CC BY
15
СУХИНО-ХОМЕНКО ДЕНИС ВЛАДИМИРОВИЧ PhD-студент Института исторических исследований, Университет Гетеборга (Швеция) denis.sukhino-khomenko@gu.se https://www.au.se/en/about/find-staff/denissukhino-khomenko https://au-se.academia.edu/DenisSukhinoKhomenko Рецензия на: Molyneaux G. The Formation of the English Kingdom in the Tenth Century. New York: Oxford University Press, 2015. XV + 302 p. [Молинью Дж. Формирование английского королевства в X в.] DENIS SUKHINO-KHOMENKO PhD-student, Department of Historical Studies, University of Gothenburg (Sweden) denis.sukhino-khomenko@gu.se https://www.au.se/en/about/find-staff/denissukhino-khomenko https://au-se.academia.edu/DenisSukhinoKhomenko Review on: Molyneaux G. The Formation of the English Kingdom in the Tenth Century. New York: Oxford University Press, 2015. XV + 302 p. ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ Сухино-Хоменко Д. В. Рецензия на: Molyneaux G. The Formation of the English Kingdom in the Tenth Century. New York: Oxford University Press, 2015. XV + 302 p. [Электронный ресурс] // Vox medii aevi. 2020. Vol. 1-2(6-7). С. 289-295. URL: http://voxmediiaevi.com/2020-1-2-sukhino-khomenko DOI 10.24411/2587-6619-2020-10011 FOR CITATION Сухино-Хоменко Д. В. Рецензия на: Molyneaux G. The Formation of the English Kingdom in the Tenth Century. New York: Oxford University Press, 2015. XV + 302 p. [Digital Resource] [Sukhino-Khomenko D. Review on: Molyneaux G...] // Vox medii aevi. 2020. Vol. 1-2(6-7). P. 289-295. URL: http://voxmediiaevi.com/2020-1-2-sukhino-khomenko DOI 10.24411/2587-6619-2020-10011
ДЕНИС СУХИНО-ХОМЕНКО
Рецензия на: Molyneaux G. The Formation of the English Kingdom in the Tenth Cent New York: Oxford University Press, 2015. XV + 302 p.
По общему признанию англоязычных рецензентов, книга Джорджа Молинью, основанная на защищенной им в Оксфорде в 2010 г. докторской диссертации, заставляет по-новому взглянуть на проблему ранней английской государственности1. И в этом с ними можно согласиться: в свете наработок последних десятилетий такая монография тем более актуальна, что подобные обобщающие исследования не появлялись с 1989 г.2
Терминология, цели и главная идея работы сформулированы во введении (с. 1-14). Их можно представить в виде гегелевской триады. Тезис: в 1016 г., когда Кнут Могучий (10161035) стал английским королем, Англия как политическая единица и интеллектуальный конструкт в умах современников, бесспорно, существовала. Антитезис: положение дел было обратным в правление Альфреда Великого (871-899). Синтез: Молинью ставит себе задачей изучение процесса становления Англии. На этом пути он отказывается от терминов England и «объединение» как вводящих в заблуждение. Вместо них Молинью говорит об «Anglia Книги Страшного суда» и расширении политического доминирования Керди-кингов — данным условным термином, по аналогии с Каро-лингами, он обозначает уэссекский королевский род.
В главе 1 (с. 15-47) автор дает содержательный абрис политических событий и очерчивает географические рамки своего исследования. Здесь же содержится предварительный ответ на вопрос, каким образом и зачем Кердикинги расширяли свою власть: за счет личного господства (lordship)
1. Из семи обзоров, с которыми нам довелось ознакомиться, лишь в рецензии Эндрю Уорхэма книга Молинью оценивается скорее критически, чем положительно: Wareham A. Review of George Molyneaux, The formation of the English kingdom in the tenth century (Oxford, 2015) // Journal of British Studies. 2016. Vol. 55. №2. P. 409-410.
2. Stafford P. A. Unification and Conquest: A Political and Social History of England in the Tenth and Eleventh Centuries. L.; N.Y., 1989.
© Д. Сухино-Хоменко, 2020
QJ0
и в стремлении устранить скандинавскую угрозу. В главах 2 (с. 48-85) и 3 (с. 86-115) рассматриваются взаимоотношения Кердикингов с магнатами и рядовым британским населением до середины X в. соответственно. Со своими «главными подданными» (greater subordinates) Кердикинги выстраивали личные отношения на основе покровительства и игры на их интересах и столкновениях. Земельные пожалования имели в этом взаимодействии второстепенное значение, поскольку Молинью постулирует отсутствие в королевском распоряжении постоянного фонда поместий к северу от Темзы. Напротив, в обмен на личную клятву верности Кердикинги поддерживали магнатов в судах, назначали их на светские и церковные должности и раздавали им движимое имущество. Сопротивление пресекалось насилием или чаще угрозой его применения. В свою очередь, магнаты осуществляли аналогичное личное господство над нижестоящими. Направляя таким образом действия своих «главных подданных», Кердикинги тем самым добивались контроля над «обычными подданными» и исполнения ими повинностей. Соответственно, доминирование уэссекских монархов ослабевало по мере удаления от западно-саксонского ядра королевства, но вплоть до какого-то момента господство Кердикингов имело примерно одинаковую, «личную» природу во всей Британии.
Обширная глава 4 (с. 116-194) посвящена административным нововведениям второй половины X в. Таких Молинью выделяет четыре: унификация монетной чеканки (т. н. монетная реформа ок. 973 г.); новое территориальное деление на графства (shires); разбивка последних на более мелкие единицы, «сотни» и «уапентаки»; распространение на эту территорию аппарата «королевских людей», состав которых (элдормены, управляющие, епископы) пополнился оформившейся к концу столетия должностью шерифа (scírmann, scírgerefa). Последняя часть главы затрагивает причины этих новаций, и здесь Молинью предлагает комплексное объяснение: в это время сошлись стремление Кердикингов к максимизации доходов, военные потребности и новое понимание королевского сана, возникшее под влиянием Бенедиктинской церковной реформы.
В главе 5 (с. 195-230) изложены последствия реформ, главное из которых — качественное изменение, интенсификация власти Кердикингов над землями между Ла-Маншем и рекой Тис, что и привело к выделению этой территории, впредь называемой Englaland, из прочей Британии. Границы определились естественным образом, поскольку именно Тисом на севере ограничивалась зона скандинавской колонизации. Заключение (с. 231-249) адресуется давней историографической традиции противопоставления Англии континенту. Бегло сравнив всю «латинскую Европу» между IX и XII вв., Молинью делает два последовательных вывода. Во-первых, справедливо критикуя представление о некоем универсальном посткаролингском пути, Молинью помещает Англию в ряд со странами «внешней Европы» (королевством Леон, Венгрией, Богемией и Моравией, Польшей), где в Х-Х1 вв. наблюдается тенденция к укрупнению и стабилизации политических единиц. Во-вторых, в рамках этого тренда не было какого-то единого магистрального пути, каждый регион развивался уникально. Следовательно, Англия не была ни «отклонением», ни «исключением».
Для качественного понимания, насколько прорывной стала книга Молинью, необходимо обратиться к ее историографическому контексту. Вышедшее в 1943 г. первое издание фундаментального труда сэра Фрэнка Стентона3 заложило основы для сформировавшегося в 1970-2000-е гг. «максималистского» понимания английского королевства в XI в. Несколько прямолинейные взгляды самого Стентона, а также Эрика Джона и Генри Лойна на английское «государство знати»4 как детище королевской власти позже были дополнены более частными исследованиями Питера Блэра, Генри Ричардсона и Джорджа Сэйлза, Энн Уильямс и других5. На этой базе два основоположника «максималистского подхода», Джеймс Кэмпбелл и Патрик Уормальд, в 1980-2000-е гг. сформулировали тезис, согласно которому «позднее англосаксонское государство» было эффективным и беспрецедентным на фоне остальной Европы за счет более глубокого контроля над жизнью своих подданных. Более того, это
3. Stenton F. M. Anglo-Saxon England. 3rd ed. Oxford, 1971.
4. Такое понимание во многом созвучно параллельной немецкой идее Adelsherrschaft («господство знати»), вдохновленной работами Генриха Данненбауэра.
5. См.: Глебов А. Г. Англия в раннее Средневековье. СПб., 2007. С. 16-17.
было национальное государство (sic!) с центральной властью, едиными институтами, определенными границами, национальным языком, церковью и идентичностью. Выведение Кэмпбеллом некоторых элементов управления из едва ли не доримских времен дополнялось описанием Уормальдом фигуры Альфреда как «отца-основателя» английского королевства и его идейного вдохновителя6.
Во многом в полемике с подобными идеями и написана монография Молинью. На с. 232 он признает «убедительную силу <...> их (максималистов. — Д. С.-Х.) аргументов о значительных административных возможностях донорманд-ских королей». Молинью видит свою задачу лишь в уточнении хронологии и причин складывания этих механизмов. Так, на с. 201-209 он опровергает мнение о «большом плане Альфреда» по объединению страны и предлагает собственное толкование идеологии «народа англов» (gens Anglorum и Angelcynn). Веским доводом против понимания английского королевства как «национального государства» (хотя Молинью избегает подобных терминов) является распространение английской идентичности в Лотиане при одновременном безразличии к нему уэссекских династов ввиду отсутствия здесь скандинавской угрозы. Напротив, под их властью сосуществовали группы с разной идентичностью (с. 6-9). Главы 2 и 3 демонстрируют избыточность предположения о наличии у западно-саксонских королей первой половины X в. разветвленного аппарата для объяснения военных успехов и контроля над территорией. В духе Оккама Молинью экономно объясняет их через богатство и личное господство Кердикингов, утверждавшееся, среди прочего, на королевских собраниях (т. н. witenagemot). В главе 4 Молинью опровергает представление о «седой древности» как начале многих английских социальных и политических институтов управления, таких как оценка земли в фискальных единицах, извлечение принудительного труда, территориальная организация и прочее. Он не отрицает, впрочем, наличие предшественников подобных практик как таковых, но подчеркивает, что именно их упорядочивание и «огосударствление» и создало
6. Campbell J. The Late Anglo-Saxon State: A Maximum View // Proceedings of the British Academy. 1994. Vol. 84. P. 39-65; Wormald P. Pre-Modern "State" and "Nation": Definite or Indefinite? // Staat im frühen Mittelalter / hrsg. von S. Airlie, W. Pohl and H. Reim-itz. Wien, 2006. S. 179-189. См. также другие работы авторов.
«Anglia Книги Страшного суда». Наконец, его отторжение национальной государственной телеологии и чувства «островной исключительности», помещение Англии в более широкий европейский контекст, заметно подрывает «максималистский подход».
При сказанном, однако, монография не обошлась и без шероховатостей, если не сказать слабостей. Многие положения Молинью, по его же собственному признанию, выстроены «от противного», а выражение «аргумент из умолчания» (argument from silence) даже внесено в указатель на с. 299. Иными словами, Молинью позитивистски уравнивает существование исторического факта с его вербальным отражением в источниках. Соответственно, отсутствие свидетельств толкуется не в пользу объекта изучения. До некоторой степени подходы Молинью и его предшественников-оппонентов к «англо-саксонскому государству» напоминают методологический спор в шведской историографии первой половины прошлого столетия. Несколько упрощая, братья Лориц и Курт Вейбулли исходили из обязанности оперировать только «надежными» фактами, каковыми они не считали ни скальди-ческую, ни эпическую поэзию, ни традицию саг, почему историю скандинавских королевств, вопреки национально-романтической традиции, они отказывались отсчитывать от эпохи викингов или даже более раннего периода. Напротив, археолог Биргер Нерман настаивал, что бремя доказательства заведомой недостоверности традиции в источнике, даже если она нигде более не фиксируется, лежит на исследователе.
Критика, связанная с двойственным отношением Молинью к некоторым подробно им описанным историографическим разногласиям7, кажется нам менее существенной, чем его амбивалентный подход к иным важным вопросам. Например, на с. 33-38 в соседних абзацах приводятся сразу два объяснения причин, послуживших к сохранению единства английского королевства, в отличие от франкского. За справедливым призывом к отказу от телеологического взгляда и указанием на роль случайности в истории8 следует утверждение о важности качественно новых институтов в создании
7. Спор о наличии королевской канцелярии- с. 58; дискуссия о формировании войска- с. 80-81; разногласия в оценке монетной реформы- с. 118-119.
8. В отличие от франкской державы, в Англии не имели место длительные периоды соправления, которые Молинью считает проявлением исторической случайности.
«Anglia Книги Страшного суда». Соотношение этих равно значимых факторов остается, видимо, на усмотрение читателя. Подчас непоследовательными кажутся и принципы работы с источниками. Так, обсуждая важность королевских грамот для установления состава witenagemöt (с. 54-60), автор обходит стороной вопрос репрезентативности корпуса ввиду особенностей их сохранности9. В главе 3 историк указывает на неоднозначность королевского законодательства как источника10 (с. 104-105), что в целом никак не отражается на его выводах.
При всей «оппозиционности» Молинью его книга тем не менее плоть от плоти британской эмпирической школы медиевистики. Просуммировав в одной сноске жарко дебатировавшийся вопрос о применимости понятия «государство» к Средневековью, исследователь отклоняет его как схоластический спор о терминах и легко соглашается называть английское королевство «государством» в компаративных целях (с. 231-233). Не найдет читатель и отдельного историографического раздела, обойдены стороной и идеи Отто Бруннера о господстве (Herrschaft) как способе описания средневековых политических реалий. Нельзя не упомянуть и упущенные теоретические возможности. Выведенная Молинью траектория складывания английской государственности хорошо вписалась бы в схему американского социолога Майкла Манна, выделяющего «экстенсивную» и «интенсивную» организацию власти11. «Конституционная традиция» (с. 216-230) могла бы выиграть от сопоставления с «харизматической» и «бюрократической» легитимацией власти классика социологии Макса Вебера12.
В заключение мы хотели бы подчеркнуть, что даже несмотря на критику, приведенную выше, мы присоединяемся к нашим зарубежным коллегам в их высокой оценке исследования и рекомендуем его широкому кругу заинтересованных читателей.
9. Что в целом характерно для британской историографии и уже бегло отмечалось нами (Сухино-Хоменко Д. В. Получатели, топография и динамика производства англосаксонских королевских грамот 900-1066 г. в свете статистики // Восточная Европа в древности
и Средневековье: Письменность как элемент государственной инфраструктуры. XXVIII Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. М., 2016. С. 277-286).
10. Как справедливо замечает автор, часто мы не можем сказать, что именно отражает текст: королевскую идеологию, фиксацию уже существующего порядка вещей, законодательную новеллу и т.д. Также исследователи, в том числе упомянутый Патрик Уормальд, отмечали и отсутствие ссылок на королевские законы в дошедших сведениях о судебных тяжбах. Подробнее см.: Roach L. Law Codes and Legal Norms in Later Anglo-Saxon England // Historical Research. 2013. Vol. 86. №233. P. 465-486.
11. О ней см.: Карасев Д. Ю. Историческая социология власти Майкла Манна // Журнал социологии и социальной антропологии. 2016.
Т. 19. №4(87). С. 5-23.
12. Adair-Toteff Ch. Max Weber's Charisma // Journal of Classical Sociology. 2005. Vol. 5. №2. P. 189-204.
