CC BY
25
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ, 2017, №35
Рец. на кн.: HEATHER JACOBSON. LABOR OF LOVE: GESTATIONAL SURROGACY AND THE WORK OF MAKING BABIES. New Brunswick: Rutgers University Press, 2016. 218 p. Наталья Викторовна Конрой
Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»,
Лаборатория экономической социологии 20 Мясницкая ул., Москва, Россия Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, Лаборатория социологии религии 23Б Новокузнецкая ул., Москва, Россия [email protected]
Аннотация: Книга Хезер Джейкобсон — важное пополнение в небольшом пока ряду этнографий коммерческого суррогатного материнства. Автор фокусируется на американском рынке и предлагает читателю взглянуть на складывающиеся там отношения сквозь призму оплачиваемого труда. Эта перспектива позволяет исследовательнице выявить любопытное противоречие: изучаемый рынок существует и наращивает прибыль благодаря сокрытию затрачиваемых усилий и профессионализма суррогатных матерей и отвлечению общественного внимания от получаемого женщинами вознаграждения. Пересмотр сложившихся политик рынка, по мнению Джейкобсон, мог бы благотворно сказаться не только на восприятии суррогатного материнства, но и на общей оценке женского репродуктивного труда. Эмпирическую базу исследования составили результаты этнографического наблюдения и качественные интервью, взятые автором в 2009-2012 гг. в Техасе и Калифорнии, в анализе используются кросскультурные сравнения рынков суррогатного материнства.
Ключевые слова: вспомогательная репродукция, суррогатное материнство, труд, технологии, родство, США, этнография.
Для ссылок: Конрой Н. Рец. на кн.: Heather Jacobson. Labor of Love: Gestational Surrogacy and the Work of Making Babies. New Brunswick: Rutgers University Press, 2016. 218 p. // Антропологический форум. 2017. № 35. С. 215-228. URL: http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/035/conroy.pdf
ANTROPOLOGICH ESKIJ FORUM, 2 017, NO. 35
A Review of HEATHER JACOBSON, LABOR OF LOVE: GESTATIONAL SURROGACY AND THE WORK OF MAKING BABIES.
New Brunswick: Rutgers University Press, 2016, 218 pp.
Natalia Conroy
Laboratory for Studies in Economic Sociology, National Research University Higher School of Economics
20 Myasnitskaya Str., Moscow, Russia Laboratory for Studies in Religion, St Tikhon's Orthodox University 23B Novokuznetskaya Str., Moscow, Russia [email protected]
Abstract: This new book by sociologist Heather Jacobson is a valuable addition to existing ethnographies of commercial surrogate motherhood. The author focuses on the United States and analyses its surrogacy market relationships using the concept of paid labor, which has allowed her to identify a fundamental contradiction within the surrogacy industry. She claims that the development and profitability of American surrogacy is mainly possible due to the hidden nature of surrogate labor and professional skills. Various professionals involved in surrogacy and the surrogate mothers themselves tend to obscure their work and to distract public attention from the money the women make. This serves to make the industry more palatable. Jacobson believes that uncovering the surrogate's efforts may help to generate recognition of the value of reproductive labor generally. She demonstrates the particularities of class structure in surrogacy but gives no convincing explanations for the racial homogeneity and religiosity of her sample or their possible connections with labor and the market. Nevertheless the book is topical and may be of interest to anthropologists, economic sociologists, gender and technology scholars.
Keywords: assisted reproduction, surrogacy, labor, technology, relatedness, USA, ethnography.
To cite: Conroy N., 'A Review of Heather Jacobson, Labor of Love: Gestational Surrogacy and the Work of Making Babies. New Brunswick: Rutgers University Press, 2016, 218 pp.', Antropologicheskijforum, 2017, no. 35, pp. 215-228. URL: http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/035/conroy.pdf
Pe^ Ha kh.: Heather Jacobson. Labor of Love: Gestational Surrogacy and the Work of Making Babies. New Brunswick: Rutgers University Press, 2016. 218 p.
Книга Хезер Джейкобсон — важное пополнение в небольшом пока ряду этнографий коммерческого суррогатного материнства. Автор фокусируется на американском рынке и предлагает читателю взглянуть на складывающиеся там отношения сквозь призму оплачиваемого труда. Эта перспектива позволяет исследовательнице выявить любопытное противоречие: изучаемый рынок существует и наращивает прибыль благодаря сокрытию затрачиваемых усилий и профессионализма суррогатных матерей и отвлечению общественного внимания от получаемого женщинами вознаграждения. Пересмотр сложившихся политик рынка, по мнению Джейкобсон, мог бы благотворно сказаться не только на восприятии суррогатного материнства, но и на общей оценке женского репродуктивного труда. Эмпирическую базу исследования составили результаты этнографического наблюдения и качественные интервью, взятые автором в 2009-2012 гг. в Техасе и Калифорнии, в анализе используются кросскультурные сравнения рынков суррогатного материнства.
Ключевые слова: вспомогательная репродукция, суррогатное материнство, труд, технологии, родство, США, этнография.
Наталья Викторовна Конрой
Национальный
исследовательский университет «Высшая школа экономики» / Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, Москва, Россия [email protected]
Книга профессора социологии Техасского университета в Арлингтоне Хезер Джейкобсон — одна из двух ярких этнографий американского суррогатного материнства, увидевших свет в 2016 г. В отличие от Жужи Беренд, которая представила результаты десятилетнего историко-культурологиче-ского анализа онлайн-дискурса суррогатных матерей ^ге^ 2016; см. также: Конрой 2017], Джейкобсон выбрала концепт наемного труда, чтобы показать, чем же на самом деле занимаются американки, вовлеченные в рынок коммерческого1 суррогатного материнства (далее — СМ).
Исследование Джейкобсон основывалось на этнографическом наблюдении и интервью. Она побеседовала с 31 «сурро» в Техасе и Калифорнии — штатах, где больше всего репродуктивных клиник2. 29 женщин имели опыт успешного вынашивания и родов в индустрии (53 случая беременностей
В исследуемом поле также распространено понятие «компенсационное суррогатное материнство», т.к. плату, получаемую суррогатными матерями, здесь принято называть «компенсацией». О том, в чем состоит отличие компенсации от зарплаты и почему оно важно, см. ниже.
В США репродуктивные клиники образуют плотные кластеры в тех штатах, где законодательство доброжелательно к СМ (для сравнения: в Калифорнии 64 клиники, в Техасе — 39, в штате Мэн — ни одной).
и 70 рожденных сурродетей на выборку). 28 участниц определяли себя как белых нелатинамериканского происхождения, две — как латиноамериканок, одна — как афроамериканку. Расовая однородность характерна не только для СМ, но и для всей области вспомогательной репродукции в США. Только три женщины в выборке никогда не работали, остальные в той или иной мере были заняты на рынке труда вне дома, в основном в сферах типично женских профессий (учительницы, няни по уходу за детьми, медсестры, продавщицы, социальные и офисные работницы). Все имели среднее и выше образование, никто не жил за чертой бедности и не получал государственных пособий. У девятерых годовой семейный доход составлял до 50 тыс. долл., у четверых — 150 тыс. и выше, доход остальных колебался между этими полюсами. На основании образования, дохода, работы и места проживания Джейкобсон характеризует примерно половину своей выборки как рабочий и нижний средний класс, половину — как устойчивый средний класс и одну информантку называет представительницей профессионального среднего класса1. 84 % женщин в выборке Джейкобсон определяли себя как религиозных, все являлись матерями (от одного до пяти своих детей), большинство рожали в официальном гетеросексуальном браке. На момент интервью 26 состояли в браке. Средний возраст женщин в выборке во время первой суррогатной беременности составлял 31 год (P. 46—49).
Ниже я опишу, как организована книга и какие ее положения, на мой взгляд, наиболее важны для раскрытия поля американского СМ через концепт наемного труда, а в заключении представлю второстепенный сюжет этого исследования, который кажется мне чрезвычайно важным в контексте антропологического изучения новых репродуктивных технологий. Но прежде чем начать, отмечу одно из достоинств книги. Как и Жужа Бе-ренд, Хезер Джейкобсон умело использует не только цитаты из интервью, но и истории из жизни женщин, которых встретила в поле вспомогательной репродукции, очеловечивая рынок и индустрию и позволяя своему читателю лучше понять контексты, мотивы и переживания ее трудящихся героинь.
"Labor of Love" состоит из шести глав, в которых автор последовательно знакомит читателя с историей и современными разновидностями феномена, известными как традиционное и гестационное суррогатное материнство (далее ТСМ и ГСМ)2,
Вслед за многими американскими авторами Джейкобсон определяет класс домохозяйства по характеру занятости, необходимости специальных умений и навыков, наличию автономии, а также управленческих и властных функций в работе хотя бы одного из супругов.
ТСМ — это рождение ребенка суррогатной матерью в результате искусственного оплодотворения спермой мужчины из пары будущих родителей. В этом случае сурргатная мать не только вынаши-
приводит обзор рынка СМ с начала 1980-х гг. по настоящее
£ время, раскрывает, как профессионалы молодой индустрии
Л вспомогательных репродуктивных технологий (далее —
ЗЕ ВРТ) — юристы, врачи-репродуктологи, сотрудники специа-
■ц лизированных агентств — балансируют в позиционировании
* занятости суррогатных матерей, определяя ее одновременно £ и как оплачиваемый труд, требующий рабочих компетенций £ и соблюдения договорных обязательств, и как бескорыстную
и
£ помощь бесплодным парам. Джейкобсон показывает, с каки-
| ми доминирующими представлениями чаще всего сталкива-
Ц ются суррогатные матери, прослеживает типичные сценарии
0
§ прихода женщин в противоречивую область репродукции
3 с участием третьей стороны, раскрывает их мотивацию и по-
1 нимание своей деятельности. Она живо описывает детали ^ сложной «отношенческой работы», доля которой в суррогатном материнстве чрезвычайно велика. Кульминация книги приходится на заключительную главу, где социолог проводит
1 анализ причин, по которым на рынке СМ труд суррогатных
о
« матерей скрывается участниками рыночных отношений,
£ и объясняет последствия этого выбора как для индустрии, так
5 и для американского общества в целом.
X
| Парадокс американского рынка СМ заключается в несоответ-
=г ствии его реального масштаба тому общественному и медий-
ному резонансу, который он вызывает. По данным на 2013 г., ^ приводимым автором, коммерческое ГСМ предлагала 451 кли-
* ника, но у 229 из них в практике были единичные случаи СМ Ц (Р. 24). В общем количестве процедур экстракорпорального == оплодотворения (далее — ЭКО) доля проводившихся в поле
СМ составляла меньше 2 %, а количество суррогатных рождений составляло около 1,5 тыс. в год (при общей рождаемости 4 млн чел.) 11, 22, 177). Однако не очень впечатляющая статистика этой индустрии на протяжении десятилетий с лихвой компенсируется шумихой и скандалами1.
Одна из причин, привлекающих внимание к рынку ГСМ, — это генерируемая на нем прибыль. Начинающие суррогатные
вает и рожает, но одновременно является донором яйцеклетки, т.е. генетически связана с ребенком. ГСМ — это рождение ребенка суррогатной матерью в результате переноса оплодотворенной вне организма женщины донорской яйцеклетки. Сперма и яйцеклетка могут принадлежать потенциальным родителям ребенка или быть донорскими, но важным является то, что между плодом и вынашивающей его женщиной нет генетической связи.
1 Самым громким и решающим для рынка было судебное разбирательство 1980-х гг. по так называемому делу «бэби М», однако недавние скандалы не только не уступают ему, но и выходят на международный уровень. В 2010-х гг. к расследованию махинаций в сфере ГСМ, сопровождавшихся вывозом американских суррогатных матерей для трансфера оплодотворенных яйцеклеток в Украину, пришлось подключаться даже ФБР 28).
матери получают за путешествие1 от 15 до 25, опытные — от 20 до 35 тыс. долл. (P. 3). Расходы потенциальных родителей на ЭКО и другие медицинские процедуры дополнительно составляют от 20 до 30 тыс. долл. за цикл, но для рождения живого ребенка одного цикла редко бывает достаточно, и итоговая стоимость успешного путешествия может достигать 150 тыс. долл. (P. 174). Чтобы показать уровень прибыльности рынка, Джейкобсон приводит данные о стоимости обычных вагинальных родов (около 30 тыс.) и родов с помощью кесарева сечения (около 50 тыс.) (P. 174). Тем не менее в общей картине рынка вспомогательных репродуктивных технологий (далее — ВРТ) и количество рождений, и прибыль от суррогатного материнства выглядят более чем скромно. Технология, очевидно, не является доступной: по данным Американского общества репродуктивной медицины, только 12 % взрослого населения, страдающего от бесплодия, способны воспользоваться услугами рынка СМ (P. 178).
Несмотря на то что цена ГСМ складывается из стоимостей компенсации, различных медицинских, правовых и посреднических услуг, часто оказываемых по нескольку раз для достижения мечты родителей о ребенке, прибыль медицинских профессионалов и посредников редко попадает в фокус внимания и не проблематизируется широкой публикой и различными медиа. Общественное воображение будоражат те 15—30 % расходов потенциальных родителей, которые приходятся на оплату труда женщин, практикующих суррогатное материнство. Как показывает Джейкобсон, обеспокоенность «сомнительными» деньгами сформировала культуру рынка, его поведенческие нормы, ценности, риторику, терминологию и маркетинговые техники. Рынку приходится защищать свои практики, фрейми-руя определенным образом поведение и работу суррогатных матерей, и наращивать прибыль за счет вытеснения чисто денежной мотивации. Однако прежде чем охарактеризовать конституирующую роль подсчета чужих денег в коммерческом ГСМ, хорошо бы понять, какими культурными и историческими обстоятельствами обусловлена озабоченность людей.
В ней можно проследить отголоски опыта рабства (в силу которого общество болезненно реагирует на любые попытки коммерциализации человека), а также реакцию на существование современного черного рынка усыновления и донорства органов (P. 175—176), но важнейшим драйвером, вероятно, является американская идея женственности (P. 173). Представитель-
1 Путешествием (journey) в поле коммерческого СМ принято называть процесс зачатия, вынашивания и родов живого суррогатного ребенка.
ницы среднего класса в США (а только они могут позволить £ себе услуги СМ) с начала ХХ в. находятся под сильным обще-Л ственным давлением, вынуждающим их к самореализации че-J рез материнство (P. 7). Быть хорошей женщиной значит быть -g хорошей матерью. Быть хорошей матерью значит всегда ста* вить интересы детей выше собственных и практиковать интен-f сивную материнскую заботу, которая в критической литера-J туре получила название «мандат материнства». Практики ВРТ,
и
£ с одной стороны, стимулируют бездетных женщин и дают им
| надежду состояться. С другой — сложность этих репродуктив-
Ц ных технологий, необходимость вложения больших средств,
§ усилий и времени прекрасно вписываются в идею материнства
J как жертвы и всепоглощающего призвания. Но что происхо-
| дит, когда уже реализовавшаяся женщина вдруг решает под-
^ вергнуть себя сложным технологическим процедурам ради
£ того, чтобы родить за деньги ребенка для той, которая не может сделать это сама? Здесь срабатывают сразу несколько культур-
1 ных стереотипов, которым приходится ежедневно противо-
О
£ стоять каждой суррогатной матери Америки и индустрии ГСМ
£ в целом.
5
= Джейкобсон упоминает гнев, который вызвало у нее прочте-
* ние в начале 1990-х гг. утопии Маргарет Этвуд «История слу-
U жанки» ("The Handmaid's Tale", 1985), описывающей будущее
военной диктатуры, где женщины делятся на два класса — Ц. офицерских жен, неспособных к деторождению, и рожающих
£ для них служанок, лишенных права иметь собственную жизнь,
| семью и детей. Риторика этой книги, по мнению исследо-
S вательницы, сопровождала суррогатное материнство годами
(P. 49)1. Как отмечала Сюзан Маркенс [Markens 2007], несмотря на то что СМ всегда представляло собой социальный феномен очень небольшого масштаба, американские газеты за 30 лет посвятили ему более 6,5 тыс. статей, большая часть которых была негативной. Оно было темой нескольких художественных фильмов и сериалов, многочисленных телевизионных шоу и документальных фильмов. Журналы и онлайн-из-дания регулярно пишут о СМ, особенно когда знаменитости признаются в привлечении третьей стороны для рождения ребенка. За исключением нескольких мыльных опер, как художественные, так и документальные произведения архетипи-чески представляют «сурро» не идущими на сотрудничество, нестабильными и нуждающимися, а матерей — богатыми, бесчувственными и жаждущими получить биологически «своего»
1 То, что книга Этвуд в этом году была экранизирована в США в формате одноименного сериала с адаптацией под современные реалии, является отличным подтверждением того, что поднятые в ней вопросы так же остры, как и 30 лет назад.
ребенка (Р. 49—50). Эксплуатация / неравенство и жажда наживы являются основными средствами удержания читательского и зрительского внимания, т.к. эти понятия хорошо знакомы широкой публике, в отличие от истории, технологии и практики ГСМ. В разных произведениях жертвой становится то одна, то другая сторона1.
Профессионалам индустрии ГСМ и суррогатным матерям приходится учитывать силу стереотипов и демонстрировать свободу отрасли как от эксплуатации, так и от алчности, тем самым снижая репутационные издержки и повышая доверие общества. И для этого они самостоятельно вырабатывают правила и строго им следуют, поскольку государство практически не регулирует эту область, отчасти по сложившейся неолиберальной традиции невмешательства в экономику, отчасти из-за того, что правовое регулирование многих вопросов передано на уровень штатов, отчасти потому, что репродукция стереотипно помещается в приватную семейную сферу, скрытую от государства. Среди культурных правил индустрии особенно важны несколько, все они касаются денег и регулируют поведение суррогатных матерей таким образом, чтобы тщательно скрывать от широкой публики труд этих женщин.
Во-первых, суррогатной матерью в США не может стать нуждающаяся женщина, получающая пособия (Р. 38). Этот фильтр отсекает многих желающих войти в поле ГСМ, но защищает индустрию от обвинений в эксплуатации бедных богатыми (см. характеристику выборки Джейкобсон выше). Претендентка должна быть матерью хотя бы одного ребенка и пройти более или менее сложное психологическое тестирование, чтобы доказать, что деньги не являются первичной мотивацией ее участия. В результате, по свидетельству Джейкобсон, наиболее успешные агентства из 100 кандидаток отбирают четверых, а до родов доходят лишь две (Р. 39). Даже те информантки автора, которые изначально пришли в СМ с денежной мотивацией, в процессе социализации в отрасли заговорили на языке альтруизма, научились демонстрировать «правильную» для рынка ориентацию и осмыслять свой опыт прежде всего в категориях сострадания, желания помочь, дара и жертвы.
Во-вторых, индустрия с помощью суррогатных матерей пытается изменить стереотипное восприятие беременности и родов как неприятного и болезненного опыта, который можно повторить, только если страстно желаешь собственного ребенка.
1 Джейкобсон отмечает, что выход суррогатного материнства за пределы США и его распространение в Индии и Тайланде только укрепили старые карикатурные образы эксплуататоров и эксплуатируемых.
Суррогатные матери противостоят образу алчной «отчаявшейся £ женщины в отчаянной ситуации», решившейся за деньги на то,
Л что обычно делается по любви. Они отделяют опыт беремен-
ЗЕ ности и родов от ребенка и фреймируют его как приятный
0
■ц и обладающий самостоятельной ценностью. Обратная сторона
* такого переопределения — невозможность говорить о бере-£ менности и родах в ГСМ как о работе, отчасти потому, что ра-£ бота и удовольствие редко совмещаются в широком дискурсе, £ отчасти потому, что фокусироваться на оплате того, что позво-| ляет не только помочь другим, но и снова пережить приятные Ц и волнующие события, не принято1 и стыдно (см. об этом § ниже). Таким образом, суррогатные матери, защищая рынок, ,§ проводят границу между обычной работой и своей занятостью
1 по линии «не должна и могу не делать, но хочу и делаю» 66).
1 Джейкобсон убедительно показывает, что денежные правила
* рынка направлены на то, чтобы не превратить СМ в постоян-§ ную работу, а компенсацию — в обеспечивающий жизнь зара-о боток. И хотя женщины, объясняя специфику своей занятости,
2 часто прибегают к сравнениям ее с дополнительной работой 5 («без оплаты больничного», «без отпуска», «без выходных» = и т.п.), компенсация рутинно интерпретируется участниками
* индустрии как благодарность мужу и детям суррогатной матери за неудобства, которые они испытывали, пока мать помогала другой семье. Культурные правила рынка предписывают
Ц. женщинам расходовать компенсацию на детей и семью. День-
^ ги могут обернуться поездкой в Дисней-лэнд или новой ма-
| шиной, но не должны пойти на погашение текущих счетов2.
£ Кроме того, некоторые агентства ограничивают количество
путешествий тремя или даже двумя, чтобы предотвратить превращение женщин в профессиональных работниц. В то же время агентства в сильной мере полагаются на опытных суррогатных матерей («особенных женщин», искусных в «от-ношенческой работе», о которых писала Беренд), что вносит
1 И Беренд, и Джейкобсон пишут о том, что суррогатные матери испытывают большой дискомфорт при обсуждении денежных вопросов, а иногда и вовсе отказываются говорить о деньгах. Более того, стратегия «сердце (альтруизм), а не голова (экономический расчет)» была характерна для суррогатного рынка еще в 1990-е гг. [Радопе 1994]. Агентства стремятся к тому, чтобы женщины и потенциальные родители не вели самостоятельных переговоров о компенсации и не передавали деньги из рук в руки, и следят за тем, чтобы «сурро» вознаграждались не ниже средней рыночной ставки (хотя последняя может разниться в зависимости от агентства и штата).
2 Такое распределение денег, по мнению Джейкобсон, отвлекает внимание от удовольствия, за которое они получены, и, превращая их в подарок семье за принесенную жертву, выводит работу суррогатных матерей за пределы сферы наемного труда. Как отмечала Сара Дамаск ^атаэке 2011], в обществе сохраняются негативные нравственные коннотации, связанные с женским наемным трудом: выход на работу расценивается как эгоизм, всецелое растворение в семье — как альтруизм. Собеседницы Джейкобсон утверждают, что СМ — это эгоистичное занятие, нечто, что они делают не от финансовой нужды, а из желания еще раз пережить беременность и роды. Поэтому женщины оправдывают получение компенсации тем, что тратят ее на свои семьи (Р. 155-156).
противоречия в кадровую и денежную политику рынка и создает затейливые переплетения любительства и профессионализма (Р. 165).
Политика, сложившаяся в индустрии, имеет как очевидные, так и пока не вполне ясные последствия. Так, в силу того что суррогатные матери не являются сотрудницами агентств, практически никто из них не платит налогов с получаемых компенсаций. И дело не только в желании женщин утаить доходы — не существует единой правовой интерпретации их статуса. Одни юристы видят в «сурро» независимых контракторов, предоставляющих услуги на договорной основе и обязанных платить налоги (Р. 63), другие считают, что выплачиваемая женщине компенсация — это не облагаемый налогом подарок. Сами же суррогатные матери, признавая, что агентства и врачи контролируют их как наемных работниц, предпочитают фокусироваться на неформальных отношениях со своей парой как главных для своей деятельности в поле ГСМ. Все вовлеченные стороны тщательно избегают интерпретации СМ как оплачи-вамого труда и работы, поскольку от нее один шаг до риторики жадности, нужды и эксплуатации, которая преследует индустрию с момента ее появления. Ирония самозащиты рынка, по мнению Джейкобсон, заключается в том, что в результате жертва и огромный труд суррогатных матерей становятся такими же невидимыми, как другие виды труда, в которых доминируют женщины.
Важной заслугой Джейкобсон является то, что она предлагает рассматривать СМ в ряду «женских профессий» (чего прежде никто не делал) и выделяет те черты занятости своих героинь, которые позволяют рассматривать ее как оплачиваемый труд1.
Как не раз отмечали гендерные исследователи, уход за малыми, старыми и больными, воспитание, преподавание, социальная работа, уборка, приготовление пищи и пр. выросли из повседневного неоплачиваемого труда женщин в семье и поэтому на словах высоко ценятся, а на практике обесцениваются, низко оплачиваются, считаются неквалифицированными, непрестижными, скучными и карьерно неперспективными. Они не рассматриваются как настоящая работа и видятся как простое расширение естественных женских способностей, интересов, навыков и умений. Исторически домашние занятия трансформировались в занятость вне дома для вдов и одиноких. Эти
Конечно, мысль о том, что к сфере репродукции применима трудовая теория, не нова: она присутствует в самой риторике эксплуатации, изначально сопровождавшей СМ. Интересную раннюю попытку адаптации марксизма к деторождению и СМ и рассмотрения последних как разновидностей современного капиталистического труда см., например, в: [Russell 1994].
е
виды занятости автоматически рассматривались как те, в которых женщины от природы особенно хороши, и девочек социализировали, ориентируя на такие профессии.
Женские профессии обычно реализуются в домашнем или приближенном к домашнему контекстах (детский сад, дом престарелых и т.п.), и в силу этого женский труд скрыт от публичного взгляда. Зарплаты низки, поскольку считается, что для подобной работы используется только то, что есть в женщине от рождения. Гендерное разделение труда обесценивает женщин и на рабочем месте, и дома. Ирония, по словам Джей-кобсон, заключается в том, что неравенство поддерживается | риторикой любви и жертвенности. Женские профессии оказы-
ваются между домом, где нужно заботиться о других, и настоящим рынком труда, где заботе о других нет места. Такая деятельность — это не совсем любовь и не совсем капиталистический рыночный труд. Маркером этой лиминальности, или так называемым «пенальти заботы» (care penalty) [England, Folbre 1999], всегда является низкая зарплата.
Джейкобсон пользуется понятиями «репродуктивный труд» (reproductive labor), заимствованным из феминистской критики, и «работа по уходу» (care work). Последнее было предложено гендерными исследователями и акцентирует отношенче-ские и эмоциональные аспекты репродуктивного труда. С «работой по уходу» хорошо согласуется и термин А. Хохшильд «эмоциональный труд» (emotional labor) [Hochschild, Machung 2003; Hochschild 2012], с помощью которого Джейкобсон объясняет «отношенческий труд» в главах, посвященных потенциальным родителям и семьям суррогатных матерей (Ch. 4—5). В то же время она подчеркивает, что исследователи практически никогда не включают вынашивание и рождение детей в репродуктивные виды труда, помещая женский труд только в контекст ухода и заботы об уже живущих людях.
Автор "Labor of Love" проводит убедительные параллели между своими материалами и существующими описаниями женского труда. Суррогатные матери позиционируют свою деятельность как жертву, вынося ее за пределы рынка труда. В поле ГСМ принято считать, что их работа — это естественное следствие любви и женственности, а риторика альтруизма в индустрии гендерно специфична (т.е. исходит только от суррогатных матерей). Маркетизация труда женщин вызывает огромное общественное беспокойство, которое сосредоточивается на компенсации и паталогизирует ее. Как следствие, суррогатное материнство в США очень редко признается легитимной и культурно приемлемой формой оплачиваемого труда даже теми, кто вовлечен в этот труд (P. 71).
Автор не согласна с теми, кто интерпретирует участие женщин в ГСМ как «работу из дома», попытку уйти с рынка труда и сосредоточиться на воспитании детей и семье. По ее мнению, такие объяснения свидетельствуют о непонимании сложности технических протоколов ЭКО и вспомогательной репродукции. Постоянный мониторинг врачей, возможные осложнения, постельный режим в случае многоплодной беременности оставляют мало места для привычной жизни домохозяйки. Вместо этого Джейкобсон утверждает, что современное ГСМ создает особый тип семейной работы в третью смену (third shift) как для самих женщин, так и для их близких (P. 117), подобно тому, как домашние дела решаются современными трудящимися во вторую смену, по окончании рабочего дня [Hochschild, Machung 2003].
Джейкобсон поясняет, что семейная работа (т.е. репродукция с участием третьей стороны) — это не первая и не вторая смены, а что-то лиминальное, отличное как от занятости на рынке труда, так и от опыта вынашивания и рождения собственных детей. Для супругов, а иногда и для их детей, это отчасти хобби, отчасти работа, отчасти общение, отчасти домашний труд, которые вплетены в ткань повседневного опыта семьи суррогатной матери. Все домашние участвуют в производстве ребенка, и без трений здесь не обходится. Женщины, на которых лежит львиная доля домашней работы, часто отмечают конфликт между второй и третьей сменой, чувство вины (guilt), которое они испытывают, временно обделяя заботой свою семью (care gap).
Любопытно, что со временем сложилась практика включения в суррогатные контракты условий, предусматривающих оплату потенциальными родителями присмотра за детьми и уборки для семьи суррогатной матери в случае необходимости соблюдения ею постельного режима (т.е. ее вторая смена частично передается на аутсорсинг). В то же время, отмечает Джейкоб-сон, суррогатные матери не злоупотребляют такими положениями договора, стремясь сэкономить деньги потенциальных родителей. Автор считает, что это связано с тем, что приглашение няни или уборщицы не решает для женщин проблему вины за то, что они не в состоянии справиться с домашними делами самостоятельно.
Подобное чувство «материнской вины» за выбор, который они делают не в пользу своих детей, испытывают многие работающие женщины американского среднего класса. Шэрон Хейс называет стоящее за этим чувством явление «интенсивной материнской заботой» (intensive mothering) [Hays 1996], Аннет Ларо — «организованным развитием» (concerted cultivation) [Lareau 2011], Маргарет Нельсон — «родительством, вышед-
е Я
шим из-под контроля» (parenting out of control) [Nelson 2012], подразумевая под этими понятиями культурно-исторический конструкт материнства, основанный на идее о том, что интересы детей выше интересов матери (P. 154).
Однако вина, терзающая суррогатных матерей, все же отличается от той, которую испытывают обычные работающие матери: поскольку труд суррогатных матерей не считается работой, а сами женщины говорят о ней в терминах удовольствия, их тяготит та жертва, которую приносят их мужья и дети ради того, чтобы они могли помочь бездетным парам обрести полную семью. Таким образом, утверждает Джейкобсон, для большинства этих женщин материнская вина удваивается, т.к. они заняты и на рынке наемного труда, и в сфере вспомогательной репродукции, и канализировать эту вину, как было отмечено выше, они пытаются через компенсацию, расходуемую на семью. Осмысление суррогатного материнства не в категориях найма, а в терминах семейной жертвы эффективно маскирует его как оплачиваемый труд, а суррогатных матерей — как работниц (P. 117, 155).
Таким образом, идеология западного (в частности, американского) материнства, которая держится на дихотомиях «публичное — приватное», «труд — любовь» и т.п. [Glenn 1994], позиционирует репродуктивный труд женщин как неоплачиваемую работу, выполняемую по любви, в силу семейных обязательств или из альтруистических наклонностей, присущих женщинам. ГСМ, вынося беременность и роды за пределы семьи, бросает ей вызов. Но, как отмечала Маркенс [Markens 2007], технологии и рынок ГСМ развиваются намного быстрее, чем общество готово их принять и понять. В результате, утверждает Джей-кобсон, эта индустрия уже несколько десятилетий выживает с помощью сокрытия суррогатного труда. Но это же сокрытие не позволяет широкой публике оценить сложность и высокие требования медицинских протоколов ГСМ, что способствует стереотипизации суррогатного труда как низкоквалифицированного, врожденного и механического. Выход из этого фрейма, по мнению Джейкобсон, мог бы благотворно сказаться на общей оценке женского труда, связанного с вынашиванием и родами, способствовать пересмотру размеров выплат по рождению и уходу за детьми, стимулировать дискуссию о повышении доступности современных способов борьбы с бесплодием (P. 178).
Выстраивая свою аргументацию, Джейкобсон умело использует сравнительную перспективу, проводя параллели между американской и индийской моделями рынка суррогатного материнства. В то же время более активное привлечение данных
по другим рынкам (в том числе по мексиканскому, израильскому, украинскому, российскому, вероятно, менее контрастным и культурно более близким американскому) могло бы существенно обогатить анализ. Автор убедительно показывает, как занятость в сфере репродукции связана с классом, но не уделяет должного внимания другим выделенным ею особенностям, которые демонстрирует ее выборка (таким, как расовая гомогенность или религиозность), хотя не исключено, что в выбранной исследовательницей перспективе труда здесь удалось бы выявить какие-то важные закономерности.
На этом можно было бы поставить точку, однако в книге Хезер Джейкобсон есть не основной, но чрезвычайно любопытный для антрополога технологий (а такие наверняка найдутся среди читателей) сюжет. Как мне представляется, ей удалось на примере ТСМ и ГСМ сделать важный шаг к объяснению того, что предопределяет успех одних новых репродуктивных технологий и поражение других. Несмотря на то что на первый взгляд все они подрывают традиционные ценности и ставят перед обществом сложные этические вопросы, эти технологии направлены на укрепление биологического родства, и те из них, которым это удается лучше, принимаются вне зависимости от их фактической сложности и эффективности. Те же, что пытаются уравнять «чистоту» и «естественность» биологического и социального родительства, отвергаются. Так, практики ТСМ, хотя были и дешевле, и проще с технологической стороны, позволяли создать биологическое родство лишь с одним из потенциальных родителей — отцом. Его жене, чтобы установить связь с ребенком, необходимо было пройти через процедуру усыновления. Более сложные и дорогостоящие практики ГСМ дали надежду обоим потенциальным родителям с помощью суррогатной матери обрести биологически «своего» ребенка. Возможно, практики ТМС уступили не только потому, что создавали этические дилеммы (биологическая мать, продающая своего ребенка), которые были сняты в ГСМ (женщина, вынашивающая чужого ребенка), но и потому что ГСМ успешнее разыграло карту биологического родства.
Библиография
Конрой Н.В. Разумный альтруизм: можно ли примирить мораль и рынок? Рецензия на книгу: Berend Z. The Online World of Surrogacy. N.Y.; Oxford: Berghahn Books, 2016. 270 p. // Экономическая социология. 2017. Т. 18. № 2. С. 138-150. Berend Z. The Online World of Surrogacy. N.Y.; Oxford: Berghahn Books, 2016. 270 p.
Damaske S. For the Family? How Class and Gender Shape Women's Work. N.Y.: Oxford University Press, 2011. 228 p.
England P., Folbre N. The Cost of Caring // Annals of the American Academy of Political and Social Science. 1999. Vol. 561: Steinberg R.J., Figart D.M. (eds.). Emotional Labor in the Service Economy. P. 39—51. Glenn E.N. Social Constructions of Mothering: A Thematic Overview // Glenn E.N., Chang G., Forcey L.R. (eds.). Mothering: Ideology, Experience, and Agency. N.Y.: Routledge, 1994. P. 1—29. Hays S. The Cultural Contradictions of Motherhood. New Haven: Yale
University Press, 1996. 272 p. Hochschild A. The Managed Heart: Commercialization of Human Feeling.
3rd ed. Berkeley: University of California Press, 2012. 339 p. Hochschild A, Machung A. The Second Shift: Working Families and the
Revolution at Home. N.Y.: Viking, 2003. 322 p. Lareau A. Unequal Childhoods: Class, Race, and Family Life. 2nd ed.
Berkeley: University of California Press, 2011. 480 p. Markens S. Surrogate Motherhood and the Politics of Reproduction.
Berkeley: University of California Press, 2007. 277 p. Nelson M.K.. Parenting Out of Control: Anxious Parents in Uncertain Times.
N.Y.: New York University Press, 2012. 276 p. Ragone H. Surrogate Motherhood: Conception in the Heart. N.Y.: Westview
Press, 1994. (Institutional Structures of Feeling). 232 p. Russell K. A Value-Theoretic Approach to Childbirth and Reproductive Engineering // Science and Society. 1994. Vol. 58. No. 3. P. 287-314.
Наталья Конрой
A Review of Heather Jacobson, Labor of Love: Gestational Surrogacy and the Work of Making Babies. New Brunswick: Rutgers University Press, 2016, 218 pp.
Natalia Conroy
Laboratory for Studies in Economic Sociology, National Research University Higher School of Economics 20 Myasnitskaya Str., Moscow, Russia
Laboratory for Studies in Religion, St Tikhon's Orthodox University
23B Novokuznetskaya Str., Moscow, Russia
This new book by sociologist Heather Jacobson is a valuable addition to existing ethnographies of commercial surrogate motherhood. The author focuses on the United States and analyses its surrogacy market relationships using the concept of paid labor, which has allowed her to identify a fundamental contradiction within the surrogacy industry. She claims that the development and profitability of American surrogacy is mainly possible due to the hidden nature of
AHTPOnO^OrMHECKMM OOPYM 2017 № 35
228
surrogate labor and professional skills. Various professionals involved in surrogacy and the surrogate mothers themselves tend to obscure their work and to distract public attention from the money the women make. This serves to make the industry more palatable. Jacobson believes that uncovering the surrogate's efforts may help to generate recognition of the value of reproductive labor generally. She demonstrates the particularities of class structure in surrogacy but gives no convincing explanations for the racial homogeneity and religiosity of her sample or their possible connections with labor and the market. Nevertheless the book is topical and may be of interest to anthropologists, economic sociologists, gender and technology scholars.
Keywords: assisted reproduction, surrogacy, labor, technology, relatedness, USA, ethnography.
References
Berend Z., The Online World of Surrogacy. New York; Oxford: Berghahn
Books, 2016, 270 pp. Conroy N., 'Razumnyy altruizm: mozhno li primirit moral i rynok? [Rational Altruism: Is It Possible to Reconcile Morality with Markets?] Book review of Berend Z., The Online World of Surrogacy. New York; Oxford: Berghahn Books, 2016, 270 pp.', Ekonomicheskaya sotsio-logiya, 2017, vol. 18, no. 2, pp. 138—150. (In Russian). Damaske S., For the Family?How Class and Gender Shape Women's Work.
New York: Oxford University Press, 2011, 228 pp. England P., Folbre N., The Cost of Caring', Annals of the American Academy of Political and Social Science, 1999, vol. 561: Steinberg R. J., Fi-gart D. M. (eds.), Emotional Labor in the Service Economy, pp. 39—51. Glenn E. N., 'Social Constructions of Mothering: A Thematic Overview', Glenn E. N., Chang G., Forcey L. R. (eds.), Mothering: Ideology, Experience, and Agency. New York: Routledge, 1994, pp. 1—29. Hays S., The Cultural Contradictions of Motherhood. New Haven: Yale University Press, 1996, 272 pp. Hochschild A., The Managed Heart: Commercialization of Human Feeling.
3rd ed. Berkeley: University of California Press, 2012, 339 pp. Hochschild A., Machung A., The Second Shift: Working Families and the
Revolution at Home. New York: Viking, 2003, 322 pp. Lareau A., Unequal Childhoods: Class, Race, and Family Life. 2nd ed.
Berkeley: University of California Press, 2011, 480 pp. Markens S., Surrogate Motherhood and the Politics ofReproduction. Berkeley:
University of California Press, 2007, 277 pp. Nelson M. K., Parenting Out of Control: Anxious Parents in Uncertain Times.
New York: New York University Press, 2012, 276 pp. Ragone H., Surrogate Motherhood: Conception in the Heart. New York: Westview Press, 1994, (Institutional Structures of Feeling), 232 pp. Russell K., 'A Value-Theoretic Approach to Childbirth and Reproductive Engineering', Science and Society, 1994, vol. 58, no. 3, pp. 287—314.
