CC BY-NC-ND
12
А.А. Конюхова
Mayhew J. APOCRYPHAL LORCA: Translation, Parody, Kitsch. Chicago: The University of Chicago Press, 2009. 222 p.
В статье рецензируется книга профессора Канзасского университета Дж. Мейхью, посвященная фигуре и месту Ф.Г Лорки в американской литературе. Автора интересует прежде всего история переводов, подражаний и присвоений текстов Лорки в американской поэзии различных направлений середины ХХ в.
Ключевые слова: Лорка, американская поэзия ХХ в., перевод, дуэнде, китч, подражание, американизация.
Книга Джонатана Мейхью (Канзасский Университет) «Апокрифический Лорка»1 представляет собой развернутую критическую историю перевода произведений Г.-Г. Лорки в США, включающую в себя пристальное изучение «лоркизма» как своеобразного социально-культурного явления. «Лоркизм», как и многие массовые увлечения, знал время подъема и упадка: автор монографии говорит, что подражание стихам и жизни Лорки пришлось в американской культуре на 1950-1970-е годы, когда «образцовые» субкультуры заявляли о себе, а переводческая деятельность по ряду обстоятельств (таких, как интерес к Европе, союзнику в холодной войне, и одновременно к европейской «левой» мысли и эстетике, первые опыты мультикультурализма) становилась интенсивнее, чем раньше.
Во введении же автор выдвигает свою гипотезу, которую впоследствии доказывает, - что Лорке удалось стать американским поэтом и поэтому его тексты бытовали в американской словесности не в виде переводов, а скорее адаптаций. Фигуру американского Лорки автор и определяет как апокрифическую по отношению к
© Конюхова А.А., 2012
Mayhew J. APOCRYPHAL LORCA: Translation, Parody, Kitsch
самому Федерико Гарсии. В своей работе Мейхью хочет показать, как Лорка «американизировался», особенно во времена «холодной войны», как переводчики-поэты его ассимилировали, какими техническими приемами перевода и стихосложения они для этого пользовались.
Автор считает, что традиционные категории, описывающие имитации стиля в массовой культуре, такие как «пародия» и «китч», недостаточны для исследования подражаний столь индивидуализированной лирике, как лирика Лорки. Поэтому он вводит термин «апокрифический перевод». Китч он определяет как вторичное и посредственное воспроизведение великих произведений искусства. К апокрифическому же переводу относятся такие тексты, которые скорее похожи на перевод, чем на оригинал, но которые оригиналов не имеют.
Отсюда появляется теоретическая проблема работы: проблема адаптации, точности, свойственности и присвоения при переводе. Обычный перевод, поясняет автор, - баланс между верностью оригиналу и собственной поэтической системой. То же и в апокрифическом, но здесь «переводчику» приходится творить, восстанавливая из общих представлений о чужой культуре несуществующий текст оригинала, и поэтому такой текст дает читателю больше информации о культурных различиях оригинала и перевода. Любой перевод рассказывает нам не только о тексте оригинала, но и об исходной культуре; культурных ассоциаций тем больше, чем менее точный перевод. Если оригинал мнимый, не существующий на самом деле, то единственным содержанием перевода оказывается представление о «чужой культуре».
Первая глава книги - попытка уловить типичное в облике Лорки, что и было скопировано американскими подражателями; она задает первую точку отсчета для дальнейших анализов. Американских последователей привлекали в фигуре знаменитого уроженца Гранады и сами стихи, и многочисленные легенды вокруг его биографии, и андалусская романтика, интерес к которой усилили также романы американского писателя Хемингуэя. Общее автор находит даже у американской и испанской культур: обе они выстраивали себя как маргинальные по отношению к культуре европейской, в обеих силен дух индивидуализма и исключительности. Кроме того, Лорка, как ранее Гойя, будучи исторической и творческой личностью, обладал удивительными свойствами для того, чтобы стать эмблемой и единственным полновесным выражением всей испанской культуры.
А.А. Конюхова
Андалусия определяет и ограничивает локус поэзии Лорки, но источники его не только андалусские цыгане и народные песни, но и барокко - Гонгора, де Рохас. Поэтому перед нами заведомо внутренне противоречивая фигура, сочетающая простонародную наивность и простоту образов, авангардную работу с поэтическим языком, глубокое знание своей и европейской литератур. В такой богатой смеси, наряду с принципом его творчества - дуэнде, кроется огромный потенциал для того, чтобы он стал иконой-символом целой литературной традиции (Испании) в восприятии другой (Америки). Более сложный вопрос, по Мейхью, о сюрреализме Лорки. В массовом сознании, в том числе и американском, Лорку часто однозначно причисляют к сюрреалистам, однако не все его тексты можно так определить.
Вторая глава - тоже вводная, но с другой стороны океана, речь идет о тех явлениях американской культуры, которые сами американцы могли и не осознавать странными, но без которых культ Лорки не возник бы. Это прежде всего американский эксепциона-лизм, или исключительность, жажда быть «другими», уникальными, стремление к индивидуализму как основа культуры. К середине века в Америке также стали популярными такие социальные и культурные направления, как движение битников, гей-поэзия, афроамериканская поэзия, которые нашли себе мощную поддержку в стихах Лорки («Поэт в Нью-Йорке», «Ода королю Гарлема», легенды о нетрадиционной ориентации поэта).
Третья глава посвящена традициям переводов и «одомашнивания» Лорки, которые стали основой для вхождения Лорки в американскую культуру.
Четвертая рассказывает о направлении «глубокого образа» (deep image poetry), которое часто связывают с лоркизмом и испанским сюрреализмом.
Главы с пятой по восьмую представляют собой анализ американских поэтов-лоркистов: Крили (короткое стихотворение «После Лорки» - чистый апокрифический перевод), Спайсер («После Лорки»), О'Хара, Кох и Роттенберг (Вариации Лорки). Кох и О'Хара обычно считаются франко-ориентированными поэтами, но и на их примере можно показать влияние Лорки.
Отметим здесь также полную ориентированность автора на американскую поэзию. В главе о Лорке он практически не обращается к текстам, пользуется в основном биографическими или легендарными сведениями о жизни, скорее рисуя портрет восприятия поэта, чем отталкиваясь от его литературного наследия. Он пытается объяснить
Mayhew J. APOCRYPHAL LORCA: Translation, Parody, Kitsch
подобную контаминацию автора биографического с автором-творцом некоторыми свойствами поэтического мира Лорки, например автобиографичностью или драматичностью его стихов, но все же текстов в этой главе явно не хватает. Даже в случае Я-повествования в стихах Лорки всегда есть четко различимые персонажи, от которых ведется повествование (ролевая лирика), которые четко отделены от имплицитного автора («Песня всадника», «Неверная жена»), или повествователь («Цыганское романсеро»).
Размышления есть об одной из лекций Лорки, в которой раскрывается одна из центральных категорий его творчества - дуэнде. Понятие это достаточно сложно и однозначно не определяется автором, но в целом его можно понять как «глубокую поэзию» (cante jondo), с одной стороны, имеющую фольклорные и магические корни, а с другой - множество смысловых уровней. Дуэнде Мейхью называет окаменением лоркизма в Америке, в образе которого он (лоркизм) превратился в своеобразный ориенталистский китч.
Однако несмотря на столько предпосылок к всенародному американскому признанию, вкупе с идеальным для заокеанской славы двуязычным изданием «Поэта в Нью-Йорке», основную заслугу американизации Лорки Мейхью приписывает все же самим американцам. Не Лорка сделал много для американской литературы, а его там американизировали для собственных внутренних нужд: в Америке он стал архетипическим испанским поэтом, идеальным для переводов, и апокрифических переводов, уверен Мейхью.
История знакомства собственно и началась в 1940-х годах, с публикации билингвы «Поэт в Нью-Йорке», и уже в 1950-е было сделано много переводов на английский язык и американских подражаний. Особенности американской культуры, которые к этому подталкивали, являлись мультикультурализм и экспансионистский национализм после войны - одновременно открывались границы культуры и втягивалось в свою все лучшее из чужой. С дорогим американской культуре во время «холодной войны» совпало у Лорки многое: романтизм вокруг биографии поэта и легенда о его смерти, политическая нотка, вызванная расстрелом, проблема цветных (в «Короле Гарлема» и цыганских романсеро), музыкальность, наслоившаяся на эпоху джаза, и все та же уникальность и избранность, о которой уже говорили выше. Переходя собственно к анализу текстов - по-прежнему в основном американских, а не испанских, -автор говорит, что, поскольку феномен, описанный на чужом языке, оказался столь близким американским поэтам, границу между языками и средствами перевода просто не замечали - его образы
А.А. Конюхова
брали как свои, не обращая внимания на то, что это перевод или уже переложение, и не желая вникнуть в оригинал. Отсюда и родились по авторскому определению «апокрифические переводы».
В целом концепция переводов Мейхью представляется нам логичной и убедительной. Перевод, пишет он - скорее полупрозрачный, чем матовый язык, в том смысле, что читателю всегда приходится смотреть сквозь «слабый» текст, чтобы разглядеть за ним «более сильный» оригинал. Понимая также и то, что поэтический перевод -всегда создание собственного произведения другим поэтом, автор подробно анализирует множество переводов и переложений Лорки на английский, устанавливая различные приемы или ненамеренные расхождения с оригиналом. К таким можно отнести добавление от себя, снятие семантических, метафорических или символических слоев и подтекстов, переиначивание на свой лад, в том числе метрический. Можно отметить, что анализы переводов, представленные в разных главах книги, достаточно полны и профессиональны. В виде вспомогательного материала автор использует свой подстрочник, проясняя тонкости лексического, синтаксического, образного устройства текста, а также тех трансформаций, которые с ним совершают переводчики. Иногда он сравнивает несколько переводов одного стихотворения, устанавливая близость к оригиналу и генеалогию подражаний и апокрифичности. Словом, при подробности анализа и широте материала большинство выводов сводятся к единой первоначальной гипотезе - Лорка был удивительным образом и при стечении многих обстоятельств полностью одомашнен, ассимилирован в Америке 50-70-х годов.
Поскольку исследование посвящено главным образом явлению лоркизма, а не творчеству одного или нескольких поэтов, автор рисует масштабную поэтическую панораму, на которой располагает чуть ли не большинство известных американских писателей середины века, так или иначе захваченных общим увлечением. Такой же эпический охват можно усмотреть и в названных в книге поэтических течениях и направлениях, связанных, по крайней мере в данной работе, с лоркизмом. Это и новая американская поэзия, и битники, и джазовые авторы, и гей-поэты, и впервые почувствовавшие свободу высказывания афроамериканцы, и главным образом поэты школы «глубокого образа».
Так, Дональд Аллен издал «Новую американскую поэзию», где были представлены тексты Джонса (Барака), Гинзберга, Спайсера, Дункана, О'Хары, Коха, Маклюра, Крили, Блекберна, - все они переиначивали Лорку. Также он называет имена поэтов-перевод-
Mayhew J. APOCRYPHAL LORCA: Translation, Parody, Kitsch
чиков Лорки - Лангстона Хьюза и Пола Блекберна. В пятой главе анализируются сборники Роберта Крили и Джека Спайсера с одинаковым названием - «После Лорки».
Название школы глубокого образа восходит к одному из важнейших лоркианских жанров cante jondo, или «глубокая песнь», связано с понятием «дуэндо», и поэтому считается самым лорки-анским направлением американской поэзии. В книге ему посвящена целая глава, в которой разбираются тексты Джеймса Райта, Роберта Бли, Ротенберга, Роберта Келли, Клейтона Эшельмана, Дианы Ваковски и других.
Анализируя те тексты, которые автор однозначно определяет как собственно апокрифические переводы, а именно два сборника «После Лорки», он показывает основные характеристики этого нового явления, которыми являются неточность, переиначивание, «некачественность» перевода (китч), кроме того, он отмечает обязательную его посредственность, прежде всего в прямом смысле. Как правило, авторы таких поэтических переложений не знали испанского и свои тексты писали с чужих слов (в худшем случае). И именно эти качества, не самые лестные, интересуют Мейхью в текстах, потому что именно они дают материал для восстановления образа Испании и Лорки, который существовал в представлениях американских поэтов. Собственно, в этом и ценность апокрифических переводов. Можно сказать, что Мейхью абсолютно верит в свое открытие, апокрифическому переводу он приписывает даже важнейшее место в развитии поэтического языка, говоря, что, именно экспериментируя в этой максимально свободной форме с языком чужим и своим, автор двигает вперед поэтическую машину.
Мейхью отмечает, что при своей неточности и неверности оригиналу (которого в ряде случаев нет и вовсе) анализируемые тексты не пародийны в традиционном смысле, так как они воссоздают тот образ Лорки, который действительно есть у автора. К пародии автор возвращается также в главе, посвященной Кеннету Коху, где подробно анализирует предмет его насмешки-подражания, приемы и другие черты поэтики. Последнему, а также О'Харе посвящено по главе, однако не совсем очевидно, была ли такая глава в их литературной биографии. Автор оговаривается, что творчество этих поэтов не принято связывать с лоркизмом, но все же говорит о них. Возможно, эти персонажи нужны ему для того, чтобы показать, что апокрифичность распространяется не только на переводы в собственном смысле и апокрифы-переложения, но и на создание образа-героя Лорки в своих произведениях или на акты пароди-
А.А. Конюхова
рования. Последнее также бывает апокрифическим по Мейхью, когда своим предметом имеет не конкретный текст, а стереотипы об «испанском», в данном случае. Таким образом, читателю книги становится очевидным, что за ситуативным и несколько частным с историко-литературной позиции термином на самом деле видится глобальное понятие культуры - практически межнациональные стереотипы и мифы. О том, достоинство ли это книги, в которой за частной техникой встает теория, или наоборот, недостаток, по-наполеоновски раздувающий мелкое наблюдение до вселенских масштабов, судить каждому, но указать на эту особенность издания мы считаем нужным.
В заключении подобного полета уже не наблюдается, потому что становится очевидно, что в книге перевесила историко-литературная, американистская составляющая, а не теоретически-пере-водоведческая, так как все выводы сводятся к месту лоркизма в истории поэзии в США. Тем не менее эти выводы не противоречат заявленным целям работы и представляются нам ясными и четко сформулированными: «Я показал в этой книге, что главная сила американского Лорки - в его апокрифичности, в недостаточном уважении оригинального контекста, а не скрупулезное обращение и сохранение исходного текста» [С. 179].
Примечание
Ссылки на данное издание даются в скобках в тексте с указанием номера страницы.
