CC BY
70
УДК
Иван Егорович Дерюшев Заместитель Главного конструктора концерна «Ижмаш»
РОДИЛСЯ Я В ДЕРЕВНЕ ПАТРАКИ
Малая родина
Я родился 1 сентября 1937 года в деревне Патраки Якшур - Бодьинского района Удмуртской Автономной ССР. В те времена в структуре районов существовали ещё и сельские советы. Наша деревня относилась к Ишемскому сельсовету. Все жители деревни ,за исключением одной семьи наших однофамильцев Дерюшевых, входили в колхоз имени Азина. Деревня насчитывала более 80 дворов, представляла собой одну двухстороннюю улицу, расположенную с севера на юг вдоль речки Нязь. При этом, почти от верхнего конца до нижнего проулка вдоль деревни был возведен пруд с плотиной и вешняками. Вешняки -это устройства для спуска лишней воды, особенно в период весеннего половодья. На плотине была мельница, на противоположном берегу пруда слева от плотины стояла кузница. От деревенской улицы к плотине вёл проулок, который именовался нижним или главным. В сторону пруда были ещё два проулка -средний и верхний. В конце верхнего, в сторону пруда, был конный двор с конюшней, в конце нижнего справа от пруда - конный двор, коровник, телятник. От плотины через поле шла дорога к разрубу (разруб - это просека с просёлочной дорогой среди леса ), а по разрубу - к тракту, который шёл от Як-шур-Бодьи на Игру и Глазов. Расстояние от деревни до тракта - 6 километров. Эта цифра стоит на указателе, который установлен на повороте с тракта на Патраки. До появления этого указателя мы считали, что до Патраков 5 км: 4 км. по разрубу и 1км. полем.
Как только минуешь разруб, пройдёшь метров 300 полем, с пригорка открывается панорама моей родимой деревни. В низине справа из леса вытекает река, переходящая в пруд протяженностью примерно в две трети деревни от верхнего конца, далее плотина, а от неё влево поскотина с вытекающей из пруда речкой, по берегу которой произрастает густой ивняк. В зоне верхнего конца деревни через реку был сделан плавучий переход, который почему-то назывался «лавы». По ним напрямую выходили на опушку леса, а оттуда был короткий путь на деревню Соловьи, через которую проходил тракт. Виден явный уклон
справа налево, т. е. вдоль по течению реки. Протяжённость деревни - больше километра.
От Патраков уходили просёлочные дороги к деревням Черепаново, Киенгоп, Москвино, Кинервай. А из верхнего конца проходила пешеходная дорожка (тропинка) на Бабашур - Якшур - Бодью, которая называлась прямушкой. Считалось, что по прямушке до Бодьи - километров 8-10, тогда как по разрубу и тракту 16-18 км. Прямушка до Бабашура проходила через тёмный глухой лес с 5-ю или 6-ю логами, а от Бабашура до Якшура через поля с длинными крутыми угорами -косогорами. Наш дом находился в нижнем конце, 3-й от проулка, огородом в сторону речки. Усадьба, как у всех колхозников, была 50 соток, т.е. пол-гектара. И ещё одна особенность, присущая нашей деревне. Не выращивают в ней никакие фруктовые деревья. Культивируются лишь рябина да черемуха. Казалось бы, далеко ли от Ижевска, где прекрасно растут яблони и груши, вишни, сливы и другие фруктовые культуры. Оказывается, севернее Якшура начинается климатическая зона резких заморозков, от которых вымерзают садовые культуры.
Из истории деревни
Первое упоминание починка «Патраковский» в документах относится к 1863 году, таким образом, нынче (2008г.) будет отмечаться 145-летие деревни Патраки. В 2002 году у меня родилось стихотворное посвящение моей малой родине.
ПАТРАКИ
Вдоль весёлой светлой ласковой реки Основали наши предки Патраки.
Был сперва починок маленький, глухой,
Стал со временем деревнею большой.
Патраки и величавы и просты -Двусторонка ростом более версты.
Разбрелись вокруг холмистые поля,
Мать - кормилица крестьянская земля.
Сколько пролито потов, здоровья, сил,
Чтоб пред ними лес дремучий отступил,
Чтоб во внешний мир дорога пролегла,
В ногу с временем чтоб жизнь в деревне шла.
А какой умище вложен был и труд,
Чтоб плотину возвести и сделать пруд,
Чтобы кузница и мельница была,
Чтобы с жернова мука ручьём текла.
Как и вся многострадальная страна Испытали Патраки всего сполна.
И богатой жизни годы и нужды,
Годы мира, лихолетья и беды.
И была судьба у каждого своя:
Кто заброшен был в далёкие края,
Кто в ближайшую округу залетел,
Кто покинуть Патраки не захотел.
Кто с оружием страну свою спасал,
Кто поля свои колхозные пахал,
Кто скотинушку выхаживал, доил,
Кто в то время без штанов под стол ходил.
Больше века нынче нашим Патракам.
Честь и слава нашим предкам- мужикам!
Люди милые, потомки, земляки,
Берегите и любите ПАТРАКИ!
По инициативе земляка, краеведа и летописца истории нашей деревни, родственника в четвертом колене по материнской линии Петра Павловича Фертикова появилась песня о Патраках на слова этого стихотворения.
Музыку написала Любовь Аркадьевна Лебедева, руководитель женского ансамбля «Любавушка» при Якшур-Бодьинском доме культуры. Впервые эта песня была исполнена на съезде Як-Бодьинского землячества, а в июне 2003 года - в Патраках на праздновании 140-летия деревни.
Поиски следов истории деревни, проведённые П.П.Фертиковым, выявили первопроходцев - основателей, в числе которых были мои предки как со стороны отца (Дерюшев Пантелей Михайлович), так и со стороны матери (семья Фер-тикова Саввы Семенова с женой и сыном Лукой; по некоторым сведениям , в семье Луки в детские годы жил и воспитывался мой дед Фертиков Андрей Константинович).Кроме указанных фамилий основателями являются также Банниковы, Бобылевы, Коноваловы, Кожевниковы, Зылевы, Михалевы, Ще-нины, Казанцевы, Поповы, Сутягины. Все они перебрались из Сарапульского уезда. Недалеко от Сарапула было селенье Патраково, а позднее в Воткинской
волости Сарапульского уезда появилось Старое Патраково. Этим и объясняется происхождение названия починка и деревни Патраки.
И вот когда мне стали ведомы эти страницы истории и имена предков, родились еще строки посвящения моей Родине:
Пантелей, Семён, Аника,
Карп, Корнила и Савёл.
Это их на берег дикий Небольшой речушки тихой Божий промысел привёл.
По низмётке речка вьётся.
Леса тьма по берегам.
Здесь, решили, улыбнётся Счастье русским мужикам.
И пошла, пошла работа,
Не жалея сил и пота.
Лес дремучий удивился,
Как починок зародился.
... А мужчины есть мужчины,
Им положено по чину Женщин оплодотворять,
Чтоб потомков сотворять.
И поэтому на свете Были, есть и будут дети.
Хлеборобы - мужики Размножали Патраки.
Бабы детушек рожали,
Дом вели и в поле жали.
Мужики, кто без лентяйства,
Крепкое вели хозяйство.
И сегодня их постройки Как больших романов строки.
Вечный памятник им - пруд И во внешний мир разруб.
Новы времена настали,
Стал страною править Сталин.
С ним пришлось идти крестьянству К коллективному хозяйству.
Плакали, рыдали, пили,
Но в колхоз пошли, вступили.
Оказалось, перспективный Труд крестьянства коллективный.
Главные в нём командиры:
Председатель, бригадиры И ещё, чтоб был учёт,
Появился счетовод.
Стали строить шаг за шагом:
Две конюшни для лошадок И коровник и телятник И общественный курятник,
Зерносклад, зерносушилка И, конечно, молотилка.
Жизнь же весело кипела.
Молодежь трудилась, пела,
Поутру все шли в поля,
Вечером под тополя.
К жизни светлой все стремились И старательно учились.
В холод, в снег и по разводью Бегали прямушкой в Бодью,
А на каждый выходной Возвращалися домой...
В Патраках я прожил до 1946 года,1 июня мы прибыли в город Ижевск. К этому времени я окончил 2 класса, а старший брат Валентин - 4класса, младшему брату Анатолию было 6 лет.
Картинки из детства
Дед Андрей Константинович Фертиков был мельником, мы частенько бегали к нему: наблюдали, как он засыпает зерно, как с жернова течет мука. В годы войны он же работал и кузнецом. В кузнице было ещё интереснее: он давал нам качать меха, сам в это время раскаливал железки и выковывал из них то подковы, то ухваты, то детали к телегам, то полозья к саням и т. д. С неменьшим интересом наблюдали, как он подковывает лошадей. У него были «бусы», это так назывались две скреплённые между собой лодки-долблёнки. Дедушка иногда разрешал нам кататься на них по пруду, а сам ставил с них «морды» (так назы-
вались плетёные из ивняка ловушки для рыбы). Обычно он ставил их на ночь и доставал утром, когда требовалась рыба на уху или на пирог. У деда в доме на первом этаже была столярка, в памяти остался чудный запах свежей стружки.
Когда по проулку спустишься к пруду, слева был зерносклад, заведовал им дядя Вася Коновалов, муж моей крёстной, тети Мани, младшей маминой сестры. Мы очень любили заходить к нему на склад, он давал нам плитки конопляного «выбоя»(так назывался у нас жмых или жом), для нас это было величайшее лакомство.
Весной, как только стает снег и чуть подсохнет земля, мы с ребятами отправлялись в поля за «пистиками». Уже будучи взрослым я распознал, что это пестики хвоща полевого, которые пока не зацветут, являли собой первую лакомую зелень. Носил я в ту пору стежёные бурки с галошами. И вот однажды пошли мы за этими самыми пистиками напрямую через огороды, речку и поскотину. Там я обнаружил, что на одной ноге галоши нет. И только когда соседи Банниковы начали пахать свой огород, моя потеря нашлась (потеря моей галоши, видимо, была событием общедеревенского масштаба).
Помнится, на берегу, около склада были большие мостки, на которых женщины стирали «лопоть», т.е. одежду и всевозможные «ремушины», тряпки. Вещи из суровых тканей, т.е. из портянины колотили-выколачивали вальком, который вырезался из куска дерева заодно с ручкой. Мне лично многократно доводилось помогать матери в процессе такой стирки, она полоскала, а я яростно колотил вальком.
В летнее время по вечерам лошадей угоняли пастись на луга, в ночное. На конный двор налетала ватага мальчишек, каждый взбирался на неоседланную лошадь, и кавалькада мчалась на пастбище. Старшие парни стремились ухватить лошадок порезвей, а мы, малышня, наоборот, поспокойнее. У меня была любимица по кличке Беляна. Любил её и мой ровесник двоюродный брат Еграшка (Евграф) Фертиков, поэтому каждый из нас старался прийти на конный двор пораньше и стать «водителем» этой кобылы. Иногда мы взбирались на неё и вдвоём. Табун резвых коней улетал далеко вперёд, а наша Беляна тихонько бежала «треньком» и не ускорялась, сколько бы мы её ни подгоняли.
В 2007 году у меня возникли стихотворные воспоминания по отдельным картинкам детства, но пока не завершенные:
Родился я в деревне Патраки.
Деревня разметнулась вдоль реки.
По берегу стиральные мостки
Построили для женщин мужики.
Руками женщин бьют на них вальки Рядное полотно, половики,
Ватолы, рукотёры и мешки,
Онучи, становины и портки
Удмуртское названье речки «Нязь».
В ней водится сорожка, окунь, язь,
Линёк, пескарь, уклейка - щеклея,
Вот только раков не припомню я.
Плотина с мельницей и вешняками Возведены мужицкими руками.
Как благодать за этот добрый труд Чистейший рыбный деревенский пруд.
По лету жаркою порой Он наполнялся детворой.
Соревновались, кто вперёд Переплывёт пруд поперёк.
Нередок был и взрослый мах,
Девичий «Ох» и бабий «Ах».
А при отсутствии людей В пруду купали лошадей.
В те достославные года На дальнем берегу пруда Стояла кузница и в ней Спецстойло, чтоб ковать коней.
У кузнеца всегда готовы В любой размер копыт подковы,
Он в горне их разогревал И на копыта прибивал.1
Война
Зимой мы с братьями целыми днями оставались одни. В сумерках появляется мама в обледенелых одеждах, раздевается, мы помогаем ей развешивать одежду
1 Кузнец разогревает подкову, чтобы ударами молота подогнать её под размер копыта лошади. Разумеется, подкову охлаждают перед тем как прибить её специальными гвоздиками на копыто.
на просушку. Это в годы Великой отечественной войны колхозники в зимнее время были обязаны отрабатывать на лесозаготовках.
Лето. Мой возраст 6 или 7 лет. Группа таких же по возрасту мальчишек и девчонок под руководством бабки Дуни Кривой (Банниковой) идет по рядам посевов и специальными ножами, закреплёнными на деревянных черешках, подрезает сорняки. Оказалось, что за эту трудовую смену эксплуатации детского труда (как бы нынче сказали правозащитники) нам было начислено по 0,75 трудодня. Этот момент жизни можно считать официальным началом моей трудовой деятельности. В первом и втором классе(1944, 1945г.г.) после жатвы мы ходили всем классом под руководством моей первой учительницы Ольги Михайловны Чубуковой(в замужестве Зылёвой) в поля и собирали колоски. За эту работу трудодни не начислялись, но шли зачёты по весу собранных колосьев. Не помню, как отмечался результат этой работы, но стремление собрать как можно больше било ключом.
На всю деревню было 2 патефона, один из них у нас. На одной из пластинок была песня «Два сокола» в исполнении хора имени Пятницкого. Эту песню я выучил наизусть и, видимо, хорошо исполнял, т.к. тятя (отец) каждый раз, когда собирались гости, заставлял её спеть. Я до сих пор помню эту песню про двух советских вождей.
На дубу зелёном да над тем простором Два сокола ясных вели разговоры.
А соколов этих люди все узнали:
Первый сокол Ленин, второй сокол Сталин.
Уж как первый сокол со вторым прощался,
Он с предсмертным словом к другу обращался:
- Сокол ты мой сизый, час пришёл расстаться,
Все труды- заботы на тебя ложатся.
А другой ответил: позабудь тревоги,
Мы тебе клянёмся, не свернём с дороги.
И сдержал он клятву, клятву боевую,
Сделал он счастливой всю страну родную!
Однажды зимой прибыл на побывку с фронта Фертиков Аркадий Федорович, старший материн племянник. Он был офицером и имел при себе пистолет с патронами. Наш отец тоже оказался в деревне. На заводе он работал на сборке
пистолетов,2 но ни разу из них не стрелял. И вот пошли они в огород, на угол бани прикрепили какую-то мишень, Аркадий достаёт пистолет и стреляет. Затем даёт отцу, тот прицеливается, держа пистолет не на вытянутой руке, а близко к глазу, и стреляет. Пистолет ударяет ему по щеке и рассекает до крови. Мужики идут в дом, чтобы перевязать и остановить кровь. Мать чуть не в обмороке кричит: «Убили!». Когда промыли и остановили кровотечение, осталась небольшая ссадина. Аркадий был ростом около двух метров, после войны служил на Дальнем Востоке, в отставку вышел в звании подполковника.
Победа
Однажды теплым летним днём вижу в окно, выходящее на улицу: идёт по улице большая группа колхозников с красным флагом. Мамы дома не было, а когда она появилась, у меня уже не было интереса к этому событию, и я её не спросил, что это было. Уже будучи взрослым я понял, что это до деревни дошло сообщение об окончании войны. Радио в деревне в ту пору не было, про наличие телефона не помню, но если бы в конторе был, мы все равно бы его каким-то образом увидели. Очевидно, прибыл специальный посыльный из района, а может быть, почтальон принёс эту долгожданную весть о Победе.
Закончилась война, начали возвращаться фронтовики. Вернулся дядя Фёдор, Степан Тукмачёв, Яша Коновалов, Петя Наговицин, муж маминой двоюродной сестры Тани (Петихи), их дом был напротив нашего.
Вернулся племянник этого Петра Егор и ещё несколько человек. Отложилось, как, тоже почти двухметровый, Степан Тукмачёв замечательно пел песню, которую я слышал впервые:
На закате ходит парень возле дома моего,
Поморгает мне глазами и не скажет ничего.
И кто его знает, зачем он моргает,
Зачем он моргает, и кто его знает
Дядя Фёдор как-то рассказал случаи везения в его саперной службе, а служил он кузнецом. Вот один из них. Часть заняла позицию. Установили с напарником походную кузницу. Разглядел вдали угольную кучу, пошел за углем. Пока ходил, кузницы не стало: попала бомба, напарник погиб. Кстати, во время войны дядя Фёдор был ранен, лечился в Сарапуле, и тетя Анисья к нему ездила.
2 Пистолет ТТ и револьвер системы Нагана производили на предприятии, которое сегодня известно как Ижевский механический завод. Автоматика указанного пистолета работает по принципу свободного затвора. Видимо, рана была нанесена затвором, который при выстреле отошёл в крайнее заднее положение, а сам пистолет дёрнулся вследствие отдачи.
Вернулся Михаил Васильевич Дерюшев, а позднее всех - двоюродный брат отца Николай Дерюшев, побывавший в немецком плену. Он много рассказывал про ужасы этого плена.
Прозвища
Интересно, как кого в деревне звали. Отца моего, например, часто звали Егор Сёмы Пантина (Егор, сын Семёна Пантелеевича), кого-то Миша Вани Кельсина , Миша « Яким целовал» или просто «Яким целовал» (тот мужик эти два слова часто употреблял в разговоре для связки слов). Дядю Фёдора Фертикова звали Федька - моряк, иногда просто Моряк или Морячище. А этот моряк и моря-то не видал! Не так давно я узнал, что он был очень похож на настоящего моряка, брата своей матери Безносова из деревни Забегалово, за что и получил свой морской титул. Был Женька Пияш (его фамилия Попов). Павел Васильевич Дерюшев, будучи выраженным блондином, с детства носил имя Паша белый. Ребят называли или по отцу или по матери: Валька Егоров, Ванька Нюрин, Толька Манин и т. д. По имени матерей детей звали, чаще всего, когда отцы их долго отсутствовали. Женщин «величали» по мужьям: трёх Евдокий Дерю-шеиых называли Душа Тимиха, Душа Прониха, Душа Гришиха, одну Евдокию звали Кия Баранова, были Лиза Пашиха, Лиза Федиха, Маня Васиха и Маня Пашиха, одну женщину звали просто Сандра (вероятно, это была Александра). Была бабка Лиса (ударение на «и»), Верка Банникова и Дуня Кривая (тоже ведь Евдокия).
Пища
Ещё запомнились дела картофельные. Почти каждый день приходилось на тёрке шоркать (тереть) картошку. Этот тертый картофель разбавлялся водой и отжимался руками. Отжатый жмых шёл в тесто для хлеба, а раствор отстаивался и на дне оседал крахмал. На этом крахмале всё время заваривались кисели с добавлением гороховой или овсяной муки, других киселей не припомню.
Зимой посреди дома ставилась железная печка. Нам она доставляла большое удовольствие. Во-первых, она раскалялась докрасна. Во-вторых, на её стенках мы запекали картофельные сочешки, сначала с одной стороны, затем перевёртывали на другую сторону, в результате чего получались изумительные хру-стяшки, гораздо вкуснее нынешних чипсов.
Лет 4-х или 5-ти от роду однажды обнаружил я на подоконнике в сенках маленькую сковородку (а может быть, тарелочку) с ошурками(так у нас назы-
вались шкварки). Первым делом я позвал своего закадычного друга Еграшку (двоюродного брата Евграфа Фертикова), жившего рядом, и мы с ним со смаком съели, даже без хлеба, это лакомство. Через какое-то время родители обнаружили исчезновение продукта и со смехом рассказали, что ошурки-то были кошачьи, остались после вытапливания кошачьего жира для лечебных целей. Кстати, про кошку. Родители тоже со смехом рассказывали, что когда я в зыбке (люльке) начинал хныкать или реветь, ко мне тут же запрыгивала кошка и с помощью мурлыканья или хвоста успокаивала.
Ещё одна особенность кошачья. Матушка наша почему-то всегда держала кошек чёрного окраса, при этом, именно кошек и никогда - котов. Мы по этому поводу ерничали, что причина в том, что у неё в семье одни мужики (муж и сыновья), а ей нужна домашняя подружка.
В стайке, на сеновале в разных местах куры делали гнёзда и несли в них яйца. Каждый раз, как снесут яйцо и слезут с гнезда, они истошно кудахтали, иногда им вторил находящийся поблизости петух. И вот однажды с таким яйценосным кудахтаньем выскакивает из стайки петух без какого-либо кудахтанья кур. Я захожу в стаю и в одном из гнёзд нахожу маленькое яичко. Беру его, несу домой и кричу: мама, смотри какое яичко снёс петух! Я ведь искренне верил в это, т.к. яйца у кур всегда были крупные, а тут чуть побольше голубиного.
Для рыбалки в качестве лески мы использовали конский волос (силок), который выдергивали из конского хвоста. Одним из любимых и доступных орудий для рыбной ловли была вилка, привязанная к палке. В ручье, впадавшем в речку в логу между Патраками и Черепановом, водились «пискуны»(надо полагать, пескари), которых было хорошо видно, и мы их нередко удачно накалывали, во всяком случае, на угощенье кошке хватало.
После переезда в Ижевск каждое лето в июле, когда созревала малина, меня родители отправляли в Патраки. Обосновывался я чаще всего у «крёсны», младшей маминой сестры тёти Мани Коноваловой и в течение полутора-двух недель (пока не отойдёт малина) ежедневно с кем-нибудь из взрослых ходил за этой самой малиной, а тетушка её высушивала в печке. Зимой эта малина была великим лакомством в пирогах и шаньгах, а также первым лекарством при простудах.
Колхоз
В уборке картошки участвовала вся детвора, поскольку для неё было много посильных работ. Картошку выпахивали плугом, а затем по рядку шли мы с деревянными узкими длинными лопаточками и выгребали картошины, присы-
панные землей. После просыхания картошку собирали в короба (коробки), везли во двор и ссыпали в подполье.
Я уже упоминал колхозную лошадку Беляну, она была какой-то неопределённой масти. А вот жеребец Колька, на котором мой старший брат Валентин (старше меня на 2 года) боронил колхозные поля, запомнился: он был гнедой, почти белый. Жеребец Апрель, на нём мама пахала, был светло-коричневой масти, а чуть потемнее был Г ерой. У председателя колхоза был очень красивый конь чёрной масти по кличке Маяк.
А вот легендой деревни стал жеребчик БОРЬКА, о котором с упоением рассказывает летописец-краевед П.П.Фертиков. Он откопал из недр народной памяти интересный факт: когда началась Финская война (осенью 1939г.) этот конь по разнарядке был призван на войну, вместе с Фёдором Ивановичем Кожевниковым отправлен на призывной пункт в г. Ижевск. На следующий год в июне Борька самостоятельно вернулся домой, на свой конный двор. Безусловно, это было очень интересным событием. Когда началась Великая отечественная война, по разнарядке на фондовых лошадей Борька снова был отправлен на фронт и уже не вернулся.
П.П.Фертиков материалы про Борьку поместил в историю Патраков, оформил отдельной брошюрой, включил в композицию памятника в честь основателей деревни и защитников Отечества. Под его напором появились стихотворные посвящения Борьке от поэтизирующих земляков. Я, откровенно говоря, относился скептически к тому, что Борька сбежал с фронта и через всю страну пробежал до Патраков. Скорее всего, он был всё это время в распоряжении Ижевского военкомата. Однажды, оставшись беспривязным, убежал в свой дом родной. Напор Петро Павлыча «достал» и меня, к его 65-летию 11 июля 2006г. меня «прорвало» сразу двумя посвящениями: юбиляру и Борьке.
Скачет, мчится, с ветром споря,
Пар клубится по бокам.
Неужели Борька, Боря От разруба к Патракам!
Вон и кузница дымится На прудовом берегу.
К ней родимой конь стремится Как к родному очагу.
Прилетел, остановился,
Дым вдыхая во всю грудь.
Год назад он с ней простился,
Подавляя боль и грусть.
Призван был по разнарядке На Финляндскую войну Справный конь, в нём всё в порядке,
Он не подведёт страну.
Где пришлось тебе трудиться,
Где, в каком полку служить,
Как сумел освободиться,
Путь обратный проложить?
Сколько радости сегодня Преподнёс ты землякам!
Видно, богу так угодно-Дать подарок Патракам.
...Только вновь война приспела, битва злая закипела И пошла косить людей, вместе с ними - лошадей.
И уж снова призван Борька воевать за честь страны. Только жалко, даже горько: не вернулся к нам с войны.
...Был в сапёрном батальоне Фёдор Фертиков, кузнец.
Фронтовик. Немногословен.
Шестерых детей отец.
Под хмельком разговорился: подковать ведут коня И вот тут я поразился - конь ко мне, и об меня Головой своею трётся и ласкается и ржёт Будто радостно смеётся и ответной ласки ждёт.
Потрепал его по гриве и по холке потрепал,
Он в ответ на то игриво заплясал, загарцевал.
И смотрю я: неужели Борька к земляку пришёл?
Он, не он на самом деле, но в душе так хорошо!
С удовольствием сердечным я его перековал И потом по нём, конечно, долго-долго тосковал.
...Но никто уже не сможет Знать про Борькины пути,
Лишь фантазия поможет По следам его пройти.
Может, был в боях изранен. Может, голову сложил (И такой исход не странен тем, кто в Армии служил). Может быть, пройдя все беды, вместе с частью до Победы
Путь солдатский прошагал, помогая бить врага.
А затем назад, в Россию... И в полях колхозных силу Лошадиную свою показать сумел вовсю.
Может, был в округе славен, наполнял кобыл детьми И в последний путь отправлен благодарными людьми.
Борька, Борька, конь могучий,
Патраковец по судьбе,
В нашей памяти живучей Слава вечная тебе!
Скажу сразу же, что встреча моего дяди Фёдора с Борькой на фронте - художественный вымысел. Однако, когда я этот опус зачитал на своём 70-летии, сын дяди Федора Алексей Фертиков воспринял это с удовольствием и выпросил у меня экземпляр стиха.
Школа
В нашей деревне была начальная школа (с первого по четвёртый классы), занятия вели две учительницы. Школа располагалась в двух домах, один из которых был рядом с нашим домом и в летнее время использовался под детский садик. Отчётливо помню, что в 1944 году в нём работала моя мама, по следующему эпизоду: прихожу я откуда-то под окна этого дома, В одном из окон мама разговаривает с учительницей Ольгой Михайловной:
- Нюра, пора ведь Ваню-то в школу отдавать (все Анны в деревне звались Нюрами).
-Дак ведь маленький ещё.
-Да что ты, посмотри, какой мужик.
Мне, видимо, было уже охота в школу, я с гордостью показываю и говорю, что у меня и штаны-то как у большого с двумя лямками и на пуговках, а не одна через плечо.
Этот весомый довод сломил маму, и она согласилась. Так 1 сентября 1944г. я пошёл в первый класс, не имея даже понятия, что именно в этот день мне исполнилось 7 лет.
А старший брат Валентин пошёл в 3-й класс. В первом классе ему здорово досталось: он был левшой (по-деревенски - леуха) и всё время его тянуло писать левой рукой, а мать упорно заставляла писать правой. Это сейчас признано, что
не следует левшей насиловать, идя наперекор природе. В результате, он научился хорошо писать правой рукой, а вот в выполнении физических работ так и остался «леухой». Кстати, и сын его Юра тоже левша.
Когда по какой-либо причине одна из учительниц отсутствовала, занятия проводила другая параллельно в двух классах, давая попеременно одному классу письменное задание, а с другим проводя устное занятие. Много позже я узнал, что школа рядом с нашим домом -это бывший первый дом нашего деда Фер-тикова Андрея Константиновича. Отдав дом под школу, он с бабушкой Матрёной Омельяновной перебрался жить в дом к сыну Фёдору, который располагался с другой стороны от нашего дома. В военные годы с бумагой и чернилами были трудности, приходилось использовать свекольный сок, любую старую бумагу, включая газеты, которую вручную разлиновывали.
В первом классе зимой я неожиданно заболел скарлатиной и оказался в Якшур-Бодьинской больнице аж на 40 дней. Почему-то в большой палате были одни удмурты, причём и мальчишки и девчонки вместе. От них я научился бойко говорить по-удмуртски и петь удмуртские песни, что с удовольствием демонстрировал по возвращении домой. Однако, поскольку деревня наша была чисто русской, мои познания в удмуртском языке скоро улетучились. В больнице и девчонки и мальчишки ходили в длинных рубахах и без штанов. В палате старше всех была девчонка Нинка, она очень любила задирать подол рубахи у мальчишек и дёргать за письки. Я эту процедуру многократно испытал на себе и, как видите, запомнил на всю жизнь.
Мои деревенские однокашники: Евграф Фертиков (Еграшка), Михаил Фертиков, Николай Нелюбин, Николай Зылёв, Леонид и Костя Тукмачевы, Михаил Дерюшев(Мишка Лизин), Николай Панков(Колька Спирин),Алевтина Нелю-бина(Алька Сины Пашихи), Фертиковы Толька и Валька Лизы Пашихи, Фер-тиковы Толька и Валька Кузины, Костя и Поля Вострокнутовы, Наговицин Аркашка, Наговицины Анатолий и Иван(Нюры Мишихи)и др. и др.кто старше, кто младше.
После окончания начальной школы для получения семилетнего или среднего образования обучение проходило в Якшур-Бодьинской средней школе. Родители находили для своих детей частные квартиры в Бодье. Ребята по понедельникам рано утром по прямушке отправлялись в Бодью, жили там неделю, а в субботу после уроков бежали домой на выходной.
Отчий дом
Ещё одна достопримечательность Патраков. В нижнем конце деревни, в средней части около лога и в верхнем конце росли могучие тополя , летом по вечерам под ними собиралась и веселилась молодёжь ,чаще всего в средней части , и с некоторых пор там был открыт клуб .
Наш дом, как я уже писал, был огородом в сторону реки, от нижнего проулка третий к нижнему концу. Как войдёшь через ворота во двор, справа будет дом, далее под одной с ним крышей дровяник с сеновалом. В конце этого строения был сооружён глубокий колодец на две семьи: нашу и Фертиковых. Затем перпендикулярно влево под одной тоже крышей стая и конюшня для коровы и овец, тоже с сеновалом и с насестами для кур. Слева от ворот в углу двора был погреб для солений и овощей. Весной он набивался снегом и льдом, сверху засыпался опилом и соломой и такой холодильник верой и правдой служил всё лето. В дровянике висели качели на двух человек, т. е. качались всегда два человека стоя на концах доски.
Крылечко дома. Открываешь дверь и входишь: прямо напротив дверь в нижнюю клеть с ларями для муки и зерна; направо ступеньки, поднимаешься в сени, прямо будет дверь в избу. Наискосок этой двери -вход в верхнюю клеть. В ней хранились всякие продукты, вещи, половики, стояли кросна для тканья (мама многое сама ткала в зимнее время в доме, летом для таких работ времени не было), с левой стороны была лежанка для отдыха и сна в летнее время. Между клетью и избой была дверь в задник, так назывался туалет. Как видим, в нашем доме туалет был пристроен к сенкам и не находился на улице, в то время как во многих деревенских домах туалетов вообще не было, и люди ходили «до ветру» куда придётся: то в огород, то в стаю. В доме недалеко от входа слева стояла большая русская печь, между печкой и задней стеной - проход на кухню (кухня в деревне называлась середой), с кухни имелся выход в «зало». В зале вдоль стен были широкие лавки, в правом переднем углу стоял стол, над ним висели иконы. По стенам были полки. Стены были хорошо выстроганы и покрыты известью, печка тоже была побелена. Над проходом к кухне находились полати, влезали на них с печки. Окна были в улицу и во двор.
ВОТ В ЭТОЙ ДОБРОЙ ДЕРЕВНЕ, В ЭТОМ ТЁПЛОМ ДОМЕ Я И ПОЯВИЛСЯ НА СВЕТ!
Дом был построен в 1934-35г.г. на усадьбе материного отца. После нашего переезда в город в нем жили с семьей Петя и Фира Нелюбины с тетушкой Катей, в доме которой мы поселились в Ижевске (это был обмен домами). Спустя несколько лет, примерно в 1952-53 году Нелюбины перевезли и поставили этот добротный дом в Ижевске, в 7-й Подлесной недалеко от речки Подборенки, и я один раз в нем побывал.
Ещё недавно бытовали саркастические высказывания в адрес селян: «что с него спросишь? Деревня» или «ну, ты, деревня», «ну, ты, колхозник». Это, конечно, было связано с отсталостью от городского уклада, особенно в извивах бюрократии. Примером тому наш отец Егор Семёнович. Во-первых, все мы, его сыновья - Егоровичи, а он по документам Георгий. Я ещё в детстве обращал внимание, что он при знакомстве с кем-либо всегда представлялся Георгием. Оказывается, когда он в мае 1935 г. пришел в сельсовет получить свидетельство о рождении Валентина, с него не потребовали никаких документов, а только спросили, как зовут родителей. Он назвал, в том числе себя Егором. Так Валентин стал Егоровичем, а не Георгиевичем, при этом датой его рождения стало 11 мая вместо 7 января. Рожала мама его дома, поэтому никакой врачебной справки по факту рождения не было. Мы всегда отмечали его день рождения в Рождество, а про 11 мая узнали лишь при его уходе на пенсию.
Таким же образом стали Егоровичами Иван и Анатолий. 8 марта 1948 года уже в Ижевске родился Николай. При регистрации в ЗАГСе у отца запросили документы родителей и хотели записать Николая Георгиевичем. Отец говорит: «А как же быть со старшими сыновьями, они у меня Егоровичи». Ему ответили, что надо менять их документы. Тогда он заявил, что в случае чего поменяет свои. В результате, Николай тоже стал Егоровичем. Однако никакой замены документов не потребовалось. На памятнике он у нас увековечен Егором, поскольку все кто его знал, включая внуков, называли Егором Семёновичем. Вечная ему память!
В годы войны отец изредка на денёк появлялся дома. Запомнился его городской хлеб, чёрный, твёрдый в отличие от нашего относительно мягкого и не такого чёрного. Дело в том, что 1940-й год в колхозе был рекордно урожайным, колхозники на трудодни получили много зерна. Значительная часть хозяев зерно продали для приобретения вещей, а наши родители из-за травмы, полученной матерью (она ходила на костылях), продажами и покупками не занимались. Так у них перед войной сохранился запас, который при материной рачительности очень помог выжить в лихую годину. Отец, возвращаясь в город (тогда говорили: «в завод»), всегда брал котомку муки.
В город!
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ в деревне Патраки мы с Еграшкой катались на тракторе, точнее, на каком-то прицепе. Обрабатывалось поле в зоне дороги на Киенгоп. Место было возвышенное, хорошо просматривалась вся деревня, поле и дорога от деревни на разруб. Я знал, что должен приехать отец на машине. Это было 31
мая 1946 года. Под вечер, когда я думал, что отец уже не приедет, от разруба запылила машина, и мы побежали домой. Машина уже стояла во дворе, мать уговаривала отца не ехать в столь позднее время. Он настоял на погрузке и она началась.
Когда погрузка закончилась, были уже сумерки. Мать снова предложила подождать до утра, однако отец настоял на своём, и мы тронулись. Отец с Анатолием в кабине, мы с мамой в кузове на узлах. Валентин оставался в деревне для сдачи выпускных экзаменов за 4-й класс.
Корова, под его надзором и кого-то из родственниц, оставалась тоже.
Машина выехала из ворот, повернула направо, затем ещё раз направо в проулок, через плотину выехала в поле и на разруб. Деревня скрылась из глаз. Прощай, родимая сторонка!
...Ещё в деревне, когда заехали во двор, щедрый Егор начал угощать шофёра Васю самогоном. Это было в порядке вещей. И вот проехали около 4-х километров по разрубу и спустились в лог. Я не помню точно, прошёл ли перед выездом дождь, или пошел во время нашего движения, или его совсем не было, но в логу мы застряли. Выбирались долго, в глубокой темноте. Помню, что отец вырубал в лесу деревца и подкладывал их под колёса, не забывая вместе с шофёром прикладываться к бутыли с самогоном, а матушка пыталась их остановить. В конце концов, мы выбрались и приехали в Бодью уже на рассвете, остановились около стоящих машин. Помню, как отец «лечил» дрожащего шофёра 3-х осной машины Студебеккер. Поехали дальше, миновали Карашур и Селычку. Вдруг происходит резкий поворот вправо, машина съезжает с тракта и упирается в пенёк. Выскакивают из кабины отец и шофёр, кричат: «Живы?». Мы отвечаем: «Живы». Шофёр говорит: «Руль заело». Всем понятно, что спьяна задремал. Попытка выехать задним ходом безуспешна, остаётся ждать проходящую машину. Ждём. Со стороны Селычки появляется машина с «вылеченным» шофёром. Цепляют трос, вытаскивают нашу машину. Отец «благодарит» спасителя, мы с матушкой погружаемся в кузов, накрываемся пологом от утренней прохлады. Поехали. Наконец, в 6 часов утра 1 июня 1946 года прибываем к своему новому месту жительства: город Ижевск, ул.4-я Подлесная, дом № 27.
Когда Валентин сдал экзамены, отец прибыл в деревню и они вместе с коровой пешим ходом отправились в город, расстояние до которого 60 километров. Где-то на полпути отец посадил Валю на попутную машину, попросил шофёра высадить его в 4-й Подлесной, Валентину объяснил как найти дом. Шофёр высадил его не в 4-й, а в 3-й Подлесной. Как раз в это время прошла гроза. Валентин с клеёнкой на плечах ходит по 3-й улице в поисках дома. А матушка по како-
му-то зову сердца идёт по воду на колонку в этой улице, около тракта (переулка Прудового), видит сына, не веря своим глазам. Вот так и Валентин перебрался в город. Отец с коровушкой прибыл домой только на следующий день. НАЧАЛАСЬ ПОЛНОКРОВНАЯ ГОРОДСКАЯ ЖИЗНЬ!
Ещё раз о дате основания Патраков
01.01.2009года. Празднование 145-летия деревни состоялось в троицу 15 июня 2008г. На этом мероприятии присутствовали и высокие гости. Председатель постоянной комиссии Госсовета Удмуртской Республики по бюджету, налогам и финансам Широбокова Софья Эльфатовна, депутат от Як-шур-Бодьинского района. С её помощью было профинансировано издание книги Фертикова Петра Павловича «Починок Патраковский - деревня Патраки». Присутствовали редактор издательства «Удмуртия» Уразаева Валентина Семёновна. Естественно, были руководители районной администрации и СМИ. На празднике было объявлено об издании книги и автору вручен первый экземпляр. Книга издана тиражом 500 экземпляров.
Для меня приятным событием явилось исполнение песни о коне Борьке, которую написала Л.А. Лебедева на слова из моего стихотворения.
Я очень внимательно прочитал книгу о Патраках. И анализируя содержащиеся в ней материалы всероссийской переписи населения 1897г., обратил внимание на две записи: Дерюшев Аника Федорович, 76 лет, родился здесь, то-есть, в Патраках; Дерюшев Алексей Аникеевич, 60 лет, родился здесь. У остальных 34-х хозяев такой пометки нет.
Я полагаю, что если Аника Фёдорович родился здесь в 1821 году, то его родители были первопроходцами и основателями починка «Патраковский». Это значит, что историю деревни надо вести не с 1863г., а как минимум, с 1821г. Патракам в 2008г. было не 145, а более 187 лет! Автору я об этом сказал, он со мной не спорил.
Дополнение
31 декабря 2008г. Мне позвонил двоюродный брат Фертиков Алексей Фёдорович. После взаимных новогодних поздравлений в ходе разговора на другие темы он вспомнил и рассказал про жеребца Чалко, которого до коллективизации держали его родители. Это был исключительно умный конь. Фёдор Андреевич, бывало, поедет в Ижевск, продаст картошку или мясо или ещё что, от души
выпьет, заляжет в коробок и спит. А Чалко самостоятельно шастает 60 километров до дому, доходит до ворот и останавливается. Тут хозяин просыпается.
В обозе Чалко любил быть первым и без понуканий всегда вырывался вперёд. Когда в холодное время Фёдор Андреевич ссорился с женой Анисьей Ильиничной, то нередко уходил в конюшню и ложился спать между ног своего коня. Чалко, пока хозяин спит, ни разу не переступит ногами и не потревожит его. Когда образовался колхоз, Чалко был выездным конём предскдателя.
Потом он был отправлен «на пенсию по старости» во второй конный двор, который был в верхнем конце деревни, беспривязно гулял по улице. По прошествии какого-то времени его зарезали на мясо. Фёдор Андреевич получил целую ляжку, но Анисья Ильинична отказалась есть мясо своего любимца, по которому пролила немало слёз, когда его отправили в колхоз. Фёдор Андреевич и его дети были не так эмоциональны...
