CC BY
10Т.Н. Шеховцова, Е.Ю. Александров. Ольхонский район сквозь призму «субъективной» оценки качества жизни
© А.С. Шмыт
РЕЦЕНЗИИ
Рецензия на книгу Роберта Вышыньского Рождение или смерть нации. Нациестроительная деятельность белорусских и бурятских элит после распада СССР, Научное издательство Scholar, Варшава, 2010, с. 288.
Ключевые слова: нация, белорусы, буряты, Россия, идентичность, этнический.
A.S. Szmyt
Review for Wyszynski Robert Birth or Death of a nation. Nation-building activi-tiy of Belarusian and Buryat elites after the collapse of Soviet Union. The review is devoted to a work by Polish sociologist Robert Wyszynski Birth or Death of a nation. Nation-building activitiy of Belarusian and Buryat elites after the collapse of Soviet Union. The author analyzes the main questions of a book. Wyszynski compares the process of national identity and rebirth of two ethnic groups - Buryats and Belarusians. The author tries to answer the question does modern society give a chance to a nation's rebirth. The author shows the role which was played by Buryat and Belorussian elites in a nation-building process. Wyszynksi used the methods of field research and inquiry between these two groups. Review gives a short analyze of the book and its scientific value. Key words: nation, Belarusians, Buryats, Russia, identity, ethnic.
Доктор Роберт Вышыньски является сотрудником Института Социологии Варшавского Университета. Главной областью его исследований являются этнонациональные процессы на постсоветском пространстве, а также история и современное положение поляков в Сибири и Казахстане. На сегодняшний день благодаря исследовательской активности польского социолога появилось несколько книг и научных статей. Самой значительной публикацией в научной деятельности автора является написанная совместно с Е. Новицкой-Русек книга Ламы и секретари: уровни социальных отношений в современной Бурятии (1996). Р. Вышыньски также с Е. Новицкой и И. Кабзиньской, был
В
ROBERT WVSZYfiSKI
Narodziny czy
5mierc narodu
соавтором книги Поляки или иностранцы?: Поляки за восточной границей (2000). В работе Рождение или смерть нации варшавский ученый продолжает свои прежние темы исследований. На этот раз автор решился на сравнительный анализ, пытаясь найти общие черты в нациестроитель-ных процессах бурят и белорусов.
Такого рода межэтнический сравнительный анализ является характерной чертой варшавских социологов и этнологов, занимающихся постсоветским регионом. Например, работа нынешнего посла Польши в Москве В. Зайончковского В поиске социальной идентичности: башкирская, бурятская и татарская интеллигенция в национальном вопросе Российской империи и СССР (2001); посвященная этническим процессам среди хакасов, тувинцев и алтайцев монография Айдын значит луна. Нации южной Сибири (2008) Лукаша Смырскогоя; Люди тундры. Идентичность и этнические границы на юге Сибири (2011) В. Липиньского или сборник под ред. Е. Новицкой-Русек Большая Сибирь малых народов (2000).
Р. Вышыньски называет белорусов и бурят «поздними нациями», «незавершенными» и ставит вопрос о том, «является ли современное общество и государство [...] местом, в котором еще может появиться или возродиться нация?» (с. 21). Во всей работе автор на примере этих двух групп старается определить правомерность конструктивистской и культу-ралистской теорий нации. По этой причине большое значение придается роли этнических элит в строительстве национальной идентичности. По мнению Р. Вышыньского переход с уровня этноса на национальный уровень может происходить двумя способами: в результате объединяющих практик государства и его бюрократии либо путем «народной мобилизации», когда лишенные собственного государства этнические элиты пытаются создать мифы и национальную идеологию. Второй случай относится к бурятам и белорусам. Кроме перечисленных социологических теорий автор пользовался элементами структурализма. Вслед за Р. Бартсом и А. Колосовской он применял понятие «синтагмы национальной культуры», которая охватывает парадигматические системы общечеловеческой символической культуры: языка искусства и литературы, знаний, религий, обычаев и ритуалов. Синтагма определяет границы между чужой культурой и семьей, между универсальными элементами культуры и национальными элементами. Этнические элиты, по мнению Р. Вышыньского, в границах синтагмы выделяют канон национальной культуры.
Главную цель работы, т.е. анализ нациестроительных процессов в постсоветский период, Р. Вышыньский решил реализовать с помощью нескольких аналитических приемов: реконструкции символической сферы, выделения ее на фоне русской (советской) культуры; решения вопроса о том, какой характер имеет национальная культура - несистематизированный или канонизированный; сравнения результатов, полученных в группах студентов и колхозников, и решения вопроса о том, являются ли белорусы и буряты национальными группами со своей культурной син-
тагмой и разделяемым всеми социальными группами каноном, а также определения роли этнической интеллигенции и их неотрадиционной деятельности в нациестроительном процессе. Обозначенные цели исследований были реализованы с помощью анкетных исследований, а также опросов, проведенных среди белорусских и бурятских студентов и колхозников. Источниками, прежде всего, выступали монографии российских, бурятских и белорусских историков и этнологов. Также использовалась британская литература по данной тематике.
Книга состоит из шести глав (в т.ч. введения и заключения), поделенных на многочисленные подразделы, библиографии и три приложения, содержащие исследовательские анкеты, а также результаты исследований национальной культуры, проведенных автором среди белорусского меньшинства в Польше. В первой главе, Введении, обозначены цели исследования, а также размышления автора о конструктивистском и культу-ралистском подходах к национальному вопросу. В дальнейшей части главы размещена информация о выборе региона исследований и сравниваемых групп, методологии исследований, состоянии литературы.
Во второй главе История деятельности нациестроительных элит автор снова анализирует бурятские и белорусские элиты. Большая группа бурятской интеллигенции воспринимается Р. Вышыньским как эквивалент старой родовой аристократии, поскольку в скотоводческой культуре благополучие и переходящий по наследству социальный статус ценятся больше, чем тяжелый физический труд. Бурятская интеллигенция появилась на переломе XIX и XX вв., тогда же появились первые бурятские политические группировки и нациестроительные программы. В первые десятилетия XX в. доминирующей национальной идеологией был панмон-голизм. В 30-е гг. прошлого века советская власть репрессировала бурятскую интеллигенцию, а панмонголизм был признан реакционной идеологией. В советский период советизация часто означала русификацию. После распада СССР начался процесс политической активизации бурятских элит, похожий на ту, что происходил в начале XX в.
Период формирования белорусских политических элит также приходится на перелом XIX и XX вв. В отличие от бурят белорусы не имели отдельного статуса, религии, развитой традиции письменности. В период I мировой и Гражданской войн, пронациональные деятели старались найти следующих политических единомышленников: немцев, литовцев (против поляков), большевиков. В межвоенный период белорусские территории были поделены между СССР и Польшей. Сначала власти СССР находили гораздо больше симпатии, чем поляки, для национальных белорусских проектов. Однако после периода начальной коренизации кадров, наступил период политических чисток и насильственной советизации. Во время II мировой войны часть белорусских деятелей пыталась получить поддержку своих идей обретения независимости у немецких оккупационных властей. Это вызвало конфликт между белорусами и стало причиной эскалации братоубийственных столкновений. После войны советская
власть продолжила политику советизации белорусов и лишь в период перестройки разрешила деятельность белорусских национальных движений.
Третья глава Синтагма символической культуры посвящена постсоветскому состоянию языка, литературы, религии и обычаев в обеих исследуемых группах. Польский социолог обращает внимание на определенные сходства в социальных функциях языка в Бурятии и Белоруссии. В обоих случаях мы имеем дело с двуязычностью, т.е. использованием разных языков в некоторых сферах общественной жизни. В обоих случаях жители городов в публичных местах используют, прежде всего, русский язык, однако жители деревень чаще используют родные языки. Но в случае белорусов это не литературный белорусский язык (он имеет два варианта, один из которых используется в государственных СМИ, а другой -оппозицией), а диалект, т.н. «местный язык» или смесь белорусского и русского языков «смешанный», «трасянка». При этом в семье на смешанном языке используется больше белорусских выражений, хотя в публичной жизни больше русских слов. В Бурятии бурятский язык все еще активно используется в семье, а в деревнях - в публичной жизни. Среди исследуемых студентов БГУ студенты консервативного Бурфака по мере возможностей старались использовать бурятский язык в городской публичной жизни, а студенты Истфака в основном ориентировались на русскую культуру и часто слабо знали бурятский язык. Бурятский язык, так же, как и белорусский, только номинально равноправен с русским языком. Описываемое двуязычие, по мнению автора, является проявлением креолизации, характерной для обществ, возникших после распада многоэтнических или колониальных государств.
В бурятской и белорусской литературе сложно выделить собрание канонических произведений. В случае бурят самой большой популярностью пользуется исторический роман «Жестокий век» (небурята) И. Калашникова, описывающий времена Чингис-хана и поднимающий чувство достоинства группы. В случае белорусов один канон существует среди студентов (Короткевич), а другой - среди колхозников (И. Шамаякин, В. Быков), что указывает на ограниченную национальную интеграцию.
Как в Бурятии, так и в Белоруссии, национальная активизация создается с помощью религиозного возрождения. В случае бурят в 90-е гг. XX в. дошло до попыток унификации буддизма и шаманизма в национальную конфессиональную систему. Белорусские националисты продвигают униатскую церковь, которая должна отделить их от православных русских и католических поляков. До строительства национальной идентичности пытались также использовать обрядность. В 1994 г. в Бурятии прошел фестиваль Гэсэра, который кроме празднования годовщины эпоса служил этнической активизации бурят. Белорусские националисты пытались получить похожий эффект, используя традицию языческих «дзядов», таких как обряды поклонения и жертвоприношения духам предков, почтение памяти жертв НКВД в Куропатах. Торжества «мартирологических»
дзядов привлекли к себе постсоветскую и русскоязычную часть общества, и соответственно не добились нациестроительного эффекта.
В четвертой главе, Расширенная синтагма символической культуры, приводятся размышления над постсоветскими государственными символами: флагом, гимном, гербом, а также над процессом создания идеологической связи через продвижение определенных взглядов на историю. В Бурятии на новом республиканском флаге находятся буддийские элементы, такие как «соембо», подчеркивая идентичность и отдельность бурят как нации внутри России. После получения независимости в Белоруссии разгорелась дискуссия на тему флага и герба. Националисты требовали возвращения к «Погони» (рыцарь на коне с мечом в руке) и бело-красного флага. Ветераны, коммунисты и партизаны считали, что эти символы позорны, т.к. ими пользовались белорусы, сотрудничавшие с немцами. Окончательно был выбран обязывающий ныне флаг, но погоня все еще является флагом, используемым оппозицией. Это свидетельствует о конфликте, касающемся взгляда на историю и национальной идентичности. «Национальная идентификация относится к истории, также опирается на идеологическое видение пантеона авторитетных исторических и мифических героев, затрагивает важные для истории группы события и места», пишет Вышыньски. В случае бурят, как для студентов, так и для колхозников, пантеон героев был одинаковый. Среди них Чингис-хан, Далай-лама (как религиозный лидер), а также национальные деятели с начала XX в., такие как Жамсарано и Ринчино. Также четко представляется канон мест, важных для бурят. Это Байкал, малая родина - тоонто нютаг, места шаманского и буддийского культа.
У белорусов в большинстве случаев доминировал канон культурных героев и мест памяти, созданный советской пропагандой и связанный с Отечественной войной, причем колхозники скорее были привязаны к понятию малой родины, чем к более абстрактной концепции белорусской нации. Националистическая часть интеллигенции пыталась продвигать события и места, связанные с историей Великого княжества Литовского, например, победа над москалями под Оршой в 1514 г. Однако со времени прихода к власти А. Лукашенко СМИ продвигают советский канон исторической идентичности. Автор ставит тезис о том, что без создания общего исторического канона белорусы не смогут создать национальную общину.
Пятая глава называется Типы связей: региональная, родовая, этническая, национальная, надэтническая. Используя результаты анкетных исследований, Вышыньски утверждает, что буряты, студенты и колхозники, выделяют, прежде всего, свою национальную и государственную идентичность. Среди белорусских колхозников доминирует чувство локальной связи. Только студенты в большей степени акцентируют свою национальную идентификацию, хотя и в этом случае для группы более важной была славянская идентичность. В случае бурят все еще важную функцию выполняют матрилинеарные родовые связи. Отсюда при определении кри-
териев членства в национальной группе, более важную роль, чем в случае белорусов, играет биологическое происхождение - прежде всего происхождение отца. Вторым важным критерием является знание традиций и культурные компетенции. Менее важными являются религиозная принадлежность и знание языка. Среди сельских белорусов важную идентификационную роль играет православие, а язык не является важным критерием. Как среди интеллигенции, так и белорусских колхозников, часто называемым критерием было знание традиций. Но большинство респондентов имели проблемы с уточнением характера этой традиции.
В заключении автор доходит до вывода о том, что, несмотря на функционирование современных государственных институтов, называемых конструктивистами ключевым нациестроительным фактором, белорусы не создали национальную группу. Они скорее являются этнической группой, в рамках которой отдельные социальные и территориальные группы имеют общую синтагму культуры, но они лишены канона национальной культуры. Белорусская интеллигенция предпринимает попытки введения такого канона, однако, несмотря на их усилия, но с поддержкой нынешних властей, создается другое творение «нация Белорусы», национальная община, основанная на культурном советском каноне. Парадоксально, лишенные самостоятельной государственности буряты создают национальную группу с четко обозначенным и повсеместно принятым каноном национальной культуры. В царской России буряты сохраняли свою религиозную, социальную и культурную инность благодаря статусу инородцев. Расовые отличия также не допускали полной ассимиляции с русскими. Можно говорить о культурных основах нации. В нациестрои-тельном процессе также принимали участие этнические элиты (как те, что действовали в начале XX в., так и современные). Но эти люди имели непосредственную связь с живой этнической традицией, в отличие от белорусских элит, которые пытались строить культуру на непонятных для постсоветских людей призраках прошлого.
Роберт Вышыньски в следующих главах последовательно реализует обозначенные во введении цели. Главы делятся на многочисленные, но логически между собой связанные, подразделы, что облегчает поиск в тексте конкретных вопросов. Замечания вызывает явное отсутствие пропорциональности глав. Третья глава насчитывает 125 страниц (почти половина книги) и делится на 45 подразделов, при этом пятая глава имеет лишь 8 страниц и делится на три подраздела. Сразу после него идет де-вятнадцатистраничное заключение, разделенное на 12 подразделов.
В тексте можно также найти несколько мериторических ошибок. На странице 35, где автор утверждает, что наиболее подверженными утрате родного языка группами являются «буряты, проживающие в городах и воточные буряты, среди которых большинство с давних времен составляли русские». В других частях текста мы находим прямо противоположную информацию о том, что именно западные буряты подверглись большей русификации. Автор пишет о XV Далай-ламе вместо XIV (с.100), а
также утверждает, что «в Бурятии мир религии, читаемые молитвы, это домена санскрита» (с. 81). Конечно, мантры и ряд буддийских терминов, используемых в Бурятии, происходят из санскрита, но доступ к ним буряты получили посредством тибетского языка и именно тибетский следует считать сакральным языком местного буддизма. На странице 225 Вы-шыньски пишет о «матрилинеарном наследовании имущества у бурят». Это, наверняка, случайная ошибка, поскольку на той же странице можно найти прямо противополжную информацию. Иногда автор небрежно транскрибировал на польский язык выражения из бурятского языка. Например, «хамблама» вместо «хамбо лама» (с. 38), «бархан» вместо «бур-хан» или «бариса» (с. 99), «саембо» вместо «соембо» (с. 185). Правильность транскрипции белорусских слов гораздо труднее оценить, т.к. из-за многовековой культурной близости между белорусами и поляками, в польском языке функционирует широкий спектр методов транскрипции белорусского языка. Перечисленные ошибки имеют инцидентный характер и значительно не влияют на правильность формулируемых автором тезисов и аргументов. Они скорее свидетельствуют о недостатках редакционной работы в данном издательстве.
Особого внимания заслуживает принятая в работе методология. Концепция синтагмы культуры и национального канона дала автору конкретные инструменты для исследования такого сложного вопроса как национальная община. Ему удалось избежать построения аргументации на основе высоко субъективного критерия групповых идентичностей, что было недостатком многих предшествующих работ, посвященных национализму. Польский социолог, приступая к исследованию национальных вопросов в выбранных группах, избежал соблазна априорного принятия конструктивистской или культуралистской позиции. Критический подход к обеим концепциям и осторожность в интерпретации эмпирического материала привели к интересному синтезу обеих концепций. На примере белорусов автор убедительно доказывает, что без сохраненной в групповом сознании культуры эффективность государства как катализатора на-циестроительного процесса значительно ослаблена. Выбор бурят группой для сравнения укрепляло, по правилу контраста, данный тезис автора.
Несомненным достоинством книги является факт того, что ее автор пользовался результатами социологических полевых исследований среди бурят и белорусов, проведенных в 90-е гг. XX в. Вышыньски не пожалел усилий провести анкетирование и опросы среди разных социальных групп, он также тщательно изучил местную литературу по тематике. К сожалению, варшавский ученый не повторил свои исследования в следующем десятилетии, из-за чего иногда недостоверно представляет некоторые события как постоянный элемент общественной жизни. До такого рода петрификации доходит, например, при интерпретации Фестиваля Гэсэра. Празднование годовщины создания эпоса «Гэсэр хан» проходило в 1994 г. И до сих пор не было возобновлено. Вышыньски принимает фестиваль за проявление конструирования национальной традиции и ясно
предполагает цикличность данного праздника. Он выделяет этому мероприятию центральное место в процессе национальной активизации бурят, что было с уверенностью сделано с расчетом на будущее.
Автор признает во введении, что анализирует интересующие его социальные явления с точки зрения варшавского интеллигента и действительно эта точка зрения проявляется во многих частях работы. В описании Вышыньского Советский Союз, прежде всего, исполняет тоталитарные функции и губительные для национального положения исследуемых групп. Только в период ранней советской политики коренизации властей автор видит позитивную функцию режима. Сталиновские чистки тридцатых годов, по мнению автора, начали процесс насильственной русификации советских меньшинств. Автор, из-за своего нерасположения к большевизму, уделяет недостаточно внимания нациесторительным функциям советских и автономных республик. Эффективность этих квазигосударственных единиц подтверждает факт того, что распадающийся СССР разделился согласно границам советских республик.
Перечисленные замечания не умаляют познавательную ценность работы. Р. Вышыньски представил обширный эмпирический материал и предложил к его интерпретации теоретический аппарат с большой объяснительной силой. Благодаря этому книга привлекает не только специалистов, интересующихся Белоруссией и Бурятией. Содержащаяся в ней информация и выводы важны для всех ученых и политиков, занимающихся национальной проблематикой, а также для каждого, кто чувствует потребность понять постсоветскую действительность, в которой мы живем.
