CC BY
67
ры. Нормативное поведение представителей любой лингвокуль- общающихся. Такие ограничения могут быть различными по ха-
турной общности формируется из универсальных правил чело- рактеру: по статусу, возрасту, по гендерной и профессиональ-
веческого поведения, с одной стороны, и правил, свойственных ной принадлежности. Данные фильтры включают знания и ожи-
определённой национальной культуре, с другой стороны. На дания участников коммуникации о нормативном социально-ро-
сегодняшний день существует два ведущих принципа коммуни- левом поведении в различных ситуациях общения.
кации, имеющих универсальный характер — принцип коопера- Речевая деятельность является также проявлением инди-
ции Г.П. Грайса и принцип вежливости Дж. Линча. Учёт комму- видуального опыта и индивидуальных знаний говорящего. Ин-
никантами данных принципов считается необходимым услови- дивидуальные нормы относятся к наиболее очевидным прояв-
ем для того, чтобы контакт не сорвался. лениям интенции говорящего в межличностном общении.
К этнокультурным речеповеденческим (РП) фильтрам отно- Таким образом, системные фильтры задают привычные
сят речеповеденческие нормы, которые имеют массовую распро- способы кодирования интенции. Дальнейший выбор языковых
странённость в среде носителей языка и культуры. Принцип веж- средств реализации интенции зависит от комплекса речепове-
ливости Дж. Линча принято относить к универсальным принци- денческих фильтров: универсальных, ситуативных, индивидуаль-
пам коммуникации, однако в том случае, когда рассматривается ных и этнокультурных. Все фильтры вовсе не функционируют
британское речевое поведение, данный принцип можно отнести в каком-то определённом порядке, они взаимодействуют, обра-
к этнокультурным РП-фильтрам. Этнокультурные РП-фильтры зуя сложную систему.
исключают употребление языковых средств прямой экспликации Итак, речевая интенция определяется мотивом и целью упот-
интенции говорящего, заставляя его прибегать к косвенным спо- ребить высказывание, поэтому, как замысел говорящего, имеет
собам выражения своей интенции (смягчение и дистанцирова- волевую установку, планирование воздействия на адресата
ние), либо работают как дозирующий фильтр, задавая объём и последующего взаимодействия с ним, предвидение возмож-
выражаемой интенции (преуменьшение и преувеличение). ного результата взаимодействия. Именно поэтому в языке/речи
Ситуативные РП-фильтры проявляются в случаях, когда тип сложилось множество вариантов выражения одного и того же
коммуникации детерминируется темой общения или составом интенционального значения/смысла.
Библиографический список
1. Фома Аквинский, Сочинения / сост., пер., вводная статья, комментарии А.В. Апполонова. - М., 2004.
2. Брентано, Ф. О происхождении нравственного познания / пер. с нем. А.А. Анипко. - СПб., 2000.
3. Гуссерль, Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии / пер. с нем. А.В. Михайлова. - М., 1999. - Т. 1.
4. Новое в зарубежной лингвистике. Теория речевых актов: сборник / сост. и вступ. ст. И.М. Кобозевой, В.З. Демьянкова; общ. ред. Б.Ю. Городецкого. - М., 1986. - Вып. 17.
5. Davidson D. Actions, Reasons, and Causes // The Journal of Philosophy. - 1963. - Vol. 60.
6. Bratman M. Intention, Plans, and Practical Reason. CSLI Publications, 1999
7. Большой психологический словарь / под ред. Б.Г. Мещерякова, В.П. Зинченко. - СПб.; М., 2003.
8. Леонтьев, А.А. Основы психолингвистики: учеб. для вузов по спец. «Психология». - М., 1997.
9. Балл, Г.А. «Мотив»: уточнение понятия // Психологический журнал. - 2004. -№ 4. - Т. 25.
10. Ушакова, Т.Н. Психология речи и психолингвистика в институте психологии РАН // Психологический журнал. - 2001. - № 5. - Т. 22.
11. Антонова, А.В. Об интенциональной модели манипулятивного речевого акта // Вестник СамГУ. - 2006. - № 10/1 (50).
12. Шакирова, Э.Р Интенция говорящего и аспекты её реализации (на материале английского языка): автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Уфа, 2003.
Bibliography
1. Foma Akvinskiyj, Sochineniya / sost., per., vvodnaya statjya, kommentarii A.V. Appolonova. - M., 2004.
2. Brentano, F. O proiskhozhdenii nravstvennogo poznaniya / per. s nem. A.A. Anipko. - SPb., 2000.
3. Gusserlj, Eh. Idei k chistoyj fenomenologii i fenomenologicheskoyj filosofii / per. s nem. A.V. Mikhayjlova. - M., 1999. - T. 1.
4. Novoe v zarubezhnoyj lingvistike. Teoriya rechevihkh aktov: sbornik / sost. i vstup. st. I.M. Kobozevoyj, V.Z. Demjyankova; obth. red. B.Yu. Gorodeckogo. - M., 1986. - Vihp. 17.
5. Davidson D. Actions, Reasons, and Causes // The Journal of Philosophy. - 1963. - Vol. 60.
6. Bratman M. Intention, Plans, and Practical Reason. CSLI Publications, 1999
7. Boljshoyj psikhologicheskiyj slovarj / pod red. B.G. Metheryakova, V.P. Zinchenko. - SPb.; M., 2003.
8. Leontjev, A.A. Osnovih psikholingvistiki: ucheb. dlya vuzov po spec. «Psikhologiya». - M., 1997.
9. Ball, G.A. «Motiv»: utochnenie ponyatiya // Psikhologicheskiyj zhurnal. - 2004. -№ 4. - T. 25.
10. Ushakova, T.N. Psikhologiya rechi i psikholingvistika v institute psikhologii RAN // Psikhologicheskiyj zhurnal. - 2001. - № 5. - T. 22.
11. Antonova, A.V. Ob intencionaljnoyj modeli manipulyativnogo rechevogo akta // Vestnik SamGU. - 2006. - № 10/1 (50).
12. Shakirova, Eh.R. Intenciya govoryathego i aspektih eyo realizacii (na materiale angliyjskogo yazihka): avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. -
Ufa, 2003.
Статья поступила в редакцию: 17.07.12
УДК: 821.161.1.09
Pykhtina Yu.G. REVEALING OF REGIONAL MENTALITY IN THE ORENBURG TEXT OF RUSSIAN LITERATURE The article represents the experience of understanding of regional mentality on the basis of the analysis of the Orenburg text of Russian literature. Research of a number of the, feature-story type of writing, art, memoirs, diary, regional works making the Orenburg text, allowed to define set of the lines forming local mentality as peculiar variant of national culture.
Key words: regional mentality, Orenburg text, russian literature, space.
Ю.Г. Пыхтина, канд. пед. наук, доц., доц. каф. русской филологии и методики преподавания русского языка
Оренбургского государственного университета, г. Оренбург, E-mail: pyhtina-2008@mail.ru
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ РЕГИОНАЛЬНОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ В ОРЕНБУРГСКОМ ТЕКСТЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Статья представляет собой опыт осмысления региональной ментальности на основе анализа оренбургского текста русской литературы. Исследование ряда художественных, мемуарных, дневниковых, очерковых, краеведческих произведений, составляющих оренбургский текст, позволило определить совокупность черт, формирующих локальную ментальность как своеобразный вариант национальной культуры.
Ключевые слова: региональная ментальность, оренбургский текст, русская литература, пространство.
В ряду разноаспектных исследований локальных текстов русской литературы (семиотика, поэтика, мифология локуса и др.) наиболее перспективным направлением, на наш взгляд, является изучение того или иного региона как ментального пространства, отражающего устойчивые духовные ценности, существующие в конкретных пространственно-темпоральных границах, и являющиеся основой поведения и специфической матрицей восприятия мира.
Наш интерес к оренбургскому тексту русской литературы, обладающему своей семантикой и структурой, определил основную цель работы - проанализировать корпус наиболее репрезентативных произведений, раскрывающих основные черты региональной ментальности оренбуржцев.
На протяжении нескольких веков в Оренбуржье формировался своеобразный вариант национальной культуры, особенности которой связаны со следующими факторами:
- географическим положением города (граница Европы и Азии);
- изначально военным статусом (форпост России на Востоке);
- социальным составом (в XVIII в. сформировались военно-служилое сословие, по большей части состоящее из бедных офицеров, бесплатно получавших землю за военную службу, и казаков; купеческое сословие (Оренбург находился на пересечении торговых путей); дворянское сословие (в основном бывшие на государственной службе чиновники); крестьяне-переселенцы (местное же население - башкиры и киргиз-кайсаки -занимались скотоводством); с середины XIX века промышленники и т.д.);
- конфессиональным составом (православные, старообрядцы, католики, лютеране, магометане, иудеи);
- многонациональным составом (русские, башкиры, татары, казахи, мордва, поляки, немцы и др.);
- постоянным миграционным притоком населения (в XVIII и XIX вв. Оренбург был местом ссылки политических преступников, прибежищем для раскольников, беглых крестьян; в ХХ в. регион пополнялся репрессированными и ссыльнопереселен-цами (1930-1950-е гг.); эвакуированными с юга и центра страны (1940-е гг.); целинниками (1950-1960-е гг.); беженцами с национальных окраин бывшего СССР (1980-1990- гг.)).
Сложный процесс взаимодействия этих факторов сопровождался формированием особого локального менталитета оренбуржцев, основные черты которого отразились в целом ряде специфических литературных явлений, составляющих оренбургский текст русской литературы (краеведческие, биографические, путевые, физиологические очерки, краеведческие рассказы, фельетоны и т.п.). Весь этот пласт разнородной региональной литературы можно разделить на две большие группы:
1. Тексты описательного характера, представляющие собой взгляд стороннего наблюдателя, «исследующего» особенности местности и ее обитателей. Список имен ученых, путешественников и любителей, совершивших поездки в Оренбургский край в XVMI-XXI вв. и опубликовавших впоследствии путевые заметки, записки и воспоминания, весьма внушителен (П.П. Свиньин «Картина Оренбурга и его окрестностей»,
A.К. Толстой «Два дня в киргизской степи», М.В. Авдеев «Дорожные заметки», М.Л. Михайлов «Уральские очерки», Г.И. Успенский «От Оренбурга до Уфы», В.Л. Кигн-Дедлов «Заметки и картинки», В.Г. Короленко «У казаков» и мн. др.).
2. Тексты повествовательного характера, в которых своеобразные черты региональной ментальности проявляются с одной стороны, в выборе писателем предмета изображения и авторской оценке изображаемого, а с другой - в воссоздании образа жизни и быта, обрисовке поступков, характеров персонажей - жителей данного региона. Относящиеся к этой группе тексты являются способом характеристики «своего» пространства, поэтому основополагающим «сюжетом» для авторов является местная история (С.Т. Аксаков «Семейная хроника», П.М. Кудряшев «Сокрушитель Пугачева илецкий казак Иван»,
B.Г. Короленко «Пугачевская легенда на Урале» и др.), культурно-исторические традиции казаков (В.И. Даль «Уральский казак», М.Л. Михайлов «Казак Трофим», «Уральские очерки», В.П. Правдухин «Яик уходит в море», И.Г. Пьянков «На линии», «Казак Лопатин, или Эпизоды на краю империи» и др.), купцов (А.П. Крюков «Оренбургский меновой двор», В.И. Даль «Бикей и Мауляна», С.И. Гусев-Оренбургский «Страна отцов» и др.), нравы и обычаи народов, проживающих в регионе (В.И. Даль «Майна», Л.Н. Толстой «Ильяс», «Много ли человеку земли нужно», «За что?», Н.А. Афиногенов «Сказки степи» и др.).
Рассмотрим наиболее репрезентативные тексты, раскрывающие особенности региональной ментальности оренбуржца.
Первым произведением, представляющим собой всестороннее исследование Оренбургского края и ментального облика его жителей, стал художественный очерк путешественника, писателя и издателя «Отечественных записок» П.П. Свиньина «Картина Оренбурга и его окрестностей» (1824). Подробно рисуя основные достопримечательности города, автор дополняет картину сведениями о внешности, душевной организации, характере, занятиях, взаимоотношениях, особенностях быта его жителей, т.е. их менталитете.
П.П. Свиньин отмечает такие качества оренбуржцев, как любовь к порядку и чистоте, связывая их с особым статусом города (военный): «При въезде в город приятно видеть точную правильность кварталов и улиц, чистоту сих последних, <...> пленительную опрятность домов, большею частию деревянных, оштукатуренных; начало великолепного каменного тротуара на большой улице и ряды молодых деревьев, насаженных перед домами.» [1, с. 16].
О религиозности горожан говорит тот факт, что на несколько тысяч жителей в городе приходится пять церквей: «Всякий класс жителей имеет здесь свою приходскую церковь, например, военные - церковь си. Петра и Павла, статские - Троицкую, купцы - Вознесенскую и пр. Все сии церкви построены иждивением казны, снабжены богатою утварью.» [1, с. 20].
Пограничным положением города, по мнению автора, обусловливается внешний облик его жителей: «В Оренбурге, как выше сказано, кроме русских обывателей, есть много магометан, частию там живущих, частию приезжающих туда с караванами и на летнюю кордонную службу. Различие языков, одежд и обыкновений представляет в сем городе весьма занимательные картины. Случается, что рядом с болтливым евреем видишь важного индейца; или пред толпою диких киргиз-кайсаков - какого-нибудь странствующего европейца, разряженного по всем правилам моды» [1, с. 25].
Местоположение города (город-крепость на перекрестке знаменитого «шелкового пути») накладывает отпечаток и на характер горожан: «Более всех замечательны в Оренбурге татары, составляющие особый и значительный класс обывателей. Будучи хитры, пронырливы и проворны, они отличаются удивительною ловкостью в здешней торговле и нередко приобретают посредством оной великие капиталы» [1, с. 25].
Наконец, П.П. Свиньин уделяет внимание и описанию казаков - основного населения Оренбурга: «Форштадт оренбургский имеет свой замечательный характер. Жители его (казаки и большею частию старообрядцы) живут по-своему и за грех считают смешиваться с горожанами. Они оборотливы в делах промышленных, набожны и до крайности суеверны. Молодые казаки, говорят, привязаны к службе и страстны в любовных делах» [1, с. 25-26].
Как видно из представленных фрагментов очерка, П.П. Свиньин связывает специфику ментального облика оренбуржцев с особым географическим положением Оренбурга, а также пестрым этническим и социальным составом его населения.
Оренбург, основанный на пересечении торговых путей, на долгие годы стал средоточием меновой торговли со странами Средней Азии, проводником евразийской политики российского государства и центром хозяйственно-экономического общения с народами востока. Этот факт в значительной мере повлиял на формирование особого духа предпринимательства и торговли, идеологии товарного обмена, которыми изначально пропитана оренбургская земля: «В гостином дворе торгуют бухарцы, хивинцы и сарты. На меновом продают товары уж вовсе диковинные: киргизские кибитки, киргизские котлы в виде полушарий, татарские кувшины с длинными горлами, пестрые, точно изразцовые сундуки, живых соколов... Где в другом месте вы все это увидите, кроме зверинцев и этнографических выставок за деньги! А тут вам выставка ежедневно и даром»,
- так описывает оренбургскую торговлю известный беллетрист конца XIX в. В.Л. Кигн-Дедлов [2, с. 96].
Интересен тот факт, что торговля по большей части с восточными народами способствовала формированию не только типичных черт, свойственных купечеству как сословию (активность, мобильность мышления и т.п.), но и особых, региональных (склонность к грубым и примитивным способам обогащения, обману): «По двору толпятся тут и там верблюды; несколько баранов ожидают, на привязи, смиренно своей участи; торгаши наши расхаживают между ними, ощупывая курдюки, и с криком и шумом, с клятвами, божбою и ругательством, почти насильно отымают и выменивают баранов у этих нерешительных продавцов, которые, кажется, только этим способом умеют сбыть свой товар; кой-где сидит, на голой земле или на рогоже, торговка, судя по лицу, какое-то среднее отродие между русским, ту-
рецким, чудским и монгольским племенами; сидит, обвешивает и обмеривает кайсаков на товарах, составляющих запас подвижной мелочной лавки ее» [3, с. 227]. Известны случаи преступного мошенничества в среде оренбургских торговцев. Одну из подобных историй рассказал Н.А. Степной (Афиногенов) в «Сказках степи»: «Купец был вкрадчивый, мягкий, занимался, кроме торговли, богоугодными делами, был церковным старостой и все его знали за доброго, религиозного. Сожалели, когда у него караваны пропадали. <...> Умер он и, к удивлению многих, оставил миллион. <...> Что же? Оказывается бухарские и хивинские купцы попросту покупали у него людей; потому -и он и они на этом деле зарабатывали очень много. Товар же посылал он, пожалуй, для отвода глаз» [4, с. 28].
Можно отметить также, что ментальные особенности оренбургских купцов связывались с их национальной и конфессиональной принадлежностью (православные, страроверы и мусульмане), которая определяла приемлемые и неприемлемые образцы профессионального поведения. Подробно рисуя оренбургскую торговлю, В.И. Даль отмечал, например, что «русские вовсе не ходят с караванами в Среднюю Азию: торговля эта принадлежит исключительно бестолковым, безрасчетливым и безмерно корыстолюбивым мусульманам. Русский изворотлив, сметлив, предприимчив и предприимчив у себя, дома; но караванная и морская торговля - не его рука» [3, с. 220]
Оренбуржье исторически формировалось как многонациональный регион. В процессе длительного совместного проживания и взаимодействия различных этнических общностей на территории Оренбуржья (славянских, тюркских, финно-угорских и др.) между различными народностями складывались традиции взаимопонимания и уважения, межнационального общения и веротерпимости: «В отношениях с соседями была та же доброта и искренность без всякого разделения наций. А жили мы на улице через двор - татары да русские. И никогда не возникало даже намека на то, что сотрясает сейчас наше Отечество и лукаво именуется национальными конфликтами. <...> Уважая национальные обычаи и традиции друг друга, люди пекли пироги на свои праздники и - с пылу с жару - бежали угощать ими соседей, будь то на Пасху или на Курбан-Байрам. Вообще, делились и радостями, и бедами и всегда встречали самое живое участие. Бабушка часто повторяла: “Вера разная, а Бог - один”» [5, с. 13].
Многие особенности хозяйственного уклада, общественно-нравственных устоев, культурных и народных традиций, бытующих в оренбургском крае, объясняются сегодня именно многовековым полиэтническим и поликонфессиональным статусом региона, и этот факт, конечно же, находит яркое отражение в оренбургском тексте. Особенно значимым в этом отношении стал совместный проект оренбургской областной библиотеки им. Крупской и местного отделения Союза российских писателей - цикл литературных салонных вечеров «Содружество национальных литератур».
Особое место в оренбургском тексте занимает описание истории, жизни, быта, нравов, обычаев, религии казаков, одной из самых оригинальных этнокультурных групп населения региона. Основу местного казачества составили выходцы из среды русских и украинских крестьян и мещан, кроме того, в Оренбургское и Уральское казачьи войска рекрутировались представители калмыков, мещеряков (одна их этнографических групп поволжских татар) и других неславянских народов. В 1748 г. все казачье население Оренбургской крепостной линии было объединено в Оренбургский нерегулярный корпус, преобразованный вскоре в Оренбургское казачье войско. Этнографические особенности быта оренбургских казаков окончательно оформились после середины XIX в., к этому времени относится и первое художественное описание казачьей ментальности - очерк
В.И. Даля «Уральский казак». Автор в мельчайших подробностях описывает характер, привычки, быт, любимые занятия казаков. Уральского казака отличают строгость этических норм, регулирующих его семейную, личную и общественную жизнь («Главное занятие их: воспитывать ребят в постоянных правилах и обычаях домашнего изуверства, которое, как мы видели,
соблюдается с неприкосновенною святостию на дому»); патриархальность и консерватизм в жизни домашней и свобода в походе («Дома Проклятов не певал отроду песни, не сказывал сказки, не пел, не плясал, не скоморошничал никогда; о трубке и говорить нечего: он дома ненавидел ее пуще водяного сверчка, да и не бывало ее таки в заводе ни у кого в целом войске. <...> На походе Проклятов первый песенник, хоть и гнусит немного, на старинный церковный лад; первый плясун, и балалайка явится на третьем переходе, словно из земли вырастет, -и явится трубка и табак; а родительницы дома на досуге отмаливают и замаливают»); религиозность («Проклятов дома, на Урале, никогда не божился, а говорил “ей-ей” и “ни-ни”; никогда не говорил “спасибо”, а “спаси тя Христос”; входя в избу, останавливался на пороге и говорил: “Господи Иисусе Христе сыне божий, помилуй нас!” - и выжидал ответного: “Аминь”»); страстная любовь к рыбной ловле («Если вам случалось видеть неистовых голубятников, псовых и ружейных охотников, которые выходят из себя, если при них только помянуть слово об охоте, то можете вообразить себе и Проклятова. Серые глаза его загораются каждый раз, когда дело коснется рыбы и рыболовства; брови двигаются, играют, высокий лоб сияет, губы подбираются»); физическая крепость (« В походе не брали Проклятова ни зной, ни стужа, ни холод, ни голод. “Обтерпелся, - говаривал он, - да сызмаленьку привык») [6, с. 158-174].
Очерк В.И. Даля, как показывают приведенные выше цитаты, не только литературное, но и этнографическое исследование жизни и быта уральских казаков, эталон жанра физиологического очерка. «.Это не повесть и не рассуждение о том -о сем, а очерк, и притом мастерски написанный, который в журнале не заменил бы собою повести, а в «Наших» читается как повесть, имеющая все достоинства фактической достоверности, легко и приятно знакомящая русского читателя с одним из интереснейших явлений современной жизни его отечества», -писал в критическом отзыве на произведение В.Г. Белинский (Отечественные записки, 1843, т. 26, № 1).
Богатейший материал, отражающий ментальность оренбургского казачества, собрал и частично опубликовал в конце XIX в. писатель, собиратель фольклора и этнограф И.И. Железнов («Уральцы - очерки быта уральских казаков», «Предания и песни уральских казаков»).
Лучшим произведением о казаках, созданным в советское время, стал роман В.П. Правдухина «Яик уходит в море», в котором много тонко выписанных бытовых картин: традиционное багрение рыбы на Яике, посиделки молодёжи, встреча казаками наследника в Уральске, гульбища, драки.
Интерес к казачьей культуре не утихает и в настоящее время, например, история казачьей общины, её старинный быт и уклад являются главным предметом художественного исследования современного оренбургского писателя И.Г. Пьянкова («На линии», «Казак Лопатин, или Эпизоды на краю империи»). В оренбургском альманахе «Гостиный двор» ведется рубрика «Казачья линия», создано Оренбургское окружное казачье общество, которое издает свою газету «Станица Славянская», -все это свидетельствует не только о желании возродить казачество в регионе, но и о том, что наследники казачьих традиций пытаются всячески сохранить свои ментальные особенности.
Таким образом, проведенный нами анализ показывает, что оренбургский текст в полной мере отражает черты региональной ментальности оренбуржцев, сложившиеся под влиянием таких факторов, как пограничное положение (Европа/Азия), многосословный, многонациональный и многоконфессиональный состав, непрекращающийся миграционный поток населения и др. Выделенные нами внешние (быт) и внутренние (жители) компоненты оренбургского текста позволяют характеризовать Оренбург как особый, не только пространственно-географический, но, прежде всего, как ментальный локус.
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, грант 12-1456600/е
Библиографический список
1. Свиньин, П.П. Картина Оренбурга и его окрестностей (Из живописного путешествия по России издателя «Отечественных записок»
в 1824 году) // Оренбургский край в произведениях русских писателей / авт.- сост. Прокофьева А.Г., Пузанева Т.Н. - Оренбург, 1991.
2. Кигн-Дедлов, В.Л. Заметки и картинки // Гостиный двор. -1999. - № 7.
3. Даль, В.И. Бикей и Мауляна // Оренбургский край в художественных произведениях писателя. - Оренбург, 2001.
4. Степной, Н. (Афиногенов Н.) Сказки степи. - Самара, 1919.
5. Орябинский, Ю. Родная улица моя // Гостиный двор. - 2001. - № 12.
6. Даль, В.И Уральский казак // Оренбургский край в художественных произведениях писателя. - Оренбург, 2001.
Bibliography
1. Svinjin, P.P. Kartina Orenburga i ego okrestnosteyj (Iz zhivopisnogo puteshestviya po Rossii izdatelya «Otechestvennihkh zapisok» v 1824
godu) // Orenburgskiyj krayj v proizvedeniyakh russkikh pisateleyj / avt.- sost. Prokofjeva A.G., Puzaneva T.N. - Orenburg, 1991.
2. Kign-Dedlov, V.L. Zametki i kartinki // Gostinihyj dvor. -1999. - № 7.
3. Dalj, V.I. Bikeyj i Maulyana // Orenburgskiyj krayj v khudozhestvennihkh proizvedeniyakh pisatelya. - Orenburg, 2001.
4. Stepnoyj, N. (Afinogenov N.) Skazki stepi. - Samara, 1919.
5. Oryabinskiyj, Yu. Rodnaya ulica moya // Gostinihyj dvor. - 2001. - № 12.
6. Dalj, V.I Uraljskiyj kazak // Orenburgskiyj krayj v khudozhestvennihkh proizvedeniyakh pisatelya. - Orenburg, 2001.
Статья поступила в редакцию 18.09.12
УДК 81^25(06)
Ravshanov M. SEMIOTIC ADAPTATIONS OF TRANSLATION. The article contains the model of translation, considered as the family meta-language. It is set that a model takes into account the roles of all links of client, his former an initiator translation, translator of original text, initial text manufacturer, initial text sender, initial text recipient, translation, recipient of translation.
Key words: model, translation, adaptation, text initial, translator.
Махмуд Равшанов, канд.филол. наук, доц. каф. иностранных языков Навоийского гос. горного института Республики Узбекистан, г. Навои, E-mail: mahmudravshanov@rambler.ru
СЕМИОТИЧЕСКИЕ АДАПТАЦИИ ПЕРЕВОДА
Статья содержит модель перевода, расцененную как своего рода метаязык. Установлено, что модель принимает во внимание роли всех звеньев клиента, бывшего инициатором перевода, переводчика исходного текста, исходного текстового изготовителя, исходного текстового отправителя, исходного текстового получателя, перевода, получателя перевода.
Ключевые слова: модель, перевод, адаптация, текст, исходный, переводчик.
В процессе перевода коммуникативная деятельность индивида протекает в сферах двух языков, причем их функции различны: исходный язык функционирует в плане реализации, а язык перевода используется в плане трансмиссии. При совпадении многих знакотипов и структур на различных уровнях - части речи, синтаксические, дистрибутивные и сочетаемостные структуры синтагм, типы предложений и т.п. - наблюдается ряд существенных расхождений и в плане выражения, в плане содержания, складывается такая субстанциональная метаязыковая сущность, которую именуют метаязыком перевода. Она образуется в процессе перекодирования и порождения разноязычных или относительно равнозначных отпечатков слов двух языков [1, с. 4].
Каждый из языков-участников процесса перевода имеет свои особенности и характеристики на уровне сложившихся моделей, которые соответственно реализуются в метаязыке. Сам перевод становится метаязыком, поскольку он лексически, лексикографически, семиотически, в знаковой интерпретации, в фонетической интерпретации отличается от каждого отдельно и является продуктом образования двух или более языков, включая их семиотику и семантику в своей формально-грамматический статус [2, с. 121].
Переводчик зачастую интуитивно строит логическую цепь информации, переходя от одной языковой системы к другой. При этом ему нужно выбрать необходимую информацию - это справедливо для переводчика как устной, так и письменной речи -первичного текста и воспроизвести ее в конечном тексте. С другой стороны, мы можем также говорить о метаязыке как о совокупности знаков, по Ч. Пирсу, составляющих первичную и конечную интерпретанты [3, с. 21-134]. В понятие «первичная ин-терпретанта» вкладывается семантическую направленность иллокутивного действия, оказываемую на переводчика в процессе понимания текста на языке оригинала. Конечная интер-претанта представляет собой семантическую направленность иллокутивного действия, оказываемого на реципиента в процессе понимания им текста на языке перевода, подготовленное переводчиком в результате долгих и серьезных усилий в процессе перевода [4, с. 11]. Процесс перевода строится на тех же принципах, что и процесс коммуникации, описанный Ч. Пирсом. Здесь можно говорить о процессе перевода как о «коммуникации перевода» [3, с. 21-134]. Переводчик любого текста непосредственно знакомится с информацией на языке оригинала, определяет тематику, стиль и смысл текста, его субстанциональность и модальную характеристику, данную автором информации. В сознании переводчика возникает данная информация в виде знака или ряда знаков с их значением, составляющих первичную интерпретанту.
Решение этой задачи предполагает детальное сопоставление содержания оригинала и перевода, описание структуры этого содержания и относительной важности ее компонентов на различных уровнях, отражение в тексте воздействия различных
факторов ситуативного и культурно-исторического характера. Полученная переводчиком информация кодируется им также в виде знаков на языке перевода, причем знаков и модального характера, к которым относятся как языковые - модальные слова, модальные частицы, модальные словосочетания, фразеологизмы и идентификаторы выражения значений модальности. И неязыковые знаки - интонация, отрицание, интуиция, художественные средства языка, а также средства, выражающие истинное и ложное в языке. При этом качество перевода определяется уровнем языковой компетентности и менталитета переводчика. Критерием перевода, вероятно, может служить наиболее точное отражение смысла исходного текста, сохранение его модальных и стилевых характеристик. Формально-грамматическая структура, однако, может быть произвольной только до той степени, какую позволит стиль. Разумеется, перевод должен быть лишен калькирования и в разумных пределах заимствований.
Специфическая прагматика процесса перевода содержит в себе широкие возможности отношений в семантическом и лексическом плане на семиотическом уровне. Рассматривая прагматику коммуникаций в художественном тексте, можно разграничить так называемые внешние факторы текста, которыми переводчик манипулирует и которые моделирует в процессе своей деятельности [5, с. 9]. Статичную величину составляют окружающая обстановка, место действия и драматические персонажи. Динамическая величина складывается из действий, планируемых и представляемых автором. Статичную величину можно, видимо, отождествлять с речевой или коммуникативной ситуацией, а динамичную - с речевыми событиями как с частями социального действия и взаимодействия или как с макроречевым актом, состоящим из объединения одиночных речевых актов.
Физический же статус адресата и соответственно его деятельная активность существенно меняются в зависимости от условий общения. Например, собеседник в устном диалоге, зрителя в театральном зале и слушателя телевизионной передачи, читателя газетной заметки или поэтического произведения: во всех типах общения адресат - явно или имплицитно - существует. Стратегия субъекта речи его физического отсутствия органически включает в себя адресованность коммуникативного акта, «фактор адресата» [6, с. 234].
Собеседники обращаются к элементам речевой ситуации. Они могут связывать аспекты лингвистической формы с аспектами контекста. Это значит, что устные и письменные переводчики должны рассматривать все элементы, относящиеся к данной речевой ситуации, принимая во внимание что ни Норд, ни другие авторы теории перевода не прилагали усилий для того, чтобы дифференцировать и характеризовать роли инициаторов, производителей, отправителей и реципиентов. Типовые участники речевой ситуации состоят из говорящего (производителя текста), адресата (непосредственного получателя, реципиента), пассивных участников аудитории при говорящем, свидетели или
