CC BY
18
DOI: 10.15643/libartrus-2021.3.6
Рецензия на монографию: Ильин В. В. Метафилософия. Поэтика философии: монография. М.: Проспект, 2021.160 с.
ISBN 978-5-392-34141-2
© В. А. Писачкин
Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарева Россия, Республика Мордовия, 430005 г. Саранск,улица Большевистская, 68.
Email: pisachkin@yandex.ru
Монография посвящена двум основным задачам: во-первых, освобождению живой, ищущей душу философии от тяжелого наследия прошлого (груза вульгарного социологизма, порочной идеологизации, индокринации духовного творчества) на пути к выходу на простор, окрыленный лишь профессиональной заботой поиска. Во-вторых, автор стремится прояснить принципы философствования как исторической контекстуальной и надконтекстуальной продуктивной деятельности, в которой предстает критика философского разума в качествах: метафилософии, теории философского процесса и поэтики философии. В них рельефно выражается «интимный ток философствования». Поэтика философии представлена в качестве дисциплины «сугубо философской» и даже «метафилософской». Сфера ее специфической предметности определяется инструментально-символическим характером обработки «ресурсов эстемы и но-эмы». Литература упивается эстемой, «словесной изящностью», красотой слова, где «логос» предстает в качестве «изречения». Для философии «логос» выражает ориентир, предметный «азимут» которого - «идея». Поэтика философии специфична в своих интенциях: в «деонтологическомустремлении» она нормативна, но не столько в плане «консервации идеалов», а в побудительном отношении, в аспекте их конструктивности и культивации. Философия мощный индуктор духоподъемности. Она апеллирует к силе правды, обращается к людям с обоснованием смысла, как некоей «правдой жизни», связанной с подвижничеством и проповедничеством.
Ключевые слова: поэтика, метафилософия, эстема, ноэма, эпистема, макросоциология, бедленд, гудленд, политическая текстура, архитектура философствования.
Поэтика в классической версии - это дисциплина, главным образом филологическая, изучающая поэтическую деятельность, ее происхождение, формы и значение, это теория поэзии. Безусловно, поэтика - это дисциплина литературоведческая, сравнительно-историческая, которая представлена в работах М. М. Бахтина [1, 2], социологическая поэтика (жанры утопиче-скои и фантастическои поэтики и др.).
В своем исследовании В. В. Ильин рассматривает поэтику философии в качестве дисциплины «сугубо философскои» и даже «метафилософскои» [4, с. 8-9]. Сферу ее специфическои предметности автор определяет в качестве инструментально-символического характера обработки «ресурсов эстемы и ноэмы». Литература, отмечает он, наслаждается эстемои, «словес-нои изящностью», красотои слова, где «логос» предстает в качестве «изречения». В философии - «логос» выражает особыи ориентир, предметным «азимутом» которого служит «идея», «мысль». Главную идею поэтики философии содержит особая форма души как качество «измышления» - мыслительная деятельность. Эта деятельность многоликая и разноплановая.
Она протекает в предметно-практическом, визуальном и вербальном вариантах, в формах «мыслительных слоев» и оригинальных видах «специальной сюжетной, идейной, знаковой репрезентации» [10].
Репрезентативное выстраивание образов имеет рецептурную природу, связанную с образным восстановлением предметной реальности. Философское освоение предметности категориально, оно предусматривает развертывание не образных, а абстрактных понятийно-логических форм [9]. Поэтика философии специфична в своих интенциях: в «деонтологиче-ском устремлении» - она нормативна, но не столько в плане «консервации идеалов», а в побудительном отношении, в аспекте их конструктивности и культивации [4, с. 11]. Философия мощный индуктор духоподъемности. Она апеллирует к силе правды, обращается к людям с обоснованием смысла, как некоей «правдой жизни», связанной с подвижничеством и проповедничеством.
Эпистема. Философия возникла в контексте духовного опыта из мифопоэтического (фольклорно эпического) комплекса в процессе рефлективного преодоления душевно-жизненной подвижности и образности. Абстрактно-логическая демифологизация интеллекта состоялась в категориальной реконструкции природы мира, порождаемого развертыванием вездесущих умопостигаемых первоначал, первооснов, первоэлементов. Протекающие процессы в разных культурных точках осевого времени аналогичны, они слишком похожи друг на друга, чтобы быть случайными, очень скоординированы, чтобы быть стихийными, и слишком приметны, чтобы быть незаметными [4, с. 22]. Развитие «органона» эпистемы, как знания или «доказанного утверждения», В. В. Ильин связывает с изменением характера и смысловых форм языка, характером аргументации, направленности на идеологические и другие социальные институты.
Идеология. Идеология выступает особым типом признания истины, идущей от характера по субъективным основаниям и убежденности о содержании справедливости. К примеру, по поводу пункта одной из конституций, где было указано: «ливиец всегда прав». А «если он не прав? Тогда конституция предусматривает указание: «смотри на предыдущий пункт». Аналогичен лозунг борцов за права «афроамериканцев в США»: «Жизнь черных (чернокожих) -имеет значение». В. В. Ильин отмечает, что идеология, это разновидность специфического сознания, «тенденциозного, нарочитого, умышленного», которому, в гносеологическом плане, присущи: спекулятивность, иллюзорность, догматичность, апологетичность, авторитарность и репрессивность» [4, с. 24-26].
Национально-государственная идеология представлена «рядом репрезентативных комплексов», выражающих в прагматическом плане отношение «социума», народа и государства в занимаемом им (ранговом) «подлунном месте» в социальном мире. Философия либерализма последовательно обосновывает космополитический индивидуализм, который представлен в версиях либерального национализма, выражающий «дух народа» и либерализма консервативного, апеллирующего к «почвенническому» мессианизму как ответственной миссии служения, спасения, освобождения. Идеологии национал-социализма, расизма, шовинизма, нордизма, фашизма культивируют идеи агрессивного покорения народов, закабаления, дискриминации одних и признания других в качестве высшей цивилизационной группы (голубая кровь, белая кость), а также другие формы утверждения концепций бытия, притязаний в мире, поддержания престижа, развитие панидей богоизбранности, обоснование идей политической целесообразности.
Наука в контексте духовного опыта занимает иное, особое место. Она категориально-логична, импликативна, интерсубъективна и дает наиболее прочные основания из всех гарантии обладания истинои. Ильин формулирует проблемные комплексы на этом пути:
а) на стыках науки - культуры - в основе человеческои деятельности расположены порядок нормосообразия и тип регуляризации [13]. Стандартизация научных вердиктов, канонизация фактов и событии связаны с жесткими правилами операционализации, верификации, логизации, квантификации, метризации, каузализации, естественнои детерминации [4, с. 31]. Подозрения в ненадежности продуктов научнои деятельности связаны с карающими санкциями со стороны профессионального научного сообщества и масштабными акциями социального контроля;
б) проблемы на стыках логических процедур науки, не попадающих под научную логиза-цию деиствительности. Человек производит смыслы, это аксиома социального бытия. Смыслы состоят в открытии ответа на проблемные вопросы по поиску пути к деиствию. Автор рассматривает стратегическое понимание как путь в реализации обнаружения смысла. Тактическое понимание на этом пути представляет «развернутую процедуру», методологию, своиства понима-тельных процедур (конструктивности, симультанности, сукцессионности и др.) [9];
в) проблемы на стыках каузальнои и некаузальнои организации материальнои и духов-нои реальности, подчеркивает автор, связаны с идееи всеобщности «научного разума». Но механизмы законосообразия в условиях определенных идеологии (объективного причинения) не однозначны к деиствию эффектов целесообразности, целеполагания, мотивности, дости-жительности, самоорганизуемости, творческого роста и других моментов.
В макросоциологии существуют современные модели «большои социальности» и деи-ствует статистика поведения массы (в заорганизованном массовом обществе), а также существуют модели (гуманистически либерально-демократически оснащенного общества). Баланс малои и большои социальности - нерв социального устроения, стержень метафизики истории, общества, государства. Любое трение между ними чревато эксцессами [4,11]. Для каждои из них своиственны определенные проблемы. В современнои России, например, актуальны проблемы, связанные с эмиграциеи «самодостаточных людеи», автор видит в них «беду и вину нашего отечества» [4, с. 35].
В монографии рассмотрены проблемы каузальности и некаузальности в биологии, экономике, истории, антропологии и других отраслях знания, для каждои из которых характерны проблемы обоснованности, как доказательного, рационально организованного знания. Оно базируется на пяти векторах: законе основания, логическои опосредованности, ментальнои детерминированности, демонстративности, импликативности [4, с. 38]. Философия, считает автор, сближается с наукои формально, посредством логико-теоретическои, дискурсивно-вы-разительнои обработки. И даже удаляясь от нее, она остается контуром предметных рассмотрении интеллектуального комплекса в содержательном плане. В этом аспекте: «Человек» - является предметом забот рациональнои антропологии; «Истина» - предметом рациональнои гносеологии; «Благо» - предметом рациональнои аксиологии; «Польза» составляет предмет рациональнои праксеологии; «Добродетель» - предмет рациональнои аретологии; «Любовь» - предмет рациональнои амитологии и т.д. Но есть также много иного, что выпадает из тематизации науки, но не утрачивает человеческои жизненнои значимости. Сфера экзистенциального не покрывается сферои эссенциального и составляет «благодатную почву простору философствования» [4, с. 42].
Слияние форм объективного процесса природы и целеполагающей деятельности человека в единый процесс развития составляет синтетический антропо-социо-техно-натурный комплекс, ориентированный на сценарии бытия как целевоплотительной «среды обитания» с позиции перспектив выживания и родового развития. Действия человека, считает автор, требуют адекватного осмысления в терминах понимающей социологии, глубинной психологии, герменевтики и культурной антропологии. Тогда как методологические регуляторы теоретической науки не обслуживают теорию символа. К примеру, в эпистомологии генерализация, объективация, детерминация, а в символогии - инициация, целеориентация, самореализация [5-9].
Власть. Власть, политическая и государственная - особый объект философии. Толкование существа власти традиционно связано с монополией на правовую и силовую инициативу. Стандартные механизмы власти: господство, руководство, организация, управление, контроль.
Специализированный отсек духовно-практического освоения действительности в аспекте всех типов ее понимания и преобразования связаны с наукой и искусством, которые не способны вводить (науки) от предметности - ноэмность; искусства - от художественности -эстемность.
В. В. Ильин рассматривает власть власти в аспекте глубинной диспозиции на базе топологических идей в вариации гомеоморфного отображения различных точек политического пространства, которым свойственно многообразие показателей самопринадлежности, характеризуемых «самодостаточностью, непрерывностью, правильностью» [4, с. 42-45]. Автор фиксирует в них инварианты типологических универсалий политической риторики, в которых находит выражение «золотая формула власти». Применительно к российской истории в темпоральном преломлении политическая риторика оперирует понятиями: гражданская свобода, сильное государство, народное благо, социальная справедливость, величие нации и др.
В них философия (социальная философия, философия власти, философии политики) «отрабатывает» способы, технологии и апологии соответствия гуманитарным условиям современного мира в поиске «золотого сечения» и сохранения черт благонравия, благопристойности, благочинности.
На этом пути, отмечает автор, в логико-гносеологическом плане доминирует угол зрения, оправдывающий способ получения изолирующих абстракций, когда процедурный формализм усиливает своей бессодержательной техничностью «одиозность властно-политического функционализма». При этом вердикты, подобные хрестоматийному «казнить нельзя помиловать» в функциональном исполнении сопровождаются уловкой с запятой как фокусом лукавства. В русле преодоления функционалистского формализма, Ильин выделяет эффективность применения комбинации, «с опорой на базис жизнестроения» (жизненное пространство социума и жизненный мир людей). Учет реальных свойств этих понятий в качестве инструментов не позволит безнаказанно пропустить приемы фальсификации (ужимки, уловки, лакировки). Фальсификаторам сложно обойти тему рациональности «властно-политических мыслей и действий, апологий и технологий» [4, с. 49]. Рациональность опирается на критерии оптимальности, эффективности, целесообразности, оправданности. При публичной экспертизе (апробации, критике, аналитике и пр.), адаптированные кондиции социального проектирования резко возрастают, они популярны, а достоинства парламентаризма очевидны. В антроп-ном измерении они фиксируют: а) социальный лифт, когда любой человек «из народа» способен
стать «человеком для народа»; б) социальную ответственность элиты в диспозиции «служения» народу, а для клерка - служение ведомству.
Типы управления. В монографии подчеркивается: республиканизм - объективирует тип управления, как форму социального равенства доступа к гражданским свободам, инициативным правам. Республика - служит превращению властвования в общественное дело; демократизм, - следующая стадия освобождения человечества от «внеприродной стихии, спонтанной силой власти», которая обретается на пути демократизации общественной жизни. Демократия - не власть всех, а свобода всех; она суть - правосообразный образ жизни, контролируемый не верой, но действенной способностью каждого, заявлять и проявлять собственные возможности. Непреходящее достоинство демократии - свобода выбора и выбор свободы. Обратная «сторона этой медали» в российском опыте представлена неуемным зудом преобразований (перестройка, новое мышление, ускорение); нетерпимой суровостью к инакомыслию; популистскими кредитами бездарной власти; бюрократизмом и бюрократическим контролем -как инструментом власти. Демократия обеспечивает внебюрократический характер самоконтроля [4, с. 54].
Автор характеризует «работу» философии, которая «вбирает масштаб исторического опыта», вносит генерализирующие суждения и поправки на нюансы, свойственные неумолимому току цивилизационного процесса истории. Социально-исторический процесс представляет последовательную смену (череду) состояний, включая (прецеденты династизации власти в социалистической НДР Корее, Республике Азербайджан, политические автаркии третьего мира), не вписывающиеся в цивилизационный поток и реальность текущей жизни в других формах. Философское осмысление атмосферы «дыхания живущих» в аспекте реальности связано с безвозвратными лишениями, утратами, конфликтами. Разрушаются природные основы бытия, нарастает конфликтность: перенаселенных - неперенаселенных стран; освоенных - неосвоенных территорий; ресурсно обеспеченных - необеспеченных регионов; технологически развитых - неразвитых государств; коммуникационно консолидированных - не консолидированных анклавов [4, с. 56]. Человечество входит в «дефицитную зону всемирной организации», что в предельно философском представлении связано с обострением «классических противоречий пространства - времени, природы - культуры, географии - истории». Сверхценности дефицитного жизнестроя, по оценке В. В. Ильина, составляют, комфортные для проживания участки поверхности Земли, «не переработанная вовсе историей география». Борьба вокруг нее становится стержневым моментом переформатирования планетарной ситуации (блокообразования, отношений соперничества, союзничества). Относительно разреженные, некультивированнные жизненные пространства, по мнению автора, становятся потенциально горячими точками мира [4, с. 57].
Метафизические модели политических проектов зависят от политической текстуры (лат. ткань, строение, материал). В монографии представлены сценограммы геостратегической режиссуры. Общеизвестные геополитические дихотомии (теллурократия - талассокра-тия; хартленд - римленд) автор дополняет дихотомией бедленд (badland), - гудленд (goodland). Эта лексическая пара передает отношения двух множеств (бедленд - гудленд) в соответствии с проецированием контрастных видиоопределений, в оттенках богатой палитры неоднородности социальной реальности. Данная сцепка не географическая, а исто-рико-географическая. Она фиксирует в первой части дихотомии - цивилизационную разно-упорядочность: (аномию, образовательную, технологическую отсталость, ценностную
замкнутость), а во второй части - ее противоположность (продвинутость, технологичность, ценностную открытость, толерантность).
Схема рассуждений автора базируется на анализе топологического многообразия замкнутых множеств, флуктуации переходных состоянии, квантования, дискретизации пространственного единства. Бедленд описывает негативный цивилизационизм, неодаренньш «божественными» добродетелями в условиях дикого развития. Он проявляется в формах бегства от культурнои истории, востребующеи «не поступка, но бунта с печатью отверженности». Это, по В. В. Ильину, реванш колонии над метрополиями; (накат аллохтоннои волны, просачивание и укоренение этнических нелегалов, мигрантов, гастарбаитеров Юга в мегаполисы Севера и др.). Интенция бедленд, считает автор, состоит в том, чтобы разрушить, проглотить, перераспределить созданные гутленд богатства посредством изощренного арсенала средств: цивили-зационнои ренты, криминального захвата, террористических актов, анархистских движении, детрадиционализации конфессии (Аум Сенрике), вооруженных атак (ИГИЛ, Хезболла и т.д.). В арсенале бедленд множество технологии социальнои дисгармонизации, разбалансировки слаженного ритма «вершения» истории. На арену выходит вирулентная контрпродуктивная контркультурная неигровая стихия, влекомая жизненноопасными фикциями [4, с. 58-59].
По точкам давления на контур гутленд просматриваются типологические репрезентативные осложнения. Это «посев из зева бедленд», захребетники, авантюристы, анархисты и другие носители достоинств стрикулистов «на их бесшабашном пути», такои контрфорс встречает гутленд. Аллохтоны (пришельцы), этнические нелегалы, маргиналы - грозная отчаянная, неуступчивая сила, которая, как считает автор, требует немедленной купирующей реакции. Концепция «плавильного котла» в условиях современнои ситуации не деиственна. В наше интригующее время причудливого переплетения здравого смысла и идеологии, рациональности и мифа - пытливая ищущая мысль черпает вдохновение в собственнои самостоятельности - способности выполнять возможные сценарии перспективного развития в условиях основополагающих структурообразующих тенденции.
В качестве модели философского футурологического, геостратегического исследования, дающего правдоподобное описание динамики социально-политического мира в языке -символики автор включает элементы гносеологического плана:
- интеллектуальное движение в посессиве: оценок событий в кондициалисе, conditionis -от лат. условие, как требование становления (норм, стандартов, качеств); а также - метода комбинирования корреляционными зависимостями, могущими не иметь строго выраженного функционального статуса;
- экстрополирование - обзор связеи за пределами их области определения;
- отыскание экстремумов функционалов (переменных полифункциональных величин).
Угрозы, нависшие над гудленд, требуют глобальных стратегических сценариев развития
будущего, включающих:
1. Отказ от модели стабильного экономического роста - (ЭР), а также модели устоичивого развития - (УР), как моделеи наращивания неограниченного благополучия [4, с. 60]. Фактором отказа от воплощения этих утопии становятся реальность COVID-19 и ряд других глобальных проблем от экуменизма до всплеска национализма.
2. Переход на «рельсы» культивации креативнои реальности автор считает реальным на пути создания гибриднои полионтичной среды обитания [4, с. 60], ориентированнои на стратегию объединения материального морфогенеза в динамическом квинтете NBICS (Nano-, Bio-, Info-, ^gno-, Socio-продуктивных технологии) [5].
В. В. Ильин видит свойственную для современной трансформации философии нацеленность на комплекс продуктивных потенции, выраженных совокупностью знании и представлении: нанотехнологии, биотехнологии, информационных, когнитивных и социальных технологии. Фундамент ожидаемого цивилизационного рывка образуют:
- «зеленая революция» («экологизм»);
- возобновляемые источники энергии, космическая энергетика (от обновляемои плане-тарнои - к звезднои, межзвезднои, галактическои, вселенскои базе);
- самосборка - неведомый прошлому тип предметного морфогенеза с отказом от верти-кальнои (иерархическом) и применением горизонтальнои (распределяемои сетевои) организации;
- интеграция - консолидация потоков материальных, духовных богатств за счет разукрупнения транс- и супернациональных единств (ЕС, НАФТА, ОПЕК и т.д.);
- интеллектуализация обмена деятельностью (упразднение неквалифицированного, живого труда);
- расширение гражданского общества как резервуара потенциальнои самоорганизации [4, с. 60-61].
Автор представляет описание значении релевантных политических величин (вне количе-ственнои оценки степени вероятности качественнои оценки этическои состоятельности):
a) Альянс гудленд contra бедленд с эскалациеи диссонансов, диспаритетов миропорядка;
b) Альянс гудленд contra бедленд с применением резервации (техникои применения буферных зон);
c) Альянс властных элит contra собственных «маргиналов» - аллохтонов;
d) Всечеловечность (всеединство) в версиях политических социальных утопии [4, с. 62-63].
Метафизические модели политических проектов зависят от политическои текстуры (лат.
ткань, строение, материал). Калькуляция комбинации в версии В. В. Ильина выражена геостратегическими сценографиями в макетах: паневропеизма, атлантизма, пантюркизма, «рос-сиискои империи», «Поднебеснои» [4, с. 63-78]. Преодоление затруднении в реализации проектов будущего автор связывает с непреходящеи ролью «в ответственном родовом самопро-грессировании» - гудленд, которому принадлежит открытие вселенского масштаба: восходящие антропные преобразования, связанные с упрочением потенциала техногеннои цивилизации. Однако на этом пути обозначились пределы роста и тупики - оскуднение естественнои природы и искусственнои среды обитания, дефицит духовности и нехватка запасов сырья.
Пытливая мысль напрягает воображение, изобретает санирующие маневры с прицелом развернуть «панораму правомерного грядущего». Автор обозначает те варианты перспективного программирования, которые наиболее реальны:
1. Универсализация гудленд как прямая экстраполяция его достижении с фронтальнои проекциеи на мировую популяцию невозможна ввиду ущербности всеиндустриального постава техногенезиса. Современную трансформацию философии автор связывает со становлением креатологии как апологии технонаучного инструментального разума [4, с. 21].
2. Универсализация гудленд как антигудленд требует стратегии преодоления status cvo nunc выстраиванием его антипода. В таком контексте возникают проекты демонтажа гудленд в аппарате «отрицание отрицания». Эта задача базируется на создании технологически платформы 4Д (деэтизации, деурбанизации, деиндустриализации, деюризации). Вариант этих изменении зеркально отражает реалии как оборачивание их иллюзиями. К сожалению, этот
прием становится инструментом производства «фикции» в арсенале гносеологического дополнения реальности сознанием перспективы ее переустроиства.
Выводы автора представлены комбинациеи «будирующих идеалов» возможного социального нового, перепрофилирующих гудленд в плане жизнеустроительных канонов, составляет понимание того, что человечество живет так, как жить нельзя:
- жизнь движется принуждением, требуется - побуждением;
- жизнь движется природоистреблением, требуется - природосохранением, природо-поддержанием, природоулучшением;
- жизнь движется трудом, требуется - творчеством;
- жизнь движется государственностью - требуется коммунальностью;
- жизнь движется частичностью, требуется - целостностью;
- жизнь движется правом, требуется - правдой [4, с. 79].
Ненасильственное миросбережение! Только оно, по мысли автора, отменяет вселенски ущербньш способ существования, как способ междуусобнои воины, внутривидовои боини, истребления. Метафизика, как религия мыслителеи, держится на двух китах: вере (как предприятии спасительном) и прозорливости (как предприятии промыслительном). «Профессиональная метафизика - философия - генерирует утопии, непреходящая ценность которых - духовное «уготовление», обрисовка возможных состоянии сущего. Слово философии выполняет дело - «метафизически спасая человека, мир, человека в мире, философия практически предотвращает то, чтобы власть спасала только себя» [4, с. 80].
Философия и теология. Ильин подчеркивает своиственную религии специфичность, ви-доотличительность теологического символического представления реалии. Религия в отличие от философии сконцентрирована на одном аспекте опыта: божественном влиянии силы, определяющеи порядок человеко-мира, миро-человека. В качестве знаковых примет мироот-ношения референтнои проблематики богопознания и эсхатологии в монографии рассмотрены стереотипические и архитипические мотивы: мотив супранатурального (сакральное, сверхъестественное, потустороннее); мотив неисповедимости. Никому не представил Господь изъяснять дела его; мотив квиетизма.
Господь не подает надежд на земную любовь, мир земнои, он пребывает в недосягаемои выси. Но Свет его учения - вот путеводная нить, которая содержит мотивы: всеобщеи доброты, всепрощения и спасения, его веры в человека и род человеческии, пример самопожертвования, благовествование, его несгибаемый несокрушимый подвиг, силы духа и принципиальность религиозности в фазисе самореализации. В ряду приведенных мотивов автор отмечает мотив временного обращения, мотив борьбы Спасителя с враждебными людям силами во имя и во благо человека, мотив эсхатологии, хилиазма, апокалиптическую идею конца мира и вхождения в раи после второго пришествия, мотив фидеизма, веру в супранатуральное и бесконечно превосходящее в человеке - мотив креативизма. Господь определяет и другие мотивы: покаяния, спасения, чудотворности, воздаяния, примата духовного, также эскапизма, догматизма, воинственности (проскрипции), миссионерства, культа, а также мотивы поклонения, смирения, духовного нищенства, человеческои несамодостаточности.
Таким образом, обзор референтнои проблематики, связаннои с мотивациеи в аспекте самоконтроля в поступках верующих людеи, задается требованиями, «всевидящего ока господа Бога», что исключительно важно для истории, цивилизации и культуры. Вера, надежда, любовь - модусы оцерквленного бытия - предопределяющие выбор. Гносеологически вера -
форма чувственного удостоверения истины (Юм). Социологически вера есть способ группового контроля диспозиций. Но в целом, по В. В. Ильину, жизнь - цепь звеньев преодоления прошлого. Настоящее - момент творчества. Будущее - стимуляция осуществления. Человек - собственный проект и собственная метафора. Проект - потому, что имеет место символоносная активизация деятельности. Метафора - потому что подлинно символическое (проектирование) в реальной деятельности не воплощается [4, с. 80-85].
Сама по себе вера, по мнению автора, не может быть перспективным инструментом решения смысложизненных человеческих проблем. Чудо дает веру, вера крепит явление чуда. Но в наш прагматический, меркантильный наступательный век обращение к массовому человеку с откровенно фидеистическими идеями, квиетистскими, пропиципиальными темами как минимум недальновидно. Идею воскресения автор характеризует как идею циклического возрождения и обозначает ее как идею утопичную. «Земной путь мессии мал и трагичен, но несет искупление и спасение в гуманистическом, морально-этическом смысле. Наподобие богочело-веческого путь человеческий - духовный - озарен светом евангельского любвеобилия...» [4, с. 88]. Эта идея введена в вечность и представлена творениями культуры.
Философия и искусство. Искусство и философия, считает автор, решают схожие, но инструментально разнокалиберные задачи [4, с. 91]. Искусство есть самосознание от имени разума, которое схватывает «эпоху в символе» [6,13]. В искусстве как символической сфере первостепенны обозначения, предзнаменования, значительность (смысловая избыточность). Символическое, в отличие от утилитарного, активирующего рассудочно-аналитическую сторону, предписывающую руководствоваться не «причинностью», а «превосходительностью», как знаком более значительных явлений. [4, с. 90]. Художественное отображает самодостаточность, полноту жизненного, не требуя логических оправданий; способ освоения предметной базы (движения в материале) - эстемность. В ней любовь самоценная, не требует мыслительных оправданий. Ноэмность апеллирует к самодостаточности, полноте жизненного и проводит оправдание представляющих его идеалов. Она выражает (модель идеальных состояний), предстает философским способом овладения предметной базой, движением в материале.
Художник как философ - человек, несущий наибольшую ответственность за тотальную человеческую эволюцию. Человек, попадающий в круг избранных, отмеченных «искрой божьей», способных быть центром, душой, обостренным самосознанием. Времени. Народа. Человечества [4, с. 89]. Мотив божественного масштаба долга представительства в мирском божественного, высшей благонравной участи вершителя дел мирских от искусства является знаковым лейтмотивом самосознания обсуждаемой практически-духовной формой символического. Оперативное исполнение миропредставления искусство предлагает в различные эпохи лихолетья, в условиях застоя философской деятельности (выразителями судьбы человека и человечества выступали писатели, поэты, прозаики разных времен).
Искусство «упивается изобразительностью», в литературе, где «божественный глагол -слово». Дело искусства - изображать, озарять. Дело науки - прагматика - ее задача отображать, преобразовывать. Дело философии, выражая преобразовать. В философии, в (теории) -слово-мысль.
Архитектура философствования трактуется В. В. Ильиным в качестве специализированной деятельности, включающей сумму специфических приемов, способов и актов по созиданию планируемых результатов. Этот процесс осуществляется по «достаточно отработанным в автономном сообществе канонам творческих инициатив, аккумулируемых (нормативной)
поэтикои» [4, с. 93]. Пример исследовании такого плана представлен в работах М. М. Бахтина, который писал об использовании конкретнои архитектоники художественного произведения для иллюстрирования миропонимания и миропребывания как об архитектоническои функции ценностного центра человека в художественном целом [1, с. 131-141].
Философское идеиное направленчество средневзвешанных конструкции организуется канонами соответствия [10, с. 46,127]. Формальное соответствие характеризует установку на структурные признаки - как ориентир на определение главных и второстепенных элементов системы из совокупности формально-содержательного соответствия. Содержательное - соответствует установке на учреждение системы правил реализации соотношении в фиксации деиствительности (признаковый момент фабулы) [4, с. 93].
Композиционный строй. Автор характеризует специфику жанра как философствование в текстовом исполнении, в многообразии содержательных и формально обособленных единиц творчества [4, с. 94]. Техническая оценка «архитектонического задания» (по Бахтину) позволяет группировать продукты философскои деятельности в родовые и видовые скопления ищущеи мысли (подобно квалифицированию мыследеятельности в художественнои литературе: объект - эпос; субъект - лирика; их синтез - драма) [4, с. 94].
В монографии отмечается, что жанр, по оценке литературоведов, в ряду формообразующих доминант играет определяющую роль, он предстает среди них в качестве деривата. Ильин характеризует различные формы жанровых текстов в истории философии различных эпох. Каноническое (главенствующее положение) среди них занимает высокии жанр трактата, укрепившиися в эпоху Нового времени, утвердившии в философии важность выводов, а не поисков.
Социально-критическии жанр философского творчества воплощается в «гносеологическом откровении» нравственнои гражданскои проповеди с господствующеи формои «спеку-лятивнои системы моральных поведенческих абсолютов». Вершина спекулятивнои категори-ально-логическои археологии деиствительности - философия Гегеля. Отход и отказ от спекулятивности выразились в смене ориентации творческого процесса. Абстрактно-логическое категориальное конструирование деиствительности вытеснилось положительнои аналити-кои реалии. Радикальная субституция метода спекулятивных абсолютов (Феиербах, Кьер-кегор, Маркс) позволила обнаружить за личинои «принципиальных» сущностеи чувственную жизненную, предметно-практическую вполне мирскую основу существования. Философия трансформируется в заземленное интеллектуальное раздумье - искание. После немецкои философскои классики жанровое единство философии как совокупность устоичивых выразительных линии подвергается эрозии. Преобладающая форма трактата теснится свободнои миниатюрои, эссе, фрагментом, не чурающихся романтических бросков, предметно очерченных чувств.
В ситуации дисгармонии, периодов интенсивных гражданских перемен, краха устоичи-вого, надежного, очевидного, в условиях принадлежности «к бытию в пропасти», «бытию-для-смерти», когда мир становится многолюднее, а личность более одинокои. Стилистически и фа-буально философия мельчает. Жанровое мышление в неи вытесняется авторским. Течения, направления, школы, учения в философии возникают и исчезают с большои интенсивностью. Вместе с тем, подчеркивает В. В. Ильин, наблюдается отчетливое давление экстрафилософских (религия, идеология, язык техники и технологии и др.) факторов. Легализуется ассоциативность, падают ограничения классическои лексики, утрачивается интенция на категориальное
мышление, рушатся основы стиля. Но при этом не происходит никакого сращения философии с публицистикой. «В философии, как в боговдохновенной поэзии, по целям силы напрягают, а не по силам цели выбирают» (Мицкевич). Тем не менее свобода в вершении философии не безгранична. По содержанию и форме философия может быть любой. Но до известных пределов [4, с. 99].
Композиция философского произведения - канон составления, организация текста, внутренняя телеология на базе планомерного взаимоотнесения сочетания элементов в систему, придающую: а) стройность, гармоничность, пропорциональность фиксации идей; б) когерентность материализации мыслей; в) оптимальность смысловой экспозиции [4, с. 101].
Стиль в философии - стержень понимания, толкования жизнезначимостей в более или менее отработанной (принятой научным сообществом) словесной оболочке; стиль, следовательно, - смысл в слове, семантика в синтаксической оправе «вообще», но создатель-генератор одного и другого в личине Автора. Стиль - это признак автора. Это «манера исполнения творческого продукта, устойчивая система способов самовыражения, заявления авторства, детерминированная сочетанием универсальных (принятых в автономном сообществе) и уникальных (обусловленных фоном личности) параметров действования, выделения предметов труда» [4, с. 104].
Язык. Профессинальный язык в качестве специализированной системы знания складывается с осевого времени по сегодня, непременно обогащаясь заимствованиями из разговорного, литературного (нормированного), отраслевого (наука, искусства, политика, право и т.д.), знакового выразительно-изобразительного фонда. Помимо коммуникативной, он обладает концептуальной, эстетической, прагматической, социальной, фасцинативной функциями, а также персонализирующей функцией, указывающей на субъективизирующие индивидуально-стилевые контексты философствования [4, с. 106].
Сюжетный строй. Включает рассмотрение «плана содержания» и «плана выражения»; мироведения; фабулы; сюжета; темы; проблемы; системы.
Мироведение. Урегулированная версификация действительности воплощается в создаваемой философом серии концептуальных образов, интегрируемых в символическую систему целостного универсума, отмеченного печатью авторства. Мир философа суть объемная сценография реальности, выполняемая участием изощренного изобразительно-выразительного (технического) инструментария, позволяющего различать творческие платформы (темперамент, симпатии, гражданское кредо, методологические, гносеологические аксиологические ориентации и т.д.) профессионалов [4, с. 109].
Автор подчеркивает, что литературу и философию разлучают приемы организации уникально и универсально, конкретно и абстрактно, эстемно и ноэмно, художественно и умозрительно прочувствованного, одействованного космоса. Правило философии - тематизация обязательств духа перед жизнью, действительностью [4, с. 110].
Фабула - правило сцепки тематических элементов рассуждения с акцентом детерминистических зависимостей. В литературе тематические элементы могут сцепляться по темпоральным признакам (хроника), через коллизии, определяются ситуациями, взаимодействиями в процессе разрешения конфликтов. В философии фабула определяется через эссенциаль-ное взаимодействие концептуальных платформ, борьбу, сшибку идейных линий, выражается мощью заявления идейно выстраданной «правды мира» [4, с. 112].
Проблема - требующее разрешения в исследовании интеллектуальное затруднение, оза-дачение, снятие которого - действенный рычаг научного прогресса. Проблемность и темность, проблематизм и тематиза пребывают в отношении параллелизма - непременного сопутствования, неизменного сопровождения. Есть тематизм - есть критико-аналитические конструированные доминанты. Основание сцепки одного с другим - профессиональное умение, сила мастерства создавать совершенные творения, отобразительно (фабула, сюжет, тема) - (авторство, проблемность) шедевры [4, с. 124].
Живой процесс философствования В. В. Ильин рассматривает через призму поливариан-тивности в планах: архитектонически - она динамична; онтологически - релятивна; экзистенциально - спасительна; методически - альтернативна; эвристически - полифундаментальна; методологически - плюральна. Генеральная черта философии - открытость (неоконченность, незавершенность) [4, с. 143].
Творческие общности в философии. Автор вводит различения профессиональнои деятельности философствования по признакам экстенсивного основания: синхронные и диахронные (региональные, ареальные, эпохальные ассоциации, зональные скопления). По интенсивному основанию автор выделяет и характеризует формы - композиционные (характер организации материала - диалог, разговор, басня, эссе, трактат); а также и архитектонические (характер организации материала - тематизация материала): номинализм - реализм; сенсуализм - рационализм; материализм - идеализм; гностицизм - агностицизм), формы освоения предметности, приемы поискового деиствия [4, с. 151].
Автор выделяет в системе творческих общностеи в философии: направления, течения и группировки. Для направлений присущи магистральные признаки преемственности: модус философствования, методологическое и эвристическое сходство исполнения профессии. Взаимо-деиствие философских направлении, их сотрудничество и соперничество, по мнению автора, образуют стержень «положительного философского процесса». Главньш показатель, характе-ризующии направления, принципиальная позиция по способу налаживания, «регулирования и настроики опыта философствования» [4, с. 152]. Если цель искусства - выражение доведен-нои до типа сущности, изображаемых предметов. Цель философии, по В. В. Ильину - доведение до архетипа посессивнои сущности изображаемых предметов. (Триада в этом единстве характеризует «архетипичность» (по Гегелю) «подъем ко всеобщему»; «посессивность» - движение в интеллектуально знаковои возможности; «эссенциальность» - возрастание к «существенности».) В этом плане философия выполняет ответственную роль в альтернативных «мироопределительных сценографиях». К примеру: контрдикции в дихотомизации сущего: «жизнь» - «смерть»; «прощаи, оружие» (Хэмингуэи); «воина - единственная гигиена мира» (Маринетти).
Интеллектуальные мегатренды предопределены самим способом отправления философ-скои доктринации через фиксацию базовых состоянии бытия. Переход от абстрактного исследования в режиме поссестивности к реальности связан с задеиствием проекционных верифи-кационнных ресурсов и возникновением определеннои картины мира: жизнеутверждающеи (гуманизм, прогрессизм, коллективизм) или жизнеотрицающеи (индивидуализм, анархизм, катастрофизм, аморализм) [2, с. 152]. Автор приводит примеры подпитки воспроизводства «сопредельными формами духовного и практически-духовного» духом: «тотального эффекти-визма», захватившим космизм; платформу «перекрытия реальности» в борьбе со смертью, со-циально-политическии проект - экспериментальная культивация нового человека (homo so-vetkus) и др.
Аналогично сформированы тематизации «начало мира» (античность - программа архе-современная космогония) - «конец мира» (апокалиптика, финализация существования) и версификации познаваемости (рационализм, сциентизм); (интуитивизм, антисциентизм) и др.
Течение, в модификации которого, в пролиферации миропредставительных идей выражены платформа материализма: (стихийного, метафизического, пантеистического, органи-стического, механистического, вульгарного, стыдливого, антропологического, диалектического, исторического); а также идеализма (субъективного, объективного, магического). Особый статус принадлежит трансцендентальному, феноменологическому идеализму и интуитивизму, как «причастных к Третьему миру ментально-виртуальных объектов, концептуализация природы которых еще ожидает складывания адекватных языковых и модельных средств представления. Методологии их оформления: монизм - плюрализм с неизбежными ветвлениями - физикализм, логизм, психологизм, параллелизм» [2, с. 155].
Автор подчеркивает определенное соответствие мысли Гегеля тому, что развитие философии в истории удовлетворяет развитию логической философии, но в последней обнаруживаются места, выпадающие «в развитии истории». Таковыми оказываются «дивергентные платформы-понимания натурализм - спиритуализм, эссенциализм - феноменологизм и др., «подгоняющие собственные сольные партии под оркестровые исполнения». ...В гносеологии (репрезентативной формой которой не располагает материализм) и для идеализма также составляет камень преткновения задача расчленить познаваемый предмет на «предмет» и «познание». Теоретико-познавательная сверхзадача при этом упирается в необходимость разработки «специфической логико-методологической и концептуальной техники с реляционной многоуровневой семантикой, адаптированной к экспозиции ситуации в возможных мирах» [2, с. 156-157].
Таким образом, представленная В. В. Ильиным тематизация «радикализует грани и оттенки, «разрушающие серьезность квалификаций „материализм - идеализм" как тормозящих интенсивное сосредоточение мысли, мобилизацию исследовательских устремлений на непредвзятый интенсивный поиск» [2, с. 158].
Группировки, по определению автора, это малочисленные объединения единомышленников, сподвижников, как сообщества, выступающие частным подразделением философского процесса. Оформляются они как содружества ученых на базе организационной кооперации коллег, идейности, общности взглядов, сотрудничества в решении профессиональных задач. Группировки - это подвижные сообщества, которые не имеют строгих рангов, они складываются спорадически, факультативно, оттеняют реальный плюрализм философствования. Эти сообщества включают ассоциации, учения, платформы, школы, кружки, цеха, студии, формирующиеся по тем или иным признакам: географическому (региональному); хронотипиче-скому; персональному; предметному; стилевому; поисковому, интенциональному и т.д.
В качестве центральной фигуры философствования как процесса «мыслящего рассмотрения предметов» (по Гегелю) В. В. Ильин называет и характеризует фигуру философа. Философы не ставят экспериментов, они заменяют их концептуальным моделированием, в котором движение осуществляется не в вещах, а в идеях. Философские тезисы не допускают непосредственного опытного контроля. Они удостоверяются опосредованно: путем выявления степени эффективности, усилий деятелей науки, политики, искусства, опирающиеся на те или иные философские установки [2, с. 16]. Философию В. В. Ильин называет «мощным индуктором духоподъемности». Ибо философ обращается к людям с некоей «правдой жизни»: как
жить, для чего жить. Поэтому в философии значителен заряд подвижничества и проповедничества. Чтобы стать философом, надо искать истину, но, чтобы быть им, надо жить в соответствии с истинои [2, с. 17-18].
Таким образом, поэтика философии представлена в качестве дисциплины «сугубо философской» и даже «метафилософскои». Сфера ее специфическои предметности определяется инструментально-символическим характером обработки «ресурсов эстемы и ноэмы». Литература упивается эстемои, «словеснои изящностью», красотои слова, где «логос» предстает в качестве «изречения». Для философии «логос» выражает ориентир, предметньш «азимут» которого - «идея». Поэтика философии специфична в своих интенциях: в «деонтологическом устремлении» она нормативна, но не столько в плане «консервации идеалов», а в побудительном отношении, в аспекте их конструктивности и культивации. Философия - мощныи индуктор духоподъемности. Она апеллирует к силе правды, обращается к людям с обоснованием смысла, как некоеи «правдои жизни», связаннои с подвижничеством и проповедничеством.
В целом рецензируемая монография - глубокое творческое исследование, реализованное в широком гуманитарном аспекте. Ее автор, В. В. Ильин, как философ - многогранен. Он - мыслитель и организатор, классификатор и аналитик, критик, идеолог и систематик. Знакомство с текстом монографии не обещает быть легким, оно требует вдумчивого прочтения. Но эта работа будет полезно всем, кто профессионально занят проблемами развития философии, науки и культуры.
Статья публикуется при финансовой поддержке издательства «Социально-гуманитарное знание» (решение №210580).
Литература
1. Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М.: Художественная литература, 1986. 543 с.
2. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. 445 с.
3. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. 808 с.
4. Ильин В. В. Метафилософия. Поэтика философии: монография. М.: Проспект, 2021. 160 с.
5. Ильин В. В. Теория познания. Критика инструментального разума. Speciosa Miracula: тотальный миро-вейник: монография. М.: Проспект, 2020. 160 с.
6. Ильин В. В. Теория познания. Симвология. Теория символических форм. М.: изд-во МГУ, 2013. 384 с.
7. Ильин В. В. Теория познания. Социальная эпистемология. Социология знания. М.: Академический проект, 2014. 204 с.
8. Ильин В. В. Теория познания. Философия как оправдание абсолютов. В поисках causa finalis: монография. М.: Проспект, 2016. 272 с.
9. Ильин В. В. Теория познания. Герменевтическая методология. Архитектура понимания: монография. М.: Проспект, 2017. 184 с.
10. Ильин В. В. Теория познания. Эвристика. Креатология: монография. М.: Проспект, 2018. 176 с.
11. Ильин В. В., Кевбрин Б. Ф., Писачкин В. А. Макросоциология:учебник. Саранск: Красный Октябрь, 2004. 256 с.
12. Ильин В. В. Философия гуманитарного знания. Studia humaniora. Гуманитаристика: учебник. М.: Проспект, 2019. 256 с.
13. Ильин В. В. Аксиология. М.: изд-во МГУ, 2020. 192 с.
14. Каримова З. З. К вопросу о социологической интерпретации М. М. Бахтина // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1999. №4(29). С. 11-48.
Поступила в редакцию 01.06.2021 г.
DOI: 10.15643/libartrus-2021.3.6
Review of the book "Metaphilosophy. Poetics of philosophy: a monograph" by V. V. Ilyin. Ilyin V. V. Metaphilosophy. Poetics of philosophy: a monograph. - Moscow: Prospekt, 2021.160 p.
ISBN 978-5-392-34141-2
© V. A. Pisachkin
Ogarev Mordovia State University 68 Bolshevistskaya Street, 430005 Saransk, Republic of Mordovia, Russia.
Email: pisachkin@yandex.ru
In the monograph, two main problems are considered. The first one is a liberation of a living, soul-searching philosophy from the heavy legacy of the past (from the burden of vulgar sociologism, vicious ideologization, indocrination of spiritual creativity) on the way to the open space, inspired only by the professional concern of search. The second one is the author's search for clarifying the principles of philosophizing as a historical contextual and supra-contextual productive activity, in which the critique of philosophical reason appears in the qualities of metaphilosophy, the theory of the philosophical process and the poetics of philosophy. They clearly express the "intimate flow of philosophizing". The poetics of philosophy is presented as a "purely philosophical" and even a "metaphilosophical" discipline. The scope of its specific objectivity is determined by the instrumental and symbolic nature of the processing of "the estema and noema resources". Literature revels in the "estema", the "verbal elegance", the beauty of the word, where the "logos" appears to be a "saying". For philosophy, the "logos" expresses a reference point, the objective "azimuth" of which is the "idea". The poetics of philosophy is specific in its intentions: it is normative in the "deontological aspiration", but not so much in terms of the "preservation of the ideals", as in terms of motivation, in the aspect of their constructiveness and cultivation. Philosophy is a powerful inducer of raising the spirits: it appeals to the power of the truth and addresses itself to people with the justification of the meaning as some "facts of life" associated with asceticism and preaching.
Keywords: poetics, metaphilosophy, estema, noema, episteme, badland, goodland, political texture, architecture of philosophizing.
Acknowledgements. The article is published under the financial support of "Sotsial'no-Gumanitarnoe Znanie" Publishing House (Decision No. 210580).
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at edit@libartrus.com if you need translation of the article.
Please, cite the article: Pisachkin V. A. Review of the book "Metaphilosophy. Poetics of philosophy: a monograph" by V. V. Ilyin. Ilyin V. V. Metaphilosophy. Poetics of philosophy: a monograph. - Moscow: Prospekt, 2021. 160 p. ISBN 978-5392-34141-2 // Liberal Arts in Russia. 2021. Vol. 10. No. 3. Pp. 207-222.
References
1. Bakhtin M. M. Literaturno-kriticheskie stat'i [Literary critical articles]. Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1986.
2. Bakhtin M. M. Estetika slovesnogo tvorchestva [Aesthetics of verbal creativity]. Moscow: Iskusstvo, 1986.
3. Veber M. Izbrannye proizvedeniya. Moscow: Progress, 1990.
4. Il'in V. V. Metafilosofiya. Poetika filosofii: monografiya [Metaphilosophy. Poetics of philosophy: a monograph]. Moscow: Prospekt, 2021.
5. Il'in V. V. Teoriya poznaniya. Kritika instrumental'nogo razuma. Speciosa Miracula: total'nyi muraveinik: mono-grafiya [Theory of knowledge. Critique of instrumental reason. Speciosa Miracula: total anthill: monograph]. Moscow: Prospekt, 2020.
6. Il'in V. V. Teoriya poznaniya. Simvologiya. Teoriya simvolicheskikh form [Theory of knowledge. Symbology. The theory of symbolic forms]. Moscow: izd-vo MGU, 2013.
7. Il'in V. V. Teoriya poznaniya. Sotsial'naya epistemologiya. Sotsiologiya znaniya [Theory of knowledge. Social epis-temology. Sociology of knowledge]. Moscow: Akademicheskii proekt, 2014.
8. Il'in V. V. Teoriya poznaniya. Filosofiya kak opravdanie absolyutov. Vpoiskakh causa finalis: monografiya [Theory of knowledge. Philosophy as a justification for absolutes. In search of causa finalis: monograph]. Moscow: Prospekt, 2016.
9. Il'in V. V. Teoriya poznaniya. Germenevticheskaya metodologiya. Arkhitektura ponimaniya: monografiya [Theory of knowledge. Hermeneutic methodology. The architecture of understanding: monograph]. Moscow: Prospekt, 2017.
10. Il'in V. V. Teoriya poznaniya. Evristika. Kreatologiya: monografiya [Theory of knowledge. Heuristic. Creatology: monograph]. Moscow: Prospekt, 2018.
11. Il'in V. V., Kevbrin B. F., Pisachkin V. A. Makrosotsiologiya: uchebnik [Macrosociology: textbook]. Saransk: Krasnyi Oktyabr', 2004.
12. Il'in V. V. Filosofiya gumanitarnogo znaniya. Studia humaniora. Gumanitaristika: uchebnik [Philosophy of humanitarian knowledge. Studia humaniora. Humanities: textbook]. Moscow: Prospekt, 2019.
13. Il'in V. V. Aksiologiya [Axiology]. Moscow: izd-vo MGU, 2020.
14. Karimova Z. Z. Dialog. Karnaval. Khronotop. 1999. No. 4(29). Pp. 11-48.
Received 01.06.2021.
