CC BY
19Григорий Борисов
Рецензия на: Grafton A. The culture of correction in Renaissance Europe. London The British library, 2011. 244+XII p.
Герман Гессе в открытом письме, опубликованном 5 октября 1946 г. в «Neue Zürcher Zeitung», сравнил литературного корректора, безжалостно исправляющего авторский стиль, с его коллегой из музыкальной редакции, выбрасывающего из набора партитуры шестнадцатые ноты1. В этой гиперболе, возможно, как никогда ярко была выражена важность труда корректора и его ответственность при издании книги. С момента изобретения книгопечатания значимость корректорской работы для гуманитарного знания невозможно переоценить, однако несмотря на неоднократные попытки ученых разобраться в этой теме2, происхождение современного обычая корректуры оставалось почти неизученным. Эта на первый взгляд незаметная работа и стала предметом исследования автора нескольких трудов о Иосифе Юсте Скалигере (1540-1609) и специалиста по ренессансной культуре Энтони Графтона, к слову, гораздо менее известного в России, чем его коллега по Пристонскому университету Натали Земон Дэвис. В основе книги — лекции памяти Ан-тонио Паницци, прочитанные Графтоном в Британской библиотеке в 2009 г. Главный вопрос, поставленный в ней исследователем, звучит так: как появилась система, в которой один профессионал исправляет другого для того, чтобы сделать текст лучше?
© Г. И. Борисов, 2017
1. Grafton A. The Culture of Correction in Renaissance Europe. London, 2011. P. 143.
2. См., например, старую подробную работу: Simpson P. Proof-Reading in the Sixteenth, Seventeenth and Eighteenth Centuries. Oxford, 1935.
В книге последовательно рассматриваются три важнейшие темы: редакторская работа глазами человека эпохи Ренессанса, труд корректоров по сохранившимся документам типографий и, то, как реагировали авторы на появление новых профессионалов. В первой главе, названной «Практика порождает несовершенство», автор ставит задачу выяснить место корректоров в иерархии профессий эпохи. Вторая глава, «Взгляд на книгопечатню изнутри», посвящена повседневной работе корректоров и ее особенностям, в третьей главе — «Взгляд с точки зрения исследования автора» — главной темой становится изучение отношения авторов к внешней корректуре. В каждой главе находится место локальным исследованиям (case study), которые переносят читателя в общество литературных редакторов Рима 1460-х или в Базель 1570-х гг., где Амброзий Фробен и Бонавентура Вулканиус занимались изданием Талмуда.
Проводником в мир работы корректора эпохи Ренессанса Графтон выбрал первое печатное руководство по организации работы в книгопечатне «Methodus apodemica», опубликованное базельским ученым Теодором Цвингером в 1577 г. Этот труд, по яркому и образному сравнению американского исследователя, стал «идеальным Вергилием» для путешествия в «подвал» истории всякого напечатанного произведения. Цвингер, чей труд считается первым в своем роде, разделил всех работников на «механиков» — наборщиков и тискальщиков — и «теоретиков», к которым относились корректоры (corrector или castigator). Задачи корректоров были, как правило, значительно шире простого вычитывания гранок — они готовили титульные листы и предисловия, занимаясь рекламой книги, составляли оглавления и указатели, переписывали протографы, если это было необходимо, а часто и сами выступали в роли авторов и издателей. Корректурой в книгопечатнях занимались известнейшие гуманисты Ренессанса, а Беата Ренана даже называли «князем корректоров». Информация
о корректуре выносилась на обложку книги, и часто вместе с ней печаталось и имя корректора — в этом был знак качественного текста, привлекавший читателей. Спрос на работу корректоров был большим, а их социальный статус был несоизмеримо выше, чем у других работников книгопечатни, добывавших свой хлеб грязной, ручной работой. По меткому сравнению автора книги, их положение было сродни статусу компьютерных профессионалов нашей эпохи, образовавших новую, особенную профессиональную группу (p. 75-76).
Хорошему корректору было недостаточно просто знать латинскую грамоту — ему необходимо было владеть иностранными языками, часто редкими, как, например, иврит, сирийский или арабский. Помимо этого, каждый корректор должен был владеть основами критики текста, опиравшимися на античные практики поиска ошибок. Из сотрудничества корректоров и печатников возникли т. н. «листы ошибок» (errata), в которых буква за буквой и слог за слогом рождалась практика совершенствования печатного текста.
«Царство ошибки», в котором жили и работали корректоры эпохи Ренессанса, представлялось им неконтролируемым. Одной из попыток найти решение проблемы опечаток стала инструкция для корректоров, выпущенная в 1607/1608 г. братьями Яном и Бальтазаром Моретусами. В ней был установлен не только уровень знаний, необходимый для корректорской работы, но и отмечены разделы книги, нуждающиеся в дополнительной проверке.
Далее предметом исследования Э. Графтона становятся практики: как проходил процесс корректуры и как из-за невнимательности наборщика на полях книги иногда печатались замечания корректора, вынесенные им на поля пробных оттисков. На числе ошибок часто сказывались и внешние обстоятельства — хозяева требовали более быстрой работы, что неизбежно приводило к росту числа опечаток в книге. Пример сохранившейся корректуры сочинения Пия II
«История деяний императора Фридриха III» 1491 г., изданного Михаэлем Кристаном, показывает метод работы корректора, при котором ошибки не только не исправлялись, но и множились из-за спешного «улучшения» древнего текста.
Условия работы корректоров могли сильно различаться, но исправление ошибок и вычитывание опечаток в гранках было основными обязанностями любого корректора. Термины castigare и emendare, значения которых в источниках порой сложно различить, могли обозначать и критику текста, и его очищение от ошибок, допущенных при наборе, а часто обозначали все вместе: и механическую, и интеллектуальную работу по сохранению авторского текста. Изучая деятельность конверса йоханнеса Исаака Левита в книгопечатне Плантена, Э. Граф-тон показывает сразу несколько особенностей корректорского дела: процесс корректуры сложного издания (словарь иврита), насколько дорого ценился корректор, обладавший хорошими знаниями, напри -мер, арамейского, а равно многонациональность этого мира.
В завершении второй главы Э. Графтон подчеркивает опасность обобщений при изучении работы корректоров в XV-XVII вв. Они опирались на множество интеллектуальных традиций и практик в критике древних и улучшении новых текстов. В качестве определяющих причин могли выступать политическая, религиозная или стилистическая цензуры, а порой и банальная нехватка времени.
Исправление корректорами текста зачастую приводило к значительным изменениям стиля, выражений, и мыслей авторов. В третьей главе, начатой приведенными выше словами Г. Гессе, Э. Графтон в качестве основных задач исследования называет изучение различных моделей взаимоотношений автора, корректора и издателя, связь корректуры и авторства, а также приводит случаи, когда корректура приобретала большое политическое значение. Анализируя огромный фонд источников — черновики, пробные оттиски, пометки в рукописях,
переписку, предисловия к изданиям знаменитых ученых и издателей, в том числе Иосифа Скалигера, Виллибальда Пиркгеймера, Ан-жело Полициано и других, — историк книги на конкретных примерах показывает, какие трения могли возникать между авторами и корректорами. Одним из подобных выразительных споров был вопрос о выделении той или иной части текста капитальным или курсивным шрифтом. Особое внимание уделено предисловию Андреаса Осиан-дера к нюрнбергской публикации знаменитого труда Николая Коперника 1543 г., в котором издатель намеренно исказил учение польского астронома, опасаясь церковной цензуры. Политическая важность корректуры иллюстрируется также борьбой между королевским герольдом Ральфом Бруком и лондонскими книгопечатниками (в числе которых был знаменитый Уильям Кэмден) в первые десятилетия XVII в., когда обвинение в плохой корректуре вылилось в настоящую войну публикаций, затронувших высшие слои английского общества (р. 144-147). Естественно, что авторы, заказывая печать книги, проявляли особенное внимание к знаниям корректоров. В случае со знаменитыми «Магдебургскими Центуриями» они подробно инструктировали базельского книгопечатника Иоанна Опорина, чтобы тот держал опытного и квалифицированного корректора, а также человека, хорошо знавшего различия в языках, материал и контекст труда. В то же время практики авторской корректуры подчинялись повседневной жизни: автор мог отказаться от проверки корректуры из совершенно разных соображений (например, социальной, культурной или географической дистанции между ним и хозяином книгопечатни) и оставить ее в руках книгопечатника и корректора, а мог непосредственно жить в доме у издателя в период работы над книгой.
Главной причиной появления искусства корректуры автор видит потребность в критике со стороны интеллектуалов; последние защищали читателя и одновременно «бичевали и шлифовали» собственные
работы и труды своих коллег. Они имели дело с книгопечатниками, вверявшими им исправление ошибок и ответственность за выход печатного сочинения. Первые корректоры были клириками, преподавателями университетов, печатниками; постепенно, с середины XVI в., труд корректора специализируется и становится менее престижным — корректор уже не всегда был почитаемой и обеспеченной персоной. Корректоры опирались на традиционные античные, средневековые и новые достижения и практики в критике текста, однако тексты изменялись перед выходом в свет и под воздействием других сил, как случайных, так и преднамеренных. При всех локальных различиях в приемах корректуры, исторического развития этого искусства, а равно опасности обобщений в этой сфере, оригинальным и важным результатом бурного развития корректорского дела в эпоху Ренессанса автор видит в складывании устойчивой модели «совместного» авторства.
В работе был введен в оборот значительный корпус новых архивных источников, а многие из них, благодаря тому, что книга снабжена большим числом иллюстраций, стали доступнее ученым. Ценность книги для исследователей ренессансной культуры состоит равно и в том, что автор опирается на статьи, ранее затерянные на страницах журналов по библиографии и библиотековедению.
Исследование Э. Графтона вызвало широкий отклик в Европе и Америке, однако в числе рецензий наблюдается значительный перекос в пользу написанных на английском и испанском языках. Рецензенты отметили явный перекос авторского интереса в сторону Италии, Франции, Нидерландов и Англии3. Автору данной рецензии не удалось найти отзывов на эту книгу на немецком; возможно причиной тому тот факт, что в книге сравнительно мало использован немецкий материал, а равно почти не рассматривались источники
3. Pontón G. Reseña // Anuario Lope de Vega. 2011. №17. P. 186; Alvarez P. Review // Renaissance Quarterly. 2012. Vol. 65. №3. P. 977.
по Испании (что удивительно) и славянским странам (уже почти традиционно).
Ряд замечаний к книге проистекает из ее публицистического, часто обзорного характера. Было отмечено недостаточное внимание Э. Графтона к этапам книгопечатного процесса: ренессансный автор (или его представитель) проверяли набор до печати пробного листа4. Форма подачи некоторых свидетельств американским историком, как, например, фраза из письма Плантена о его дочери, которая в свои девять лет так владела пятью древними языками, что могла работать у своего отца корректором, призвана шокировать читателя; в то же время ему не всегда достает критического отношения к субъективным описательным источникам.
Впрочем, эти частные замечания нисколько не принижают достоинств книги, в которой было исследовано одно из важнейших нововведений ренессансной культуры, сохранившее свою актуальность до сегодняшнего дня. Поэтому каждый автор, и тогда, и сейчас, готов повторить за Эразмом: «Я не желаю позволять корректорам вносить их собственные дополнения в мои труды. Они должны только исправлять ошибки, привнесенные печатниками». Но как же должен быть Эразм благодарен Беату Ренану за тонкие и своевременные замечания!
4. Janssen F. A. Review // Ouarendo. 2012. Vol. 42. №2. P. 159-160.
Борисов Григорий Игоревич
Аспирант, Исторический факультет, Московский государственный университет [email protected]
Academia.edu: moscowstate.academia.edu/grigoryborisov Grigorii Borisov
Post-graduate Student, Faculty of History, Moscow State University
