CC BY
30
Е. В. Перехвальская
ИЛИ РАН, Санкт-Петербург
РЕТРОСПЕКТИВНЫЙ СДВИГ В УДЭГЕЙСКОМ ЯЗЫКЕ (К ВОПРОСУ О СЛОЖНЫХ ГЛАГОЛЬНЫХ ФОРМАХ)
В данной статье речь пойдет о явлении, которое нельзя назвать ни редким, ни уникальным с общетипологической точки зрения, но которое, однако, до настоящего времени не было зарегистрировано в тунгусо-маньчжурских языках. Речь идет о грамматикализовавшемся показателе ретроспективного сдвига, обладающем типичным для этой граммемы набором значений.
Я буду использовать термин «ретроспективный сдвиг» в соответствии с пониманием В. А. Плунгяна [Плунгян 2001, 2004, 2011] и Б. Комри [Сотйе 1985]. В этих работах под ретроспективным сдвигом понимается грамматически выраженный сдвиг временной перспективы ситуации, которая изначально относилась к прошлому. Ретроспективный сдвиг не является временным показателем:
Если обычные показатели прошедшего времени просто соотносят некоторую ситуацию с моментом речи, т. е. привносят временной дейксис в дейктически неопределенную ситуацию (которую формально выражает "чистая" основа глагола), то показатели ретроспективного сдвига применяются, ... к ситуациям, временная соотнесенность которых уже определена. Их функция — не локализовать ситуацию на оси времени, а изменить уже существующую локализацию [Плунгян 2001].
В соответствии с описанием В. А. Плунгяна, типичными показателями ретроспективного сдвига являются формы «плюсквамперфекта». Он отмечает, что в большинстве языков, где есть похожая форма, она не является просто «перфектом, отнесенным в прошлое» или «предпрошедшим», а объединяет следующие значения:
а) ситуация имела место давно, часто — до начала ситуаций основной части повествования;
б) значение прекращенного прошлого (ситуация более не имеет места);
в) модальное значение ирреалиса (ситуация могла иметь место при определенных условиях);
г) значение аннулированного результата (ситуация не достигла результата или результат перестал иметь место).
Фактически, плюсквамперфект имеет тенденцию превращаться в особую категорию, которая обозначает не просто прошлое событие, а событие, отдаленность которого от момента речи тем или иным образом специально усилена — так сказать, некоторое "сверхпрошлое" [Плунгян 2001].
Формально выраженный ретроспективный сдвиг встречается в самых различных языках мира, не связанных ни генетически, ни ареально. При этом сами показатели ретроспективного сдвига (показатели плюсквамперфекта) могут представлять собой вспомогательные глаголы, связки, частицы, аффиксы.
Ранее в удэгейском языке показатель ретроспективного сдвига как таковой не выделялся; не находили его и в других тунгусо-маньчжурских языках, хотя, возможно, специально не искали. При этом в удэгейском языке, по-видимому, можно выделить два типа форм со сходным значением. С одной стороны, это собственно плюсквамперфектные формы, указывающие на временную дистанцию. С другой стороны, это формы ретроспективного сдвига, имеющие значение утраты ситуацией актуальности, для которых характерны, в первую очередь, значения прекращенного прошлого и аннулированного результата. Наличие двух параллельных форм, каждая из которых выражает только часть спектра значений, характерных для «типичного» плюсквамперфекта, представляется достаточно редким.
Сложные глагольные формы в удэгейском и других тунгусо-маньчжурских языках
Первые исследователи удэгейского языка не выделяли в глагольной системе сложные аналитические формы, образованные причастиями или конвербами в сочетании со вспомогательным глаголом Ы- 'быть'. В то же время такие формы пусть не очень часто, но встречаются в текстах. Рассмотрим эту ситуацию подробнее.
Можно ли говорить о существовании в удэгейском и других тунгусо-маньчжурских языках «сложных» аналитических видо-временных форм, аналогичных формам большинства европейских языков?
В грамматическом очерке в «Кратком удэйско-русском словаре» Е. Р. Шнейдера в качестве «сложных» форм такого рода зафиксированы лишь «условно-сослагательные формы» (протасис ирреальных условных предложений) [Шнейдер 1936: 132-133]. Они представляют собой неизменяемые по лицам и числам сложные причастия, где смысловой глагол принимает форму активного причастия — имперфективного, перфективного или футурального (без личных показателей), — а вспомогательный глагол Ы- представлен неизменяемой формой конверба bisi: дtдtдi bisi 'если бы (я, ты, он и т. д.) работал сейчас'; эtэtэhэ bisi 'если бы (я, ты, он и т. д.) работал раньше'; эtэtэ^эyэ bisi 'если бы (я, ты, он и т. д.) работал в будущем'. Такие формы могут образовываться и от глагола Ы- в его лексическом значении 'быть, жить, находиться': bihз bisi 'если бы я, ты, он был/находился'; bisi bisi 'если бы я, ты, он был/находился в прошлом'; Ы^эуэ bisi 'если бы я был/находился в будущем' [Шнейдер 1936: 125]. Другие исследователи удэгейского языка, И. В. Кормушин [Кормушин 1998] и М. Д. Симонов [Симонов 1988], сосредоточились в первую очередь на анализе фонетики и фонологии, лексикографических материалах и публикации текстов. Особой трактовки аналитических глагольных форм в их работах не было предложено.
Впервые сложные глагольные формы, образованные нефинитными формами (причастиями, конфербами, герундием) в сочетании со вспомогательными глаголами (бытийным глаголом Ы-, глаголами оо- 'делать' и Ь 'а- 'находить') были рассмотрены в «Грамматике удэгейского языка» И. Николаевой и М. Тольской [Nikolaeva, Tolskaya 2001: 215-221]. Помимо выделенных Е. Р. Шнейдером форм, они указали на существование в удэгейском языке еще более двух десятков глагольных форм, не привлекавших внимание ранее. Сведем аналитические формы, представленные в грамматике И. Николаевой и М. Тольской, в таблицу:
Таблица 1. Аналитические глагольные формы удэгейского языка (по «Грамматике удэгейского языка» И. Николаевой и М. Тольской)
Термин Форма смыслового глагола (в терминологии «Грамматики ...») Форма глагола- связки Конструкция
Pluperfect (General Aspect) Past Participle (+/- Pers) (suff -hA) 1) bisiNI 2) bis'a+NI1 3) bis'32 1) PP impersonal + bi- (Past inflected); 2) PP impersonal + bi- (Perfect inflected); 3) PP personal + bi- (Perfect non-inflected)
Habitual Present Present Participle impersonal3 (suff -i) 1) 0 2) bi3 PrP impersonal + bid (Present Impersonal)
Habitual Past Present Participle impersonal (suff -i); редко: Present Participle personal 1) bisiNI 2) bis 'э 1) PrP + bi- (Past) 2) PrP + bi-(Perfect)
Habitual Future Present Participle impersonal (suff. -i) Ь^эуэ- PrP + bi- (Future)
Present Progressive Infinitive4 (suff. -mi) 1) 0 2) biNI 1) Inf. + 0 2) Inf. + bini
1 В случае если связочный глагол принимает личные суффиксы, в таблице указан суффикс 3 л. ед. ч. заглавными литерами (NI). В перфекте в 3 л. ед. ч. маркируется нулем.
2 Традиционно в удэгейской орфографии знаком апострофа перед гласной маркируется «скрипучая» фонация (creaky voice), которая в разных диалектах реализуется по-разному, подробнее см. в [Перехвальская 2010].
3 По терминологии, принятой в «Грамматике удэгейского языка», безличными (Impersonal) названы нефинитные формы глагола (причастия или конвербы), не имеющие при себе личных показателей; соответственно «личными» (Personal) являются те же формы с показателями лица/числа.
4 Традиционно данные формы назывались деепричастиями на -mi /-m3i [Шнейдер 1936: 121], [Кормушин 1998: 97]. Учитывая особенности упот-
3) Ыэ (Present) 3) Inf. + bi3 (Present Impersonal)
Past Infinitive 1) bisiNI 1) Inf. + bi- (Past)
Progressive 2) bis 'э 2) Inf. + bi-(Perfect)
Future Infinitive Ь^эуэ Inf. + bi- (Future)
Progressive
Necessitative 1) Future Participle 1) bisiNI 1) FP impersonal
active (suff. -j4y4) 2) bis 'э + bi- (Past)
participle personal or impersonal 2) Future Passive Participle impersonal (suff. -u-jAyA) wakca-jaya bi-si-u 'мы, которые должны были охотиться' 2) FP impersonal + bi- (Perfect); 3) FP personal + bi- (Perfect personal) 4) FP Passive impersonal + bi-(Past)
Passive Future Passive bisiNI FP Passive + bi-
Necessitative Participle Participle personal (suff. -u-jAyA) (Past personal) wakca-u-^зуз bi-si-ni 'то, на что нужно было охотиться'
Pluperfect Active Past bisiNI PP personal + bi-
active participle Participle personal (suff. -hA-) (Past personal) wa-ha-ni bi-si-ni 'убивший'
Точное число форм, выделяемых в «Грамматике удэгейского языка», указать трудно, поскольку в их образовании наблюдается значительная вариативность. Причастия могут выступать как с
ребления этих форм, обозначающих как сопутствующее действие, так и имя действия, я называю их герундием. В современном удэгейском языке формы множественного числа на -mэi практически вышли из употребления.
личными показателями, так и без них; то же самое касается и глагола bi-, который может появляться в различных формах (презенсе, претерите или перфекте, а иногда и в футуруме) в личной спрягаемой или в безличной форме. Очевидно, что если все указанные формы реально являются полностью грамматикализованными, перед нами система, пожалуй, более сложная, чем, например, система испанского глагола. Впрочем, семантическое различие между многими представленными в «Грамматике...» формами окончательно не выяснено5.
Сложные глагольные формы в тунгусо-маньчжурских языках
К вопросу о статусе указанных форм в удэгейском языке мы еще вернемся. А сейчас рассмотрим, как сходные формы, если они есть, интерпретируются исследователями других тунгусо-маньчжурских языков.
Аналитические формы в системе глагола6 выделялись в языках «северной» группы, в первую очередь, в эвенкийском языке: [Василевич 1940: 189-192], [Константинова 1964: 149-150], [Nedjalkov 1997: 235], [Bulatova, Grenoble 1999: 35-37], [Цинциус 1982: 24].
В целом исследователи эвенкийского языка достаточно единодушно выделяют две группы аналитических глагольных форм, образованных сочетанием причастий с бытийным глаголом. Это, во-первых, формы с хабитуальным («обычным» в прежней терминологии) причастием на -vki (-pki), а во-вторых, формы с перфектным причастием с суффиксом -chA. Каждое из указанных причастий может выступать с формами вспомогательного глагола — прошедшего, будущего и настоящего времени, хотя в настоящем времени вспомогательный глагол может опускаться.
5 В «Грамматике удэгейского языка» во многих случаях приводятся только формы без фразовых примеров.
6 В данном случае я буду иметь в виду систему глагольных форм, как финитных, так и нефинитных, поскольку для тунгусо-маньчжурских языков проблема финитности может решаться по-разному (подробное обсуждение см. в: [Калинина 2001]).
Таблица 2: Аналитические глагольные формы эвенкийского языка (по данным [I. Nedjalkov 1997]; [Bulatova, Grenoble 1999])
Настоящее Прошедшее Будущее -fîki: bi-^зуз:
Хабитуалис -fîki: bi-si- -fîki: bi-сз:-
Перфект -cA bi-si- -cA bi-сз:- -cA bi-^зуз:
Формы хабитуалиса имеют значение вневременного или потенциального действия: Nuyan tayi-vki bi-si-n 'он(а) (обычно) читает', 'он(а) может читать'.
Перфект и плюсквамперфект образуются с помощью суффикса перфектного причастия (Past Indefinite) -chA. Этот суффикс, судя по описанию И. Недялкова, придает глаголу значение ситуации с утраченной актуальностью, ситуации, произошедшей давно, или ситуации, свидетелем которой говорящий не был. Однако есть и другие случаи употребления, когда этот суффикс указывает на ситуации, результат которых, напротив, важен для говорящего [Nedjalkov 1997: 239]. Это очень интересное наблюдение. Из описания следует, что носителем значений заглазной эвиденциальности, прекращенного прошлого и удаленности во времени является не аналитическая форма глагола, а причастие само по себе. Собственно, причастия в тунгусо-маньчжурских языках способны выступать и выступают в функции финитных глаголов (подробно о языках такого типа см.: [Калинина 2001]) и на шкале финитности, предложенной Т. Гивоном [Givon 1990], оказываются ближе к полюсу финитности, чем причастия большинства европейских языков.
Как мы видели, причастие на -vki также несет значение хаби-туальности само по себе. Вспомогательный глагол указывает лишь на временную соотнесенность ситуации (а также на лицо и число субъекта). Остальные грамматические значения (аспектуальность, модальность, эвиденциальность, таксис) выражены исключительно формой причастия.
Если сопоставить эвенкийские аналитические формы с рассмотренной выше удэгейской формой нереального условия, описанной Е. Р. Шнейдером, мы убедимся, что во втором случае указанное грамматическое значение имеет вся форма в целом, а не одна из составляющих её частей: ни активное причастие, ни безличная форма прошедшего времени глагола bi- указанного значения не имеют. То же самое можно сказать и о большинстве аналитических
форм глагола в европейских языках. В эвенкийском же языке ситуация с «аналитическими конструкциями» совершенно иная.
Из сказанного следует сделать важный вывод: конструкции «причастие + вспомогательный глагол» в эвенкийском языке не являются собственно видо-временными формами глагола и не принадлежат глагольной парадигме в узком смысле этого слова.
По-видимому, это хорошо понимали исследователи эвенкийского языка, которые не выделяли особых аналитических «времен», однако писали о сочетании причастий с глаголом-связкой как о «сложном именном сказуемом». По их мнению, таким образом, эти формы входят в класс сказуемых, образованных глаголом-связкой с существительным, прилагательным, числительным. Связочный глагол указывал только на временную соотнесенность и лицо/число субъекта. В форме настоящего времени 3 л. ед. ч. связка могла опускаться, поскольку одновременность действия, о котором говорится, моменту речи является дефолтной.
Вот что пишет О. А. Константинова:
Одиночное (без вспомогательного глагола) причастие, выступающее в функции предиката, может относиться только к третьему лицу. (...) Если же причастие-сказуемое относится к субъекту действия — первому или второму лицу, то оно всегда сочетается с личными формами вспомогательного глагола различных наклонений. (...) Причастие, относящееся к третьему лицу и употребляемое предикативно, также может сочетаться с глаголом-связкой. (. ) В сочетании со вспомогательным глаголом причастие служит именным членом составного сказуемого и изменятся только в числе: глагол-связка в таком сказуемом в качестве служебного слова выражает грамматические значения наклонения, времени, лица и числа. Обычно в сочетании с вспомогательным глаголом выступают причастия: законченное (аффикс -ча), возможное (аффикс -дяда), обычное (аффикс -пкй), долженствовательное (аффикс -мачин), ближайшее (аффикс -лтак) [Константинова 1964: 149-150].
Автор не останавливается специально на значении данных форм, а лишь приводит отдельные фразовые примеры. Неясна и статистика встречаемости данных форм в текстах разных типов. Однако понятно, что носителем аспектуального или модального значения является причастие. По представленному описанию трудно сделать вывод о степени грамматикализации данных форм. У О. А. Константиновой речь идёт о пяти причастиях, каждое из
которых может быть употреблено с различными формами бытийного глагола. Автор не указывает, с какими именно видо-временными формами глагола-связки могут выступать данные причастия, однако приводимые примеры свидетельствуют о весьма широком диапазоне видо-временных форм, в которых способен выступать связочный глагол. Следовательно, можно говорить даже не о 15-ти (пять причастий с тремя «формами» связки), а о значительно большем числе конструкций.
Г. М. Василевич указывает на то, что в эвенкийском языке глагол 'быть' как вспомогательный имеет «все именные глагольные формы7 и все наклонения обычного глагола». Как следует из дальнейшего изложения, эти формы свойственны глаголу только «в самостоятельном значении», т. е. в значении 'жить', 'находиться', 'иметься' [Василевич 1940: 101]. Глагол-связка же таких форм не имеет, в противоположность тому, что отмечает О. К. Константинова (см. выше). При этом основной функцией связочного глагола оказывается способность «передавать все синтаксические отношения при именном сказуемом, т. е. указывать время и лицо» [Васи-левич 1940: 101].
Таким образом, не выделяя в системе глагола сложные аналитические формы, Г. М. Василевич исходит из того, что причастные формы представляют собой именную часть составного сказуемого, по аналогии со словами иных классов. Следовательно, с точки зрения Г. М. Василевич, сочетания причастных форм со связкой не являются частью глагольной парадигмы.
В то же время в грамматических таблицах на стр. 189-192 её книги приводятся некоторые аналитические формы. По-видимому, их Глафира Макарьевна считала в достаточной степени грамматикализовавшимися.
Перед нами следующие формы (в терминологии Г. М. Васи-левич): настоящее, прошедшее и будущее уже совершенное: эмэчэ бисин (бичэн, биденген) и настоящее, прошедшее и будущее обычное: эмэвки бисин (бичэн, биденген). Это те же самые формы, которые приведены у И. Недялкова и в описании Н. Я. Булатовой и Л. Гренобль
7 Под «именными глагольными формами» Г. М. Василевич понимает такие формы глагола, которые традиционно чаще называются причастиями [Василевич 1940: 62].
(см. выше Таблицу 2). В случае настоящего обычного в 3 лице ед. и мн. числа, как указывает Г. М. Василевич, связка может быть опущена.
Сложными также являются, по терминологии Г. М. Василевич, «сложные сослагательные формы» (эмэчэ бимчэн), а также формы долженствовательного наклонения, наклонения возможности действия, предположительного наклонения и наклонения фиктивности. Здесь синтетическими оказываются только формы аориста, которые, по Василевич, имеются лишь в наклонении возможности действия и предположительном наклонении (см. [Василевич 1940: 108]). Остальные формы оказываются аналитическими, представляющими собой сочетания глагола-связки с различными причастиями и деепричастиями. Всего, судя по таблице, представленной в работе Г. М. Василевич, насчитывается 48 форм, каждая из которых изменяется по лицам и числам.
Не вдаваясь в вопрос о степени грамматикализации каждой из представленных 48 форм, отметим, что все они не относятся к индикативу. В индикативе отмечены только две граммемы, имеющие сложный аналитический экспонент: граммемы перфекта и хабитуалиса (см. Таблицу 2). Возможно, они грамматикализовались в достаточной степени и могут считаться частью глагольной парадигмы. Что же касается 48 форм, представленных сочетаниями причастий или конвербов со связкой, то степень их грамматикализации представляется невысокой.
Сложные глагольные формы для диалектов нанайского языка традиционно в глагольной парадигме не отмечались [Авро-рин 1959-1961], [Суник 1958]. Однако в грамматике Валентина Александровича Аврорина указывается на наличие аналитических форм прошедшего времени у причастий [Аврорин 1961: 75]. Вот что он пишет по поводу этих форм:
В их состав входят: причастие, несущее на себе основное значение, и вспомогательное причастие бичин 'быть, находиться, являться, жить' в форме прошедшего времени. Основное же причастие может быть в форме либо настояще-будущего, либо прошедшего времени8. Форму настояще-будущего времени оно получает, как правило, тогда, когда действие мыслится в прошедшем времени незакон-чившимся (...) Форму прошедшего времени основное причастие
8 Как указывает В. А. Аврорин, «нанайским причастиям совершенно чужда категория будущего времени» [Аврорин 1961: 77].
получает, как правило, в тех случаях, когда прошедшее действие мыслится закончившимся к тому моменту, о котором идет речь. (...) Мы видим, что оно (знаменательное причастие. — Е. П.) (...) различает его (действия. — Е. П.) характер, изображая это действие либо как законченное, либо как незаконченное, то есть дает скорее видовую, чем временную его характеристику [Аврорин 1961: 75].
То есть в нанайском языке мы имеем дело лишь с двумя возможными формами.
Таким образом, сам набор возможных аналитических форм (независимо от степени их грамматикализованности) в нанайском языке значительно меньше, чем в эвенкийском. Это еще одно яркое различие между «северной» и «южной» группами тунгусо-маньчжурских языков9.
Вывод : Во всех тунгусо-маньчжурских языках существуют конструкции, представляющие собой сочетание нефинитных форм глагола с глаголом-связкой. Такие конструкции более типичны для языков «северной» группы. Лишь небольшая часть их может считаться грамматикализованной, в типичном случае они представляют собой сложные сказуемые, где именная или наречная часть выражена нефинитной формой глагола (причастием, конвербом или герундием), т. е. являются частным случаем сложных сказуемых.
Аналитические конструкции в удэгейском языке
В парадигме удэгейского глагола, по-видимому, слились исконно финитные формы 10 и причастия, получившие личные окончания и выступающие в роли сказуемого. В презенсе глагольная парадигма оказывается смешанной: формы 3 л. ед. и мн. числа представляют собой причастия, а формы лиц-локуторов — этимологически финитные формы. Причастное происхождение имеют формы претерита, но не перфекта.
9 Возможно, вопрос о наличии в нанайском языке сложных глагольных форм будет пересмотрен в свете последних исследований, осуществленных С. А Оскольской [Оскольская, в печати]. Интерес представляет также бывшая ранее неизвестной мне ранее работа [Ким Чер Лен 1966].
10 Многие финитные формы в конечном счете также восходят к причастиям, в данном случае речь идет о сравнительно недавних процессах.
Чтобы решить вопрос относительно природы предполагаемых аналитических глагольных форм (см. Таблицу 1), пришлось обратиться к сплошной выборке из сравнительно небольшого корпуса текстов (ок. 35 тыс. слов; 177 тыс. знаков), откуда были выписаны все аналитические конструкции, образованные нефинитными формами смыслового глагола в сочетании с глаголом Ы- 'быть'.
Основу выборки составили тексты 1930-х гг., опубликованные Е. Р. Шнейдером; Букварь «Мтй Опой» («Наша грамота») 1932 г.; тексты из архива Е. Н. Баскаковой, записанные на Самарге в 1936 г.; а также восемь текстов, опубликованных И. В. Корму-шиным; семь текстов из сборника удэгейского фольклора, подготовленного М. Д. Симоновым, и четыре главы автобиографической повести А. А. Канчуга.
Подсчитывались все формы, где активные причастия (имперфективное или перфективное), а также герундий (суфф. -тг) составляли бы единое сказуемое с глаголом Ы- 'быть'. Отдельно подсчитывались употребления указанных нефинитных форм с Ъг- в форме перфекта, претерита и презенса. При этом не учитывался тот факт, оформлены ли данные причастия личными показателями. Почти во всех случаях имперфективное активное причастие не имеет при себе личных показателей, а перфективное причастие — напротив, как правило, оформлено личным показателем и, таким образом, синонимично форме претерита (причастие в финитном употреблении).
Результаты подсчетов приведены в следующей таблице:
Таблица 3. Количество употреблений аналитических форм глагола в выборке
+ bi- в форме + Ъг- в форме + Ъг- в форме
перфекта претерита презенса
(bis 'э) без (Ъш-) с (Ъ1(Н)г) с
личных личным личным
показателей показателем показателем
имперфективное 25 3 -
активное
причастие
перфективное 21 19 6
активное
причастие
герундий 2 19 7
Зарегистрированы также сочетания данных и иных нефинитных форм глагола (пассивных причастий, активного футурального причастия) со связкой в указанных и других формах (в безличной форме Ыэ, в форме будущего Ызэуэ-, еще реже — в форме герундия bimi/bimiэ). Многие такие конструкции встречаются в корпусе по одному-два раза.
Как мы видим, частотность различных сочетаний нефинитных форм с формами глагола Ы- неодинакова. И хотя ни одна из этих конструкций не может считаться полностью грамматикализованной, некоторые из них, по-видимому, находились в процессе грамматикализации. Наиболее частотными оказались следующие конструкции:
- активное причастие (перфективное или имперфективное) + bis'э (перфект от Ы-);
- герундий + bisi-NI (претерит от Ы-);
- активное перфективное причастие + bisi-NI (претерит от Ы-).
Остальные конструкции неграмматикализованы или грамматикализованы в очень слабой степени. В последнем случае речь идет об обычных сложных сказуемых, построенных по схеме «имя + связка», где именную часть может занимать существительное, прилагательное, числительное, а также нефинитные формы глагола, выполняющие именные или адъективные функции — герундия и причастия.
В некоторых из них (см. (4)) глагол Ы- можно проинтерпретировать не как связочный, а как полнозначный 'жить, быть, находиться', ср. следующие примеры:
(1) Omo Jugdi-wэ b'a-ha-ni, wokto-Ji один дом-АСС найти-РБТ-ЗВО трава-МБ oo-so Ы^-т. делать-РР.РАББ быть-РБТ-ЗБО
'Он дом нашел, тот был сделан из травы'. [Ба8какоуа У.5]
(2) Ш т sahiJi
этот два человек до.бессознания sokto-ho-ti Ы^-И.
пьянеть-РР-ЗРЬ быть-РБТ-ЗРЬ
'Эти двое были пьяными (до) бесчувствия'. [Апщ 5]
Далеко не любое сочетание какой-либо нефинитной глагольной формы со связкой следует рассматривать как конструкцию, ср. примеры (3) и (4), где внешне сходные сочетания связки с герундием представляют собой: а) конструкцию со значением прогрессива — пример (3), и б) сочетание глагола bi- 'быть, жить' с герундием, обозначающим сопутствующее действие: «жила, поедая» — пример (4):
(3) Uti mam 'asa dalau-si-m bi-si-ni. этот старуха кормить .IM-GER быть-РБТ-ЗВО
'Та старуха как раз кормила <кабанов>'. [Anuj 15]
(4) Jolo xagia-di-ni l'asa-wa камень низ-DAT-3SG бычок-ACC diga-mi bi-si-ni.
есть-GER быть-PST-3SG
'И жила, питаясь бычками из-под камней'. [NV 1]
Сомнение вызывают также конструкции, образованные причастиями, присоединившими личные показатели, и связкой, которая также имеет при себе личные показатели, например: yana-kta-a-ti bi-i-ni 'поразбрелись' (уходить^КТ^Т-3РЬ быть-PR-3SG) (Kormushin 1); juja-i-ti bi-si-ni 'судили' (судить-PRP-3PL быть-PST-3SG) (Anuj 7); Bi imamu-ha-mi bis 'a-i 'Я отстал' (1SG отстать-PP-lSG быть.PRF-1SG) (Anuj 11).
В качестве дополнительных доказательств неграмматикали-зованности (или неполной грамматикализованности) рассматриваемых конструкций можно привести следующие соображения:
Во-первых, при маркировании глагольной формы фокали-затором =dA, последний присоединяется к смысловому глаголу (в форме герундия), но никогда к конструкции в целом:
(5) Malu-tigi atayi-ha-ni omo jagdig'a малу-DIR взглянуть-PST-3SG один парень yua-mia=da bi-si-ni. Cпать-GER=FOC быть-PST-3SG
'Посмотрела на малу11 — какой-то парень спит'. [Baskakova V. 11]
11 Malu (malí) — спальное место в традиционном удэгейском жилище.
Зарегистрирован случай, когда фокализуются обе составляющие конструкцию (возможно, здесь bi- выступает в своем лексическом значении):
(6) Omo balia bagdi-ha-ni bagdi-mia=da один девушка жить-РБТ-ЗБО жить-ОБК=ЕОС bi-hi-ni =gda=da.
быть-РЯ-3 SG=FOC=FOC
'Одна девушка жила, жила-была'. [Baskakova V.6]
Это говорит о том, что перед нами не глагольная форма, подобная английскому he was sleeping, а значительно более свободное сочетание герундия со связкой.
Во-вторых, в записях Е. Н. Баскаковой, которые были сделаны непосредственно во время порождения текста рассказчиком, изредка встречаются формы с инверсией связки и нефинитной глагольной формы:
(7) Omo balia bi-si-ni saa-wa один красавица быть-PST-3SG петля-ACC woo-mia=da.
делать-GER-FOC
'(В дом вошли:) одна девушка сидит, петли делает' .
[Baskakova III.14]
Подобная инверсия элементов, пусть даже в разговорной речи, вряд ли возможна для полностью грамматикализованной формы.
Следует заметить, однако, что многие конструкции, которые в корпусе встретились один-два раза, выражают вполне определенное грамматическое значение, ср. пример на действие, законченное к моменту в будущем, составленный из «имперсонального» футураль-ного причастия и перфектива связки с личным показателем 1 л. ед. ч.:
(8) bi anana yana-^aya bis'a-i
1SG давно идти-FP быть.PRF-1SG
'Я бы уже давно ушел'. [Anuj 20]
Данная форма V-FP + bi.PRF-PERS встретилась в корпусе один раз, но нельзя не признать, что эта и подобные конструкции выражают вполне ожидаемые грамматические значения.
Представляется, что значение сложных глагольных конструкций выводится из значения составляющих их элементов:
причастие имперфективное — действие длительное или обычное;
причастие перфективное — действие, завершившееся к моменту речи;
герундий — действие, продолжающееся непосредственно в момент речи (прогрессив);
связка в форме перфекта — действие завершилось, но сохраняет актуальность в момент речи;
связка в форме претерита — отнесение действия к прошлому; связка в презенсе — «интенсификатор» (действие действительно имеет место);
безличная связка — обычное действие (хабитуалис). Это объясняет появление «сверхсложных» форм, ср., например:
(9) и^'а цэтэ^э-т utauxi эт-т Ьи^кл-т
Уза идти-РБТ-ЗБО туда мать-ЗБО умирать-РР-ЗБО Ы^э Ы^-т. быть-ОБЯ быть-РБТ-ЗБО
'Уза пошел туда, где его мать умерла (там прямо и умерла)'.
[Ба8какоуа 11.0З]
В (9) конструкция У-РР-РБЯБ + СОР-ОБЯ + СОР-РВТ-РБЯВ обозначает, по-видимому, действие, которое уже закончилось к референтному моменту в рассказе. Из контекста известно, что закончилось оно недавно и не утратило актуальности на момент, о котором рассказывается.
Ср. также пример очень похожей конструкции, где смысловой глагол представляет собой перфективное пассивное причастие ooso 'сделанный':
(10) Baixi цэnэ-ixi-ni, ]а^аи оо^о наружу идти-РС.БВ-ЗБО родильн.шалаш делать-РР.РАББ Ы^э Ы^-т.
быть-ОБЯ быть-РБТ-ЗБО
'Она наружу вышла — родильный шалаш уже сделан (делается?)' [Ба8какоуа 11.01]
В (10) действие, возможно, происходит на глазах героини сказки: родильный шалаш делался («was being built»), с другой стороны, контекст подсказывает скорее значение «действие, законченное к моменту в прошлом» («had been built»). Ср. также:
(11) Bi mam'asa-i этэ-gih bi-mi bi-hi-ni.
1SG жена-lSG прийти-REV-PP быть-GER быть-PR-SSG ' Моя жена вот-вот вернется!' [Baskakova II .01]
Такого рода конструкции могут порождаться говорящим и пониматься слушающим только в случае, если они способны моделировать сумму значений составляющих их элементов.
Плюсквамперфект и показатель ретроспективного сдвига
Остановимся подробнее на конструкции: «причастие + bi- в форме перфекта12 (bis 'э)». Как и другие «аналитические формы», она статистически чаще встречается в старых текстах. Конструкции «нефинитная форма + bis's» выражают целый ряд значений, характерных для форм с ретроспективным сдвигом, о которых говорилось в начале статьи.
Ср. следующие примеры:
(12) Bu sagdinta-u-ka anana, anana 1PL.EXCL старики-2РЬ-ЕОС давно давно bi-si-m9-ti tu tdluyu-si-i bis 'э. быть-PP-ACC-SPL так рассказывать-IM-PRP быть.PRF 'Наши старики-то о [людях] давно-давно живших так, бывало, рассказывали'. [Anuj 2]
(13) ...anana ami-ya-hi эbэdэ kэptэ-i bis'э. давно отец-DEAD-2SG так лечь-PRP быть.PRF 'Раньше отец твой покойный вот так, бывало, ложился' .
[Kormushin 1]
(14) Sit'a-mi, bi anana o-ho-mi bis'э. ребенок-^G 1SG давно делать-PP^SG 6bnb.PRF 'Сын, я ее давно уже сшила'. [Anuj 16]
12 Эта форма совпадает с безличной формой прошедшего времени
bis 'э.
(15) Jaandasa agdu-la-ni ihiy-ka-i, sul'ai
барсук берлога-ЬОС-ЗБО дойти-PRF-lSG лиса sita-ni nügi-kta-ha-ni bis 'э.
pe6eHOK-3SG вылезать-DlST-PP^SG 6biTb,PRF 'Я подошел к барсучьей норе, из нее вылезли («были вылезши») лисята'. [Anuj 13]
Из приведенных примеров можно сделать вывод о том, что формы с имперфективным причастием указывают на значение отдаленного прошлого: ситуация имела место в течение некоторого времени, была обычной, но затем прекратилась — также достаточно давно (примеры (12) и (13)). Формы с перфективным причастием имеют скорее перфектное значение (перфект по отношению к прошлому). В примерах (14) и (15) оно очевидно: время события предшествует времени наблюдения, но его результат продолжает быть актуальным в момент наблюдения.
Заметим, что конструкции со связкой в форме bis 'э (перфект 3 л. ед. ч.) с перфективным причастием выражают перфективное значение, которое является ожидаемым и выводится из грамматического значения составляющих элементов. В конструкции же с имперфективным причастием реализуется новый спектр грамматических значений, из значений компонентов конструкции не вытекающий.
Таким образом, в удэгейском языке (по крайней мере, в северной группе диалектов) имелись две близкие по значению формы, обе из которых входят в область типологически ожидаемых значений плюсквамперфекта, но в тоже время делят эту область.
Конструкции c имперфективным причастием и глаголом-связкой в форме перфекта (bis'a-) (V-PRP + bis'a) имеют следующий набор значений:
а) перфект в прошлом;
б) прекращенное прошлое;
в) удалённое прошлое (мифическое время),
то есть типичный набор значений для «ретроспективного
13
сдвига»13.
Во всех случаях в качестве показателя ретроспективного сдвига выступает связка в форме перфекта. В редких случаях bis'a
13 Значение ирреалиса для таких форм не зарегистрировано.
изменяется по лицам. Зарегистрированы лишь несколько случаев его употребления с личными показателями, в большинстве же примеров bis 'э выступает как безличная форма.
Есть основания считать, что — по крайней мере в северных диалектах — bis 'э подвергалось постепенной «морфологизации», превращаясь в клитику и, таким образом, утрачивая связь с парадигмой бытийного глагола. Этот процесс был зафиксирован в речи некоторых информантов, носителей анюйского диалекта, работавших с Е. Р. Шнейдером. Ср. следующие примеры:
(16) Bu sagdinta-u-ka Sul'ainjiga-wa tu 1PL.EXCL старики-1 PL .EXCL-FOC Суляндзига-ACC так digana-i=sэ.
говорить-РРР=РЕТЯ
'Наши старики-то про Суляйндзига, бывало, так говорили'.
[Anuj 4]
(17) Dэukщkэ, Sul'ainjiga Ja-masi-i=sэ. Дэукчинка Суляндзига быть.родней-REC-PRP=RETR 'Дэукчинка и Суляйндзига когда-то были друг другу кровными родственниками'. [Anuj 4]
Высказывания (16) и (17) принадлежат одному и тому же информанту. В его речи bis 'э полностью превратилась в клитику, и в примерах глоссируется поэтому как показатель ретроспективного сдвига. Этот процесс не был завершен, поскольку для более поздних текстов аналитические формы вообще менее характерны. О том, что данный показатель еще не является клитикой, говорит тот факт, что он не был подвержен сингармонизму гласных и, следовательно, не составлял с причастием единого фонетического слова. Можно только предполагать, что показатель ретроспективного сдвига в удэгейском имел все шансы со временем превратиться в полноценную клитику.
Вывод
В целом аналитические конструкции в удэгейском языке приходится считать неграмматикализованными. Большинство из них представляют собой частный случай сложного предиката, составленного по модели «имя + связка».
Четыре конструкции, по-видимому, находились в процессе грамматикализации. В наибольшей степени грамматикализованными оказываются конструкции с ретроспективным сдвигом, роль которого выполняет связка в форме перфекта, чаще всего лишенная личных показателей — bis's. Формы с ретроспективным сдвигом передают типологически ожидаемые значения. Есть основания предполагать, что в хорско-анюйском диалекте показатель ретроспективного сдвига bis 's находился на пути превращения в клитику.
Список сокращений
1 — 1 лицо; 2 — 2 лицо; 3 — 3 лицо; abl — аблатив; acc — аккузатив; dat — датив; dead — покойный; dir — директив; dist — дистрибутив (глагольная множественность); div — диверсатив (глагольная множественность); ds — некореферентный субъекту; excl — эксклюзив; foc — показатель фокуса (частица); fp — причастие будущего времени; fut — будущее время; ger — герундий; im — имперфектив; imp — императив (наклонение); incl — инклюзив; indef — неопределенное местоимение; ins — инструменталис; loc—локатив; opt — оптатив (наклонение); pass — пассив; pc — перфективный конверб; pers — суффикс лица-числа; pl — множественное число; pp—перфективное причастие; pr—презенс; prf — перфект; pro — проспектив; prp — имперфективное причастие; pst — претерит; rec — реципрок; retr — показатель ретроспективного сдвига; rev — реверсив; sem — семельфактив; sg — единственное число; ss — кореферентный субъекту; vneg — отрицательный глагол.
Список источников
Anuj — Е. Р. Шнейдер. Материалы по языку анюйскихудэ. Главсевморпуть при СНК СССР. Научно-исследовательская ассоциация Института Народов Севера им. И.Г. Смидовича, вып. 11. М. — Л., 1937 Baskakova — Е. Н. Баскакова. Материалы по языку и фольклору народа удэ на р. Самарга, собранные Е. Баскаковой в сентябре 1936 года в колич. 5 тетрадей. Архив МАЭ РАН «Кунсткамера», Фонд К II, оп. 1, № 74.
Kormushin — И. В. Кормушин. Удыхейский язык. М.: Наука. 1998. NV — Фольклор удэгейцев: ниманку, тэлунгу, эхэ. Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока. Т. 18. Новосибирск: Наука. Сиб. предприятие РАН. 1998.
Литература
Аврорин 1959 — В. А. Аврорин. Грамматика нанайского языка. Т. i. M. — Л.: Издательство Академии наук СССР, 1959.
Аврорин 19б1 — В. А. Аврорин. Грамматика нанайского языка. Т. 2. M. — Л.: Издательство Академии наук СССР, 1961.
Василевич 1940 — Г. M. Василевич. Очерк грамматики эвенкийского (тунгусского) языка. Л.: Учпедгиз, 1940.
Калинина 200i — E. Ю. Калинина. Нефинитные сказуемые в независимом предложении. M.: И^ЛИ РАН, 2001.
Ким Чер Лен 19бб — Ким Чер Лен. Сложные формы прошедшего времени в нанайском языке // Известия Сибирского отделения АН СССР. Серия общественных наук. N° 9. Вып. З. Новосибирск: Наука, 19бб.
Константинова 19б4 — О. А. Константинова. Эвенкийский язык. M. — Л.: Наука, 1964.
Кормушин 1998 — И. В. Кормушин. Удыхейский язык. M.: Наука 1998.
Оскольская — С. А. Оскольская. Грамматикализация глагола bi- 'быть' в нанайском языке. В печати.
Перехвальская — E. В. Перехвальская. Аспирированные и глоттализо-ванные гласные в диалектах удэгейского языка // Вопросы языкознания 2010, № 6. С. 60-81.
Плунгян 2001 — В. А. Плунгян. Антирезультатив: до и после результата // Исследования по теории грамматики. Вып. i: Глагольные категории. M.: Русские словари, 2001. 50-88.
Плунгян 2004 — В. А. Плунгян. Общая морфология. M.: УРСС, 2004.
Плунгян 2011 — В. А. Плунгян.Введение в грамматическую семантику: грамматические значения и грамматические системы языков мира. M.: РГГУ, 2011.
Симонов 1988 — M. Д. Симонов. Фонологическая система удэгейского языка // Историко-типологические исследования по тунгусо-маньчжурским языкам. Новосибирск: Институт истории, филологии и философии СО АН СССР, 1988. С. 44-88.
Суник 1958 — О. П. Суник. Кур-урмийский диалект. Исследования и материалы по нанайскому языку. Л.: Просвещение, 1958.
Цинциус 1982 — В. И. Цинциус. Негидальский язык. Исследования и материалы. Л.: Наука, 1982.
Шнейдер 19Зб — E. Р. Шнейдер. Краткий удэйско-русский словарь. M. — Л., Учпедгиз, 19Зб.
Bulatova, Grenoble 1999 — N. Bulatova, L. Grenoble Evenki. Languages of the world. Materials 141. Munich: Lincom Europa, 1999.
Comrie 1985 — B. Comrie Tense. Cambridge: Cambridge University Press, 1985.
Givon 1990 — T. Givon. Syntax: a functional typological introduction. V. 2.
Amsterdam: John Benjamins, 1990. Nedjalkov 1997—I. Nedjalkov. Evenki. London and New York: Routledge, 1997. Nikolaeva, Tolskaya 2001 — I. Nikolaeva, M. Tolskaya. A Grammar of Udihe. Berlin: Mouton de Gruyter, 2001.
