CC BY
78
УДК 334.75
Л. В. ДРОЗДКОВ
Сибирская государственная автомобильно-дорожная академия
РЕПРЕССИИ
ПРОТИВ СИБИРСКИХ КРЕСТЬЯН В ПЕРИОД ХЛЕБОЗАГОТОВИТЕЛЬНОГО КРИЗИСА 1927/28 ГГ. _
В статье анализируется механизм проведения репрессий против сибирских крестьян. Дается оценка партийному влиянию на организацию чрезвычайных мер в период хлебозаготовительного кризиса.
В исследовании хлебозаготовительного кризиса 1927/28 гг. одним из центральных является вопрос о применении большевиками массовых репрессий против крестьянства. Важно понять, чем руководствовался Сталин, принимая решение о введении репрессивных мер: желанием навести порядок на хлебном рынке и тем самым сохранить нэповский механизм хозяйствования, либо обостренное самолюбие вождя уже жаждало массового террора против своего народа.
Как известно, начиная с 1924 г., хлебные заготовки в стране осуществлялись преимущественно с помощью рыночных механизмов, в русле развития экономического оборота, между городом и деревней, на основе советских законов. Сбои в поступлении зерновых на рынок и связанный с этим быстрый рост цен на хлеб привели к первому хлебозаготовительному кризису в 1925/26 году. «Мужичок «регульнул» нас», - метко заметил Л.Б. Каменев на XIV партсъезде, т.е. речь шла о просчетах в планах хлебозаготовок, которые оказались завышенными. Тем не менее в 1926 и в 1927 гг. сельское хозяйство дало мощный прирост продуктов, обеспечило хорошую основу для развертывания промышленности. Между властью и крестьянством сохранилось взаимопонимание.
Хлебозаготовительный кризис 1927/28 гг. был аналогичным по происхождению, характеру и масштабом, но совершенно иным оказались сделанные практические выводы. Сталинская группа, которая только что добилась большинства в политическом руководстве, пошла на слом нэпа и широкое применение чрезвычайных мер, т.е. репрессий над крестьянством.
Характер и объем чрезвычайных мероприятий окончательно сформировался в период поездки Сталина в Сибирь. Объектом репрессий становились зажиточные крестьяне. Вместе с тем еще в декабре 1927 г. Сталин говорил о том, что «неправы те товарищи, которые думают, что можно и нужно покончить с кулаком в порядке административных мер, через ГПУ. ... Кулака надо взять мерами экономического порядка и на основе советской законности. А советская законность не есть пустая фра-за»[1]. Но уже в январе 1928 г. тон разговора резко сместился в сторону давления на кулака:«... административные меры ударят по кулаку, скупщику, чтобы не было взвинчивания цен»[2].
Во время трехдневной поездки по Сибири Сталин собирал совещания партийного актива, на которых в самой резкой форме требовал от местных партийных работников беспощадно применять к крестьянам, отказывающимся продавать хлеб государству, 107-ю статью Уголовного кодекса, устанавливающую уголовную ответственность (лишение свободы с полной или частичной конфискацией имущества). Столь же резко Сталин требовал немедленного снятия с постов прокуроров и судей, партийных и советских работников, проявлявших нерешительность в применении этих мер.
В своих выступлениях Сталин недвусмысленно давал Понять, что чрезвычайные меры должны быть направлены не только против кулака, но и против середняка. Так, выступая на закрытом бюро Сиб-крайкомаВКП(б) 20 января 1928 г. Генеральный секретарь пояснил, как надо бороться за хлеб: « Ведь какая вещь получается в отношении рынка? Достаточно двум кулакам сговориться в районе и взвинтить цены, как это передается всем хозяйственным единицам и все остаются в ожидательном положении. Мы хотим убить у середняка веру в перспективу в отношении повышения цен на хлеб. Как ее можно убить? Путем 107-й статьи»[31.
Сталин не принимал никаких возражений сомневающихся в целесообразности применения такой чрезвычайной меры, которая, по их мнению, может только ухудшить положение, усилить недовольство в деревне.
В деревне, между тем, сотни вооруженных партийцев начали инвентаризацию имущества зажиточных крестьян и изъятие «излишков». Уже к январю 1928 г. кампания хлебозаготовок представляла собой обычную продразверстку. Повальные обыски, обвалы, запреты на торговлю. Конфискация скота, сельхозмашин и крестьянского имущества вернули сибирскую деревню к 1920-1921 гг.
Опасность чрезвычайных мер в отношении деревни состояла в том, что грубо нарушалась одна из основных форм союза рабочего класса с крестьянством в условиях нэпа — рыночные связи. Мелкий товаропроизводитель превращался из продавца в сдатчика хлеба государству. Он утрачивал интерес к производству зерна, что порождало опасность сужения продовольственной и производственной базы и вело к реанимированию разверстки, т.е. прямому администрированию.
Крестьяне встретили чрезвычайные меры по-разному. Кулаки — негативно, беднота — в начале кампании пассивно и даже растерянно. Только после показательных процессов и обещаний передать ей на семенные нужды 25 % конфискованного зерна она начала поддерживать принятые меры. Поведение среднего крестьянства секретарь Сибкрай-кома ВКП(б) Р.Я. Кисис характеризовал так: «Что касается настроений середнячества, то самое лучшее, что удалось достигнуть, - это его нейтральность... середняки выжидали, вывозя хлеб только в результате косвенных нажимов. Колебания в настроениях середнячества под влиянием различных факторов были все время».
Процесс классового расслоения в сибирской деревне в годы нэпа шел более интенсивно, чем в европейской России. Такое мнение было в верхах партии еще до получения результатов гнездовой переписи 1927 г., целью которой было как раз определение принадлежности крестьянских хозяйств к той или иной социальной группе.
По результатам этой переписи классовый состав сибирского крестьянства характеризовался примерно так: по Южной Сибири кулаков было 5,5 %, середняков — 56, бедняков — 38,5 %; по Восточной Сибири — соответственно 4,5; 57,3; 38,2 %. По данным сибирских историков-аграрников, кулаки в среднем по России в 1927 г. составляли 3,9 %, по Сибири — 6,7 % (в Юго-Западной Сибири — 7,7 %, Северо-Восточной — 5,1 %). Бедняки по России составляли 23,1 %, по Сибири — 20,4 %. К ним примыкали батраки, составлявшие по России и Сибири соответственно 10 и 9,8 %. Остальное приходилось на середняков [4].
Активная работа партийных ячеек помогла удержать среднее крестьянство от массовых выступлений. Однако по деревням и селам множились разные слухи: о войне, о голоде и т.д. Крестьянство недоумевало: как это собственный хлеб может быть предметом спекуляции? Из Спасского района Бара-бинского округа председатель РИКа сообщал, что к нему часто обращались кулаки с расспросами: «Что это за наступление пойдет на кулака?» Особенно интересовались, что такое «хворсированное наступление».
Это наступление началось усиленным сбором с крестьянства недоимок по различным платежам. Всего по искам местных властей и кооперации суды к маю 1928 г. издали свыше 56,9 тыс. судебных приказов о взыскании на сумму 2 млн руб. Эти документы направлялись в милицию для исполнения. Иногда описывалось имущество и производились торги. Отмеченная мера более всего задела середняков и бедняков, поскольку главным образом им выдавались кредиты.
Другим видом нажима стал досрочный сбор сельскохозяйственного налога. Если до 15 марта 1928 г. поступило 6,07 млн руб. налоговых платежей, то к 15 февраля еще 10,6 млн всего же было собрано 22,3 млн руб. Взыскание налога сопровождалось репрессиями против недоимщиков. По неполным данным, к началу мая 1928 г. были осуждены за неуплату налога и недоимок 2663 человека. Из них 80 % являлись середняками и только 9,2 % - кулаками. Такой расклад не случаен. Кулак, зная отношение к нему, старался внести налог своевременно. Середняк же зачастую уплату налога задерживал.
Определенное воздействие на хлебозаготовки оказала борьба с самогоноварением. За 1927 г. сибирская деревня изготовила 65,4 млн литров само-
гона, на который ушло 160,8 тыс. тонн (10,5 млн пудов) различных продуктов, в т.ч. 8 млн пудов зерна. В результате количество товарного хлеба значительно сократилось. Сибирский крайисполком с согласия ВЦИК предоставил 146 райисполкомам края, а также окружным уполномоченным право налагать штрафы за самогоноварение в повышенном размере. Только за февраль 1928 г. было оштрафовано 16,1 тыс. самогонщиков. Из них 60,2 % составляли середняки и лишь 16,5 % - торговцы и кулаки.
Но главным средством административного воздействия на крестьянство стали судебные процессы по ст. 107 УК. В середине января 1928 г. в селах и деревнях Сибирского края работники ОГПУ приступили к выявлению кулацких хозяйств и установлению их имущественного положения. Составленные ими списки отсылались в районные и окружные тройки, выносившие окончательное решение. После этого конкретные лица из кулаков арестовывались прокуратурой, хлебные излишки описывались и передавались на хранение в заготовительные органы. Дела расследовались в течение 1-3 суток и направлялись в суды. В начале февраля в хлебозаготовительных районах края работало более 50 выездных сессий судов. Здесь дела находились в производстве не свыше семи дней. Приговор определял меру наказания подсудимого и конфискацию хлебных излишков[5].
2 февраля 1928 г. экономический отдел ОГПУ по Сибири докладывал: «На.31 января 1928г. по Новосибирскому округу арестовали 110 человек, у которых изъято 72 983 пуда хлеба. Осуждено народным судом на разные сроки 76 человек, у них конфисковано: 45450 пудов хлеба, 33 лошади, 2 маслозавода, 5 водяных мельниц, одна паровая мельница, 5 домов, 8 амбаров, 39 голов крупного рогатого скота и разные домашние вещи. По ст. 107 УК обвинялись 79 человек. Все кулаки. Всего же с 19 января по 28 февраля сибирские чекисты арестовали 1279 человек по обвинению в спекуляции хлебом, а за всю хлебозаготовительную компанию 1927/28 гг. было осуждено около 2240 человек. Обращает на себя внимание высокий процент среди осужденных середняков — 20 % (беднота составила 1 %).
Документы архивов свидетельствуют о большом количестве нарушений, совершенных уполномоченными, местным партийным и советским аппаратами. Не дожидаясь прибытия представителя ОГПУ, многие работники брали на себя функции органов дознания. Они сами пытались определить, какое хозяйство являлось кулацким, прибегали к сплошным обходам и обыскам крестьянских дворов, задерживали и даже арестовывали их владельцев, требуя сдачи хлеба. На крестьян налагались штрафы в суммах, не предусмотренных законом.
В ряде мест обыски приняли повальный характер (Алейский, Чистюнский районы Барнаульского округа, Койракский район Новосибирского округа, с. Зимино Рубцовского округа и др.). В Омском, Рубцовском и других округах создавались сельские тройки и комиссии, которые производили раскладку количества хлеба, подлежащего сдаче крестьянскими дворами. Отказ от продаж хлеба заготовителями вызывал различного рода репрессии.
Приезд уполномоченных с их командными замашками вызывал у крестьян протест. «Значительно увеличило брожение среди крестьянства, - поступала информация в крайком, - широкое освещение вопроса о хлебозаготовках в прессе... работников и резкий огульный напор на крестьянство в целом».
Характерна жалоба одного председателя сельсовета в Иркутском округе: «Я схожу с ума. Каждый день получаю кипы больших заданий, которые я должен выполнить вне очереди. Один надавал заданий — уехал, другой приехал, и все грозят отдать под суд». А порою уполномоченные сталкивались с открытой враждебностью. «Что вы тут приехали, - заявил Шульгин — секретарь Логской ячейки ВКГЦб) Бий-ского округа, - вам это не двадцатый год, чтобы мужиков гонять. Разве мужики сами не знают, что нужно выполнять обязательства перед государством? »[6].
Перегибы (а точнее, репрессии над крестьянством) оказались как бы запрограммированными. Причем они осуществлялись людьми либо совсем не знакомыми с директивами партии (они знали только то, что хлеб надо взять любой ценой), либо не понявшими их, либо теми, кто сам был заинтересован, чтобы как можно большее число крестьянских дворов попало в разряд крупных держателей хлеба, якобы злостно не желающих его продавать государству, спекулирующих им.
Репрессии стали неизбежными еще и потому, что решение всех вопросов, связанных с хлебозаготовками, в том числе и с определением правомерности тех или иных крестьян к судебной ответственности по 107-й статье, возлагалось на созданный при окружкомах и райкомах партии тройки.
Отметим, что существование и деятельность троек пытались скрыть, т.к. понимали, что создание и наделение неограниченными, по сути дела, полномочиями является прямым нарушением норм партийной жизни, законов.
Рубцовский окружком ВКП(б) в письме, направленном в райкомы, указывал: «Чтобы не вызывать кривотолков среди населения и у части низовой партийной массы, предлагается работу районных оперативных троек вести внутри аппарата райкома с тем, чтобы о существовании ее не знали широкие слои населения. Все распоряжения... ячейки и села... должны исходить только от имени райкома партии или райисполкома»[7].
По сообщениям печати, большинство сельских ячеек придерживалось нейтралитета в проведении репрессивных мер и других мероприятий. А в ряде случаев отказывались от их применения под предлогом опасности напугать крестьян, настроить середняков против партии. «Зачастую, - утверждала 19 февраля 1928 г. «Советская Сибирь», - деревенские ячейки не только не разъясняют истинный смысл текущих хозяйственных мероприятий, но открыто тормозят их проведение».
Не случайно уже 3 февраля 1928 г. на заседании тройки при Новосибирском ОК ВКП(б) открыто стали говорить о перегибах в хлебозаготовках, «,,. целый ряд районов допустили ошибки и отошли от экономических и налоговых мер воздействия на крестьян и бросились применять ст. 107 УК. По применению этой статьи мы явились инициаторами в Сибири». На заседании приводились такие факты. Некоторые уполномоченные окрисполкома вызывали граждан и распределяли, сколько кому нужно сдать хлеба. У одного крестьянина нужно было взять 28 руб. налога. Уполномоченный деньги не взял, а потребовал привезти 75 пудов пшеницы. Крестьянин же просил разрешения отвезти хлеб на рынок, продать, а по том заплатить налог. Уполномоченный грубо отверг просьбу, и тогда крестьянин упал к нему в ноги и в слезах стал просить: «Дорогой товарищ, пойми мое положение».
Для выкачки хлеба у крестьян применялись не только, так сказать, «законные» судебные приговоры по 107-й статье, но и внесудебные меры насилия. Вот что сообщалось в письме секретаря Сибкрай-кома ВКП(б), адресованном окружным комитетом партии: «В Алтайском районе Бийского округа, в селе Ая, ночью уполномоченный округа Луконин и местный уполномоченный арестовали кулаков и двух середняков, избивали их, устраивали инсценированные расстрелы, загоняли в речку, обливали холодной водой, сажали в темный холодный подвал и таким образом добивались подписи о сдаче излишков» [8].
В насилии над крестьянами признался Р.И. Эйхе на хлебном совещании при Сибкрайкоме ВКП(б): «У нас бесконечно много промахов. Одной из наших ошибок было то, что мы установили не состязательный порядок судебных процессов, а процессы ускоренного упрощенного порядка.., Мы поставили крестьян в такое положение, когда свободной торговли хлебом в деревне нет. Хлебозаготовительная компания нам показала, что наш аппарат не понимал и не понимает до сих пор, что хочет партия».
Применение репрессивных мер не могло не способствовать усилению хлебозаготовок. Так, в январе и феврале 1928 г. было заготовлено на 41,7% больше, чем в январе и феврале 1927 г., но в марте заготовки резко снизились, и план удалось выполнить только на 29,5 %.
В ходе выяснения причины неудовлетворительного хода хлебозаготовок выяснилось, что в ряде округов (Омский, Канский, Ачинский, Рубцовский) в первой половине марта главное внимание партийных и советских органов было сосредоточено не на увеличении темпа хлебозаготовок, а на вопросах весенней посевной кампании. В то же время назывались и другие причины. Так, зав. Бийским окрторготделом Н.Фомин связал снижение темпов хлебозаготовок с ослаблением «нажима» на крестьян. «Причинами падения хлебозаготовок, - сообщали «Известия Сибкрайкома ВКП(б)», - являются отмена репрессий — стимула, побуждающего к сдаче хлеба, с одной стороны, а с другой — то, что держателем хлебных излишков в данное время больше всего является середнячество, после того как у кулаков и зажиточных более или менее излишки выкачаны».
После таких категорических оценок можно понять, почему в марте хлебозаготовки резко снизились. Еще в начале марта, в разгар хлебозаготовок, открылся очередной пленум крайкома партии, который рассмотрел ближайшие хозяйственные и политические задачи. Много времени было уделено участниками пленума анализу отрицательных сторон в заготовках. Острые споры возникли вокруг речи председателя Сибкрайбанка А.М. Певзнера. Он высказался против приказных методов и вмешательства парткомов в работу хозяйственников, против репрессивных мер, отдавая предпочтение экономическим рычагам и беспокоясь за состояние червонца.
После такого заявления на голову председателя Крайбанка посыпались обвинения в попытке опорочить руководящую роль партии и представить крайком банкротом, в хозчванстве и панике перед трудностями. Р.Я. Кисис уличил А.М. Певзнера в том, что он оценил состояние партаппарата и его хозяйственную компетентность не так, как Генеральный секретарь ЦК ВКП(б): «политикохозяйственный курс крайкома как единственно правильный». Его
поддержал Л. М. Заковский. С более осторожной позицией выступил председатель Сибгосторга М.Т. Зуев. «Чему нас научили хлебозаготовки? — спрашивал он, - т. Кисис говорит, что мы одержали победу и потому все правильно. Я считаю уместным привести здесь фразу Наполеона, который сказал: «Еще несколько таких побед, и от армии ничего не останется». Наша задача заключается не в том, чтобы одерживать такие победы, а в том, как построить хозяйственное руководство, чтобы избежать таких нажимов и приемов в работе, таких методов, которые мы применяли в эти месяцы».
Дискуссия сыграла положительную роль, и в итоге пленум утвердил спокойную по тону и конструктивную по содержанию резолюцию «Об очередных хозяйственных задачах». В ней не делался упор на развертывании репрессивных мер. Но решение пленума не удалось выполнить в полном объеме. Снижение темпов хлебозаготовок в марте вынудило бюро крайкома ВКП(б) дать указание о возобновлении применения чрезвычайных мер. Краевая тройка предписала в хлебных районах дополнительно провести процессы по ст. 107 УК, считая возможным ее распространение на держателей 500-700 пудов. Однако ситуация с хлебом продолжала ухудшаться. В апреле заготовки по сравнению с мартом упали в 4,5 раза. Крайком 30 апреля 1928 года вновь распорядился усилить заготовки и приступить к тщательной подготовке процессов по ст. 107 УК.
Бесцеремонность в действиях властей в деревне привела крестьян в крайнее замешательство. Многие из них растерялись и не могли понять, чем вызвано резкое изменение политики властей. Поползли слухи о готовящейся войне и предстоящем голоде. Но когда выяснилось, что «советская власть зажиточных не любит» и рассчитывает попросту отнять у них хлеб, деревня начала быстро приспосабливаться, хлеб стали укрывать всеми доступными способами: раздавали по родственникам и соседям, передавали на хранение бедноте и семьям красногвардейцев, используя их относительную неприкосновенность.
Насилие и произвол опять приняли повсеместный характер. У части крестьян были отняты последние припасы. Местные партийные отряды устраивали облавы, создавали вооруженные заставы на дорогах, чтобы не допустить вывоза хлеба в города. Были, наконец, и неординарные случаи, как в Каменском округе, где один из уполномоченных 10 дней держал под арестом все село, добиваясь выполнения продразиерстки[9].
О недовольстве крестьян было известно и местному руководству. Сохранился любопытный документ, рассказывающий о настроениях крестьян деревень Николаевка и Захламино Омского района.
Например, крестьянин Владимир Мельников (хозяйство — 2 лошади, 1 корова, 5 десятин) говорил: «Я твердо верил в Советскую власть, а теперь не знаю, куда повернуть. Я знаю, что нас гонят в коллектив. Так зачем же восстанавливать против власти? Ведь теперь, где ни послушаешь, всякий эту власть из мати в мать клянет. Те, которые Колчака гнали, добровольцами ходили, а теперь говорят, что Колчак-то лучше был, тот выпорет и все тут, а здесь голодом хотят уморить. Ведь посмотреть сейчас 3/4 деревни сидят без хлеба и муки купить не на что»[ 101.
Деревенская беднота, мало что получившая из конфискованного хлеба и остро нуждавшаяся в продовольствии, стала обвинять власть в невыполнении обещаний, требовала прекратить вывоз хлеба
и распределить его на местах. Все разговоры сводились к одному: куда девался хлеб, почему его нет на базарах. «Не было еще ни одной такой власти, -говорили крестьяне, - чтобы бедняк нигде не мог купить себе хлеба. Когда нужно было вам отбирать хлеб у богатых, вы нам обещали горы, обманывали нас, лишь бы увезти хлеб». В округах фиксировались случаи самовольных захватов хлебных запасов, поджоги амбаров, кражи продовольствия и другие нарушения. Весной 1928 г. в селах Западной Сибири на почве продовольственных затруднений произошло 11 выступлений с участием от 15 до 300 крестьян.
Возврат к чрезвычайным мерам вызвал в сельских партийных ячейках различные негативные явления — от жалоб и упадничества до нарушений законности и перегибов. «Данные последних недель, - делали вывод «Извести Сибкарйкома ВКП(б)», - когда вопрос о хлебозаготовках приобрел вновь свою остроту, говорят о том, что в сельских ячейках осталось еще порядочное число таких членов, которым не место в партии». Парткомы при проведении заготовок с января по май 1928 г. привлекли к ответственности 1434 члена ВКП(б). из них за бюрократизм, халатность, бездействие и т.п. — 80 %, за противодействие хлебозаготовкам — 12 % и за остальные проступки — 8 %. Исключили из партии 278 человек. «Наиболее жесткий подход при вынесении партийных взысканий, - комментировала партийная печать, - был проявлен в отношении партийцев, противодействовавших хлебозаготовкам, из коих исключено 37 %. Исключено за халатность, бюрократизм и прочее 14,9 %. Из числа подвергнутых партвзысканиям было снято с работы 265, отдано под суд — 102, осуждено — 77 человек. «Известия Сибкрайкома ВКП(б)» настоятельно призывало довести очищение сельских ячеек до конца.
Отсутствие подвоза хлеба крестьянами на местный рынок вызвало массовое недовольство городского населения. Еще в феврале хлебозаготовки особого интереса у рабочих не вызывали. Но в апреле ситуация изменилась после того, как сибирские организации вынужденно пошли на сокращение местных потребностей в хлебе на 30 %. В городах возникли очереди и перебои в снабжении, которые достигли кульминации в мае 1928 г. В крайком шли взволнованные сообщения. «Настроение рабочих омского железнодорожного узла в связи с недостатком хлеба и перебоями в снабжении таковым с каждым днем ухудшается». Именно здесь получило распространение воззвание, которое обвиняло ЦК в «размычке» с крестьянством и оценивало деревенскую политику как грубое головотяпство. «Сталин, -утверждалось в нем, - стал действовать так, что затрещали шкуры во всех крестьянских слоях». Воззвание заканчивалось призывом: «Кто за ленинизм, тот должен быть за оппозицию». Потребовались дополнительные усилия для стабилизации обстановки и снабжения городов хлебом. В июле 1928 г. голоса недовольства затихли[11].
4 июля 1928 г. в Москве открылся пленум ЦК ВКП(б), который высказался за проведение мероприятий, исключающих в дальнейшем применение каких бы то ни было чрезвычайных мер. В соответствии с его решением председатель крайсуда М.В. Кожевников отправил в округа циркуляр: «Категорически предлагаю впредь не допустить ни одного случая применения ст. 107 УК по хлебозаготовкам. Предупреждаю, что виновные в неисполнении этого бу-
дут привлекаться к самой суровой, включая до судебной ответственности. Все возбужденные дела, еще рассмотренные в той или иной стадии, подлежат немедленному прекращению».
Ликвидировать многие перегибы и восстановить рамки законности в целом помогла работа комиссии по изучению социального состава осужденных на основании ст. 107 УК, созданная позднее по инициативе крайкома ВКП(б). Выявленные необоснованные аресты крестьян комиссией отменялись, а дела производством прекращались. Только в Бара-бинском округе было прекращено 25 %, а в Иркутском - 47 % всех дел. Окончательные результаты таковы: было осуждено 915 кулаков (57,6 %), торговцев-спекулянтов — 566 (35,6%), середняков — 104 (6,6%), бедняков - 3 (0,2 %), а всего 1588 человек.
Таким образом, репрессии против крестьян в период хлебозаготовительного кризиса 1927/28 гг. явились результатом тщательно спланированной акции сталинского руководства. Крестьянство, имея средства для выполнения своих обязательств перед государственными и кооперативными органами, отказалось продавать зерно государству по низким закупочным ценам. Это было законное право крестьян, предоставленное нэпом. Однако логика развития событий, опыт и психология, сложившиеся во время «военного коммунизма», толкали руководство страны и партии к репрессиям. В действиях Сталина ярко проявилось стремление через репрессии подчинить хлебопроизводителей большевистской воле и создать в деревне атмосферу страха и безысходности.
Опасность подмены экономической политики репрессивными методами не было осознано в полной мере ни теоретически, ни политически. Это привело к новому укреплению Сталина. В дальней-
шем, для обоснования необходимости репрессий все шире стал использоваться тезис об обострении классовой борьбы. Он совершенно не соответствовал реальному удельному весу буржуазных элементов в обществе и их истинным возможностям и конфронтации с государством.
Библиографический список
1. Сталин. Соч.Т.Ю. С. 311.
2. Известия ЦК КПСС. 1991. №6. С. 208.
3. Там же. С. 211.
4. Крестьянство Сибири в период строительства социализма (1917-1937 гг.). - Новосибирск, 1983. С. 136-137.
5. Иконникова И.П., Угроватов А,П. Сталинская репетиция наступления на крестьянство // Вопросы истории КПСС. 1991. № 1. С. 77-78.
6. Демидов В.В. Хлебозаготовительная компании 1927/28 гг. в сибирской деревне // Актуальные проблемы истории Совет ской Сибири. - Новосибирск, 1990. С. 129.
7. Безруков Г.Н, Приезд И.В. Сталина на Алтай. Материалы к семинарским занятиям по политисгории для студентов. -Барнаул. БГПУ, 1997. С. 12.
8. КосачевВ.Г. Накануне коллективизации. Поездка И.В. Сталина в Сибирь // Вопросы истории. 1988. № 5. С. 105.
9. ПапковС.А. Сталинский террор в Сибири. 1928-1941. -Новосибирск, 1997. С. 15.
10. «Чрезвычайщина». Из истории Омского Прииртышья 20-30-х годов. - Омск, 1990. С. 46-47,
11. Демидов В.В. Указ. соч. С. 135-136.
ДРОЗДКОВ Алексей Васильевич, кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой отечественной истории.
УДК 026(571.1):26 д Н. ШАГЛАНОВА
Омский юридический институт
К ВОПРОСУ
ОБ ОБРАЗОВАНИИ И СТАНОВЛЕНИИ СОВЕТСКОЙ ПРОКУРАТУРЫ В 20-30 ГГ. XX ВЕКА
Октябрьская революция коренным образом изменила российское государство. Не миновала изменений и судебно-правовая система. Декретом о суде N° 1 от 24 ноября 1917' года вместе с адвокатурой, прежними судами и институтом судебных следователей была упразднена прокуратура.
Такое неоправданное прерывание правовой преемственности не могло положительно сказаться на дальнейшем становлении и развитии советской судебно-правовой системы. В дореволюционном законодательстве существовало множество позитивных норм, которые могли быть успешно использованы
при создании новых органов юстиции и суда, что, впрочем, и произошло немного позднее.
Чрезвычайно негативное отношение народных масс к прежней судебно-правовой системе в целом и к прокуратуре в частности было напрямую вызвано теми функциями, которые эти органы осуществляли вплоть до революции.
Одной из главных причин упразднения прокуратуры без сомнения явилась ее деятельность после реорганизации 1864 года по борьбе с революционным движением в стране. Ведь в соответствии со ст. 1034 Устава уголовного судопроизводства
