CC BY
122
ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЯ. РЕЧЕВЕДЕНИЕ
И.А. Иванчук
РИТОРИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ РАЗГОВОРНОСТЬ В ПУБЛИЧНОЙ РЕЧИ НОСИТЕЛЕЙ ЭЛИТАРНОГО ТИПА РЕЧЕВОЙ КУЛЬТУРЫ: ЕЕ СПЕЦИФИКА И ФУНКЦИИ
Северо-Западная академия госслужбы, г. Санкт-Петербург
Современные теории культуры речи и риторики в центр исследовательских проблем ставят проблему воздействия. Разрабатывается идея выделения самостоятельной филологической дисциплины - науки о речевом воздействии [1].
Изучение воздействующей силы публичной речи требует от лингвистов особого внимания к ее языковым средствам - риторическим категориям. Особенно актуальным исследование этого компонента коммуникации становится в связи с интенсивным процессом интеграции риторики, стилистики и культуры речи (Л.К. Граудина, О.Б. Сиротинина, E.H. Ширяев, С.И. Виноградов и др.), на стыке которых находятся риторические категории. Обращение к данному объекту диктуется и недостаточной изученностью статуса риторических средств в современном публичном дискурсе, потребностью перейти от критики риторических неудач к исследованию образцов современного красноречия (E.H. Ширяев, Л.К. Граудина, A.A. Волков, В.И. Аннушкин, В.И. Коньков и др.).
Одной из наиболее значимых в современной публичной речи риторических категорий является разговорность, которая входит в понятие современного риторического идеала: «В настоящее время самым эффективным стилем публичной речи признан естественный, разговорный» [2, с. 107].
Изменения в социальной и культурной жизни последнего десятилетия - смена основ общественного устройства, либерализация социальных отношений, отмена цензуры, расширение круга лиц, вовлеченных в публичное общение, и др. - обусловили усиление личностного начала, поиски новых средств выражения, ослабление официальности в публичном речевом узусе, но и привели к снижению, огрублению, усреднению, вульгаризации публичной речи.
Определяющими тенденциями современной вербальной коммуникации исследователи считают усиление экспрессии (E.A. Земская, В.Г. Костомаров, А.П. Сковородников, H.A. Купина, И.А. Стернин),
эмоциональности (В.И. Шаховский), сдвиг эталона хорошей речи (О.Б. Сиротинина), детабуизацию гру-бопросторечной, бранной, обсценной лексики (Ю.А. Бельчиков), усредненность языкового стандарта (Г. П. Нещименко) и т.д. Эти процессы в публичном общении связываются с усилением влияния разговорной речи, которая «не сводится к заимствованию слов и конструкций. Заимствуется нечто большее - сама идеология речевого поведения, которая сложилась в сфере неофициального повседневного речевого обихода» [3, с. 77].
Особую интерпретацию разговорность получает в рамках теории типов речевых культур [4, 5], которая и служит основой нашего исследования. Выделяя типы речевой культуры, связанные со сферой действия литературного языка, - элитарный, среднели-тературный, литературно-разговорный, фамильярно-разговорный, - авторы этой теории рассматривают разговорность как особую категорию - эстетическую и риторическую, - получающую свое воплощение в элитарном типе речевой культуры (ЭРК). Общим свойством двух названных разновидностей разговорности признается намеренное, мотивированное привлечение разговорных элементов (включая просторечие, жаргонизмы, диалектизмы) для создания иллюзии говорения в словесном искусстве и впечатления некнижной речи в СМИ) [6]. Отнесение разговорности именно к элитарной речи обусловлено свободным владением носителями этого типа речевой культуры функционально-стилевой дифференциацией языка, что не свойственно говорящим в пределах сниженных типов речевой культуры.
Для изучения разговорности как риторической категории публичной речи существенно определение не только ее сходства с разговорностью эстетической, но и различия между ними. К основным дифференцирующим признакам относим следующие:
а) эстетическая категория разговорности мотивирована многообразными компонентами художественного текста, ее адресованность читателю опосредо-
вана «образом автора», рассказчиком, образами персонажей, композицией произведения, его концептуальным планом; риторическая же категория разговорности обусловлена коммуникативной стратегией говорящего, имеет прямую, непосредственную адресацию реципиенту, определяется языковой прагматикой дискурса;
б) риторической категории разговорности присуща особая антиномичность: противоречивое сочетание находят в ней, с одной стороны, стремление к эспрессии как способу усиления воздействия на адресата, с другой - необходимость соблюдать этико-эстетические нормы общения, следовать «идеальной языковой норме» [7]. Поэтому риторическая категория разговорности требует от говорящего большей осторожности, ответственности, осмотрительности в привлечении нелитературных элементов, обязывает к более строгой сохранности «культурной рамки общения» [8], чем эстетическая категория, для которой нет принципиальных запретов.
Цель нашего исследования - определить специфику риторической категории разговорности как релевантного признака элитарного типа речевой культуры (ЭРК). Конкретные задачи анализа: установить состав категории разговорности, дать классификацию ее функций, рассмотреть разговорность в контексте тенденции современной публичной коммуникации, выявить зависимость разговорности от типа дискурса и интенции говорящего, определить критерии допустимого и, соответственно, возможность отнесения говорящего к носителям ЭРК, рассмотреть разговорность в свете языковой политики.
Материалом анализа служат публичные выступления видных деятелей русской культуры, прежде всего тех, кто профессионально связан со словом: писателей, ученых-гуманитариев, политиков и журналистов, актеров и режиссеров. Источники материала - магнитофонные записи теле- и радиопередач, публичных лекций, стенограммы встреч писателей в Останкине, стенографические отчеты заседаний Государственной Думы, данные Интернета за 1985-2002 гг.
Анализ разговорности ведется на уровне лексики. (Иллюстративный материал и комментарии в связи с условиями публикации приводятся в ограниченном объеме.)
Разговорность в изучаемых дискурсах проявляет специфику в самом составе сниженных единиц. Преобладающими, широко представленными во всех типах и жанрах публичной речи носителей ЭРК являются традиционные экспрессивы - разговорно-просторечная лексика, которая имеет традицию литературного применения и фиксируется БАС как пласт сниженного стилистического регистра пометами прост. и разг., - что выделяет изучаемые дискурсы на общем фоне современной публичной речи, характерной чертой которой является интенсивное
взаимодействие с молодежной и уголовной субкультурой (В.Г. Костомаров, В.В. Химик, Е.В. Какорина, А.П. Чудинов и др.).
Состав экспрессивов широк, основную массу их составляет эмоционально-оценочная лексика пейоративного характера, однако она лишена грубости, вульгарности (слова с такими пометами словарей единичны). Обсценная лексика отсутствует в том широком спектре дискурсов, которые оказались в поле нашего зрения, и это соответствует таким признакам носителей ЭРК, как высокий уровень общей культуры, строгое соблюдение этических норм, правил речевого этикета; уважение к адресату речи, толерантность.
Своеобразен состав жаргонной лексики, которая привлекается несравненно более сдержанно, чем это свойственно вообще современной публичной речи: жаргонизмы представлены такими единицами, которые только генетически принадлежат криминальной среде, но уже теряют свою социальную прикреплен-ность, хотя в ряде случаев и сохраняют ассоциации с уголовным миром. Это лексика так называемого общего жаргона, т.е. того пласта «современного русского жаргона, который встречается в языке СМИ и употребляется (или, по крайней мере, понимается) всеми жителями большого города, в частности образованными носителями русского литературного языка» [9]. Главное же отличие употребления всей ненормативной лексики в дискурсах носителей ЭРК - в мотивации, намеренности их употребления, в сознательном и целенаправленном использовании «как специального функционально-стилистического регистра с определенными прагматическими целями» [10, с. 206].
Основное свойство этого регистра - многофункциональность сниженных языковых единиц.
Мы выделяем две разновидности функций разговорности. Одна из них - главная, определяющая -обусловлена природой разговорности в публичной вербальной коммуникации - «осознанным снижением речи в риторических целях» [6, с. 350-351]. Она обеспечивает доверительность, оптимальный характер публичного общения. Эта функция может быть названа макрофункцией. Она реализуется второй разновидностью функций - микрофункциями, в состав которых входят: номинативная, экспрессивно-характеризующая, эмотивная, микрофункция стилизации, эстетическая. При классификации микрофункций используем элементы типологии языковых функций разговорности Якобсона [11, с. 198-203] и В.В. Химика [10, с. 207].
Микрофункции в дискурсах активно взаимодействуют.
1. Номинативная микрофункция. Прагматическая обусловленность обращения говорящего к сниженным номинациям определяется либо стремлением к языковой экономии, когда в литературном языке от-
сутствует однословное именование понятия, либо желанием преодолеть стандарт, найти более эффективную форму воздействия в тех случаях, когда кон-нотативные компоненты семантики субстандартных номинаций уточняют значение по сравнению с их нормативными параллелями.
Номинативная функция характерна прежде всего для жаргонных единиц. В дискурсах носителей ЭРК это слова, которые, хотя и получили широкое распространение, фиксируются словарями [9, 12, 13] как жаргонные. В публичном дискурсе носителей ЭРК жаргонизмы часто служат предметом ме-татекстовых комментариев, например (о воровской среде): Человек, который имеет дело с деньгами, эти деньги называет так: бабки, зелененькие, еще как-нибудь. Потому что это его эмоционально ранит. Это одна из основ употребления блатного языка (Д.С. Лихачев).
Привлечение жаргонных номинаций (тусовка, наезд, беспредел, разборка и др.) сопровождается активным отношением к их семантике, их коннота-тивным потенциям, умением извлечь из них нужный экспрессивный эффект. При этом идут процессы сужения, расширения, эмоционально-оценочного осложнения смысла слова. Обостренное чувство семантических возможностей слова у говорящих и построение комментирующего контекста способствуют его смысловой динамике и стилистической ассимиляции. Таково, например, употребление слова общего жаргона схохмить. Слово отсутствует в толковых словарях [12, 13], в словаре русского общего жаргона [9] приводится хохма - «нечто сказанное или рассказанное с целью вызвать смех»; соответственно производный глагол в узусе синонимичен нормативным пошутить, сострить. В контексте же слово уточняет свою семантику, развивая коннотацию (пошутить) «неосторожно, бездумно, грубо, нарушив эмоциональную атмосферу» : ...есть... целое умозаключение, что первую читку, как первую любовь, как первую ночь, - надо организовать, чтобы никто не спугнул, не схохмил, не испортил цинизмом эту первую ночь. Станиславский предлагал иногда на читки некоторым людям, особенно острякам в Художественном театре, не приходить (А.С. Смелянский, доктор искусствоведения).
Употребление жаргонизмов для выражения нужного смысла, не имеющего в норме особого знака, или для обновления номинации встречается в дискурсах журналистов (Н. Сванидзе, E. Киселёва. В. Флярковского, М. Соколова), государственных и политических деятелей (С. Степашина, А. Чубайса), писателей (А. Солженицына, Л. Петрушевской, E. Евтушенко, Т. Толстой), деятелей театра и кино (С. Говорухина, В. Фокина, Л. Додина), однако случаи обращения к жаргонизмам единичны для каждого из носителей ЭРК и ни один из них не проявляет повышенной склонности к жаргонизации речи.
2. Экспрессивно-характеризующая микрофункция. Основная масса сниженных лексических единиц служит эффективным способом передачи экспрессии как выразительной характеристики предмета речи с целью воздействия на адресата. Такая характеристика часто создается образным употреблением слова с пейоративной окраской, ее прагматическое назначение - представить оценочно какое-то явление, процесс, поведение лиц или групп, привлечь к определенной проблеме внимание, выразить субъективный взгляд на ситуацию. Ср.: Худо, когда у нас иногда облыжно, бездоказательно лупят просто дубиной по башке. Я считаю, что моя лучшая работа - это роман «Дом», который я сделал как писатель. И что же критика? К сожалению, молчание и выжидание, выжидание и присматривание одним глазом (Ф. Абрамов).
Сниженное слово, создавая отрицательно-оценочную характеристику явления, подкрепляет фактическую аргументацию говорящего. Такова, например, осудительная сила слова в речи А. Солженицына о положении русскоязычного населения в бывших союзных республиках: Эта проблема острейшая. Она зависит от того, как бы... Беловежского совещания. 25 миллионов человек швырнули соотечественников, и дальше у нас заботы нет.
Наиболее резкая, подчеркнуто отрицательная оце-ночность слова в данной функции свойственна политическому дискурсу, особенно индивидуальным стилям ряда политических обозревателей, например H. Сванидзе, речь которого отличается рельефной ощутимостью словесных образов, личностным тоном характеристик. Например: Сталин позволил Гитлеру сожрать Польшу и сам оттяпал ее кусок.
Оценочность экспрессивов может варьироваться, не совпадая с узуальной, в чем отражается повышенное чутье к слову как черта творческого, активного отношения говорящего к языку, его креативная память, историко-литературные ассоциации.
Это проявляется, например, в коннотативной семантике таких сниженных слов, как баба, девка, мужик. Слова эти рассматриваются нами в их семантико-сти-листической динамике начиная с языка А.С. Пушкина. Контексты слов в современных дискурсах обнаруживают отсветы их экспрессивного применения в традиции русской художественной речи. Показательна экспрессивная динамика слова баба, которое с начала XIX в. было обозначением женщины из простого народа и номинацией женщины вообще. В языке же Пушкина и его окружения слово получает коннотацию доброжелательной иронии, грубоватой ласковости. Ср. в письме к жене: О тебе в свете спрашивают и ждут очень. Я говорю, что ты уехала плясать в Калугу. Все тебя за это хвалят и говорят: ай да баба! - а у меня сердце радуется! [14, с. 152].
В языке Н.В. Гоголя, А.И. Герцена, И.А. Гончарова, А.Н. Островского, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоев-
ского находим не только узуальные употребления, но и образные применения слова. В современном языке слово передает «риторически сниженную по культурно-нравственному статусу номинацию» [15, с. 266] и лишь в особых контекстах говорящего-мужчины может иметь коннотацию одобрительную [10, с. 217].
Однако в художественной литературе (К. Симонов, Ю. Друнина, Ф. Абрамов) и в дискурсах носителей высокой речевой культуры, опирающихся на широкую историко-литературную компетенцию, слово это представлено в более сложной стилистической динамике. Так, в выступлении в Останкине Ф.А. Абрамова традиция мелиоративного употребления слова, идущая от пушкинской эпохи, становится основой высокого напряженно-патетического контекста, своеобразного гимна русской женщине: ...когда у нас говорят, пишут в истории, что второй фронт был открыт в 1944 году, это неверно. Второй фронт был открыт русской бабой еще в 1941 году, когда она взвалила на себя всю эту мужскую непосильную работу, когда на нее оперся всей своей мощью фронт, армия, война... И конечно же, русская баба, русская женщина достойна великих памятников.
Подобная динамика коннотаций, индивидуальная экспрессивная переакцентировка создает стилистическую гибкость слова в речи носителей ЭРК.
3. Эмотивная микрофункция. Свойство слова нести эмоциональную информацию тесно связано с его характеризующей ролью, и микрофункции эмотивная и экспрессивная часто сочетаются (В.И. Шахов-ский, H.A. Лукьянова и др.).
Строгость «культурной рамки общения», которую должны соблюдать носители ЭРК, не лишает их публичную речь человеческих страстей, яркости чувств, однако общая культура, верность этическим нормам не позволяет им впадать в аффектацию, заставляет быть сдержанными в проявлениях эмоций.
Среди всех типов дискурса по активности эмотив-ной микрофункции выделяется дискурс политический. Сниженная лексика становится способом не только представить себя как «своего», установить доверительные отношения со слушателями, но и ярче выразить свои чувства, чтобы усилить прагматический эффект - получить ответную реакцию, воодушевить аудиторию, изменить точку зрения адресата, его эмоциональное отношение к событиям и лицам. Лексика эта привлекается прежде всего в агональных жанрах публичной речи: парламентских, предвыборных дебатах, на митингах, - выступая как средство политической борьбы, способ дискредитировать противника.
Хотя «современная речевая культура в целом не поощряет использование грубых, открытых форм агрессии в публичной коммуникации» [16, с. 133], реальная практика политической борьбы отражает многочисленные примеры недопустимого нарушения
норм парламентской речи. Например: Семь лет в стране предатели и мародеры; Всего хватило (Б.Н. Ельцину. - И.И.) несколько процентов для того, чтобы протолкнуть ту конституцию, которая сдохла и никому ничего не гарантирует (ср. [17]).
Политические речи носителей элитарной речевой культуры строятся в ином эмоционально-стилистическом регистре. Вербальная агрессия как форма политической борьбы с противником, аффектация, форсированные выражения эмоций, устанавливающие отношения резкой конфронтации, не характерны для дискурсов носителей ЭРК. Не свойственно им распространенное в СМИ употребление пейоративов как маркеров межэтнических конфликтов, отсутствуют в их речи грубые, вульгарные слова как знаки «чуждости», так как агрессивные прагматические смыслы таких употреблений несовместимы с гуманистическими взглядами носителей ЭРК, с русской культурной традицией толерантности, которую они продолжают [18, с. 25]. Рациональность, информативность, логическая аргументация, ирония, насмешка заменяют в их речи крайние формы агональной стилистики. Таковы политические речи А.Д. Сахарова, Ю.Н. Афанасьева; в тонах корректной полемики, свободной от бранных инвектив, были проведены, например, предвыборные дебаты Н.С. Михалкова и С.В. Кириенко, лишены грубой словесной агрессии в остро конфликтной ситуации дискурсы А. Чубайса - Г. Явлинского (ток-шоу «Основной инстинкт»). Даже в самом эмоционально напряженном агональном жанре митинга носители разных типов речевой культуры используют разные формы полемики; разное словесное выражение получает в их речи мобилизационная роль политического языка. Ср. стиль двух дискурсов - тележурналистов С. Сорокиной и С. Пархоменко - на митинге в поддержку НТВ: Есть что-то большее, что отличает нас от всего живого, - это солидарность, это чувство локтя, это товарищество (С. Сорокина); Есть такие люди, которые обращают все в дерьмо, все, к чему они прикоснутся. Мы можем только то, что мы делаем 8 лет, мы можем только то, что мы делаем. Помогите нам делать это, чтобы все это не превратили в дерьмо (С. Пархоменко).
Вместе с тем сдержанность в проявлении эмоций не означает бесстрастности политических речей, отсутствия в них резких оценок при любых обстоятельствах. В моменты острых политических столкновений или трагических событий политические деятели прибегают к сильным, эмоционально напряженным пейоративам, даже жаргонизмам. Однако в дискурсах носителей ЭРК они передают особые прагматические смыслы.
Показательны речи политиков в трагические дни террористического акта в театральном центре Москвы в 2002 г. Неоднократно встречался в них жаргонизм отморозок [9]. Криминальная метафора
прозвучала в теледебатах «Свобода слова» в речи члена парламента как грубая брань в адрес политических противников - защитников идеи сильной России любой ценой, независимо от жертв, которых потребуют события. Пейоратив вызвал справедливую реакцию ведущего С. Шустера, высказавшего возмущение недопустимо оскорбительной формой политической дискуссии. После проведения контртеррористической операции слово отморозки было употреблено в интервью заместителя министра внутренних дел В. Васильева с другой адресацией и совершенно иной эмоциональной окрашенностью - как гневное обвинение преступников. Такую же оценку террористов в программе «Зеркало» использовал Н. Сванидзе, выражая иронию по отношению к двойной морали недоброжелателей России: До сих пор в мире существуют двойные стандарты в отношении террористов. Их делят на своих и чужих: своих -отмороженных убийц - и чужих - борцов за справедливость.
Сильная инвектива в адрес террористов прозвучала в Обращении Президента В.В. Путина: Дорогие соотечественники! В эти дни мы вместе пережили страшное испытание. Все наши мысли были о людях, оказавшихся в руках вооруженных подонков.
Инвективная лексика и жаргонизмы в приведенных дискурсах приобретали особый прагматический смысл: если обычно в СМИ подобные криминальные метафоры выполняют роль агрессивных выпадов (как в приведенном примере теледебатов «Свобода слова») или негативной характеристики социальной ситуации в России [19], выражают прагматические смыслы национальной и социальной вражды (ср. распространенную в СМИ формулу чеченские отморозки) и тем самым отрицательно воздействуют на сознание адресата, то в приведенных дискурсах (как и вообще в публичной речи носителей ЭРК) они привлекаются не для изображения действительности как преступного мира, не для противопоставления «своих и чужих», но для выражения эмоциональной оценки таких злодеяний современного мира, как терроризм, разгул преступности. Прагматические смыслы криминальной метафоры направлены при этом на объединение сил общества перед лицом общей опасности, на защиту общечеловеческих ценностей, а не на агрессивное противостояние внутри общества.
Подобные экспрессивные речевые единицы не нарушают ни языковой, ни этической нормы, оставаясь в границах возможного, допустимого, и продолжают традицию русской публицистики - обращение к эмоционально насыщенным социальным оценкам, риторически действенным формулам.
4. Микрофункция стилизации. E.H Ширяев выдвигает для определения объективных оценок употребления нелитературных компонентов вопросы:
«кто, кому, зачем и где так говорит?» [7, с. 19]. Сопоставление дискурсов в аспекте данных критериев позволяет выявить не только современный узус, но и оппозицию возможность / невозможность отнесения говорящего к элитарному типу речевой культуры на основании соблюдения / несоблюдения принципа целесообразности нарушения нормы.
Стилизация - сознательное подражание тому или иному стилю, имитация, подчеркнутая «подделка» под оригинал. Эта функция требует особенно тонкого чутья к слову, его семантико-стилистическим возможностям, изощренного владения стилями литературного языка. Типичны в дискурсах два проявления стилизации - создание речевой маски, иллюзии особого образа говорящего (аналога повествователя в художественном тексте) и придание своему речевому облику черт, не свойственных в действительности, но помогающих передать желаемое представление о своей личности. В первом случае это прием, близкий к художественному сказу, во втором - к актерской игре избранной роли.
Первый тип стилизации представлен дискурсами телеведущего передачи «Итого» - известного сатирика В. Шендеровича, создающего маску наивного, доверчивого немудрящего рассказчика, за которой просвечивает язвительная ирония памфлетиста: Борис Николаевич, как человек тонкий, не предупреждает, когда начинает шутить. Теперь только, задним числом, мы можем оценить всю глубину этого искрометного юмора. Вот, скажем, насчет Немцова, помните, что, мол, тот будет преемником. Какая была шутка! Класс/ С Черномырдиным, ну, я считаю, тоже смешно вышло: орден ему - и тут же пинка под зад. Но там еще, как же, я считаю, был розыгрыш насчет того, чтобы лечь на рельсы. На эту шутку вообще полстраны купилось. Некоторые до сих пор на рельсах сидят, ждут Бориса Николаевича. Без чувства юмора люди, что ты будешь делать! Стилистический контраст в дискурсе сатирика мотивирован ироническими целями, оправдан образом рассказчика, а объем привлекаемых нелитературных единиц не выходит за рамки литературного просторечия и общего жаргона и не нарушает языковых и этических норм публичной речи, будучи подчинен общей задаче создания речевой маски.
Иная картина - в стилистически противоречивом дискурсе С. Каледина. Талантливый писатель С. Каледин чувствует потенциальные возможности слова, обладает острым языковым слухом, но намеренно, вопреки стилистическим законам, создает пеструю смесь разностилевого. Речевое поведение писателя -это нарочитое, подчеркнутое сгущение разного рода отступлений от нормы, это эпатаж, стремление шокировать своей речевой свободой, независимостью, это своего рода социальный протест против любого диктата, в том числе и языкового: Я вообще не соби-
рался быть писателем - я ездил на шабашки, валял дурака, пьянствовал, - это чудом получилось. Я не мог литинститут закончить, и мамка мне сказала, что ты, кретин что ли, не можешь сраного диплома получить! Она ко мне приехала, 30 дней у меня сидела и заставила писать «Смиренное кладбище». И тут мне сказали, что я знаменитый писатель - и пошла мазуха, завертелось все, а я хотел только от маменьки отделаться! А тут - матушки ты мои... Письма пишут, Василь Быков спрашивает, когда следующая вещь... Речь С. Каледина -это речевой спектакль, одновременно забавляющий и эпатирующий адресата. Однако подобный дискурс не может быть признан проявлением самой высокой культуры не только потому, что сам принцип эпатажа любыми средствами отрицательного снижения, вплоть до вульгаризмов и обсценизмов, нарушает порог допустимого в этической и эстетической норме, противоречит обязательному для носителей ЭРК критерию ответственного отношения к публичному слову, но и потому, что в перегруженности субстандартной лексикой, пестроте стилистического облика слов (грубого просторечия, жаргонизмов, обсцениз-ма, элементов так называемого натурального (социально приуроченного) просторечия) писателю изменяют чувство меры и чувство вкуса - важнейшие признаки высокой речевой культуры.
Кроме рассмотренных разговорность может выполнять микрофункцию эстетическую. Признаками ЭРК являются не только соблюдение норм и свободное владение стилями литературного языка и жанрами речи, но и творческое отношение к языку, активность креативных интенций, проявляющаяся в индивидуальности речевого поведения в публичном общении. Индивидуальная речевая манера сближает публичную вербальную коммуникацию с художественной речью, выступая как особая «эстетическая надбавка» к коммуникативной роли говорящего [20, с. 53]. Элементы разговорности реализуют этот эстетический компонент в составе риторических универсалий (тропов, фигур, афоризмов). Риторические универсалии и роль разговорности в них рассматривается в наших специальных статьях [21-23 и др.].
Таким образом,разговорность в публичном дискурсе носителей ЭРК обладает рядом характерных особенностей в своем составе, функциях, прагматике, гармонически воплощая антиномию экспрессия / норма; в пределах разговорности происходит семан-тико-стилистическая ассимиляция сниженных единиц, которые уже проникают в норму языка или могут быть усвоены в будущем; разговорность отражает зависимость от типа и жанра дискурса, ситуации, социальных и личностных качеств говорящего; она проявляет его креативную память, творческое начало его личности; отражает своеобразие прагматических смыслов, связанных с языковой картиной мира говорящего.
Разговорность в публичной речи носителей ЭРК позволяет по-иному понять некоторые процессы современного дискурсивного пространства. Экспансия простого, «низкого» не разрушает, а видоизменяет не только норму, которая от нормы-запрета переходит к норме-выбору (М.В. Панов), но и элитарную речевую культуру: грани между элитарной и средне-литературной культурой теряют в составе разговорности свою жесткую определенность, но не стираются. Расширение границ функционально-стилистического просторечия и жаргонизмов в публичной речи высокого типа речевой культуры - это не снижение ее узуса, но показатель расширения экспрессивных возможностей литературного языка, создание новых условий для проявления личностного начала, вариаций индивидуальной манеры говорящего. «Большинство эффектов литературной речи основано на тонкой игре стилями», - писал Л.В. Щер-ба, подчеркивая необходимость строгого употребления слов в соответствии с их стилистической природой, понимания «стилистической структуры языка» [24, с. 139], что и свойственно носителям ЭРК.
Оценка принадлежности говорящего к носителям ЭРК не должна быть прямолинейной и субъективной. Употребление тех или иных сниженных слов, вплоть до жаргонных, если они не нарушают нравственных норм, - не основание для квалификации типа речевой культуры личности как среднелитера-турного или разговорно-литературного. Недопустимо «употреблять слова грубые, или областные, или арготические и т.п. как обыденные (внестилевые)» [24, с. 139] (подчеркнуто нами. - И.И.), а именно это и происходит в современном узусе публичной коммуникации. В дискурсах же носителей ЭРК сниженные элементы разговорности всегда глубоко мотивированы, стилистически и прагматически оправданы. Критерием высокой речевой культуры должно быть не «пуристическое оберегание традиционной нормы литературного языка» [25, с. 243], но пушкинский принцип «соразмерности и сообразности», «истинный вкус» как чувство меры, чутье языка и прагматическая направленность речи, в основе которой гуманистическое миропонимание, толерантность, традиции высокой духовности русской культуры.
Тенденции же неоправданного расширения разговорной речи, жаргонизации, вульгаризации публичной речи, которые порождены социальными процессами эпохи, - это проблема не судьбы русского литературного языка, которому якобы грозит оскудение, вырождение, кризис (такие опасения часто высказываются при обсуждении современной языковой ситуации), но проблема состояния речевой культуры значительной части общества (Г.Н. Скля-ревская, О.Б. Сиротинина, В.Г. Костомаров, Г.П. Не-щименко, Л.П. Крысин, H.A. Купина, Н.С. Болотно-ва, E.H. Ширяев и др.), в котором идет сокращение
«действительных носителей» (ге8р. носителей элитарного типа речевой культуры) и рост «реальных пользователей» [26, с. 105] литературного языка, развивается «чисто утилитарное потребление языка» [27, с. 189]. Чтобы противостоять этим тенденциям, необходимо развитие общей и речевой культуры, совершенствование школьной программы обучения;
рост профессионализма и гражданской ответственности в СМИ; участие деятелей всех областей культуры в развитии духовного, нравственного потенциала общества; повышение престижа речевой и риторической компетенции личности; разработка системы языкового воспитания, включающей популяризацию образцов современного красноречия.
Литература
1. Стернин И.А. Введение в речевое воздействие. Воронеж, 2001.
2. Михальская А.К. Основы риторики: Мысль и слово. М., 1996.
3. Коньков В.И. СМИ как речевая система // Мир русского слова. 2003. № 5 (13).
4. Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.
5. Гольдин В.Е., Сиротинина О.Б. Внутринациональные речевые культуры и их взаимодействие // Вопр. стилистики. Вып. 25. Саратов, 1999.
6. Сиротинина О.Б. О терминах «разговорная речь», «разговорность» и «разговорный тип речевой культуры» // Лики языка. М., 1998.
7. Ширяев Е.Н. Типы норм и вопрос о культурно-языковых оценках // Культурно-речевая ситуация в современной России. Екатеринбург, 2000.
8. Виноградов С.И. Нормативный и коммуникативно-прагматический аспекты культуры речи // Культура русской речи и эффективность общения. М., 1996.
9. Ермакова О.П. и др. Слова, с которыми мы встречались: Толковый словарь русского общего жаргона. М., 1999.
10. Химик В.В. Поэтика низкого, или просторечие как культурный феномен. СПб., 2000.
11. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1975.
12. Словарь современного русского литературного языка. Т. 1-17. М.; Л., 1948-1965.
13. Толковый словарь русского языка конца ХХ в. / Под ред. Г.Н. Скляревской. СПб., 1998.
14. Пушкин А.С. Переписка / Под ред. и с примеч. В.И. Саитова. Т. 3. 1911.
15. Телия В.Н. Русская фразеология: Семиотический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996.
16. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. М.; Волгоград, 2000.
17. Культура парламентской речи. М., 1994.
18. Купина Н.А., Михайлова О.А. Лингвистические проблемы толерантности // Мир русского слова. 2003. № 5 (13).
19. Чудинов А.П. Криминальная метафора в современных сферах массовой информации // Там же.
20. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий: варианты речевого поведения. М., 1993.
21. Иванчук И.А. Экспрессивизация устной публичной речи (на материале метафоры в интервью с носителями элитарной речевой культуры) // Вопр. стилистики. Вып. 28. Саратов, 1999.
22. Иванчук И.А. Интертекстуальность метафоры в устном публичном дискурсе носителей элитарной речевой культуры // Изучение и преподавание русского языка: Юбил. сб. Волгоград, 2001.
23. Иванчук И.А. Риторические универсалии в современном публичном дискурсе носителей элитарной речевой культуры (афо-ристика) // Профессиональная риторика: проблемы и перспективы. Воронеж, 2001.
24. Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957.
25. Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. Л., 1974.
26. Нещименко Г.П. Динамика речевого стандарта современной публичной вербальной коммуникации: Проблемы. Тенденции развития // Вопр. языкознания. 2001. № 1.
27. Золотова Г.А. Разговорные вариации в нормативном пространстве // Поэтика. Стилистика. Язык и культура: Памяти Т.Г. Винокур. М., 1996.
