CC BY
57Е.А.Калинин
РЕМАРК (Remarque, Remark) Эрих Мария (1898-1970)
Первые эмигрантские публикации о Р. появляются в 1929, сразу после выхода в свет романа "На западном фронте без перемен" - "истинно художественной поэмы о европейском поколении, опаленном в юности войной" (Савельев А. Поколение "железной юности" // Руль. 1929. 27 марта). Обсуждение достоинств и недостатков первого романа Р. - основное содержание статей писателей эмиграции. "Проста и скромна книга Ремарка, - пишет С.Ковалев. - В ней нет торжественных слов, нет пафоса, увлекательного сюжета... Ее герои - солдаты; в ней нет политики, тенденции, национальной вражды. Медленно и тяжеловато развертывается рассказ о жизни на фронте и гибели одного за другим нескольких восемнадцатилетних и девятнадцатилетних детей, солдат одного взвода, брошенных прямо со школьной скамьи на опаснейший участок германо-французского фронта. Написана книга в форме дневника молодого студента Пауля Боймера. Ремарк дал не только художественное произведение, но и громадного значения человеческий документ" ("На западном фронте без перемен" // ПН. 1929. 28 марта). "Документ, но не написанный, не составленный, а как бы родившийся вдруг в крике обезумевшей души... - уточняет Н.Мишеев. - Потом душа, привыкнув уже к своему крику, начала как бы спокойно описывать то, что приблизило ее к моменту безумия. За этим спокойствием, однако, слышится далекое сдавленное рыдание. Над чем? Может быть, соблазненная кем-то душа согласится с тем, что тихо, но явственно сказал в час отчаяния в своем "Экклезиасте" Соломон: "В последний час свой узнаешь, что нет различия между дыханием скота и человека" ("Мораль машины" // В. 1929. 14 июня).
Р. был одержим человеком. Война и воспоминания о войне владели им. В нем жила непреодолимая потребность говорить о войне, рассказать о ней правду, то, чего еще никто не говорил. Литературный критик А.Савельев пишет: "Исподволь прядет автор из простых суровых нитей черную ткань повествования. Властью большого таланта и в муках рожденного душевного опыта, автор незаметно атрофирует у читателя то, что давно потеряли его герои: потребность подходить к описываемым явлениям с меркою разума. Он гипнотически взращивает особое ощущение вместо понимания, ибо изображает он то, что человеку разумом понять не дано. Есть жизнь и есть смерть. В его же книге - какие-то переливы между ними, там царит сплошная сумеречная полоса, одним кон-
цом сливающаяся с жизнью, а другим уходящая в смерть" ("Поколение "железной юности" // Руль. 1929. 27 марта). Вместе с тем, изображение войны не является целью автора, считает критик. "Война проходит сквозь всю книгу как фон, она звучит как непрерывный аккомпанемент, подобный четырехлетнему гулу орудий от Вогезов и до моря. На этом фоне автор рисует процесс психического перерождения молодого поколения, проведенного тяжелой рукой истории через горнило войны. В годы, когда человек начинает только формироваться, война хирургическим ножом отрезала все связи с тем, чем жили их отцы и взрослые братья. Она убила в них нечто исключительно важное: приятие жизни в мире, дающей возможность взять от отцов нить труда, созидания и творчества и в свою очередь передать ее собственным детям" (там же). То, что Р. не оставляет в живых главного героя своего романа Пауля Боймера, А.Савельев объясняет следующим образом: "Подобно людям далеко ушедших времен, автор, по-видимому, думает, что в мире есть вещи, которые нельзя безнаказанно видеть, после чего остается только умереть" (там же).
Р. "пытается изобразить войну такой, какова она на самом деле, - пишет Г.Раевский, - ему хотелось бы вырвать куски из жизни и перетащить их в книгу вместе с громом батарей, грязью и кровью. И вот на какой-то глубине эта мнимая фотография жизненной действительности совпадает с художественной правдой. Так велика тематическая насыщенность, так сжат и точен выбор картин и образов, что за всем этим чувствуется рука настоящего художника. Ремарк отлично знает всю ценность искусства остановки и паузы: он обрывает и замолкает (притом без всякой эффектной позы) именно там, где многие другие дали бы простор своему чувству. При этом, он никогда не любуется, в нем нет и тени жестокого сладострастия, с которым иные писатели-реалисты бередят свои и чужие раны. Зато тем большую силу приобретает каждое описание. В этих людях, изо всех сил цепляющихся за жизнь и умирающих один за другим, есть много героического" ("На Западе без перемен" // В. 1929. 11 июля). Г.Раевский указывает, что во многих восторженно-хвалебных отзывах, которые получил роман Р. в Германии, "чувствуется торопливое желание как-нибудь приукрасить то очень горестное и простое, о чем в книге повествуется... Другие хотели бы видеть здесь социально -политический памфлет" (там же).
Оспаривая взгляд советской критики на Р. как писателя, которому "не хватает классового анализа, непримиримого пролетарского духа", Г.Адамович писал: "Огромное достоинство книги Ремарка в том, что это
не партийное и уж вовсе не "классовое" сочинение. Отношение Ремарка к войне гораздо глубже и мудрее, чем у всех партийных теоретиков вместе взятых: для него война - дело ужасное, но таинственное, отвратительное и страшное, но роковое; он знает, что она стара, как мир, с корнями уходит в самую темную глубь природы" ("О книге Ремарка" // ПН. 1929. 17 окт.).
"Это одна из самых грустных и как бы "безысходных" книг, которые были написаны за долгие годы. Откуда она, эта грусть? - задается вопросом Г.Адамович. - Разгадка, кажется, в том, что у других авторов "военных книг" героями бывали люди, попавшие на войну уже более или менее зрелыми, во всяком случае с некоторым запасом жизненных впечатлений... У Ремарка действуют и говорят дети. Глаза их открыты на мир широко и доверчиво, и первое, что они увидели в мире, - война" (там же).
Отмечая, что и у немцев, и в особенности у французов были "военные романы" острее задуманные, тоньше выполненные, Г.Адамович писал: "Ни в одном "военном романе", решительно ни в одном, не было веяния той величественной и трагической простоты, которая вдруг, хочется сказать "каким-то чудом", возникает у Ремарка. Как будто с черного хода взбирается он иногда на самые верхи искусства, куда тщетно пытаются взойти писатели много более умелые, более опытные и даже более крупные. Ремарк гениально и беззаботно "любительствует" в литературе, ощупью ищет в ней цели, бродит впотьмах. Когда он с ней не справляется, и она его подавляет, результаты получаются довольно жалкие" (там же).
Сходясь во мнении, что роман "На западном фронте без перемен" - "потрясающе-мучительная книга", пронизанная "теплотой и простой человечностью", критики первой эмиграции давали не столь высокую оценку художественным достоинствам романа. "Художественная ценность "На западном фронте" - ничтожна, об этом не было споров, -утверждает Ю.Мандельштам. - Когда-то спорили о фактическом правдоподобии отдельных эпизодов книги, но что Ремарк не достиг художественной правды, было ясно и тогда. Его роману придавали совсем иное значение: он будто бы первый описал войну такой, какая она есть... Отсюда будто бы и вытекает его пацифизм. Было бы несправедливо отрицать всякую значительность за Ремарком в этом смысле. Но, к сожалению, его пацифистская идеология не была следствием легшего в основу книги переживания, а в некотором отношении предшествовала ему.
Многое поэтому звучит у Ремарка нарочито и теряет большую долю своей ценности" ("Новая книга Ремарка" // В. 1938. 12 авг.). '
В.Архангельский замечает: "Ремарк не делает всех выводов из своих наблюдений. У него нет еще своей подлинной и большой идеи, и он останавливается на полдороге, напуганный своими новыми мыслями" ("От Гаршина до Ремарка" // Воля России. 1930. № 7-8. С. 683).
В 1931 выходит роман "Обратный путь", явившийся продолжением первой книги. Роман не получил положительных отзывов в эмигрантской периодике. "Не то, что книга плоха, - писал С.Горный. - Она, понятно, не плоха. Она подголосок первой. Она ее младший, самый младший брат" (Числа. 1931. № 5. С. 257). Неудачу романа "Обратный путь" С.Горный связывает с тем, что автор увлекается "поучением": "Он не только видит, не только помнит, не только слушает музыку души (тогда у него есть прекрасные видения, уплывающие облака, верные слова - четкие, единственные - нужным изломом ложащиеся в музыкальную вязь, в ткань - фразы). Но он рассуждает. Он поучает... У него внезапно вместо вкрадчивого и колдующего шепота мага (художника) слышится басок приват-доцента, переводчика. И это ужасно... Эта смесь художника (видения шамана) с баском провинциального убежденного пацифиста убивает всю книгу" (Там же. С. 251). Героев романа критик называет "лицедеями", подчеркивая, что все они, "кроме Карла (и то потому только, что он очень толст и очень закидист) и кроме еще двух-трех - на одно лицо. Их трудно запомнить, отличить" (Там же. С. 257). Говоря об особенностях авторского повествования, С.Горный пишет: "Журчащая повесть сливается в серую ленту - и вдруг прерывается (увы, почти в каждой главе) убедительной пропагандой о войне, о мире, о молодежи, о слепом тыле. Есть места прекрасные. Их увидел в озарении, в ясновидении Ремарк-поэт, маг... Не успели мы попасть под их власть -слышится чуть козлиный голос убеждающего... И скучно от всей книги" (Там же. С. 257).
На то, что роман "Обратный путь" не вызвал особого интереса, указывал Ю.Мандельштам: "Мироощущение военного поколения отражено очень многими... немецкими писателями - и куда ярче и страшнее, чем у Ремарка. Неудача этой книги была несомненной, хотя кое-какую документальную ценность имела и она" ("Новая книга Ремарка" // В. 1938. 12 авг.). Невысокую оценку дал Ю.Мандельштам и роману "Три товарища", опубликованному в 1938. "Роман... слаб, - утверждает критик, - хотя он и не хуже, чем "Обратный путь". "На западном фронте" превосходит "Товарищей" известной непосредственностью, ныне у Ре-
марка выветрившейся. Сейчас он, по-видимому, чувствует себя вошедшим в литературу и попробовал написать роман в полном смысле слова, с определенной фабулой, бытовым фоном, и уже испытанными приемами. Но попытка не удалась. Действие растянуто и скучновато, характеры героев и среда очерчены вполне условно. Приемами Ремарк пользуется заимствованными, и пользуется неумело. В общем, в противоположность другим его книгам, "Товарищи" грешат излишней и поверхностной литературностью. Главное же, в книге непрестанно чувствуется отсутствие творческого синтеза, несогласованность различных, составляющих ее элементов" (там же). Сомневаясь в "писательской будущности" Р., Ю.Мандельштам заключает: "Имя Ремарка всегда будет связано с воспоминанием о первом его произведении - до тех пор, однако, пока не забудется и сама эта книга, и ее автор" (там же).
Е.А.Калинин
РЕМБО (Rimbaud) Артур (1854-1891)
Краткая и бурная жизнь Р. всегда служила предметом изучения и споров. Ю.Мандельштам писал: "Противоречия этого одареннейшего поэта, "enfant terrible" символизма, его попытки создания не только новой поэтики, но и нового метода поэзии, как "системы ясновидения", наконец, его полный отход от литературы... - вся судьба Рембо глубоко волновала лучшие умы Франции" (В. 1938. 6 мая). Единственной целью Р., считает Ю.Мандельштам, было "торжество духовной девственности", "и отсюда его ненависть к миру, доходящая до упоения его падением. Отсюда и особое ясновидение: он ощущал присутствие неземного в нашем земном мире. Но этот мистицизм странным образом совпадал с отсутствием веры в точном смысле слова и даже с отсутствием желания ее. Рембо только разрушал земную целостность - и не придавал разрозненным элементам новой связи" (там же). За свою короткую творческую жизнь Р. написал не много. "Но на всем этом немногом - печать силы, размаха, неукротимого творческого порыва, стихийного, царственного романтизма и какого-то безудержного душевного "кутежа" (Тхо ржевский И. А.Рембо: 31 окт. 1854 - 31 окт. 1928 // В. 1929. 31 окт.). Именно поэтому "перед гением Рембо преклонился даже величественный ревниво-эгоистичный старец Виктор Гюго ... - пишет И.Тхоржевский. -Впечатлительный, безвольный Верлен рабски подчинился обаянию стихов Рембо и его мужественно грубой натуре. ...Торжественный Поль Клодель, признанный "корифей" французской поэзии, не задумываясь, именует своим учителем Рембо, его мальчишескую, озорную поэзию.
