CC BY
13Вмененная безупречность: решения Конституционного Суда Российской Федерации и правовое качество
Ответ на статью А. Петрова Армен Джагарян
статья содержит критический анализ изложенных в статье А. Петрова подходов. Автор, полагая, что научно-теоретическая и юридическая конструкции правового качества правовых актов не могут выстраиваться без учета сущностных особенностей правовых актов разного вида, их места и роли в правовой системе, доказывает, что решения Конституционного суда не могут подвергаться оценке на предмет правового качества наряду с иными правовыми актами. находясь в системной нормативной взаимосвязи с Конституцией и непосредственно выражая конституционное должное, решения Конституционного суда, напротив, служат образцом правового качества и определяют правовые стандарты в отношении нормативных правовых актов, как по форме, так и по содержанию.
^ Правовое качество; конституционное правосудие; решения Конституционного Суда; конституционное судопроизводство
Становление в России реального конституционализма во многом определяется действенностью, эффективностью института конституционно-судебного контроля, призванного обеспечивать верховенство права и Конституции, нерушимость лежащих в основе конституционного строя фундаментальных ценностей российской правовой культуры как части современной цивилизации, устойчивое развитие конституционно-правовой системы в изменяющихся условиях. Признание, в том числе на высшем политическом уровне, того, что Конституционный Суд является своего рода «проповедником права», а его правовые позиции служат «камертоном законодательного процесса», что его принципиальность и непреклонность способствуют искоренению в обществе правового нигилизма1, объясняет постоянное внимание, которое уделяется концептуальным и конкретно-практическим проблемам конституционного правосудия. Национальная конституционно-право-
вая доктрина и модель конституционного правосудия продолжают формироваться, и этот процесс сопровождается активными, порой весьма напряженными дискуссиями, касающимися и самой сущности конституционно-судебного контроля, его места и роли в системе современной российской государственности. Нельзя сказать, что эти и иные связанные с ними вопросы получили свое вполне определенное, непротиворечивое научно-теоретическое разрешение, степень поляризации мнений по ним нередко может достигать значительных величин. В то же время при появлении и освоении в отечественном конституционно-правовом идейно-научном пространстве нового перспективного методологического инструментария, связанного прежде всего с концепциями судебного конституционализма и конституционно-судебной аксиологии (Н. С. Бондарь, С. П. Маврин, М. В. Пресняков), онтологии конституционного права и правосудия (Г. А. Гаджиев), конституционных
экономики (П. Д. Баренбойм, Г. А. Гаджиев, В. И. Лафитский), культурологии (В. Д. Зорькин, Е. В. Сазонникова), психологии (В. Т. Ка-бышев, К. В. Арановский), свойственный им научный аппарат пока востребован не в должной мере. Проблемное поле российского конституционного правосудия исследовано неравномерно и в этом смысле является дискретно-фрагментарным. Это относится также к объяснению и пониманию различных аспектов, связанных с решениями Конституционного Суда, включая вопросы не только методологии и юридической технологии разработки правовых актов подобного рода, их онтологических и ценностных характеристик в системе конституционно-правовой реальности, но и реализации актов конституционного правосудия, в том числе применительно к оценке их правовой и социальной эффективности.
В этом плане публикуемая в настоящем номере журнала статья давно известного своими работами по конституционно-судебной тематике ученого А. А. Петрова, которая, как это прямо следует уже из названия, является в своей основе проблемно-постановочной — ориентированной на анализ решений Конституционного Суда в их юридико-качественном измерении, едва ли может быть оставлена без внимания. При этом сам характер данной статьи, с которой автор, судя по всему, связывает намерение инициировать дискуссию по обозначенной им проблематике и тем самым верифицировать сформированные подходы, можно, вероятно, считать не только предпосылкой, но и оправданием сдержанно-критического осмысления заявленных им позиций. Этим лишь подчеркивается ценность поднятых в рассматриваемой статье вопросов, а также предполагается дальнейшее, с учетом выявленного расхождения во мнениях, авторское обоснование, уточнение, развитие своей точки зрения, возможная переоценка тех или иных подходов.
В порядке отклика на призыв к научной полемике и не претендуя на изложение в целостно-завершенном виде альтернативного взгляда на рассматриваемый предмет, позволю себе сосредоточить основное внимание в первую очередь на ряде концептуальных вопросов, обусловленных предложенным А. А. Петровым пониманием собственно правового качества решений Конституционного
Суда, а также коснуться — с меньшей степенью детализации — отдельных оговоренных в статье проблем конституционного судопроизводства практического свойства.
1. Категория правового качества: двойственное понимание и пределы универсализации
Итак, прежде всего, нельзя не признать, что вопросы правового качества юридических актов, как и сама по себе соответствующая правовая категория, являются мало исследованными в отечественной юриспруденции, что в целом явным образом контрастирует с объективными тенденциями, характеризующими развитие современной правовой практики и ее потребностей. Доктрина «качества закона» с присущими ей стандартами и критериями оценки законодательных актов достаточно долгое время разрабатывается и широко применяется в прецедентной практике европейского конвенционного контроля, проникновение которой в российскую правовую систему становится все более активным. Постепенно аналогичная доктрина получает, не без опоры на релевантный практический опыт европейского конвенционного контроля, конституционное обоснование и распространение в рамках отечественного конституционного правосудия.
Европейский Суд по правам человека связывает в самом общем виде понимание качества закона с соответствием закона принципу верховенства права, что предполагает существование во внутреннем (национальном) праве определенных мер защиты против произвольного вмешательства публичных властей в осуществление конвенционных прав2. Со своей стороны, Конституционный Суд полагает, что Конституция, и главным образом вытекающий из нее демократический и правовой характер российского государства в единстве с признанием в России человека, его прав и свобод, высшей ценностью, предъявляет особые требования к качеству законов, опосредующих взаимоотношения граждан (физических лиц) и их объединений (юридических лиц) с публичной властью3. Нормативное содержание этих требований определяется прежде всего общеправовыми, конституционными и иными принципами права, включая принципы правового государства и верхо-
венства права, соразмерности, справедливости и равенства, формальной определенности и предсказуемости правового регулирования, поддержания доверия во взаимоотношениях личности и государства4. Требования качества закона в их интерпретации Конституционным Судом относятся и к форме правового акта, и к его содержанию5.
Уже с учетом этих обстоятельств постановка вопроса о формировании научно-теоретической и соответствующей ей юридической, формально-нормативной конструкции правового качества юридического акта является актуальной и практически значимой. Вместе с тем при решении связанных с этим научно-прикладных задач нельзя не учитывать, что в категории правового качества, прилагаемой к правовым актам разного вида, должно получать свое отражение то общее и особенное, что определяется соответственно типическими и специфическими характеристиками их юридической природы. С имеющимися же между ними объективными различиями связаны в том числе пределы широты использования конкретно понимаемой категории правового качества, вне рамок которых она может утрачивать свою предметную определенность. Механическое распространение характеристик правового качества, выработанных применительно к одной категории юридических актов, на иную их категорию, равно как признание принципиальной однородности, универсальности и всеохватно-сти категории правового качества юридического акта, не исключает ложных представлений относительно единообразной оценки любых таких актов независимо от их особенностей в правовой системе. В конечном итоге это может приводить к размыванию имеющихся между ними существенных различий со всеми вытекающими из этого последствиями, касающимися соблюдения правовой субординации. Методологически значимым является также требование, касающееся необходимости при формировании научно-теоретической конструкции правового качества юридических актов ориентироваться в том числе на вытекающие из соответствующего подхода конкретно-практические следствия, учитывать функциональность и операцио-нальность той или иной научной модели как основания для построения адекватной юридической конструкции.
А. А. Петров исходит из возможности двойственного понимания категории правового качества как равноприменимой по отношению к любым правовым актам. С одной стороны, правовое качество, как он полагает, выражает совокупность свойств, отличающих правовые акты данного вида от правовых актов других видов. Говоря иначе, правовое качество в данном случае — некое концентрированное интегральное выражение предметной определенности правового акта, заданное его атрибутами. Рассматриваемая в таком значении категория правового качества служит отражением сущностных, идеальных моментов всех правовых актов, каждому из которых изначально (нормативно) приписываются известные правовые свойства, и, следовательно, по мысли А. А. Петрова, при таком понимании эта категория малопродуктивна. Куда большую практическую значимость он усматривает в том, чтобы подходить к трактовке категории правового качества с другой, оценочной стороны и использовать ее для описания не идеальных, а реальных состояний, раскрывать с ее помощью степень соответствия конкретных правовых актов их идеальным (нормативно заданным) моделям. Именно такое восприятие правового качества положено в основу авторского анализа правового качества решений Конституционного Суда, которое рассматривается как степень реальности их фундаментальных свойств, определяемая по мере соответствия решений Конституционного Суда предъявляемым к ним требованиям.
Насколько, однако, обоснованной и убедительной можно считать изложенную позицию, в том числе с точки зрения учета сформированных в доктрине и практике представлений об особенностях юридической природы решений Конституционного Суда? Допустима ли как таковая постановка вопроса о правовой оценке качества итоговых актов конституционного правосудия с установлением на ее основе в реальной действительности существующих конкретных «юридически некачественных» решений Конституционного Суда, то есть таких его решений, которые, не отвечая тем или иным требованиям «легальности» (по терминологии А. А. Петрова), не обладают в полной мере и фундаментальными свойствами решений Конституционного Суда? Если определяемое требованиями легальности правовое качество конкретных (реаль-
ных) решений Конституционного Суда может быть, как прямо об этом пишет А. А. Петров, «высоким, низким и т. п.», то не означает ли это признание также и того, что «в действительности» существуют «более легальные» и «менее легальные» акты конституционного правосудия? Притом что, казалось бы, не может вызывать сомнений, что право, хотя и объективируется в деятельности людей, не перестает быть таковым, не утрачивает своих свойств по причине отступлений от него или не должного осуществления на практике, не получается ли в рамках предложений концепции так, что действительное существование решений Конституционного Суда как юридического явления и «реальность» нормативных требований, предъявляемых к решениям Конституционного Суда, ставятся в зависимость от субъективно-оценочного восприятия (признания) и реализации таких решений и требований? Не означает ли это разграничение и противопоставление юридической легальности и фактической легальности решений Конституционного Суда? И какова же правовая (формально-юридическая) судьба у «юридически некачественных» актов конституционного правосудия? Если речь идет именно о правовой оценке качества решений Конституционного Суда как об оценке степени их легальности, то, очевидно, это должно предполагать некий институциональный и процедурный механизм ее реализации, включая определение субъектов, осуществляющих оценку, контроль «легальности» актов конституционного правосудия. Но возможен ли в принципе внешний правовой контроль над актами конституционного правосудия? Перечень подобных вопросов вполне можно было бы умножить.
2. Специфика решений
Конституционного Суда - в его конституционной природе
При анализе заявленной А. А. Петровым позиции прежде всего необходимо учитывать ту особую, абсолютно уникальную роль, которую играет Конституционный Суд в формировании и функционировании правовой системы России в связи с наличием у него исключительного полномочия по проверке соответствия Конституции нормативных правовых актов, перечисленных в части 2 статьи 125
Конституции. Осуществляя контроль конституционности посредством конституционного судопроизводства, Конституционный Суд выступает, по сути, высшим судебным органом конституционного контроля, только он один вправе признавать относящиеся к предмету его проверки акты утратившими юридическую силу и потому недействительными, несовместимыми с российским конституционным правопорядком. Никакие другие органы государственной власти, включая суды, подобными полномочиями не обладают. Нет и не может быть какого-либо органа государственной власти, правомочного перерешить вопрос, получивший свое разрешение в ходе осуществляемого Конституционным Судом судопроизводства, переоценить сделанные по его итогам выводы, как и положенные в их основание и образующие систему аргументации Конституционного Суда по конкретному делу правовые позиции, иначе, чем это сделал при применении в соответствии с Конституцией норм Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» сам Конституционный Суд, определить правомерный порядок решения вопросов, относящихся к процедуре конституционного судопроизводства, и тем самым переквалифицировать установленные Конституционным Судом правовые основания и пределы его процессуальных действий.
Конституционный Суд, принимая решение по делу, выражает основанное на официальной интерпретации Конституции отношение как к позиции законодателя или иного нор-мотворческого органа, так и к ее пониманию правоприменителем, и, таким образом, выступает как своего рода суд права. В известном смысле он стоит над другими органами государства, а его решения, имея общеобязательное значение, связывают равным образом органы всех ветвей государственной власти. При этом конституционно-правовой статус Конституционного Суда, определяемый единством конституционно-контрольных и судебно-юрисдикционных начал, вместе с тем на более глубоком уровне выражает сочетание в природе Конституционного Суда его характеристик как конституционно-контрольного судебного органа государственной власти и одновременно органа демократического контроля народа за соблюдением его суверенных прав и учредительной, конститу-
ирующей воли6. В этом последнем случае можно говорить о сущности института конституционного правосудия второго порядка.
Конституционно-правовой статус Конституционного Суда, не исчерпывающийся характеристиками иных видов органов государственной власти, как нормотворческих, так и юрисдикционных (правоприменительных), и к ним не сводимый, предопределяет специфические особенности юридической природы актов конституционного правосудия. Такого рода акты выступают в качестве непосредственного проводника и средства приращения нормативно-правовой энергии Конституции, обеспечивают расширенное воспроизводство в исторической перспективе ее ценностно-нормативного потенциала, образуют с Конституцией неразрывное смысловое и нормативное системное единство.
Согласно сформулированной Конституционным Судом правовой позиции, вступление итогового решения Конституционного Суда в силу означает, что с этого момента данному решению придается юридическая сила, превышающая юридическую силу нормативных правовых актов, являвшихся предметом проверки, в результате которой было принято данное решение, а осуществляемая в процессе конституционного судопроизводства казуальная интерпретация положений Конституции, на которых оно основано, по своей силе превышает любую ее интерпретацию любым другим органом7.
3. Легальность решений
Конституционного Суда - аксиома современного конституционализма
Решения Конституционного Суда являются неотъемлемой частью конституционно-правовой реальности и вместе с тем определяют реальность Конституции, обеспечивают выявление, раскрытие, конкретизацию и развитие присущих Конституции правовых стандартов, относящихся к деятельности всех субъектов права. Они служат высшей непосредственной формой конкретизированного выражения конституционно-правовых атрибутов и критериев правового качества нормативных актов. При этом следует учитывать, что в рамках конституционно-правовой реальности именно Конституция, обладающая верховенством, прямым действием и высшей юридиче-
ской силой, служащая основным нормативно-концентрированным воплощением принципов и ценностей конституционализма, является исходным и иерархически наивысшим источником права, нормативно-правовым эквивалентом суверенитета народа, конечной и решающей — предельной — мерой оценки правового качества решений и действий всех без исключения органов публичной власти и их должностных лиц, граждан и их объединений. В наличной, а не абстрактно-отвлеченной, конституционно-правовой системе пространственно-временных координат нет права выше и помимо — вне связи и тем более вопреки — Конституции. Будучи своеобразной генеральной, абсолютной нормой, Конституция не может становиться объектом оценки на предмет правового качества, определяемого некими надконституционными или внеконституционными правовыми основаниями, абстрактными правовыми принципами, она и является высшим формально-юридическим воплощением цивилизационного синтеза позитивного и естественного права. Сформулированная и неоднократно подтвержденная Конституционным Судом правовая позиция, согласно которой Конституционный Суд не вправе проверять конституционность Конституции ни по каким параметрам, в том числе с точки зрения соответствия конституционных норм нормам международного права8, должна рассматриваться не только как имеющая вполне определенное конституционно-судебное компетенционное значение, но и как выражающая одну из фундаментальных аксиом онтологии конституционного права и правосудия. Вопросы же социальной эффективности Конституции, соотношения нормативной (конституционной) модели и фактической общественной практики, совершенствования, в том числе реформирования, Конституции, очевидно, лежат в иной плоскости, не связанной с проблемами правового качества в их общей постановке А. А. Петровым.
Принятые по итогам осуществления конституционного судопроизводства решения Конституционного Суда, юридические характеристики которых, как формальные, так и содержательные, прямо производны от соответствующих сущностных и содержательных характеристик самой Конституции, являются по своему правовому качеству бесспорными. Конституционный Суд, по замечанию
Л. В. Лазарева, как раз призван проверять конституционно-правовое качество законов и придавать им качество правовых законов, если оно ущербно, что может достигаться путем: а) устранения из закона неправовых положений через признание их неконституционными или исключения из правовой системы закона целиком как неправового, правона-рушающего; б) указания на должное конституционно-правовое содержание оспоренных положений закона посредством выявления их конституционно-правового смысла и через признание их только в этом смысле конституционными; в) подтверждения правового качества закона через признание его конституционным9.
Решения органов конституционного правосудия нередко сопровождаются весьма специфической, далекой от восторженности, реакцией, так что, по мнению Н. С. Бондаря, нет преувеличения в утверждении о том, что ни одна ветвь власти, в том числе и родственная — судебная, не любит конституционный суд10. Касс Р. Санстейн подчеркивает, что при объявлении судом политического акта неконституционным со ссылкой на неоднозначные (каких немало) положения конституции политики могут заявлять, что толкование суда ошибочно и что при этом суд руководствовался не законом, а своими личными пристрастиями и, следовательно, именно политики, а не судьи по-настоящему привержены конституции11. Но именно независимость конституционных судов от политических сил позволяет им, по утверждению того же Санстейна, находиться в лучшем положении с точки зрения толкования конституции и вырабатывать разумные решения.
Данная в решениях Конституционного Суда юридическая квалификация нормативных правовых актов, включая определение конституционного режима их применения, никем не может отвергаться или опровергаться, ставиться под сомнение по каким бы то ни было основаниям, ни по форме, ни по содержанию. Иное, то есть предположение о допустимости и возможной переоценке решений Конституционного Суда и их последующем признании (подтверждении?) как юридически удовлетворительных или же, напротив, неудовлетворительных либо удовлетворяющих определенной идеальной (нормативной) модели (в чьей трактовке?) не в полной мере, не только не
соотносится с принципом res judicata, который в сфере конституционного правосудия проявляет свое регулятивное воздействие в наиболее жестком виде. Но это, очевидно, провоцирует также создание предпосылок и условий, в том числе идеологических (мировоззренческих), для дискредитации и, как следствие, неисполнения решений Конституционного Суда по мотиву субъективного восприятия конкретных из них в качестве юридически дефектных, ущербных, произвольно-противоправных.
Решения Конституционного Суда, конечно, могут и должны обсуждаться, дискутироваться, подвергаться самому тщательному предметному научно-теоретическому и профессионально-экспертному практическому анализу, включая возможности критической оценки тех или иных связанных с ними формально-процедурных и материальных (содержательных) моментов. Можно и нужно с помощью науки разрабатывать и внедрять на практике прогрессивные и оптимальные в конкретных условиях стандарты конституционного правосудия, позволяющие обеспечить эффективное достижение стоящих перед ним целей. Однако критическое научно-профессиональное восприятие конкретных решений Конституционного Суда, хотя оно и не может оставаться без внимания и не учитываться в последующей конституционно-судебной практике, само по себе никак не влияет на правовое качество решений Конституционного Суда, на реальность их фундаментальных свойств. Все без исключения итоговые акты конституционного правосудия должны безоговорочно выполняться.
Что касается возможных официальных оценок актов конституционного правосудия, то будет уместным напомнить следующие многократно подтвержденные Конституционным Судом правовые позиции. Суды и другие правоприменительные органы не вправе оценивать законность и обоснованность решений, принимаемых Конституционным Судом, как и уклоняться от их исполнения, поскольку это влечет неисполнение требований Конституции и Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»12. Статус Конституционного Суда не предполагает обжалование принимаемых им решений — иное не соответствовало бы его природе как органа конституционного
контроля13. Никакой орган публичной власти не вправе давать свое толкование положений Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», отличающееся от толкования, данного самим Конституционным Судом14.
Неопровержимость презумпции правомерности (легальности) и юридической истинности решений Конституционного Суда составляет ту необходимую цену, которую демократическое правовое государство и общество должны платить за поддержание конституционной безопасности и сохранение своей приверженности принципам конституционализма, за устойчиво-целостное конституционно-правовое развитие. Впрочем, этим не исключается возможность для самого Конституционного Суда — поскольку положения Конституции проявляют свое регулятивное воздействие в определенной системе правового регулирования и в развивающемся социально-историческом контексте — уточнять либо изменять правовые позиции, сформулированные в результате интерпретации тех или иных положений Конституции применительно к проверявшемуся нормативному акту в системе прежнего правового регулирования и имевшей место в то время конституционной практики, с тем чтобы адекватно выявить смысл тех или иных конституционных норм, их букву и дух, с учетом конкретных социально-правовых условий их реализации, включая изменения в системе правового регулирования15.
4. Конституционный Суд как самооценивающий публично-правовой институт
Предложение А. А. Петрова оценивать правовое качество решений Конституционного Суда на основе их соответствия предъявляемым к ним нормативным требованиям — критериям компетенционной, процедурной и содержательно-документарной легальности — фактически опирается на имеющее некоторую распространенность представление о связанности конституционного судопроизводства наряду с другими видами судебного процесса принципом законности. Однако отсутствие этого принципа в перечне основных принципов деятельности Конституционного Суда (ст. 5 Федерального конституционного закона
«О Конституционном Суде Российской Федерации») не является ни случайностью, ни упущением. Это сознательное решение законодателя, отвергнувшего соответствующее предложение, имевшее место на стадии обсуждения законопроекта о Конституционном Суде в Государственной Думе. Были учтены особенности конституционного правосудия, в рамках которого единственным критерием при осуществлении полномочий Конституционного Суда является Конституция, в связи с чем, как верно замечено, речь должна идти не о принципе законности, а о конституционности при осуществлении конституционного правосудия, но она не один из принципов в ряду с другими, а суть всей деятельности Конституционного Суда16.
Безусловно, деятельность Конституционного Суда подчинена Федеральному конституционному закону «О Конституционном Суде Российской Федерации», а законы, не относящиеся к предмету проверки в ходе конституционного судопроизводства, подлежат применению Конституционным Судом с учетом вытекающей из Конституции презумпции конституционной добросовестности законодателя. Но именно и только Конституционный Суд, действующий сообразно своему предназначению, осуществляет при решении связанных с конституционным судопроизводством процедурных вопросов выбор норм, подлежащих применению, и их казуальную интерпретацию на основе принципов верховенства и прямого действия Конституции, самостоятельно определяет в целях системного толкования взаимосвязи проверяемых норм с иными нормами, непосредственно не входящими в предмет конституционно-судебной проверки, выявляет их нормативно-правовое содержание. Соблюдение Конституционным Судом установленных законодательных требований к его деятельности обеспечивается общими рамками реализации принципа разделения властей, что во всяком случае исключает какое бы то ни было вторжение в исключительные прерогативы конституционно -го правосудия. Конституционный Суд в силу особенностей его конституционно-правового статуса, обусловленных непосредственной связью его предназначения с поддержанием нерушимости суверенной правовой воли народа, выступает в рамках своей компетенции как самооценивающий, самозависимый, са-
мосдерживающийся публично-правовой институт.
Если же говорить об обеспечении реализации решений Конституционного Суда, то здесь, как и в случае с Конституцией, лучшая гарантия, вероятно, лежит вне права: она заключается в честной и энергичной позиции главы государства, законодательной и исполнительной власти, политических партий и общественных объединений, нравственном сознании, чувстве долга и готовности защищать конституционный строй, уважении к государственным институтам и издаваемым ими актам17.
5. Правовая реальность решений
Конституционного Суда:
ускользающая и возвращающаяся
Не ставя под сомнение возможность различного авторского понимания категории правового качества правового акта, нужно констатировать, однако, что в рассматриваемой статье А. А. Петрова, несмотря на стремление разграничить понятия, произошло смешение субстанциональной и оценочной трактовки указанной категории. В результате оценочный характер необоснованно придан самим по себе предметным (сущностным) свойствам явления, его атрибутивным признакам.
Логически неверно утверждать наличие различных степеней реальности фундаментальных свойств решений Конституционно -го Суда, определяемых по мере соответствия таких решений предъявляемым к ним нормативным требованиям. Фундаментальные свойства, о которых ведется речь, сами по себе как раз характеризуют решения Конституционного Суда как наличную правовую реальность. Вне этих свойств решения Конституционного Суда не существуют, существовать не могут, и вместе с тем данные свойства, будучи необходимым и неотъемлемым формальным выражением объективной правовой сущности правовых актов подобного рода, никак не могут быть продифференцированы, как это предлагает сделать А. А. Петров, по степени своей наличности, реальности. Нельзя же, в самом деле, говорить о большей или меньшей степени реальности, например, такого свойства решений Конституционного Суда, как общеобязательность. Согласно правовой позиции Конституционно-
го Суда, свойством общеобязательности, по смыслу Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», обладают все решения Конституционного Суда, которые в силу части 2 статьи 79 этого Закона действуют непосредственно и не требуют подтверждения другими органами и должностными лицами18. Возможно, А. А. Петров имеет в виду не реальность как таковую, а реализуемость свойств решений Конституционного Суда. Но и она не тождественна правовому качеству решений Конституционного Суда, а, скорее, определяется их качеством.
Таким образом, трудно уйти от впечатления подмены понятий, проявляющейся, по крайней мере, в следующих моментах: а) размывание и смешение юридической реальности и фактических отношений, попытка придания субъективно-оценочным действиям, связанным с осуществлением позитивного права, значения квалификационного критерия наличия самого по себе позитивного права; как следствие, б) градация «легальности» позитивного права в зависимости от его субъективно-оценочного признания, фактического функционирования, допущение существования «полулегального» позитивного права; и, соответственно, в) отождествление правовой реальности решений Конституционного Суда с их реализацией; наконец, г) перенос функциональных (в том числе эффек-тивностных) характеристик организации конституционного судопроизводства на характеристики его итогов, акты конституционного правосудия.
6. Festina lente как принцип
модернизации конституционного судопроизводства
Вызывают сомнения также некоторые более конкретного плана высказанные в статье суждения, касающиеся отдельных практических вопросов. Оговорю лишь некоторые такие моменты.
1) По меньшей мере, спорен заявленный автором подход, при котором достижение целей конституционного правосудия жестко увязывается с незамедлительной утратой юридической силы нормативным правовым актом (или его отдельным положением) при признании такого акта (положения) не соот-
ветствующим Конституции, а любая отсрочка исполнения решений Конституционного Суда — отвергается. Цели конституционного правосудия, как они определены в соответствии с Конституцией в Федеральном конституционном законе «О Конституционном Суде Российской Федерации» (ч. 1 ст. 3), предполагают сбалансированную защиту основ конституционного строя и основных прав и свобод человека и гражданина, что в свою очередь обусловливает обеспечение верховенства и прямого действия Конституции на всей территории России. Это означает, что в силу неделимости основ конституционного строя и вытекающей из этого недопустимости противопоставления одних конституционных ценностей другим, таким же по своему характеру, обеспечение посредством конституционного правосудия защиты основных прав и свобод той или иной категории граждан не может ставить под сомнение реализацию такого рода прав и свобод иными категориями граждан, равно как и подвергать опасности устойчивое функционирование других институтов, относящихся к основам конституционного строя. Именно поэтому Конституционный Суд вправе — если немедленная утрата проверявшейся нормой юридической силы приведет к худшим последствиям в сравнении с теми, какие влечет за собой сохранение (продолжение) действия признанной неконституционной нормы на определенный срок — устанавливать особый порядок исполнения своих решений, в том числе предполагающий отсрочку утраты признанными неконституционными нормами их юридической силы. Вопреки мнению А. А. Петрова, наличие подобной оговорки не обессмысливает содержащие ее решения Конституционного Суда, действие которых проявляется прежде всего в обязанности законодателя в установленный (или разумный) срок внести вытекающие из соответствующего решения Конституционного Суда необходимые изменения в правовое регулирование, притом что неисполнение этой обязанности, если, согласно решению Конституционного Суда, с этим не связана утрата проверявшейся нормой юридической силы, может служить основанием для открытия конституционного судопроизводства.
2) Не вполне обоснованным выглядит предложение законодательно закрепить императивную обязательность для Конституци-
онного Суда по даче оценки не только тем положениям правовых актов, которые формально указаны в обращении, но и тем, которые находятся с ним в неразрывной содержательной взаимосвязи, образуя единое нормативное целое. Конституционный Суд не раз заявлял, что предмет рассмотрения должен быть указан самим заявителем, как непосредственным носителем подлежащего конституционно-правовой защите интереса, и не может определяться по собственной инициативе Конституционным Судом19. Упомянутое же предложение фактически повлечет за собой существенное искажение свойственного конституционному правосудию его связанного характера. Действующее законодательное регулирование, обязывающее Конституционный Суд оценивать оспариваемый нормативный акт, исходя из его места в системе правовых актов, позволяет решать соответствующие вопросы более корректно.
3) При всех возможных различных оценках текущего правового регулирования порядка разрешения Конституционным Судом дел без проведения слушания вряд ли есть основания соглашаться с А. А. Петровым в том, что такое регулирование якобы может провоцировать ошибки в определении Конституционным Судом формы судопроизводства. Соответствующая авторская позиция обосновывается тем, что поскольку условием рассмотрения дел в порядке письменного конституционного судопроизводства является, в частности, установление аналогичности подлежащих проверке норм нормам, которым Конституционный Суд ранее уже дал конституционно-правовую квалификацию, а подобная аналогия имеет оценочный и потому, как видится автору, неопределенный характер, то не исключается и возможность принятия Конституционным Судом по соответствующему вопросу произвольных, усмотренческих решений.
Известно, однако, что требованием определенности правового регулирования использование оценочных понятий не возбраняется, и если значение таких понятий доступно для восприятия и уяснения субъектам соответствующих правоотношений либо непосредственно из содержания конкретного нормативного положения или из системы находящихся в очевидной взаимосвязи положений, либо посредством выявления более сложной взаи-
мосвязи правовых предписаний, законодатель может прибегать к ним даже при установлении публично-правовой ответственно-сти20. То обстоятельство, что переход к процедуре письменного конституционного судопроизводства законодатель связывает с определенной дискрецией Конституционного Суда, следует рассматривать в свете конституционного принципа самостоятельности судебной власти, необходимым и важным проявлением которого служит судейское усмотрение. Соответственно, в данном случае имеет место попытка (можно по-разному оценить ее удачность) обеспечить при осуществлении конституционного правосудия поиск компромисса на основе конституционно-судебного взвешивания ценностей, связанных с возможностью сторон в устной форме довести до сведения суда свою позицию относительно всех аспектов дела и принять участие в открытом судебном заседании при разрешении правового спора по существу, с одной стороны, и необходимостью достижения процессуальной эффективности, экономии в использовании средств судебной защиты — с другой21. При этом нужно учитывать, что как таковой порядок судебного разбирательства, при котором проводится слушание дела, непосредственно из Конституции не вытекает, а его применение для разрешения дела по существу требуется в первую очередь в связи с необходимостью представления и исследования доказательств, то есть в тех случаях, когда решаются преимущественно вопросы фак-та22. Таким образом, самостоятельное установление Конституционным Судом наличия или отсутствия аналогии между вновь подвергшейся сомнению на предмет конституционности нормой и нормой, в отношении которой Конституционный Суд ранее констатировал несоответствие Конституции или оговорил в своем постановлении или определении конституционный режим применения, не может расцениваться как проявление чрезмерной и необоснованной его дискреции, и во всяком случае это непосредственно не влияет на эффективность достижения целей конституционного правосудия.
4) Вероятно, сомнения, высказанные А. А. Петровым в части обоснованности установленного Федеральным конституционным законом «О Конституционном Суде Российской Федерации» общего правила, согласно
которому решение Конституционного Суда, вынесенное по итогам рассмотрения дела, назначенного к слушанию в заседании Конституционного Суда, вступает в силу немедленно после его провозглашения (ч. 1 ст. 79), могли бы быть в значительной степени преодолены при обращении автора к анализу сформулированных по этим вопросам правовых позиций Конституционного Суда.
В Постановлении от 8 ноября 2012 года № 25-П Конституционный Суд признал названное законоположение соответствующим Конституции, указав при этом, что оно не допускает с момента вступления в силу постановления Конституционного Суда применение либо реализацию каким-либо иным способом нормативного правового акта или отдельных его положений, признанных этим постановлением Конституционного Суда не соответствующими Конституции, равно как и применение либо реализацию каким-либо иным способом нормативного правового акта или отдельных его положений в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом в этом постановлении. Ранее же Конституционный Суд неоднократно подчеркивал конституционно-правовую ценность указанной нормы как содержащей по сути один из общих принципов судебного нормо-контроля, а именно принцип допустимости придания обратной силы решению суда, признавшего норму незаконной (неконституционной), только для тех лиц, которые выступали инициаторами рассмотрения дела23. Постановление Конституционного Суда обладает обратной силой в отношении дел обратившихся в Конституционный Суд граждан, объединений граждан (организаций), а также в отношении неисполненных решений, вынесенных до принятия этого постановления; дела, которые послужили для заявителей поводом для обращения в Конституционный Суд, во всяком случае подлежат пересмотру компетентными органами, причем безотносительно к истечению сроков обращения в эти органы и независимо от того, имеются или отсутствуют основания для пересмотра, предусмотренные иными, помимо Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», актами24.
Таким образом, установленное федеральным законодателем в соответствии с частью 6
статьи 125 Конституции правило немедленного после провозглашения вступления в силу постановлений Конституционного Суда обусловлено прежде всего вытекающим из Конституции (ст. 2, 18, ч. 1 ст. 45, ч. 1 и 2 ст. 46) требованием обеспечения максимально эффективной судебной защиты прав и свобод граждан, которое предполагает оперативное, без неоправданных задержек, восстановление нарушенных прав.
5) А. А. Петров отвергает концепцию конституционного правосудия как инструмента не только охраны, но и преобразования конституционно-правовой системы в изменяющихся социальных условиях, полагая при этом, что учет в процессе конституционно-судебной интерпретации социокультурных особенностей национального развития противоречит природе конституционно-судебного контроля, а также требованию части 3 статьи 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», согласно которому Конституционный Суд решает исключительно вопросы права.
Нельзя не видеть, однако, что во многом именно социально-динамическая, нормативно-преобразовательная деятельность конституционно-судебного контроля служит необходимой и важнейшей предпосылкой и условием реализации возложенных на него публичных задач по поддержанию безопасности конституционного правопорядка и гарантированию верховенства и стабильности Конституции. Именно посредством эволюционной интерпретации конституционных положений, в рамках которой официально устанавливается всеобщий порядок их реализации и применения, единый актуализированный масштаб и мера соотношения свободы и власти, равно как иных конституционных ценностей, обеспечиваются возможности для преодоления объективно существующих разрывов между конституционной (нормативной) моделью и фактической общественной практикой, реализуется универсальная и постоянная, притом исторически развивающаяся, учредительная (конституирующая) воля народа.
Конституционно-преобразовательная роль органа конституционного правосудия, его статус как не только «негативного», но и «позитивного» законодателя, являются широко признанными в практике современных пра-
вовых государств. В целом ряде национальных докладов, представленных на XIV Конгрессе Конференции европейских конституционных судов (Вильнюс, 3—6 июня 2008 года), подчеркивается, что с целью гарантирования конституционного правосудия конституционные суды не только осуществляют свои аутентичные функции — устраняют неправомерные положения из правовой системы, но также толкуют конституционные нормы, причем в некоторых подобных случаях, особенно при разрешении «сложных дел», конституционным судам приходится выходить за рамки позитивного права и формулировать специфические указания для субъектов правотворчества; в этом случае конституционные суды должны не только проявлять сдержанность, но они также должны быть активными, поскольку они могут толковать конституцию не только строго, но также и либерально. В соответствии с этим в Генеральном докладе Конгресса сделан вывод о том, что конституционные суды рассматриваются в том числе как «официальные толкователи конституции, выявляющие содержание конституционного регулирования в своей юриспруденции, непрерывно развивающие конституционную систему и направляющие будущее развитие всей правовой системы в определенном направлении»25.
Что же касается обращенного к Конституционному Суду предписания решать исключительно вопросы права, то оно вовсе не исключает возможность и необходимость учета Конституционным Судом факторов политического, экономического, социального и иного им подобного характера, равно как и соображений целесообразности. Смысл этой нормы иной и сводится к тому, что Конституционный Суд, не будучи вправе игнорировать значение подобного рода факторов, объективно определяющих формирование и реализацию, а также последствия изменения и отмены той или иной нормы, не может придавать им определяющего значения, класть в основание принятия того или иного решения. Внеюридические обстоятельства значимы в рамках конституционного правосудия в той мере, в какой их действие влияет на реализацию и функционирование соответствующих конституционно-правовых норм и институтов, и должны учитываться постольку, поскольку такое влияние является существен-
ным для оценки соблюдения законодателем в конкретных условиях требований Конституции.
Джагарян Армен Арменович — советник судьи Конституционного Суда Российской Федерации, доктор юридических наук.
schtiller@yandex.ru
1 См.: Вступительное слово Президента РФ В. В. Путина на встрече с судьями Конституционного Суда РФ (Москва, 13 декабря 2013 года) (http://www.kremlin.ru/news/l9832).
2 См., например: Application no. 10465/83, Ols-son v. Sweden, Judgment of 24 March 1988. § 61; Application no. 27798/95, Amann v. Switzerland, Judgment of 16 February 2000. § 56; Application no. 28341/95, Rotaru v. Romania, Judgment of 4 May 2000. § 52-55; Application no. 8320/04, Ryabikin v. Russia, Judgment of 19 June 2008. § 127-128; Application no. 55822/10, Shakurov v. Russia, Judgment of 5 June 2012. § 156.
3 См.: абзац первый пункта 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 25 февраля 2014 года № 4-П по делу о проверке конституционности ряда положений статей 7.3, 9.1, 14.43, 15.19, 15.23.1 и 19.7.3 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях в связи с запросом Арбитражного суда Нижегородской области и жалобами обществ с ограниченной ответственностью «Барышский мясокомбинат» и «ВОЛМЕТ», открытых акционерных обществ «Завод "Ре-конд"», «Эксплуатационно-технический узел связи» и «Электронкомплекс», закрытых акционерных обществ «ГЕОТЕХНИКА П» и «РАНГ» и бюджетного учреждения здравоохранения Удмуртской Республики «Детская городская больница № 3 "Нейрон" Министерства здравоохранения Удмуртской Республики» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2014. № 10. Ст. 1087.
4 См.: абзацы десятый и одиннадцатый пункта 2 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 2 июля 2013 года № 1053-0 об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Кочемарова Владислава Сергеевича на нарушение его конституционных прав положениями пунктов 1 и 3 статьи 1 и части третьей статьи 13 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельно-
сти» // Архив Конституционного Суда Российской Федерации. 2013.
5 См.: абзацы первый и второй пункта 5.4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 27 мая 2008 года № 8-П по делу о проверке конституционности положения части первой статьи 188 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки М. А. Асламазян // Собрание законодательства Российской Федерации. 2008. № 24. Ст. 2892.
6 Интересные размышления на этот счет можно обнаружить, в частности, в одной из недавних научных работ А. Шайо. См.: Шайо А. Высшие суды как представители, или Представительство без представителей // Сравнительное конституционное обозрение. 2013. № 6 (97). С. 55—74.
7 См.: абзац первый пункта 4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 8 ноября 2012 года № 25-П по делу о проверке конституционности положения части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» в связи с жалобой открытого акционерного общества «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов "Транснефтепродукт"» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. № 48. Ст. 6743.
8 См., например, Определения Конституционного Суда РФ: от 28 декабря 1995 года № 137-О об отказе в принятии к рассмотрению запроса Государственной Думы Федерального Собрания о толковании положений статьи 80 и части 2 статьи 95 Конституции Российской Федерации // Архив Конституционного Суда Российской Федерации. 1995; от 1 апреля 1996 года № 13-О об отказе в принятии к рассмотрению запроса группы депутатов Государственной Думы Федерального Собрания о проверке конституционности Указа Президента Российской Федерации от 15 октября 1993 года № 1633 «О проведении всенародного голосования по проекту Конституции Российской Федерации» в части утверждения Положения о всенародном голосовании по проекту Конституции Российской Федерации 12 декабря 1993 года // Архив Конституционного Суда Российской Федерации. 1996; от 19 марта 1997 года № 56-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Грищенко Адели Викторовны как не соответствующей требованиям Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. 1997. № 24. Ст. 2803; от 17 но-
ября 2011 года № 1491-О-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Телепина Андрея Валентиновича на нарушение его конституционных прав статьей 32 (часть 3) Конституции Российской Федерации // Архив Конституционного Суда Российской Федерации. 2011.
9 См.: Лазарев Л.В. Правовые позиции Конституционного Суда России. М.: Городец; Формула права, 2003. С. 44-45.
10 См.: Бондарь Н. С. Судебный конституционализм в России в свете конституционного правосудия. М.: Норма; Инфра-М, 2011. С. 94.
11 См.: Санстейн К.Р Легитимность конституционных судов: заметки о теории и практике // Конституционное право: восточноевропейское обозрение. 1997. № 2 (19). С. 31-33, 31.
12 См., например: абзац второй пункта 2.4 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 1 ноября 2007 года № 827-О-П по ходатайству главы города Екатеринбурга об официальном разъяснении Определения Конституционного Суда Российской Федерации от 7 декабря 2006 года № 542-О по запросу Законодательного собрания Республики Карелия о проверке конституционности ряда положений части 11 статьи 154 Федерального закона от 22 августа 2004 года № 122-ФЗ, а также жалобе главы города Екатеринбурга на нарушение теми же законоположениями конституционного права на местное самоуправление // Собрание законодательства Российской Федерации. 2007. № 53. Ст. 6675; абзац шестой пункта 2 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 19 мая 2009 года № 487-О-О об отказе в принятии к рассмотрению жалоб граждан Петросянца Роберта Араратовича и Хисамиевой Эльмиры Рафаилевны на нарушение их конституционных прав частью первой статьи 131 Таможенного кодекса Российской Федерации // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2009. № 6.
13 См.: абзац второй пункта 3 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 13 января 2000 года № 6-О по жалобе гражданки Дудник Маргариты Викторовны на нарушение ее конституционных прав частью первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2000. № 11. Ст. 1244.
14 См.: абзац шестой пункта 2 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от
4 декабря 2000 года № 243-О об отказе в удовлетворении ходатайства государственного унитарного предприятия «Научно-исследовательский центр по испытаниям и доводке автомато-техники» (НИЦИАМТ) об официальном разъяснении Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 12 октября 1998 года по делу о проверке конституционности пункта 3 статьи 11 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 года «Об основах налоговой системы в Российской Федерации» // Архив Конституционного Суда Российской Федерации. 2000.
15 См.: абзац седьмой пункта 5 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 21 декабря 2005 года № 13-П по делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» в связи с жалобами ряда граждан // Собрание законодательства Российской Федерации. 2006. № 3. Ст. 336.
16 См.: Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации»: Комментарий / Отв. ред.: Н. В. Витрук, Л. В. Лазарев, Б. С. Эбзеев. М.: Юрид. лит., 1996. С. 54.
17 См.: Эбзеев Б. С. Человек, народ, государство в конституционном строе Российской Федерации. М.: Юрид. лит., 2005. С. 517.
18 См.: абзац второй пункта 5 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 14 мая 2012 года № 11-П по делу о проверке конституционности положения абзаца второго части первой статьи 446 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан Ф. Х. Гумеровой и Ю. А. Шикунова // Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. № 21. Ст. 2697.
19 См., например: пункт 2.4 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 22 ноября 2012 года № 2220-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Гасанова Магомедтагира Османовича на нарушение его конституционных прав положениями ряда нормативных правовых актов // Архив Конституционного Суда Российской Федерации. 2012.
20 См., например: абзац третий пункта 4 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 30 июня 2011 года № 14-П по делу о проверке конституционности положений
пункта 10 части 1 статьи 17 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации» и статьи 20.1 Закона Российской Федерации «О милиции» в связи с жалобами граждан Л. Н. Кондратьевой и А. Н. Мумолина // Собрание законодательства Российской Федерации. 2011. № 28. Ст. 4261; абзац пятый пункта 2 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 16 декабря 2010 года № 1671-О-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Шишкина Виталия Юрьевича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 327 Уголовного кодекса Российской Федерации // Архив Конституционного Суда Российской Федерации. 2010.
21 См. об этом, например: Сивицкий В. А. Правовые новеллы в деятельности Конституционного Суда Российской Федерации в 2011 году: некоторые наблюдения // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. № 1(86). С. 129-141.
22 См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 30 ноября 2012 года № 29-П по делу о проверке конституционности положений части пятой статьи 244.6 и части второй статьи 333 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан А. Г. Круглова, А. В. Маргина, В. А. Мартынова и Ю. С. Шардыко // Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. № 51. Ст. 7323.
23 Комментарий к Федеральному конституционному закону «О Конституционном Суде Российской Федерации» / Под ред. Г. А. Гаджиева. М.: Норма; ИНФРА-М, 2012. С. 421.
24 См., например: абзац первый пункта 3 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2004 года № 78-О по ходатайству Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации об официальном разъяснении Определения Конституционного Суда Российской Федерации от 14 января 1999 года по жалобе гражданки И. В. Петровой на нарушение ее конституционных прав частью второй статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2004. № 5; абзац четвертый пункта 2.1 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 10 октября 2013 года № 1496-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Абидуева Александра Николаевича на нарушение его конституционных прав пунктом 3 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации // Архив Конституционного Суда Российской Федерации. 2013.
25 Конституционное правосудие: Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван, 2008. Вып. 2-3. С. 106.
