CC BY
31
реконструкций прошлого. При этом методические приемы, которыми пользуются как филологи, так и историки при работе с текстом, практически совпадают (с. 30).
Пособие состоит из нескольких разделов: 1. Основные понятия исторической текстологии: текст; исторический источник; списки текста исторического источника и их систематизация. 2. Общие приемы и методы историко-текстологического исследования: установление текста исторического источника, история текста исторического источника. 3. Специфические приемы и методы ис-торико-текстологического исследования: текстологический анализ ретроспективной информации; выявление и обработка верифицируемой и уникальной ретроспективной информации; использование ретроспективной информации в научной реконструкции прошлого (вместо заключения).
В Приложении разбираются и анализируются конкретные исторические примеры (казусы) - «Научные реконструкции прошлого, иллюстрирующие теоретические положения учебника» (с. 1). Среди них - казусы Остромирова Евангелия, Изборника 1076 года, «Слова о полку Игореве», а также таких исторических событий, как битва на Калке, Невская битва и Ледовое побоище.
Ю.В. Дунаева
ДРЕВНИЙ МИР
2020.03.004. ЛОМАС К. ВОЗВЫШЕНИЕ РИМА: ОТ ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА ДО ПУНИЧЕСКИХ ВОЙН.
LOMAS K. The Rise of Rome: From the Iron Age to the Punic Wars. -Cambridge (Mass.): Harvard univ. press, 2018. - 405 p. - Bibliogr.: p.381-392.
Ключевые слова: ранняя римская история; Рим и Италия, 600-400 гг. до н.э.; римское завоевание Италии; причины возвышения Рима.
В монографии д-ра Кэтрин Ломас, почетного научного сотрудника кафедры классики и древней истории Даремского университета (Великобритания), обобщены результаты новейших исследований античной литературной традиции, археологических и эпиграфических материалов по истории Рима и Италии в период
от раннего железного века до начала в 264 г. до н.э. Первой Пунической войны. Рассматривая историю раннего Рима в контексте истории других италийских этнокультурных общностей, автор видит свою задачу в том, чтобы выявить общие тенденции их развития, а также те специфические черты, которые позволили Риму овладеть всем Апеннинским полуостровом и к моменту столкновения с Карфагеном превратиться в одну из великих держав античного Средиземноморья. Книга состоит из четырех частей, включающих 15 глав, и приложения.
В части I «Ранняя Италия и основание Рима» (главы 1-5) первые две главы посвящены обзору источников по ранней римской истории и истории других народов Италии изучаемого периода. Рассматриваются природные условия и общий культурный контекст раннего железного века Апеннинского полуострова. Уже в 1Х-УШ вв. до н.э. на его плотно заселенных западных прибрежных территориях возникают многочисленные протогородские поселения. Так, в наиболее археологически обследованной южной части Этрурии вместо 50 населенных пунктов, располагавшихся здесь в X в. до н.э., в течение первой половины IX в. формируется десять крупных зон обитания. Они представляли собой кластеры поселений, позднее трансформировавшихся в такие известные этрусские центры, как Вейи, Тарквинии и др. На месте Вейев, например, было выявлено пять отдельных поселков, которые позднее, в VII в. до н.э., слились в одно нуклированное поселение (с. 17). К VI столетию такие поселения превратились в города-государства.
Лаций в целом развивался по сходной с Этрурией траектории, хотя и более медленно в силу своего периферийного положения по отношению к главным торговым путям. Горная Италия, напротив, оставалась в основном неурбанизированной даже еще какое-то время после римского завоевания. Политическая и социальная организация здесь представляла собой достаточно рыхлые объединения мелких общин в масштабах, ограниченных естественными природными и этническими границами регионов.
В главе 3 «Троянцы, латины, сабины и изгои: Ромул, Эней и "основание" Рима» анализируются традиционные римские версии данного события. Наиболее известный вариант традиции связывает основание Города с именем Ромула - потомка царской династии
Альбы Лонги, происходившей от троянского героя Энея. Другая версия акцентирует внимание на самом Энее, делая его если и не основателем Города, то основоположником римского могущества. Она фактически является своего рода «предысторией» Ромулова мифа, придавая дополнительный престиж главному персонажу.
Обе версии мифа, как подчеркивает К. Ломас, важны если не в качестве исторического свидетельства «основания», то в плане тех аспектов мифа, которые сами римляне рассматривали как фундаментальные для своей коллективной идентичности. Готовность инкорпорировать аутсайдеров, делая их римскими гражданами, являлась важной чертой римской культуры. Такая открытость новым культурным и этническим группам с самого «основания» Города не всегда одобрялась позднейшими римскими писателями. И Цицерон, например, в письмах к своему другу Аттику иногда называл римский народ faex ЯошиП («подонками Ромула»). Тем не менее она являлась ключевым аспектом римской идентичности (с. 49-50).
Одним из наиболее важных аспектов истории «основания», пишет автор, является вопрос о том, можно ли, и если можно - то как интерпретировать и согласовать данные легендарной традиции с археологическими материалами. Среди современных археологов очень немногие полагают, что римские легенды об основании сохранили воспоминания о подлинных исторических событиях и людях. Подавляющему большинству «основание» Рима по археологическим материалам видится как долговременный процесс. Однако, с точки зрения автора, очевидно и то, что эти легенды не могли возникнуть из ничего.
Место позднейшего Города было обитаемо уже в бронзовом веке. В VIII в. до н.э. на римских холмах сформировалось четыре ядра расселения: на Палатине, Капитолии, Квиринале / Виминале и в зоне Целий-Оппий-Велия. Уже к середине VIII в. до н.э. Капитолий становится важным местом религиозной деятельности, хотя и отнюдь не единственным. Присутствие в составе вотивных приношений, датируемых временем ок. 750-725 гг. до н.э., импортной греческой посуды, включающей эвбейские и коринфские образцы, свидетельствует о расширении круга контактов этих поселений за пределы Лация. В целом, отмечает автор, модель расселения на римских холмах аналогична той, которая существовала в тот же
период на остальной территории Лация и в Этрурии. Подобно Вейям и другим центрам культуры Вилланова, Рим, состоявший из нескольких деревень, был протогородским поселением. Семейные группы или кланы (gentes) занимали в нем собственные места обитания, постепенно сливаясь в единую общину. Обнаруженные остатки стены, датируемой временем ок. 730-720 гг. до н.э., которая окружала так называемый Roma Quadrata, ассоциируемый позднейшими римлянами с Ромулом, предполагает реорганизацию поселения. Сам по себе этот акт, по мнению автора, может означать концентрацию социальной и политической власти в руках некоей личности или, скорее, группы лиц (семей), достаточно могущественной, чтобы осуществить подобную реорганизацию. Ко времени ок. 700 г. до н.э. относятся и первые признаки того, что Форум становится особой зоной, связанной с гражданской жизнью.
Таким образом, заключает К. Ломас, материальные свидетельства о значительном протогородском поселении VIII в. до н.э. не предполагают необходимости полностью отвергнуть традиционную версию о том, что Рим возник в 753/4 г. до н.э. (или где-то около этой даты). Но это и не означает, что римская легендарная традиция может быть интерпретирована как история основания Города (с. 52-53).
Глава 4 посвящена так называемому «ориентализирующему» периоду (ок. 700-575 гг. до н.э.). Он характеризуется резкой интенсификацией контактов Италии с Восточным Средиземноморьем, Египтом и Ближним Востоком, а также быстрыми экономическими переменами и развитием иерархических социальных систем. Другим важным явлением становится урбанизация. Увеличиваются размеры поселений, которые приобретают такие городские черты, как оборонительные стены и более структурированное внутреннее пространство с уличной планировкой и общественными зданиями (с. 63, 66).
Примечательным феноменом VII в. до н.э. является возникновение аристократии, семьи которой формируют широкую сеть социальных связей между собой как внутри своих общин, так и поверх политических и этнических границ. Образуется своего рода «интернациональная» суперэлита, для которой была характерна общая аристократическая материальная культура, общие стиль
жизни и модель поведения, что хорошо прослеживается по материалам «княжеских» погребений (с. 69).
В Риме ориентализирующего периода (глава 5) повышение общественного статуса аристократических gentes проявляется также и в распространении двойной номенклатуры. Личное имя (praenomen) дополняется родовым - nomen gentilicium. Хотя античная традиция описывает Рим VII в. до н.э. как монархию, характер власти, а также социальная организация еще очень далеки от ясности. Три трибы («племени») - Тициев, Рамнов и Луцеров -и 30 курий (curiae) являлись базой военной и политической организации и, вероятно, реликтовыми институтами протогородской фазы развития. Членство в них основывалось на принадлежности к семьям, включенным в систему gentes. В целом, как отмечает автор, роль curiae в качестве важнейших структурных подразделений архаического государства и вероятность того, что политическая власть находилась скорее в руках небольшой группы элиты, чем одного монарха, совместима с археологическими данными о развитии Рима и других городов-государств Италии VII в. до н.э. (с. 87).
Часть II «Война, политика и общество: Рим и Италия, 600400 гг. до н.э.» включает пять глав. Как отмечает автор, в VI в. до н.э. город-государство стал наиболее значимой формой социальной и политической организации на большей части территории Италии (глава 6 «Городская революция: город и государство в Центральной Италии в VI столетии»). При этом группы соседних городов-государств образуют не очень прочные союзы, объединяющиеся вокруг общих святилищ и религиозных празднеств и подкрепленные сознанием общей этнической принадлежности. Так, этруски были объединены в союз 12 городов, представители которых встречались для обсуждения общих дел в святилище Во-лтумна. Рим являлся членом Латинского союза - ассоциации городов-государств Лация. Само название союза - nomen Latinum -подчеркивает этническую и культурную общность. Однако, помимо общих культов и празднеств, союзники обладали особыми правами и привилегиями, которые связывали их сетью отношений собственности и брачных отношений поверх границ отдельных общин (с. 120-121).
Перемены, связанные с кристаллизацией городов-государств, оказали глубокое воздействие на формы ведения войны. Война становится теперь всё чаще делом правильно организованных ополчений граждан этих государств, а не частных вооруженных формирований могущественных аристократов. Армии нового типа практиковали гоплитский стиль боя, используя тактику фаланги, широко распространившуюся в архаическую эпоху в греческом мире и в Италии. В Риме подобная система, если верить античной традиции, была создана царем Сервием Туллием в середине VI в. до н.э. (см. главу 7). Представленная в источниках схема пяти «классов», с точки зрения автора, выглядит явно ана-хронистичной. Однако базовое разграничение между classis, т.е. теми, кто был в состоянии приобрести тяжелое гоплитское вооружение, и остальными, infra classem (теми, кто ниже или вне «класса»), вполне могло относиться к царскому периоду. Реформа, таким образом, имела целью создание фаланги гоплитов, но, возможно, включала в себя также и политический аспект. Центурии, на которые делился classis, выступали и как объединения для голосования в новом политическом собрании граждан - comitia centuriata, оттеснившем на второй план собрание по куриям (comitia curiata), в которых ведущую роль играли аристократические gentes. Впрочем, как отмечает К. Ломас, датировка политических перемен и их связь с военной реформой остаются предметом споров (с. 136).
Уже в царскую эпоху начинается экспансия Рима против соседних латинских и сабинских общин. Повышение его статуса не только в своем регионе, но и в Западном Средиземноморье в целом, подтверждает первый договор с Карфагеном 508/7 г. до н.э., который фактически признавал римскую гегемонию над большей частью Лация.
К концу царского периода Рим стал самым большим городом Центральной Италии, превышающим по площади (ок. 285 га) такие крупнейшие центры Этрурии, как Вейи (194 га), Цере (148 га) или Тарквинии (121 га). Подвластная ему территория, ager Romanus, достигала 822 кв. км, что составляло более трети всей территории Latium Vetus. На остальной его территории располагалось 14 городов-государств, размеры большинства которых находились в пределах от 25 до 100 кв. км (с. 100, 140).
Масштабы строительства в этот период (грандиозный храм Юпитера на Капитолии площадью 61x55 м, храм Дианы на Авен-тине и другие святилища, cloaca maxima, Форум) демонстрируют рост богатства «великого Рима Тарквиниев». Своими архитектурными особенностями и декоративным оформлением новые постройки соответствовали этрусским образцам. Однако яркие проявления этрусской культуры, присутствие в Риме знатных этрусских семей (включая правящую фамилию Тарквиниев), отнюдь не свидетельствуют, вопреки мнению некоторых историков, об этрусском завоевании Города. Связи между Римом и Этрурией, несомненно, были особенно тесными в VI в. до н.э., и римская культура, прежде всего культура элиты, находилась под сильным этрусским влиянием. Однако, как подчеркивает автор, культура этрусков была доминирующей аристократической культурой всей Центральной Италии в течение архаического периода, и ее воздействие заметно во всех местных культурах (с. 147-149).
Римские историки описывают падение монархии в Риме и установление республики как акт освобождения, замены тиранического режима выборной формой правления. Такой сценарий событий, с точки зрения К. Ломас, выглядит маловероятным. Наиболее известные руководители заговора против Тарквиния Гордого были его родственниками, и, несмотря на либеральную риторику, изгнание царя больше походит на вспышку борьбы внутри правящей фамилии (с. 152). Тем не менее весь комплекс имеющихся данных указывает на масштабный кризис, который начался в конце VI в. до н. э. и который, как считается, не был уникальным римским явлением.
Действительно, пишет автор (глава 8 «"Кризис пятого столетия" и меняющееся лицо Италии»), V в. до н.э. был временем потрясений, непрерывных конфликтов и существенных этнокультурных сдвигов на Апеннинском полуострове, связанных, в частности, с миграциями кельтов и самнитов. Однако заметное во многих регионах сокращение числа захоронений, отличающихся количеством и качеством погребального инвентаря, по мнению автора, было скорее результатом культурных перемен, чем признаком экономического упадка. Новый социальный климат «демонстративного аскетизма» нашел отражение в древнейшем памятнике римского права, Законах XII таблиц середины V в. до н.э.,
в которых устанавливались ограничения на роскошь в погребальной практике. В целом, полагает К. Ломас, экономические трудности, скорее всего, имели более локальный характер, чем предполагает концепция «общеиталийского кризиса V столетия» (с. 159).
В римской традиции переход от монархии к республике рассматривается как фундаментальная перемена. В реальности же, как показывает автор в главе 9 («Трудный переход: Ранняя Римская Республика»), между ними имел место значительный континуитет. Царская власть (imperium) сохранилась, но вместо одного пожизненного обладателя она перешла к двум выборным магистратам с ограниченным (годичным) сроком пребывания в должности. Несомненно, пишет К. Ломас, что система управления в Ранней Республике вырабатывалась постепенно и V век был временем экспериментов в данной сфере. Важнее, однако, то, что выборность, коллегиальность и ограниченность магистратского срока стали главными политическими принципами, которые соответствовали интересам ведущих римских gentes, поскольку многие главы знатных фамилий теперь получили доступ к верховной власти на основе ротации (с. 173-174).
Согласно античной традиции, общество раннего Рима делилось на две основные группы - патрициев и плебеев, возникновение которых сами римляне и многие ученые Нового времени относили к началу царского периода. Семьи, главы которых (patres) образовали сенат, выполнявший функции совета при царе, стали считаться патрицианскими. При Республике члены этих семей (patricii) поставили под свой полный контроль государство, монополизировав членство в ключевых жреческих коллегиях и право занимать высшие должности, перекрыв доступ к ним плебеям, т.е. всем остальным гражданам. Борьба последних за свои права предопределила дальнейшее развитие римской истории на протяжении V и IV столетий до н.э.
Главная проблема, отмечает К. Ломас, заключается в том, что на самом деле различие между патрициями и плебеями явилось результатом длительного исторического процесса. И в V в. до н.э. патриции не обладали монополией на высшие магистратуры, о чем свидетельствует присутствие «плебейских» имен в Консульских фастах в период между 509 и 401 г. до н.э., хотя их количество непрерывно снижается. Впрочем, статус многих элитарных фа-
милий Ранней Республики остается спорным. Очевидно лишь то, что плебеи, как и патриции, не являлись изначальными социальными группами («сословиями»), принадлежность к которым была жестко зафиксирована. Ясно также и то, что плебс не представлял собой однородную массу бедных римлян. Лишь в IV в. до н.э. различие между ними становится более четко выраженным. Поэтому некоторые историки склонны ассоциировать понятие «борьба сословий» только с этой поздней фазой гражданского противостояния. Однако, с точки зрения автора, все же лучше рассматривать борьбу сословий как развивающуюся ситуацию. Ряд конфликтов по целому комплексу социально-экономических и политических вопросов (аграрный вопрос, проблема долгов и долгового рабства, письменная фиксация права и т.д.), происходивших на протяжении всего V в. до н.э., в IV столетии вылились в открытую борьбу за политическую власть между двумя группами римской аристократии. Переломным моментом в этой борьбе стали законы Лициния-Секстия, принятые в 367 г. до н.э. Они явились правовой основой целого пакета реформ. Но наиболее важные политические последствия имел закон, согласно которому один из двух ежегодно избираемых консулов должен быть обязательно плебеем. Установление формального политического равенства сословий в дальнейшем, в течение второй половины IV в. до н.э., привело к сближению патрициата и верхушки плебса, образовавших новую элиту - нобилитет (с. 225-226).
Глава 10 посвящена военной активности Рима в период между 500 и 350 гг. до н.э., в ходе которого сфера его влияния впервые вышла за пределы собственно Лация. Переломным моментом в этом плане стал разгром Вейев - одного из наиболее могущественных городов-государств Этрурии - и включение его территории в состав ager Romanus в 396 г. до н.э. Поражение при Аллии и захват Рима галлами в 390 г. до н.э. лишь на короткое время приостановили римскую экспансию. В дальнейшем войны с кельтами и самнитами за господство в Центральной Италии стали важнейшими эпизодами истории Рима во второй половине IV и начале III в. до н.э., проложив ему дорогу к овладению всем Апеннинским полуостровом.
В части III «Римское завоевание Италии» (главы 11-13) основное внимание автор уделяет вопросу о том, каким образом Рим,
оставаясь городом-государством с весьма ограниченными административными ресурсами, сумел установить столь прочное господство над многочисленными и очень разными по уровню развития городскими и племенными общинами полуострова. По мнению К. Ломас, ключевую роль в решении этой проблемы, которая стала очевидной уже в конце V в. до н.э., сыграла война между Римом и Латинским союзом 341-338 гг. до н.э. Условия урегулирования конфликта, навязанные Римом побежденным союзникам, фундаментально изменили отношения между ним и общинами Лация. Но они также послужили правовой основой, на которой в дальнейшем строилась вся система римской гегемонии над остальной Италией.
Как показывает автор в главе 13 («Сотрудничество или завоевание? Союзы, гражданство и колонизация»), урегулирование 338 г. до н.э. создало новый тип римского гражданства. Наряду с полным гражданством (civitas optimo iure), включавшим весь набор гражданских и политических прав, возник его урезанный вариант - civitas sine suffragio, т.е. гражданство без права голосования. Предоставляя его некоторым италийским общинам, Рим мог увеличивать численность своих граждан, сохраняя неизменной свою сущность города-государства.
Другим важным элементом урегулирования было возрождение категории латинского гражданства и института латинской колонии, впрочем, уже никак не связанных с этнической (латинской) идентичностью. Колонии латинского права вместе с колониями и муниципиями римских граждан являлись по существу военными гарнизонами на завоеванных территориях. Вместе с тем они играли важную роль в распространении римской культуры и латинского языка, способствуя тем самым консолидации и унификации Италии под властью Рима (с. 268-269).
Остальные италийские общины имели статус союзников (socii), оставаясь формально независимыми государствами. При этом Рим, учитывая негативный опыт Латинского союза, выстраивал отношения с ними на основе договоров с каждой общиной по отдельности, а не с их совокупностью. В результате римская Италия оказалась объединением различных в правовом отношении групп общин, образовывавших целую иерархию статусов, что практически исключало возможность их совместного выступления
против Рима. Единственной общей для всех общин обязанностью являлась поставка воинских контингентов в римскую армию и, следовательно, участие в войнах, которые вел Рим. Таким образом, заключает автор, военный союз был формой римского господства над Италией (с. 273-274).
Часть IV «От города-государства к италийскому господству» включает главы 14 и 15. В главе 14 «Влияние завоевания: Рим, 340-264 гг. до н.э.» автор отмечает, что рассматриваемый период стал временем бурного роста принадлежащей Риму территории. С 338 по 264 г. до н.э. ager Romanus вырос в несколько раз - с 5525 кв. км до 26 805 кв. км, что позволило значительно снизить остроту аграрного вопроса. В 326 г. до н.э. было запрещено долговое рабство (nexum) римских граждан. Эпоха завоевания Италии отмечена также завершением «борьбы сословий». Финальной точкой в этой истории считается Lex Hortensia 287 г. до н.э. Закон, принятый по инициативе диктатора Квинта Гортензия, утвердил статус законов (leges) за plebiscita - решениями, принимаемыми собранием плебса (consilium plebis). Они, таким образом, стали обязательными для всего народа, включая патрициев. Впрочем, сами consilia plebis с этого момента фактически слились с comitia tributa - собраниями по трибам римского народа в целом.
Несмотря на то что Lex Hortensia утвердил (или, возможно, вновь подтвердил) формальный суверенитет народа, влияние ко-миций на процесс принятия решений фактически снижалось. Ключевым явлением римской политической жизни в III в. до н.э., по мнению автора, можно считать усиление позиций сената. Состоявший из бывших магистратов, и уже в силу этого весьма авторитетный орган, он превратился в могущественную правящую корпорацию элиты, членство в которой сделалось практически пожизненным. В целом, отмечает К. Ломас, закон Гортензия придал Римскому государству ту классическую форму, которая сохранялась без особых изменений в течение двух последующих столетий истории Республики (с. 296-298).
В заключительной главе «Рим, Италия и истоки Империи в 264 г. до н.э.» автор останавливается на причинах возвышения Рима, эволюция которого длительное время происходила в русле общеиталийской тенденции развития городов-государств. Тем не менее, пишет К. Ломас, по крайней мере, в одном отношении он
был уникальным обществом. Его открытость аутсайдерам не имеет аналогов в античном мире. Готовность принимать чужих в ряды своих граждан не была исключительной чертой Рима, и этрусские города-государства, например, также следовали этой традиции. Но в подавляющем большинстве случаев она практиковалась в аристократической среде и носила единичный характер. Отличие Рима состояло в распространении своего гражданства в беспрецедентном масштабе, когда большие группы людей и целые общины интегрировались в его состав. Эта исключительная способность расширять свой гражданский коллектив отмечалась уже античными писателями как фактор успеха Рима.
Не менее важным фактором была и римская система управления завоеванной Италией, представлявшая собой сложную сеть союзов, колоний и общин разного статуса, в центре которой находился сам Рим. Преимущества этой «эмбриональной империи» стали очевидны в ходе начавшихся в 264 г. до н.э. войн с Карфагеном за господство в Западном Средиземноморье (с. 327).
В приложении (с. 329-330) рассматриваются некоторые дискуссионные вопросы ранней римской хронологии, а также публикуются замечания автора по различным категориям источников и по существующим в современной науке подходам к их анализу и оценке достоверности (с. 335-345).
А.Е. Медовичев
СРЕДНИЕ ВЕКА И РАННЕЕ НОВОЕ ВРЕМЯ
2020.03.005. МОХОВ А.С., КАПСАЛЫКОВА К.Р. «ПУСТЬ ДРУГИЕ РАССКАЗЫВАЮТ О ВЫГОДЕ И РОСКОШИ, ЧТО ПРИНОСИТ ВОЙНА»: ВИЗАНТИЙСКАЯ ПОЛЕМОЛОГИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ Х-Х! вв. - Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2019. -300 с. - Библиогр.: с. 261-283.
Ключевые слова: Византия, Х-Х11 вв.; императорская армия; военная реформа; полемологическая традиция.
В монографии д-ра ист. наук А.С. Мохова и канд. ист. наук К.Р. Капсалыковой рассматриваются представления о войне, армии и военной службе, присущие различным группам византийского общества в период правления Македонской династии (867-
