CC BY
1
УДК 378.4; 94(47).083
DOI: 10.31249/hist/2024.01.09
БАБЕНКО О.В.* Рец. на книгу: ИВАНОВ А.Е. УНИВЕРСИТЕТЫ И ВЛАСТЬ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ. НАЧАЛО XX в. - Москва : Принципиум, 2023. - 320 с.
Ключевые слова: университеты в Российской империи; система высшего образования в Российской империи; власть в Российской империи.
Keywords: universities in the Russian Empire; higher education system in the Russian Empire; power in the Russian Empire.
Для цитирования: Бабенко О.В. [Рецензия] // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 5: История. - 2024. - № 1. - С. 153-159. - Рец. на книгу: Иванов А.Е. Университеты и власть в Российской империи. Начало XX в. - Москва : Принципиум, 2023. - 320 с. DOI: 10.31249/hist/2024.01.09
Рецензируемая книга - это новая монография известного российского историка, д-ра ист. наук Анатолия Евгеньевича Иванова (ИРИ РАН), посвященная взаимоотношениям университетов и власти в Российской империи в начале XX в. Иванов - крупный специалист по истории российской высшей школы. Его перу принадлежит целый ряд монографий, посвященных этой проблемати-ке1. Рецензируемая книга продолжает данный цикл исследований о
* Бабенко Оксана Васильевна - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела истории Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН РАН); o.v.babenko@mail.ru
1 См.: Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX - начале XX в. -Москва : Институт истории СССР АН СССР, 1991. - 392 с.; Его же. Ученые степени в Российской империи XVIII - начала XX веке. - Москва : ИРИ РАН, 1994. -196 с.; Его же. Студенчество России конца XIX - начала XX века: социально-историческая судьба. - Москва : РОССПЭН, 1999. - 414 с.; Его же. Студенческая
153
российских университетах. В ней предложены новые подходы к постановке и решению исследовательских задач, аккумулирован накопленный автором источниковедческий и историографический опыт научных изысканий.
К достоинствам рецензируемого исследования следует отнести введение автором в научный оборот большого количества неопубликованных архивных и библиотечных материалов (ГАРФ, Государственный архив Одесской области, РГВИА, РГИА, ОР ГПИБ, ЦИАМ) и широкое использование дореволюционной периодики («Журнал Министерства народного просвещения», «Московские ведомости», «Харьковские губернские ведомости» и др.). Кроме того, Иванов много цитирует мемуарную литературу - воспоминания и записки известных государственных деятелей и профессоров России.
В книге проводится мысль о том, что накануне и в период Первой русской революции университеты являлись оплотами оппозиционных и революционных сил, были центрами антиправительственных митингов и собраний. Автор последовательно рассматривает правительственную университетскую политику, направленную на подавление революционных настроений в высших учебных заведениях Российской империи. Согласно его доказательным рассуждениям, к началу XX в. власть и профессура имели диаметрально противоположные взгляды на общественно-культурные функции университетов (с. 9). Государство заботилось о пополнении чиновничьего корпуса специалистами «верноподданными по мировоззрению» (с. 10). Его не интересовала передача необходимых знаний молодому поколению и их использование на практике. Власть предержащих больше беспокоили «академические вольности» и студенческие беспорядки. Самодержавное пра-
корпорация России конца XIX - начала XX в.: опыт культурной и политической самоорганизации. - Москва : Новый хронограф, 2004. - 407 с.; Его же. Еврейское студенчество в Российской империи начала XX века. Каким оно было. Опыт социокультурного портретирования. - Москва : Новый хронограф, 2007. - 428 с.; Его же. Мир российского студенчества. Конец XIX - начала XX века. Очерки. -Москва : Новый хронограф, 2010. - 360 с.; Его же. Ученое достоинство в Российской империи. XVIII - начало XX века. Подготовка и научная аттестация профессоров и преподавателей высшей школы. - Москва : Новый хронограф, 2016. -648 с.; Его же. Высшая школа Российской империи XVIII - начало XX века. Избранные статьи. - Москва : Принципиум, 2019. - 702 с.
вительство стремилось «к всеобъемлющему охранительному контролю над деятельностью высшей школы...» (с. 11).
Монография имеет традиционную структуру - состоит из введения, семи глав и заключения. Основополагающее значение мы придаем первой главе, где автор приводит исчерпывающую информацию об университетском вопросе на рубеже XIX-XX вв. Здесь читателю предлагаются сведения об общем количестве университетов в Российской империи в начале XX в., их организационной структуре, институциональных и ментальных корнях российских университетов, географическом положении университетской сети, отношениях между бюрократическим региональным «бомондом» университетских городов и местной профессурой, численности студенческого университетского контингента в сравнении с количеством учащихся других высших учебных заведений и т.д. Иванов отдельно рассматривает запрет императора на открытие новых университетов от 2 апреля 1912 г., вызванный личной неприязнью Николая II к университетам как к источникам массовых студенческих беспорядков и оппозиционного настроения профессоров. Анализируются также университетская контрреформа 1870-1880-х годов, университетский устав 1884 г., значение диплома университета, функции «инспекции студентов» или «академической полиции», сословный состав и материальное положение студенчества и т.п.
Иванов считает, что университеты были «заглавной составляющей городской культуры» (с. 14). С этим утверждением можно поспорить хотя бы на том основании, что женщины дореволюционной России не имели доступа к университетскому образованию. Они могли обучаться только на высших женских курсах и в специальных учебных заведениях (в Академии художеств, консерватории и т.п.). Сам автор пишет о категорическом запрете на прием в университеты «лиц женского пола» (с. 27). Да и мужчины, не получившие законченного гимназического образования (и аттестата зрелости), не могли стать студентами университетов. Поэтому выпускники реальных и профессиональных училищ не имели возможности получить университетский диплом. Кроме того, был ограничен прием в университеты «лиц иудейского вероисповедания».
Важная особенность рецензируемого исследования заключается в том, что перед читателем предстают личности министров
народного просвещения: им дается обстоятельная характеристика, раскрывается их повседневная практическая деятельность по управлению университетами. Следует отметить, что Иванов впервые в историографии анализирует взаимоотношения в системе «власть - высшая школа», используя психологические характеристики царских министров. В монографии представлены шесть фигур: Н.П. Боголепов, П.С. Ванновский, Г.Э. Зенгер, В.Г. Глазов, И.И. Толстой, П.М. Кауфман. Вызывает интерес утверждение Иванова, что каждый из этих министров «пытался придать университетскому правительственному курсу свою персональную особость, одновременно оставаясь в общих рамках правительственного охранительного курса» (с. 12).
С нашей точки зрения, целесообразно рассмотреть подход автора к личности графа Ивана Ивановича Толстого (1858-1916). Именно при нем Министерству народного просвещения пришлось решать широкий круг вопросов: утверждение проекта либерального устава императорских университетов, либеральная академическая политика, еврейский вопрос, женский вопрос, «предметная система» преподавания в университетах. Иванов обращает внимание читателей на то, что Толстой был родовитым аристократом, правнуком фельдмаршала М.И. Кутузова, гофмейстером двора его императорского величества (с. 272). Пост министра народного просвещения он занимал в эпоху революционного хаоса - с 31 октября 1905 г. до 24 апреля 1906 г. В прошлом Толстой был вице-президентом Академии художеств, управлявшей всей системой художественного образования России. Поэтому его фигура в сфере высшего руководства образованием оказалась неслучайной. В беседе с Николаем II Толстой не скрывал, что является решительным врагом существующего «бюрократического» режима, а вся его министерская деятельность должна была содействовать «коренному либеральному реформированию государственного строя» (с. 278). По этим причинам он мало продержался на посту министра, не сумев добиться приема в университеты женщин равноправно с мужчинами и ввести «предметную систему» преподавания. Тем не менее ряд либеральных мероприятий министр провел: он отправил в отставку некоторых министерских консерваторов, способствовал восстановлению деятельности нескольких высших учебных заведений, закрытых до 1 января 1906 г., добился отмены
распоряжения Н.П. Боголепова о прикреплении абитуриентов к университетам «своих» учебных округов, получил позволение царя выбирать профессоров не только по конкурсу, но и по рекомендации, открыл «иудейской молодежи» доступ в общую русскую школу. Получается, что Толстой, вопреки приведенному выше утверждению Иванова, не оставался в рамках правительственного охранительного курса, а пытался проводить в жизнь собственную политику, идущую вразрез с ожиданиями верховной власти.
Последователь Толстого, член Государственного совета Петр Михайлович Кауфман (1857-1926), происходил из крупных землевладельцев и был, по меткому замечанию Иванова, «профессиональным бюрократом немалого калибра» (с. 300). Он не имел никакого отношения к сфере образования, поэтому консультировался у графа Толстого и в начале своей работы был его продолжателем. Тем не менее они расходились во мнениях касательно кадровой политики и «общих вопросов» политического курса Министерства народного просвещения. В целом же, по мнению Иванова, министерство Кауфмана «было переходным от безбрежно-либерального курса его предшественника И.И. Толстого к ультраконсервативному курсу его преемника А.Н. Шварца» (с. 302). Кауфман пытался обеспечить доступ в университеты женщинам, отменить процентные нормы для «лиц иудейского вероисповедания», упразднить аппарат инспекции по студенческим делам. Здесь Иванов во второй раз противоречит сам себе, поскольку после утверждения о работе министров народного просвещения в рамках правительственной охранительной политики признает либеральную деятельность Кауфмана.
Выводы Иванова резюмируют его рассуждения о взаимоотношениях в системе «власть - университеты» и сводятся к тому, что правительственная политика была направлена острием против университетской автономии (с. 312). Политика эта нашла выражение во «Временных правилах» от 27 августа 1905 г. Основной вектор правительственного курса сводился к формированию и утверждению в России западноевропейской модели высшего образования. Ее выразителями были либеральная профессура и демократическое студенчество, с умонастроениями которых власть под напором революционного кризиса не могла не считаться.
Нельзя не согласиться и с выводом Иванова о том, что в системе высших учебных заведений университеты занимали ключевое положение (с. 313). Они обладали очевидными признаками имперских учреждений: их деятельность жестко регламентировалась уставом 1884 г., они имели собственные штаты служащих, финансовый бюджет, канцелярское делопроизводство. Деятельность университетов законодательно подчинялась политическим и практическим нуждам правительства и других высших органов государственной власти.
Таким же неоспоримым является и умозаключение автора, согласно которому со второй половины XIX в. российские университеты боролись за собственную автономию, подобную автономии университетов ведущих европейских держав (там же). Этот процесс именовался «университетским вопросом» и не снимался с повестки дня до Февральской революции 1917 г. Просвещенные слои российского общества понимали, что задачи высшей школы заключаются в обучении молодого поколения, проведении научной работы и просветительской миссии в обществе. Однако верховная власть ожидала от университетов выполнения иных целей бюрократического характера. В ее глазах научная составляющая деятельности университетов занимала второстепенное место. Тем не менее либеральная профессура боролась за университетскую автономию, и в 1905 г. был образован Академический союз деятелей науки и высшей школы. Студенчество тоже включилось в эту борьбу, а университеты, по его воле, превратились во всенародную трибуну антиправительственной агитации. Бунтующих студентов усмиряли полицейско-охранительными средствами, а амбиции профессуры, выступавшей за университетскую автономию, пытались нейтрализовать.
Тем не менее в рецензируемой монографии можно заметить некоторые неточности, в основном технического характера. Так, во введении Иванов упоминает исследование Г.И. Щетининой по проблеме «университеты и самодержавие» в 1830-1880-е годы, но его название отсутствует в ссылке (с. 8). Вероятно, автор имел ввиду монографию «Университеты в России и устав 1884 года»1.
1 См.: Щетинина Г.И. Университеты в России и устав 1884 года / АН СССР, Ин-т истории СССР. - Москва : Наука, 1976. - 231 с.
Таким образом, новая книга Иванова является существенным вкладом в изучение проблематики взаимоотношений университетов с властями Российской империи в начале XX в. Автор обстоятельно и всеобъемлюще представил решение университетского вопроса в рассматриваемое время. Особенность исследования заключается в рассмотрении правительственной политики в отношении университетов сквозь призму личностных характеристик министров народного просвещения. В книге нет общих выводов о влиянии личностей министров народного просвещения на политику в сфере образования и имеются некоторые противоречия, что, однако, не умаляет значения рецензируемого исследования.
