CC BY
205Т.В. Князькова
РОЛЬ НАРРАТИВНОЙ СИСТЕМЫ В ОСУЩЕСТВЛЕНИИ АВТОРСКОГО ЗАМЫСЛА (НА ПРИМЕРЕ ОБВИНИТЕЛЬНОЙ РЕЧИ А.Ф. КОНИ «ПО ДЕЛУ ОБ УБИЙСТВЕ ИЕРОМОНАХА
ИЛЛАРИОНА»)
В последние годы понятие нарратива стало объектом исследований, относящихся к самым разным сферам гуманитарного знания: литературоведению, лингвистике, истории, историографии, антропологии, психологии, философии, культурологии. В настоящее время не существует единого определения понятия нарратива, устраивающего все направления нарративно ориентированных исследований. Поэтому большинство исследователей предлагают свою трактовку нарратива и разрабатывают собственные методики анализа нарративных текстов.
Вместе с тем, точкой соприкосновения большинства теорий нарратива является представление о его временном характере. Иначе говоря, большинство определений нарратива сводится к утверждению, что нарративными являются высказывания, в которых описываются события в определенной автором временной последовательности.
Другой отличительной чертой нарративных текстов является их установка на достижение посредством нарратива некоторых внеречевых целей: «Нарратив - это ...способ достижения неких социальных целей» [Троцук, 2004, с. 58]; «мы рассказываем истории ,.чтобы убедить других в социальной значимости определенных действий или событий» [Т.А. ван Дейк, 1989, с. 190]; «В старании и будучи облеченным правами на длительный вербальный вклад нарраторы утверждают свой авторитет рассказчика, присваивают роль знающего, затейника или продюсера по отношению к принятой адресатом роли ученика или покупателя. Рассказывать - значит сделать ставку на захват власти» [Тоо1ап, 1988, с. 3]. Тем не менее, осознание учеными воздействующей силы нарратива пока отражается только в отдельных высказываниях.
Поэтому имеет смысл анализ конкретного текста с точки зрения того, каким образом автору удается не только передать свое видение события, но и сделать его выразительным для слушателя. Иначе говоря, замысел автора нарративного текста можно сформулировать следующим образом: нужно представить событие так, чтобы адресат убедился в верности способа видения изображаемого события.
В качестве материала для анализа текста с точки зрения определения роли нарратива в осуществлении авторского замысла нами
выбрана обвинительная речь А.Ф. Кони «По делу об убийстве иеромонаха Иллариона» (1973 г.). Выбор обусловлен тем, что судебная речь не является классическим примером нарративного текста (в отличие от художественного или исторического), но имеет отношение к осмыслению события, а потому по содержанию является нарративным. Событие, которое легло в основу речи А.Ф. Кони, состоит в следующем: подсудимый, крестьянин Новгородской губернии Иван Михайлов, 18 лет, 10 января 1873 г. проник в келью иеромонаха Иллариона, убил его ножом и похитил ценное имущество [Комментарии, 1967, с. 507]. Кроме того, для судебной речи важна четкая формулировка позиции оратора по отношению к рассматриваемому событию. Так, в своей речи А.Ф. Кони утверждает, что подсудимый совершил преступление умышленно, по заранее обдуманному плану. Доказательство верности своей точки зрения, изложение ее выразительным для суда присяжных образом и составляют замысел оратора. Для реализации своего замысла А.Ф. Кони избрал нарративный способ изложения.
Для того чтобы перейти непосредственно к исследованию роли нарративной системы в осуществлении замысла автора, определим ряд значимых для анализа понятий.
Понятийная система, предлагаемая в настоящей статье, во многом опирается на терминологии, разработанные П. Рикером, В.Я. Шабесом и другими исследователями. Так, понятие нарративной системы в значительной мере перекликается с концептуальной сеткой события П. Рикера. Эта концептуальная сетка в понимании П. Рикера состоит из действий, которые предполагают цели, мотивы. Каждое действие имеет своего агента, и каждый агент ответствен за свои действия. Действие всегда происходит в определённыех обстоятельствах, которые так или иначе влияют на исход событий [Рикёр, 2000, с. 68-71].
Что касается понятия нарратива, то следует помнить, что мы изучаем нарратив судебной речи, отсюда и специфичность определения. С учетом названных особенностей функционирования нарратив определяется как способ текстового представления авторского видения события в его временных и причинно-следственных отношениях. Нарративная система состоит из нарративных компонентов, содержанием которых являются элементы события: субъект действия, объект, само действие, цель, условие, причина, орудие действие, качества субъекта, остатки действия, состояние субъекта в момент совершения действия, сообщение субъекта о своих действиях другому и т.д.
При этом в случае судебного дискурса оратору доступны три типа нарративных компонентов (далее - НК). Во-первых, исходные НК, т.е.
почерпнутые из достоверных источников, или фактический материал, полученный в ходе предварительного расследования. Эти НК неопровержимы и становятся отправными точками для развития мысли автора, основанием для построения аргументации. Помимо того, существуют вторичные НК, т.е. выведенные оратором в процессе анализа исходных нарративных компонентов. Они являются спорными и требуют доказательства:
1) «промежуточные» между исходными и составляющими тезис речи. Так, например, при помощи исходного нарративного компонента «действие субъекта» можно вывести НК «цель субъекта» или «причина действия». При этом аргументированные вторичные НК приобретают свойства исходных и в свою очередь служат для поиска последующих НК;
2) доказываемые НК: это те, на обоснование которых направлены усилия говорящего. Последние составляют тезис речи.
Целесообразное выявление оратором нужных НК и планомерное их распределение в тексте речи так, чтобы в итоге от исходных НК прийти к доказываемым, предполагает дискурсивную организацию отдельных НК. Основу дискурсивной организации НК составляют временные отношения. В речи может быть не одна, а несколько сюжетных линий, но каждая имеет начало, продолжение, и конец. В пределах одной сюжетной линии решается одна задача, доказывается часть тезиса, а вместе они способны достигнуть поставленной цели. В отдельных случаях сюжетная линия совпадает с композиционной частью. Это показывает, что дискурсивная организация НК при определенных усилиях автора способна организовать любую композиционную часть судебной речи, вопреки установившемуся мнению, что повествовательной частью является изложение обстоятельств дела.
Для того чтобы показать, как НК функционируют в пределах отдельной сюжетной линии, текст речи разбит на фрагменты. Фрагмент, включающий один и более нарративных компонентов, выделяется по тому, какое действие при помощи него автор совершает: рассказывает об обстоятельствах преступления, доказывает то, что подсудимый заранее подготовил орудие убийства, или опровергает показание подсудимого об отсутствии у него цели убийства. Каждый из фрагментов при этом тематически относительно завершен. На основании этих признаков выделяемые фрагменты отождествляются с речевыми актами рассказа, доказывания, опровержения и т.д.
В тексте каждый речевой акт имеет свой порядковый номер. Составляющие его содержание нарративные компоненты подчеркнуты
сплошной линией и обозначены латинскими буквами. Это необходимо, чтобы а) дать комментарий каждому НК и б) объяснить взаимодействие НК в пределах одного речевого акта. Порядковый номер и буква позволяют продемонстрировать использование одного НК в пределах разных речевых актов.
Исследование речи по предложенной схеме показывает, как постепенно, в процессе последовательного анализа и синтеза нарративных компонентов в пределах дискурса осуществляется замысел оратора.
Речь «По делу об убийстве иеромонаха Иллариона» начинается с композиционной части «изложение обстоятельств дела»:
(1) 10 января нынешнего года отец Илларион, иеромонах Александро-Невской лавры, был найден в своей келье окончившим жизнь насильственным образом от чужой руки. Ровно через месяц, сегодня, 10 февраля, перед вами находится на скамье подсудимых человек, который приносит повинную голову в совершении этого убийства.
При изложении обстоятельств, приведших к судебному разбирательству, А.Ф. Кони констатирует факт убийства, не определяет подсудимого как субъекта этого события, а только говорит о том, что некто сознался в убийстве иеромонаха Иллариона. Однако несмотря на признание Михайлова, цель оратора состоит в том, чтобы, воссоздав картину происшедшего, доказать действительность вины подсудимого в произошедшем. После того как установлен факт совершения преступления Михайловым, оратор переходит к аргументации признака умышленности в действиях подсудимого. При этом последнее требует больших усилий оратора, так как сам подсудимый, сознаваясь в убийстве, отрицает его умышленность. Поэтому названные в настоящем речевом акте нарративные компоненты со значением «кто сделал» и «что сделано» не связаны между собой. На установление этой связи направлены речемыслительные усилия оратора.
А.Ф. Кони начинает развитие мысли с напоминания о том, что известно о происшествии из достоверных источников. Прежде всего, это данные о личности потерпевшего.
(2)... (А) [Иеромонах Илларион] человек старый, сосредоточенный, суровый, живший постоянно одиноко, умевший в многолюдном монастыре создать себе совершенную пустыню; видающийся в 10 лет раз с людьми, которые живут в одном коридоре с ним, позволяющий себе, в виде развлечения, покормить булками маленьких певчих и лишающий самого себя даже и этой малости, словом, человек угрюмый, замкнутый в себе, идеальный, если
можно так выразиться, монах. Этот одинокий человек, постоянно запертый в своей келье, ни с кем не сходившийся, (В) не подает никаких признаков жизни в течение целого вечера, ночи и половины следующего дня, не возбуждая ничьего беспокойства, что указывает, как (С) вообще мал надзор за тем, что происходит в коридоре. (Б) Но, наконец, все-таки беспокойство возбуждается — смотрят в щелку, видят ноги, думают, что с ним дурно, посылают за доктором, отворяют дверь и находят, что он мертв, убит; тогда является полиция, следователь и начинается следствие.
Начинается упорядочение нарративной системы со следующих нарративных компонентов: (А) личность потерпевшего, (В) поведение окружающих погибшего в день преступления, (С) особенности места происшедшего, (Б) обстоятельства обнаружения трупа. Здесь представлены те нарративные компоненты, которые несут в себе неопровержимые данные и потому оцениваются как объективные. Отдельное место в речи А.Ф. Кони занимает подробный анализ материалов с места происшествия. Поэтому излагаются нарративные компоненты, содержащие результаты осмотра места преступления, или исходные. На основе их строится общая картина события.
(3)Прежде всего, что это такое? Убийство, очевидно. С какою целью? (А) Разломанная шкатулка, раскрытые комоды, разбросанная одежда — все это прямо говорит о совершении преступления с целью грабежа. В какое время? (В) Отцу Иллариону после вечерни, следовательно в 5 часов вечера, в 6-м, были принесены дрова и вода для самовара; затем у него найден самовар, почти полный водою, в чайнике, налитом доверху, заварен чай, чашка суха; видно, что, вернувшись от вечерни, он заварил чай и не успел напиться. Итак, приблизительное время совершения убийства — около 6 часов вечера. Представленные в данном речевом акте нарративные компоненты по значению образуют две группы: те, которые характеризуют цель преступника (А), и те, которые позволяют определить время преступления (В). Собирая в одно целое детали, которые помогают восстановить картину произошедшего, оратор готовит базу для более сложной аргументации.
Следующий ряд нарративных компонентов связан с напоминанием тех сведений, которые способствуют установлению нарративных компонентов со значениями орудие и способ убийства, но само орудие при этом не называется:
(4)Затем, обстановка убийства также довольно ясна: убийство совершено колющим орудием, нанесен ряд очень сильных ран, вызвавших обильное истечение крови, повлекшее смерть, и, как удостоверяет осмотр ран, нанесены они человеком, подошедшим сзади.
На основе имеющихся данных с места происшедшего восстанавливается последовательность действий потерпевшего, и существование этих НК есть результат оценки обнаруженного на месте убийства.
(5)Видны даже переходы, которые имела борьба между убийцею и покойным; кровь особенно скопилась в двух местах: в одном месте ее довольно много, и тут же находится колотый сахар, нож, которым кололи, и самовар — очевидно, что тут место нанесения первого удара. Затем масса крови около двери и отпечатки окровавленных рук на самой двери и на ручке замка. Очевидно, что кто-то хотел уйти в эту дверь. Но уйти всего необходимее было покойному отцу Иллариону; итак, он дошел или дополз до двери, и здесь ему нанесены вторые удары; борьба была очень сильная; у покойного выдернута почти вся его весьма длинная борода, клочья которой валялись по всей комнате; он оборонялся, потому что окровавленный нож, которым наносились раны, найден согнутым перпендикулярно к своей ручке; самые кисти рук покойного изрезаны; очевидно, что он хватался за нож, которым наносились удары, и хотел его вырвать.
В этом фрагменте уже называется орудие убийства, хотя в дальнейшем будет дан более подробный анализ этого нарративного компонента. Очевидно, что в этой композиционной части оратор называет нарративные компоненты, систематизирует их, но пока не переходит к основной цели своего выступления.
В следующем утверждении называются действия подсудимого после совершения им убийства:
(6)Наконец, из обстановки видно даже, что делал подсудимый после убийства, видно, что он стал рыться в комоде, выдвинул все ящики, взял сапожный тупой нож и стал им взламывать шкатулку; вы знаете из акта осмотра, что на чашке медного подсвечника оказалась налитою кровь, что, наконец, рубашка, о которую убийца вытирал руки, имеет двоякого рода пятна: бледно-розовые и посредине их ярко-красные пятна крови. Это показывало, что убийца мыл руки и что он должен был быть ранен; свежая кровь натекла на подсвечник и оставила следы
посредине каждого розового пятна и на ручке ножа, которым производился взлом. Эти данные привели к тому, что убийца ранен, что убийство совершено в такое время, когда никого в коридоре не было, и совершено человеком, подошедшим сзади, следовательно, человеком своим, которого не опасались. Важно отметить, что во фрагментах (2 - 6) убийца не связывается с именем подсудимого. Это обусловлено необходимостью демонстрации того, что дают результаты расследования на месте преступления. Эти данные относятся к разряду неопровержимых, а соответственно, и самых убедительных. Тем самым, показывая, какая картина происшествия вырисовывается из полученных данных, оратор готовится к аргументации того, что преступление было совершено Михайловым и совершено умышленно.
После того, как описано то, что произошло к келье иеромонаха, оратор обращается к определению субъекта преступного деяния и объяснению признания, данного Михайловым. А.Ф. Кони совершенно убежден, что убийцей иеромонаха является подсудимый, и для подтверждения своей точки зрения он напоминает, почему он был задержан:
(7)Между прочим, узнали, что накануне убийства в монастыре ночевал Иван Михайлов, человек, приезжавший просить о месте, не получивший его и уехавший назад. Послали за ним на станцию Окуловку. Когда агент сыскной полиции явился на станцию, то нашел подсудимого "гулящим", нетрезвым и прячущимся; на нем оказались панталоны и жилет покойного отца Иллариона, а в кармане панталон золотые монеты и в том числе двадцатифранковые; у брата его найдены часы покойного, а у него самого — другие, также принадлежавшие отцу Иллариону. Он путается, он испуган, у него ранена рука. Его берут. Что он может сказать, какое дать объяснение? Ему остается только одно — сознание. ... кругом так все сложилось, что молчать нельзя! Остается сознаться — и он сознается. В историю вводится имя подсудимого и те сведения, которые позволили признать в нем субъект действия. Здесь нет сложных логических построений, вся аргументация строится на полученных с места преступления данных. На этом фрагменте заканчивается часть, связанная с восстановлением события от обнаружения трупа иеромонаха Иллариона до задержания подсудимого. Событие представлено в общих чертах, нарративные компоненты в основном исходные, не подвергшиеся значительному анализу.
Следующая композиционная часть, в организации которой нарративная система приобретает особое значение - это анализ юридической квалификации преступления, за счет которой оратор стремится уже не просто назвать действие, но и определить признаки, по которым можно квалифицировать преступление: признаки умышленности и подготовленности.
Дальнейшая аргументация связана с установлением признака намеренности в действиях убийцы. Поэтому в этой части сгруппированы нарративные компоненты, которые способствуют доказательству этого вторичного нарративного компонента. Поскольку обвиняемый признался в содеянном, оратор отталкивается от того, как событие это было представлено со слов подсудимого:
(8)Вы слышали, подсудимый говорит, что мысль убить отца Иллариона пришла ему внезапно, вдруг, что грех его попутал, что сам он не знает, зачем шел, но шел без всякого намерения убить отца Иллариона, словом, он старается доказать перед вами, что, входя к отцу Иллариону с словами: "Боже наш, помилуй нас ", он вовсе не знал, что через несколько минут должен выйти из этой кельи убийцею.
Этот речевой акт становится отправной точкой для развертывания авторской точки зрения на возможность установления умышленности и запланированности убийства:
(9)Во-первых, посмотрите на отношение подсудимого к отцу Иллариону. Он говорит, что шел к отцу Иллариону сам не знает зачем. Но допустить такое толкование, неосновательное и неправдоподобное, решительно невозможно. Можно допустить другое — что (А) он шел к нему как к знакомому, у которого когда-то служил коридорным. Отчего же ему, в самом деле, и не навестить отца Иллариона?
Начинает развертываться аргументация более сложная, чем прежде, так как А.Ф. Кони переходит к вопросам, которые сложнее решить при помощи фактов, поскольку замысел и намерение - вещи плохо уловимые.
Прежде всего оратор приступает к анализу нарративного компонента со значением цели визита Михайлова в келью иеромонаха. Здесь опровергается показание, данное Михайловым, и обосновывается точка зрения оратора на произошедшее:
(10) Но вы знаете характер иеромонаха Иллариона. (А) Он был такой человек, который не любил, чтобы к нему ходили, человек, который держал себя вдали от всех, а тем более, конечно, от коридорного. (В) С какой стати коридорный, который уже не
служит и случайно остался в Петербурге только потому, что поезд, на котором он хотел уехать, ушел раньше, чем он мог собраться, пойдет к отцу Иллариону, о котором он и не думал, проживая два с половиною дня в Лавре?
Опровержение строится на базе тех НК, которые ранее были названы: характер потерпевшего (2(А)) и характер отношений подсудимого к иеромонаху Иллариону (9 (А)). Таким образом, НК со значением цели посещения потерпевшего базируется на НК, которые в композиционной части «анализ собранных по делу материалов» излагались как объективные, и на опровержении НК, почерпнутых из показаний подсудимого.
После того как проанализирован НК «цель посещения» А.Ф. Кони переходит к НК «причина посещения»:
(11) Почему (А) из всех петербургских знакомых он избирает отца Иллариона? Отчего он не идет, например, к (В) Лаврову, с которым был хорошо знаком и который писал ему докладную записку? Отчего (С) он не идет к иеромонаху Нектарию, который рассказывает, что считал его хорошим человеком, нередко паивал его чаем, рекомендовал его на железную дорогу и вообще до сих пор относится к нему более благосклонно, чем прочие? Уж если идти в монастырь для того, чтобы посетить кого-нибудь, то скорее всего ему следовало бы посетить отца Нектария. Наконец, он мог посетить (Б) тех сторожей, живших у ворот, у которых он ночевал две ночи. Напротив, (Е) он идет тайком, минуя сторожку и никуда не заходя, прямо в келью покойного. Для чего же он туда идет? Какое отношение может иметь к нему (О)отец Илларион, этот замкнутый человек, не интересующийся даже тем, что делают более близкие ему, окружающие его лица? Никакого.
Нарративный компонент, содержащий причину посещения подсудимым отца Иллариона (А), дан так, чтобы помочь выявить признаки умысла в действиях подсудимого. Поэтому приводится ряд нарративных компонентов, называющих знакомых Михайлова, показывающих, что посещение им отца Иллариона (О), не было вынужденным или необходимым. При помощи НК «образ действий Михайлова при посещении и. Иллариона» (Е) подчеркивается, что подсудимый не желал, чтобы кто-нибудь знал о его приходе в келью потерпевшего. Таким образом, один нарративный компонент находится в статусе анализируемого (А), ряд других служит как основа аргументации. НК (Е) в составе данного речевого акта выполняет функцию обобщения (вообще не хотел, чтобы его кто-то видел), и
одновременно связки, при помощи которой развертывается рассуждение относительно того, как стремился подсудимый избежать свидетелей:
(12) Затем посмотрите, как выбрано время, когда совершается преступление. Выбрано именно то время, когда, по монастырским обычаям, в коридоре никого не было. В коридоре было всего шесть келий: одну занимал монах Григорий, в двух других жили два приезжих архимандрита, две были в этот день пустые, а в одной жил отец Илларион. По монастырским правилам, приезжие архимандриты должны быть на службе в Крестовой церкви у митрополита. Об этом, конечно, знают все служители. Поэтому знал об этих порядках и подсудимый Иван Михайлов.
В данном акте утверждается, что Михайлов знал удобство выбранного им времени прихода в келью для совершения убийства. Поэтому основным здесь является нарративный компонент со значением «время». Обратим внимание, что здесь время не называется, а характеризуется, в отличие от нарративного компонента (3), где время названо, но не оценено его значение. Здесь нарративный компонент используется на новом уровне: он не называется, а означивается, то есть в его составе выделяются те значения, те связки, которые позволяют оратору обнаружить связь между временем совершения преступления и существованием умысла.
На эту связь указывается в следующем фрагменте, где рисуется обстановка монастыря на тот момент, когда пришел подсудимый.
(13) И вот, в то время, когда в коридоре никого из этих лиц не было, когда отошла вечерня и когда началась всенощная, к которой не должен был идти только отец Илларион, потому что он был очередной для служения панихид, когда он остался один и нет в коридоре ни архимандритов, ни рясофорного монаха отца Григория, который тоже должен быть у всенощной, — тогда-то и приходит в келью Иллариона подсудимый. Отчего же, если он желал повидаться с. отцом Илларионом, не отправился он к нему тотчас же, как ушел с железной дороги? Отчего он не пошел к нему в 4 часа, когда ушел с вокзала? Отчего он пошел именно в 6 часов, когда в коридоре никого нет и быть не может? (А) Я думаю оттого, что ему нужно было застать отца Иллариона одного.
Это формирует нарративный компонент «условия для совершения преступления» в связи с НК «цель преступника». НК «время», охарактеризованный в (12), становится связкой.
После того, как опровергнуты утверждения подсудимого в связи с целью и причиной его посещения кельи, оратор переходит к опровержению неумышленности действий подсудимого:
(14) Затем посмотрите еще на одну сторону дела — на сторону внутреннюю. Подсудимый говорит, что (А) он совершил преступление вдруг, что мысль об убийстве пришла ему внезапно, только тогда, когда он вошел в келью. По его словам, (В) он взял отца Иллариона, человека здорового и высокого роста, за ворот. Тот его оттолкнул. Тогда подсудимый взял "ножичек", как он выразился весьма нежно, и стал его колоть! Но мы знаем из мнения врача, что это было не так, (С) что раны нанесены человеком, подошедшим сзади, человеком, который подкрался, подобрался коварно. Следовательно, (Б) он не брал отца Иллариона за ворот, ибо если бы он схватил его за ворот и ударил, то тот не стал бы поворачиваться спиной и давать возможность наносить удары сзади, но стал бы лицом к лицу с нападающим и начал бы с ним бороться, как это он сделал впоследствии.
Опровержение этой части показаний подсудимого строится при помощи следующих НК: называется НК со значением умысла (А), слова подсудимого о том, как происходило убийство (В), НК со значением образа действия убийцы (С), и вывод прокурора, состоящий в подведении итогов опровержения слов подсудимого (Б). Поэтому здесь опровержение осуществляется при помощи сведения вместе ряда НК со значе
В следующем эпизоде опровержения того, что подсудимый действовал без умысла, задействован ряд НК, упомянутых ранее (5). Но теперь эти НК не просто напоминаются, а приобретают особое значение для авторской точки зрения, поскольку значение НК «что сделано», содержащихся в (5) трансформируется, и в (15) действие становится персонифицированным: «он сделал» и акцент на образе действий подсудимого: «как сделал». В совокупности эти значения, приданные оратором, позволяют показать, что в действиях Михайлова был умысел:
(15) Затем посмотрите с нравственной стороны на последующие действия подсудимого. Он убил внезапно, убил, сам не зная, как и для чего, его "грех попутал ", но, тем не менее, он пролил потоки крови по всей квартире, истерзал старика, вырвал у него по клочьям, в долгой и озлобленной борьбе, всю бороду и, наконец, порешил с ним. Он хотел затем украсть что-нибудь. Он это и сделал.
При доказывании умышленности преступления оратор опирается на данные, имеющиеся о действиях убийцы после совершения им преступления. При этом оратор неявно ссылается на данные речевого акта (6) и частично (7), касающиеся того, что было найдено у подсудимого при задержании:
(16) Нет, он очень спокойно перерывает все вещи покойного, настолько спокойно, что даже взвешивает, где искать и где не искать. По акту осмотра найден был отворенный ящик комода с бельем, на котором есть капельки крови. Этого ящика он не трогает, так как все белье в нем в порядке, без сомнения, потому, что подсудимый рассудил, что в белье не может быть денег. Зато он открыл и перерыл другие, перебрал все вещи, оставив многие и взяв только часы и деньги, оставив даже больше 10 руб. медных денег, которые могли его стеснять.
Но в отличие от (6), где дан результат действий подсудимого (то, что было обнаружено на месте преступления), здесь рассказывается о действиях Михайлова после совершенного им. Следует отметить, что НК, отражающие действия подсудимого, в данном случае характеризуют состояние подсудимого, которое, в свою очередь, является подтверждением существования умысла у подсудимого. Получается, что из имевшихся НК оратор выявляет НК «состояние подсудимого в момент совершения преступления», а уже из него выводит НК «умысел». Эти вторичные НК являются результатом аналитической работы мысли оратора и отражают его способность интенсифицировать значение одного нарративного компонента.
Последующий рассказ оратора о действиях Михайлова после совершенного ограбления также нацелен на демонстрацию продуманности преступления, что позволяет достичь компоненты, демонстрирующие стремление Михайловым скрыть преступление (А,
В).
(17) Когда отец Илларион лежит рядом — умирающий, истекающий кровью, — подсудимый снимает с себя всю одежду, сжигает ее в печке, надевает одежду своей жертвы, (А) затем уносит свечку и ставит ее в спальню, отгороженную перегородкой от гостиной, в которой, таким образом, становится ничего не видно снаружи, умывает руки и тогда уже (В) уходит, заперев дверь на ключ, так как она оказалась запертою, а ключ унесенным.
Однако компонент (В) только называется, а смысл ему придается в следующем акте, состоящем в изображении замысла подсудимого:
(18) Таким образом, он обдуманно рассуждает, оценивая все последствия своих действий. Он соображает, что если оставить дверь незапертою, то вскоре после 8 часов могут прийти с ужином и с хлебом, и тогда увидят мертвого,— подымется беспокойство, начнут искать, могут увидеть подсудимого в окрестностях монастыря, могут задержать его и т. д. Поэтому нужно преградить путь скорому исследованию, нужно запереть дверь: придут, постучат и, конечно, оставят до утра, а тогда он будет уже в Окуловке.
Объяснение смысла компонента 18 (В) является итоговым в аргументации существования умысла у подсудимого. Для того чтобы представить свою точку зрения целостно, оратор строит аргументы во временной последовательности, охватывающей отрезок с того момента, как Михайлов направился в келью, до того, когда он ушел из монастыря. Целый ряд НК направлен на обоснование одного НК, и для ясности А.Ф. Кони выстраивает их в той последовательности, в какой они происходили в действительности.
После того, как компоненты события установлены, роль подсудимого определена, оратор переходит к изложению своей точки зрения на произошедшее в целом. Таким образом, оратор переходит на новую ступень организации нарративной системы: от синтеза отдельных НК (рассмотрение собранных по делу материалов) к целенаправленному анализу имеющихся НК (установление признака умышленности), и к формированию события в полноте его компонентов и их значений. Целостное представление события позволяет оратору более наглядно выразить свою позицию по делу.
Оратор рассказывает о том, кем является подсудимый по роду деятельности (А), о внешних причинах его приезда в Петербург (В), действиях в Петербурге (С), появлении в его поле зрения условий для совершения преступления (Б) и причинах для совершения преступления
(Е):
(19) (А) Подсудимый служил стрелочником в Окуловке, службу свою он там оставил, (В) остался без работы и затем поехал в Петербург, сказав домашним, что едет искать места. Какое же место он может себе найти? Конечно, скорее всего на железной дороге, где он уже служил. Но (С) он плохо рассчитывает на получение его после оставления первого и потому даже не торопится; спустя лишь два с половиной дня после своего приезда идет он на железную дорогу. Все это время проводит он у своих прежних знакомых, у сторожей в Лавре. (Б) Здесь он снова припоминает подробности монастырского житья, снова видит
все монастырские порядки, опять перед ним темный коридор, дурно освещенный, в котором все живут, как в пустыне, опять этот богатый монах отец Илларион, опять сторожа, которые никогда в коридор не заходят, за которыми нужно каждый, раз сходить вниз, чтобы вызвать их наверх... (Е) А места не предвидится, денег мало и скоро вовсе не будет, деваться некуда, возвращаться же назад без места не стоит, стыдно даже. Здесь встроен НК, ранее упоминавшийся (11(Е), 12). При этом причина обозначается достаточно явно (отсутствие денег и перспектив заработка), а условие только намечено. О реализации этого условия рассказывается далее:
(20) Конечно, от мысли об убийстве было еще далеко. В Лавру приходит его приятель Лавров. Зачем? Получил письмо от послушника отца Сергия, что они уезжают в среду в 2 1/2 часа. Следовательно, коридор еще больше опустеет и освободится от части приезжих. Таким образом, он узнает, что в среду вечером, после трех часов, в коридоре останутся только отец Илларион, Григорий да два приезжих архимандрита. На другой день он отправляется на железную дорогу с прошением, передает его свидетелю Барро. Барро ему отказал, как и следовало ожидать; между тем поезд уходит, остается подождать следующего и уехать домой. Тут возникает опять в уме обстановка монастыря: архимандрит Сергий уехал, послушники при нем тоже, отец Григорий и два архимандрита пойдут в 6 часов в Крестовую церковь, и тогда останется один отец Илларион. Отец Илларион богат, стар... А коридор пуст. Вот когда должна была явиться первая мысль об убийстве.
НК, упомянутый ранее А.Ф. Кони в (13), был дан как основа для подтверждения существования условий для совершения подсудимым убийства. Теперь этот нарративный компонент развернут, обозначается, откуда подсудимый знал про удобство осуществления задуманного преступления. Рассказовая форма тесно связывает нарративные компоненты между собой за счет временной и причинно-следственной связи. При такой организации высказывания нарративные данные перестают быть частями и составляют собой единое целое, которое сложнее подвергнуть сомнению.
В пределах следующей части рассказа НК (21А) отсылает к НК (9), а НК (21В) с (11Е).
(21) Вот когда (А) подсудимый решился прийти, по его словам, без всякой надобности к отцу Иллариону. (В) Под влиянием такой мысли он и старался никому не показываться.
Сведение вместе этих нарративных компонентов подчеркивает абсурдность показаний подсудимого.
Следующий фрагмент не упоминался ранее, это связано с тем, что у оратора нет достаточных оснований для утверждения имеющихся в этом акте предположения НК. Но здесь они появляются в качестве объяснения того, как появился Михайлов в келье потерпевшего:
(22) Он говорит, не представляя, однако, никаких доказательств, что время до убийства провел в трактире, находящемся недалеко от Александро-Невской Лавры. Я не думаю, чтобы это было так. Я припомню здесь слова иеромонаха Ювеналия, который показал, что чердак, находящийся в конце коридора и из которого можно видеть, кто уходит из коридора вниз по лестнице и кто приходит, незадолго до убийства был заперт, а после убийства оказался отпертым. Не указывает ли это на то, что подсудимый был на этом чердаке, что было удобно сделать тем более, что чердак никем не посещался и о нем даже не все знали, как заявил об этом свидетель Яков Петров. Поэтому данный нарративный компонент служит в качестве
связки для создания последовательного рассказа. Анализируемый речевой акт не играет принципиальной роли, так как он ничем не подтверждается, а является лишь предположением.
Следующий речевой акт, содержащий в себе нарративные компоненты, связан с доказыванием того, что и орудие убийства было приготовлено заранее, но не использовано в силу того, что было обнаружено более подходящее:
(23) Затем шла речь о железной балясине. Какого она происхождения — это трудно сказать; откуда она явилась в комнате отца Иллариона — мы не имеем определенных указаний. Но мы знаем одно, что ее не было до убийства. Об этом показывают все свидетели единогласно. ...Откуда же она явилась? Я полагаю, что можно не без основания предположить, что она была принесена обвиняемым с собой. Идя с железной дороги, когда у него явилась мысль об убийстве, он мог ее купить в первой попавшейся лавке со старым железом, которых так много на пути от Николаевской железной дороги в Лавру.
Этот речевой акт возникает здесь потому, что доказательство положения об исходном орудии убийства не имеет смысла, так как орудием преступления балясина так и не стала, однако при раскрытии содержания целостного события этот фрагмент удачно вписывается, характеризуя подготовительную деятельность преступника перед преступлением.
После того как доказано, что было заранее приготовлено орудие убийства, оратор переходит к объяснению, почему оно не было использовано, к пояснению того, что же на самом деле послужило подсудимому орудием:
(24) (А) Подсудимый пришел в келью, когда отец Илларион остался совсем один, без соседей; (В) тот встретил его сурово и на слова его "боже, помилуй нас!" не сказал ему даже обычного приветствия, а пошел колоть сахар около самовара, где лежали хлеб и нож, всем свидетелям известный. Наступило удобное время для нападения на отца Иллариона. (С) Но этот нож гораздо лучшее орудие для причинения смерти, чем балясина, и она оставлена. Подсудимый говорит, что он начал наносить раны перочинным ножом. Может быть, какая-нибудь и была нанесена перочинным ножом, но затем они наносились уже большим ножом. Он говорит, что сам защищался против этого ножа, что он вырывал его. Это не так, потому что раны, которые образовались от вырывания ножа на руках, находились у отца Иллариона, а не у подсудимого. Следовательно, отец Илларион вырывал нож, а не защищался им. Вы слышали описание этих ран. Ни одна из них не мельче 11/2 и 2 дюймов глубины. Такие раны должны произойти от большого ножа, и, конечно, (Б) находящийся пред вами острый, большой нож является тем ножом, которым были нанесены эти раны: недаром он залит кровью и так сильно согнут. Такие широкие раны, из которых одна совершенно перерезывает все горло, неудобно нанести маленьким ножом с узким и коротким лезвием. Осуществляется поставленная цель при помощи рассказа об
исполнении Михайловым замысла. Для этого оратор напоминает (А) время, в которое пришел подсудимый (ранее этот НК упоминался в 12, 13), о том, как он был встречен Михайлов в келье, что неявно отсылает к компоненту со значением характера отношений между подсудимым и потерпевшим (9А), и напоминается, при каких делах подсудимый застал Иеромонаха (5). Здесь же рассказывается, как именно было совершено преступление.
Завершается развитие мысли оратора при помощи речевого акта, в котором А.Ф. Кони сводит основные НК и их характеристики, служащие обоснованию признака умышленности в действиях подсудимого.
(25) Я полагаю, что когда вы представите себе (А) этого подсудимого без средств и без места, (В) идущего без всякой цели с железной дороги, где он получил отказ,(С) к нелюдимому и
чуждому ему отцу Иллариону, (Б) затем совершающего там убийство (Е) и спокойно переменяющего белье, вытирающего руки и выбирающего имущество отца Иллариона в то время, когда рядом с ним тот умирает израненный и истерзанный; когда вы представите себе этого человека, О) рассчитанно запирающего дверь, уходящего и, наконец, (Н) гуляющего и пьянствующего в Окуловке, то, я думаю, вы признаете, (I) что у такого человека мысль о преступлении явилась не внезапно, что почва для него была приготовлена, что мысль об убийстве выросла и созрела за несколько часов прежде, чем самое убийство было совершено. Каждый из НК, представленных в (25), ранее упоминался: (25А) -(19), (25В) - (20), (25С) - (2А, 10А), (25 Е) - (6, 17), (250) - (17 В), (25Н) - (7).
В этом речевом акте акцент не столько на основных смыслах данных НК, сколько на дополнительных - впечатлениях оратора от группы этих НК. Образ действий подсудимого в целом показывает, что в данном случае имеет место целенаправленное убийство. Отдельное значение приобретает компонент (I) как тот, на обоснование которого направлены основные усилия оратора. В итоге формулируется тезис: (26) Я обвиняю подсудимого Михайлова в том, что он совершил преступление с обдуманным заранее намерением. В тезисе называются два основных НК, на доказательство которых была нацелена вся нарративная система речи.
В завершение проведенного анализа можно сказать, что нарративная система речи «По делу об убийстве иеромонаха Иллариона» не сложна и в значительной мере состоит из исходных НК. Поэтому длинных цепочек НК от исходного к доказываемому нет. Большинство НК объединены в отдельные речевые акты, за счет чего выводится новый НК, или опровержение НК, предложенного показаниями подсудимого. Это составляет элементарный уровень представления замысла автора, состоящий в анализе отдельных компонентов события. Следующий этап состоит в обосновании положений, необходимых для поддержания главного тезиса. Для этого речевые акты объединяются в сюжетные линии, где представлены части события, протяженные во времени. При помощи этих сюжетных линий оратор реализует замысел по выявлению нужных для обоснования тезиса черт события. При этом реализация осуществляется по иерархии: первый уровень, осуществленный во фрагменте (1), самый простой, состоящий в назывании события и его объективном описании. Второй (2-18) связан с установлением структуры события и приданием
определенного значения компонентам. Здесь оратор анализирует те данные, которыми он располагает. На третьем уровне (19 - 26) осуществляется самая сложная часть, направленная на соединение проанализированного. Этот уровень осуществляет переход от развития мысли оратора к формулированию тезиса. Оратор медленно, шаг за шагом, синтезирует материал для того, чтобы подвести слушателя к основной мысли своей речи. Очевидно стремление оратора реализовать замысел по схеме развивающего события. Так как «внутренней формой русского языка является тенденция изображать по возможности любой замысел через образ развивающегося события» [Мельников, http://philologos.narod.ru/melnikov/ melnikov-vf.htm], можно сказать, что А.Ф. Кони осуществляет замысел через систему, соответствующую как потребностям говорящего, так и апперцепционным возможностям адресата.
Литература
Комментарии // Кони А. Ф. Собрание сочинений. Т. 3: Судебные речи. М., 1967.
Кони А. Ф. Собрание сочинений. Т. 3: Судебные речи. М., 1967.
Мельников Г. П. Внутренняя форма русского языка - ключ к пониманию его особенностей на всех уровнях. http://philologos.narod.ru/melnikov/ melnikov-vf.htm
Рикёр П. Время и рассказ. Т.1. М; СПб; 2000.
Т.А. ван Дейк. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.
Троцук И.В. Нарратив как междисциплинарный методологический конструкт в современных социальных науках // Вестник РУДН, серия Социология, 2004, №6-7.
Toolan M.J. Narrative. A Critical Linguistic Introduction. Routledge. London and New York. 1988.
