CC BY
77
УДК 811.161.1 + 81 '367.7
РОЛЬ СЛОВОСОЧЕТАНИЙ С ГЛАВНЫМ АБСТРАКТНЫМ ЛОКАЛЬНЫМ ИЛИ ТЕМПОРАЛЬНЫМ КОМПОНЕНТОМ В ФОРМИРОВАНИИ ЯЗЫКОВОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КАРТИНЫ МИРА (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОЗЫ И. С. ТУРГЕНЕВА)
© С. Б. Аюпова
Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы Россия, Республика Башкортостан, 450000 г. Уфа, ул. Октябрьской революции, 3а.
Тел./факс: +7 (347) 272 58 05, +7 (347) 272 90 34.
E-mail: [email protected]
Анализ словосочетаний с главным абстрактным локальным или темпоральным компонентом позволил выявить их функции и особенности концептуализации пространства и времени в языковой художественной картине мира И. С. Тургенева. Благодаря функции философского обобщения словосочетания формируют в языковой художественной картине мира пространственные и временные представления разной степени абстракции и масштаба. Словосочетания, использующиеся в миромоделирующей функции, помогают автору создать сферическую часть мироздания, линейную, историческую и циклическую модели времени.
Ключевые слова: словосочетание с главным абстрактным локальным или темпоральным компонентом, языковая художественная картина мира, И. С. Тургенев.
Отличительной чертой современной науки является преобладание в ней антропоцентрической парадигмы, на возникновение которой в значительной степени повлияло интенсивное изучение картины мира. Философы, естествоиспытатели, нейрофизиологи, психологи, социологи, культурологи, литературоведы, лингвисты пытаются осмыслить особенности взаимоотношения человека с окружающим его миром, и с восьмидесятых годов XX века понятие картины мира в виду его огромной значимости и емкости становится фундаментальным, базовым для многих научных дисциплин, занимает важнейшее место в многочисленных исследованиях человека. Как отмечает К. С. Карданова, новый, антропоцентрический подход к языку «требовал разработки новых исследовательских методов и расширения метаязыка науки. Вероятно, именно в это время в языковедческих трудах стали использоваться такие термины, как языковая картина мира, языковая личность, языковое сознание» [1, с. 63].
Разновидностью языковой картины мира является языковая художественная картина, под которой понимаем художественное представление автора произведения о действительности, выраженное в языковой форме.
Актуальность нашей статьи связана с обращением к таким проблемам, как изучение феноменологических особенностей и исследование важней -ших компонентов языковой художественной кар -тины мира, в число которых входят категории пространства и времени (С. Б. Аюпова [2], А. А. Буров [3], Т. Я. Ким [4], Л. В. Миллер [5],
Ю. Л. Сапожникова [6]).
Комплексное, многоаспектное, системное исследование составных частей языковой художественной картины мира (категорий пространства и времени) и языковых механизмов художественного
осмысления мира человеком проводится впервые (С. Б. Аюпова [7]), что обусловило новизну нашей работы.
Использование термина языковая художественная картина мира отражает принципиальную позицию ученых. Языковая художественная картина мира не тождественна языковой картине мира, и писатели осознают их различие. Размышления писателей над ролью языка в художественном творчестве, над сущностью языкового творчества, над соотношением национального языка и языка писателя помогают понять принципы создания языковой художественной картины мира. Так, И. С. Тургенев в письме к А. Топорову обращает внимание своего корреспондента на такие особенности художественного творчества, фактически отражающие специфику языковой художественной картины мира, как связь с русской языковой картиной мира и образный способ осмысления действительности: «Как это возможно писать на чужом языке - когда и на своем-то, на родном, едва можно сладить с образами, мыслями и т.д.» [8, с. 276]. Слова Тургенева «Но зачем он (Л. Толстой) толкует о необходимости создать какой-то особый русский язык? Создать язык! - создать море. Оно разлилось кругом безбрежными и бездонными волнами; наше писательское дело - направить часть этих волн в наше русло, на нашу мельницу» [9, с. 276] проливают свет на соотношение языковой картины мира и языковой художественной картины мира с точки зрения объема языкового инвентаря. Писатели в своих произведениях опираются на ресурсы национального русского языка, используя только ту часть средств литературного языка, которая помогает им в создании художественной действительности. На отличительную черту языковой художественной картины мира, которая заключается не в копировании инвентаря языковой картины мира и не только в избирательном отношении к нему, но и в неис-
черпаемой сочетаемости отобранного словесного материала, отражающей индивидуальность автора, указал А. С. Пушкин, писавший: «<...> разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов. Все слова находятся в лексиконе, но книги, поминутно появляющиеся не суть повторения лексикона. Мысль отдельно никогда ничего нового не представляет; мысли же могут быть разнообразны до бесконечности» [8, с. 115].
Таким образом, языковая художественная картина мира - это часть языковой картины мира, использованная писателем в художественных целях.
Размышляя о роли литературы в создании современного русского литературного языка, М. Горький назвал трех писателей, сформировавших эталонный, нормативный язык, отмечая, что «будущий историк литературы, говоря о росте русского языка, скажет, что язык этот создали Пушкин, Тургенев и Чехов» [11, с. 368]. Именно этот факт объясняет выбор в качестве материала исследования художественной прозы И. С. Тургенева.
Вместе с тем в анализе языка И. С. Тургенева много лакун. На первом этапе изучения язык писателя исследовался фрагментарно. Внимание лингвистов привлекала роль отдельных языковых средств разных уровней в художественной прозе: антропонимы «Записок охотника» (С. И. Зинин [8]), романов (С. Б. Аюпова [10]) как средство характеризации персонажей, грамматические осо-бенности и изобразительный потенциал определений (М. А. Мартиросян [11], А. Г. Москалева [12], Ю. А. Печенина [13]) и безличных предложений (Н. П. Бадаева [14]), их стилистическая роль. Романы писателя подвергались статистическому исследованию: изучались с точки зрения количества слов и предложений в тексте, их размера, соотношения простых и сложных предложений в сплошном авторском повествовании и в речи персонажей (Г. А. Лесскис [15]), что давало возможность сделать выводы о структурной простоте -сложности прозы писателя. Следующий этап изучения языка Тургенева связан с обращением исследователей к комплексному (структурному и семантическому) исследованию единиц одного языкового уровня (словосочетаний, членов предложений, простых и сложных предложений, текста) цикла «Стихотворений в прозе», роли синтаксических средств в формировании ритма синкретичных по жанровой природе произведений (С. Б. Аюпова [16]). С появлением антропоцентрической парадигмы в ментальности в концептах произведений писателя (Ю. В. Миронова [17], Р. Р. Гильмиярова [18], Г. Дэлгэрмаа [19], Г. И. Немец [20]), на сложные синтаксические целые (И. П. Карлявина [21]) и типы речи (С. Б. Аюпова [22]) как средства формирования языковой картины мира.
Важнейшими компонентами художественного произведения являются пространство и время, не случайно М. Горький советовал молодым коллегам: «Всегда лучше начать картиной - описанием места, времени, фигур, сразу ввести читателя в определенную обстановку» [23, с. 356].
Семантика пространства и времени имеет разнообразные средства выражения на всех уровнях языковой системы, поэтому под пространством и временем понимаем структурно-семантические категории. Структурно-семантическая категория пространства - это совокупность лексических, словообразовательных, морфологических, синтаксических, текстовых средств выражения разнообразных видовых пространственных сем и общих родовых сем протяженности, места. Структурно-семантическая категория времени - это совокупность лексических, словообразовательных, морфологических, синтаксических, текстовых средств выражения временных видовых сем и общей родовой семы длительности.
Существует несколько возможностей опи -сания категорий пространства и времени. Традиционно оно начинается с моделей, которые чаще всего представлены в виде лексико-семантических полей (Е. Ю. Владимирский, М. В. Всеволодова, В. Г. Гак, В. В. Морковкин, Л Г.Панова, Ж. П. Соколовская и др.), но ни одна из моделей не стала общепринятой.
Большинство авторов, изучавших отражение пространства и времени в лексике, сосредоточивали свое внимание на парадигматических особенностях номинаций: на лексикосемантических дихотомиях полей пространства и времени (М. В. Гаврилова, В. Г. Гак, К. Г. Краснухин, Т. С. Кусаинова, Л. Г. Панова,
Н. А. Потаенко, Т. В. Топорова и др.), на ключевых концептах (Р. Гжегорчикова, И. С. Грацианова, Э. М. Гукасова, Т. А. Зуева, Л. В. Миллер, Ю. В. Ми -ронова, Ю. Д. Тильман, С. А. Чайка и др.) и ориентационных метафорических моделях
(Н. Д. Арутюнова, О. П. Ермакова, Е. В. Ермилова, К. К. Жоль, Г. Е. Крейдлин, В. П. Москвин, В. Н. Петров, В. А. Плунгян, В. Н. Телия и др.).
Синтагматические особенности слов, объединенных локальной или темпоральной семами, менее исследованы, хотя синтаксису «принадлежат те языковые единицы, которые служат для общения людей и непосредственно соотносят сообщаемое с реальной действительностью, включая сюда как внешнюю, так и внутреннюю, интеллектуальную и эмоциональную сферу жизни» [27, с. 5]. Именно синтаксическая связь, под которой понимаем реализацию «валентности в конкретной сочетаемости единиц» [28, с. 8], позволяет объединить разрозненные элементы пространственного и временного каркасов языковой художественной картины мира, поэтому анализ синтаксических средств выраже-
ния категорий пространства и времени целесообразно начать с сочетаемости слов.
Важнейшие свойства словосочетания (вхождение в единицу сообщения, участие в формировании простого и сложного предложения, функционирование в качестве называющей единицы) предопределили то, что уровень «словосочетаний и сочетаний слов дает чрезвычайно интересные для наблюдения и анализа результаты» [8, с. 128].
С понятием словосочетание тесно связаны понятия сочетаемость и валентность. Под валентностью слова понимаем потенциальную «способность к сочетаемости», которая определяется «лексической или лексико-грамматической природой слова» [26, с. 17]. Валентность - это область языка. Сочетаемость представляет собой реализацию валентности слов в речи, так как «Каждая словоформа имеет набор, комплекс валентности. И только объединенные в бинарную конструкцию они выбрали из многочисленных возможных одну сочетаемость» [27, с. 27]. Выбор сочетаемостей определяет специфику взгляда на мир художника, особенности конструирования художественной действительности.
Известно, что синтаксис «пронизан» лексикой, поэтому представляется целесообразным начать изучение синтаксических средств, участвующих в формировании категорий пространства и времени, с выявления закономерностей сочетаемости абстрактных локонимов (слов с интегральной пространственной семой) и хрононимов (слов с интегральной временной семой) в художественной прозе И. С. Тургенева. Данная абстрактная лексика формирует общие пространственные и временные представления автора о неопределенной и определенной протяженности (пространство, место), мироздании (свет, мир, вселенная, пустота), параметрах пространства (величина, высота, вышина, глубина, глубь, даль, отдаление, ширина, громада и др.), местоположении (окрестность, соседство), субъективном отношении к пространству (глушь, захолустье, раздолье), неопределенной, прерванной и непрерывной длительности (время, мгновение, вечность), антропологических параметрах длительности (детство, юность, старость), оси времени (прошлое, прошедшее, настоящее, будущее, будущность). Зависимые компоненты уточняют эти представления, устанавливая многообразные связи между общими пространственными поня-тиями и реалиями художественной действительности. Именно это многообразие связей предопределяет функции словосочетаний с главным абстрактным локальным или темпоральным компонентом.
Во -первых, словосочетания используются в функции философского обобщения, форми -
руя в языковой художественной картине мира объективные пространственные и временные представления разной степени абстракции и масштаба:
1. Высшая степень пространственной и временной абстракции представлена в контекстах, в которых слова пространство и время приобретают отвлеченное, философское значение безграничного абсолютного пустого вместилища и нескончаемого времени, в которых всегда присутствует ничтожно маленький и одинокий человек.
Данное представление о пространстве создают словосочетания, в которых с главным компонентом, выраженным существительными пространство, место согласуются прилагательные пустой, безвоздушный, остальной, на грамматическое значение признака которых наслаивается лексическое значение абсолютного отсутствия чего-, кого-либо в пространстве или отдельности одной части от всего целого, или в которых к главному компоненту примыкает предложно-падежная форма в пространстве: Прежде были гегелисты, а теперь нигилисты. Посмотрим, как вы будете существовать в пустоте, в безвоздушном пространстве <...>. «Отцы и дети»; - Да, и очутился опять легок и гол в пустом пространстве. Лети, мол, куда хочешь... «Рудин»; Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет <...>. «Отцы и дети»; Займи свое место в пространстве, будь телом, братец ты мой. «Накануне».
Представление о времени как об отвлеченном понятии содержат словосочетания, в которых благодаря связи с существительным время прилагательного всякий и наречия много актуализируется признак неопределенной длительности: Вот когда я на дне реки, - думает опять Лаврецкий. - И всегда, во всякое время тиха и неспешна здесь жизнь, -думает он, - кто входит в ее круг - покоряйся: здесь незачем волноваться, нечего мутить; здесь только тому и удача, кто прокладывает свою тропинку не торопясь, как пахарь борозду плугом. «Дворянское гнездо»; - А мне двадцать. Еще много времени впереди. «Накануне».
2. Следующая степень абстракции возникает в словосочетаниях, отражающих модели мироздания.
Так, мироздание в художественной действительности Тургенева включает в себя две части (реальное и ирреальное пространство), а также отдельные фрагменты этих частей.
Реальное пространство художественного мира создается, когда со словами вселенная, мир, свет согласуются прилагательное целый и определительное местоимение весь со значением признака предмета, не разделенного на части, местоимения сей, этот, указывающие на ближние предметы, притяжательное местоимение ваш: Вы вот не поверите - а лежу я иногда так-то одна... и словно никого в целом свете, кроме меня, нету. «Живые мощи»; «Я имею привычку предпочитать крас-
ное!» - отвечает он басом и с таким важным лицом, как будто вся вселенная глядит на него в это мгновение... «Отцы и дети»; А затем, говорят, что так как ты на сем свете много мучишься, то не одну ты свою душеньку облегчила, но и с нас большую тягу сняла. «Живые мощи»; Хотим действовать, хотим целый мир кверху дном перевернуть, а живем в стороне от самого этого мира, водимся только с двумя-тремя приятелями, толчемся на месте, в узеньком кружке... «Новь»; «Ты мне растолкуй, что такое есть ваш мир? - перебивал его Базаров, - и тот ли это самый мир, что на трех рыбах стоит?» «Отцы и дети».
Совмещение в словосочетании двух пространственных параметров - высоты и глубины, глубины и расстояния - приводит к созданию в языковой художественной картине мира Тургенева фрагментов реального мироздания. Так, один из элементов мироздания - небесная сфера - возникает благодаря распространению главных компонентов словосочетания вышина, глубина зависимыми прилагательными глубокий, далекий: Долго продолжается эта борьба; но как несказанно великолепен и ясен становится день, когда свет наконец восторжествует и последние волны согретого тумана то скатываются и расстилаются скатертями, то взвиваются и исчезают в глубокой, нежно сияющей вышине... «Бежин луг»; В далекой и бледной глубине неба только что проступали звездочки; на западе еще алело - там и небосклон казался ясней и чище; полукруг луны блестел золотом сквозь черную сетку плакучей березы. «Рудин».
Благодаря сочетанию со словами мир, свет прилагательного волшебный, местоимения тот, указывающего на дальний предмет, языковая художественная картина мира обогащается таким фрагментом, как ирреальное пространство, пространство инобытия или пространство духовной реальности, внутреннего мира человека, его памяти: Волшебный мир, в который он [Николай Петрович Кирсанов] уже вступал, который уже возникал из туманных волн прошедшего, шевельнулся - и исчез «Отцы и дети»; И нам на том свете стало много способнее. «Живые мощи».
Мироздание художественной прозы Тургенева включает три модели времени: линейную, историческую и циклическую. Эти модели соотносятся с концептуальным, объективным временем в художественном произведении.
Линейное время направлено, необратимо, не имеет начала и конца. Данный тип времени, прежде всего, имеет разметку относительно момента речи. Прошлое в языковой художественной картине мира конструируется благодаря сочетаемости слова врем я с прилагательными прошедшее, былое, прежнее, патриархальное, московское, старомосковское, стародавнее, баснословное, Адамово'. Это было хорошо в прежние, патриархальные времена, а теперь мы все это переменили. «Накануне». Слово время, взаимодействуя с прилагательными новое, новейшее, нынешнее, теперешнее, участвует в формировании настоящего: И охота же быть романтиком в нынешнее время! «Отцы и дети»; В теперешнее время полезнее всего отрицание - мы отрицаем. «От-
цы и дети». Слова время, будущность, используясь во фраземе со временем, в составе фразеологизмов в свое время, в скором времени, в сочетании со словом народ, соотносят момент речи с будущим: Замечательно, что все друзья и последователи Руди-на со временем становятся его врагами. «Рудин»; В свое время и то не уйдет «Накануне»; Я по ремеслу моему ваятель и предвижу, что в скором времени попрошу у вас позволение слепить вашу голову. «Накануне»; - Повторяю, если у человека нет крепкого начала, в которое он верит, нет почвы, на которой он стоит твердо, как может он дать себе отчет в потребностях, в значении, в будущности своего народа? «Рудин».
Писатель не только актуализирует в языковой художественной картине мира настоящее, прошлое и будущее время героев, но и мыслит историческими категориями, выстраивая историческую перспективу России от времен Рюрика до ХХ века. Восприятие времени через призму истории обнаруживает себя в сочетаниях слова время с прилагательными Екатерининское, Александровское, Очаковские, с именами собственными, называющими исторических деятелей (временаРюрика, Людовика XV, Катона), в конструкциях во + времена + сущ. в Род. пад. + имя собственное в Род. пад., время + прилагательное + сущ. в Род. пад. (во времена императрицы Елизаветы, время Крымской кампании). Исто-р ическая модель вр емен позволяет объяснить настоящее героев, осмыслить будущее России.
Циклическая модель времени в романах И. С. Тургенева вписывается в космологический цикл (годовой или суточный) человека и природы за счет использования сочетаний слова время с существительными в форме родительного падежа обед,ужин, вечер, день или с прилагательным обеденный, летний, имплицирующими представление о длительности того или иного периода и о его месте в общем цикле (во время обедов и ужинов, к обеденному времени, во время обедни) или о части дня, месяца, года и т.п., связанной с какими-либо явлениями природы (время вечера, время дня, летнее время). Чаще всего циклическая модель времени используется для изображения жизни героев «круга» (термин Ю. М. Лотмана), например, Фимушки и Фомушки из романа «Новь», живущих в XIX в. по законам XVIII в., заключающимся в неизменности и повторяемости событий.
3. Низшая степень абстракции создается, когда в контекстах у главного компонента словосочетания формируются значения ‘участок земной поверхности’, ‘свободное пространство, которое может быть занято кем-, чем-либо’, ‘пространство, которое может быть занято кем-, чем-либо в разных направлениях или в котором возможно распространение чего-либо в разных направлениях’ за счет согласования с главным компонентом прилагательных пустой, пустынный, обозначающих признак по отношению к вместилищу, прилага-
тельных левый, правый, разный, другой и местоимений весь, какой, свой называющих направление в пространстве, указывающих на него, на его принадлежность или запрашивающих информацию о нем: Мы ехали по широкой распаханной равнине; чрезвычайно пологими, волнообразными раскатами сбегали в нее невысокие, тоже распаханные холмы; взор обнимал всего каких-нибудь пять верст пустынного пространства; вдали небольшие березовые рощи своими округленно-зубчатыми верхушками одни нарушали почти прямую черту небосклона. «Касьян с Красивой Мечи»; Крыша выводится "вразбивку" или "вразбежку", когда между каждыми двумя тесинами оставляется пустое пространство, закрываемое сверху другой тесиной; такая крыша дешевле, но менее прочна «Степной король Лир»; Я отыскал перевозчика и отправился на другую сторону. «Ася»; Возле него, с правой стороны, - сидел усеянный звездами генерал; с левой - тот самый изящный мужчина, тайный советник Сипягин, появление которого два дня спустя так взволновало Машурину и Остродумова. «Новь»; Двух минут не прошло, как уже вся толпа отхлынула в разные стороны - и на земле, перед дверью кабака, оказалось небольшое, худощавое, черномазое существо в нанковом кафтане, растрепанное и истерзанное... «Конец Чертопханова»; Отражение света ударило, порывисто дрожа, во все стороны, особенно кверху. «Бежин луг»; - В какую сторону они изволили поехать? - продолжал он тем же голосом и не надевая картуза. «Чертопханов и Недопюскин».
В контекстах, включающих данные словосочетания, представление о пространстве сужается до небольшого свободного участка чего-либо, а положению в пространстве или перемещению в нем задается направление.
Низшая степень временной абстракции возникает тогда, когда линейное время соотносится с человеком: в этом случае оно имеет границы, начало и конец. Его актуализируют словосочетания, в которых со словами детство, молодость, старость согласуются притяжательные местоимения мой, его: - Та осина, - заговорил Базаров, - напоминает мне мое детство <...>. «Отцы и дети»; -Да вы сами посудите, Федосья Николаевна, на что мне моя молодость? «Отцы и дети»; Ее голос разом напомнил ему: его седые волосы, его старость, его настоящее... «Отцы и дети».
Во-вторых, словосочетания с главным абстрактным локальным или темпоральным компонентом используются в художественной прозе И. С. Тургенева в оценочной функции, участвуя в формировании субъективного пространства и времени.
Положительную оценку пространственных представлений выражают словосочетания, в которых зависимые компоненты представлены прилагательными видный, вольный, прекрасный, привольный, приютный, чистый: А у нас, вы знаете, место видное, привольное. «Бежин луг»; Я живу на кондиции у богатого сановника Сипягина, учу его сынишку, ем чудесно (я в жизни так не едал!), сплю
крепко, гуляю всласть по прекрасным окрестностям - а главное: вышел на время из-под опеки петербургских друзей; и хоть сначала скука грызла лихо, но теперь как будто легче стало. «Новь»; Притынным называется всякое место, куда охотно сходятся, всякое приютное место. «Певцы»; -Нет, - отвечал Костя, - здесь место чистое, вольное. Одно - река близко. «Бежин луг». В прозе Тургенева положительно оцениваются просторные, обширные места открытого пространства или места, которые относятся к ближнему для человека пространству.
Негативная оценка пространства содержится в словосочетаниях, в которых зависимый компонент выражен прилагательными глухой, мрачный, нечистый, унылый: Все место около старого пруда считалось нечистым; пустое и голое, но глухое и мрачное даже в солнечный день, оно казалось еще мрачнее и глуше от близости дряхлого дубового леса, давно вымершего и засохшего. «Рудин»; Вот уж нечистое место, так нечистое, и глухое такое. «Бежин луг»; Кругом - плоские, унылые места: поля, все поля, кое-где кустики, овраги - и опять поля, и больше все пар, с редкой сорной травою. «Стучит». Отрицательная оценка пространства характерна для контекстов, в которых слова обозначают тесные, безводные места, низины.
Дальнее по отношению к человеку пространство в языковой художественной картине мира Тургенева чаще оценивается негативно. Нередко безграничность пространства природы по вертикали вызывает у героев прозаических произведений неподдельный страх. Отрицательную оценку в словосочетаниях при этом выражают прилагательные мрачный, страшный, местоимения какой, такой, этот: Другие деревья либо стояли угрюмыми великанами, с тысячью просветов, наподобие глаз, либо сливались в сплошные мрачные громады. «Рудин»; Я все шел и уже собирался было прилечь где-нибудь до утра, как вдруг очутился над страшной бездной. «Бежин луг»; Уезжает она [Елена] - и куда? даже страшно подумать! В какую даль, в какую глушь! «Накануне»; - Ты, Евгений, не думай, что я хочу, так сказать, разжалобить гостя: вот, мол, мы в каком захолустье живем. «Отцы и дети»; - Я никак не ожидал... в таком захолустье, - начал было я. «Ася»; - Да разве можно в этом захолустье найти лошадей? - воскликнул я с невольной досадой... «Стучит».
Время в языковой художественной картине мира Тургенева также оценивается. Так, прошлое амбивалентно. С одной стороны, это время ушедшей студенческой молодости, поэтому оно характеризуется как блаженное, золотое. Лежнев, вспоминая в конце романа о студенческих годах, проведенных им вместе с Рудиным в Московском университете, восклицает: «Пью за тебя, золотое время, пью за здоровье Рудина!». С другой стороны,
прошлое таит в себе и негативные моменты, возникшие в результате подготовки России к серьезным социальным переменам, поэтому оно трактуется как тяжелые времена: Николай Петрович в то время только что переселился в новую свою усадьбу и, не желая держать при себе крепостных людей, искал наемных; хозяйка, с своей стороны, жаловалась на малое число проезжающих в городе, на тяжелые времена <... >. «Отцы и дети». Настоящее получает субъективную оценку значительно реже. Фешенебельным временем называется та часть дня, которую персонаж посвящает досугу: В Дрездене, на Брюлевской террасе, между двумя и четырьмя часами, в самое фешенебельное время для прогулки, вы можете встретить человека лет около пятидесяти, уже совсем седого и как бы страдающего подагрой, но еще красивого, изящно одетого и с тем особенным отпечатком, который дается человеку одним лишь долгим пребыванием в высших слоях общества. «Отцы и дети».
В-третьих, словосочетания с главным абстрактным локальным компонентом используются в типизирующей функции. В этом случае зависимый компонент выражен прилагательным русский, обозначающим признак общего пространственного понятия по отношению к национальности человека: То были раздольные, пространные, поемные, травянистые луга, со множеством небольших лужаек, озерец, ручейков, заводей, заросших по концам ивняком и лозами, прямо русские, русским людом любимые места, подобные тем, куда езживали богатыри наших древних былин стрелять белых лебедей и серых утиц <...>. «Стучит».
В-четвертых, изобразительно-типизирующая функция пространственных представлений словосочетаний возникает благодаря использованию в качестве зависимых компонентов прилагательных воздушный, морской, небесный, степной, речной, деревенский, выражающих отношение к стихии, объекту природы или административно-политического членения территории. В результате тот или иной опредмеченный пространственный признак становится характерным для определенных типов ландшафта: Солнце еще не вставало, но уже заиграл холодок, седая роса покрыла травы, и первые жаворонки звенели высоко-высоко в полусумрачной воздушной бездне, откуда, как одинокий глаз, смотрела крупная последняя звезда. «Накануне»; Инсаров посмотрел в морскую даль, куда показывала ему Елена. «Накануне»; Нежданов неотступно глядел на дорогу, на купы ракит вдоль сада: серая, тихая ночь еще лежала кругом, звездочки слабо, вперебивку мигали, затерянные в небесной пустой глубине. «Новь»; Там места привольные, речные, гнездо наше; а здесь теснота, сухмень...
«Касьян с Красивой Мечи»; А то за Курском пойдут степи, этакие степные места, вот удивленье, вот удовольствие человеку, вот раздолье-то, вот Божия-то благодать! «Касьян с Красивой Мечи»; Стук рессорного экипажа, тот стук, который так особенно заметен в деревенской глуши, внезапно поразил его слух. «Отцы и дети».
В-пятых, словосочетания с главным абстрактным локальным компонентом параметризуют пространственный фрагмент языковой художественной картины мира. При этом главные компоненты задают пространственные параметры: высоту (высота, вышина), ширину (ширина), глубину, сферу (глубина, глубь), расстояние и местоположение (отдаление, соседство), размер (громада), плоскость (даль). Зависимые компоненты словосочетаний используются для обозначения дальних, ближних границ протяженности объектов пространства по одному из указанных параметров или для актуализации безграничной протяженности.
Незначительная протяженность пространства снизу вверх, в ширь, в глубь, по расстоянию связана с миром человека, отношений между людьми в нем. Для фиксации высоты, ширины, глубины, расстояния в социальном пространстве используются существительные, обозначающие предметы туалета человека (галстук), строение (дворец, церковь) и его части (балкон, комната, крыльцо, окно), средства перемещения в пространстве (дог-карт), названия населенных пунктов (город, Франкфурт), прилагательные, указывающие на признак предмета по местоположению (гордый, далекий, некоторый, непосредственный, почтительный), синтаксически нечленимые словосочетания со значением количества (в два окна, в четыре этажа): Сипягин снова его [Нежданова] приветствовал с высоты своего галстука и указал ему место за столом между Анной Захаровной и Колей. «Новь»; Громады дворцов, церквей стоят легки и чудесны, как стройный сон молодого бога; есть что-то сказочное, что-то пленительно странное в зелено-сером блеске и шелковистых отливах немой волны каналов, в бесшумном беге гондол, в отсутствии грубых городских звуков, грубого стука, треска и гама. «Накануне»; Когда Марианна и Нежданов приблизились к дому, Валентина Михайловна посмотрела на них в лорнетку с высоты балкона <...>. «Новь»; Марианна наклонила голову и отошла немного в глубь комнаты. «Новь»; Братья Губаревы немедленно и дружно принялись распекать его с вышины крыльца; он [Бамбаев] остановился перед ними внизу, в грязи, и, униженно сгорбив спину, пытался умилостивить робкою улыбочкой, и картуз мял в красных пальцах, и ногами семенил, и бормотал, что лошади, мол, сейчас явятся... «Дым»; Во всю ширину раскрытых окон шевелились и лепетали молодые, свежие листья плакучих берез <...>. «Гамлет Щигровского уезда»; «Господину Литвинову наше почтение!» - раздался вдруг
насмешливый голос с высоты быстро катившегося «дог-карта» «Дым»; Ты знаешь, я свою сестру каждое лето увожу куда-нибудь; когда я узнал, что ты отправляешься в соседство здешнего города, я и вспомнил, что в самом этом городе живут два удивительнейших субъекта: муж и жена, которые нам доводятся сродни... по матери «Новь»; Во все время чтения он, как всегда, держался в гордом отдалении от прочих. «Чертопха-нов и Недопюскин»; Бедный старик не мог похвалиться опрятностью, и потому его постоянно держали в некотором отдалении от общества. «Мой сосед Родилов»; Он [Недопюскин], например, не умел ни плясать до упаду в медвежьей шубе навыворот, ни балагурить и любезничать в непосредственном соседстве расходившихся арапников; выставленный нагишом на двадцатиградусный мороз, он иногда простужался, желудок его не варил ни вина, смешанного с чернилами и прочей дрянью, ни крошеных мухоморов и сыроежек с уксусом. «Чертопханов и Недопюскин»; На охоте он [Валетка] отличался неутомимостью и чутье имел порядочное; но если случайно догонял подраненного зайца, то уж и съедал его с наслажденьем всего, до последней косточки, где-нибудь в прохладной тени, под зеленым кустом, в почтительном отдалении от Ермолая, ругавшегося на всех известных и неизвестных диалектах. «Ермолай и мельничиха»; Мы спустились в город и, свернувши в узкий, кривой переулочек, остановились перед домом в два окна шириною и вышиною в четыре этажа. «Ася»; Мы спустились в город и, свернувши в узкий, кривой переулочек, остановились перед домом вышиною в четыре этажа. «Ася».
Словосочетания с падежным примыканием, фиксирующие ограничение протяженности по высоте, характерны для контекстов, в которых встречаются герои разного социального положения. В них обозначенный физический параметр используется не только для конструирования незначительной протяженности пространства по вертикали, но и для обозначения социальной иерархии. Группируя героев в пространстве произведения, писатель на небольшом возвышении располагает людей, не вызывающих у него симпатию, но занимающих более значительное положение в обществе, чем главные герои, и наслаждающихся своим мнимым превосходством над людьми нравственно более одаренными или вызывающими сочувствие и жалость. Незначительное расстояние в произведениях Тургенева - это, как правило, расстояние между живыми существами, которые, располагаясь на плоскости, по разным причинам (из чувства собственного достоинства, брезгливости, осторожности) предпочитают сохранять определенную дистанцию, или объектами административно-политического членения территории. Высота, ширина закрытого, ближнего к человеку пространства измеряется предметами: окнами, этажами.
Значительная или безграничная протяженность художественного мироздания по вертикали, сфере и плоскости связана с миром природы. Глубина характерна для объектов ландшафта, обозначенных существительными лес, небо, сад: Она [Полозова], очевидно, знала, куда держала путь - и шел этот путь все в глубь да в глубь леса. «Вешние воды»; Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: меня особенно поразили чистота и глубина неба, сияющая прозрачность воздуха. «Ася»; Она [Елена] бегло взглянула на него, бегло улыбнулась и пошла дальше, в глубь сада. «Накануне». Безграничность сферы и высоты связана с таким объектом природы, как небо, а протяженность на плоскости- с далью. Безграничность пространства по вертикали и сфере создается в языковой художественной картине мира Тургенева за счет сочетаемости со словом бездна прилагательных сияющий, полу-сумрачный, обозначающих признак предмета по свету, прилагательного воздушный, выражающего отношение предмета к одному из первоэлементов мироздания, прилагательного глубокий, называющего признак предмета по сферическому устройству. В результате у слова бездна развивается новое, не зафиксированное толковыми словарями переносное значение ‘небо'. Таким образом, в художественной действительности Тургенева сферическая часть мироздания, бездна, уходит в бесконечность по двум направлениям - вверх и вниз.
Важнейшее, ключевое понятие русской языковой картины мира, обозначенное словом даль, в художественной действительности писателя характеризуется как бесконечное, беззвучное, безжизненное, неизведанное пространство, часто вызывающее негативную эмоциональную реакцию у человека, пространство природной стихии: Он пел, и от каждого звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль. «Певцы»; Мысленно он уже уехал: он уже сидел в гремящем и дымящем вагоне и бежал, бежал в немую, мертвую даль. «Дым»; Один только шаг, одно движение, и умчались бы в неведомую даль две навсегда соединенные жизни... «Дым». Тургеневская даль может соединять в себе противоречащие ее сущности характеристики, строится на оксюмороне (близкая даль), когда соприкасается с миром обжитого пространства человека: Кто ее [Венецию] не видел, тот ее не знает: ни Кана-летти, ни Гварди (не говоря уже о новейших живописцах) не в силах передать этой серебристой нежности воздуха, этой улетающей и близкой дали, этого дивного созвучия изящнейших очертаний и тающих красок. «Накануне».
В-шестых, изобразительно-параметризующая функция характерна для словосочетаний, в которых главный компонент обозначает пространственный параметр: глубину (бездна, глубина), высоту (вышина). Зависимый компонент конкретизирует от-
влеченный опредмеченный признак благодаря прилагательным бледный, полусумрачный, сияющий, темный, обозначающим физический признак предмета, воспринимаемый органами зрения. В результате отвлеченное понятие превращается в конкретный пространственный образ, наполненный цветом и светом: В далекой и бледной глубине неба только что проступали звездочки; на западе еще алело - там и небосклон казался ясней и чище; полукруг луны блестел золотом сквозь черную сетку плакучей березы. «Рудин»; Солнце еще не вставало, но уже заиграл холодок, седая роса покрыла травы, и первые жаворонки звенели высоко-высоко в полусумрачной воздушной бездне, откуда, как одинокий глаз, смотрела крупная последняя звезда. «Накануне»; Долго продолжается эта борьба; но как несказанно великолепен и ясен становится день, когда свет наконец восторжествует и последние волны согретого тумана то скатываются и расстилаются скатертями, то взвиваются и исчезают в глубокой, нежно сияющей вышине... «Бежин луг»; Глядя кругом, слушая, вспоминая, я вдруг почувствовал тайное беспокойство на сердце... поднял глаза к небу - но и в небе не было покоя: испещренное звездами, оно все шевелилось, двигалось, содрогалось; я склонился к реке... но и там, и в этой темной, холодной глубине, тоже колыхались, дрожали звезды; тревожное оживление мне чудилось повсюду - и тревога росла во мне самом. « Ася ».
Итак, словосочетания с пространственной или временной семантикой входят в предложение как компонент, распространяющий единицу сообщения. Основная их задача - дополнить пространственные и временные представления автора художественной действительности об элементах, «вписанных» в пространственные и временные фрагменты языковой художественной картины мира, их детальной характеристикой за счет установления синтаксической связи между главными и зависимыми компонентами, сделать эти представления многогранными. Сочетаемость локонимов и хрононимов значительно расширяет их эстетический потенциал и функции по сравнению с номинациями, рассмотренными в художественных текстах вне их синтаксического взаимодействия.
В языковой художественной картине мира роль словосочетаний с главным компонентом локальным или темпоральным компонентами, обладающими абстрактным значением, велика. Они используются в функции философского обобщения, в миромоделирующей, оценочной, типизирующей, изобразительной, параметризующей функциях. Синтагматика локальной и темпоральной лексики способствует тому, что в языковой художественной картине мира Тургенева пространство и время как отвлеченные умозрительные категории занимают ничтожно малое место. Пространственная и вре-
менная абстракции в художественной действительности конкретизируется, приобретают разнообразные физические характеристики, эмоционально оцениваются, преобразуются в объемные, живописные образы, а вымышленный, иллюзорный мир приобретает черты реальности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Карданова К. С. Языковая картина мира: мифы и реальность // Русский язык в школе. 2010. №9. С. 61-65.
2. Аюпова С. Б. Феноменологические особенности языковой художественной картины мира // Искусство и образование. 2008. №11. С. 191-198.
3. Буров А. А. Формирование современной русской языковой картины мира (способы речевой номинации): Филологические этюды. Монография. Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2008. 319 с.
4. Ким Т. Я. Языковая художественная картина мира и ее семантическая структура // Многомерность языка и науки о языке. Материалы Всероссийской научной конференции 2-3 июля 2001 г. Часть II. Бирск: гос. пед. ин-т, 2001. С. 15, 16.
5. Миллер Л. В. Художественная картина мира и мир художественных текстов. СПб: Филологический факультет СПбГУ, 2003. 156 с.
6. Сапожникова Ю. Л. Художественно-языковая картина мира американской провинции: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 2003. 26 с.
7. Аюпова С. Б. Языковая художественная картина мира в романах И. С. Тургенева (человек, время, пространство) // И. С Тургенев: вчера, сегодня, завтра. Классическое наследие в изменяющейся России. Материалы международной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения и 125-летию со дня смерти писателя. Выпуск 1. Орел: Издательство Орловского государственного университета, 2008. С. 78-85.
8. Русские писатели о языке. Хрестоматия / Под ред. До-кусова А. М. Л.: Учпедгиз, 1954. 460 с.
9. Зинин С. И. Русская антропонимия в «Записках охотника» И. С Тургенева. // Русский язык в школе. 1968. №5. С. 21-25.
10. Аюпова С. Б. Имя главного героя в контексте произведения (Рудин и другие) // Материалы II научной конференции сотрудников и слушателей Центра переподготовки и повышения квалификации по филологии и лингвострановедению. Санкт-Петербург, 25 мая 2006 г. СПб: Филологический факультет СПбГУ,
2006. С. 115-122.
11. Мартиросян М. А. Грамматические особенности определений и их стилистическая роль в художественной прозе И. С Тургенева: Автореф. дис. ... канд. фи-лол. наук. Ростов-на-Дону, 1967. 22 с.
12. Москалева А. Г. Некоторые особенности ритмики «Записок охотника» И. С. Тургенева. // Материалы VIII конференции преподавателей русской литературы педагогических институтов Московской зоны. Лингвистический сборник Вып. 2. Ч. 2. М., 1974. С. 64-71.
13. Печенина Ю. А. Изобразительный синтаксис И. С. Тургенева: Автореф. дис. ... канд филол наук. М., 1989. 16 с.
14. Бадаева Н. П. Безличные предложения в художественной прозе И. С. Тургенева: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1965. 16 с.
15. Лесскис Г. А. О зависимости между размером предложения и его структурой в разных видах текста // Вопросы языкознания. 1964. №3. С. 99-123.
16. Аюпова С. Б. Синтаксическая организация «Стихотворений в прозе» И. С. Тургенева: Дис. ... канд. филол. наук. СПб, 1993. 204 с.
17. Миронова Ю. В. Отражение русской ментальности в концептах художественного текста (На материале цикла рассказов И. С. Тургенева «Записки охотника»): Дис. ... канд. филол. наук. Липецк, 2003. 190 с.
18. Гильмиярова Р. Р. Макрополе «человек» в языковой художественной картине мира «Записок охотника»
И. С. Тургенева // Язык. Культура. Коммуникация: материалы IV международной научно-практической конференции. Челябинск: Южно-Уральский государственный университет, 2010. С. 39-41.
19. Дэлгэрмаа Г. Концепты «добро/зло» в произведениях И. С. Тургенева на фоне монгольского языкового сознания: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 2008. 20 с.
20. Немец Г. И. Концептуализация пространства художественного текста: структура и способы представления (на материале языка романов И. С. Тургенева «Отцы и дети» и Ф. М. Достоевского «Бесы»): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Краснодар, 2002. 26 с.
21. Карлявина И. П. Отражение языковой картины мира в сложных синтаксических единицах (на материале сложных синтаксических целых в творчестве И. С. Тургенева) // Проблемы картины мира на современном этапе: Сборник статей по материалам Всероссийской научной конференции молодых ученых. Вып 6. 14-15 марта 2007 г. Нижний Новгород: Изд-во НГПУ,
2007. С. 140-144.
22. Аюпова С. Б. Роль категорий пространства и времени в организации типов речи (на материале произведений И. С. Тургенева) // Русский язык в школе. 2010. №6. С. 42-47.
23. Русская грамматика. Т. 2. Синтаксис. М.: Наука, 1980. 712 с.
24. Политова И. Н. Переходность в системе подчинительных словосочетаний в современном русском языке. Коломна: Коломенский государственный педагогический институт, 2008. 330 с.
25. Бабайцева В. В. Два подхода к изучению синтаксических единиц: «подход снизу» и «подход сверху» // Ба-
байцева В. В. Избранное. 2005-2010: Сборник научных и научно-методических статей. М. Ставрополь, 2010. С. 128-136.
26. Чеснокова Л. Д. Грамматическая сочетаемость слов в простом предложении и факторы, обусловливающие ее // Сочетаемость языковых единиц: сборник статей. Ростов-на-Дону: Изд-во Рост. ун-та, 1968. С. 5-22.
27. Долгов Ю. Д. Словосочетание как грамматическая категория - тип валентности. Могилев: Могилевский
гос. пед. институт им. А. А. Кулешова, 1993. 80 с.
Поступила в редакцию 31.01.2011 г.
