CC BY
112
212
Научная жизнь
рованы на самую мысль, причем мысль, не всегда умещающую себя в узкие рамки какой-то одной конвенционально принятой в каком-либо научном сообществе исследовательской логики. Напротив, работа демонстрирует генерацию мыслительного поля, пересечение множественности семантических рядов, самогенерацию смысловых кодов, зависящую от тщательно продуманной и математически смоделированной технологии.
Следует обратить внимание, что настоящая монография имеет методологический статус: она формирует специфический мыслительный путь, который гарантирует определенные результаты. Их определенность как раз и заключается в том, что они выходят за грань собственно «головного» моделирования, но предполагают некую метапозицию аналитика, его личностный код во взаимоотношении с реальностью. Представленная монография позволяет распознать заявленное некогда Платоном «качество души»: либо исследователь - потребитель чужих смысловых моделей и тогда ему свойственно двигаться в заранее сформированных традицией рациональных координатах, к свободному передвижению собственной мысли он не вполне готов, не готов и нести ответственность за эту свободу (очевидно, ему будут чужды авторские стратегии); либо исследователь - творец своих семантических полей, своего «мира», и тогда наличие свободы от клише, потребность в уникальности сюжета и логики его развития - доминантные требования к мысли (с большей вероятностью, что именно при подобных мыслительных установках авторские стратегии найдут отклик и понимание). Однако кроме методологии монография реализует на практике возможность мыслить практично, т. е. формировать такие отношения с реальностью, при которых мысль становится продолжением реальности и от качества мысли зависит отношение реальности к мыслящему. Возникают аллюзии со средневековой практикой алхимиков, нацеленной на преобразования реальности, на восстановление первичной целостности и гармонии. И в итоге появляется стойкое ощущение, что именно этим изначально и определяется дело мысли, мудрости - философии для культуры и социума.
Монография учит моделировать мыслительные стратегии, формировать четкость линий, расширяет эвристический диапазон, поэтому имеет ценность для аспирантов, докторантов и специалистов широкого исследовательского профиля, небезразличных к вопросам «что есть мысль?» и «что значит мыслить?», и может быть рекомендована аудитории, нацеленной на саморазвитие и заинтересованной в стратегиях самоактуализации, при решении вопросов управления интеллектуальным ресурсом.
И. А. Кребель
Рецензия на кн.:
Томилов Н.А., Ахметова Ш.К. Казахи аула Каскат: традиции и инновации в культуре казахского населения Западной Сибири: монография. Омск: Наука, 2013. 392 с.: ил.*
Ядром и смысловым центром рецензируемой монографии является, безусловно, публикация оригинальных полевых материалов первой Казахской комплексной историко-этнографической экспедиции Омского государственного университета (далее -ОмГУ) 1976 года, хранящихся в архиве Музея археологии и этнографии (далее - МАЭ) ОмГУ. В этнографической науке долгое время практически не уделялось внимания собственно публикации источников, в особенности полевых, хотя их значимость исключительна.
Ставя своей основной задачей публикацию полевых материалов, тем не менее, авторы признают, что «структура книги “Казахи аула Каскат...” оказалась несколько разноплановой. Фактически она состоит как бы из трёх содержательных частей» (с. 383).
Одну из них составили документы - материалы первой Казахской комплексной историко-этнографической экспедиции ОмГУ, которая работала в июле 1976 г. среди казахов аула Каскат Исилькульского района Омской области и соседних селений (раздел «Материалы Казахской экспедиции Омского государственного университета 1976 года»; подразделы: «Демографический и нацио-
нальный состав населения казахских аулов», «История села», «Топонимика», «Генеалогия», «Хозяйство и предметы утвари», «Семейный бюджет», «Тамги», «Средства передвижения», «Пища», «Жилища и хозяйственные постройки», «Одежда», «Народные знания и приметы», «Антропонимия», «Семейные обряды», «Фольклор», «Религия», «Орнамент»).
Другую часть книги составил обзор исследований этнографии казахов юга Западной Сибири учёными, прежде всего Омска, но также Ленинграда (Санкт-Петербурга), Москвы, Новосибирска и других городов России и Казахстана, которые были осуществлены в последней четверти XX - начале второго десятилетия XXI в. (раздел «Казахская экспедиция 1976 года и изучение
*Работа выполнена в рамках проекта «Динамика сопряженности традиции и инновации в материальной культуре тюркских народов юга ЗападноСибирской равнины» Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре» 2012-2014 гг.
Рецензии
213
этнографии казахов юга Западно-Сибирской равнины»).
И ещё одну часть книги составили отделы научно-интерпретационного характера, посвящённые этнической истории казахов очерченного региона, начиная с конца XVI в. и вплоть до настоящего времени (разделы «Казахи в этнической ситуации ЗападноСибирской равнины в конце XVI - начале XX века», «Из этнической истории аула Кас-кат», «Традиции и инновации в культуре казахов Западной Сибири»).
Монография обильно иллюстрирована -это и внутритекстовые фотографии, и вклейки с воспроизведением фотоматериалов экспедиции.
В целом книга, несмотря на признание авторов, впечатления разнородности не производит. Хотя и от недостатков не совсем свободна.
Прежде чем перейти к замечаниям, оговорюсь, что всё, помещённое ниже, ни в коем случае не умаляет достоинств монографии «Казахи аула Каскат...». Как всякое новаторское явление, книга эта не может быть свободна от недостатков, которые становятся отчётливо заметны лишь в «типографском исполнении».
Очень странно в русском тексте, имея в виду населённый пункт, находящийся на территории России, называть его на казахском языке (Насцат вместо Каскат) - не в разделе об истории аула, где употребление иноязычного термина было бы уместно, а во всей (!) книге, включая обложку. Правда, на титульном листе в его русском варианте значится Каскат, впрочем в его английском варианте тоже не по-казахски - Kaskat (упущение?). Это вызывает, мягко говоря, недоумение и рождает массу вопросов. Напомню, что Казахская комплексная историко-этнографическая экспедиции ОмГУ работала в июле 1976 г. А в 1975 г. Омским отделением Западно-Сибирского книжного издательства был выпущен подготовленный работниками организационно-инструкторского отдела исполнительного комитета Омского областного Совета депутатов трудящихся и вполне доступный сегодня справочник «Омская область. Административнотерриториальное деление на 1 января 1975 года», где названия населённых пунктов Омской области приведены на русском языке в соответствии и с нормами государственного языка, и с административно-территориальным делением СССР. На с. 30-31 там значится Исилькульский район, в нём -Каскатский сельсовет, а в составе его - аул Каскат. К слову, в рецензируемой монографии и «Каскатский сельсовет» пишется как «Насцатский сельсовет». Конечно, хотелось бы знать, на каком это языке? И в настоящее, «постсоветское», время, аул Каскат
входит в Каскатское сельское поселение Исилькульского района, причём написание
сохраняется русское. Следует рассматривать как крупную удачу, что название аула очень похоже и в русской, и в казахской транслитерации, иначе не избежать бы конфуза, как с аулом Тарат того же Каскат-ского сельсовета, где, кстати, экспедиция тоже работала. На с. 18 рецензируемой монографии он назван Торат (Турат), на с. 20 -Торат, на с. 310 - опять Торат. В 1976 г. этот населённый пункт назывался именно Тарат.
Ведь пишем же мы по-русски Рим вместо Roma (ит.) и Париж вместо Paris (франц.), и итальянцы вкупе с французами не против этого. Более того, те же французы пишут по-французски Londres вместо London (англ.), и англичане их не поправляют. Так откуда же проявляющееся в монографии стремление навязать русскому письму, отнюдь не в части терминов, казахский алфавит?
Кстати, упоминавшийся справочник «Омская область.» позволил мне выяснить для себя при чтении, что упоминаемый в монографии аул Жанажол (с. 310) - аул Жа-на-Жол Пролетарского сельсовета Любинского района. Неразъяснёнными остались, скажем, аулы Атыгай, Жаулыбай, Карагай-лы. Или это не Омская область? Так или иначе, информация о населённых пунктах неполная, во многом искажённая в части названий и уже в силу этого, к сожалению, не вызывает доверия.
Несколько слов о способе подачи публикуемых полевых материалов. Они выглядят именно как карточки, хранящиеся в архиве МАЭ ОмГУ - информация об информаторе, данные о собирателе, собственно текст. Карточки эти написаны от руки собирателями - чаще студентами исторического факультета ОмГУ, преимущественно русскими. Дальше начинаются вещи загадочные. Если принять как данность добросовестность публикаторов, скрупулезно относящихся к тексту источника и не допускающих даже малейшего искажения, то оказывается, что почти поголовно 18-20-летние студенты-практиканты владеют казахским языком, как устным, так и письменным. Это видно всё из того же неизменного Насцат’а в «шапке» карточки, а также необъяснимо грамотного написания казахских терминов, и в особенности фольклорных мотивов. Закрадывается подозрение, что в монографии «Казахи аула Каскат.» критика источника подменена его исправлением. Но это уже совершенно ненаучно - править источник, даже если ему менее 40 лет и кое-что кажется неточным и неверным. Интересно, вносили ли С.Е. Малов и В.В. Радлов исправления в «Сутру золотого блеска» при публикации?
Теперь о той части монографии, которую, по словам авторов, составили отделы научно-интерпретационного характера. Пре-
214
Научная жизнь
восходнейший по масштабу охвата материала, по глубине и оригинальности его интерпретации раздел «Традиции и инновации в культуре казахов Западной Сибири» не избежал досадных неточностей. На с. 318 сказано: «Святым источником также считается
оз. Яровое, которое, появилось, по словам старожилов аула Куатовка Славгородского района Алтайского края, из вырытого колодца. Старики всегда говорили, что озеро питают 99 родников с пресной водой по аналогии с 99 пророками в исламе». Здесь ошибка фактическая. Число 99 в исламской нумерологии нерасторжимо связано с 99 именами Аллаха, которые занимают важное место в мусульманском вероубеждении, так как наглядно описывают основные качества Аллаха. Список в 99 имен возводится к хадису Абу Хурайры, в котором пророк называет цифру 99 и предрекает рай тем, кто повторяет имена Аллаха в молитвах: «Аллах Сам утвердил Себе прекраснейшие имена, а пророк Мухаммад нам сообщил их. Достоинство этих имён очень велико. Посланник Аллаха сказал: "У Аллаха 99 имён, 100 без 1, кто перечислит их, тот войдёт в Рай"».
Что же касается пророков, то ислам считает Мухаммада последним Пророком. До него существовала целая цепь пророков (по традиции, около 124 000), включая двадцать шесть, упомянутых в Коране. Мухаммад же считается Печатью пророков, Последним Посланником.
То есть налицо и пропущенный авторами крайне интересный факт смешивания в традиционном сознании двух положений исламского богословия совершенно в духе народного ислама, и одновременно упущенная авторами возможность красивого и плодотворного рассуждения на эту тему. Впрочем, допускаю, что «старики» из аула Куатовка намного просвещённее меня в сфере исламской теологии.
Особенно хочется отметить фотографии - их много, они о разном, их хочется рассматривать бесконечно. Но, к великому моему сожалению, на одном из фото (с. 229) запечатлён не женский платок, а скатерть, выполненная в филейной технике. Возможно, она и использовалась как головной платок - это нужно оговаривать. Вот, кстати, опять упущенная возможность рассуждения, скажем, о диффузии в рамках традиционной культуры.
В целом же монография Н.А. Томилова и Ш.К. Ахметовой «Казахи аула Каскат: традиции и инновации в культуре казахского населения Западной Сибири» - явление значительное, новаторское, заслуживающее самых тёплых слов и высокой оценки.
Е.Ю. Смирнова
КАЗАХИ В ЕВРАЗИЙСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ:
ИСТОРИЯ, КУЛЬТУРА И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ*
Важным фактором укрепления дружественных отношений народов России и Казахстана являются традиции культурного и научного сотрудничества. Омский филиал Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН (ИАЭТ СО РАН) вносит свой вклад, активно развивая и поддерживая научные связи с казахстанскими вузами и учреждениями науки. Большую роль в этом сыграл Сибирский центр казахской культуры (СЦКК) «Мeлдiр», юбилею которого была посвящена Международная научнопрактическая конференция «Казахи Омского Прииртышья: история и современность», проведенная в 2007 г. совместно с Всемирной ассоциацией казахов и Омским государственным университетом им. Ф.М. Достоевского (ОмГУ им. Ф.М. Достоевского) [1]. Это мероприятие стало первым в череде последующих конференций, семинаров и круглых столов, организованных Омским филиалом ИАЭТ СО РАН за последние пять лет совместно с высшими учебными заведениями, культурными и научными учреждениями Алма-Аты, Астаны, Павлодара [2].
14-15 мая 2014 г. по инициативе СЦКК «Мeлдiр» Омский филиал ИАЭТ СО РАН совместно с Всемирной ассоциацией казахов и ОмГУ им. Ф.М. Достоевского провели в Омске Международную научно-практическую конференцию «Казахи в евразийском пространстве: история, культура и социокультурные процессы», посвященную 25-летию СЦКК «Мeлдiр». Пленарные заседания проходили в конференц-зале Омского научного центра.
В работе конференции приняли участие историки, археологи, этнографы, политологи, философы, филологи, музыковеды из Евразийского национального университета им. Л.Н. Гумилева (Астана), Института истории и этнологии им. Ч.Ч. Валиханова (Алма-Ата), Казахского национального университета им. аль-Фараби (Алма-Ата), Казахского национального педагогического университета им. Абая (Алма-Ата), Казахстанского филиала МГУ им. М.В. Ломоносова (Астана), Ко-станайского государственного университета им. А. Байтурсынова, Национального центра гигиены труда и профзаболеваний Минис-
* Работа выполнена при поддержке проекта «Динамика сопряженности традиции и инновации в материальной культуре тюркских народов юга Западно-Сибирской равнины» Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре» 2012-2014 гг.
