CC BY
33
страусиную политику, учитывая тот факт, что некоторые англоязычные участники сборника в действительности выражают большую или меньшую степень поддержки тезисов Гриффина.
В этом томе имеется более чем достаточно материала, чтобы удовлетворить англоязычных читателей. Но немецкие отзывы написаны по-немецки так, что кое-кого это и отпугнет. В целом можно сказать, что аргументы Гриффина, по-видимому, рассердили немецких ученых. Это особенно заметно в случае с Фридрихом Польманом, который буквально кипит от ярости. Очевидно, что они привязаны к концепции тоталитаризма, согласно которой межвоенные диктатуры левого и правого толка были просто различными образцами приобретающей тотальный характер власти. Возможно, Гриффин и не отрицал бы того, что межвоенные фашистские диктатуры могут вполне правомерно исследоваться и в этом контексте, однако это не вязалось с его позицией, в рамках которой необходимо учитывать и следующий вопрос: каким образом полностью правые диктатуры — при всех их бесспорно сходных чертах с левыми диктатурами — фактически были от них отличны? Далее, надо задать вопрос: возможно ли идентифицировать внутри самих совершенно правых диктатур специфически фашистское идейное ядро? К счастью, спокойный голос Свена Райхардта восстанавливает некоторое равновесие: он отчетливо понял сущность подхода к фашизму как всеобщему явлению, несмотря на то, что у него есть и собственный критический взгляд на эту концепцию. Можно в высшей степени надеяться, что эта «пионерская» книга в чем-то поможет убедить немецких исследователей нацизма выйти на более широкий международный простор.
К. П. Блэмирес1 Перевод В. А. Гуторова.
Rodger Griffin, Werner Loh, Andreas Umland (Eds.) Fascism Past and Present, West and East. An International Debate on Concepts and Cases in the Comparative Study of the Extreme Right. With an afterword by Walter Laqueur // Soviet and Post-Soviet Politics and Society. Edited by Dr. Andreas Umland. Stuttgart: Ibidem-Verlag, 2006. - 510 p.
Появление в 2006 г. в известном штуттгартском издательстве Ibidem сборника «Фашизм в прошлом и настоящем. Запад и Восток» является событием настолько незаурядным для российской политической науки, что заслуживает специального исследования, возможно, не столько из-за своей актуальности, сколько вследствие весьма оригинальной конфигурации и, если можно так выразиться, «идеологии» рецензируемой работы.
1 Киприан П. Бламирес РИ.й., свободный ученый, редактор, писатель и переводчик, живущий в Соединенном Королевстве. Он является соредактором следующих серий: «Собрание сочинений Джереми Бентама», «О политической тактике» (1999 г.), «Права, представительство и реформа: пустяковые мысли о высокопарностях и другие сочинения о французской революции» (2002 г.), и редактором издания «Мировой фашизм: историческая энциклопедия» (в 2-х т. Изд-во ДВО-ОЫО, 2006).
263
Прежде всего бросается в глаза то обстоятельство, что сам сборник, большая часть которого посвящена исследованию концептуальных оснований фашизма, опубликован в серии «Советская и постсоветская политика и общество», издаваемой доктором Анд-реасом Умландом, немецким ученым, занимавшим в период публикации книги должность преподавателя (lecturer) в Киевском национальном университете имени Тараса Шевченко. В обозначенной выше серии издается довольно много книг и сборников статей западноевропейских ученых и специалистов из стран Восточной Европы и России, чьи интересы лежат в области изучения социально-политических и культурных процессов в постсоветский период. В приложении к рецензируемой работе приводится длинный список уже изданных в рамках этой серии и подготавливаемых к публикации книг на английском, немецком и русском языках, целиком посвященных истории бывших социалистических стран и современным реалиям посткоммунистического мира.
Среди книг и сборников статей, фигурирующих в данном приложении, обращают на себя внимание, например, следующие русскоязычные издания: «Воплощение Европейской конвенции по правам человека в России. Философские, юридические и эмпирические исследования» (Под ред. А. Умланда); «Народы стран Балтии в условиях сталинизма (1940-1950-е годы). Документированная история» (Под ред. Н. Бугая); Е. Мороз «История «мертвой воды» — от страшной сказки к большой политике. Политическое неоязычество в постсоветской России»; «Этническая и религиозная интолерантность в российских СМИ. Результаты мониторинга 2001-2004 гг.» (Под ред. А. Верховского и Г. Кожевникова). Из англоязычных изданий наиболее значительными, помимо рецензируемой работы, представляются следующие: Кац Р. С. «Кризис режима в Грузии 20012004 гг.»; Меллони Н. «Российский финансовый кризис 1998 г. и его последствия»; Ро-гачевский А. «Национал-большевистская партия»; Бойер Дж. «Центральная Европа на пороге современности»; Комаровская А. «Посткризисный рост в России» и др. Наибольшее число книг опубликовано на немецком языке, среди которых можно выделить: Виппенфюрт К. «Является ли Россия заслуживающим доверия партнером? Основания, задний фон и практика современной российской внешней политики»; «К анатомии "оранжевой революции" на Украине. Изменение элитарного режима или триумф парламентаризма?» (Изд. И. Бредис); Лукс Л. «Русский "особый путь"? Заметки к новейшей истории России в европейском контексте»; Засс Н. «Контр-культурная среда в постсоветской России»; Фрисснегг М. «Проблема свободы СМИ в России после краха СССР»; Боробов Н. «Главные персонажи в России с XII до XX в. Лексикон» и др. В чем же причина столь резкого поворота в исследовательской тематике, характерной для данной серии?
Сборник представляет собой добротно подобранные и распределенные по специальным рубрикам материалы дискуссии, в которой приняли участие ведущие западные специалисты в области, определяемой в англоязычной литературе как fascist studies. Достаточно назвать имена патриарха этого направления Эрнста Нольте, книги которого, изданные десятки лет назад, с начала 1990-х годов стали переводить и в России (см., например: Нольте, 2001), и британского политолога Роджера Гриффина, оксфордского
профессора, опубликовавшего множество книг и статей, посвященных анализу фашистских режимов в Европе 1930-1940-х гг. и современного неофашизма. Среди написанных и изданных Р. Гриффином работ следует выделить в первую очередь появившийся почти три года назад пятитомный фундаментальный труд (см.: Griffin, Feldman, 2004; Griffin, 1993a; Griffin, 1993b). Как отмечает А. Умланд, эта дискуссия была инициирована в 2002 г. Вернером Лохом (Падеборн, Германия), предложившим проф. Гриффину написать главную статью, призванную сыграть роль «первотолчка» для обсуждения серии вопросов, связанных с теорией фашизма и отношением последней к современной концепции демократии. В 2002-2004 гг. В. Лох взял на себя труд подготовить к публикации ответы ведущих западных специалистов на статью Гриффина и организовать второй раунд дискуссии, поскольку эта статья вызвала такое количество критических откликов, что сделала неизбежной не только вышеупомянутый второй раунд полемики, открытый новой ответной статьей Гриффина, но и потребовала написания третьей статьи тем же автором, в которой были уже подведены окончательные итоги трехлетних дебатов.
В 2004-2005 гг. В. Лох дал согласие на публикацию третьего раунда дискуссии, посвященной на этот раз, как это ни парадоксально, только одному лицу, а именно — российскому публицисту Александру Дугину, одному из самых активных идеологов новой отечественной версии «евразийства». Если в двух первых раундах принимали участие почти тридцать ученых, то по поводу воззрений Дугина в споре скрестили шпаги только двое — сам А. Умланд и А. Джеймс Грегор — профессор-политолог из университета Беркли (Калифорния, США). По собственному признанию Умланда, обсуждение вопроса — является ли А. Дугин фашистским теоретиком — находилось весьма далеко (had span off) от первоначальных дебатов, инициированных статьей Р. Гриффина (см.: Fascism Past and Present, 2006, p. 17). Тем не менее итоги всех трех раундов дискуссии появились в трех выпусках томов 15 и 16 влиятельного немецкого издания Erwägen, Wissen, Ethik (EWE) (Обсуждение. Знание. Этика), а затем — в виде отдельной книги.
Прежде чем попытаться охарактеризовать некоторые итоги дискуссии, представляется вполне логичным ответить на уже поставленный выше вопрос — чем же все-таки был вызвана необходимость публикации этого сборника в серии, посвященной преимущественно проблемам постсоветской политики? Частично ответ на этот вопрос можно найти в послесловии к сборнику, написанном Уолтером Лакёром — одним из наиболее авторитетных специалистов по истории и идеологии русских праворадикальных партий и движений (см.: Лакер, 1991; Laqueur, 1993). «Десять лет назад, — отмечает он, — казалось, что фашизм имел в России гораздо лучшие перспективы, чем в других европейских странах. Причины были очевидными. С распадом Советского Союза Россия перенесла величайшую травму в своей истории. Она перестала быть сверхдержавой, оказалась в большей или меньшей степени банкротом, с потерей нерусских республик ее население было немногим больше половины от того, каким оно было прежде. Это была ситуация, отнюдь не непохожая на ту, в которой оказалась Германия после первой мировой войны и даже сверх того» (Fascism Past and Present, 2006, p. 501).
Употребляя безличный глагол «казалось», У. Лакер, безусловно, имел в виду другую свою работу десятилетней давности «Фашизм: прошлое, настоящее, будущее», в которой он утверждал буквально следующее: «Перспективы крайне правой в бывшем Советском Союзе и странах советского блока представляются (курсив мой. - В. Г.) лучшими, чем в большинстве других частей мира» (Laqueur, 1996, p. 178). Приводя данную цитату в специальном «серийном» предисловии к редактируемому сборнику, А. Ум-ланд откровенно попытался дезавуировать акцентировку Лакера на гипотетичности эволюции политической системы России в направлении фашизма путем дополнительных ссылок на мнения других ученых и политиков. В частности, он ссылается на мнение Альваро Гиль-Роблеса, специального уполномоченного Совета Европы по правам человека, заявлявшего в 2004 г. после двух визитов в Россию следующее: «Я хотел бы еще раз подчеркнуть, что широко распространившийся рост ксенофобии является в высшей степени угрожающим. Чрезмерный национализм и идеологии, распространяемые партиями и организациями, примыкающими к крайне правой, являются главными причинами подобного положения вещей» (Report by Mr. Alvaro Gil-Robles, 2005, p. 67). Примерно в то же самое время британский политолог Т. Парланд писал, что «в посттоталитарной России идеологический климат все более тяготеет к ценностям крайне правого консерватизма, окрашенного в цвета русского национализма» (Parland, 2005, p. 1). В качестве заключительного аккорда А. Умланд приводит мнение сотрудницы МГУ, психолога А. Радковской, утверждавшей на страницах газеты «Файненшл Таймс», что «ксенофобия существует во многих странах, но в России она стала нормой, общим местом для большинства в стране» (Financial Times. 30th December 2005. Цит по: Fascism Past and Present, 2006, p. 21).
Такие и им подобные суждения стали для А. Умланда достаточным основанием для публикации дискуссии о фашизме в редактируемой им серии. «Появление тома собранных опытов, утверждений и писем о фашизме в книжной серии, посвященной постсоветской политике, — пишет он, — могло показаться (курсив мой. — В. Г.) неуместным несколько лет назад. Однако приведенные выше заявления и недавние события в России (? — В. Г.) формируют приемлемый контекст для публикации дискуссии о понятии «родовой фашизм» и его отношении к неофашизму. Изучение стержневой, а не находящейся на обочине политики в России означает установление того, где «фашизм» является все еще злободневным, а не только академическим предметом; где этот предмет, как свидетельствуют многочисленные политические и законодательные действия в отношении самого понятия «фашизм», становится концептом, вызывающим обеспокоенность в обществе; где проблемы, которые будут обсуждаться ниже, приобретают гораздо большее значение, чем только историческое, культурное или социологическое» (Ibid., p. 21-22). А. Умланд охотно признает, что по сравнению, например, с многочисленными и глубокими работами тех же Э. Нольте и Р. Гриффина новый отредактированный им том «может выглядеть излишним» (Ibid., p. 23), если бы редакторы не учли некоторые особенности, определившие идейную направленность и практическое значе-
ние сборника. «По крайней мере, — отмечает он, — в рамках изучения России исследователи должны все же испытывать чувство благодарности за то, что в их распоряжении оказался еще один современный труд, посвященный сравнительному анализу фашизма и за то, что им предоставляется возможность следить за спором, который связан, прежде всего, с некоторыми центральными вопросами в оценке современных российских идейных направлений, например, с вопросом о характере и степени сравнения межвоенных политических феноменов с феноменами, возникшими после окончания холодной войны» (Ibid.).
Вторая, не менее важная особенность, которая, по мнению А. Умланда, сделала необходимой и вполне уместной публикацию сборника именно в Германии, состоит в следующем: «Теория тоталитаризма, с необходимостью предполагавшая определенное число сходных черт между фашистскими и ... коммунистическими режимами, становится общепринятой у большинства ученых, включая многих в постсоветской России. Более того, в Германии концепция тоталитаризма приобрела политическую роль настолько, насколько «антитоталитаризм» стал основополагающим мифом в Федеративной Республике Германии и привел к появлению ряда законов и процедур, подавляющих свободу самовыражения как крайне правых, так и крайне левых радикалов в необычайно высокой по западным меркам степени. Особая значимость «тоталитаризма» для немецкого патриотизма после 1945 г., возможно, стала причиной превращения в Западной Германии изначально непретенциозного (и кто бы ни оспаривал это, самого по себе пустого) понятия "экстремизм" в совершенно новую, приобретшую общенациональный размах субдисциплину в рамках политической науки, получившую название "исследование экстремизма" (Extremismusforschung — extremism studies), располагающую собственным ежегодником, книжной серией, специализированным журналом и секцией внутри Немецкой ассоциации политической науки. Внутри такого специфического контекста публикация книги о фашизме в серии, посвященной советским делам (? — В. Г.), вызывает меньшее удивление по сравнению с тем, что могло бы получиться в случае публикации подобной книги в иных национальных условиях, где существуют иные научные стандарты и где "экстремизм" может представлять из себя менее значимое понятие» (Ibid., p. 23-24).
Такого рода пространное рассуждение А. Умланда (и российский читатель действительно должен испытывать к нему чувство благодарности за его предельную откровенность) поневоле приводит к двум совершенно определенным выводам:
1. Хотя опубликованная в сборнике пространная дискуссия о специфике идеологии европейского фашизма имеет все же весьма отдаленное отношение к проблеме «русского фашизма» (несмотря на неоднократные попытки главного редактора серии доказать обратное, а может быть, именно благодаря этим попыткам), такое искусственное объединение двух различных вопросов представляется далеко не случайным.
2. Настойчивое стремление редакторов сборника разработать принципиально новый образец «фашистской компаративистики» имеет, по всей видимости, вполне праг-
матическую цель, а именно — оказать поддержку тем политическим силам и «мозговым центрам» в современной России, которые вот уже не один год весьма настойчиво акцентируют внимание на опасности, исходящей от слабых и распыленных экстремистских групп, с которыми упорно связывают угрозу грядущего «фашистского переворота».
В этом плане обозначенная выше А. Умландом аналогия между ситуациями, сложившимися в послевоенной Западной Германии и в постсоветской России, выглядит крайне искусственной по многим причинам, анализ которых выходит за рамки данной рецензии. Достаточно будет отметить, что в отличие от послевоенной Западной Германии российские элиты, как политическая, так и научная, не прошли сквозь горнило «концептуальной революции», происходившей в ФРГ с конца 1960-х годов. В результате этой революции немецкие (как, впрочем, и англосаксонские) обществоведы используют политический язык, совсем не свойственный российскому политическому дискурсу.
Следует еще раз подчеркнуть, что подробный анализ итогов всех трех раундов научной дискуссии заслуживает отдельной более обширной работы. На данном этапе рецензент вынужден ограничиться некоторыми констатациями, которые, однако, могут также представлять определенный интерес.
Первое, на что, на наш взгляд, следует обратить внимание, — это стремительное расхождение уровней интерпретации фашизма и его идейного наследия на Западе и в современной России. Проблема состоит не в том, что в период существования СССР западные ученые обращали мало внимания на многочисленные исследования советских коллег, следуя общепринятому в то время в западном обществоведении правилу — Rossica non leguntur (труды, написанные по-русски, не читаются), и даже не в том, что в настоящее время количество отечественных работ, посвященных «классическому фашизму», сравнительно невелико. Хотя сегодня никто не препятствует периодически возникающим у отдельных российских ученых стремлениям углубиться в изучение тоталитарных режимов, возникших в 1920-1930-е годы, многие факторы препятствуют реализации таких чисто академических интересов. К их числу относится и обозначенная выше кампания по борьбе с «русским фашизмом», сопровождающаяся навешиванием политических ярлыков и назойливым воспроизведением пошлейших идеологических клише. Отсутствие у многих политических партий и общественных движений ясно сформулированных программ, свидетельствующее о крайне низком уровне политического сознания и социализации у основной массы населения, также создает ряд косвенных препятствий для инкорпорации российских ученых в структуру тех дискуссий, которые постоянно ведутся на Западе вокруг проблемы фашизма и неофашизма.
Не менее важную роль играют и два следующих обстоятельства, характерных для эпохи «постмодерна»: а) ученые, занимающиеся проблематикой фашизма, постепенно превращаются в особую группу (или касту), говоря между собой на языке, мало понятном непосвященным. Например, владение немецким и итальянским языками является теперь непременным условием вхождения в эту группу со всеми вытекающими из этого последствиями; б) внутри самого сообщества специалистов, объединяющихся вокруг
fascist studies, все более явно назревает раскол между английскими и американскими политологами, ориентирующимися на разработку универсальной концепции и соответствующих определений понятия «фашизм», с одной стороны, и группой ученых (преимущественно немецких), придерживающихся принципа историзма и по-прежнему в склонных отстаивать тезис о глубокой специфике и существенных отличиях нацистского режима в Германии от фашистского режима Муссолини — с другой.
Поскольку оба этих обстоятельства необычайно рельефно проявились в рецензируемом сборнике, необходимо в заключение остановиться на некоторых примерах того, насколько их воздействие повлекло за собой возникновение ряда интеллектуальных аберраций, препятствующих адекватной постановке и решению теоретических вопросов. В качестве особо наглядного примера лучше всего выбрать программную статью Р. Гриффина, сыгравшую, как уже отмечалось выше, роль «спускового крючка» в обширной дискуссии, прежде всего, в том плане, что она изначально задавала общий тон развернувшейся на страницах сборника полемики. Центральным пунктом концепции Гриффина и его сторонников является поиск «идеального типа» фашизма, равнозначного определению того «фашистского минимума», который охватывал бы все многообразные формы — от нацистских штурмовиков и итальянских сквадристов до современных ультра-правых. Этот «минимум» отождествляется Гриффином с его собственным определением фашизма как ультра-националистического мифа национального возрождения (см.: Griffin R. Fascism's new faces (and new facelessness) in the "post-fascist" epoch // Fascism Past and Present, 2006, p. 29, 41).
Сам по себе поиск Гриффином универсального определения фашизма является вполне правомерным с эвристической точки зрения, если бы не стремление британского ученого к крайне резкой, почти неадекватной полемике с теми его коллегами, которых он причисляет к своим «непримиримым оппонентам». К их числу он относит, например, Э. Нольте, а также специалистов, приверженных марксистской методологии анализа фашизма. По отношению к ним ирония Гриффина воистину не знает границ. Так, полагая, что Э. Нольте ошибочно называют «the father of comparative fascist studies» («отцом-основателем сравнительного анализа фашизма»), Гриффин иронически именует престарелого ученого «крестным отцом» (Godfather) «фашистской компаративистики» (Ibid., p. 30). «Заблуждения» немецких ученых, отстаивающих тезис об уникальности нацистской диктатуры, Гриффин шутливо относит на счет психической «коллективной травмы», которая доминировала в сознании двух поколений немцев до тех пор, пока представители молодого поколения ученых Германии и Австрии не сумели, наконец, «сбросить шоры» и взглянуть на фашизм как «на продукт чего-то большего, чем погрузившейся в сумерки национальной государственности» (Ibid., p. 33).
Но особое неприятие вызывают у Гриффина сторонники марксистского подхода, полагающие, что фашизм является порождением капиталистической эпохи. Опровергая такой подход, Гриффин не только не скрывает своего едкого сарказма, но и стремится одновременно продемонстрировать перед марксистами-«недоучками» весь объем сво-
ей эрудиции. Вот один из ее примеров. Критикуя марксистов за то, что для них «фашизм — это большой таксономический тигель, в который нацистская Германия, Испания Франко, апартеид в Южной Африке, Чили Пиночета, планы Ле Пена по обновлению Франции или идеал Австрии Хайдера могут быть брошены без слишком долгой интеллектуальной агонии, вызванной дефиниционными или таксономическими тонкостями» (Ibid., p. 37), Гриффин патетически восклицает: «Для них предупреждение Брехта в конце "Артуро Уи" (марксистская аллегория роста нацизма) вовсе не утратило своей злободневности: «Der Schoß, der ihn gebar, ist fruchtbar noch» (буквально: "Лоно, которое его породило, все еще плодоносно")». Вполне прилично переведя на английский язык почти с соблюдением размера брехтовскую стихотворную строку ("The womb that produced him is still fertile"), Гриффин, очевидно обуреваемый внезапно вспыхнувшим поэтическим вдохновением, предложил в специально сделанном примечании более изящный, по его мнению, перевод, который в его передаче звучит так: "The bitch ^t brought him forth is still on heat" («У суки, которая произвела его на свет, все еще продолжается течка»). Возможно, для самого Гриффина такой перевод лучше оттеняет пророческую силу предупреждения Б. Брехта, но большинству воспитанных людей, читавших его сочинения в оригинале и привыкших к традиционным ассоциациям, связанным с немецким словом der Schoß (например, im Schoß der Natur — на лоне природы; im Schoß der Familie — в семейном кругу; wie in Abrahams Schoß — как у Христа за пазухой и т. п.), такой перевод, несомненно, покажется если не вздорным, то очень и даже слишком странным.
В конечном итоге наиболее адекватный ответ на инвективы, равно как и на научные изыскания Р. Гриффина, был дан не Э. Нольте, который отнесся к колкостям британца вполне добродушно и снисходительно (см.: Nolte E. Faschismus - eine palingenetische Form von populistischen Ultra-Nationalismus? // Fascism Past and Present? 2006, p. 161-167), но коллегой первого по англосаксонскому научному цеху, калифорнийским профессором А. Джеймсом Грегором: «Если принять точку зрения Гриффина, — отмечает он, — фашизм предстает перед нами в виде драматически и постоянно изменяющегося объекта для исследования социальной наукой ... Каким-то образом мы можем идентифицировать "фашизм" у "нео-евразийцев", "национал-большевиков", "пролетарских расистов от панк-рока и тяжелого металла", а равным образом и у тех, кто стремится к солидарности с Ливией, палестинцами и даже с Ираком и Югославией, когда те являются "жертвами империалистической агрессии со стороны США"» (Gregor A. J. Roger Griffin, sоcial science, "fascism" and the "extreme right" // Fascism Past and Present, 2006, p. 116).
Столь же адекватно оценил А. Дж. Грегор и попытку А. Умланда квалифицировать в качестве «фашиста» А. Дугина. Такого рода обвинения выдвигались и прежде, например, в 1999 г. Тогда «Российская газета» — официальный орган правительства РФ назвала Дугина «одним из фашистских теоретиков», что не помешало ему в дальнейшем периодически в ней публиковаться (Fascism Past and Present, 2006, Appendix, p. 505). «Откуда мы знаем, — пишет Грегор, — что Дугин фашист? Наверно, только потому, что Дугин открыто говорит нам это. Другая причина: некоторое число ученых, кажется, тоже
так думают. Но теперь доктор Умланд определенно знает, что ни то, ни другое не образуют принудительной очевидности заявления такого рода. Собственное признание в отношении качеств кого-либо вряд ли послужит доказательством несомненной их достоверности и вряд ли кто-то решится определять истинность эмпирического, самоочевидного утверждения» (Gregor A. J. Andreas Umland and the "fascism" of Alexander Dugin // Fascism Past and Present, p. 466). Под такой констатацией многие могут подписаться с легким сердцем, поскольку проблема «русского фашизма» даже для тенденциозных западных аналитиков, конечно, не может быть решена путем цитирования простодушных декламаций А. Дугина наподобие сочиненной им «клятвы молодых евразийцев». Объективный анализ этой темы — дело будущего.
Литература
Лакер У. Россия и Германия. Наставники Гитлера. Вашингтон: Проблемы Восточной Европы, 1991.
Нольте Э. Фашизм в его эпохе. Аксьон Франсэз. Итальянский фашизм. Национал-социализм. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001.
Griffin R. (ed.) Fascism. Oxford, 1995.
Griffin R. (ed.) International Fascism. Theories, Causes and the New Consensus. London, 1993a.
Griffin R. The Nature of Fascism. London, 1993b.
Griffin R., Feldman M. (eds.) Critical Concepts in Political Science: Fascism. 5 Vols. London: Routledge, 2004.
Laqueur W. Fascism: Past, Present, Future. New York, 1996.
Laqueur W. The Rise of the Extreme Right in Russia. Harper Collins Publishers, 1993.
Parland Th. The Extreme Nationalist Threat in Russia: The Growing Influence of Western Rightist Ideas // Routledge Curzon Contemporary Russia and Eastern Europe Series 3. London, 2005.
Report by Mr. Alvaro Gil-Robles, Commissioner for Human Rights, оп his Visit to the Russian Federation 15-30 July 2004, 19-24 September 2004. Strasbourg: Council of Europe, 2005.
В. А. Гуторов
М. Х. Фарукшин. Лицо и маска: Заметки о политическом лидерстве в Татарстане,
1989-2005 гг. Казань, 2005.
Демократии укрепляются тогда, когда народ понимает, что демократия есть решение проблемы тирании, а не чего-нибудь еще.
Самуэль Хантингтон
Шаймиев мстил мне за выступления в печати с критическими статьями, хотя в феврале 2001 года в фойе здания Академии Наук Татарстана, где проходило ежегодное общее собрание Академии Наук, взяв меня за локоть, сказал удивительную вещь: «Все, что вы пишете, правильно.
Мидхат Фарукшин
Если бы существовала традиция давать названия рецензиям на научные издания, то эту рецензиию следовало бы озаглавить как «Иго авторитаризма, или Борьба "за нашу и вашу свободу" в книге, которой "нет"». Среди российских ученых, занимающихся политической наукой, имя профессора Казанского университета Мидхата Хабибовича Фарукшина хорошо известно. Он — автор множества работ по вопросам политической
