CC BY
0
DOI: 10.25693/SVGV.2024.47.2.013 УДК 821.161.1-3
Роль впечатлений в межличностных отношениях героев в романе «Идиот» Ф.М. Достоевского
Н.А. Макаричева ■■ '
ФГБОУ ВО «Санкт-Петербургский государственный экономический университет»; г. Санкт-Петербург, Российская Федерация, 812nataly@mail.ru
Аннотация. Предлагается новый подход к дифференциации героев Ф.М. Достоевского с учетом особенностей их душевной жизни. Основой для дифференциации становятся эмоции, впечатления и воображение как составляющие душевной жизни персонажей, а также их соотношение в каждом индивидуальном случае. На примере образа князя Мышкина рассматривается, как первые впечатления определяют дальнейшие межличностные отношения героев и (в отдельных случаях) являются провиденциальными для их судеб. Предложенный подход расширяет представления о специфике художественных образов русского писателя и может быть распространен на других героев Ф.М. Достоевского.
Ключевые слова: типология; герой-идеолог; душевная жизнь; эмоции; впечатление; воображение
Для цитирования: Макаричева Н.А. Роль впечатлений в межличностных отношениях героев в романе «Идиот» Ф.М. Достоевского // Северо-Восточный гуманитарный вестник. 2024. № 2 (47). С. 155-163. DOI: 10.25693/SVGV2024.47.2.013
The Role of Impressions in the Interpersonal Relationships of Characters in the Novel "The Idiot" by F.M. Dostoevsky
N.A. Makaricheva fTT]
Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Education "St. Petersburg State Economic University", St. Petersburg, Russian Federation, ____________________812nataly@mail.ru____________________
Abstract. The scientific novelty is determined by the fact that the article proposes a new approach to assessing the F.M. Dostoevsky's heroes. Along with existing typologies and characterologies, differentiation is proposed taking into account the characteristics of the mental life of the heroes and the identification of dominants in their inner world: emotions, impressions or imagination. The identification of emotional, impressionable or imaginative heroes is to a certain extent arbitrary, but it helps to better understand the peculiarity of the writer's images. The purpose of the article is to show, using the example of the novel "The Idiot," how first impressions determine the further interpersonal relationships of the characters. Research methods. The main one is the problem-thematic method of studying literary text. Research results. In the novel "The Idiot," the main character (Prince Myshkin) is endowed with a unique ability to make emotional contact with other people, to influence with his unique charm. He is spiritually sensitive and therefore insightful in his first impressions of the faces of the people around him. His impressions not only help to understand the personality of another in a non-rational way, but are also often providential for the future fate of the character.
Keywords: typology; hero-ideologist; mental life; emotions; impression; imagination © Макаричева Н.А., 2024
For citation: Makaricheva N.A. The role of impressions in the interpersonal relationships of characters in the novel "The Idiot" by F.M. Dostoevsky. In: North-Eastern Journal of Humanities. 2024. №° 2 (47). Pp.155-163. DOI: 10.25693/ SVGV.2024.47.2.013 (In Russian)
Введение
Исследователи творчества Ф.М. Достоевского предлагают достаточно разнообразные варианты классификации героев писателя [Одино-ков, 1981; Алексеев, 1997; Щенников, 1997]. Наиболее часто используются обозначения типов «герой-идеолог» [Гроссман, 1925 и др.], «герой-приживальщик» [Башкиров, 2014], «кроткая героиня» [Абоскалова, 1997], «инфернальная героиня» [Астман, 1986] и т.д. Наряду с этим можно предложить и другой подход: дифференциация героев с учетом особенностей их душевной жизни.
Герой-идеолог - это герой по преимуществу «думающий», интеллектуальный, рефлексирующий. Это не значит, что он лишен эмоций, но все же интеллектуальная деятельность для него является главной. Но идея не формируется в сознании героя изолированно от его эмоциональной жизни, а неразрывно связана с ней. Более того, идея эмоционально переживается самим героем, яркий пример тому Родион Раскольников, Аркадий Долгорукий и др. Это особое соединение в герое Достоевского рационального и эмоционального было отмечено в ряде известных работ, посвященных творчеству писателя. Например, М.М. Бахтин писал: «Впервые основную структурную особенность художественного мира Достоевского нащупал Вячеслав Иванов- правда, только нащупал. Реализм Достоевского он определяет как реализм, основанный не на познании (объектном), а на "проникновении"» [Бахтин, 2002: 15]. Исследователь пришел к выводу о том, что «мысль, вовлеченная в событие, становится сама событийной и приобретает тот особый характер "идеи-чувства", "идеи-силы", который создает неповторимое своеобразие "идеи" в творческом мире Достоевского» [Там же: 14]. Несомненно, наиболее важным для творчества Ф.М. Достоевского является именно герой-идеолог, в то же время есть герои, в которых доминируют эмоции (госпожа Хохлакова в «Братьях Карамазовых») или воображение (генерал Иволгин в романе «Иди-
от»). Можно выделить героев, для которых, помимо воображения, характерна впечатлительность (Степан Трофимович Верховенский в романе «Бесы»). Такой подход, может быть, не дает оснований для создания классификации, но открывает возможность оценить особенности душевного мира героев и получить более полное, целостное представление об уникальности «героя Достоевского».
Новизна исследования определяется тем, что в работах специалистов по творчеству Ф.М. Достоевского не уделялось отдельного внимания именно такой характеристике внутренней жизни героя (эмоции-впечатления-воображение помимо интеллектуальной деятельности, более характерной для героя-идеолога). За более чем сто лет исследований много написано о психологических чертах героев Достоевского [Аскольдов, 1924], о психологизме произведений писателя, несомненно, много написано об аффективном поведении героев, о страстном характере персонажей и т.д. Но предметом нашего исследования является именно душевная жизнь героев, включающая ряд «компонентов» и даже этапов: сильные эмоции могут порождать в душе героев яркие впечатления; впечатления в свою очередь заставляют работать воображение, а у героев идеологов это может вести к продуцированию идеи. В данной случае в центре нашего внимания - впечатления, которые предшествуют рациональному познанию и являются начальным этапом в процессе межличностных отношений, что ярко проявляется в романе «Идиот». Целостные исследования внутреннего мира героев в аспекте особенностей эмоций-впечат-лений-воображения (и идей, как этапа душевной жизни у героев-идеологов) и их соотношения - подход, который требует разработки.
Цель работы - на примере образа князя Мышкина показать, насколько важную роль могут играть впечатления для установления душевного контакта между героями, постижения личности другого и развития сюжета дальнейших взаимоотношений.
Особую научную значимость имеет апробация возможностей предлагаемого подхода для изучения художественных образов Ф.М. Достоевского. Актуальность обновления подходов в изучении творчества Достоевского в широком плане и в том числе изучения его образов несомненна. Понимание современным читателем идейного содержания произведений писателя не только обусловлено знанием закономерностей историко-литературного процесса, индивидуальной авторской позиции и т.д., но и зависит от социальных, культурных и т.д. особенностей жизни, влияющих на читательское восприятие. Поэтому в работе мы учитываем современные тенденции в новом научном направлении, предметом которого являются эмоциональный мир человека и история эмоций [Плампер, 2018]. Это позволяет расширить представление о психологизме Достоевского, об особенности сюжетостроения произведений и дает ключ к пониманию аксиологической составляющей его творчества для современного читателя.
Материалы и методы
Материалом исследования послужил текст романа Ф.М. Достоевского «Идиот». Научный интерес обусловлен прежде всего тем, что в ряду пяти великих романов писателя «Идиот» занимает особое место. Центральная роль в нем отведена уникальному в русской литературе герою -«положительно прекрасному человеку», при этом герой-идеолог (Ипполит) отходит на второй, если даже не на третий план, что не типично для стиля Ф.М. Достоевского [Богданова, 2009]. Князь Мышкин устанавливает связи с окружающими прежде всего на душевном уровне, поэтому мы обратимся в первую очередь к этому образу для демонстрации обозначенного подхода. Основным методом является проблемно-тематический, предполагающий анализ тематики и проблематики романа писателя через внимание к внутреннему миру героев, и аксиологический метод, помогающий выявлению ценностей, актуальность которых Ф.М. Достоевский отстаивал посредством своего творчества.
Результаты
Федор Михайлович показал, насколько природа человека сложна и противоречива. В «За-
писках из подполья» была обнажена такая правда о человеке, которую, возможно, не всякий захотел бы и признать. Одно из важнейших «открытий» - о нерациональности многих желаний и поступков человека: «В ходе процедуры «вынесения за скобки» законов природы подпольный движется к некоему непознаваемому, нена-зываемому ядру своей личности, ибо индивидуальность для него, безусловно, более приоритетна, чем мир...» [Созина, 2008: 81]. Достоевский вкладывает бунт против рационализма и законов природы в уста антигероя, но это не значит, что человек должен быть существом исключительно рациональным и что автор отрицает право человека на эмоции. Природа человека настолько сложна, что в ней взаимодействует все: разум, эмоции, впечатления, воображение. Достоевский эту сложную внутреннюю человеческую жизнь открывал на страницах художественных произведений.
Необходимо отметить, что эмоциональный мир человека «изучался», конечно, не только в рамках литературы. Прежде всего он оказался в центре внимания философии. Например, Я. Плампер, автор книги «История эмоций», дает подробную, начиная с древности, историю обращения к эмоциональному миру человека со стороны философов, психологов, физиологов и т.д., мы не будем в рамках статьи повторять изложение этого долгого и сложного процесса, который и в настоящее время протекает в границах различных наук [Плампер, 2018: 5-121]. Например, он указывает на сочинения Аристотеля и других древних философов, в работах которых начинается «история чувств», «страстей» и «аффектов» человека [Там же]. Повесть Достоевского «Записки из подполья» в этом плане тоже знаковое произведение: оно, в свою очередь, оказало влияние и на философию (в частности, экзистенциализма), и на развитие психоанализа в XX веке. Парадоксалист, протестуя против жестких рамок логики и рационализма, раскрывается как герой эмоциональный и впечатлительный.
На наш взгляд, роман «Идиот» заслуживает особого внимания в рамках обозначенного подхода. Его можно условно назвать романом о впечатлительных героях. Отношения между героями часто зависят от первого впечатления, которое они друг на друга производят, и в романе
«Идиот» первые встречи, даже «заочные», оказываются чрезвычайно важны. Например, знакомство в поезде Мышкина с Рогожиным или встреча князя с семейством Епанчиных в самом начале повествования определяют характер будущих взаимоотношений.
Особое значение приобретает впечатление, которое производит лицо или портрет. Внимание к лицу человека дает не только новые впечатления, формирует первые представления о его характере, но даже диктует логику дальнейших отношений, а порой и определяет судьбу героев. Больше всего это характерно для Мышкина: он узнает, причем довольно тонко, каждого, с кем сталкивает его судьба в Петербурге, во многом именно по лицу.
Мышкин сам признается в значимости порой мелких, на первый взгляд мимолетных, впечатлений. Например, когда он рассказывает, казалось бы, о ключевом моменте в своей жизни - «возвращении» к реальности после болезни, он выделяет почти случайное происшествие в Швейцарии, которое становится катализатором происходящих в нем изменений: «Первое впечатление было очень сильное, <...> меня разбудил крик осла на городском рынке. Осел ужасно поразил меня и необыкновенно почему-то мне понравился, а с тем вместе вдруг в моей голове как бы все прояснело» [Достоевский, 1973: 48]. После этого Мышкин выходит из мрака болезни, и ему даже начинает нравиться Швейцария. В дальнейшем этот алгоритм повторяется достаточно часто: Мышкин что-то видит или слышит, что производит на него сильное эмоциональное воздействие, и это первое впечатление определяет дальнейшее восприятие человека или обстановки, в которой князь оказывается (Россия, дом Епанчиных, дом Рогожина, блуждания вокруг вокзала перед отъездом в Павловск.).
Но именно впечатления от лиц - самые первые и самые главные при встрече Мышкина с другими людьми.
Первое знакомство с Лизаветой Прокофьев-ной и ее дочерьми происходит именно так: Мышкин «угадывает» характер каждой из них по лицу. «Послушайте, когда я давеча вошел сюда - и посмотрел на ваши милые лица, - я теперь очень всматриваюсь в лица, - и услышал
ваши первые слова, то у меня, в первый раз с того времени, стало на душе легко. <...> Вы спрашивали меня про ваши лица и что я заметил в них. Я вам с большим удовольствием это скажу. У вас, Аделаида Ивановна, счастливое лицо, из всех трех лиц самое симпатичное. Кроме того, что вы очень хороши собой, на вас смотришь и говоришь: "У ней лицо, как у доброй сестры". <...> У вас, Александра Ивановна, лицо тоже прекрасное и очень милое, но, может быть, у вас есть какая-нибудь тайная грусть; душа у вас, без сомнения, добрейшая, но - вы невеселы. У вас какой-то особенный оттенок в лице, похоже - как у Гольбейновой Мадонны в Дрездене <...> Но про ваше лицо, Лизавета Прокофьевна, <.. > я просто уверен, что вы совершенный ребенок во всем, во всем, во всем -хорошем и во всем дурном, несмотря на то что вы в таких летах» [Достоевский, 1973: 65]. Генерал представляет Мышкина нарочито жалким, требующим сочувствия, чтобы отвлечь жену от его собственных провинностей и переключить на князя: «.он почти как ребенок, впрочем образованный. Я было вас, mesdames, - обратился он опять к дочерям, - хотел попросить проэкзаменовать его, все-таки хорошо бы узнать, к чему он способен» [Там же: 45]. Однако в результате «экзаменовки» Мышкин не только производит на женскую часть семьи Епанчиных благоприятное впечатление, поскольку его «угадывание» характера каждой героини звучит как тонкий комплимент, но и с первой встречи снимает всякие подозрения о своей умственной неполноценности. Интересно, что это «угадывание» по лицу происходит уже почти в конце довольно длительной встречи, Мышкин успевает многое рассказать своим собеседницам: о своей жизни в Швейцарии, о смертной казни, свидетелем которой он был, о судьбе бедной Мари. Но именно впечатления от лиц Елизаветы Прокофьевны, Александры и Аделаиды, которыми делится Мышкин, становятся поворотным моментом в их отношениях: «Когда князь замолчал, все на него смотрели весело, даже и Аглая, но особенно Лизавета Прокофьевна.
- Вот и проэкзаменовали! - вскричала она» [Там же: 65]. А отказ Мышкина говорить о лице Аглаи вводит в роман важную тему - красоты, ее роли и. судьбы красоты в мире.
Еще один важный момент, который содержит зерно будущего конфликта - впечатления Мыш-кина от портрета Настасьи Филипповны, которым он делится в доме Епанчиных. Причем в романе впечатление князя от этого портрета дается трижды.
Сначала он делится им с генералом Епанчи-ным и Гаврилой Иволгиным. «Удивительное лицо! <...>. Лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об этом глаза говорят, вот эти две косточки, две точки под глазами в начале щек. Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю, добра ли она? Ах, кабы добра!» [Там же: 31-32]. Это эмоциональное восприятие и попытка «угадать» не только характер героини, но и ее прошлую судьбу, дополняется далее уже самим Достоевским. Автору как будто требуется уточнить и пояснить процесс восприятия портрета князем и показать читателю те душевные движения, которые в герое происходят: «Ему как бы хотелось разгадать что-то скрывавшееся в этом лице и поразившее его давеча. <...>. Как будто необъятная гордость и презрение, почти ненависть, были в этом лице, и в то же самое время что-то доверчивое, что-то удивительно простодушное; эти два контраста возбуждали как будто даже какое-то сострадание при взгляде на эти черты. Эта ослепляющая красота была даже невыносима, красота бледного лица, чуть не впалых щек и горевших глаз; странная красота! Князь смотрел с минуту, потом вдруг спохватился, огляделся кругом, поспешно приблизил портрет к губам и поцеловал его» [Там же: 68]. И наконец, по поводу все того же портрета делятся впечатлениями Мышкин и Аделаида Епанчина:
«- В этом лице... страдания много... - проговорил князь как бы невольно, как бы сам с собою говоря, а не на вопрос отвечая. <.. >
- Этакая сила! - вскричала вдруг Аделаида, жадно всматриваясь в портрет из-за плеча сестры. <.. > - Такая красота - сила, <.. > с этакою красотой можно мир перевернуть!» [Там же: 69].
Разумеется, трижды воспроизводимые автором впечатления от одного только портрета Настасьи не случайны. В них угадывается история героини в прошлом и трагичность ее судьбы в будущем. Конечно, дальше в романе будет и пересказ пережитых ею страданий; будут изложе-
ны мотивы презрения и ненависти, и драматичный контраст эмоций; будет и «мир перевернут» - мир Рогожина, Мышкина, Гани Иволгина.. Это первые впечатления даже не от встречи с героиней, а еще только от портрета, но настолько они насыщенны и значимы сами по себе, «заряжены» драматизмом и даже трагизмом еще не наступивших событий. Важно и другое. В IV главке части I от автора дается предыстория Настасьи Филипповны. Но Мышкин знает далеко не все - только то, что услышал в вагоне от Рогожина и Лебедева и понял из разговора генерала Епанчина с Ганей Иволгиным. В восприятии Мышкиным портрета Настасьи Филипповны раскрываются его ценностные приоритеты: красота страдания, доброта, которая станет залогом спасения. Впечатления других героев раскрывают несовпадение «систем координат» и критериев оценки по отношению к взгляду князя: генеральша Епанчина видит красоту порочной женщины; Аделаида оценивает портрет чисто эстетически как художник, верящий в силу искусства и всемогущества красоты, способной изменить мир; Ганя оценивает красоту Настасьи Филипповны с точки зрения мужчины, вынужденного жениться на чужой содержанке. Поэтому большинство из них не поймет чувства любви-сострадания Мышкина к Настасье Филипповне, как не поняли его восхищение красотой страдания. М.М. Бахтин писал об этой особенности поэтики писателя: «Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов действительно является основною особенностью романов Достоевского» [2002: 10] и, надо добавить, впечатлений. В этом многоголосном сочетании впечатлений, оценок, суждений не только эффект принципиальной неисчерпаемости слова о герое, но и его незавершенность: Настасья Филипповна на протяжении романа не раз будет то подтверждать, то опровергать эти впечатления, как в доме Гани Ивол-гина, шепнув его матери: «Я ведь и в самом деле не такая, он угадал.» [Достоевский, 1973: 100].
В этой же сцене знакомства с Епанчиными можно особо отметить разговор с Аделаидой. Мышкин предлагает ей сюжет для картины, и картина эта должна быть чрезвычайно выразительной, даже страшной в своем воздействии на зрителя: «. нарисовать лицо приговоренного за
минуту до удара гильотины, когда еще он на эшафоте стоит, пред тем как ложиться на эту доску.
- Как лицо? Одно лицо? - спросила Аделаида. - Странный будет сюжет, и какая же тут картина? <.. > Как же это лицо нарисовать? Так, одно лицо? Какое же это лицо?
- Это ровно за минуту до смерти, <...> тот самый момент, когда он поднялся на лесенку и только что ступил на эшафот. Тут он взглянул в мою сторону; я поглядел на его лицо и все понял... Впрочем, ведь как это рассказать!» [Там же: 54-55]. Это одно из самых сильных эмоциональных и нравственных потрясений князя Мышкина, которые он испытал в жизни. Воспоминание о приговоренном к казни не отпускает его, он делится им несколько раз на протяжении романа. Впечатление от лица приговоренного настолько сильно, что невыразимо в словах. Как и впечатление от красоты Аглаи. Но красота -это загадка для князя, а смерть - уже, видимо, нет.
Выразительно впечатление Мышкина и при первом же взгляде на Гаврилу Иволгина: «Это был очень красивый молодой человек, тоже лет двадцати восьми, стройный блондин, средневы-сокого роста, с маленькою, наполеоновскою бородкой, с умным и очень красивым лицом. Только улыбка его, при всей ее любезности, была что-то уж слишком тонка; зубы выставлялись при этом что-то уж слишком жемчужно-ровно; взгляд, несмотря на всю веселость и видимое простодушие его, был что-то уж слишком пристален и испытующ. "Он, должно быть, когда один, совсем не так смотрит и, может быть, никогда не смеется", - почувствовалось как-то князю» [Там же: 21]. Такое впечатление носит едва ли не профетический характер. Здесь нет еще никаких взаимных эмоций, но уже подключается воображение - князь пытается представить, каким бывает Ганя без свидетелей. Тем самым в первом же впечатлении, которое производит лицо Гани на Мышкина, заложено многое такое, что в скором времени вполне будет реализовано в их взаимоотношениях: Ганя раскроет Мышкину свое обостренное желание выйти из разряда «неоригинальных людей», которых Раскольников назвал «обыкновенными» и «материалом» и в то же время будет уязвлен проницательностью князя, который легко угадает его натуру - униженного самолюбивого человека. И
«наполеоновская бородка» в портрете героя вновь вернет читателей к предшествующему роману, заставит увидеть в Гавриле Ардалионо-виче внутренний «раскол», порожденный желанием «обыкновенного человека» выбиться в «наполеоны». В первом впечатлении князя все это лишь намечено: лицо производит впечатление маски, за которой прячется совсем другой человек, за «видимым простодушием и веселостью» скрывается внутренняя трагедия («никогда не смеется»).
Лицо Гани, по замыслу автора, не только выразительно, но и меняется в зависимости от обстоятельств. На это обращают внимание и другие персонажи. Так, Настасья Филипповна внезапно посещает квартиру своего «жениха», который потрясен внезапным визитом и открывшейся неприглядностью быта обедневшего семейства: комнаты сдаются внаем, жильцы весьма «непрезентабельны», опустившийся пьяный отец семейства, генерал Иволгин, в прошлом сослуживец Епанчина, пытается произвести впечатление хозяина дома и благородного офицера. И Настасья Филипповна не упускает случая «уколоть» Ганю, у которого все эмоции - на лице: « - Что у вас за лицо? О, боже мой, какое у вас в эту минуту лицо! - Прошло несколько мгновений этого смеха, и лицо Гани действительно очень исказилось: его столбняк, его комическая, трусливая потерянность вдруг сошла с него; но он ужасно побледнел; губы закривились от судороги; он молча, пристально и дурным взглядом, не отрываясь, смотрел в лицо своей гостьи, продолжавшей смеяться» [Там же: 88]. Это лицо униженного гордого человека, уязвленного до глубины души, и Настасья Филипповна в этот момент довольна тем впечатлением, которое она производит своим скандальным появлением в семействе Иволгиных [Влас-кин, 2017].
Восприимчивость к лицам, к переменчивому их выражению, к отдельным ситуациям, преимущественно кризисным, которые отражаются в лицах собеседников - отличительная черта князя Мышкина. Он получает сильное впечатление - и это делает его душевно прозорливым и чутким к людям. Хотя, например, Т.А. Касаткина оспаривает проницательность князя Мышкина, поскольку «по вине Льва Николаевича чудовищно, непереносимо страдают
две женщины.» [Касаткина, 1995: 48].
При встрече с Мышкиным, причем даже при первой встрече, практически все герои попадают под его обаяние. И почти всегда происходит смена первого недоверчивого или недоброжелательного отношения к князю на противоположное. Князь без осознанного намерения умеет произвести удивительно быстро положительное впечатление на других. Например, генерал Епанчин сперва относится к появлению Мыш-кина как к обычному появлению бедного родственника в генеральском доме: снисходительно, немного раздраженно, стремясь сразу обозначить дистанцию между своим семейством и «однофамильцем» жены. Генерал почти готов выставить бедного родственника за порог, и князь готов уйти, но его лицо производит необъяснимое впечатление на хозяина дома: «Взгляд князя был до того ласков в эту минуту, а улыбка его до того без всякого оттенка хотя бы какого-нибудь затаенного неприязненного ощущения, что генерал вдруг остановился и как-то вдруг другим образом посмотрел на своего гостя; вся перемена взгляда совершилась в одно мгновение» [Достоевский, 1973: 23]. Это впечатление создает и новый эмоциональный фон общения: « - Вот что, князь, - сказал генерал с веселою улыбкой, - если вы в самом деле такой, каким кажетесь, то с вами, пожалуй, и приятно будет познакомиться» [Там же: 24]. Немногим раньше князь производит и особенное впечатление на Рогожина, который, выйдя из вагона, приглашает князя к себе: «Князь, неизвестно мне, за что я тебя полюбил. Может, оттого, что в этакую минуту встретил, да вот ведь и его встретил (он указал на Лебедева), а ведь не полюбил же его. Приходи ко мне, князь» [Там же: 13].
Примечательны и женские впечатления от Мышкина сестер Епанчиных и их матери. Эти впечатления настолько для них самих необычны, что принимаются сначала с большим недоверием: « - Этот князь, может быть, большой плут, а вовсе не идиот, - шепнула она (Александра) Аглае. - Наверно так, я давно это вижу, -ответила Аглая. - И подло с его стороны роль разыгрывать. Что он, выиграть, что ли, этим хочет?» [Там же: 48]. Генеральша также начинает с того, что после рекомендации князя супругом как жалкого больного, «с припадками», почти нищего, третирует его и обращается с ним на
грани приличия. Но вскоре чуткая, хотя и чудаковатая и своевольная, Лизавета Прокофьевна скажет князю, сглаживая колкости своих дочерей: «.не подумайте чего-нибудь, что они вас так тормошат. Они, верно, что-нибудь затеяли, но они уже вас любят. Я их лица знаю» [Там же: 57]. Как и Мышкин, Лизавета Прокофьевна бывает проницательна, поэтому именно она произнесет потом в защиту Мышкина немало слов, которых от светской дамы никто не ожидал.
Обсуждение
Разумеется, для Мышкина важны впечатления не только от лиц людей, с которыми сталкивает его судьба. В романе есть и другие, не менее яркие моменты впечатлений, которые связаны с идейной нагрузкой романа. Например, впечатления от картины Ганса Гольбейна «Мертвый Христос», причем разных героев, не только Мышкина. Впечатления Мышкина от дома Рогожина не только раскрывают сложную натуру хозяина дома, но и создают драматический контекст судьбы героев. Более того, душевная жизнь сводится не к одним только впечатлениям, она намного сложнее и имеет свои индивидуальные черты у каждого из героев. Поэтому предлагаемый нами поход к постижению душевной жизни через анализ эмоций-впечатле-ний-воображения и соотношений этих составляющих требует дальнейшей апробации. Помимо Мышкина в романе «Идиот» такой анализ результативен в отношении Настасьи Филипповны, Рогожина, Аглаи, Лизаветы Прокофьев-ны, Ипполита Терентьева. С одной стороны, вопрос об эффективности обозначенного подхода остается открытым для обсуждения, с другой -он, на наш взгляд, дает ключ к постижению человеческой души, что было одной из важнейших задач Достоевского-писателя.
Заключение
Итак, на примере романа «Идиот» и прежде всего князя Мышкина как главного героя можно убедиться в важности душевной составляющей в жизни человека. Внутренняя жизнь героев Достоевского не сводима к размышлениям и рефлексии, к интеллектуальным рассуждениям и созданию идей (Раскольников, Ставрогин и дру-
гие). Нередко и герои-идеологи обладают достаточно высокоразвитым воображением, способны к глубоким эмоциональным переживаниям, одарены эстетически. Например, Иван Карамазов - не только автор статьи о церковном суде, но и Поэмы о Великом инквизиторе. Поэтому внимание к душевной жизни героев, несомненно, обогащает наше представление об особенностях стиля Достоевского. «Впечатления» и «впечатлительность» - важные составляющие душевных переживаний героев. Особенно показателен в этом плане роман «Идиот», в котором герой-идеолог отходит на второй план, уступая место герою чувствующему, любящему, сострадательному, способному впечатляться и откликаться всей душой на боль и радость ближнего.
Весь роман «Идиот» переполнен такими впечатлениями, которые, даже будучи для самих героев порой невыразимыми, для читателя передаются все-таки в словах. И это высокохудожественные слова, характерные для талантливого писателя. Поэтому мы согласны с мнением А.Л. Зорина: «.историческое изучение как эмоционального мира отдельного человека, так и его специфических переживаний с относительно доступной в каждом случае мерой полноты и отчетливости представляется нам и возможным, и продуктивным» [2016: 11].
Дополнительные источники:
Алексеев А.А. Характерология этико-эстетиче-ская // Достоевский: эстетика и поэтика: словарь-справочник. Челябинск: Металл, 1997. С. 236-237.
Созина Е.К. Записки из подполья // Ф.М. Достоевский. Сочинения, письма, документы: словарь-справочник. СПб.: Пушкинский дом, 2008. С. 77-88.
Щенников Г.К. Типология художественного творчества // Ф.М. Достоевский. Эстетика и поэтика: словарь-справочник. Челябинск: Металл, 1997. С. 118-119.
Список литературы:
Абоскалова В.В. О «хищном» и «кротком» типе у Достоевского и Ремизова // Достоевский и Сибирь: тез. выступл. на Росс. чтениях, посв. 175-летию со дня рожд. Ф.М. Достоевского (г. Омск, 23-25 октября 1996). Омск, 1997. 63 с.
Аскольдов С. Психология характеров у Достоевского // Ф.М. Достоевский. Статьи и материалы. В 2 сб. Сб. 2 / под ред. А.С. Долинина. Л., 1924. С. 5-31.
Астман М. Образ «инфернальной женщины» в русской литературе // Отклики. Нью Хэвен, 1986. С. 83-96.
Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского // Бахтин М.М. Собрание сочинений. В 7 т. Т. 6. М.: Русские словари; Языки славянской культуры, 2002. С. 5-300.
Башкиров Д. Образы приживальщиков в русской литературе: метафора или реальность // Русская словесность в мировом культурном контексте: избр. докл. и тез. IV Междунар. симп. (г. Москва, 4-18 декабря 2012 г.) / под общ. ред. И.Л. Волгина. М.: Фонд Достоевского, 2014. С. 243-245.
Богданова О.А. «Помечтал да и сделал» («идеи» и «идеологи» в романном творчестве Ф.М. Достоевского) // Достоевский и современность: мат-лы XXIII Междунар. Старорусских чтений (г. Старая Русса, 21-25 мая 2008 г.). Великий Новгород, 2009. С. 30-42.
Власкин А.П. О женском воздействии на мужчин в романах Достоевского // Достоевский и мировая культура. Альманах № 35. СПб., 2017. С. 235-250.
Гроссман Л.П. Поэтика Достоевского. М.: Изд-во Гос. акад. худ. наук, 1925. 188 с. URL: https://im-werden.de/pdf/grossman_poetika_dostoevskogo_1925. pdf (дата обращения: 30.05.2024)
Достоевский Ф.М. Идиот // Полн. собр. соч. В 30 т. Т. 8. Л.: Наука, 1973. 510 с.
Зорин А.Л. Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII - начала XIX вв. М.: Новое лит. обозрение, 2016. 568 с.
Касаткина Т.А. «И утаил от детей». Причины непроницательности Льва Мышкина // Достоевский и мировая культура. Альманах № 4. М., 1995. С. 48-53.
Одиноков В.Г. Типология образов в художественной системе Ф.М. Достоевского. Новосибирск: Наука, 1981. 145 с.
Плампер Я. История эмоций / пер. с англ. К. Ле-винсона. М.: Новое лит. обозрение, 2018. 568 с.
References:
Aboskalova V.V. O "hishhnom" i "krotkom" tipe u Dostoevskogo i Remizova [About the "predatory" and "meek" types in Dostoevsky and Remizov]. Dostoevski} i Sibir': Tez. vystupl. na Ross. chteiijah, posv. 175-ti letiju so dnja rozhd. F.M. Dostoevskogo (Omsk, 23-25 oktjabrja 1996) [Dostoevsky and Siberia: Abstracts of speeches at Russian readings dedicated to the 175th anniversary of birth of F.M. Dostoevsky (Omsk, October 23-25, 1996)]. Omsk, 1997. 63 р. (In Russian)
Askol'dov S. Psihologija harakterov u Dostoevsko-go [Psychology of characters in Dostoevsky]. F.M. Dos-toevskij. Stat'i i materialy. Pod red. A.S. Dolinina [Dostoevsky: Articles and materials. Edited by A.S. Dolinina]. At 2 Sats. Sat. 2. Leningrad, 1924. Pp. 5-31. (In Russian)
Astman M. Obraz "infernal'noj zhenshhiny" v russ-koj literature [The image of the "infernal woman" in Russian literature]. Otkliki [Responses]. New Haven: 1986. Pp. 83-96. (In Russian)
Bahtin M.M. Problemy poetiki Dostoevskogo [Problems of Dostoevsky's Poetics]. Sobranie sochinenij [Collected works]. In 7 vols. Vol. 6. Moscow: Russian dictionaries; Languages of Slavic culture. 2002. Pp. 5-300. (In Russian)
Bashkirov D. Obrazy prizhival'shhikov v russkoj literature: metafora ili real'nost' [Images of hangers-on in Russian literature: metaphor or reality]. Russkaja sloves-nost' v mirovom kul'turnom kontekste: IV Mezhdunarodnyj simpozium (g. Moskva, 4-18 dekabrja 2008 g.) [Russian Literature in the World Cultural Context: Selected re-ports and theses IV International Symposium (Moscow, December 4-18, 2008)]. Under the general editorship of I.L. Volgina. Moscow: Fond Dostoevskogo, 2014. Pp. 243-245. (In Russian)
Bogdanova O.A. "Pomechtal da i sdelal" ("idei" i "ideology" v romannom tvorchestve F.M. Dostoevskogo) ["I dreamed and did it" ("ideas" and "ideologists" in the F.M. Dostoevsky's novel works)]. Dostoevskij i sovre-mennost': materialy XXIII Mezhdunarodnyh Starorusskih chtenij (g. Staraya Russa, 21-25 maya 2008 g.) [Dostoevsky and modernity. Materials of the XXIII International Old Russian Readings (Staraya Russa, May 21-25, 2008)]. Veliky Novgorod, 2009. Pp. 30-42. (In Russian)
Сведения об авторе:
Макаричева Наталья Александровна - д.ф.н., доцент, профессор кафедры общественных наук ФГБОУ ВО «Санкт-Петербургский государственный экономический университет»; г. Санкт-Петербург, Российская Федерация;
https://orcid.org/0000-0002-0218-825X;
812nataly@mail.ru
Dostoevsky F.M. "Idiot" ["The Idiot]. Polnoe sobranie sochinenij [Complete works]. In 30 vols. Vol. 8. Leningrad: Science Publ., 1973. 510 p. (In Russian)
Grossman L.P. Pojetika Dostoevskogo [Dosto-evsky'a Poetics]. Moscow: State Academy of Art Sciences, 1925. 188 p. URL: https://imwerden.de/pdf/ grossman_poetika_dostoevskogo_1925.pdf (accessed date: May 30, 2024) (In Russian)
Kasatkina T.A. "I utail ot detej". Prichiny nepronica-tel'nosti L'va Myshkina ["And hid it from the children". Reasons for Lev Myshkin's lack of insight]. Dostoevskij i mirovaja kul'tura. Al'manah № 4 [Dostoevsky and world culture. Almanac № 4]. Moscow: 1995. Pp. 4853. (In Russian)
Odinokov V.G. Tipologija obrazov v hudozhestven-noj sisteme F.M. Dostoevskogo [Typology of images in the F.M. Dostoevsky'a artistic system]. Novosibirsk: Science Publ., 1981. 145 p. (In Russian)
Plamper Ya. Istorija jemocij [History of emotions]. Translation from English K. Levinson. Moscow: New Literary Review Publ., 2018. 568 p. (In Russian)
Vlaskin A.P. O zhenskom vozdejstvii na muzhchin v romanah Dostoevskogo [On the female influence on men in Dostoevsky's novels]. Dostoevskij i mirovaja kul'tura. Al'manah № 35 [Dostoevsky and world culture. Almanac № 35]. St. Petersburg, 2017. Pp. 235250. (In Russian)
Zorin A.L. Pojavlenie geroja. Iz istorii russkoj jemocional'noj kul'tury konca XVIII - nachala XIX veka [The appearance of a hero. From the history of Russian emotional culture of the late 18th - early 19th centuries]. Moscow: New Literary Review Publ., 2016. 568 p. (In Russian)
Information about the author:
Makaricheva Natalya Aleksandrovna - Dr. Sci. (Philology), Associate Professor, Professor of the Department of Social Sciences of the Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Education "St. Petersburg State Economic University"; St. Petersburg, Russian Federation;
https://orcid.org/0000-0002-0218-825X; 812nataly@mail.ru
