полагал, что страдания и смерть детей должны стать значительным толчком к реформам для тех, кто наделен властью совершать их. До XIX века не было никаких действующих законов относительно жестокости родителей и учителей к детям: они постоянно подвергались эксплуатации. Новое общественное сознание, отраженное в романе Ч. Диккенса, возникло в соответствии с необходимостью привлечения внимания к вопросу об ответственности родителей за своих детей, что подробно раскрыто в статье.
Ключевые слова: Ч. Диккенс, дегуманизация, насилие, детская безнадзорность, жестокость, дети, «Большие надежды».
Во время визита к мисс Хэвишем Пип встречает незнакомца на лестнице, который, не зная его, замечает: «Ну, веди себя хорошо. Я кое-что знаю о мальчиках и могу сказать - народец вы неважный» [1, с. 76]. Это является одним из распространенных взглядов общества на детей в дни жизни Ч. Диккенса, которому он противопоставил резкую сатиру на родителей и опекунов.
Хотя в XX в., как правило, считалось, «что ошибки детей были, конечно, обусловлены недостатками их родителей» и общества, многие викторианские писатели возлагали вину за страдания детей именно на родителей [2, с. 42]. Как отмечает Энгус Уилсон, в романах Ч. Диккенса «эмоциональный акцент на детях [и их] центральном месте в его книгах» явился довольно новым поворотом в литературе [2, с. 133].
По мнению историков А. Пинчбека и М. Хьюитт, только в XIX в. узаконенная защита детей стала частью дебатов в английском обществе, где права детей на питание, одежду, уход и защиту от жестокого обращения были признаны [6, с. 347]. В доиндустриальной Англии большинство родителей, конечно, любили своих детей, но вопрос «как любить» интерпретировался по-разному. Попытки смягчить жизнь детей в то время были ничтожными, и детям пришлось принять на себя обязанности маленьких взрослых. До XIX в. не было никаких действующих законов относительно жестокости родителей и учителей к детям: их эксплуатировали [6, с. 347].
В самом начале романа Пип находится на кладбище, где похоронены его пять младших братьев и родители. Это освещает одну из граней викторианского отношения к детям: они часто умирали, не дожив и до пяти лет, и, следовательно, сменяли друг друга. Для сравнения, из 1 000 детей, родившихся живыми в 1861 г., 522 достигли возраста 5 лет, как сообщалось в парламенте, примерно в то же время, как «Большие надежды» были выпущены в свет для общественности [6, с. 349-50]. Это частично объясняет, почему родители не имели эмоциональной привязанности к детям.
Кроме того, жестокость, равнодушие, невежество по отношению к детям явилось результатом популярных в XVIII в. кальвинистских взглядов Уэсли. Считалось, что дети пропитаны злостью с самого рождения и «благочестивые и благоразумные родители должны следить за их вредными страстями любым способом, находящимся в их власти» ("pious and prudent parents
DOI: 10.17748/2075-9908-2015-7-7/2-235-239
KRUPENINA Maryia I., Moscow State Linguistic University, Moscow, Russia
j.s.y.zero4@mail.ru
«A BAD SET OF FELLOWS»: «GREAT EXPECTATIONS» AND THE IMAGE OF CHILDHOOD IN VICTORIAN ENGLAND
Charles Dickens's novel "Great Expectations" is an outstanding work that rightfully takes its place among the best books of the English world literature. The article discusses and analyzes the precarious situation of children in Victorian England, based on the novel "Great Expectations" by Ch. Dickens, and also examines the problem of shifted paradigms of perceiving the image of childhood in Victorian England. It also addresses the problem of dehumanization of the child in the world contemporary to Charles Dickens. Particular attention is paid to family relations. The article traces the evolution of public mind in perception of childhood. Dickens believed that sufferings and deaths of children should be a significant impetus for reforms to be made by the authorities. Until the XIX century, there were no laws concerning the cruelty of parents and teachers to children; they were always exposed to exploitation. New social consciousness, reflected in the novel of Charles Dickens, was caused by the necessity to attract attention to parental responsibility for their children, what is disclosed in detail in the article.
Keywords: Ch. Dickens, dehumanization, violence, neglected children, cruelty, children, "Great Expectations".
must check their naughty passions in any way they [have] in their power") [6, с. 351]. Во времена Диккенса дети, находящиеся в тюрьме, вовсе не были необычным явлением.
В течение десяти лет после выхода в свет романа реформа действительно произошла. «Дети обоих полов не нуждаются в такой защите, как от их собственных родителей» - такова была реакция государственных деятелей на работающих по 12 часов в день в шахтах и дымоходах детей бедняков ("Amongst no persons do the children of both sexes need so much protection as against their parents") [6, с. 355].
В центре дискуссий остро стоял вопрос о том, имеют ли родители абсолютную ответственность и права на детей; или же государство несло ответственность по уходу за детьми, даже если это означало подрыв принципа родительской ответственности [6, с. 358]. Когда в романе старшая сестра Джейн стремится защитить младенца Покет от равнодушного отношения претенциозной миссис Покет к тому, что ребенок играет с опасным Щелкунчиком, Диккенс комично высмеивает этот момент в социальной дискуссии:
- Белинда, - упрекнул ее мистер Покет с другого конца стола, - ну можно ли быть такой неразумной? Ведь Джейн вмешалась для пользы маленького.
- Я никому не позволю вмешиваться, - заявила миссис Покет. - Меня удивляет, Мэтью, что ты подвергаешь меня таким оскорблениям».
- О боже мой! - воскликнул мистер Покет в порыве горестного отчаяния. - Неужели же нельзя вступиться за младенца, которому грозит смерть от щелкушки!
- Я не потерплю, чтобы мне делала замечания Джейн, - сказала миссис Покет, обратив величественный взор на ни в чем не повинную маленькую преступницу. - Надеюсь, я помню, кем был мой бедный дедушка. Джейн, еще не хватало!
Мистер Покет снова запустил руки в волосы и на этот раз даже приподнял себя немного над стулом.
- Нет, вы послушайте! - беспомощно воззвал он в пространство. - Младенцев убивают щелкушками ради чьих-то бедных дедушек! - После чего снова шлепнулся на стул и умолк [1, с. 180].
Таким образом, не только религиозные взгляды, но и упрямая философия абсолютных родительских прав подрывали благосостояние детей. Можно заключить, что в семье мистер Покет подчиняется власти своей жены, как и Джо Гарджери - миссис Джо. Это подчинение мужа жене, когда детское благосостояние стоит на карте, озадачивает в эпоху, когда права отцов должны иметь первостепенное значение. Пренебрежение детьми мистера Покета, как и насилие над Пипом его сестрой, усугубляют бесхарактерность отцовской власти, которая призвана была защищать. Однако, по правде говоря, родительские права, как правило, были конкретизированы в плане собственности, а не воспитания. Диккенс спрашивает: «Неужели никто не может их [детей] спасти?».
Как упоминалось выше, викторианская Англия находилась под влиянием интеллектуальной традиции Джона Уэсли, чья кальвинистская философия гласила, что из-за первородного греха дети были неспособны к хорошим поступкам. В противодействие этому мнению Ж.-Ж. Руссо выдвинул идею об изначальной невинности ребенка и его неспособности к злу [2, с. 2333]. Викторианцы, казалось, придерживались двух взглядов, но сам Ч. Диккенс поддерживал идеи Руссо.
Романы Диккенса, таким образом, содержат ценные свидетельства об изменении парадигмы родительского и опекунского ухода за детьми. Его эпоха стала свидетелем перехода от взглядов пуритан и Уэсли к идеям романтиков, что отразилось не только в произведениях Руссо, но и в поэмах Блейка и Вордсворта. Его взгляды сформировались также под влиянием его собственного несчастного детства, а также воспитанием своих собственных девяти детей.
Однако, согласно Д. Гриллсу, в романах было так же мало счастливых мужей и жен, как и детей и родителей. Сам Диккенс хоть и оптимистично описывает достижения детей в своих романах, его мнение о родителях подкрепляется письмом, написанным в 1844 г., где говорилось, «что для него большинство родителей казались эгоистичными с их детьми» [2, с. 147].
Таким образом, это не случайно, что «взрослые часто стоят в одном ряду с детьми по их поведению в романах Ч. Диккенса». Такое размещение является «самой лучшей проверкой нравственных качеств персонажа» [2, с. 140]. Пип говорит за Диккенса, когда страдает после нанесенного ему унижения от своей первой встречи с Эстеллой:
Воспитание сестры сделало меня не в меру чувствительным. Дети, кто бы их ни воспитывал, ничего не ощущают так болезненно, как несправедливость. Пусть несправедливость, которую испытал на себе ребенок, даже очень мала, но ведь и сам ребенок мал, и мир его мал, и для него игрушечная лошадка-качалка все равно, что для нас рослый ирландский скакун. С тех пор как я себя помню, я вел в душе нескончаемый спор с несправедливостью. Едва научившись говорить, я уже знал, что сестра несправедлива ко мне в своем взбалмошном, злом деспотизме. Меня не покидало сознание, что, воспитывая меня
своими руками, она все же не имеет права воспитывать меня рывками. Это сознание я берег и лелеял наперекор всем поркам, брани, голодовкам, постам и прочим исправительным мерам; и тем, что я, одинокий и беззащитный ребенок, так много носился с этими мыслями, я в большой мере объясняю свою душевную робость и болезненную чувствительность [1, с. 57].
Этот отрывок поучителен по нескольким причинам. Пип понимает несправедливость сестры только после несправедливого обращения с ним кого-то за пределами своего дома, в данном случае Эстеллы. Диккенс также четко опровергает представление, что дети - маленькие взрослые, не нуждающиеся в специальной защите от стрел внешнего мира. Однако сам Диккенс полон оптимизма касательно детского потенциала. Литературный критик Д. Ролингс отмечает: «В большинстве своем литература рассматривает детей как вещи для формования и формирования; в первых главах "Больших надежд" ребенок выступает как "вещь" для защиты -он должен сражаться с отбросами и уколами взрослых, которые постоянно требуют отречения от себя самого» [7, с. 83].
Воспоминания Пипа о насилии и безнадзорности являются самым развитым аргументом от имени детей в романе. Несмотря на то, что Джо любит его, он все же позволяет его дегуманизацию, когда Пипа называют «маленькой обезьянкой» [1, с. 7], «пищалкой» [1, с. 24] и угрожают ему «Щекотуном» («стержень наказания миссис Джо»). Дороти Ван Гент связывает это «изображение, в котором качества вещей и людей меняются местами» с окружающей средой дегуманизации в эпоху индустриализации [8, с. 128].
Годы спустя, когда Пип возвращается домой на похороны сестры, воспоминания о ее жестокости снова возвращаются к нему: «Времена, когда я был маленьким беспомощным существом, и моя сестра не жалела меня, ярко вернулись» [1, с. 260]. Она теперь обесценена для него, каким он когда-то был для нее. Он говорит о ее останках: «[Я] начал задаваться вопросом, в какой части дома оно-она-моя сестра была» [1, с. 261]. Он пишет, что «похоронный церемониал требовал, чтобы шесть человек, несущих гроб, задыхались под отвратительной попоной из черного бархата с белой каймой, все это сооружение смахивало на неуклюжее слепое чудовище о двенадцати человеческих ногах, еле ползущее вперед под присмотром двух погонщиков - форейтора и плотника» [1, с. 262]. Здесь имеется в виду, что жестокость родителей и опекунов детей в их доме дегуманизирует как детей, так и взрослых.
Как упоминалось ранее, мнение о том, что дети в викторианской Англии были нечестивцами по природе, преобладает. Сестра Пипа рассматривает его как молодого правонарушителя, «который будет иметь дело со всем величием закона... родившийся в оппозиции к диктатам разума, религии, и нравственности». Под бременем вины за пособничество осужденному, Пип задумывается, сможет ли Церковь быть «достаточно мощной, чтобы защитить» его [1, с. 20-21]. В конце концов, предполагается, что церковь и государство, когда Пип видит церковь, перевернутую вверх дном на кладбище, перевернуты вверх дном относительно интуитивного чувства справедливости Пипа. То, что кажется неправильным Пипу, признано правильным с позиции культуры и общества. Как утверждает Д. Ролингс, «роман начинается с пойманного Пипа в кошмарное детство Диккенса; он смотрит на мир и видит все из узла коррупции и несправедливости, но взрослый мир уверяет его, что все в порядке» [7, с. 81]. Ведь сообщество считает миссис Джо достойной восхищения домохозяйкой и хранительницей домашнего очага, а мисс Хэвишем просто эксцентричной, а не жестокой. «Когда церковь вернулась в прежнее состояние», церковь, государство и общество викторианской эры еще не созрели для этого.
Диккенс верил, что обучение дает свободу, и был нетерпим к родителям, отвергающим эту идею. Когда Пип неоднократно спрашивает о тюремных кораблях, о которых все говорят, миссис Джо бранит его и, наконец, восклицает: «Люди попадают на каторги, потому что они убивают и потому, что они грабят, и подделывают и делают всякого рода плохие вещи; и они всегда начинают делать это, задавая вопросы» [1, с. 12]. Таким образом, Диккенс осуждает опекунов, которые не чтут образование молодых, а также высмеивает викторианскую веру в то, что преступники изначально рождаются со злыми наклонностями.
Миссис Джо и ее отношение к образованию иронично. В опубликованной в 1853 г. книге «Преступность: ее количество, причины и методы искоренения» Ф. Хилла, который в соответствии с титульным листом был адвокатом, а позже и надзирателем тюрем, перечислены главные причины преступности в Великобритании: «плохое обучение и невежество» [3, с. 34]. В его самостоятельной записи в 1845 г. он сообщил, что «один простой факт, показывающий, в какой степени преступления вызваны безнадзорностью детей, это большое количество детей-сирот, которых всегда можно найти в тюрьмах, а большая часть родителей не были хороши характером» [3, с. 36-37]. Он утверждал, что умение читать и писать защитило бы детей от преступлений, ибо большинство заключенных были неграмотными [3, с. 40]. Книга содержит около шести страниц докладов и тематических исследований с заголовками «Пренебрежение родителей» и «Родительская ответственность» [3, с. 51].
Пип обучается в ужасной школе тети господина Вопсл. Тому малому, что он узнает, он хочет обучить и Джо, но двое должны участвовать в процессе обучения тайком, так как г-жа Джо «не любит ученых в помещениях» [1, с. 44]. Однако Джо защищает ее. Ролингс отмечает: «Джо не может бушевать, и таким образом поддерживает точку зрения Памблчука: хороший человек не почувствует того, что чувствует сам Пип» ("Joe cannot rage, and so reinforces the lesson of the Pumblechookian perspective: a good person wouldn't feel what Pip is feeling") [7, с. 81].
Диккенс продолжает спрашивать: «Неужели никто не сможет спасти детей?» Как ни странно, именно осужденный Мэгвич становится главным защитником Пипа. Его ложное и защитное признание в том, что он украл пирог со свининой, дает ему право стать «моим арестантом» для Пипа - роль, которая будет увеличиваться, пока, в конце концов, не станет центральной в повествовании, в соответствии с критиком Дж. Ирвингом [4, гл. XXVI]. Мэгвич рискует больше, чем Джо или любой другой, - своей жизнью - за отцовское внимание ко взрослому Пипу. История Мэгвича отражает викторианские прения природы и воспитания. Когда Пип спрашивает его: «Кем вы готовились стать в жизни?», Мэгвич отвечает: «Кандальником, мой мальчик» [1, с. 306]. Он ответил вполне серьезно и использовал это слово, будто это его профессия [1, с. 306]. Как и Пип, он мало знает о своем рождении, имея лишь смутную память о ком-то, кто покинул его. «Когда он был маленьким оборвышем, который заслуживал, чтобы его жалели, он приобрел репутацию "кандальника"» [1, с. 321]. Хотя некоторые сказали бы, что Мэгвич родился злым, становится ясным, что общество воспитало его таким. Дороти Ван Гент утверждает: «Мы приходим к идентификации детства Мэгвича и Пипа; жестокость имеет место по отношению к обоим детям, хотя "родителями" в одном случае выступают частные лица, а в другом - общество» [8, с. 135].
Как и многие жертвы насилия, Джо отрицает, что те, кого он любил, - жена и отец - сделали его «больным». Когда Джо раскрывает свою историю Пипу, мы узнаем, что отсутствие образования также является частью картины. Джо не ходил в школу из-за насилия отца. Но он говорит: «мой отец был таким хорошим в душе, разве ты не понимаешь?» - чтобы найти их и бить их. Пип, с его большим пониманием несправедливости, не видит доброты в отце Джо. Каким-то образом Джо переносит свое сочувствие за его «бедную мать», на неистовую миссис Джо, и опасается ее ругани так сильно, что страдает и позволяет Пипу тоже страдать. Он дает рационалистическое объяснение своей неспособности защитить Пипа извинениями: «А еще, Пип, - и намотай ты это себе на ус, дружок, - столько я насмотрелся на свою несчастную мать, столько насмотрелся, как женщина надрывается, трудится до седьмого пота, да от горя и забот смолоду и до смертного часа покоя не знает, что теперь я пуще всего боюсь, как бы мне чем не обидеть женщину, лучше я иной раз себе во вред что-нибудь сделаю. Оно бы, конечно, лучше было, кабы доставалось одному только мне, кабы ты не знал, что такое Щекотун, и я мог бы все принять на себя. Но тут уж ничего не поделаешь, Пип, как оно есть, так и есть, и ты на эти неполадки плюнь, не обращай внимания. «Пип восхищается Джо, за то, что он равный ему, за то, что раскрывает душу, но, увы, у Пипа, таким образом, нет защитников» [1, с. 45].
Примечательно, что после искреннего высказывания Джо, Пип смотрит на звезды, «размышляя, как ужасно должно быть чувствует себя человек, чье лицо обращено к ним, когда сам он замерзает до смерти и не видит ни жалости, ни помощи в этом блестящем сонме» [1, с. 45]. Диккенс задается вопросом, что если взрослые на земле скрываются от своей ответственности за молодых, то и с небес нет никакой надежды?
Сама иерархия, которая держит Пипа под абсолютной властью миссис Джо, которая на двадцать лет старше его, не в состоянии защитить его, потому что мистер Джо не предполагает традиционной роли в этой иерархии. Он является «большим ребенком ... равным Пипу». Пипа жестоко избивали, но в то же время, плача и потирая себя, он бросается к Джо. Джо беспокоится, когда думает, что Пип ест слишком быстро или у него нет порции подливы, но он не способен спасти маленького Пипа от издевательств.
В конце романа есть, конечно, вероятность того, что Пип окажется благородным характером, несмотря на жестокое обращение его сестры с ним. Его нравственный крах, кажется, был обусловлен действием его собственных рук, нежели ее. Он как Бидди, очень яркая и хорошая, на самом деле идеальная женщина, несмотря на ее «безнадежные обстоятельства» [1, с. 118], сирота, также «воспитанная своими руками» [1, с. 40]. Бидди отражает романтический взгляд на детей эпохи Вордсворта, как на развитых не по годам, с небесной мудростью, что Д. Гриллс называет «культом несовершеннолетней невиновности» [2, с. 133]. Герберт, судя по наблюдениям Пипа за детьми Покета, которые «не воспитываются, а. дрессируются» [1, с. 172], является тем не менее хорошим человеком, даже если он, кажется, поглощает часть бездарности собственных родителей.
Идея естественного добра в викторианские времена гласила, что злом являлось лишение детей их детства [2, с. 140]. Мисс Хэвишем, по высказыванию Герберта, была «испорченным ребенком», девушка без матери, чей отец ни в чем ей не отказывал [1, с. 166]. Она унаследовала его богатства и гордость, и теперь она опекун собственного «избалованного ребенка» Эс-
теллы. Далеко не безвредная, она, пожалуй, самый злой персонаж романа, так как «является виновной в агрессии против жизни при помощи двух детей, Пипа и Эстеллы, используя их как неодушевленные инструменты для мести ее разбитого сердца, как если бы они были не людьми, а вещами» [8, с. 131]. Ее игра является «больной фантазией», по ее собственному признанию, так как она портит Эстеллу и манипулирует ею при помощи драгоценных камней и уроками о том, как «разбить сердце [Пипа]» [1, с. 54]. Дороти Ван Гент приводит сцену, где она приказывает двум детям играть «мощным символом детского опыта взрослой тупости и садизма» [8, с. 128].
Эстелла - ровесница Пипа, но когда он встречает ее, он пишет: «Она презирает меня так, как если бы ей было двадцать один или она была королевой» [1, с. 52]. Хэвишем не только развернула схему «мщения всем людям мужского пола» [1, с. 164], но проявляла насилие к Эстел-ле, лишая ее невинности и детства. «Гордость и надежда» мисс Хэвишем именно в девочке, к которой она не имеет никакого милосердия [1, с. 88]. Слепое высокомерие одного человека, наделенного властью, может осуществлять перемены и, тем самым, вызывать возмущение читателей.
В середине XIX в. многие благотворительные организации «восстали [и] со всей очевидностью продемонстрировали, сколько детей на самом деле были еще приняты с пренебрежением и жестоким обращением с безответственными и вредоносными родителями». В самом деле, новое общественное сознание, казалось, возникло в соответствии с необходимостью привлечения внимания к опросу об ответственности родителей за своих детей, так что в конце века было уже принято специальное законодательство [6, с. 385]. Диккенс и другие его соотечественники полагали, что страдания и смерть детей должны быть значительным толчком к реформам для тех, кто наделен властью совершать их. Он пробуждал общественное сознание, бросая вызов судьбе фразой Покета: «Неужели никто не сможет их (детей) спасти?»
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Dickens Charles. Great Expectations. 1860-61. New York: Bantam, 1986.
2. Grylls David. Guardians and Angels: Parents and Children in Nineteenth-Century Literature. London: Faber and Faber,
1978.
3. Hill Frederic. Crime: Its Amount, Causes, and Remedies. London: John Murray, 1853.
4. Irving John. Introduction. Great Expectations by Charles Dickens. New York: Bantam, 1986.
5. Kucich John. "Intellectual Debate in the Victorian Novel: Religion, Science, and the Professional". In The Cambridge
Companion to the Victorian Novel. Ed. Deirdre David. Cambridge: Cambridge UP, 2001. 212-33.
6. Pinchbeck Ivy and Margaret Hewitt. Children in English Society. Vol. 2. London: Rouledge and Kegan Paul, 1973.
7. Rawlings Jack. "Great Expiations: Dickens and the Betrayal of the Child". In Great Expectations by Charles Dickens.
Ed. Roger D. Sell. New Casebooks. London: Macmillan, 1994.
8. Van Ghent Dorothy. The English Novel: Form and Function. New York: Holt, Rinehart, and Winston, 1966.
Information about the author
Крупенина Мария Игоревна, аспирантка кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, Москва, Россия j.s.y.zero4@mail.ru
Получена: 14.09.2015
Для цитирования статьи: «Неважный народец»: «Большие надежды» и образ детства в викторианской Англии.
Краснодар: Историческая и социально-образовательная мысль. 2015. Том 7. №6. Часть 2. с. 235-239.
doi: 10.17748/2075-9908-2015-7-7/2-235-239
Информация об авторе
Krupenina Maryia I., Postgraduate student,
Chair of Literature, Moscow State Linguistic
University,
Moscow, Russia
j.s.y.zero4@mail.ru
Received: 14.09.2015
For article citation: Krupenina M. I., «A bad set
of fellows»: «Great expectations» and the image of childhood in Victorian England.[«Nevazhnyy narodets»: «Bol'shiye nadezhdy» i obraz detstva v viktorianskoy Anglii]. Krasnodar. Is-toricheskaya i sotsial'no-obrazovatelnaya mys'l = Historical and Social Educational Ideas. 2015. Tom 7. No. 6 vol-2. Pp. 235-239. doi: 10.17748/2075-9908-2015-7-7/2-235-239
