CC BY
163
УДК 316.485.6:316.77 ББК 60.524.228 П 58
А.А. Попова,
аспирант кафедры философии и социологии Адыгейского государственного университета, преподаватель кафедры «Иностранные языки» ЮжноРоссийского государственного политехнического университета имени М.И. Платова, г. Новочеркасск, тел.: +79094304515, e-mail: popova.nasta-ya@hotmail.com
РОЛЬ ДИАЛОГА В МЕЖКУЛЬТУРНОМ КОНФЛИКТЕ
(Рецензирована)
Аннотация. В статье рассматриваются проблемы, связанные с установлением продуктивного диалога в условиях конфликта, возникающего в процессе межкультурной коммуникации. Рассматриваются различные модели межкультурного конфликта, которые могут анализироваться на макроуровне, мезо- и микроуровне. Приводятся основные характеристики, присущие каждому их них. Внимание уделяется социокультурным факторам, лежащим в основе межкультурного конфликта. Подчеркивается значимость диалога в установлении «культуры мира» при осуществлении межкультурной коммуникации.
Ключевые слова: межкультурная коммуникация, диалог, культура, конфликт, речевое поведение, модели поведения.
A.A. Popova,
Post-graduate student of Department of Philosophy and Sociology, Adyghe State University, teacher of Foreign Languages Department of the Southern Russian State Polytechnic University named after M.I. Platov, Novocherkassk, ph.: +79094304515, e-mail:popova.nastaya@hotmail.com
THE ROLE OF DIALOGUE IN THE CROSS-CULTURAL CONFLICT
Abstract. The paper examines the problems connected with establishment of productive dialogue in the conditions of the conflict arising in the course of cross-cultural communication. Various models of the cross-cultural conflict, which can be analyzed at the macrolevel, meso and microlevel, are considered. The main characteristics inherent in everybody of them, are provided. Attention is paid to sociocultural factors, the cornerstone of the cross-cultural conflict. The importance of dialogue in establishment of "the culture of the world" at implementation of cross-cultural communication is emphasized.
Keywords: cross-cultural communication, dialogue, culture, conflict, speech behavior, behavior models.
В последнее время значительно увеличилось количество исследований в области социологии культуры, посвященных изучению конфликта в межкультурной коммуникации. Термин «конфликт»
этимологически связан с латинским словом сопШс!^ («столкновение»), что в социологическом контексте принято определять как «столкновение противоположных интересов, целей, взглядов, идеологий между
индивидами, социальными группами, классами». С точки зрения межкультурного конфликта, речь идет о «конфликте, возникающем в сознании индивидов (или группы индивидов), находящихся на стыке двух культур, обладающих противоречащими друг другу нормами, стандартами, требованиями» [1; 141-142]. В зарубежной социологической мысли межкультурный конфликт определяется как имплицитная или эксплицитная борьба между личностями, принадлежащими к различным культурным сообществам, из-за воспринимаемого или действительного несоответствия культурных идеологий, ценностей, норм, целей, ориентаций, стилей поведения в контексте «лицом к лицу» внутри социально-исторической устоявшейся системы [2].
Известный ученый, занимающийся проблемами межкультурной коммуникации, Я. Ким разработал модель межкультурного конфликта, в которой он выделил три уровня: макроуровень, промежуточный уровень (мезоуровень) и микроуровень, каждый из которых обладает своими характеристиками [3]. Микроуровень (индивидуальный) относится к области личных отношений, верований и убеждений, стилей речевого поведения, которые оказывают влияние на возникновение конфликта в межкультурной коммуникации, что непосредственным образом связано со стереотипными представлениями и отсутствием гибкости в восприятии представителей иных культурных миров. Негибкое, подверженное обобщающей категоризации представление о «чужих» культурах (все русские пьют водку, финны медлительны и несообразительны и т.д.) способствует негативному отношению и создает платформу для возникновения конфликта. Собственно говоря, это является проявлением этноцентризма, когда своя культурная группа воспринимается как «центр вселенной» и для оценки другой культурной группы
используются укоренённые представления. В ходе межкультурного взаимодействия это проявляется в негативном отношении к паттернам речевого поведения, когда даже акцент способствует возникновению конфликтной ситуации.
Промежуточный уровень (мезоу-ровень) межкультурного конфликта, согласно Киму, относится к реальной локализации и контексту конфликта, когда определенное окружение, например, соседство, рабочее место, могут способствовать возникновению конфликта, который может появиться в ходе повседневного взаимодействия между разнообразными культурами или этническими группами [3]. Культурными маркерами, способствующими возникновению конфликта, являются: видимые физические и социальные отличия, различные модели поведения, язык и речевые паттерны общения. В межкультурном конфликте коммуникативные навыки менее властной группы вступают в столкновение с членами мажоритарной группы, поскольку ее символическая система выступает в качестве доминантной. Так, например, на рабочем месте менеджеры высшего звена управления обладают большей властью, по сравнению с остальными служащими, и если в компании (фирме, организации) все они являются представителями одной этнической группы, а остальные к ней не относятся, то статусное неравенство, как правило, увеличивается [4].
Макроуровень межкультурного конфликта включает факторы, которые в наименьшей степени зависят от непосредственных участников межкультурной коммуникации. Эти факторы включают, в первую очередь, историю «подчинения», идеологическое/структурное неравенство и силу миноритарной группы. История подчинения одной группы другой группе представляет ключевой фактор во многих межкультурных конфликтах. Так, например, афроамериканцы в течение
длительного времени находились в подчинении белого населения в США, и даже после произошедшей эмансипации они долгое время не имели права участвовать в выборной системе, которое они получили только в 60-е годы 20 века. Что касается идеологического и структурного неравенства, то их можно отнести к социетальным различиям, относящимся к власти, престижу, экономическим выгодам. При этом необходимо учитывать, что микрокультурные группы отличаются по интенсивности деятельности по привлечению своих членов противостоять существующему неравенству. Следует отметить, что статус языка, деятельность по его поддержанию, борьба по признанию его официального статуса играют немаловажную роль в данной деятельности и способствуют повышению роли той или иной культурной группы в обществе. По мнению Кима, чем больше сила этнической группы, тем вероятнее, что ее представитель будет предпринимать определённые действия в условиях межкультурного конфликта [3]. Важно подчеркнуть, что все три уровня переплетаются в ходе межкультурного конфликта, степень вовлечения всех трех уровней в него способствует усугублению межкультурного конфликта.
Основываясь на модели, разработанной Кимом, С. Тинг-Туми и Дж. Оетзел разработали модель, получившую название культурно обоснованной экологической модели конфликта, включающей четыре основных фактора: фактор первичной ориентации, ситуационные оценки, конфликтные процессы и конфликтную компетентность. При анализе межкультурного конфликта все эти факторы должны приниматься во внимание [5]. По их мнению, при осуществлении межкультурной коммуникации факторы первичной ориентации являются наиболее значимыми, они оказывают влияние на то, как отдельный индивид воспринимает ситуацию, в
которой происходит конфликт, однако макро-, мезо- и микроуровни также участвуют в оценке ситуации. При этом макроситуационные характеристики могут включать эффекты глобализации (например, иммиграцию), поскольку зачастую иммигрантские группы сталкиваются с конфликтом, который провоцируется нативной культурной группой. Безусловно, что далеко не все межкультурные конфликты опосредованы иммиграцией, они могут возникать между инсайдерами той или иной культурной группы и теми, кто не является ее членами. Статус, занимаемый в организации или в семье, также может содействовать возникновению конфликта. Реакция в случае конфликта может выражаться различными способами. Н.Е Вахтин и Е.В. Головко выделяют несколько видов реакции в зависимости от принадлежности к языковому меньшинству или к доминирующей языковой группе [3; 178]. Возможная реакция у представителей языкового меньшинства может выражаться следующими моделями поведения:
- прекращение всякого общения, если знания доминантного языка являются недостаточными;
- использование только родного языка во всех ситуациях, демонстрация этим своеобразного «бунта»;
- принятие сбалансированного билингвизма.
Что касается носителей доминирующего языка, то для них характерны следующие модели поведения:
- игнорирование наличия языкового конфликта;
- стремление рассматривать существующий языковой конфликт как малозначительный;
- признание, что языковой конфликт существует и что необходимо искать эффективные пути по его разрешению.
Дж. Оетзел и С. Тинг-Туми подчеркивают, что для соответствующего поведения в ситуации конфликта необходима конфликтная
компетентность, которая при ее наличии способствует снижению уровня конфликта, при ее отсутствии можно наблюдать противоположный результат. Конфликтная компетентность включает [4]:
- эффективность (уместность), что определяет степень уместности поведения индивидов для конкретного культурного контекста;
- продуктивность (удовлетворение), которая зависит от того, насколько индивиды способны создать свой позитивный имидж в глазах противоположной стороны;
- востребованность этических принципов.
Несмотря на то, что конфликт является неизбежным следствием существования в современном муль-тикультурном мире, многие исследователи полагают, что «в мириаде культурных миров» возможно достижение мирной и продуктивной межкультурной коммуникации. Так, например, Б. Брум считает, что успешное разрешение конфликта возможно через диалог, нацеленный на установление «культуры мира». Он подчёркивает, что для построения и поддержания «культуры мира» необходимо изучать продуктивные способы преодоления несогласий, разрабатывать нормы, механизмы и институты, которые будут вести к разрешению различных проблемных вопросов без насилия, а центральным средством в этом нелегком деле является диалог [6].
Этимологически слово диалог восходит к древнегреческому dia, что означало «через», и logos -«слова или причина», дальнейшая трансформация значения привела к пониманию dialogos как беседы двух лиц. В настоящее время диалог принято понимать как «форму непосредственного речевого взаимодействия двух или нескольких лиц, состоящую из последовательного чередования стимулирующих и реагирующих реплик» [1; 71]. Что касается диалога в межкультурной коммуникации, то его принято
рассматривать в качестве особого вида коммуникации - «как общение языковых личностей, принадлежащих различным лингво-культур-ным сообществам» [8; 51].
Особенность межкультурной коммуникации актуализирует значимость диалога как основной стратегии установления адекватного взаимопонимания и возможности предотвращения конфликта. Брум подчеркивает, что через диалог возможно достижения понимания, поскольку если конфликтующие стороны вступают в интеракцию, то члены каждой группы, по крайней мере, начинают прислушиваться друг к другу и пытаются понять точку зрения другого [7]. Данное обстоятельство не означает, что стороны придут к немедленному согласию, но диалог может инициировать процесс мирной дискуссии, а не враждебное противостояние. Брум понимает, что построение культуры мира - это длительный и сложный процесс, на который влияют неравные социальные и экономические условия, но без настроенности на диалог невозможно прийти к пониманию и согласию.
В современных исследованиях все больше внимания уделяется теории, получившей название «теории переговоров», в которой рассматривается, как люди из различных культур могут преодолеть имеющийся или возникающий конфликт. Большое значение в ней имеет концепция «лица», то есть собственной самооценки (имиджа), что особенно значимо, когда ситуация характеризуется высоким уровнем неопределенности, тем более в условиях конфликта, когда процесс коммуникации представляется сомнительным. Различные способы построения диалога в таких условиях связываются с тем, как индивид (группа индивидов) позиционирует себя, какие коммуникативные стратегии используются, чтобы «сохранить свое лицо», бросить вызов Другому лицу или же постараться
найти пути взаимопонимания. Оет-зел предлагает классифицировать стратегии коммуникативного поведения на доминирующие, стратегии избегания и интегративные стратегии [6]. Стратегия доминирования предполагает, что индивид испытывает потребность в контроле за ситуацией и стремится защитить «свое лицо». Стратегия избегания нацелена на то, чтобы постараться сохранить «лицо» партнера по коммуникативному акту. Интегра-тивная стратегия предполагает, что участники коммуникации стремятся найти точки соприкосновения и снизить уровень конфликта.
Для того чтобы определить нацеленность представителей разных культур на использование одной из перечисленных стратегий, Оетзел, Тинг-Туми и их коллеги разработали тест самооценки, в который вошли 11 пунктов, разбитых на подпункты согласно трем поведенческим стратегиям в условиях межкультурного конфликта. В качестве примера приведем одну из частей данного теста самооценки [6; 397 -407]. Стратегия доминирования: Агрессия: вербальное оскорбление другого человека:
«Я сказал бы оскорбительные вещи о другом человеке»;
«Я насмехался бы над другим человеком».
Защита себя: ответ на угрозу: «Я был бы тверд в своих требованиях и не уступил»;
«Я настаивал бы на том, чтобы моя позиция была принята».
При проведении тестирования респондентам было предложено по каждому из пунктов выразить свое мнение в следующей форме: полностью согласен, согласен, нейтрален, не согласен, совершенно не согласен. Результаты кросс-культурного исследования с применением теста самооценки показали, что представители США показали большую склонность к использованию стратегии доминирования (агрессии). Представители коллективистских
культур (тайванцы, китайцы) в большей степени оказались нацелены на использование стратегии избегания, пытаясь найти третью сторону, которая могла бы выступить в качестве медиатора. О б о з н а -ченная стратегия поведения определяет, какой коммуникативный стиль будет выбран участниками межкультурного общения. В случае выбора стратегии доминирования, коммуникант будет стремиться использовать свои властные (статусные) возможности, чтобы выступить победителем в конфликте. Тот, кто придерживается стратегии интеграции, будет стремиться договориться с оппонентом, найти решение, которое удовлетворит обе стороны.
Рассматривая модели межкультурного конфликта, нельзя не обратить внимание на модель, разработанную М. Хаммером, который полагает, что ключевыми факторами в межкультурном конфликте является несогласие. Вторым фактором, влияющим на конфликт, является аффективная или эмоциональная реакция на несогласие. Согласно Хаммеру, конфликтующие стороны испытывают антагонистическую эмоциональную реакцию по отношению к другому, основанную на несогласии и восприятии угрозы, ассоциируемой с ним. Следовательно, модель Хаммера основывается на двух компонентах: когнитивном (несогласие) и аффективном (негативная эмоциональная реакция) [9]. Хаммер уделяет основное внимание стилям межкультурного конфликта. Как и другие исследователи, он полагает, что в условиях конфликта люди реагируют паттернализован-ными способами, поэтому их стили коммуникации являются прогнозируемыми. Отсюда конфликтный стиль - это поведенческий компонент конфликта, детерминируемый когнитивно (несогласие) и аффективно (эмоциональная реакция). Хаммер поддерживает идею Тинг-Туми, согласно которой стиль конфликта зависит от принадлежности
к определенной культуре. Однако он считает, что не все модели могут быть одинаково рассмотрены, поскольку многие понятия основываются на восприятии ценностей западной культуры и не могут считаться универсальными. Хаммер полагает, что межкультурный стиль конфликта определяется в большей степени тем, как отдельный индивид участвует в коммуникации, выражает ли он несогласие открыто или опосредованно, является ли его эмоциональная реакция видимой или сдержанной.
В исследовании, проведенном Тинг-Туми, указывалось, что открытый (директивный) стиль чаще соответствует индивидуалистическим и низко-контекстуальным культурам, в то время как опосредованный (не-дерективный) стиль характерен для коллективистских и высоко-контекстуальных культур [10]. Индивиды с повышенной эмоциональной экспрессивностью выражают свои чувства не только вербально, но и посредством мимики, жестикуляции, позирования и т.д. Эмоционально сдержанные индивиды стремятся минимизировать жестикуляцию, скрывают свои эмоции как вербаль-но, так и не вербально, контролируют свои чувства. Поэтому индивидуалистические и низко-контекстуальные культуры чаще проявляют эмоционально-экспрессивный стиль коммуникации, а коллективистские и высоко-контекстуальные культуры склонны к эмоционально-сдержанному стилю коммуникации.
Согласно модели Хаммера, во время конфликта определяющим является приверженность индивида открытому (опосредованному, сдержанному) стилю поведения, который можно разделить на:
- дискуссию, которая предполагает, что индивид, который придерживается директивного стиля поведения, но эмоционально сдержан, будет выбирать именно дискуссию, он/она будут использовать четкие языковые средства, одновременно
следить за эмоциональной стороной своего высказывания, что позволяет оставаться спокойным и вести диалог;
- вовлеченность, предполагающую, что будет использоваться директивный стиль поведения при одновременной эмоциональной составляющей. Такой индивид будет противостоять несогласию и откровенно выражать свои эмоции;
- аккомодацию, при выборе которой индивид придерживается не директивного стиля и сдерживает себя, рассматривая излишнюю эмоциональность как непосредственную угрозу установлению продуктивного диалога;
- динамичный стиль предполагает, что индивид придерживается не директивной стратегии, но эмоционально не сдержан. С точки зрения языка, он/она могут использовать повторы, преувеличения, эмоционально окрашенную лексику [9].
Следует отметить, что Хаммер провел эмпирические исследования по определению выбираемого стиля в коммуникации для установления диалога. Эти исследования показали, что многие представители западных культур, в частности американцы, уверены, что они в условиях конфликта предпочитают дискуссию, которую считают наиболее соответствующим стилем поведения. Но на самом деле, как показали эмпирические данные, многие ведут себя соответственно трем другим стилям.
Нельзя также не обратить внимания, что установление продуктивного диалога в условиях конфликта зависит во многом от контекста, в котором осуществляется коммуникация. Контекстуальный подход включает культурные, микрокультурные, статусные характеристики, а также существующие социальные отношения между коммуникантами. Значимость каждой из характеристик для представителей различных культур варьируется от культуры к культуре. Согласно Холлу, высоко-контекстуальные
культуры больше склонны передавать информацию, используя физический контекст и меньше уделяя внимания эксплицитному коду. В низко-контекстуальных культурах большая часть информации предается эксплицитно (вербально). Кросс-культурные исследования показали, что представители низко-контекстуальных культур (американцы) склонны отделять конфликтные вопросы от вовлеченных в коммуникацию индивидов, в то время как представители высоко-контекстуальных культур (китайцы) ассоциируют конфликтные вопросы непосредственно с теми, кто участвует в диалоге. Более того, Чуа и Гудикунст установили, что индивиды в низкоконтекстуальных культурах стремятся быть более директивными и эксплицитными для установления
продуктивного диалога в условиях конфликта, а представители высококонтекстуальных культур нацелены в большей степени на имплицитную коммуникацию [11].
Таким образом, можно прийти к выводу, что не существует единой модели для установления продуктивного диалога в условиях конфликта. Скорее, следует говорить о необходимости сочетания различных моделей, которые позволят сформировать конфликтную компетентность и прийти к культуре мира. Эффективным представляется применение теста самооценки для определения модели поведения индивидов в условиях конфликта, что позволит увидеть негативные стороны, мешающие установлению диалога, и научиться моделям поведения, которые будут ему способствовать.
Примечания:
1. Социологический энциклопедический словарь. На русском, английском, немецком, французском и чешском языках / ред.-координатор Г.В. Осипов. М.: ИНФРА-М-НОРМА, 1998.
2. Fishman C. The War-Mart Effect. N. Y.: Penguin, 2006.
3. Вахтин Н.Б., Головко Е.В. Социолингвистика и социология языка: учеб. пособие. СПб: Гуманитарная Академия: Изд-во Европ. ун-та в Санкт-Петербурге, 2004.
4. Kim Y.Y. Adapting to a New Culture // Intercultural Communication: A Reader / I.A. Samovar, R.E. Porter (Eds.). Belmont: Wadsworth, 1997.
5. Rosenzweig P.M. National Culture and Management. Boston: Harvard Business School, 1994.
6. A Typology of Facework Behaviors in Conflicts With Best Friends and Relative Strangers / J.G. Oetzel, S.Ting-Toomy, T. Masumoto, Y. Yokochi, J. Takai // Communication Quaterly. 2000. Vol. 48. P. 397-419.
7. Broom B.J. Building Cultures of Peace: The Role of Intergroup Dialogue // The SAGE Handbook of Conflict Communication: Integrating Theory, Research, and Practice / J.G. Oetzel, S. Ting-Toom (Eds.). Los Angeles: Sage, 2015. P. 737-761.
8. Гудков Д.Б. Теория и практика межкультурной коммуникации. М.: Гно-зис, 2003.
9. Hammer M.R. The Intercultural Conflict Style Inventory: A Conceptual Framework and Measure of Intercultural Conflict Resolution Approaches // International Journal of Intercultural Relations. 2005. Vol. 29. Р. 675-695.
10. Ting-Toomy S., Oetzel J.G. Introduction to Intercultural/International Conflict // The SAGE Handbook of Conflict Communication: Integrating Theory, Research and Practice / J. Oetzel, S. Ting-Toomy (Eds.). Los Angeles: Sage, 2013. P. 635-638.
11. Chua E.G., Gudykunst W.B. Conflict Resolution Styles in Low and High Context Cultures // Communication Research Reports. 1987. Vol. 4. Р. 32-37.
References:
1. Sociological encyclopedic dictionary. In Russian, English, German, French and Czech languages / the ed.-coordinator is G.V. Osipov. M.: INFRA-M-NORMA, 1998.
2. Fishman C. The War-Mart Effect. N.Y.: Penguin, 2006.
3. Vakhtin N.B., Golovko E.V. Sociolinguistics and Sociology of Language: a manual. SPb.: Humanitarian Academy: Publishing house of European University in St. Petersburg, 2004.
4. Kim Y.Y. Adapting to a New Culture // Intercultural Communication: A Reader / I.A. Samovar, R.E. Porter (Eds.). Belmont: Wadsworth, 1997.
5. Rosenzweig P.M. National Culture and Management. Boston: Harvard Business School, 1994.
6. A Typology of Facework Behaviors in Conflicts With Best Friends and Relative Strangers / J.G. Oetzel, S.Ting-Toomy, T. Masumoto, Y. Yokochi, J. Takai // Communication Quaterly. 2000. Vol. 48. P. 397-419.
7. Broom B.J. Building Cultures of Peace: The Role of Intergroup Dialogue // The SAGE Handbook of Conflict Communication: Integrating Theory, Research, and Practice / J.G. Oetzel, S. Ting-Toom (Eds.). Los Angeles: Sage, 2015. P. 737-761.
8. Gudkov D.B. Theory and practice of intercultural communication. M.: Gnosis, 2003.
9. Hammer M.R. The Intercultural Conflict Style Inventory: A Conceptual Framework and Measure of Intercultural Conflict Resolution Approaches // International Journal of Intercultural Relations. 2005. Vol. 29. P. 675-695.
10. Ting-Toomy S., Oetzel J.G. Introduction to Intercultural/International Conflict // The SAGE Handbook of Conflict Communication: Integrating Theory, Research and Practice / J. Oetzel, S. Ting-Toomy (Eds.). Los Angeles: Sage, 2013. P. 635-638.
11. Chua E.G., Gudykunst W.B. Conflict Resolution Styles in Low and High Context Cultures // Communication Research Reports. 1987. Vol. 4. P. 32-37.
