CC BY
3273
А. Л. Ершов
РОЛЬ КОМИССИИ ПО ВОПРОСАМ КУЛЬТОВ ПРИ ПРЕЗИДИУМЕ ВЦИК В РЕГУЛИРОВАНИИ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ И МЕСТНЫХ ВЛАСТЕЙ ВО ВЛАДИМИРСКОМ КРАЕ в 1930-е годы
1930-е годы — один из самых сложных и трагических в истории Русской православной церкви. Именно тогда политика Советского государства в отношении нее была особенно жесткой и нетерпимой. В советские годы этот период либо обходили, либо освещали очень неполно и с классовых позиций. За весь период с 1930 по 1990 г. на Владимирской земле только в 1930 г. вышла книга А. Головкина и М. Попова «Церковь в наши дни» [1], посвященная контрреволюционной деятельности местного духовенства в конце 1920-1930-х годов, имевшая ярко выраженную антицерковную позицию.
С начала 1990-х годов в российском обществе появляется интерес к проблеме положения церкви в советском государстве. Формируется целая школа историков, занимающихся этой проблемой (В. А. Алексеев [2], О. Ю. Васильева [3], М. И. Одинцов [4], иеромонах Дамаскин (Орловский) [5], Л. Регельсон [6], В. Цыпин [7, 8], Г. Митрофанов, А. Н. Кашеваров и др.). Подготовлено множество диссертаций, освещающих положение церкви как в одном регионе, так и в масштабе страны (И. В. Спасенкова [9], М. Ю. Хрусталев [10], Ю. Н. Макаров [11], В. А. Шевченко [12], Н. А. Басова [13], П. В. Ка-плин [14], А. Г. Поляков [15] и многие другие).
Подобные процессы происходили и во Владимирской области. Затрагивается данная проблема в книге С. Н. Минина «Очерки по истории Владимирской епархии (Х-ХХ вв.)» [16]. Но из-за охвата большого временного периода данная проблема полностью не раскрыта. История закрытия и разрушения некоторых храмов на территории Владимирской области освещается Т. П. Тимофеевой [17], М. Я. Федотовой [18], Н. В. и Э. В. Фроловыми [19]. Подробные, но опять же далеко не полные сведения о репрессированных представителях духовенства и активных верующих приводятся в синодике — биографическом справочнике «За Христа пострадавшие в земле Владимирской» [20]. В регионе публикуется немало научных и публицистических статей, посвященных судьбам отдельных подвергшихся гонениям и репрессиям священников.
Таким образом, целостного исследования по теме взаимоотношений церкви и местных властей во Владимирском крае в 1930-е годы до настоящего времени пока нет. Кроме того, помимо судеб храмов и священников, мало затрагивались или вообще не затрагивались вопросы «регулирования» колокольного звона, налогообложения храмов и духовенства, препятствий в проведении крестных ходов, взаимоотношений обновленцев и староцерковников, народных волнений на религиозной почве и др. Эти вопросы и предполагается рассмотреть в данной работе.
С 1929 по 1944 г. Владимирская губерния (с 1944 г. — область) как отдельная административно-территориальная единица не существовала. Большая часть ее территории входила в Ивановскую промышленную область, меньшая — в Горьковский край (позднее область) и Московскую область. Таким образом, под понятием «Влади© А. Л. Ершов, 2011
мирский край» в данной статье следует понимать территорию Владимирской области в границах 1944-2010 гг.
8 апреля 1929 г. Президиумом ВЦИК было принято постановление «О религиозных объединениях». На этом же заседании Президиум ВЦИК принял также решение о создании при ВЦИК постоянной комиссии по вопросам культов для решения проблем, связанных с деятельностью религиозных объединений.
Ситуация в Ивановской промышленной области в 1930 г. была под особым контролем властей. 11 декабря 1930 г. Комиссия пишет в облисполком: «Несмотря на прямую директиву правительства относительно обложения служителей культа, РИК’и ИПО продолжают облагать их по своему личному усмотрению и в нарушение всех существующих законоположений, а к лицам, несвоевременно уплачивающим явно непосильные налоги, применяют разного рода репрессии, вплоть до отдачи под суд и отобрания имущества. М. И. Калинин поручил [облисполкому] в самом срочном порядке проверить выполнение РИКами и Облфинотделом постановление Президиума ВЦИК 380/с и принять меры к лицам, не желающим выполнять распоряжения правительства» [21, д. 7, л. 5]. В качестве примеров приводились служители культа Василий и Павел Воронцовы из Ковровского района, И. Г. Глазков из Вязниковского района. Комиссия постановила: «...Пересмотреть обложение [этих] и остальных служителей культа округа, руководствуясь при этом циркуляром Президиума ВЦИК № 247/с» [21, д. 1, л. 8; д. 14, л. 136-138]. Как писала 4 декабря 1930 г. Комиссия в облисполком, «аналогичного рода жалобы поступают папками из ряда районов» [21, д. 8, л. 74].
О религиозном аспекте своей работы за конец 1931/1932 г. Ивановский облисполком сообщал во ВЦИК: «Отклонения от действующего законодательства на местах в основном выражается в переобложении служителей культа и общин верующих налогами, а также в незаконном закрытии церквей без санкции облисполкома, борются с этим разъяснениями и возложением на ряд работников административных взысканий» [21, д. 692, л. 275]. Горьковский крайисполком писал, что перегибы заключаются в закрытиях церквей без санкции крайисполкома, штрафах (до 500 руб. в срок от 3 дней до «немедленно»), запрещениях колокольного звона, требованиях платы за шествия и запрещениях последних из-за «эпидемий» даже при отдельных заболеваниях гриппом [21, д. 18, л. 25].
На протяжении всех лет деятельности Комиссии именно эти аспекты не менялись. Основная масса жалоб, поступавших в Комиссию по делам культов при Президиуме ВЦИК, касалась закрытия церквей. С марта 1930 г. между ВЦИК и Александровским окрисполкомом завязалась переписка по поводу закрытия церквей в Александровском округе, где в Киржачском, Александровском, Кольчугинском и Юрьев-Польском районах была закрыта 91 церковь (после вмешательства ВЦИК верующим было возвращено 60 церквей, остальные закрытия были признаны законными) [22]. Президиум ВЦИК постановил вернуть верующим несколько церквей и в других районах современной Владимирской области [21, д. 1, л. 13; д. 460, л. 5, 12; д. 772, л. 9 об].
В годы второй пятилетки переписка о закрытии храмов продолжала оставаться главной сферой деятельности Комиссии по делам культов при Президиуме ВЦИК. За это время ею было утверждено либо проконтролировано закрытие 41 храма на территории современной Владимирской области [21, д. 22, л. 6-7, 31; д. 692, л. 240, 238, 37-42; д. 33, л. 8, 24-25, 35, 64; д. 693, л. 22; д. 461, л. 94; д. 696, л. 108-113; д. 772, л. 1, 4; д. 527, л. 1; д. 698, л. 102-105; д. 760, л. 1, 2; д. 523, л. 1; д. 711, л. 1; д. 712, л. 2-4; д. 756, л. 2; д. 524, л. 1;
д. 704, л. 2; д. 721, л. 2; д. 736, л. 1; д. 525, л. 1; д. 526, л. 1; д. 731, л. 1-2; д. 740, л. 37, 1; д. 757, л. 7, 1; д. 771, л. 1]. Но Комиссией решительно пресекались все попытки закрывать церкви либо препятствовать их функционированию, если они исходили не от обл- и крайисполкомов. В это время уже практически не наблюдалось примеров отмены Комиссией постановлений Ивановского облисполкома и Нижегородского (позже Горьковского) крайисполкома о закрытии храмов на территории современной Владимирской области, за исключением отмены в 1936 г. постановления Горьковского крайисполкома о закрытии молитвенного старообрядческого помещения в дер. Тереховицы Муромского района (в 1937 г. Комиссия все же утвердила закрытие) и в 1937 г. — уже Ивановского облисполкома о закрытии молитвенного старообрядческого помещения в дер. Тимошино Меленковского района [21, д. 527, л. 4; д. 463, л. 94, 100]. В это время верующим не позволяли открывать храмы, закрытие которых утверждено ВЦИК или давно облисполкомом. Также не допускалось строительство новых храмов. Например, в марте 1935 г. верующие пос. Собинки в очередной раз просили разрешения на строительство нового храма. ВЦИК порекомендовал облисполкому как «лучший исход этого дела» «передать религиозному обществу помещение неспециальной постройки» (единственный случай на Владимирской земле). Но облисполком отказал, сославшись на отсутствие помещений [21, д. 697, л. 231-239].
В 1935 г. переучет церквей выявил, во-первых, что Ивановская и Московская области и Нижегородский край (регионы, между которыми поделена территория современной Владимирской области) были лидерами по количеству действующих храмов (они составляли более половины всех действующих храмов края), во-вторых, более половины из недействующих храмов закрыты незаконно, т. е. органами власти, не имевшими на то права [21, д. 32, л. 4; д. 691, л. 2]. В связи с тем, что местные органы власти зачастую слишком легко относились к закрытию храмов (не проводили работу с общественным мнением, не использовали закрытые храмы и т. д., что вызывало лишние разговоры среди верующих), в 1937 г. Комиссия стала строже подходить к этому вопросу, а с 1938 г. планировала утверждать закрытие храмов только при условии устройства в них культурно-просветительных учреждений [21, д. 51, л. 4-11]. К сожалению, в 1938 г. Комиссия была ликвидирована. Во второй половине 1937 г. из-за массовых репрессий, затронувших духовенство в первую очередь, почти все храмы на территории современной Владимирской области остались без священников. Кроме того, поскольку арестовываемое духовенство приговаривалось либо к расстрелу, либо к 8-10-летним срокам лишения свободы, дальнейшее функционирование большинства церквей было весьма проблематичным.
Налогообложение церквей и духовенства также было частой причиной жалоб населения во ВЦИК. В 1932 г. Комиссия требовала привести к нормам налогообложение церквей в селах Туртино, Абакумлево, Клементьево [21, д. 693, л. 222, 223, 228].
В 1933 г. поток жалоб с Владимирщины увеличился. Так, Комиссия распорядилась пересчитать неправильно начисленное налогообложение церквей сел Клементьево, Нарма, Николо-Ушна, Богородское и Вышеславское и служителей культа в селах Пали-щи, Бутылицы и Ундол [21, д. 692, л. 175, 180-182, 207, 208, 229, 236; д. 693, л. 298-300], в 1935 г. — пересмотреть жалобы на переобложение сел Гусь-Железный, Клементьево, Романовское [21, д. 693, л. 258, 294; д. 696, л. 235].
В 1933 г. главным событием в религиозной жизни страны стало постановление Комиссии от 26 марта о привлечении к обязательным мясопоставкам всех служителей
культа, платящих сельхозналог [21, д. 22, л. 12]. Последствия данного постановления были чудовищными. По словам П. Г. Смидовича, «в 1933 г. все хозяйства служителей культа, несмотря на категорические правительственные запрещения, были привлечены местными организациями по повышенной норме» [21, д. 26, л. 10-12]. Как писал Народный Комиссариат снабжения, было «большое количество заявлений от служителей культа, проживающих в сельской местности, но не имеющих совершенно никакого хозяйства (живущих в сторожках, в квартирах, снимаемых у крестьян, и т. д.» [21, д. 26, л. 23]. С большим запозданием, 15 октября, Народный комиссариат снабжения разослал всем уполномоченным Комзагснаб СССР инструкцию: «Не привлекаются к мясозаготовкам лица, проживающие в населенных пунктах сельского типа, если они не имеют своей усадьбы (дом, изба)» [21, д. 26, л. 21].
В 1934 г. продолжают поступать жалобы на непосильные мясозаготовки. Например, уполномоченный Владимирского епархиального управления по Гусевскому району С. В. Соколов сообщает о постоянных жалобах священников, не связанных с сельским хозяйством и не имеющих скота [21, д. 693, л. 252-253]. Даже Комиссии не с первого раза удалось добиться возвращения служителю культа И. Б. Щеглову из села Дубки Кольчугинского района вклада, взысканного с него районным сельскохозяйственным кредитным товариществом в 1930 г. [21, д. 693, л. 278-284].
25 февраля 1935 г. был издан Циркуляр НКФ СССР о проверке имеющихся в церквях предметов культового характера из драгоценных металлов и взыскании с общин стоимости похищенных вещей. Указ повлек за собой масштабную кампанию по перепроверке имущества религиозных общин. Фининспекторы посетили все самые отдаленные села районов. Это вызвало, как нетрудно увидеть по жалобам верующих во ВЦИК еще один пик в усилении гонений на церковь в 1930-е годы. В сумму долга зачисляли стоимость недостающего имущества. В Комиссию поступили жалобы из церквей сел Маринино, Лаптево, Клементьево и др. [21, д. 693, л. 292-293; д. 695, л. 38; д. 697, л. 145, 154]. Иногда Комиссия вставала на сторону верующих (например, по жалобе из села Мостец) [21, д. 697, л. 171-172]. Но обычно верующие в Комиссии не находили защиты (села Погост-Быково, Малышево, Покров-Пенье и др.) [21, д. 696, л. 235, 239245; д. 697, л. 59-61, 171, 208]. В 1936 г. жалобы на неправильный переучет церковного имущества поступили из сел Вешки, Тихоново, Васильково, Горицы [21, д. 694, л. 68, 72, 91-92; д. 695, л. 146]. Требование возместить стоимость похищенного из церквей имущества нередко приводило к ликвидации храмов (например, в селах Ельтесуново, Никульское, Запрудье, Знаменское) [21, д. 720, л. 1, 3, 35; д. 729, л. 1-17; д. 737, л. 3-20; д. 738, л. 1-23].
Вопросы налоговой политики в отношении общин для Комиссии по делам культов составляли одно из приоритетных направлений деятельности, так как налоговое давление на общину было одним из средств закрыть храм. В 1932-1934 гг. Комиссия в большинстве случаев вставала на сторону верующих, требуя у органов местной власти перепроверить налогообложение, что часто приводило к уменьшению размера платежей. Случаи, когда Комиссия не достигла бы результата, были единичными. Ситуация довольно сильно изменилась после появления циркуляра НКФ СССР от 25 февраля 1935 г. о проверке имеющихся в церквях предметов культового характера из драгоценных металлов и взыскании с общин стоимости похищенных вещей. Здесь Комиссия никаких послаблений верующим не давала, как максимум, предоставляя
краткосрочную отсрочку для уплаты суммы. Это привело к тому, что количество закрытий храмов возросло.
С 1933 г. и с Владимирской земли начали поступать жалобы на препятствия в проведении крестных ходов и обходов священником домов верующих якобы «из-за эпидемий» (села Брутово, Палищи, Тащилово, Ряхово, Пьянгус). В этих случаях Комиссия обычно вставала на сторону верующих. Любопытно, что даже вмешательство ВЦИК иногда не меняло ситуацию: райисполкомы доказывали наличие эпидемических заболеваний [21, д. 456, л. 179, 180, 241-242, 257-261, 271, 274].
В последующие годы количество жалоб не уменьшалось [21, д. 697, л. 138, 146-150, 166, 172, 188, 198; д. 701, л. 126, 138-139, 171, 221; д. 695, л. 39-41, 105, 161, 166; д. 698, л. 43-44; д. 699, л. 130, 142]. Крестные ходы и хождения священников по домам верующих не могли не раздражать местные власти, так же как и любое другое проявление религиозности. Кроме того, для верующих это был лишний пункт расходов. Например, страницы владимирской газеты «Призыв» пестрели сообщениями о суммах, израсходованных верующими во время религиозных праздников, и о том сколько на них эти деньги можно было купить тракторов, удобрений и т. п. Наконец, не исключалась возможность индивидуальной контрреволюционной обработки верующих священниками во время подомовых обходов. Все это приводило к тому, что власти стремились под любым предлогом не допустить крестных ходов и подомовых обходов, что вызывало многочисленные жалобы верующих и духовенства во ВЦИК. В данном вопросе Комиссия по делам культов, заняв сторону верующих, требовала от местных властей прекратить религиозное стеснение после проверки эпидемиологической обстановки. Такая позиция Комиссии объяснялась тем, что верующие при отсутствии возможности удовлетворять свои «религиозные потребности» (терминология того времени) прибегали к услугам так называемых «попов-передвижек» (странствующих священников без прихода, за определенную плату выполнявших по просьбам верующих те или иные обряды), это являлось ярким примером ухода церкви в подполье. Позиция же Комиссии заключалась в следующем: религиозность населения должна сокращаться, и религия отмереть, причем не на бумаге, и в существовании неподконтрольной властям нелегальной церкви государство не было заинтересовано. В свою очередь, местные власти на уровне районов и сельсоветов едва ли осознавали эти тонкости и просто стремились создать видимость отсутствия на своем участке признаков религиозности. Вероятно, на начальном этапе грозные приказания из ВЦИК производили нужный эффект: органы местной власти давали разрешение на проведение церемоний (правда, иногда позже, чем нужно) и какое-то время препятствий в их дальнейшем проведении не чинили. Но иногда местные власти не отменяли запрещения на проведение крестных ходов и хождений по домам священника, отправляя во ВЦИК ложные сведения об имеющейся эпидемии, которой и мотивировали свои действия. Сельсоветы регулярно не давали разрешения верующим на проведение крестных ходов и хождений священника, из таких мест жалобы поступали с завидным постоянством, лидером были села Палищи Гусевского (позднее Курловского) района и Милиново Ковровского района — 4 и 3 жалобы за 5 лет соответственно! Всего за пятилетку поступило 28 жалоб от 18 общин.
Регулярно приходили жалобы и на запрещение колокольного звона и снятия колоколов. Эти жалобы делятся на две группы: в первом случае верующие жаловались только на запрещение звона или снятие колоколов (села Мячково, Колпь, Цикуль, Ста-
рый Двор, Палищи, Милиново, Лыково и др.) [21, д. 693, л. 162; д. 694, л. 185-188; д. 695, л. 34, 35, 136; д. 696, л. 118, 123-125, 213, 216; д. 698, л. 38, 156-157], во втором случае жалобы касались нескольких вопросов (причем чаще всего главным был вопрос о закрытии храма). По первой группе в архивных делах отсутствуют какие-либо предписания Комиссии. По второй группе она приказывала приостановить снятие колоколов и закрытие храма до окончательного решения вопроса (все дела заканчивались закрытием храма, после чего, естественно, изымались и колокола). Комиссия только один раз поинтересовалась у районного прокурора, правда ли, что он лично запретил священнику производить колокольный звон, и была вполне удовлетворена ответом, что это было сделано по решению собрания граждан [21, д. 695, л. 34, 35]. Как видим, для Комиссии было важно только то, что предварительно была проведена антирелигиозная обработка населения для обеспечения в большей или меньшей степени поддержки населением проводимых свыше мероприятий. При этом не установлено ни одного случая, когда Комиссия распорядилась бы возобновить звон или повесить на колокольню уже снятые колокола. Объяснялась такая позиция Комиссии, вероятно, следующим образом: любые попытки препятствовать верующим в «удовлетворении религиозных потребностей» (аресты духовенства, закрытие церквей, запреты священникам ходить по домам верующих) приводили к такому нежелательному для властей результату, как уход Церкви в подполье (появление незарегистрированных священников, нелегальных общин, проведение тайных богослужений и т. д.), что было ответом верующих на притеснения властей. На запрет же колокольного звона (и власти, наверное, тоже так считали) у верующих каких-либо контрмер не было. Зато органы власти всех уровней и различные организации интересовались колоколами: малые колокола использовались для целей противопожарной сигнализации, большие переливались (страна нуждалась в металле), колокола редкого тонального звучания рекомендовалось передавать музеям. Но верующие были далеки от подобного утилитарного подхода. За почти тысячелетнюю историю христианства на Руси колокольный звон стал неотъемлемой частью народного православия и не был только средством для созыва на молитву, а имел глубокий духовный, мистический смысл.
Любопытно, что именно снятие колоколов, как правило, становилось причиной народных волнений: в июне 1936 г. — в селе Омутском Суздальского района (верующие подожгли колокольню, чтобы «выкурить» оттуда рабочих, снимавших колокола, и пробили голову одному из них) [21, д. 32, л. 29-30], в июне 1937 г. — в селе Губцево Гусевского района (верующие избили рабочих, поломали инструменты, звонили в набат, призывали на помощь соседние села) [21, д. 48, л. 13-15, 22], в декабре 1934 г., когда попытка муромских рабочих снять колокола в селе Суморьево Вознесенского района Горьковского края вызвала стихийный протест верующих (драки с рабочими, поломка инструмента и др.) [21, д. 461, л. 255-285]. И только попытка ударить в набат в августе 1933 г. в селе Цибеево Суздальского района была вызвана ликвидацией церковного имущества силами милиции [21, д. 699, л. 222-225].
Редкими, но регулярными были жалобы на покосы возле церкви либо на кладбищах травы, средства от продажи которой шли на храмовые нужды: 1932 г. — из села Кибол Суздальского района, 1934 г. — из села Давыдово Владимирского района и села Медуши [21, д. 697, л. 173; д. 698, л. 112; д. 701, л. 135], 1935 г. — из села Усолье [21, д. 695, л. 147], 1937 г. — из сел Патакино и Семенова Гора (все Ковровского района) [21, д. 699, л. 113-126, 140-141].
Разбирались Комиссией по делам культов и другие вопросы. В 1937 г. благодаря вмешательству Комиссии были устранены наиболее вопиющие нарушения, имевшие место при ликвидации кладбища в г. Киржаче [21, д. 699, л. 3-5, 15]. В 1938 г. на границе современной Владимирской области, в Лежневском районе, были вскрыты мощи Бл. Киприана в закрытой церкви села Воскресенское [21, д. 698, л. 53-59].
В апреле 1938 г. специальным постановлением Президиума Верховного Совета СССР Комиссия в числе других комиссий Президиума ЦИК СССР была ликвидирована.
За недолгие девять лет своего существования Комиссия по делам культов сделала немало. Появилась она в нелегкий для церкви 1929 год — время масштабных гонений на верующих, и сразу принялась за разработку нормативной базы, регулирующей взаимоотношения церкви (духовенства, общин) со светской властью и ставящей некоторую преграду беспределу, имевшему место по отношению к церкви. Именно благодаря Комиссии местным властям не удалось в 1930 г. закрыть все храмы на территории области до появления статьи И. Сталина «Головокружение от успехов». В дальнейшем именно наблюдение за ликвидацией храмов было основным направлением в деятельности Комиссии, и хотя большинство храмов все же закрылось, самим фактом своего существования Комиссия приучала местные власти к большей ответственности в этой сфере. Нередко Комиссии не удавалось отстоять интересы верующих, иногда она не вставала на их сторону, некоторые вопросы (например, запрет колокольного звона и снятие колоколов) были отданы в полное ведение местных властей. Но неоценима ее роль в ограничении экономического давления на духовенство и верующих и в пресечении попыток местных властей препятствовать проведению богослужебной деятельности (например, под выдуманными предлогами запрещать службы, крестные ходы и обходы священниками домов верующих). Комиссия прививала исполнительным властям мысль о недопустимости подмены борьбы с религией борьбой с носителями религиозности. На государственном уровне Комиссия создавала верховной власти нужный образ народного заступника и укореняла у верующих мысль, что перегибы в религиозном вопросе — дело рук региональных властей.
Источники и литература
1. Головкин А., Попов М. Церковь в наши дни. Иваново: Изд. Ивоблсовета СВБ, 1930. 82 с.
2. Алексеев В. А. Иллюзии и догмы. М.: Политиздат, 1991. 400 с.
3. Васильева О. Ю. Русская православная церковь в 1927-1943 годах // Вопросы истории. 1994. № 4. С. 35-46.
4. Одинцов М. И. «Хождение по мукам» // Наука и религия. 1990. № 5. С. 8-10; № 6. С. 12-13; № 7. С. 56-57; № 8. С. 19-21. 1991. № 7. С. 2-3.
5. Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви XX столетия. Кн. 1. Тверь: Булат, 1992. 238 с.; Кн. 2. Тверь: Булат, 1996. 528 с.
6. Регельсон Л. Трагедия Русской церкви (1917-1945). М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996. 556 с.
7. Цыпин В. История Русской Церкви: 1917-1997. М.: Валаамский монастырь, 1997. 830 с.
8. Цыпин В. История Русской Православной Церкви. 1925-1938. М.: Изд. Сретенского монастыря, 1999. 430 с.
9. Спасенкова И. В. Православная традиция русского города в 1917-1930 гг. (на материалах Вологды): дис. ... канд. ист.наук. [Вологодский гос. пед. ун-т]. Вологда: [Б.и.], 1999. 201 с.
10. Хрусталев М. Ю. Русская Православная церковь в центре и на периферии в 1918-1930-х годов (на материале Новгородской епархии): дис. ... канд. ист.наук. / [Поморский гос. ун-т]. Архангельск: [Б.и.], 2004. 272 с.
11. Макаров Ю. Н. Советская государственная религиозная политика и органы ВЧК—ГПУ— ОГПУ—НКВД СССР (октябрь 1917 — конец 1930-х годов): автореф. дис. ... д-ра ист. наук. [СПбГУ]. СПб.: [Б.и.], 2007. 48 с.
12. Шевченко В. А. Формирование антирелигиозных представлений советской школой. 19271932 гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. [Историко-архивный ин-т РГГУ]. М.: [Б.и.], 2007. 26 с.
13. Басова Н.А. Русская Православная Церковь в Карелии в 1918-1941 гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. [Петрозавод. гос. ун-т]. Петрозаводск: [Б.и.], 2006. 22 с.
14. Каплин П. В. Взаимоотношение Русской Православной Церкви и государственной власти в СССР в 1927-1938 гг. (на материале Урала): автореф. дис. ... канд. ист. наук. [Уральский гос. ун-т]. Екатеринбург: [Б.и.], 2006. 23 с.
15. Поляков А. Г. Церковно-государственные отношения в 1917 — середине 1920-х годов (на материале Вятской губернии): автореф. дис. ... канд. ист. наук. [Вятский гос. гуманит. ун-т]. Сыктывкар: [Б.и.], 2007. 26 с.
16. Минин С. Н. Очерки по истории Владимирской епархии (Х-ХХ вв.). Владимир: Золотые ворота, 2004. 160 с.
17. Тимофеева Т. П. Лежит в развалинах твой храм. О судьбах церковной архитектуры Владимирского края (1917-1939). Документальные хроники. Владимир: Транзит-Икс, 1995. 119 с.
18. Святыни земли Меленковской. Монография / автор-сост. М. Я. Федотова. Владимир: Транзит-Икс, 2008. 119 с.
19. Фролов Н. В., Фролова Э. В. Ковров православный. Ковров: БЭСТ-В, 1999. 80 с.
20. За Христа пострадавшие в земле Владимирской: синодик и биографический справочник. Александров: Свято-Успенский епархиальный женский монастырь, 2000. 80 с.
21. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-5263. Комиссия по делам культов при Президиуме ВЦИК. Оп. 1.
22. Государственный архив Владимирской области (ГАВО). Ф. Р-1984. Оп. 1. Д. 66. Л. 6-54.
Статья поступила в редакцию 9 июня 2011 г.
