CC BY
103
ДРЕВНИЙ МИР
УДК: 303.446.4; 94.37.03
МЕДОВИЧЕВ А.Е.* РИМСКАЯ ЭКСПАНСИЯ И КОЛОНИЗАЦИЯ В ЭПОХУ РАННЕЙ И СРЕДНЕЙ РЕСПУБЛИКИ: НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ СОЗДАНИЯ РИМСКОЙ ИТАЛИИ В ЗАРУБЕЖНЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ РУБЕЖА XX-XXI вв. (Статья). DOI: 10.31249/ihist/2021.03.02
Аннотация. В статье рассматриваются подходы зарубежных ученых к изучению политической системы, созданной Римом после победы над Латинским союзом в войне 341-338 гг. до н.э. Новая система, возникшая в результате урегулирования 338 г., послужила основой для успешного развития римской экспансии в Италии. Инструментами расширения и упрочения римского господства на полуострове стали обширная сеть двусторонних союзов между Римом и италийскими общинами, распространение римского гражданства и колонизация. Тем самым была создана основа для политической унификации и романизации Италии.
Ключевые слова: Римская республика; завоевание Италии Римом; Римско-италийский союз; римская колонизация Италии; романизация Италии.
MEDOVICHEV A.E. Roman expansion and colonization in the age of the Early and Middle Republic: Some aspects of the creation of Roman Italy in forein studies at the turn of the XX - XXI centuries. (Article).
Abstract. The article discusses approaches of foreign scientists to the study of the political system created by Rome after the victory over
* Медовичев Александр Евгеньевич - старший научный сотрудник Отдела истории Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН РАН). E-mail: [email protected]
the Latin League in the war of 341-338 BC. The new system that emerged as a result of the settlement of 338 BC, served as a basis for the successful development of Roman expansion in Italy. The tools for expanding and consolidating Roman rule on the peninsula were a network of bilateral alliances between Rome and the Italian communities, the extension of Roman citizenship, and colonization. This created the basis for the political unification and romanization of Italy.
Keywords: Roman Republic; Rom's conquest of Italy; Roman-Italian Alliance; Roman colonization of Italy; romanization of Italy.
Для цитирования: Медовичев А.Е. Римская экспансия и колонизация в эпоху Ранней и Средней Республики: некоторые аспекты создания римской Италии в зарубежных исследованиях рубежа XX-XXI вв. (Статья) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 5: История. - Москва : ИНИОН. РАН, 2021. - № 3. -С. 23-43. DOI: 10.31249/rhist/2021.03.02
История Италии и Рима эпохи Ранней (509-287 гг. до н.э.) и Средней (287-133 гг. до н.э.) Республики - это в значительной степени история римской экспансии и завоевания Апеннинского полуострова, но также история различных этнокультурных групп и городских общин и тех стратегий, которые использовал Рим для их интеграции в то, что современные зарубежные историки часто называют Римским содружеством, а российские - Римско-италийским союзом. В данной статье представлен обзор некоторых новейших исследований зарубежных ученых, рассматривающих процесс создания римской Италии в различных аспектах: политическом, социальном, экономическом и культурном. Изучение этого процесса позволяет понять то, каким образом город-государство с его весьма ограниченными административными ресурсами сумел установить эффективный контроль над множеством племенных и городских сообществ полуострова, находящихся на разном уровне развития, а в дальнейшем распространить свою экспансию далеко за его пределы. Таким образом, создание римской Италии дает возможность проследить истоки и специфику раннего этапа такого исторического феномена, как римский империализм.
Завоевание Италии и особенности ее устройства под властью Рима с XIX в. и по настоящее время остаются предметом множе-
ства исследований как в виде соответствующих глав в общих трудах по римской истории, так и в виде специальных работ, монографий и статей. В центре внимания ученых находятся государственно-правовые отношения римлян и их италийских союзников, юридический статус различных категорий италийских общин, римская колонизация и ее роль в политической и культурной унификации Италии. Наибольший вклад в изучение данного круга вопросов внесли работы Т. Моммзена, К. Белоха, А. Афзелиуса, К. Николе, Э.Т. Сальмона и др.1 Феномен римского империализма эпохи Республики исследовали А. Момильяно, У. Харрис, Дж. Норт2. В отечественной историографии указанные сюжеты рассматривались в монографиях А.И. Немировского и Ф.М. Нечая3. Детальному анализу взаимоотношений Рима и италийцев в III-II вв. до н.э. посвящена монография И.Л. Маяк4.
В историографии рубежа XX-XXI вв. весь комплекс проблем, связанных с римской экспансией и колонизацией Италии в эпоху Ранней и Средней Республики, исследован в фундаментальных монографиях Т. Корнелла [4] и К. Ломас [7], посвященных истории Рима до периода Пунических войн. В этих работах история раннего Рима рассматривается в контексте истории других италийских народов и культур. Такой подход позволяет выявить как общие тенденции развития, так и те специфические черты, которые позволили Риму установить свое господство на Апеннинском полуострове. В частности, особо подчеркивается роль в успе-
1 Mommsen Th. Römishes Staatsrecht. Bd. 1-3. - Leipzig, 1887-1888; Beloch K.J. Der Italische Bund unter Roms Hegemonie: Staatsrechtliche und Statistische Forschungen. - Leipzig, 1880. - 252 S.; Afzelius A. Die römische Eroberung Italiens (340-264). - K0benhavn, 1942. - 204 S.; Nicolet C. The world of the citizen in republican Rome. - Berkeley ; Los Angeles, 1988. - 435 p.; Salmon E.T. Roman colonization under the Republic. - London, 1969. - 208 p.; Salmon E.T. The Making of Roman Italy. - London, 1982. - 212 p.
2 Momigliano A.D. Alien Wisdom: The Limits of Hellenization. - Cambridge, 1975. - VIII, 174 p.; Harris W.V. War and Imperialism in Republican Rome, 32770 BC. - Oxford, 1979. - XI, 293 p.; North J.A. The development of Roman imperialism // J. of Roman studies. - 1981. - N 71. - P. 1-9.
3 Немировский А.И. История раннего Рима и Италии. - Воронеж, 1962. -303 с.; Нечай Ф.М. Рим и Италики. - Минск, 1963. - 194 с.
4 Маяк И.Л. Взаимоотношения Рима и италийцев в III-II вв. до н.э. (до Гракханского движения). - Москва, 1971. - 160 с.
хе римской экспансии уникальной формы отношений Рима с покоренными общинами. Тенденции и факторы развития римской экспансии рассмотрены также в специальных работах С. Окли [8], Дж. Армстронга [1], Ф.К. Дрогулы [5] и других исследователей. Анализ существующих в историографии концепций римского империализма, начиная с теории «оборонительного империализма» Т. Моммзена, представлен в работе Дж. Рича [9]. Показав односторонность имеющихся в настоящее время в науке подходов к данной проблеме, исследователь подчеркнул многофакторность процесса развития этого феномена. Серьезной корректировке в последние десятилетия подверглось понимание процесса культурной трансформации Италии под властью Рима, который традиционно описывается как «романизация» полуострова [13].
Формирование классической модели римской войны
К началу республиканской эпохи (конец VI в. до н.э.) Рим был лишь одной из ряда формирующихся в Центральной Италии крупных политий. Однако уже к этому времени размерами своей территории (822 кв. км) он превосходил такие крупнейшие города-государства этрусков, как Тарквинии (663 кв. км), Цере (640 кв. км) и Вейи (562 кв. км). Владения Рима занимали более трети территории Latium Vetus (2344 кв. км), тогда как на остальные 14 латинских городов-государств приходилось менее двух третей [3, р. 215; 4, р. 206-207; 7, р. 100]. Заметную роль Рима не только в Центральной Италии, но и в Западном Средиземноморье в целом подтверждает договор с Карфагеном, датируемый, согласно Поли-бию, 508/7 г. до н.э., который фактически признавал римскую гегемонию над большей частью Лация [4, р. 210-211; 7, р. 139].
Начиная с 493 г. до н.э., Лаций в политическом плане представлял собой союз, одной стороной которого в качестве доминирующего партнера был Рим, а другой - федерация остальных латинских общин (nomen Latinum, т.е. «латиняне», «латинский народ»), которую современные историки обычно называют «Латинским союзом». Вновь основанные этой коалицией совместно с Римом колонии (coloniae Latinae) становились суверенными городами-государствами и включались в состав Латинского союза [3, р. 217; 4, р. 302-303]. Образование военного союза между Римом и
латинами было вызвано прежде всего внешней угрозой со стороны горных племен эквов и вольсков, постоянные набеги которых в первой половине V в. до н.э. имели разрушительные последствия для экономики Рима и всего Лация. Однако к концу столетия Рим переходит в наступление на своих ближайших соседей, и первой крупной жертвой его агрессии становится этрусский город-государство Вейи, разрушенный в результате войны 406-396 гг. до н.э.
Рост агрессивности Римской Республики на какое-то время был прерван нашествием галлов в 390 (по Варрону) или в 387/6 г. до н.э. (по Полибию). Однако последствия кельтского рейда, несмотря на захват самого Рима (кроме цитадели на Капитолийском холме), скорее всего не были столь разрушительны, как принято считать [4, р. 322; 7, р. 210-211]. И уже в 381 г. до н.э. римляне возобновили экспансионистскую политику, присоединив к своим владениям латинский город-государство Тускул. Разгром Латинского союза в войне 341-338 гг. до н.э. открыл новую фазу римской экспансии, известную как период войн за Италию (338-264 гг. до н.э.). В течение немногим более 70 лет весь Апеннинский полуостров оказался под властью Рима. Последним актом этого процесса считается разрушение этрусского города Вольсинии в 264 г. до н.э. [4, р. 365]. Впрочем, как считают некоторые историки, говорить о полном установлении господства Рима в Италии можно лишь после реставрации римской власти на полуострове, последовавшей за эвакуацией с его территории армии Ганнибала в 203 г. до н.э. и занявшей, по крайней мере, два первых десятилетия II в. до н.э. [6, р. 241; 7, р. 8-9].
Переход Рима на рубеже V-IV вв. до н.э. к активной территориальной экспансии, по мнению ряда исследователей, явился следствием кардинального изменения характера римской войны. Грабительские рейды с целью захвата движимого имущества (главным образом, скота) и людей, которые осуществляли преимущественно частные военные формирования гентильного типа, сменяются организованными походами государственных армий, направленными на присвоение территории противника [1, р. 183232; 5, р. 28, 31]. В ходе войны с Вейями возникает практика выплаты воинам жалования (stipendium) за участие в походе, а для покрытия военных расходов с граждан начинает взиматься налог на имущество (ШЬиШт) [7, р. 213-214]. Военные кампании римлян
приобретают все более систематический и профессиональный характер. Зарождаются многие классические черты римской экспансии, в первую очередь - широкое использование союзнических людских ресурсов и колонизация завоеванных земель [8, p. 36; 10, p. 193; 11, p. 55]. Конфискованные у побежденных италийских общин земли (обычно около трети территории) становились ager publicus populi Romani, собственностью римского народа. То, как римляне использовали эту землю, давно признано ключевым фактором успешного завоевания ими Италии [2, p. 148].
Изменение римской модели войны, в свою очередь, было обусловлено значительной трансформацией римского общества во второй половине V - первой половине IV в. до н.э. К середине V в. до н.э. некоторые важные аспекты гентильной системы исчезают, и в законах XII таблиц - первой письменной фиксации римского права - именно pater familias выступает главным субъектом этого права. В его руках сосредоточена вся власть (patria potestas) над членами семьи, движимым и недвижимым имуществом. Земля также находится в собственности отдельной familia, а не в общей собственности gens [7, p. 179].
Внутриполитическая история Рима IV в. до н.э. в значительной степени определялась процессом, получившим в литературе название «эмансипация плебса». В результате отношения зависимости типа nexum (долговой кабалы), вероятно, стали реликтом уже к началу Второй Самнитской войны (327-304 гг. до н.э.). Таким образом, суть трансформации, по словам П. Вандерпея, состояла в переходе «от социальной структуры с системой связей, основанных на иерархической зависимости, к гораздо более индивидуализированной гражданской структуре» [12, p. 40].
Существенная реорганизация во второй половине V в. до н.э. зарождавшегося республиканского государства сделала одним из ключевых его элементов институт ценза. Индивиды теперь оказались напрямую связаны с государством, удовлетворение базовых потребностей которого в деньгах и воинах теперь зависело от наличия достаточного количества индивидуальных земледельцев-налогоплательщиков-воинов. Соответственно, распределение народа по имущественным категориям на индивидуальной основе с целью выяснить способность каждого в отдельности и общества в целом удовлетворить эти базовые потребности на протяжении
IV в. до н.э. становится все более важной задачей [1, р. 184, 231, 241; 12, р. 38; 10, р. 194].
Аннексия территории Вейев - одного из самых больших государств Этрурии - сразу почти на 70% увеличила ager Romanus, что значительно повысило римский военный потенциал. Земли вейентов (ager Veientanus) были распределены среди граждан Рима в индивидуальном порядке, «по мужам» (assignatio viritim). «Завоевание, - пишет П. Вандерпей, - создало новую парадигму, которая будет характеризовать римскую войну, начиная с IV в. и в дальнейшем: возник определенный цикл, компонентами которого стали завоевание, аннексия территории и распределение земли» [12, р. 44]. Постоянный рост в IV-III вв. до н.э. числа сельских триб в рамках этой новой парадигмы демонстрирует широкую экспансию римских земледельцев.
Вместе с тем «демократизация» войны обходилась им недешево. Получатели наделов нуждались в средствах для первоначальных инвестиций в хозяйство на новом месте (покупка посевного зерна, земледельческого инвентаря, строительных материалов, продовольствия до первого урожая и т.д.). Деньги также требовались на приобретение вооружения и уплату военного налога (tribu-tum). Неудивительно, что проблема долгов в сообщениях источников о событиях IV в. до н.э. становится особенно актуальной. Таким образом, отмечает П. Вандерпей, практикуемая Римом модель распределения земли выступала скорее паллиативным способом решения проблемы обезземеливания и обнищания, запуская по новому кругу процесс накопления долгов, разорения земледельцев и утраты ими своих участков. Вслед за этим следовала новая территориальная экспансия и новая волна переселений. Нестабильность основ землевладения и расселения создавала неослабевающую потребность в новых землях, которые можно было получить только путем непрекращающихся завоеваний. В результате, как пишет исследователь, «война стала главным культурным экспортом Римской Республики» [12, р. 51].
Тем не менее предоставление конфискованной у врагов земли римским гражданам позволяло широкому сегменту римского общества иметь свою долю в этой ставшей наиболее важной категории военной добычи. Соответственно, как полагает С. Розлаар, плебеи, вероятно, должны были стремиться к участию в войне,
что, несомненно, способствовало росту регулярности военных действий. В свою очередь, распределение земли позволяло Римскому государству поддерживать достаточно высокую численность assidui, состоятельных земледельцев-землевладельцев, которые несли военную службу и платили tributum, финансируя таким образом римские войны [10, р. 195-196].
Колонизация и романизация как инструменты римской
экспансии
Победа Рима в войне с Латинским союзом (341-338 гг. до н.э.) в историографии рассматривается как переломный момент в римско-италийской истории, положивший начало процессу создания римской Италии. Урегулирование, навязанное римлянами ла-тинам в 338 г. до н.э., заложило основы уникальной «конституционной» структуры, обеспечившей в дальнейшем безудержное развитие римской агрессии [4, р. 348; 7, р. 262-263]. В результате в течение периода войн за Италию (338-264 гг. до н.э.) ager Romanus вырос с 5525 до 26 805 кв. км, что составило более 20% территории Апеннинского полуострова [4, р. 380; 7, р. 307-308].
Важнейшим элементом урегулирования стал роспуск Латинского союза, федерации латинских городов-государств, и замена его двусторонними договорами, связывавшими Рим с каждым латинским городом по отдельности, а не с их совокупностью, как прежде. Поскольку общины Лация теперь могли заключать соглашения только с Римом, но не между собой, это эффективно разрушало общую идентичность латинов и укрепляло гегемонию Рима. К середине III в. до н.э. эта сеть двусторонних союзов (добровольных или навязанных) распространилась на всю Италию. Большинство италийских общин оставались формально независимыми союзниками (socii italici) в статусе civitates foederatae (от foedus -«договор»), обязанными лишь оказывать римлянам военную помощь. Это позволяло Риму при его абсолютном военном превосходстве поддерживать удобную фикцию первого среди равных [6, р. 239-240; 7, р. 271].
Другим важным инструментом присвоения и использования людских и материальных ресурсов Италии было распространение римского гражданства. Но если некоторые общины получили пол-
ные гражданские права (civitas optimo iure), то другим они были предоставлены в урезанном виде. Это так называемое «гражданство без права голосования» (civitas sine suffragio) являлось весьма примечательной юридической инновацией, позволявшей увеличивать численность римских граждан, сохраняя при этом неизменной сущность Рима как города-государства [4, p. 351]. Лица, относящиеся к данной категории, исполняли все обязанности полноправных граждан, т.е. несли военную службу и платили tributum, но не могли участвовать в голосовании, избирать и быть избранными на политические должности в Риме. Общины, получившие civitas sine suffragio, обладали статусом municipia и пользовались определенной степенью автономии, но при отсутствии политических прав римское гражданство воспринималось ими не как компенсация за утрату независимости, а скорее как наказание [6, p. 238; 7, p. 267; более подробно см.: 11, p. 65-67].
В ходе римской экспансии в Италии важнейшим аспектом римской политики стала колонизация, также служившая средством распространения римского гражданства или латинского статуса. Кроме того, программа колонизации, начавшая активно реализо-вываться с 334 г. до н.э., фактически означала «экспорт» из Рима лишних бедняков и, следовательно, снижение уровня социальной напряженности в обществе [8, p. 21]. При этом основание колоний не всегда предполагало создание совершенно новых общин на пустом месте. В ряде случаев происходило лишь приселение колонистов из числа римлян и их союзников в уже существующие общины, которые объявлялись колониями, а их прежние обитатели включались в состав колонистов, приобретая статус римских или латинских граждан в зависимости от статуса самой колонии [7, p. 210-211]. Являясь, по существу, романизированными анклавами в отдаленных регионах, римские и латинские колонии оказывали огромное воздействие на демографию Италии, уровень урбанизации и культуру этих регионов. Но в первую очередь колонизация была тесно связана со стратегическими интересами Римского государства, а сами колонии представляли собой, по словам Цицерона, propugnacula imperii, «бастионы империи» [2, p. 148-149; 6, p. 241].
Колонии различались не только по статусу, но также по размерам и организации. 20 колоний римских граждан (coloniae civi-
um Romanorum), основанных между 334 и 184 г. до н.э., являлись частью Римского государства, как бы продолжением самого Рима. Их территория считалась ager Romanus, а переселявшиеся в них римляне полностью сохраняли свои гражданские права, т.е. оставались cives optimo iure. Гражданские колонии были сравнительно небольшими по размерам. Численность их обитателей обычно составляла порядка 300 семей, которым выделялись в собственность крайне маленькие участки земли (по два iugera, что составляет 0,5 га). Как правило, колонии римских граждан располагались на побережье и потому назывались также «морскими» (coloniae mari-timi), что позволяет интерпретировать их как гарнизоны береговой охраны Италии от пиратов [2, p. 152; 7, p. 242]. В силу этой своей основной функции граждане римских колоний не подлежали dilec-tus - набору в легионы. Они были также освобождены от уплаты tributum из-за своей бедности, как полагает С. Розлаар [10, p. 199]. Впрочем, многое указывает на то, что пребывание в колонии рассматривалось римлянами как militia - форма военной службы, альтернативная службе в легионах, и именно это являлось, скорее всего, основанием для освобождения от военного налога [2, p. 153].
После урегулирования 338 г. до н.э. возрождается в новом виде и приобретает особое значение в военной политике Рима институт латинской колонии. Теперь латинский статус означал не принадлежность к Латинскому союзу, который был упразднен и не имел даже отношения к латинам как этнической группе, а представлял собой комплекс определенных прав и обязанностей перед Римом. 28 латинских колоний, созданных примерно в тот же период, что и римские колонии, часто располагались в районах, недавно завоеванных и еще враждебных Риму в момент своего основания. Они, следовательно, должны были иметь возможность самостоятельно и быстро реагировать на внешние угрозы. По этой причине, вероятно, латинские колонии, в отличие от римских, теоретически являлись автономными городами-государствами и выделялись сравнительно большими размерами. Первоначальное число колонистов в них варьировало от 2,5 тыс. (Калы, Луцерия) до 6 тыс. (Кремона, Плаценция). О военном характере латинских колоний свидетельствует часто встречающаяся в источниках классификация колонистов как pedites («пехотинцев»), equites («всадников») и
centuriones («центурионов»), а также предоставление наделов земли, размеры которых зависели от категории воинов и их военного ранга, но в целом были гораздо более крупные, чем в гражданских колониях [2, с. 153]. Отражением изначальной роли латинских колоний как военных форпостов является внушительный характер их укреплений, исследованных в ходе масштабных археологических раскопок во Фрегелах, Альбе Фуцинской, Козе и Пестуме [2, р. 149-150; 6, р. 235-238].
Эту роль, пишет У. Бродхед, хорошо иллюстрирует длительный конфликт между Римом и Самнитской федерацией в 340-290-х годах до н.э. Путем основания колоний и строительства дорог между ними римляне сумели окружить Самний, ослабить и в конечном итоге уничтожить самнитское влияние на юге Италии. Стратегическое значение колоний проявилось также и в ходе войны с Ганнибалом [2, р. 152].
Считается, что в состав населения латинских колоний входили как римляне, так и латины, т.е. люди, уже обладающие латинским правом благодаря своему происхождению из общин Ла-ция. Некоторые ученые полагают, что и прочие италики могли официально становиться колонистами в силу своего права на долю в военной добыче, каковой являлась также и конфискованная у врагов земля [4, р. 367-368]. Литературные источники действительно говорят о допуске союзников к участию в колонизации после Второй Пунической войны (218-201 гг. до н.э.). Однако, с точки зрения С. Розлаар, подобная практика вряд ли широко применялась в более раннее время, хотя полностью исключать такую возможность нет оснований [10, р. 199-200].
Традиционно латинские колонии рассматриваются как привилегированные союзники Рима. Обычно подчеркивается тот факт, что римский гражданин, записавшийся в латинскую колонию, становился гражданином другого государства, теряя, таким образом, римское гражданство. В обмен на эту «жертву» Рим предоставлял латинским колонистам, помимо весьма значительных наделов земли, ряд привилегий, известных как латинское право (ius Latini). К ним относились право заключать законные браки с римскими гражданами (ius conubium), право вести с ними торговые дела (ius commercii), а также право переселиться в Рим (ius
migratюшs) и, пройдя процедуру ценза, стать римскими гражданами [6, р. 239; 7, р. 268].
Принято считать, пишет У. Бродхед, что право латинских колонистов на свободное переселение в Рим никак не ограничивалось до II в. до н.э. Сторонники этой версии ссылаются на упоминаемый Ливием закон 177 г. до н.э., который гарантировал это право только тем из латинов, кто оставлял в колонии потомство мужского пола. Однако, как доказывает исследователь, данный закон лишь подтверждал норму, являвшуюся изначально одним из основных пунктов устава всех колоний. Ее новое законодательное подтверждение потребовалось в связи с фиксируемым источниками резким ростом числа эмигрантов в первой трети II в. до н.э., которые любыми способами стремились обойти ограничения, что ставило под угрозу способность колоний выполнять свои военные обязанности перед Римом [2, р. 153-154].
Фактический запрет на эмиграцию лишний раз подчеркивает значение военных контингентов латинских колоний в военной системе Рима. Трудно также переоценить их роль в распространении элементов римской культуры, таких как латинский язык, римские формы управления и городской жизни [7, р. 269]. Ярким примером воздействия римской колонизации может служить Пестум - греческая колония, основанная в VI в. до н.э., захваченная луканами в 410 г. до н.э. и попавшая под власть римлян в ходе войны с Пирром в 281-270 гг. до н.э. К тому времени Пестум уже имел развитую городскую инфраструктуру, но основанная здесь латинская колония переформатировала ее в более римскую модель. Часть города была перестроена, и центром его общественной жизни вместо греческой агоры стал новый римский форум. Надписи на оскском и греческом языках постепенно были вытеснены латинскими надписями. Органы управления также были реорганизованы по римскому образцу [6, р. 244].
Феномен культурной конвергенции, получивший развитие в рамках политической системы, которая сформировалась в период войн Рима за овладение Италией, часто воспринимается как «романизация» полуострова. В настоящее время «романизация» остается одной из самых главных, но, как вполне справедливо заметила К. Ломас, также и одной из наиболее спорных концепций, преодоление которой, по ее мнению, является актуальной задачей.
Проблема, однако, состоит в том, что процесс культурной интеграции с Римом (в отличие от интеграции политической) трудно проследить, поскольку сама римская культура никогда не была ни унифицированной, ни статичной [7, р. 233].
Античная Италия являлась территорией значительного этнокультурного и политического разнообразия. Нарастающее распространение римского влияния в виде проникновения латинского языка, римских законов и форм управления, римских культов, архитектурных стилей и урбанистических моделей уравновешивалось длительным сохранением местных обычаев, культур и языков. Сильные региональные идентичности сохранялись какое-то время даже после того, как в 90 г. до н.э. Италия стала политически унифицированным регионом. Более того, италийские общины отнюдь не были пассивными реципиентами Romanitas, активно участвуя в процессе культурных перемен, отвергая одни и адаптируя другие элементы римской культуры к собственным культурным моделям. И это происходило даже в тех случаях, когда римская политическая структура накладывалась на неримскую общину - основание колонии, возможно, наиболее очевидный пример. Только в эпоху принципата Августа многие элементы локальных культур оказываются заключенными под общую оболочку Romanitas, отражающую высокий уровень ассимиляции элит Рима и Италии [6, р. 257; 7, р. 233-234].
Впрочем, как верно заметил Э. Уоллес-Хедрилл, говорить об ограниченности или незавершенности романизации можно лишь в том случае, если считать, что «проект» романизации скорее был призван заменить один культурный комплекс другим, чем ввести римский вдобавок к уже существующему местному [13, р. 14]. Кроме того, отмечает исследователь, проблему романизации Италии нельзя рассматривать в отрыве от другого, тесно связанного с ней процесса эллинизации. На любом документированном источниками отрезке своей истории Рим был открыт проникновению всего многообразия аспектов греческого культурного комплекса. С IV в. до н.э. нарастает эллинизация италийских элит. Эллинское (или, точнее, доминирующий в то или иное время его вариант: эв-бейский, коринфский, аттический, южноиталийский, александрийский и т.д.) постоянно копировалось, никоим образом не устраняя римскую или италийскую идентичность. При этом распростране-
ние «эллинистических» урбанистических моделей в Центральной Италии следовало за расширением римского контроля и римской дорожной сети. Эллинизация здесь выступает синонимом романизации. Политический факт римского господства внешне выражался в стилистической адаптации эллинистических форм. Таким образом, эллинизация может относиться к стилистическим изменениям, тогда как романизация описывает политический результат, но та и другая развиваются одновременно [13, p. 24-28].
Переосмысливая традиционную картину романизации и эллинизации, Э. Уоллес-Хедрилл предлагает вместо них модель частично перекрывающих друг друга и взаимодействующих между собой идентичностей. Многослойность римской идентичности он демонстрирует на примере поэта Энния - одного из основоположников римской литературы на латинском языке, который описывал себя как человека с «тремя сердцами» (tria corda). Италик (оск?) по происхождению, он свободно говорил по-гречески, получив греческое образование, но весьма гордился своим римским гражданством, дарованным поэту в 184 г. до н.э. При этом он не чувствовал, что приносит в жертву «эллинизации» (культурной идентичности) или «романизации» (политической идентичности) свою местную, этническую идентичность [13, p. 3-4, 6].
Эллинизм в Италии, отмечает Э. Уоллес-Хедрилл, часто рассматривается как своеобразное «культурное оружие» римского завоевания Апеннинского полуострова. Но эта теория, с его точки зрения, имеет два существенных недостатка. Она предполагает, что римляне сознательно стремились навязать Италии свою культурную идентичность, а также то, что эллинистическая модель культуры доходила до италийских городов только через посредство Рима. Ни то, ни другое, как доказывает исследователь, не соответствует действительности [13, p. 447-448].
Мотивами, которым руководствовалась римская политическая элита, выстраивая некую форму организации завоеванных регионов, были, разумеется, не культурное сближение, или «романизация» и не политическая унификация Италии. Цель заключалась в создании оптимальной системы экстракции людских и финансовых ресурсов для римской военной машины. Попытку объяснить устройство римской Италии именно в свете этих двух институциональных потребностей Римской Республики предпри-
нял Дж. Тан [11]. Как отмечает исследователь, эффективное функционирование военной машины Рима зависело от системы dilectus -tributum, распространявшейся на всех римских граждан optimo iure, относящихся к категории assidui, т.е. состоятельных. Часть их практически ежегодно призывалась на военную службу путем di-lectus - механизма отбора и зачисления в легионы, где им полагалось жалование, stipendium. Этот stipendium, в свою очередь, выплачивался за счет военного налога (tributum), который вносили assidui, не призванные в армию. Так называемые proletarii в качестве неимущих были освобождены и от военной службы, и от уплаты налога [11, p. 58].
Таким образом, система dilectus - tributum означала, что каждый новый акт наделения гражданскими правами той или иной италийской общины создавал новый контингент военнообязанных и налогоплательщиков. Этот процесс ускорился после Латинской войны, когда римское гражданство было навязано ряду городов Лация. Однако несмотря на то что римляне, очевидно, рассматривали расширение своего гражданского коллектива как предпочтительное решение фискальных проблем, большинство италийских общин остались в качестве формально независимых государств в статусе союзников (socii) или союзников категории nomen Latinum. И хотя они не платили денег Римскому государству, но, тем не менее, несли финансовое бремя по содержанию собственных военных контингентов в римской армии. Таким образом, союзники обходились Риму сравнительно дешево, тогда как граждане в качестве получателей stipendium стоили гораздо дороже, но вместе с тем были ценны в качестве плательщиков tributum. При этом в наихудшем положении оказывались общины cives sine suf-fragio, которые, хотя и не являлись членами римских триб, но, как доказывает Дж. Тан, были включены в систему dilectus - tributum. Более того, именно уплата tributum была наиболее важным основанием их гражданского статуса [11, p. 59-60, 66].
В целом система dilectus - tributum требовала соблюдения баланса между теми, кто служит, и теми, кто оплачивает их службу. Соответственно, включение общины в ту или иную категорию, полагает Дж. Тан, в значительной степени зависело от степени ее совместимости с указанной системой, т.е. главным образом - от платежеспособности. В результате идеальными кандидатами на
любую форму гражданства (optimo iure или sine suffragio) были общины, обладавшие достаточно высоким налоговым потенциалом, как, например, города Лация или особенно Кампании. Наиболее подходящими в качестве союзников являлись общины, расположенные в районах, менее затронутых урбанизацией и менее богатых, жители которых не представляли для Рима интереса в качестве налогоплательщиков, но, как правило, обладали высокими боевыми качествами (самниты как наиболее характерный пример). Латинские колонии также были ценны своей способностью поставить «под ружье» непропорционально большую часть пригодного к военной службе населения. А поскольку в число граждан этих колоний включались не только латины и прочие италики, но и римляне, колонизация позволяла Римскому государству переводить часть своих граждан из категории дорогостоящих получателей stipendium в категорию неоплачиваемых латинов. Впрочем, издержки латинской колонизации заключались в том, что она не создавала новых плательщиков tributum [11, p. 71; см. также: 10, p. 200].
В целом, как отмечает Дж. Тан, римляне охотно предоставляли права своего гражданства тем италийским общинам, которые могли платить больше в виде tributum, чем получать обратно в виде stipendium, но избегали интегрировать в эту систему более бедные общины. И это, с его точки зрения, был базовый принцип, который римляне применяли для организации завоеванной Италии. Впрочем, как признает сам исследователь, фискальные соображения, разумеется, нельзя считать единственным или всеобщим объяснением. Очевидно, что римляне не решались навязывать civitas sine suffragio наиболее сильным своим соседям, что понятно, учитывая негативное отношение к данному институту, который со временем полностью исчезает в качестве фискального инструмента [11, p. 72].
Римская система союзов подверглась серьезным испытаниям в годы Второй Пунической войны (218-201 гг. до н.э.). Война показала, что верность многих союзников не безгранична, и некоторые из них, в том числе ряд общин Кампании, обладавшие civitas sine suffragio, присоединились к Ганнибалу. Рим, в конце концов, вернул отпавших союзников к повиновению. В порядке наказания у них были конфискованы большие массивы земель, особенно в
Южной Италии, которые значительно увеличили площадь ager publicus populi Romani, что позволило римлянам в течение первой трети II в. до н.э. основать ряд новых латинских колоний. Однако в этот период латинский статус становится менее привлекательным по сравнению с римским гражданством, и поддержание военного потенциала латинских колоний создает серьезную проблему для государства. Вследствие этого Рим приступает к созданию гражданских колоний нового типа. В отличие от ранних колоний римских граждан, новые колонии являлись не столько военными форпостами, сколько большими аграрными поселениями с числом колонистов порядка двух тысяч семей. Распределявшиеся среди них наделы земли площадью от пяти до десяти югеров, хотя и были значительно меньше, чем в латинских колониях, где они варьировали в пределах от 20 до 140 югеров, но превышали размеры участков в прежних гражданских колониях. Очевидно, они считались достаточными для поддержания статуса assiduus [10, p. 205].
Впрочем, основание гражданских колоний нового типа продолжалось очень недолго, и последним примером может служить Лука (или Луна), основанная в 177 г. до н.э., а после 173 г. до н.э. практика колонизации и распределения земли вообще прерывается на длительный период. К концу первой трети II в. до н.э. стратегические мотивы колонизации теряют свою актуальность. Наделение участками земли в колониях позволило восстановить численность лиц, пригодных для службы в легионах, после ее падения, вызванного войной с Карфагеном. Соответственно, как полагает С. Розлаар, римская правящая элита уже не видела необходимости стимулировать рост числа assidui, и вплоть до аграрной реформы Тиберия Гракха в 133 г. до н.э. не выдвигалось никаких новых проектов по поводу наделения землей за счет ager publicus [2, p. 155; 10, p. 205-206].
Римский империализм: истоки феномена
В целом среди современных историков существует консенсус относительно того, что формой римского господства над Италией был военный союз, а точнее - сеть союзов, связывавшая Рим к 264 г. до н.э. договорами с более чем 150 италийскими общинами [4, p. 365]. Формально эти договоры являлись пактами о взаим-
ной обороне между теоретически равными сторонами. Однако практически с самого начала функционирования этой системы, неравенство между могуществом Рима и силами его союзников превратило союз в гегемонистскую структуру с Римом во главе. При этом одной общей обязанностью всех различных в правовом отношении категорий италийских общин была поставка воинских контингентов в римскую армию. Как следствие, в распоряжении Рима оказались огромные резервы военной силы, которые к тому же постоянно возрастали по мере расширения завоеваний и включения в сеть союзов все новых общин и выведения все новых колоний. Преимущества этой «эмбриональной империи» стали очевидны в ходе начавшихся в 264 г. до н.э. войн с Карфагеном за господство в Западном Средиземноморье [2, р. 152; 7, р. 271-272, 327; 6, р. 240-241].
Но сложившаяся после 338 г. до н.э. система римско-италий-ских отношений имела еще более глубокий эффект. Поскольку военные обязательства были единственной связью между Римом и его союзниками, война являлась той уникальной формой, в которой Римско-италийский союз только и мог реализовывать свое существование. Эта функциональная интерпретация Римско-ита-лийского союза впервые была дана А. Момильяно, который справедливо отмечал, что сохранить систему можно было, лишь постоянно поддерживая ее в действующем состоянии, т.е. в состоянии почти непрерывной войны, максимально используя военные силы союзников. В противном случае вся система римской организации Италии потерпела бы крах1.
Концепция А. Момильяно, разумеется, не может служить исчерпывающим объяснением римской агрессии, и правы те исследователи, которые полагают, что ее причины были обусловлены также, а возможно и в первую очередь, самой структурой римского общества. Однако, как отмечает С. Окли, рассматривая столь сложный феномен, как римский империализм, необходимо иметь в виду, что ежегодная война была эндемическим состоянием не только Рима, но и всех остальных италийских государств и племен. Римское завоевание лишило их возможности самостоятельно
1 Momigliano A. Alien Wisdom : The limits of Hellenization. - Cambridge, 1975. - P. 45-46.
вести войны на полуострове, но оно не могло устранить в этих обществах ориентированные на агрессию внутренние структуры. Заслуга А. Момильяно состоит в том, что он указал на необходимость для римлян, сознательно или неосознанно, направлять эту агрессию для достижения собственных целей [8, р. 18].
Впрочем, италики в качестве военных партнеров Рима получали свою долю выгод, причем не только в форме «движимой добычи», которая делилась поровну между римлянами и союзниками, но и в виде земли, конфискованной у побежденных врагов и используемой для выведения колоний с участием тех же италиков. Тем самым как бы восполнялись прежние территориальные потери союзных общин, побежденных в свое время Римом и лишенных части своих земель. Сомнения некоторых историков в рациональности такой системы на том основании, что имело мало смысла отбирать землю у противника, чтобы затем вознаграждать его, но уже в качестве союзника, землей в других районах полуострова, лишены оснований [см., например: 10, р. 200]. Напротив, она хорошо вписывается в логику римской экспансии. Эту логику очень точно охарактеризовал Т.Дж. Корнелл, сопоставив практику римских завоеваний с криминальной операцией, организатор которой компенсирует своих жертв путем включения их в банду с перспективой получения доли добычи в последующих грабежах. Однако любая криминальная банда неминуемо распадется, если ее босс вдруг прекратит преступную деятельность и легитимизируется. Эта грубая аналогия, пишет британский исследователь, призвана подчеркнуть тот факт, что Римское содружество постоянно нуждалось в войне просто в целях самосохранения [4, р. 367].
Тем не менее нельзя не согласиться с Дж. Ричем в том, что любой односторонний взгляд на римскую войну и империализм является столь же ошибочным, сколь и старая концепция «оборонительного империализма» Т. Моммзена. Действительно, отмечает он, нельзя полностью упускать из виду функции италийских союзников. И если Рим собирался извлекать какую-то пользу из созданного им объединения, он должен был постоянно находить применение италийским воинам. Однако не следует игнорировать и такую важную проблему, как взаимосвязь войны и рабства. Война генерировала поступление рабов, доступность которых трансформировала италийское сельское хозяйство таким образом, что
еще больше увеличивала спрос на них, удовлетворить который могли только новые войны [9, p. 43-44].
В настоящее время теория о формировании рабовладельческой системы экономики в Риме только после Ганнибаловой войны, во II в. до н.э., вызывает большие сомнения. Как показывают современные исследования, этот процесс значительно продвинулся уже к концу IV в. до н.э. С началом Самнитских войн (327-290 гг. до н.э.) источники регулярно сообщают о массовом порабощении военнопленных, захват которых становится все более важным источником дополнительной рабочей силы в крупных хозяйствах в связи с упадком, а затем и отменой в 326 г. до н.э. института долгового рабства (nexum). В то же время эмансипация сельского плебса и рост применения рабского труда на земле позволяли римскому правительству использовать значительную часть свободного гражданского населения на военной службе, расширяя тем самым масштаб завоеваний и усиливая приток рабов [4, p. 333; 8, p. 23-26].
Разумеется, пишет Дж. Рич, нет оснований утверждать, что необходимость поддерживать на должном уровне поступление рабов или держать всегда при деле италийских союзников непосредственно влияла на решения римского руководства относительно войн. Но эти и другие факторы, как, например, страх, стремление к богатству и военной славе, являвшейся крайне важной частью аристократического этоса, помогают объяснить постоянную склонность римлян к агрессии. Таким образом, любая попытка анализа феномена римского империализма должна иметь комплексный характер и учитывать различные социальные, экономические, политические и психологические аспекты [9, p. 65-66].
Список литературы
1. Armstrong J. War and Society in Early Rome : From Warlords to Generals. - Cambridge, 2016. - XIV, 317 p.
2. Broadhead W. Colonization, Land Distribution and Veteran Settlement // A Companion to the Roman Army / Ed. by Erdkamp P. - Oxford, 2007. - P. 148-163.
3. Cornell T.J. The city-states in Latium // A comparative study of thirty city-state Cultures : An Investigation conducted by the Copenhagen Polis Centre / Ed. by Hansen M.H. - Copenhagen, 2000. - P. 207-228.
4. Cornell T.J. The beginnings of Rome: Italy and Rome from the Bronze age to the Punic wars, (c. 1000-264 B.C). - London ; New York, 1995. - XX, 507 p.
5. Drogula F.K. The institutionalization of warfare in early Rome // Romans at War : Soldiers, Citizens and Society in the Roman Republic / Ed. by Armstrong J., Fronda M.P. - London ; New York, 2020. - P. 17-34.
6. Lomas K. Italy during the Roman Republic, 338-31 B.C. // The Cambridge Companion to the Roman Republic / Ed. by Flower H.I. - Cambridge, 2014. - P. 233259.
7. Lomas K. The rise of Rome : From the Iron Age to the Punic Wars. - Cambridge (Mass.), 2018. - 395 p.
8. Oakley S. The Roman conquest of Italy // War and Society in the Roman World / Ed. by Rich J., Shipley G. - London ; New York, 1993. - P. 9-37.
9. Rich J. Fear, greed and glory: The causes of Roman war-making in the middle Republic // War and Society in the Roman World / Ed. by Rich J., Shipley G. - London ; New York, 1993. - P. 38-68.
10. Roselaar S.T. Ager publicus : land as a spoil of war in the Roman Republic // Romans at War : Soldiers, Citizens and Society in the Roman Republic / Ed. by Armstrong J., Fronda M.P. - London ; New York, 2020. - P. 191-209.
11. Tan J. The dilectus-tributum system and the settlement of fourth century Italy // Romans at War : Soldiers, Citizens and Society in the Roman Republic / Ed. by Armstrong J., Fronda M.P. - London ; New York, 2020. - P. 52-75.
12. Vanderpuy P. The price of expansion : agriculture, debt-dependency and warfare during the rise of the Republic, c. 450-287 // Romans at War : Soldiers, Citizens and Society in the Roman Republic / Ed. by Armstrong J., Fronda M.P. - London ; New York, 2020. - P. 35-51.
13. Wallace-Hadrill A. Rome's cultural revolution. - Cambridge etc., 2008. - XXIV, 502 p.
