ФИЛОСОФИЯ
Б01 10.24412/с1-37234-2024-1-341-354
РЕСУРСЫ ГРАЖДАНСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ ДЛЯ МИНИМИЗАЦИИ ЭТНИЧЕСКОГО НЕГАТИВИЗМА
А.Н. Махинин1, М.В.Шакурова2
1 Воронежский государственный педагогический университет 2Воронежский государственный педагогический университет [email protected], [email protected]
АННОТАЦИЯ
В данной статье обращается внимание, что с актуальным ростом исследовательского интереса современного человекознания к феномену идентичности, данная категория чрезвычайно быстро стала претендовать на то, чтобы она рассматривалась сегодня как сущностная черта педагогической теории и социально-педагогических практик стала востребованной в силу очевидности риска индивидуально-личностных деформаций и отчуждений, утраты столь необходимой для человека совместности. Одним из маркеров социально-значимого поиска механизмов укоренения растущего человека в мире, культуре, социальных институтах и, как следствие, гармонизации внутреннего мира и обретения желаемого Человеческого облика в каждом стал дискурс идентичности. По мнению авторов, идентичность субъекта представляет собой матричную структуру, в основе которой находится множество идентичностей, взаимодействующих и взаимодополняющих друг друга, в том числе гражданская идентичность. В этой связи продуктивным представляется научно-методологическое обоснование и методический поиск ресурсов гражданской идентичности в контексте реализации политики российской (в понимании гражданской) идентичности в системе образования в целях достижения реалистичности образов «Я» и их воплощения, референтности социокультурного окружения, значения выбора и субъектной позиции и снижения психологического дискомфорта в границах такого многонационального государства, как Российская Федерация. Ключевые слова: российская (гражданская) идентичность, политика идентичности, социальные общности, социальные и этнокультурные ориентиры, гражданский и этнический национализм.
Введение
Вопрос устойчивости любой социокультурной системы - это вопрос солидарности ее членов: до тех пор, пока люди эффективно взаимодействуют, преодолевают конфликты и усваивают принципы своего общества, оно ока-
зывается способно как существовать в наличных условиях среды, так и адаптироваться к их изменениям.
Солидарность проявляется тогда, когда люди полагают друг друга «своими» на различном основании - языка, стереотипов поведения, культурных и мировоззренческих ориентирах и т.п. Такая соотнесенность на основании некоторых маркеров концептуализируется в категории «идентичности»: если в обществе идентичность развита и воспроизводится, значит, люди солидарны; если в обществе идентичность подорвана, значит, люди не воспринимают друг друга как «своих»; если в обществе есть несколько конфликтующих друг с другом идентичностей, значит, люди неизбежно вступают друг с другом в конфликт. Это не означает, что в обществе может быть только одна идентичность: всегда присутствует идентичность общая, локальная, профессиональная, этническая, религиозная или идеологическая и т.д. Проблема заключается в том, как соотносятся эти идентичности - воспроизводятся ли они и согласованы ли они друг с другом или противостоят друг другу.
Материал и методы
В настоящее время повышенное внимание к феномену идентичности обусловлено тем, что он по существу задает новую логику всему человекознанию, что обусловлено все более заметным поворотом социальных наук, в том числе педагогики, к изучению динамичных, нестабильных, «мерцающих» сущностей, способных оказывать влияние на развитие субъектности современного человека. «В практическом отношении интерес представляют только те идентичности, что посильны человеку и могут быть приняты (и принимаются им) добровольно. Одна из бед нашей общественной жизни и, в частности, культурной политики, - это принудительное зачисление в разные идентификационные классы» [14].
Фактически, на текущий момент идентичность субъекта представляет собой матричную структуру, в основе которой находится множество идентич-ностей, взаимодействующих и взаимодополняющих друг друга. В определенный период, в зависимости от сложившихся обстоятельств, один из форматов идентичности становится ведущим, доминирует в идентификационной иерархии и структурирует сознание. В рамках идентификационной системы индивид отбирает и структурирует получаемую им информацию, формирует собственную картину мира, принимает решения и выбирает линию поведения. Доминирующий вариант идентификации играет роль призмы, сквозь которую актор «рассматривает» окружающий мир, определяет параметры восприятия и классификации различных объектов. Однако при изменении обстоятельств,
а также во время кризисов идентичности возможно «свержение» доминирующей формы идентичности и построение новой идентификационной иерархии в сознании индивида, которая будет играть решающую роль в восприятии окружающего мира и поведении индивида. Каждый вариант идентичности, безусловно, не находится в «вакууме», а взаимодействует с другими в рамках идентификационной матрицы.
Проблема идентичности россиян наиболее часто поднимается в научных публикациях в связи с тем, что при анализе происходящих в современной России процессов констатируется кризис идентичности как важнейшее следствие распада прежней государственности и источник психологического дискомфорта значительной части населения. Существование этой проблемы признается как российскими, так и зарубежными исследователями, специализирующимися в различных областях знаний. Например, И. Кон говорит об «остром чувстве потери идентичности в современной России» [8], А. Эткинд отмечает «внезапную утрату личной идентичности» [13].
Кризис идентичности нередко способен привести к выбору в качестве объекта идентичности существенно более узкого круга социальных общностей, более локальных, а порою и маргинальных. Человек, утративший чувство родины, заполняет образовавшийся вакуум иным содержанием, идентифицируя себя с религиозными, этническими, родоплеменными, профессиональными, а то и криминальными общностями. В условиях неопределенности и частичного разрушения этнических, государственных, корпоративных, профессиональных и социальных связей на всех этажах общества, теряется или деформируется социальная модель поведения и индивидов, и социальных групп, происходит своего рода «биологизация» поведения, упрощение мотивации, с одной стороны, а с другой - ее усложнение в связи с частичной переориентацией на нетрадиционные социальные и этнокультурные ориентиры.
По сравнению с 1990-ми гг. иной стала тематизация российской (в понимании гражданской) идентичности: обсуждение культурного (этнокультурного, этнического) компонента либо подчинено раскрытию гражданской идентичности, либо имеет самостоятельное значение, безотносительно проблематики гражданской консолидации, например, в собственно этнологических/этнографических работах с фокусом на собственно этничность. Даже в работах, посвященных цивилизационным аспектам идентичности России, так или иначе, затрагивается топика гражданской консолидации. Дискурс российской идентичности за короткий срок пережил модернизацию, по крайней мере, в своем академическом сегменте.
Эксперты отмечают, что для ситуации с гражданской идентичностью в
России актуален переход из домодерна в модерн: России еще только предстоит решать проблемы модернизации гражданского самосознания [5; 14]. Из этой констатации вытекает и фокус внимания участников дискуссии на необходимости (срочно) формировать российскую (национально-гражданскую или государственно-гражданскую) идентичность.
Подавляющее большинство авторов выражают взгляды, которые можно отнести к конструктивистским: формирование нации-государства лишь отчасти естественный, но в гораздо большей степени - общественно-исторический процесс. Поэтому сама по себе «нация-государство» не сформируется, даже если к этому имеются естественные предпосылки.
Формирование нации-государства рассматривается как процесс активного производства нации-государства, активной деятельности, в которой, прежде всего, различима идея, цель, идеология как комплекс идей, предназначенных для практического внедрения.
В мировой практике утвердилось представление о нациях как территориально-политических образованиях [11]. Неоднородные по составу населения государства самоопределяют себя как нации и считаются национальными. Это является ключевым моментом обеспечения стабильности и согласия в обществе и залогом крепости государства не меньше, чем наличие конституции, армии и охраняемых границ. Идеология гражданской нации включает принципы ответственного гражданина, версию общего прошлого - с его драмами и достижениями, а также патриотизм и лояльность государству. Все это в мировом политическом и научном языке называют «гражданским» или «государственным национализмом», который является одной из важнейших политических идеологий.
Гражданскому национализму противостоит идеология этнического национализма от имени этнической общности, которая может составлять большинство или меньшинство населения, но которая определяет своих членов, а не всех граждан нацией и на этом основании требует «собственной национальной государственности» или привилегированного статуса. Различия между двумя типами национализма существенны: этнический национализм основан на идеологии исключения и отрицания многообразия, а гражданский национализм основан на идеологии солидарности и признания многообразного единства. Особый вызов государству и гражданской нации представляет радикальный национализм от имени меньшинств, желающих выйти из общего государства путем вооруженной сецессии. Этнический национализм большинства также несет в себе риски, ибо он может объявить государство исклю-
чительной собственностью одной группы и, тем самым, породить противников государства среди меньшинств.
В России понятие «российский народ» («россияне») родилось во времена Петра I и М.В. Ломоносова и утверждалось выдающимися деятелями, начиная от Н.М. Карамзина. В царской России существовало представление о российской, или «общерусской», нации (П.Б. Струве), а слова «русский» и «российский» были во многом синонимами. Н.М. Карамзин писал для императора Александра I следующее: «Царствование Романовых, Михаила, Алексея, Фе-одора, способствовало сближению россиян с Европою как в гражданских учреждениях, так и в нравах от частых государственных сношений с ее дворами, от принятия в нашу службу многих иноземцев и поселения других в Москве <...> Мы, россияне, имея перед глазами свою историю, подтвердим ли мнение несведущих иноземцев и скажем ли, что Петр есть творец нашего величия государственного? <...> Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранное, государь России унижал россиян в собственном их сердце <...> Русская одежда, пища, борода не мешали заведению школ» [7].
Для Н.М. Карамзина быть россиянином означало, прежде всего, чувствовать глубокую связь с Отечеством (не только с государем!) и быть «совершеннейшим гражданином». П.Б. Струве считал, что «Россия есть государство национальное» и что, «географически расширяя свое ядро, русское государство превратилось в государство, которое, будучи многонародным, в то же время обладает национальным единством» [10]. Схожих взглядов на государ-ственническую, а не этническую природу российской нации придерживались государственные деятели и ученые М.Н. Катков, К.П. Победоносцев, С.Ю. Витте, П.Н. Милюков и др.
Утверждение образа России, как национального государства российской нации, не было завершено к 1917 году не по причине многоэтничного состава населения или обширности территории, а по причине косности самодержавия. Тем не менее, ошибочно считать, что поскольку дореволюционная Россия была империей, то по этой причине она не была национальным государством. В дореволюционной России было представление о национальной территории, национальных интересах и национальной экономике, существовал многочисленный слой образованного и служивого населения разной этнической и религиозной принадлежности, которые считали себя представителями одного российского народа и своим Отечеством считали Россию. Не случайно, в ходе революции и Гражданской войны противников большевиков объединял лозунг защиты единой и неделимой России.
В СССР приоритет нациестроительства был спущен с общегосударственного на регионально-этнический уровень. «Национальной государственностью» были названы этнотерриториальные автономии в форме союзных и автономных республик. На основе этнических общностей и религиозно-племенных идентичностей были сконструированы «социалистические нации». Население страны жестко разделилось по «нациям и народностям». Изменилось содержание понятия «русский», которым стали обозначать только бывших великороссов, а категория «великоросс» исчезла из общественной практики, а затем из самосознания людей. В свою очередь, малороссы стали называться украинцами, белорусы остались белорусами, но обе группы перестали считать себя одновременно и русскими.
Единство советского народа обеспечивали формулы интернационализма и дружбы народов. На самом деле, это единство обеспечивалось авторитарной формой управления, идеологией патриотизма и общими историко-культурными ценностями (кино, литература, театр, музыка, наука). При всех социально-политических деформациях советский народ представлял собой гражданскую нацию, а СССР был национальным государством не в меньшей мере, чем другие крупные и гетерогенные по составу населения государства, которые считались национальными государствами (Австралия, Великобритания, Испания, Китай, Индия, Индонезия, США, Канада, Бразилия, Мексика).
Наделение «своей государственностью» и привязка этнических общностей к территориям послужили одним из факторов распада СССР во имя «национального» (по-настоящему этнического) самоопределения. Уже после распада советский народ, как общность, был объявлен «химерой». Однако СССР был продолжением исторического российского государства, несмотря на радикальный разрыв в 1917г. вплоть до исчезновения слова «Россия» из названия страны. Вместе с ним ушли из языка понятия «российский народ» и «россияне».
Понимание российского народа, как исторического целого и как гражданской нации, высказывалось неоднократно президентом РФ В.В. Путиным [2]. Эта формула была позитивно воспринята многими экспертами - как единственно возможная для России и отвечающая существующему в мире опыту крупных мно-гоэтничных государств. Однако в последнее время противники российского народа и сторонники этнического национализма активизировались.
Обращает на себя внимание, при этом, также то обстоятельство, что, скорее всего, вследствие инерции политико-правового мышления в Конституции Российской Федерации сохранилась формула «многонациональности» [9], хотя более адекватной была бы предложенная еще в 1920-е годы И.А. Ильиным формула «многонародной нации» (вместо «многонационального
народа») [6]. Тем не менее, Россия не может в третий раз совершать ошибку доктринального характера в ответственном вопросе определения сущности государства и идентичности народа. Исправить текст основного документа сложно, но необходимо более последовательно утверждать понятия «нация» и «национальное» в общегосударственном смысле, не отвергая существующую практику использования данного понятия в этническом смысле.
Сосуществование двух разных смыслов для такого политически нагруженного понятия, как «нация», возможно в рамках одной страны. Главное -объяснить, что эти две формы общности не являются взаимоисключающими, и понятия «российский народ» и «россияне» не отрицают существования русского, татарского, осетинского, якутского и других народов нашей страны. Поддержка и развитие языков и культур народов России должны идти вместе с признанием российской нации и российской идентичности как основополагающей для граждан страны. Эта новация давно назрела, и, фактически, она признана на уровне повседневной жизни. При опросах и в конкретных действиях гражданская принадлежность, связь с государством и признание рос-сийскости являются более важными по сравнению с этнической принадлежностью для подавляющего большинства населения.
Высказываемое некоторыми специалистами и политиками предложение признать в России государствообразующую русскую нацию и возвратить дореволюционное, широкое понимание русских реализовать невозможно. С учетом настоящего социокультурного контекста украинцы и белорусы вряд ли уже согласятся снова считать себя русскими, а татары и чеченцы себя таковыми никогда и не считали, но они, вместе с представителями других российских национальностей, считают себя россиянами. Престижность русскости и статус русских нужно утверждать не отрицанием российскости, а через утверждение двойной идентичности (русской и российской), через улучшение условий жизни регионов преимущественного проживания русских, через содействие их социальному и политическому представительству в российском государстве.
Таким образом, нация - это не продукт моноэтнической эволюции и, тем более, не кровно-биологическая субстанция в форме этноса, а результат общего исторического опыта и целенаправленных усилий политической и интеллектуальной элиты по утверждению представлений о народе как о нации, ее ценностях, символах, устремлениях. Такие представления существуют в странах даже с более разобщенным населением, чем в России. В России же существует реальная общность россиян на основе исторических и социальных ценностей, патриотизма, культуры и языка, но усилия значительной части политической и экспертной элиты направлены на отрицание этой общности.
Актуализированная государством и обществом поддержка программ формирования единой российской гражданской нации, национально-государственной идентичности диктует системе образования задачу разработки путей и обеспечения условий, позволяющих формировать российскую (гражданскую) идентичность. В этом смысле российская идентичность утверждается, прежде всего, через обеспечение гражданского равноправия, систему воспитания и образования, государственный язык, символы и календарь, культурное и масс-медийное производство. Российская Федерация нуждается в доктрине обеспечения гражданской солидарности и национальной идентичности.
На этапе школьного воспитания следует формировать не столько российскую гражданскую, сколько российскую социокультурную идентичность, которая есть «элемент самосознания, проявляющийся в процедурах ощущения, осмысления и реализации субъектом своей определенности и непрерывности в процессах принятия, интериоризации и экстериоризации в данном пространственно-временном континууме транслируемых значимыми с его точки зрения социальными институтами, общностями, группами, субъектами культурных и субкультурных моделей» [12, с. 10].
Социокультурная идентичность в этом понимании представляет одновременно и основу, и итог, венец, как в плане технологической последовательности - порядка целенаправленного формирования аспектов идентичности, - так и в концептуальном плане: «Российская идентичность выступает видом социокультурной идентичности» [12, с. 10], то есть разновидностью социокультурной идентичности, вариантом ее реализации, объективации.
Именно в социокультурной идентичности преодолеваются, снимаются противоречия между разными аспектами российской идентичности: геополитической, территориальной, гражданской, этнической, религиозной, государственной и т.п.
В этой концепции соединение «социального» и «культурного» извлекает культуру из категории примордиальных аспектов человеческого существования, что предполагает социальное конструирование культуры, как всеобъемлющей имагинативной целостности, которая может выполнить функции «плавильного котла», дающего на выходе сплавы когнитивных (рефлексивных), эмоциональных и поведенческих элементов. Такое понимание не отменяет важности этнического компонента, но препятствует его доминированию и снижает шансы на его политизацию в будущем.
В целом, мы приветствуем наметившуюся тенденцию «связывать воспитательную деятельность школы с формированием у учащихся российской идентичности, то есть осознания себя как носителя российской культуры и
гражданина России» [1, с. 289]. Таким образом, российская идентичность определяется через «осознание себя как носите-ля российской культуры и гражданина России».
Обращает на себя внимание также то обстоятельство, что, уже начиная с середины 2000-х гг., на разных экспериментальных площадках Москвы, в научных институтах и РАО, в СМИ активно обсуждался вопрос о том, какой должна быть «концепция воспитания в новой российской школе» и «ее основные принципы» [1, с. 289-290]. Искомая концепция ориентировалась на то, чтобы, с одной стороны, преодолеть «межпоколенческий разрыв и кризис идентичности», то есть укрепить гражданское самосознание одновременно в синхронном и диахронном измерениях, а с другой стороны - избежать доктринерства советской школы; иными словами, предложить актуальные, адекватные культурные формы и технологии воспитания.
В процессе обсуждения специалисты НИИ инновационных стратегий развития общего образования в 2007г. в рамках программы «Строим школу будущего» озвучили идею формирования российской идентичности; ее реализация предполагала:
- сформировать теоретические представления о процессах самоидентификации подростка со своей страной и культурой народа;
- создать систему мониторинга процессов формирования российской идентичности;
- предложить технологии педагогического воздействия на процессы самоидентификации подростка со своей страной и культурой народа.
С 2008г. творческий коллектив во главе с Н.Д. Никандровым, А.М. Кондаковым и Л.П. Кезиной при разработке стандартов второго поколения положил в основу воспитательной концепции идею формирования российской идентичности, в которой различались три компонента:
(1) этнический,
(2) гражданский,
(3) общечеловеческий.
Гражданский компонент призван устанавливать связь учащегося с Россией, этнический (и территориальный) - с «малой родиной», а общечеловеческий - со всем человечеством, соответственно. Результаты образовательного процесса (сформированности гражданской идентичности) операционализиро-вались по трем компонентам: знаниевому, ценностному и деятельностному [1, с. 289-290].
Однако нетрудно заметить, что в предлагаемой концепции можно обнаружить идеи обоснования общегосударственной идеологии в качестве основы для
формирования трехкомпонентной идентичности, которая противоречит статьям Конституции РФ, гарантирующим идеологическое многообразие (ч. 1 ст. 13) и «свободу совести, свободы мысли и слова» (ст. 28, ч. 1 ст. 29) [9].
Таким образом, идея патриотического воспитания (формирования российской идентичности) в школе по единой концепции критикуется с позиции:
a) правозащиты от идеологического единообразия и вторжения в школу;
b) недоверия к содержанию Концепции авторов и их недостаточной авторитетности;
c) отсутствия необходимости производить «единый российский народ», поскольку он де-факто существует, и это отражается в различных формах, как в общественном, так и в индивидуальном сознании. Но никто не обязан разделять некие идеологизированные представления и установки авторов Концепции на этот счет.
Здесь же заметим, что процессы воспитания, равно как и формирования российской идентичности как социокультурной, часто не поддаются измерению и технологизации; воспитание, как процесс формирования таких жизненных структур сознания, которые заставляют его устанавливать родство с историей и культурой своего народа - это принципиально другой процесс, чем освоение предметности наук или моделей социального поведения».
Однако и полный отказ от воспитания опасен проигрышем» и молодого поколения, и России вообще в условиях разворачивающейся информационной войны, ибо с неизбежностью возникнут «вопросы за то, к чему ребенок будет себя прикреплять: к какому стилю жизни, к какому мировоззрению, к каким культурным образцам» [1, с. 297].
Пока воспитание не поддается технологизации, социокультурная идентичность формируется свободно, через самоопределение в проблемных и кризисных ситуациях. Возможно, воспитатель их создает без жестких алгоритмов, как бы естественно и с развивающим эффектом. Но это не отменяет задачи обобщить философско-антропологические теории и идеи, определяющие способы культурной самоидентификации» и перевести их «в режим образовательной деятельности», прояснив «генезис идентицитарных структур сознания, о том, как эти структуры формируются». Такой научный поиск необходимо предпринять, поскольку «государственный заказ на идеологию» не выручит: «Во-первых, потому что в эту новую идеологию никто верить не будет, а будут использовать ее как избавление от мучительного процесса самоопределения. Во-вторых, идентичность идеологией уже не формируется, в лучшем случае государственная идеология является ориентиром для выработки личной идентичности (как, например, знаме-
нитая уваровская формула «вера, самодержавие, народность»). Идеология как замена личного мировоззрения - это ложная форма самоидентификации, она, как показала перестройка, держится не на личности, а на социальных обстоятельствах. Помочь ребенку обнаружить «историю России и отечественную культуру как свою родину - вот основная задача так называемого патриотического воспитания, но делать это надо не через адаптацию к социально-политической конъюнктуре, а через проживание генезиса России и российской полиэтнической культуры» [1, с. 298].
С технологической точки зрения, российскую социокультурную идентичность индивида можно представить как результат конструирования, но в границах устойчивых и определенных мировоззренческих оснований. В данном контексте очевидна актуальность задачи определения и реализации политики гражданской идентичности, которую следует понимать как одно из значимых направлений актуальной публичной политики и которая носит содержательно-стрежневой характер, в силу чего не институализируется как самостоятельное. Причем такая политика идентичности имеет несколько уровней рассмотрения. Макро-уровень разработан значительно лучше, чем мезо- (уровень отдельных населенных пунктов, территорий, сообщества большой численности и т.п.) и микро-уровень (отдельные организации, немногочисленные сообщества и т.п.).
Реализуемый в настоящее время механизм очевидно малоэффективен, поскольку не учитывает природу и особенности формирования идентичности, сориентирован на трансляцию продекларированных и представленных в максимально общем виде базовых национальных ценностей. Отдельной статьи заслуживает вопрос, готовы ли педагоги, в том числе и высшей школы, к организации такой деятельности [3]. Об этом свидетельствуют и результаты анализа массовой практики (школьные сайты), которую мы проводим в течение более десяти лет: разработка образовательными учреждениями первоначально программ духовно-нравственного развития, воспитания обучающихся на ступени начального общего образования и программ воспитания и социализации образовательного учреждения, как составляющих Основной образовательной программы образовательного учреждения, а в настоящее время Рабочих программ воспитания также в структуре ООП образовательной организации, сводится к незначительной детализации примерных программ. Проблема носит объективный и общий характер: для отечественного менеджмента в системе образования все, что относится к управлению формированием идентичности (будь то личностная идентичность или групповая), относится к слабо обоснованным и разработанным практикам.
Учитывая вышесказанное, определимся в отдельных исходных положениях в реализации политики идентичности в системе образовании в целях позитивного формирования российской (гражданской) идентичности, в том числе для минимизации возможных конфликтогенных ситуаций этнического содержания, в системе образования:
1. Политика идентичности начинается с признания следующего объективного диалектического противоречия: сосуществования разнообразия субъектов, составляющих социальную общность, и дифференциации социума на группы. Полагаем, что в качестве критериев для подобной дифференциации можно назвать следующие: позиция в образовательном процессе (педагоги и обучающиеся; активные, «болото» и пассивные; реальные и номинальные члены общешкольного сообщества и т.п.); возраст (взрослые, старшеклассники, подростки, младшие школьники); позиция по отношению к школьным правилам и нормам (последователи, сочувствующие, оппозиционеры) и т.п. При этом вполне вероятно, что в выделенных или складывающихся общностях (в том числе детско-взрослых общностей) (в понимании И.Ю. Шустовой) возможны разнонаправленные процессы (консолидации, укрепление групповой установки, расширение зон референтности, или наоборот), которые в качестве необходимого в реализации педагогической работы в логике политике идентичности затребуют содействие обучению школьниками осознанного выбора и референтных предпочтений, мягкое влияние на выбор, повышение референтного индекса основных общностей (общешкольного сообщества как максимум; класса, групп общения в школе, отдельных педагогов и школьников и т.п. как минимум).
2. Принимая во внимание социальную вариативность современного российского социума, допускаем, что «... притязая на единственно правильную идентичность, сильная идентичность будет склонна определять серию различий как некое внутреннее зло, иррациональность, ненормальность и т.п., иными словами, как опасность, от которой следует защищаться с помощью власти» [4]. А потому вопросы о необходимости детализации, рационализации (посредством привязки к повседневности, реальным примерам) и рефлексии школьниками из различных социальных общностей в границах таких ан-тропо-образов, как «мы - россияне», «мы - российский школьники», «мы -граждане России» и способов их социокультурной трансляции должны занять значимую роль в повестке реализации политики идентичности для педагогических коллективов общеобразовательных организаций.
3. Реализация педагогических механизмов политики идентичности обусловлена необходимостью выбора субъектом между предпочитаемыми и отвергаемыми антропо-образами и образцами, которые находятся в зоне решения противоречия между непротиворечивой (позитивной) и навязанной идентичностью (последняя, правда, имеет возрастосообразные коннотации).
4. В основе политики идентичности, как отмечалось выше, лежит некая согласованная позиция. В ее основе - артикулированный или представленный имплицитно базовый набор идентичностей (БНИ) той или иной общности. Его составляющими выступают общепринятые в этой общности антропо-образы и образцы, которые имеют необходимую поддержку, одобрение, прошли проверку на жизнеспособность, социо-, культуро- и человекоразмерность. Вряд ли приходится говорить о некоей целостности данного набора. Скорее, это -согласованный конгломерат социокультурных идентичностей, носителями которых выступают значимые группы и сообщества. Как в калейдоскопе, данный набор в различных ситуациях повседневной реальности проявляет себя различными гранями и в различных конфигурациях.
ЛИТЕРАТУРА
1. Андрюшков А.А. Формирование российской идентичности как задача образования: мировоззрение, создающее будущее // Educational studies. Moscow. 2011. № 3. СС. 287-301.
2. Галямина Ю.Е. мы - они: как в дискурсе Владимира Путина разных лет конструируется идентичность // Политическая наука. 2016. № 3. СС. 152-167.
3. Григорьев Д.В. Политика идентичности и уклад школы // «Народное образование», 2016. № 2-3. СС. 147-162.
4. Гришин Н.В. Государственная политика идентичности: новая ставка в политической борьбе // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политологи. 2020. № 55. СС. 231-239.
5. Дугин А.Г. Ноомахия: войны ума. Русский Логос I. Царство Земли. Структура русской идентичности. Москва: Академический проект, 2019. 461с.
6. Ильин И.А. О русском национализме: сборник статей. Москва: Российский Фонд Культуры, 2007. 150 с.
7. Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/karamzin.htm.
8. Кон И.С. В поисках себя: Личность и ее самосознание. Москва: Прогресс, 1990. 367с.
9. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993 с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 01.07.2020). URL: http://kremlin.ru/acts/constitution.
10. Струве П.Б. Великая Россия и святая Русь. URL: https://monop.livejournal.com/3-16925.html.
11. Тишков В.А. Национальная идея России: российский народ и его идентичность. Москва: Времена, 2021. 413с.
12. ШакуроваМ.В., Сырых Т.В., Лактионов В.В. Педагогическое сопровождение становления российской идентичности школьников. Воронеж: Воронежский государственный педагогический университет, 2010. 159с.
13. Etkind A.M. Psychological Culture / Russian Culture at the Crossroad / Ed. D. Shalin. Boulder: Westview Press, 1996.
14. Magun V. In the Circle of "Self-Efficacy": The De-statization of the Post-Soviet Individual // Russian Politics and Law. 2018. № 56 (3). PP. 183-188.
CIVIC IDENTITY RESOURCES TO MINIMIZE ETHNIC NEGATIVISM
A.Makhinin1, M. Shakurova2
Voronezh State Pedagogical University 2Voronezh State Pedagogical University [email protected], [email protected]
ABSTRACT
The authors draw attention to the fact that with the actual growth of the research interest of modern human science in the phenomenon of identity, this category extremely quickly began to claim that it was considered today as an essential feature of pedagogical theory and social and pedagogical practices became in demand due to the obvious risk of individual-personal deformations and alienations, loss of so necessary for a person of compatibility. One of the markers of the socially significant search for the mechanisms of rooting a growing person in the world, culture, social institutions and, as a result, the harmonization of the inner world and the acquisition of the desired Human appearance in each has become identity discourse. According to the authors, subject identity is a matrix structure based on many identities that interact and complement each other, including civic identity. In this regard, the scientific and methodological justification and methodological search for resources of civil identity in the context of the implementation of the policy of Russian (in the understanding of civil) identity in the education system in order to achieve the realism of the images of "I" and their implementation, the referencing of the socio-cultural environment, the significance of choice and subject position and reduce psychological discomfort within the boundaries of such a multinational state as the Russian Federation.
Keywords: Russian (civil) identity, identity politics, social communities, social and ethnocultural guidelines, civil and ethnic nationalism.