CC BY
95
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 11. ПРАВО. 2018. № 5
ТРИБУНА МОЛОДыХ УЧЕНыХ
с. И. коваленко, аспирант кафедры международного права юридического факультета МГУ*
роль ст. 31 венской конвенции о праве международных договоров в обосновании использования европейским судом по правам человека эволюционного подхода к толкованию норм европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод
Настоящая статья представляет собой попытку продолжить рассмотрение правовых оснований используемого Европейским судом по правам человека эволюционного толкования норм Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. Автором проанализированы динамичные элементы ст. 31 Венской конвенции о праве международных договоров.
Ключевые слова: Конвенция о защите прав человека и основных свобод, Европейский Суд по правам человека, эволюционное (эволютивное) толкование, Венская конвенция.
The present article is an attempt to continue the examination of the legal basis for the evolutionary interpretation of the European Convention on Human Rights and Fundamental Freedoms of1950 applied by the European Court of Human Rights. Here, the author analyzes the dynamic elements of Article 31 of the Vienna Convention on the Law of Treaties.
Keywords: European Convention on Human Rights, European Court of Human Rights, evolutionary (evolutive) interpretation, VCLT.
Автор настоящей работы придерживается точки зрения, что в ст. 31 Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г. (далее — Венская конвенция) содержится ряд динамичных элементов, каждый из которых может рассматриваться в качестве международно-правовой основы эволюционного толкования Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Европейская Конвенция, Конвенция) 1950 г. Европейским Судом по правам человека (далее — ЕСПЧ, Европейский Суд или Суд):
1) термины договора в соответствии с их «обычным значением» (п. 1 ст. 31 Венской конвенции);
2) добросовестность толкования международного договора (п. 1 ст. 31 Венской конвенции);
3) объект и цели договора (п. 1 ст. 31 Венской конвенции);
4) последующее соглашение, относящееся к договору, которое было достигнуто между всеми участниками в связи с заключением договора (подп. "а" п. 3 ст. 31 Венской конвенции);
5) последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования (подп. "b" п. 3 ст. 31 Венской конвенции);
6) любые соответствующие нормы международного права, применяемые в отношениях между Сторонами (подп. "с" п. 3 ст. 31 Венской конвенции).
Проанализируем эти элементы поочередно и более подробно. 1. Термины договора в соответствии с их «обычным значением».
Венская конвенция требует текстуального подхода к толкованию норм международных договоров в соответствии с тем значением терминов, которое они обычно имеют в их контексте. Однако в ней не уточняется, о каком «обычном значении» (ordinary meaning) терминов идет речь: существовавшем на момент заключения договора или на момент его толкования. Данное основание позволяет рассматривать термины Конвенции как способные со временем эволюционировать, меняя свое значение.
Конвенция создавалась в конкретно-исторической обстановке послевоенной Западной Европы. Для авторов этого основного европейского правозащитного документа приоритетной задачей было иметь «короткий, непротиворечивый текст», который можно было бы принять сразу на волне интереса к правам человека 1. Однако «непротиворечивый текст» Конвенции стал источником противоречий, когда ЕСПЧ столкнулся с необходимостью принимать решения на основе декларативных, абстрактно сформулированных прав и свобод применительно к реальной жизни по мере развития общества.
Английский философ и теоретик права Герберт Харт в книге «Понятие права» (The Concept of Law (1961)) обосновал понятие «открытая структура» (неопределенность) правовых понятий. Согласно Харту, «открытая структура права оставляет широкое поле для творческой деятельности, которую некоторые называют законодатель-
1 Harris, O'Boyle, and Warbrick: Law of the European Convention on Human Rights / Ed. by D. Harris, M. O'Boyle, E. Bates, C. Buckley. Oxford, 2014. P. 5.
ной»2. В научной литературе отмечается, что язык Конвенции также является «открытой структурой (open texture)»3.
Технический инструментарий построения конвенционных норм включает абстрактные язык и лексику. Содержание и объем ряда используемых оценочных понятий (например, «жизнь» (ст. 2), «пытка» (ст. 3), «частная и семейная жизнь» (ст. 8) и др.) не получили должной конкретизации. Появление ёмких оценочных категорий в тексте Конвенции было связано с невозможностью детально регулировать различные сферы общественной жизни и человеческих отношений.
Судья ЕСПЧ от Греции Линос-Александр Сицильянос подчеркнул, что составители Конвенции не воспринимали права человека как статичную данность4. Нечеткость юридического языка Конвенции, отсутствие детализации каждого права — свидетельство того, что государства-участники осознавали, что обобщающие понятия, сформулированные в Конвенции, дают возможность приспособления конвенционных положений к постоянно меняющейся общественной среде. Всеобщность и терминологическая абстрактность, с одной стороны, способствуют долговечности Конвенции, а с другой — позволяют судьям ЕСПЧ адаптировать ее нормы к неизбежным социальным, политическим, научным, медицинским и другим изменениям общественной жизни, чтобы толкование ими Конвенции не отставало от перемен, происходящих в европейском обществе с течением времени. Придание конвенционным терминам нового смысла с учетом обстоятельств, существующих на момент фактического применения договора, требует уточнения крайне расплывчатой терминологии, содержащейся в тексте Конвенции в ее первоначальном значении.
2. Добросовестность толкования положений конвенции. Необходимость добросовестного толкования положений международного договора в соответствии с п. 1 ст. 31 Венской Конвенции не влечет за собой требования прибегать к буквальному, статичному толкованию. Добросовестность толкования предполагает учет общего смысла действительных намерений стран — участниц Конвенции, закрепленных в тексте договора, последующей практике. Важная особенность добросовестного толкования положений рассматриваемого нами многостороннего правозащитного международно-правового акта со-
2 Харт Г.Л. А. Понятие права / Пер. с англ.; под общ. ред. Е. В. Афонасина, С. В. Моисеева. СПб., 2007. С. 206.
3 Mahoney P. Marvellous Richness of Diversity or Invidious Cultural Relativism? // H. R. L. J. 1998. Vol. 19. N1. P. 2; Arden M. Peaceful or Problematic? The Relationship between National Supreme Courts and Supranational Courts in Europe // Y. B. Eur. L. 2010. Vol. 29. N1. P. 15.
4 Magyar Helsinki Bizottsag v. Hungary [GC]: Judgment of 08 November 2016, ECHR, para 7 (concurring opinion of Judge Sicilianos, joined by Judge Raimondi).
стоит в том, что ЕСПЧ проводит судебные разбирательства по делам, которые основаны на конкретных жизненных ситуациях, поэтому интерпретационный процесс направлен на раскрытие реального, а не абстрактного словесного содержания толкуемого текста.
ЕСПЧ не является органом, который имеет полномочия вносить изменения и дополнения в основной текст Конвенции, чтобы актуализировать содержание прав и свобод из конвенционного перечня к конкретному временному периоду. Новация Конвенции возможна лишь путем длительной и довольно сложной процедуры переговоров между странами-участницами с целью подписания и ратификации дополнительных Протоколов к Конвенции. Совокупность этих факторов привела к тому, что Европейская комиссия по правам человека (упразднена после вступления в силу Протокола № 11 к Конвенции в 1998 г.) (далее — Комиссия) и ЕСПЧ, не имея возможности напрямую вносить изменения в устаревающий текст Конвенции, выбрали другой путь: добросовестно адаптировать существующие конвенционные положения к ситуациям сегодняшнего дня, наполняя их современным смысловым содержанием с помощью использования доктрины «живого инструмента».
3. объект и цели договора. В соответствии с п. 1 ст. 31 Венской конвенции при толковании положений каждого договора в первую очередь учитываются его объект и цели. Тем самым устанавливается телеологический способ толкования международного договора, суть которого заключается в толковании договора в отношении его объекта, целей и намерений сторон. Применяемый ЕСПЧ эволюционный способ толкования также учитывает «объект и цель» Европейской конвенции, которые рассматриваются в этом документе как единая категория. Однако эти способы толкования по-разному определяют смысл конвенционных положений.
Телеологический (целевой) подход к толкованию текста Конвенции необходим для уточнения смысла и содержания ее положений, когда они неясны или становятся причиной разногласий. Этот способ толкования предполагает установление объекта и цели Конвенции в том виде, как они определены в ее тексте создателями в момент принятия документа без учета развития идей и мнений в различных государствах Европы.
Эволюционное толкование не связано с раскрытием первоначальных намерений стран — участниц Конвенции, которые нашли отражение в тексте Конвенции. Анализируемый способ толкования устанавливает содержание интерпретируемых понятий не в свете реалий того времени, когда конвенционные положения были разработаны и вступили в силу, а в свете современных обстоятельств применения нормы. Учитываются меняющиеся нормы международ-
ного права и законодательства большинства государств — участников Конвенции5.
Особо следует обратить внимание на то, что в Венской конвенции не содержится положений, согласно которым цель толкования — это выяснение намерений государств-участников при заключении договора. В постановлениях Большой Палаты ЕСПЧ по целому ряду дел есть указания, что нормы Конвенции не могут быть истолкованы исключительно (курсив мой. — С.К.) в соответствии с намерениями их авторов, смысл которых был отражен несколько десятилетий назад6, когда государствами—членами Совета Европы были только двенадцать Договаривающихся Сторон. Выяснение этих намерений становится все менее значимым по мере присоединения к Конвенции новых стран, непрерывного развития социальных отношений.
Стремясь «избежать чрезмерной зависимости от использования исторических интерпретаций», ЕСПЧ подчеркнул важность толкования Конвенции «в свете условий сегодняшнего дня»7, которое для раскрытия смысла и содержания толкуемой нормы не требует обращения к подготовительным материалам (travaux préparatoires), полученным в ходе разработки договора. Более того, применение доктрины «живого инструмента» и обращение к подготовительным материалам Конвенции с целью уяснения исторических намерений «отцов-основателей» в период создания письменного текста этого документа, соблюдения точных формулировок его статей судьи ЕСПЧ называют диаметрально противоположными подходами 8 . В основу эволюционного толкования Судом положений Конвенции также не могут быть положены предположения о первоначальных намерениях двенадцати государств-участников в момент заключения Конвенции; исторический контекст, т. е. конкретно-историческая обстановка, существовавшая на момент создания Конвенции.
Вышесказанное вовсе не означает, что эволюционное толкование Конвенции приводит к полному отказу от намерений ее составителей. Интерпретатору приходится иметь дело с текстом Конвенции, который представляет собой объективно существующую совокупность правовых норм, по воле разработчиков закрепляющих основные гражданские и политические права человека, которые нуждаются в эффективной защите.
5 Demir and Baykara v. Turkey [GCj: Judgment of 12 November 2008, ECHR, para 68.
6 Loizidou v. Turkey (preliminary objections) [GC]: Judgment of 23 March 1995, ECHR, para 71; Magyar Helsinki Bizottsag v. Hungary. Para 107.
7 Emonet and Others v. Switzerland: Judgment of 13 December 2007, ECHR, para 83.
8 Magyar Helsinki Bizottsag v. Hungary. Para 2 (concurring opinion of Judge Sicilianos, joined by Judge Raimondi).
Для целей эволюционного толкования необходимо отличать объективную цель Конвенции от субъективных намерений авторов текста договора. Намерения составителей могут вступать в противоречие с целью этого международно-правового акта, рассчитанного на бессрочный срок действия и потому требующего толкования с учетом современных проблем европейского общества, складывающихся в момент толкования нормы. Для судьи, толкующего нормы Конвенции, определяющее значение должна иметь цель Конвенции, отраженная в ее тексте, как цель более высокого порядка, а намерения разработчиков этого договора должны приниматься во внимание в случае, если они не противоречат цели Конвенции на определенном этапе развития общества. ЕСПЧ исходит из приоритетного значения духа Конвенции перед буквой Конвенции 9 . Первоначальная воля Сторон, принявших участие в составлении и принятии текста Конвенции, учитывается, если нужно уточнить значение неоднозначных терминов толкуемой нормы.
Важное значение для определения целевой направленности толкования Конвенции и, соответственно, правового обоснования нового подхода к толкованию этого договора имеют его название и Преамбула (п. 2 ст. 31 Венской конвенции), поскольку в ст. 32 Европейской конвенции, закрепляющей право ЕСПЧ толковать положения Конвенции, ничего не говорится о том, что это толкование может быть эволюционным. На основополагающую роль вводной части Конвенции при толковании ее положений указывали Комиссия и Суд10. Конвенция направлена на достижение общей цели, заявленной в Преамбуле учредившими ее государствами. В ней содержатся понятия, которые заложили правовой фундамент эволюционного толкования ее положений — эффективная «защита и развитие прав человека и основных свобод» (абз. 3). М. Л. Энтин понятия «защита», а также «развитие» прав человека отнес «к разряду динамических»11.
Таким образом, целевая направленность Конвенции — защита прав индивида — позволяет толковать ее положения не только статически. Некоторые исследователи даже считают, что объект и цель Конвенции и вовсе не допускают статического толкования12. Можно утверждать, что в соответствии со ст. 31 Венской конвенции не только телеологическое, но и эволюционное толкование получило
9 См.: Рывкин К.А. Общее понимание основных прав в практике Европейского суда по правам человека. К 50-летнему юбилею Суда // Московский журнал международного права. 2010. № 2. С. 10.
10 Golder v. United Kingdom: Judgment of 21 February 1975, ECHR (Ser. A), para 34.
11 Энтин М. Л. Эволютивный подход в теории и практике ЕСПЧ // Вся Европа (Интернет-журнал). 2011. № 2.
12 Larsen K.M. The Human Rights Treaty Obligations of Peacekeepers. Cambr., 2012.
P. 24.
легитимацию главным образом в объекте и цели Европейской конвенции, указанных в ее Преамбуле.
4. Последующая практика применения договора. Последующее соглашение, относящееся к договору. Правовую основу эволюционного толкования составляют также положения подп. "b" п. 3 ст. 31 Венской конвенции, в котором подчеркивается важность «последующей практики применения договора» для процесса толкования международного договора. Динамичность данного элемента состоит в том, что в процессе толкования Конвенции как «живого документа» последующая практика рассматривается в той мере, в которой она отражает понимание этого международного договора государствами-участниками с учетом изменившихся обстоятельств, основных тенденций развития европейского общества и не принимает во внимание стандарты, сложившиеся на момент разработки Конвенции. А. С. Исполинов справедливо отмечает, что в Венской конвенции не предусмотрен способ изменения текста международного договора последующей практикой государств, однако это не исключает такую модификацию в принципе13.
Существует неясность относительно того, единство в позициях скольких государств является достаточным для формирования Судом вывода о наличии общего подхода к тем или иным проблемам14. Тем не менее достижение консенсуса, вытекающего из практики «подавляющего большинства» ("great majority")15, ("vast majority")16 или «большого числа» ("great number")17 государств-участников, стало существенным основанием для эволюционного толкования Судом Конвенции, поскольку единообразная последующая практика государств, отражающая их общие ценности, в основном служит показателем «условий сегодняшнего дня», «молчаливого согласия» государств-участников на изменение договора посредством толкования18.
13 См.: Исполинов А. С. Некоторые доктринальные итоги взаимодействия России с Европейским судом по правам человека // Государство и право. 2017. № 6. С. 29; его же. Вопросы взаимодействия международного и внутреннего права в решениях Конституционного Суда Российской Федерации // РЮЖ. 2017. № 1. С. 86.
14 См.: Гюлумян В. Г. Принципы толкования Европейской конвенции прав человека (критика и защита) // Журнал конституционного правосудия. 2015. № 3 (45). С. 9.
15 Tyrer v. United Kingdom: Judgment of 25 April 1978, ECHR (Ser. A), para 38; Marckx v. Belgium: Judgment of 13 June 1979, ECHR (Ser. A), para 41; Dudgeon v. the United Kingdom: Judgment of 22 October 1981, ECHR (Ser. A), paras 49, 60.
16 Demir and Baykara v. Turkey. Para 52, 151.
17 Johnston and Others v. Ireland: Judgment of18 December 1986, ECHR (Ser. A), para 74.
18 Loizidou v. Turkey (preliminary objections). Paras 67, 80-82; Soering v. the United Kingdom: Judgment of 07 July 1989, ECHR, para 102; Demir and Baykara v. Turkey. Paras 52, 85, 151; Организация Объединенных Наций. Доклад Комиссии международного права. 65-я сессия (6 мая — 7 июня и 8 июля — 9 августа 2013 г.). Нью-Йорк, 2013. Гл. 4. C. 34, 44-45.
В настоящее время при осуществлении Судом эволюционного толкования первоначальный текст Конвенции остается неизменным. Но в ряде дел ЕСПЧ заявил о возможности его «модификации» на основе устоявшейся практики государств — участников Конвенции, сложившейся после ратификации ими этого документа19. В качестве примера можно привести последующую практику государств-участников, свидетельствующую об отказе от применения смертной казни как неприемлемой формы наказания в контексте ст. 2 («право на жизнь») Конвенции, которая de facto модифицирует текст Конвенции. Ратификация Протокола № 6 к Конвенции способствовала удалению из Конвенции исключения, разрешающего применение смертной казни в мирное время, в соответствии со вторым предложением п. 1 ст. 2 Конвенции («никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления»)20. Позднее ЕСПЧ подчеркнул, что последующая практика государств-участников, ратификация большинством из них Протокола № 13 к Конвенции относительно отмены смертной казни при любых обстоятельствах способствовали полному запрету применения смертной казни, в том числе в военное время, а следовательно, и изменению содержания ст. 2 Конвенции21.
«Молчаливое согласие» государств на модификацию конвенционных норм с целью адаптации существующего текста к новым условиям общественной жизни, возникшим после вступления этого международного договора в силу, следует рассматривать как «последующее соглашение между участниками относительно толкования договора или применения его положений» в соответствии с подп. «a» п. 3 ст. 31 Венской конвенции.
Таким образом, последующие соглашения и последующая практика государств — участников Конвенции служат ориентиром для эволюционного толкования договора, которое используется Судом как альтернативный способ переосмысления и изменения смысла положений Конвенции и даже текстуальной модификации конвенционных положений в будущем. ЕСПЧ открыто не признает за собой право осуществлять нормотворческие полномочия, позволяющие ему изменять и дополнять Конвенцию. В научной литературе преобладает мнение, что Суд ссылается на практику государств — участников Конвенции для повышения легитимности своих решений, значительно отклоняющихся от первоначального понимания
19 Hassan v. United Kingdom [GCj: Judgment of 16 September 2014, ECHR, para 101.
20 Soering v. the United Kingdom. Para 103; Ocalan v. Turkey [GCj: Judgment of 12 May 2005, ECHR, para 163; para 5 (partly concurring, partly dissenting opinion of Judge Garlicki).
21 Al-Saadoon and Mufdhi v. United Kingdom: Judgment of 2 March 2010, ECHR, paras 119-120.
содержания норм Конвенции22. Констатация наличия «европейского консенсуса» или определенной общеевропейской тенденции для юридического обоснования необходимости использования эволюционного подхода к толкованию Конвенции происходит в основном с помощью сравнительно-правового анализа законодательных актов, правоприменительной практики государств.
5. нормы международного права, применяемые в отношениях между сторонами. С момента вынесения постановления по делу «Тайрер против Соединенного Королевства» (1978) в соответствии с подп. «с» п. 3 ст. 31 Венской конвенции ЕСПЧ неоднократно заявлял, что в процессе толкования при определении значения понятий и терминов, содержащихся в тексте Конвенции, следует учитывать не только меняющиеся нормы национального права. Суд также стремится к выявлению общих позиций на основе любых соответствующих норм и принципов международного права, применяемых в отношениях между государствами-участниками, поскольку «принципы, лежащие в основе Конвенции, не могут толковаться и применяться в вакууме (в отрыве от реального положения дел)». Консенсус, вытекающий из специализированных международных правовых актов, стал для Комиссии и Европейского суда существенным основанием для выбора эволюционного способа толкования положений Конвенции в ходе рассмотрения конкретных дел23.
ЕСПЧ оставил за собой право решать, какие международные документы и доклады могут иметь отношение к ситуации заявителя, какое значение им следует придавать при интерпретации гарантий Конвенции и определении, существует ли общий стандарт в этой об-ласти24. В первую очередь Суд ссылается на нормы международного права, которые государства — участники Конвенции ратифицировали и поэтому готовы их соблюдать25.
Вместе с тем ЕСПЧ ищет обоснование эволюционного толкования положений Конвенции в международно-правовых договорах, которые вообще не ратифицированы и не вступили в силу либо не подписаны, либо не ратифицированы государством-ответчиком26. Суд считает, что государству-ответчику необязательно ратифицировать всю совокупность договоров, применимых к конкретным вопро-
22 См.: Исполинов А. С. Роль последующей практики государств в праве международных договоров // Законодательство. 2016. № 9. С. 87.
23 Bayatyan v. Armenia [GC]: Judgment of 07 July 2011, ECHR, para 102; Saadi v. the United Kingdom [GC]: Judgment of 29 January 2008, ECHR, para 62; Demir and Baykara v. Turkey. ECHR, paras 67, 85; Al-Adsani v. United Kingdom [GC]: Judgment of 21 November 2001, ECHR, para 55.
24 Kiyutin v. Russia: Judgment of 10 March 2011, ECHR, para 67.
25 Saadi v. the United Kingdom. Para 55.
26 Demir and Baykara v. Turkey. Paras 61, 78, 79, 149; Marckx v. Belgium. Para 41.
сам, о которых идет речь. «Европейскому суду достаточно, чтобы соответствующие международные договоры указывали на непрерывное развитие норм и принципов, применяющихся в международном праве или во внутригосударственном праве большинства стран — членов Совета Европы, и свидетельствовали о том, что современные общества занимают единую позицию в соответствующей области»27.
Также в своей правовой аргументации Суд систематически использует резолюции и рекомендации, принятые органами Совета Ев-ропы28. Кроме того, в поисках признаков консенсуса для обоснования своего нового подхода к толкованию ЕСПЧ в качестве «не очень убедительного аргумента»29 ссылается на практику государств, которые участниками Конвенции не являются: Австралии, Новой Зеландии, Канады, Южно-Африканской Республики30 и др.
Таким образом, можно констатировать, что в своей деятельности по толкованию Конвенции ЕСПЧ опирается не только на внутренний консенсус, достигнутый между большинством стран — членов Совета Европы, но и на укрепляющуюся аналогичную тенденцию за пределами Европы, на эволюционирующие международные стандарты в области прав человека. Европейский суд обращается к различным международным правовым актам, поскольку придает огромное значение нормативному консенсусу, который сложился в отношении обсуждаемых правовых вопросов. Опираясь на подобные объективные основания, Суд легитимирует свои решения на основе эволюционного толкования положений Конвенции.
Наличие сложившегося или складывающегося консенсуса — существенное юридическое обоснование необходимости использования эволюционного толкования Конвенции. В тексте Европейской конвенции мы не находим никаких упоминаний о феномене консенсуса. Статьями 31—33 Венской конвенции прямо не предусмотрено применение международного договора в соответствии с представлениями Суда об общем консенсусе государств, подписавших этот договор. Изменение смысла конвенционных положений, основанное на консенсусе между государствами — участниками Конвенции, консенсусе, вытекающем из международно-правовых документов, стало возможным в соответствии с подп. "Ь" и "с" п. 3 ст. 31 Венской конвенции.
27 Demir and Baykara v. Turkey. Para 86.
28 Cossey v. United Kingdom: Judgment of 27 September 1990, ECHR, paras 40; Valli-anatos and Others v. Greece [GC]: Judgment of 07 November 2013, ECHR, paras 28-30, 91.
29 Bianchi A. The Game of Interpretation in International Law: The Players, the Cards, and Why the Game is Worth the Candle // Interpretation in International Law / Ed. by A. Bianchi, D. Peat, M. Windsor. Oxford; N.Y., 2015. P. 51.
30 Christine Goodwin v. the United Kingdom [GC]: Judgment of 11 July 2002, ECHR, para 84; Hirst v. the United Kingdom (No. 2) [GC]: Judgment of 06 October 2005, ECHR, paras 35-39.
Подводя итог изложенному на страницах предпринятого исследования, можно сделать вывод о том, что подробно проанализированные выше обстоятельства показывают, что правовые доводы для использования динамичного подхода к толкованию Европейской конвенции являются достаточными для того, чтобы считать данный способ толкования правомерным с точки зрения Венской конвенции. Указанные нормативные основания ЕСПЧ использовал для усиления своих полномочий по толкованию конвенционных положений, что стало основной тенденцией развития этого международного судебного органа, которая заключается в приспособлении содержания норм Конвенции к изменившимся условиям жизни европейского общества.
список литературы
1. Гюлумян В. Г. Принципы толкования Европейской конвенции прав человека (критика и защита) // Журнал конституционного правосудия. 2015. № 3 (45).
2. Исполинов А. С. Вопросы взаимодействия международного и внутреннего права в решениях Конституционного Суда Российской Федерации // Российский юридический журнал. 2017. № 1.
3. Исполинов А. С. Некоторые доктринальные итоги взаимодействия России с Европейским судом по правам человека // Государство и право. 2017. № 6.
4. Исполинов А. С. Роль последующей практики государств в праве международных договоров // Законодательство. 2016. № 9.
5. Рывкин К. А. Общее понимание основных прав в практике Европейского суда по правам человека. К 50-летнему юбилею Суда // Московский журнал международного права. 2010. № 2.
6. Харт Г. Л. А. Понятие права / Пер. с англ.; под общ. ред. Е. В. Афона-сина, С. В. Моисеева. СПб., 2007.
7. Энтин М. Л. Эволютивный подход в теории и практике ЕСПЧ // Вся Европа (интернет-журнал). 2011. № 2.
8. Arden M. Peaceful or Problematic? The Relationship between National Supreme Courts and Supranational Courts in Europe // Y. B. Eur. L. 2010. Vol. 29. N1.
9. Bianchi A. The Game of Interpretation in International Law: The Players, the Cards, and Why the Game is Worth the Candle // Interpretation in International Law / Ed. by A. Bianchi, D. Peat, M. Windsor. Oxford; N.Y., 2015.
10. Harris, O'Boyle, and Warbrick: Law of the European Convention on Human Rights / Ed. by D. Harris, M. O'Boyle, E. Bates, C. Buckley. Oxford, 2014.
11. Larsen K. M. The Human Rights Treaty Obligations of Peacekeepers. Cambr., 2012.
12. Mahoney P. Marvellous Richness of Diversity or Invidious Cultural Relativism? // H. R. L. J. 1998. Vol. 19. N1.
