CC BY
128
УДК 091
РЕЦЕПЦИЯ ГЕГЕЛЕВСКОЙ ФИЛОСОФИИ В РОССИИ В 1830-Х ГОДАХ
Т.С. Коломейцева
Независимый исследователь e-mail: [email protected]
Сегодня в России спор западников и славянофилов заходит на свой новый виток, и потому полезно обратиться к 1830-м, к самому началу этого спора, когда гегелевская философия питала общественные дискуссии. В статье изучаются особенности консервативной религиозной рецепции Гегеля в России в это десятилетие, а также рассмотрено, как философия Гегеля нашла свое отражение в стратегиях изучения Гегеля у Н. Станкевича, В. Белинского и М. Бакунина.
Ключевые слова: Гегель, Бакунин, Белинский, Станкевич, рецепция гегелевской философии в
России.
Степень разработанности проблемы
О Гегеле в России в 1830-е годы существует ряд обстоятельных источников, изданных спустя столетие, в том числе исследование Б. Яковенко1, которое благодаря своей подробности может служить отличным библиографическим пособием, однако, зачастую без необходимых обширных комментариев. Менее подробно, однако довольно рельефно, тема Гегеля в России в 1830-х изложена Д. Чижевским2, который стремится в большей мере показать 1840-е, однако отдельные статьи он посвящает кружку Станкевича, Белинскому и Бакунину. Реконструкция Т. Щедриной второй части «Очерка развития русской философии» Г.Г. Шпета дает богатый материал для изучения. Работа А. Койре4 представляет исследовательский интерес, однако она в основном опирается на труд Шпета. Любопытно также исследование Ж. Планти -Бонжур5 о Гегеле в России, однако в нем зачастую философские взгляды русских мыслителей объясняются через обозначение их духовных принципов без дополнительной исследовательской работы. Историографический интерес представляет книга «Гегель и философия в России» 1974 года как образец советского дискурса о русском Гегеле в 1830-х гг.6.
«Кризис гегелианства» с многочисленными воспоминаниями переживших этого кризис в России в 1840-х годах сбивает оптику, мешает понять, чем же был Гегель для 1830 - гг. для России тех лет, когда пытливому студенту уже нельзя было непосредственно познакомиться с Гегелем на его лекциях в Берлине, однако интерес к его философии в нашем Отечестве только возрастал. Более того, сегодня исследователю приходится пробиваться к 1830-м еще и сквозь советские рецепции. В
1 Jakovenko В. Geschichte des Hegelianismus in Russland. 1820-1850. Prag, 1940
2 Чижевский Д.И. Гегель в России. СПб., 2007. 409 с.
3 Шпет Г.Г. Очерк развития русской философии. II. Материалы. Реконструкция Т. Щедриной. М., 2009. 848 с.
4 Койре А. Философия и национальная проблема в России начала XIX века. М., 2003. 301 с.
5 Planty - Bonjour, G. Hegel et la pensée philosophique en Russie. LaHaye: Nijhoff, 1974.
6 Гегель и философия в России. М., 1974. 265 с.
советской историографии принято воспринимать развитие мысли 1830-х годах как предтечу для взглядов Чернышевского и даже Ленина. Согласно советским историкам мысли, 1830-е (равно как 1820-е, 1840-е и так далее) должны быть естественной ступенью к Октябрьской революции. Например, Цимбаев описывает это так: «Философские размышления 1830-х годов были и естественной формой отхода от политической проблематики декабристского времени, и закономерной ступенью на пути к проблематике социальной, определившей воззрение "идеалистов сороковых годов"»7. Если с первой частью этого высказывания еще можно как-то согласиться, то вторую сложно восприниматься безапелляционно.
Можно выдвинуть гипотезу, что это была не ступень, а самостоятельное явление. Необходимо понять, является ли отечественная рецепция философии Гегеля 1830-х гг. ступенью к обсуждению социальных проблем, например, у Герцена или же рецепцию Гегеля 1830-х годов сложно поместить в это ложе, возможно, оказавшееся прокрустовым. Самим советским авторам было сложно это сделать, так, например, переход Бакунина от гегельянства 1830-х в «социалисты - революционеры» остается загадкой для Полонского, который, вслед за Драгомановым, говорит об этом к советскому изданию «Исповеди» . И в этой связи Полонский пренебрежительно говорит о знакомстве Михаила Бакунина с Гегелем, тогда как Д. Чижевский, а впоследствии П. Рябов отдают должное глубине познаний Бакунина о Гегеле.
Сама философия истории Гегеля в зеркале марксизма провоцирует исследователей на то, чтобы поместить его рецепции в какую - то единую линию развития. Например, это может быть «славянофильская схема», как ее описывает Н. Бердяев: «католичество порождает протестантизм, протестантизм порождает идеалистическую философию и Гегеля, а гегелианство переходит в материализм»9. Для самого Бердяева «преодоление» философии Гегеля происходит у Ив. Киреевского и Хомякова, и схема выглядит так: они «провозглашают конец отвлеченной философии и стремятся к целостному знанию. Происходит преодоление гегелианства и переход от отвлеченного идеализма к идеализму конкретному»10.
Есть и другой подход, представленный Борисом Яковенко, который, возможно, больше понравился бы самому Гегелю: рассматривать русскую философию как претерпевшую влияние философии Гегеля, однако при этом Яковенко впадает в некоторую крайность, относя к русскому гегельянству многочисленные работы, в которых след Гегеля можно найти лишь опосредованно, «в снятом виде».
Поэтому важным представляется изучить русскую рецепцию Гегеля 1830-х годов, проверить, что в это время «гегелианство» в России действительно еще никуда не «перешло», обращаясь к текстам этих лет, и найти, какой была эта рецепция. В нашем исследовании мы также рассмотрим вклад в изучение Гегеля самых ярких его интерпретаторов 1830 - годов - Станкевича, Белинского и Бакунина.
Особенности изучения философии Г.В.Ф. Гегеля в России 30-х годах XIX века
Философия Г.В.Ф. Гегеля в России в первой половине XIX века стала источником вдохновения для многих людей, и прошла путь от первого личного знакомства русских студентов с автором до гегельянства за университетской кафедрой в Московском университете.
7 Цимбаев Н.И. "Под бременем познанья и сомненья..." (Идейные искания 1830-х годов) // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: (Мемуары современников). М., 1989. С. 24.
8 Полонский В. Михаил Бакунин в эпоху сороковых-шестидесятых годов // Бакунин М.А. Исповедь и письмо Александру II. М., 1921. С. 6.
9 Бердяев Н. Русская идея. СПб., 2008. С. 199.
10 Там же.
Широкое увлечение философией Гегеля в 1830-х годах было подготовлено опытом изучения и обсуждения философии Шеллинга в стихийно созданных кружках: «В начале двадцатых годов, незадолго до восстания 14 декабря, в Москве возник кружок молодых философов, упивавшихся "магическими струями" "небесной" философии Шеллинга. Эти шеллингианцы - "идеалисты двадцатых годов" славятся как предшественники знаменитых идеалистов гегельянцев тридцатых и сороковых годов»11. Такие кружки стали своего рода организационным творчеством, наполненным живым идейным содержанием, что отвечало запросу времени на освоение европейского опыта политики и философии для России.
В отличие от шеллингианцев 1820-х, гегельянцы 1830-х сосредоточились на прилежном изучении философии: «Лучшие люди этого поколения, знаменитые идеалисты 30-х годов, ушли от жизни в монашескую келью немецкой философии. Продолжая работу изучения немецкой философии, начатую кружком шеллингианцев, они перешли от Шеллинга к Гегелю и в тишине реакции усердно штудировали его "Логику", "Энциклопедию" и "Феноменологию духа"»12. Избрав непростой объект для изучения, они принялись отвечать на его вызовы с троекратной энергией, которая при всем желании не могла быть потрачена на политическое участие.
Интересно, что люди, в ком откликнулось слово Гегеля, были открыты к общению и обсуждению его философии с представителями других социальных слоев. Несмотря на сложность и «духовный аристократизм» философии Гегеля (метафора Ивана Ильина), она несла в себе определенный демократический посыл, соединяющий дворян и разночинцев в едином стремлении к истине. Александр Бурмейстер описывает социальный состав изучающих Гегеля в кружке Станкевича: это не только отпрыски благородных семей, но и дети священников, и даже разночинцы с сомнительной репутацией. Естественно, общаются они не только о Гегеле, но и реальной российской жизни. Бурмейстер называет такой состав кружка «электрическим»13. Это не рафинированный кружок любителей немецкой философии, а собрание людей, знающих Россию и желающих своим умственным трудом принести ей пользу.
Популярность такой гегельянской просвещенности быстро росла и приобрела характер моды. Гегель стал воплощением всего европейского: «В конце 30-х - начале 40-х гг. гегелевская философия «приобретает славу самого "последнего" слова европейской мысли, выражение сущности европейского духа. Гегельянство было самым модным философским учением в России 40-х годов»14.
Дмитрий Иванович Чижевский даже описывает, как обсуждение Гегеля нередко становилось изысканной частью ритуала ухаживания молодых людей за девушками15. Однако такая популярность имела свою обратную сторону: «Оборотной стороной этого процесса явилась вульгаризация и некоторое обесценивание престижа философии, которая стала модной забавой для передовой молодежи»16.
11 Павлов-Сильванский Н.П. Очерки по русской истории. XVIII-XIX вв. СПб.: Типография Стасюлевича, i9iG. С. 236.
12 Там же, с. 285-286.
13 Bourmeyster A. L'idee russe ente Lumieres et spiritualite sous le regne de Nicolas I. Grenoble: Ellug, Universite Stendhal, 2QQ1. P. 36-37.
14 Никоненко Б.С. «Левогегельянское» истолкование философии Гегеля в русской философии XIX века // История философии, исследования, размышления: Сб. в честь 60-летия проф. А.С. Колесникова. СПб., 2GGi. С. 98.
15 Чижевский Д.И. Гегель в России. СПб., 2GG7. С. 86.
16 Филатова О.Б. О русском шеллингианстве (проблемы заимствования философской системы) // Идеи и идеалы. 2GiG. № 4 (6). Т.2. С. 37.
Естественно, что такой живой интерес к философии Гегеля нашел свой отклик не только среди людей, по тем или иным причинам лишь поверхностно вовлекавшихся в ее освоение, но и в сердцах, питавших интерес к науке. За 1830 -1840-е годы формируются сильные ученые, изучавшие философию Гегеля в Германии. Среди них назовем Грановского, близкого друга Станкевича, чьи лекции в Московском университете к середине XIX века становятся настоящим событием в интеллектуальной жизни столицы и России.
Таким образом, распространение гегелевской философии в России имело впечатляющую динамику: от кружка Станкевича вне Московского университета до кафедры Грановского в Московском университете в конце первой половины XIX века. Используя выражение Бердяева, можно сказать, что «Гегель сделал
17
небывалую карьеру в России» . Б. Яковенко считал, что «гегелевскому мышлению никогда и нигде не удалось достичь такого решающего и определяющего влияния, как в России, причем как в чисто философском, так и в жизненно - практическом отношении», и даже «историю русской философии в точном смысле слова можно писать как историю отражения гегелевской системы в русском мышлении»18.
Лингвистический нюанс имеет важное значение для понимания характера популярности философии Гегеля в России. Есть точка зрения Александра Пятигорского, что изучать философию в России в то время - это читать ее на немецком, «западники и славянофилы, Герцен и Белинский, Чернышевский, Бакунин, хомяков, козлов, Киреевский, Лавров наконец - все они учились философии, так сказать, по-немецки»19 (правда, вызывает вопросы, почему Пятигорский относит сюда Белинского, который немецким не владел). Немногие читали Гегеля в оригинале. В основном, знакомство происходило по переводам, устным рассказам, в лучшем случае друзья заказывали друг у друга перевод из Гегеля с немецкого, как это описывает Чижевский20. Тем интереснее становится изучение «первоисточников» такой популярности Гегеля - переводов с немецкого его страниц авторства Станкевича и Бакунина.
Работа переводчика немецкой философии в первой половине XIX века - это не
только стремление точно отразить понятия философии Гегеля в русском языке, но и
подспудно - преобразование самого русского языка. На архаичность русского языка
21
для философии до Соловьева указывает Александр Пятигорский .
Примечательно, что препятствием для перевода Гегеля на русский язык становилась даже просто физическая недоступность его текстов для интересующихся. Например, по письмам Станкевича можно проследить, как он ждет гегелевские оригиналы22, после того, как перевел статью Вильма о Гегеле в 1835 году. И даже ее Станкевичу удалось перевести только наполовину, поскольку слуга не взял с собой нужный номер зарубежного журнала, где она была опубликована, и этот номер уже просто не получилось достать .
17 Бердяев Н. Русская идея. СПб., 2008. С. 105.
18 Jakovenko В. Geschichte des Hegelianismus in Russland. 1820-1850. Prag, 1940. S. XIV.
19 Пятигорский А.М. Свободный философ Пятигорский: В 2 т. / Вступ. статья К. Кобрина и О. Серебряной; науч. ред. А. Марков. СПб., 2015. Т. 2. С. 298.
20 Чижевский Д.И. Гегель в России. СПб., 2007. С. 77.
21 Пятигорский А.М. Свободный философ Пятигорский: В 2 т. / Вступ. статья К. Кобрина и О. Серебряной; науч. ред. А. Марков. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2015. Т. 2. С. 299.
22 Станкевич Н.В. Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830-1840 / Ред., [предисл.] и изд. Алексея Станкевича. М., 1914. 787 с.
23 Станкевич Н.В. Стихотворения; Трагедия; Проза / Николай Владимирович Станкевич; [Предисл.: Алексей Станкевич]. М.: Тип. и словолитня О.О. Гербека, 1890. С. 183.
Однако были трудности и посерьезнее. Как переводить, если не обо всем может быть сказано? Печальный пример отстраненного от любых форм общественной жизни, вынужденного молчать Киреевского, в статье которого Николай I нашел намеки на увлечение идеями французской революции, мало способствовал упражнениям в вольных переводах с любых языков.
Виктория Фреде показывает, что переводы тех лет не отличались точностью, переводчик мог «обрезать» оригинал или заместить наиболее острые формулировки более приемлемым, на его взгляд, вариантом. Так, опубликованный в 1835 году в журнале «Телескоп» перевод с французского статьи Вильма о Гегеле за авторством Станкевича содержал французскую консервативную рецепцию Гегеля с задачей уверить читателя в согласованности Гегеля с религией, и Станкевич переводит Geist («дух») как «ум»24.
Николая Станкевича сложно заподозрить в конъюнктурности, похоже, он от чистого сердца шел за теологической интерпретацией Гегеля.
Однако самоцензура была неизбежной, а иначе могла последовать любая кара. В 1836 году после «Философического письма» Чаадаева репрессиям были подвергнуты и сам автор, и цензор, пропустивший эту публикацию в «Телескопе», и редактор журнала.
Еще сильнее действовал антипример судьбы декабристов. «Поколения 10-х и 20-х годов, в лице лучших его наиболее живых и чутких представителей, были смяты и уничтожены. Новое поколение 30-х годов под воздействием реакции пошло по
25
новому пути, предсказанному кружком шеллингианцев 1824 года» . Поколение 30-х выбрало новый путь - немецкая философия.
Спасительным стал не только формат такого прилежного изучения, но и его содержание. В 1835 г. Пушкин писал: «Философия немецкая, которая нашла в Москве, может быть, слишком много молодых последователей, кажется, начинает уступать духу более практическому. Тем не менее, влияние ее было благотворно: она спасла нашу молодежь от холодного скептицизма французской философии и удалила от ее упоительных и вредных мечтаний, которые имели столь ужасное влияние на лучший цвет предшествовавшего поколения!»26 Однако Московский университет воспринимается властью как потенциальный источник опасности.
Немецкие ученые - объект недоверия для цензуры. Приведем слова Шишкова, произнесенные в защиту цензуры: «Необходимо "заградить источник, отколе зло сие проистекло", искоренить "худости, служащие к воспламенению умов и распространению заблуждений", "рассеянные во множестве книг и часто при первом взгляде не проницаемые", но которые, "подобно посаженным в землю семенам, дают от себя плод, растут и от часу более умножаются, заражая молодых людей сердца и умы". Главное зло - немецкие профессора. "Давно известно, что немецкие профессоры стараются затмевать ясность наук, примешивая к ним непонятные начала, изложенные невразумительными словами и мыслями, дабы под видом глубокой, скрывающейся в них мудрости, внушать ученикам великое о себе мнение и хитрость" и погубить нравы. "Шаг за шагом, пошли новые выдумки, новый образ мыслей; все стало позволительно; законы повиновения и нравственности потеряли силу свою". Как же спастись от корыстолюбивых хитростей немцев - ученых? "Надежнейшее средство - благоразумная и прилежно наблюдающая должность свою
24 Frede V. Stankevic and Hegel's arrival in Russia // Studies in East European Thought. - Springer Science, Business Media Dordrecht (2013) 65. P. 169.
25 Павлов-Сильванский Н.П. Очерки по русской истории. XVIII-XIX вв. С. 285-286.
26 Пушкин А.С. Собрание сочинений. Т. 6. С. 384.
цензура. Надобно, что б она была ни слабая, ни строгая; ибо слабая не усмотрит, а строгая не даст говорить ни уму, ни правде". Итак, Шишков еще хотел при этом говорить и уму, и правде!»27, - восклицает Н. Энгельгардт.
Однако Шишков действительно может показаться довольно просвещенным человеком в сравнении с другими консервативными критиками немецкой философии,
например, с Магницким, для которого выпады против Гегеля становятся
28
утверждением истинности только мудрости Бога .
Такая консервативная позиция пришла к кульминации в деятельности графа Уварова, чьей целью было «изгладить противоборство так называемого европейского образования с потребностями нашими; исцелить новейшее поколение от слепого, необдуманного пристрастия к поверхностному и иноземному»29.
Сами изучающие Гегеля в кружке Станкевича - под наблюдением после 1832 года. Необходимость воздерживаться даже от намеков на возможные ассоциации с французской революцией после преследования Киреевского не отвратила гегельянцев от заявления философской позиции, просто эта позиция -против французов: «Продолжая традиции "Мнемозины" 1824 года, "Московский наблюдатель" 1838 года начинает резкую полемику против французов, которых он, словами эпиграммы Шиллера, называет "вандалами". «Французы, - писал "Московский наблюдатель" - никогда не выходили из области произвольных рассуждений, и всё святое, великое и благородное в жизни упало под ударами слепого, мертвого рассудка. Результатом французского философизма был материализм, торжество неодухотворенной плоти. Гегельянцы жаловались, что «христианство, это вечное и непреходящее доказательство любви творца к творению, сделалось у французов "предметом общих насмешек, общего презрения". Они сетовали на "духовное развращение французов" и порицали революцию, "последствие этого духовного развращения": "Где нет религии, там не может быть государства, и революция была отрицанием всякого государства, всякого законного порядка, и гильотина провела кровавый уровень свой и казнила все, что только хоть нисколько возвышалось над бессмысленной толпою"30.
Виктория Фреде проводит интересное исследование, в котором она показывает, что в 1830-е гг. стремление согласовать Гегеля с религией - это единая
31
консервативная линия, которая характерная для Германии и Франции . Что выносят из философии Гегеля его русские исследователи, что становится альтернативой отрытому политическому высказыванию, ставшему невозможным?
В первую очередь, это этическая интерпретация философии. Найти в Гегеле, как в Библии, основу для личных поступков - это очень характерно для гегельянцев 30-х годов. Гегель был своеобразной «прививкой» против «односторонности и
32
субъективности желаний и воззрений»32.
27 Энгельгардт Н. Очерк истории русской цензуры в связи с развитием печати (1703-1903). СПб.: Издание А.С. Суворина, 1904. С. 73.
28 Магницкий М.Л. Голос над гробом Гегеля // Радуга. 1832. №1.
29 Цимбаев Н.И. "Под бременем познанья и сомненья..." (Идейные искания 1830-х годов) // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: (Мемуары современников). М.: Изд-во МГУ, 1989. С. 30.
30 Павлов-Сильванский Н.П. Очерки по русской истории. XVIII-XIX вв. С. 286.
31 Frede V. Stankevic and Hegel's arrival in Russia // Studies in East European Thought. Springer Science, Business Media Dordrecht. 2013. №65. С. 159-174.
32 Никольский В. Тимофей Николаевич Грановский // Грановский Т.Н. Полн. Собр.соч. Т. I. СПб.: Издание Н.Ф. Мертца, 1905. С. VI.
Во-вторых, это реализация запроса на универсализм, на что указывает Бердяев33.
Консервативность и теизм34 ранней рецепции Гегеля в 1830-х гг. сменяются отрицанием «тоталитарности» философии Гегеля в 1840-х гг., однако сам принцип отрицания берется из философии Гегеля, как это показал Чижевский35.
Характерно, что в России многие горячие поклонники Гегеля становились потом его ярыми обличителями. Бердяев называет это «кризисами гегелианства»: «У нас было два кризиса гегелианства - кризис религиозный, в лице Хомякова, и кризис морально - политический и социальный, в лице Белинского»36.
Необходимо отметить сильное влияние философии Гегеля русскую мысль: на философскую, религиозную, социальную: «Гегель был для русских вершиной человеческой мысли, и у него искали разрешения всех мировых вопросов. Он влиял на русскую философскую, религиозную и социальную мысль. Он имел такое же
37
значение, какое имел Платон для патристики и Аристотель для схоластики» .
В «скрытом виде» немецкий философ присутствовал в общественных дискуссиях: «Гегелю либо поклонялись, либо его отвергали, но все вопросы общественные, литературные, философские сводились к Гегелю»38.
Влияние на религиозную мысль носило характер пробуждения: «Русская религиозная философия пробудилась от долгого сна мысли вследствие толчков,
39
полученных от германской философии, главным образом от Шеллинга и Гегеля» .
Велико влияние Гегеля и на политическую мысль. В философии Гегеля «общий корень» первых западников и славянофилов: «По мнению Градовского, первые представители славянофильства и их противники стояли на одной почве. Именно она служила тем основанием, которое приводило обе теории к крайностям в суждениях. Критикуя крайности обоих течений, Градовский предлагает снести "старых борцов на одно кладбище" и поставить над ними общий крест»40.
Бердяев показывает, что Гегель повлиял на оба течения западничества -умеренное (философия и искусство) и либеральное (революционное и социальное).
Велико влияние Гегеля и на славянофилов. Оно выражено не в чистом виде, а наряду с другими философскими системами: «На оформление доктрины славянофильства оказали влияние философия Шеллинга, Канта, Гегеля, хотя славянофилы не являлись последователями в чистом виде ни одной из этих систем»41.
Философия Гегеля становится частью в новой творческой схеме: «Согласно славянофильской схеме, католичество порождает протестантизм, протестантизм порождает идеалистическую философию и Гегеля, а гегелианство переходит в
42
материализм» .
33 Бердяев Н. Русская идея. СПб., 2008. С. 105.
34 Frede V. Stankevic and Hegel's arrival in Russia // Studies in East European Thought. - Springer Science, Business Media Dordrecht (2013) 65. P. 159-174.
35 Чижевский Д.И. Гегель в России. СПб., 2007. С. 128.
36 Бердяев Н. Русская идея. СПб., 2008. С. 108.
37 Там же.
38 Никоненко В.С. «Левогегельянское» истолкование философии Гегеля в русской философии XIX века. С. 98.
39 Бердяев Н. Русская идея. СПб., 2008. С. 196-197.
40 Гуторов В.А. Социально-политическая теория А.Д. Градовского // Вече. Альманах русской философии и культуры. СПб, 2007. С. 180.
41 Филатова О.В. О русском шеллингианстве (проблемы заимствования философской системы). С. 37.
42 Бердяев Н. Русская идея. СПб., 2008. С. 199.
Запрос на преодоление философии Гегеля был и у Ив. Киреевского и Хомякова. Они «провозглашают конец отвлеченной философии и стремятся к целостному знанию. Происходит преодоление гегелианства и переход от
43
отвлеченного идеализма к идеализму конкретному» .
Подспудно Гегель влиял и на консервативную мысль. «Народность» графа Уварова - дань триадам: «В литературе доктрина Уварова получила неточное и, на наш взгляд, вводящее в заблуждение название "теория официальной народности" (предложение А.Н. Пыпина). В действительности не идея народности, хотя бы и в консервативном ее варианте, воодушевляла Уварова. "Народность" здесь была вынужденной уступкой "духу времени", данью, которую Уваров платил немецкой философии (принцип триады был характерен для Канта, Фихте, Гегеля),
44
европейскому романтизму» .
Важно, что от критики Гегеля мыслители приходят к самостоятельному философскому поиску: «Программа самостоятельной русской философии была впервые начертана Ив. Киреевским и Хомяковым. Они прошли школу германского идеализма. Но они пытались отнестись критически к вершине европейской философии своего времени, т.е. к Шеллингу и Гегелю»45.
Необходимо так же отметить точку зрения Александра Пятигорского, что это не философствование, а «культурный и литературный эффект», «формулирование мировоззрения»46, как пишет Бердяев, это путь «или преображения души, или преображения общества», и на этом пути Гегель имел «плодотворное» влияние на русскую мысль.
Таким образом, обсуждение философии Гегеля было встроено в общественный дискурс 1830-х гг., являлось важной его частью и повлияло на развитие философской мысли. Консервативная интерпретация гегелевской философии характерна и для других стран в 30-х годов XIX века (Франция, Германия). Этот консерватизм был частью мировой рецепции Гегеля в 1830-е. Политические и социальные условия знакомства с Гегелем в России повлияли на интенсивность изучения и обострили его консервативную составляющую.
Стратегии изучения гегелевской философии: кружок Н.Г. Станкевича, В.Г. Белинский, М.А. Бакунин
Заниматься зарубежной философией, входить в состав кружков и обсуждать ее - из сегодняшнего дня это может показаться естественной формой приложения познавательного интереса людей. Однако для 30-х гг. XIX в. это было еще и актом воли, проявлением активной жизненной и гражданской позиции, альтернатива которому - молчание. Вот, например, как Гершензон описывает социальную судьбу уже упомянутого Киреевского, которому пришлось испытать второй вариант: «В этом самом факте, что внешняя деятельность Киреевского свелась к нулю, что он ничего не сделал и, будучи писателем по призванию, очень мало написал, заключается вся социальная сторона его биографии. При тех исторических условиях, в которых жил Киреевский, его жизнь неизбежно должна была оказаться внешне бесплодной. Он
43 Там же.
44 Цимбаев Н.И. «Под бременем познанья и сомненья...» (Идейные искания 1830-х годов) // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: (Мемуары современников). М., 1989. С. 30.
45 Бердяев Н. Русская идея. СПб., 2008. С. 198.
46 Пятигорский А.М. Свободный философ Пятигорский. Т. 2. СПб., 2015. С. 298 .
был лишний человек, как и все передовые умы его времени: это - основной факт его
47
внешней жизни» .
Характерна дневниковая запись современника этих событий Никитенко из 1834 года: «Сначала мы судорожно рвались на свет. Но когда увидели, что с нами не шутят; что от нас требуют безмолвия и бездействия; что талант и ум осуждены в нас цепенеть и гноиться на дне души, обратившейся для них в тюрьму; что всякая светлая мысль является преступлением против общественного порядка, - когда, одним словом, нам объявили, что люди образованные считаются в нашем обществе париями; что оно приемлет в свои недра одну бездушную покорность, а солдатская дисциплина признается единственным началом, на основании которого позволено действовать, -
48
тогда все юное поколение вдруг нравственно оскудело» .
В 30-х гг. Станкевича, Белинского и Бакунина сложно назвать «лишними людьми», да и в «нравственной скудости» их не упрекали. Они становятся знаковыми фигурами для интеллектуальной жизни Москвы. Именно изучение философии Гегеля и обсуждение ее, а также особенности их интерпретации гегелевской философии способствовали легальному воплощению их гражданских стремлений.
При всей несхожести характеров и судеб, Станкевич, Белинский и Бакунин были друзьями и соратниками. Отметим общее в изучении философии Гегеля Станкевичем, Белинским и Бакуниным:
- необходимость практического действия на основе философии Гегеля. Как отмечает Цимбаев, «для людей 1830-х годов познание мира было первой ступенью его преобразования»49;
- интерес к литературе, издательскому делу.
Остановимся подробно на различиях в подходах к изучению философии Гегеля Станкевичем, Белинским и Бакуниным.
Если обозначить типаж, обобщить влияние социальных условий на изучение каждым из них гегелевских идей, то у нас получится следующее:
Станкевич: «совершенный образ идеалиста 40-х годов»50. Вокруг Станкевича собирается кружок, который «имел свой ход и значение в обществе», как вспоминал в мемуарах К.С. Аксаков51. «Совершенность» образа идеалиста Станкевича связана не только с его четкой гуманистической и этической позицией: он ищет в религии и философии опору для жизни, и вовлекает в этот поиск своих друзей, но и с определенным демократизмом в выборе собеседников. Александр Бурмейстер показывает, что в состав кружка Станкевича входят не только дворяне: «Состав кружка электрический, он отражает социальный состав и "политические тенденции" учеников. Бывший юрист Почека, замешанный в каких - то делах в предыдущем году Малов, старательный Сергей Строев - старший брат П.М. Строева, знаменитый историк археолог Василий Красов - сын священника бывшего семинариста в Вологде и поэт. Современник Боденштет, гувернер детей принца Голицына оставил такие воспоминания о портрете Красова: из - за своего происхождения из - за своих симпатий он был тесно связан с народной русской реальностью и являлся живым
47 Гершензон М.О. Грибоедовская Москва; П.Я. Чаадаев; Очерки прошлого / Сост., предисл., примеч. В.Ю. Проскуриной. М., 1989. С. 290.
48 Цимбаев Н.И. «Под бременем познанья и сомненья...» (Идейные искания 1830-х годов) // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: (Мемуары современников). М., 1989. С. 24.
49 Там же, с.19.
50 Бердяев Н. Русская идея. СПб., 2008. С. 88.
51 Аксаков К.С. Воспоминание студентства 1832-1835 годов // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: (Мемуары современников). М., 1989. С. 319.
примером контраста с высоким обществом, которое выражалось на французском. Его оригинальные речи и его поведение меня вдохновляли на совершенно противоположное мнение о духе русского народа и об их свойствах»52.
Белинский: «типичный интеллигент (в более узком смысле) второй половины
53
XIX века», по выражению Николая Бердяева .
Бакунин - проповедник, на что указывают В. Полонский («Две ярких черты характерны для молодого Бакунина: жажда знания и неугомонный зуд проповедничества. Еще сам ничему не научившись, сознавая даже свою неподготовленность как в сферах жизни, так и в области знания, Бакунин, тем не менее, с юных лет усвоил себе тон учителя, мудреца, разрешающего спорные вопросы, что волновали окружавшую среду»54.) и П.В. Рябов («Двадцатитрехлетний "Мишель" стал крупнейшим в России знатоком, переводчиком и проповедником гегелевской философии»55, «Будучи величайшим знатоком философии Гегеля, Бакунин предпочел жизнь и борьбу философским абстракциям, сумел воплотить в жизнь то, что проповедовал на словах»56, «Всю жизнь Бакунин неутомимо проповедовал: в юности проповедовал религию человечества и любви своим родным и близким, затем проповедовал диалектику Гегеля - Белинскому, Вейтлингу и Прудону... Звать, вести, убеждать, полемизировать, обличать, пророчествовать, проповедовать - таково было призвание этого удивительного человека»57).
Характерно, что Станкевич, Белинский и Бакунин фокусируются соответственно на следующих темах у Гегеля:
58
1) Станкевич: этика, теология58. Современников восхищала цельность этических взглядов Станкевича, а нравственный поиск им велся на пути освоения философии Гегеля59. Феномен Станкевича был еще более удивительным современникам на фоне «цинизма» эпохи, как, например, описывает в дневнике 1834 года Никитенко: «В странном положении находимся мы. Среди людей, которые имеют претензию действовать на дух общественный, нет никакой нравственности. Всякое доверие к высшему порядку вещей, к высшим началам деятельности исчезло. Нет ни обществолюбия, ни человеколюбия; мелочный отвратительный эгоизм проповедуется теми, которые призваны наставлять юношество, насаждать образование или двигать пружинами общественного порядка. Нравственное бесчиние, цинизм обуял души до того, что о благородном, о великом говорят с насмешкою даже в книгах»60.
Александр Бурмейстер и Виктория Фреде описывают сильный интерес Станкевича к религии, повлиявший на его восприятие гегелевской философии. А. Бурмейстер видит исток такого интереса в курсе Надеждина, который Станкевич прослушал в университете: «Курс Надеждина берет направление решительно религиозное, и его ученики в частности Станкевич, к этому очень чувствительны.
52 Bourmeyster A. L'idee russe ente Lumieres et spiritualite sous le regne de Nicolas I. P. 36-37.
53 Бердяев Н. Русская идея. СПб.: Азбука - классика, 2008. С. 90.
54 Полонский В. Михаил Бакунин в эпоху сороковых-шестидесятых годов // Бакунин М.А. Исповедь и письмо Александру II. М.: Государственное издательство, 1921. С. 12.
55 Рябов П.В. Философия классического анархизма (проблема личности). М., 2007. С. 176.
56 Там же, с. 170.
57 Там же, с. 170-171.
58 Frede V. Stankevic and Hegel's arrival in Russia // Studies in East European Thought. - Springer Science, Business Media Dordrecht (2013) 65. P. 159-174.
59 Там же.
60 Цимбаев Н.И. «Под бременем познанья и сомненья...» (Идейные искания 1830-х годов) // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: (Мемуары современников). М., 1989. С. 24.
Воодушевленный ярким религиозным порывом, Станкевич ждет от философии ответов, которые Надеждин не способен ему дать»61.
2) Белинский: искусство, личность и общество.
3) Бакунин: наука. Как описывает это Полонский: «Верой в призвание, смутной, но властной тягой к неведомым горизонтам питалось влечение Бакунина к науке. Это была единственная область, в которую при тогдашних условиях вообще мог он направить свою кипучую энергию. Самая потребность знания приняла в его сознании романтически преувеличенные размеры. Бакунин жаждал необычайных научных откровений. Наука представлялась ему волшебной страной, вне которой жизнь теряла всякий смысл. Самые яркие мечты юности, тоска по высокому назначению, жажда чудес, все это собралось в один фокус, в один помысел, в один тугой узел, имя которому было: наука»62. Успех в изучении Гегеля П. Рябов определяет так: Бакунин - «величайший знаток философии Гегеля»63, «двадцатитрехлетний "Мишель" стал крупнейшим в России знатоком, переводчиком и проповедником гегелевской философии»64. Гегель дал Бакунину методологию, П. Рябов пишет, что Бакунин использует ее после 1830-х годов и далее: «даже в последние годы своей жизни Бакунин продолжал виртуозно использовать
65
гегелевскую методологию, делая акцент на негативной диалектике»» .
Особого внимания заслуживает и драматизм, с которым философия Гегеля преломляется судьбе каждого из мыслителей.
Для Станкевича Гегель становится опорой в личных душевных поисках66. Станкевич верит в целительность философии Гегеля для духовой жизни: Гегель «по словам А. Станкевича, обещал исцелить Грановского от односторонности и субъективности желаний и воззрений, "указывая разумность и гармонию в полноте
67
явлений природы, искусства, религии, политики и науки»» .
Для Белинского Гегель - основа личной стратегии в социальной жизни, порывает с друзьями, «примиряется с действительностью».
Для Бакунина - вдохновение для жизни и для занятий наукой, а также для практического преобразования даже личной жизни близких. Как пишет Рябов: «Гегельянство восхищало его красотой чистой мысли, дающей ключ к решению всех насущных мировых проблем и помогающей осмыслить действительность как гармоничное, закономерное и одухотворенное целое»68. Полонский отмечает, что
69
«самая жизнь начинает отождествляться с пониманием жизни» .
Бакунин и Станкевич становятся источником знания о Гегеле для Белинского, не знавшего немецкого языка. Однако, по выражению Бердяева, обладая гениальной проницательностью, Белинский многое угадал в Гегеле70. Примечательно, что гегельянцем в полной мере в 1830-е можно назвать именно Бакунина.
61 Bourmeyster A. L'idee russe ente Lumieres et spiritualite sous le regne de Nicolas I. P. 36.
62 Полонский Б. Михаил Бакунин в эпоху сороковых-шестидесятых годов // Бакунин М.А. Исповедь и письмо Александру II. М.: Государственное издательство, 1921. С. 13.
63 Рябов П.Б. Философия классического анархизма (проблема личности). М., 2GG7. С. 17Q.
64 Там же, с. 176.
65 Там же, с. 177.
66 Bourmeyster A. L'idee russe ente Lumieres et spiritualite sous le regne de Nicolas I. P. 11Q.
67 Никольский Б. Тимофей Николаевич Грановский // Грановский Т.Н. Полн. Собр.соч. Т. I. СПб.: Издание Н.Ф. Мертца, 19G5. С. 6.
68 Рябов П.Б. Философия классического анархизма (проблема личности). М., 2GG7. С. 176-177.
69 Полонский Б. Михаил Бакунин в эпоху сороковых--шестидесятых годов // Бакунин М.А. Исповедь и письмо Александру II. М.: Государственное издательство, 1921. С. 19.
7Q Бердяев Н. Русская идея. СПб., 2GG8. С. 9Q.
Таким образом, при всех различиях жизненных и творческих стратегий Станкевича, Белинского и Бакунина, общим для них является стремление к тому, чтобы изменить мир через просвещение людей философией Гегеля, что объединяет их в работе над журналом «Московский наблюдатель», единственным литературным журналом, который к 1837 году в Москве был сохранен цензурой71. Философия Г.В.Ф. Гегеля стала способом постижения истины и декларирования должного для Станкевича, Белинского и Бакунина и явилась ответом на запрос эпохи 1830-х годов в России о формулировании консервативного религиозного мировоззрения, согласованного с актуальным для того времени развитием науки и философии.
Благодарности. Я бы хотела выразить сердечную благодарность за бесценные комментарии об источниковой базе темы рецепции Гегеля в России 1830 - годов,
A.Н. Круглову (РГГУ, Россия), Н.С. Плотникову (Рурский университет Бохума, Германия) и В. Фреде (Калифорнийский университет в Беркли, США).
Список литературы
1. Аксаков К.С. Воспоминание студентства 1832-1835 годов // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: (Мемуары современников). - М.: Издательство МГУ, 1989. - С. 312-334.
2. Бердяев Н. Русская идея. - СПб.: Азбука - классика, 2008. - 320 с.
3. Володин А.И. Гегель и русская социалистическая мысль XIX века. - М.: Мысль, 1973. - 304 с.
4. Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т. 1. Энциклопедия философских наук. Ч. 1. Логика / Г.В.Ф. Гегель; перевод Б.Г. Столпнера. - М. - Л., 1930. - 368 с.
5. Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т. 4. Система наук. Ч. 1. Феноменология духа / Г.В.Ф. Гегель; перевод Г.Г. Шпета. - М., 1959. - 440 с.
6. Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т. 7. Философия права / Г.В.Ф. Гегель; перевод Б.Г. Столпнера. - М. - Л., 1934. - 380 с.
7. Гегель и философия в России. - М.: Наука, 1974. - 265 с.
8. Гершензон М.О. Грибоедовская Москва; П.Я. Чаадаев; Очерки прошлого / Сост., предисл., примеч.
B.Ю. Проскуриной. - М.: Московский рабочий, 1989. - 400 с.
9. Гуторов В.А. Социально-политическая теория А.Д. Градовского // Вече. Альманах русской философии и культуры. - СПб, 2007. - С. 169-214.
10. История русской литературы: В 10 т. / АН СССР. Институт русской литературы (Пушкинский дом).
- М.-Л.: Издательство АН СССР, 1941-1956. Т. VI. Литература 1820-1830 годов, 1953. - 612 с.
11. Койре А. Философия и национальная проблема в России начала XIX века. - М.: Модест Колеров, 2003. - 301 с.
12. Магницкий М.Л. Голос над гробом Гегеля // Радуга. - 1832. - № 1.
13. Никольский В. Тимофей Николаевич Грановский // Грановский Т.Н. Полн. Собр.соч. Т. I. - СПб.: Издание Н.Ф. Мертца. - 1905. - С. 3-12.
14. Никоненко В.С. «Левогегельянское» истолкование философии Гегеля в русской философии XIX века // История философии, исследования, размышления: Сб. в честь 60-летия проф. А.С. Колесникова.
- СПб.: С.-Петербургское филос. общ-во, 2001.
15. Павлов-Сильванский Н.П. Очерки по русской истории. XVIII-XIX вв. - СПб.: Типография Стасюлевича, 1910. - 236 с.
16. Плотников Н.С. Дух и буква. К истории изданий Гегеля // Путь. - № 7. - 1995. - С. 261-289.
17. Полонский В. Михаил Бакунин в эпоху сороковых-шестидесятых годов // Бакунин М.А. Исповедь и письмо Александру II. - М.: Государственное издательство, 1921. - С. 9-48.
18. Пятигорский А.М. Свободный философ Пятигорский: В 2 т. / Вступ. статья К. Кобрина и О. Серебряной; науч. ред. А. Марков. - СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2015. - Т. 2. - 496 с.
19. Рябов П.В. Философия классического анархизма (проблема личности). - М.: Вузовская книга, 2007.
- 340 с.
20. Станкевич Н.В. Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830-1840 / Ред., [предисл.] и изд. Алексея Станкевича. - М., 1914. - 787 с.
71 История русской литературы: В 10 т. / АН СССР. Институт русской литературы (Пушкинский дом). М.- Л.: Издательство АН СССР, 1941-1956. Т. VI. Литература 1820-1830 годов, 1953. С. 582.
21. Станкевич Н.В. Стихотворения; Трагедия; Проза / Николай Владимирович Станкевич; [Предисл.: Алексей Станкевич]. - М.: тип. и словолитня О.О. Гербека, 1890. - 245 с.
22. Филатова О.В. О русском шеллингианстве (проблемы заимствования философской системы) // Идеи и идеалы. - 2010. - № 4 (6). - Т. 2. - С. 33-38.
23. Цимбаев Н.И. «Под бременем познанья и сомненья...» (Идейные искания 1830-х годов) // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи: (Мемуары современников). - М.: Изд-во МГУ, 1989. - С. 547.
24. Шпет Г.Г. Очерк развития русской философии. II. Материалы. Реконструкция Т. Щедриной. - М.: РОССПЭН, 2009. - 848 с.
25. Энгельгардт Н. Очерк истории русской цензуры в связи с развитием печати. (1703-1903). - СПб.: Издание А.С. Суворина, 1904. - 136 с.
26. Bourmeyster A. L'idee russe ente Lumieres et spiritualité sous le regne de Nicolas I. - Grenoble: Ellug, Universite Stendhal, 2001. - 435 pp.
27. Brown E.J. Stankevich and His Moscow Circle, 1830-1840. - Stanford University Press, Stanford, Cal., 1966. - 145 pp.
28. Frede V. Stankevic and Hegel's arrival in Russia // Studies in East European Thought. - Springer Science, Business Media Dordrecht. - 2013. - №65. - С. 159-174.
29. Jakovenko В. Geschichte des Hegelianismus in Russland. 1820-1850. - Prag, 1940.
30. Jakowenko В. Über D.I. Tschishevskijs Werk «Hegel in Russland» // Internationale Bibliothek für Philosophie. IV. Jahrgang, 1939. - № 3-4.
31. Planty-Bonjour G. Hegel et la pensée philosophique en Russie. LaHaye: Nijhoff, 1974. - 343 pp.
RECEPTION OF HEGEL'S PHILOSOPHY IN RUSSIA IN 1830'S
T.S. Kolomeytseva
Independent researcher e-mail: [email protected]
The discussion between Westernizers and Slavophils is going to its new turn today. It is useful to study the beginning of the discussion of 1830, when Hegel's philosophy cherished the debates. The goal of this article consists in clarification of the conservative religious interpretation of Hegel in Russia in 1830. The paper also examines Hegel research strategies in Stankevich, Belinsky and Bakunin.
Keywords: Hegel, Bakunin, Belinsky, Stankevich, reception and interpretation of Hegel in Russia.
