CC BY
135
И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора [5, с. 487];
Среди зимы начали приходить письма на имя Потапова, написанные одной и той же рукой [6, с. 20].
В некоторых случаях данное местоимение отражает тот факт, что предмет известен говорящему лицу, но оно не хочет его детализировать. Например: Его плотно хлестнул кнутом по спине кучер одной коляски за то, что он чуть - чуть не попал под лошадей [3, с. 113].
Еще тут был один весьма важный сановник и один швейцарец - гувернер, живший прежде у Курагиных [4, с. 428];
- Если во мне их нет, и если они ко мне привьются, то в этом будет виновата... одна особа... [7, с. 87].
Местоимение один также встречается в сочетании с предлогом «из». В данном случае целесообразно говорить об избирательном значении, например: «какой-то из указанных предметов/лиц»:
Потом она осторожно взяла одно из писем, распечатала и, оглянувшись, начала читать [5, с. 27];
Один из секущих задевает его по лицу. [4, с. 58).
Мы жили в одной из деревень князя, и жили тихо, неслышно, счастливо. [8, с. 280].
Во французском языке избирательность значения передается посредством выражения l'un de, например:
L'un d'eux, le chapeau de paille en arrière, une chemise blanche, deux ou trois bagues aux doigts, il paraissait trente ans environ [9, с. 344]. - Один из них, лет тридцати, в сбитом на затылок соломенном канотье, в белой рубашке, распахнутой на бурой груди, поднялся с места при появлении Коттара [9, с. 157];
Le plus simple serait que vous logiez pendant quelques nuits chez l'un d'eux, qui habite pres des portes [9, с. 216]. - Самое, по-моему, простое - это переночевать две - три ночи у одного из стражников, живущих поблизости от ворот [9, с. 199].
В рамках французского перевода не всегда детализируется смысловое различие между русскими определителями существительного. В данном аспекте наиболее трудными и важными для усвоения являются различия, которые имеют место между такими словами, как один, какой-то, какой-нибудь. Остальные местоимения, выступающие в качестве прилагательных, будут примыкать к этим трем местоимениям, тем самым выражая семантические или стилистические оттенки.
Три ключевых определителя различаются между собой по степени неопределенности, которую они выражают. Так, наименьшая неопределенность наблюдается у числителя один, в то время как наибольшая неопределенность - у местоимения какой-нибудь. В определенных контекстах различие в значениях
Библиографический список:
местоимений один и какой-то, а также какой-нибудь может быть нейтрализовано. В связи с этим данные местоимения могут рассматриваться через призму контекстуальных синонимов.
Неопределенные местоимения русского языка какой-то, какой-нибудь, кое-какой, один и другие будут передавать такие оттенки, которые без дифференциации будут выражаться французским неопределенным артиклем ип, т.е. будут являться лексическим синонимом неопределенного артикля во французском языке. Например:
Il y avait à Montmartre...un excellent homme nommé Dutilleul... [10, с. 28]. -На Монмартре ...жил один замечательный человек по имени Дютийоль... [10, с. 30].
J'avais à solliciter les juges pour un procès [11, с. 49]. - Мне надо было похлопотать в суде по поводу одной тяжбы [11, с. 45].
Числительное один используется при переводе некоторых французских выражений: Un jour - в один прекрасный день, однажды; un matin - однажды утром.
Высказывание Hier j'ai vu un film français может быть переведено как Вчера я видел один французский фильм и Вчера я видел какой-то французский фильм. В первом случае акцентируется внимание на том, что говорящее лицо имеет достаточное представление о фильме и в полной мере готово поделиться впечатлениями. Стоит отметить, что второй вариант перевода допускается в ситуации, при которой говорящее лицо забыло название фильма либо намеренно не уточняет его название.
Таким образом, если какой-то используется при обозначении и неизвестного класса объектов, и неопределенного представителя известного класса, то один употребляется лишь по отношению к неопределенному представителю известного класса. Поэтому можно сказать: мы шли по улице, вдруг к нам подбежала одна девочка, но нельзя: ... вдруг к нам подлетела одна птица (здесь неизвестен класс предметов). Но можно: мы увидели стаю птиц. Вдруг одна птица подлетела к нам (класс предметов уже известен, но не определен его индивидуальный представитель).
В разговорной речи неопределенное местоимение один подкрепляется наречиями там или тут: Пришел тут один... Я принес тут одну книгу.
Таким образом, лексема один будет совмещать в себе функции неопределенного местоимения, числительного и усилительно-ограничительной частицы. В связи со своими характерными особенностями рассматриваемая лексема будет употребляться в зачине повествования, тем самым указывая на неизвестный структурный элемент известного читателю класса. Также стоит отметить тот факт, что лексема один будет передавать такие оттенки, которые выражаются французским неопределенным артиклем «un». Как следствие, данная лексема выступает в качестве лексического синонима неопределенного артикля во французском языке.
1. Лукин В.А. Концептуальный инвариант системы значений лексемы «один». Филологический сборник. Москва, 1995: 300 - 306.
2. Николаева Т.М. Словосочетания с лексемой «один». Форма, значения и их контекстная маркированность. Синтаксис текста. Москва: Наука, 1996: 134 - 161.
3. Достоевский Ф.М. Дядюшкин сон. Москва: Художественная литература, 1983.
4. Достоевский Ф.М. Преступление и наказание. Москва: Правда, 1976.
5. Толстой Л. Война и мир. Санкт-Петербург: Каравелла, 1993.
6. Паустовский К. Снег. Москва: Самовар, 2008.
7. Тургенев И.С. Накануне. Москва: Художественная литература, 1980.
8. Достоевский Ф.М. Бедные люди. Москва: Художественная литература, 1983.
9. Camus A. La peste. Санкт-Петербург: Корона принт; КАРО, 2005.
10. Sagan F. Un certain sourire. Москва: Менеджер, 2004.
11. Mérimée P. Carmen. Paris: Booking international, 1993.
References
1. Lukin V.A. Konceptual'nyj invariant sistemy znachenij leksemy «odin». Filologicheskij sbornik. Moskva, 1995: 300 - 306.
2. Nikolaeva T.M. Slovosochetaniya s leksemoj «odin». Forma, znacheniya i ih kontekstnaya markirovannost'. Sintaksis teksta. Moskva: Nauka, 1996: 134 - 161.
3. Dostoevskij F.M. Dyadyushkin son. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1983.
4. Dostoevskij F.M. Prestuplenie inakazanie. Moskva: Pravda, 1976.
5. Tolstoj L. Vojna i mir. Sankt-Peterburg: Karavella, 1993.
6. Paustovskij K. Sneg. Moskva: Samovar, 2008.
7. Turgenev I.S. Nakanune. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1980.
8. Dostoevskij F.M. Bednye lyudi. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1983.
9. Camus A. La peste. Sankt-Peterburg: Korona print; KARO, 2005.
10. Sagan F. Un certain sourire. Moskva: Menedzher, 2004.
11. Mérimée P. Carmen. Paris: Booking international, 1993.
Статья поступила в редакцию 06.03.20
УДК 811.161.1:80
Vorobyova S.N., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Tver State Technical University (Tver, Russia), E-mail: vorobeva-66@mail.ru
RELIGIOUS DISCOURSE: EXTRALINGUISTIC AND LINGUISTIC FEATURES. The relevance of the article is due to the need to study more fully the religious discourse, which has recently attracted the attention of scientists of different directions. However, the available scientific results do not give reason to speak about the completeness of the study of this phenomenon, some issues have not yet received proper coverage, for example, there is not enough information on what specific features and features it has. The article gives a brief description of religious discourse and focuses on its main linguistic and extralinguistic features. Religious discourse is considered by the author as a special kind of communication of people related to the church as a social institution, the purpose of which is to demonstrate
and strengthen the faith of man in God, to analyze the accumulated spiritual experience, which is for the believer a means for the actual spiritual growth in God. The study shows that special features of religious discourse include irreality, idealism, visibility, nazidity, etc. Theological and discursive methods of research are used.
Key words: discourse, text, religious discourse, linguistic and extralinguistic features.
С.Н. Воробьева, канд. филол. наук, доц., Тверской государственный технический университет, г. Тверь, E-mail: vobeva-66@mail.ru
РЕЛИГИОЗНЫЙ ДИСКУРС: ЭКСТРАЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ И ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ
Актуальность статьи обусловлена необходимостью более полного изучения религиозного дискурса, который привлекает к себе внимание ученых разных направлений. Однако имеющиеся научные результаты не дают основания говорить о полноте исследования данного явления, некоторые вопросы еще не получили должного освещения, например, недостаточно информации о том, какими специфическими чертами и особенностями он обладает Основное внимание в статье уделяется анализу лингвистических и экстралингвистических параметров, которые в совокупности составляют социолингвистическую характеристику дискурса. Религиозный дискурс рассматривается автором как особый вид коммуникации людей, имеющих отношение к церкви как социальному институту, цель которого заключается в демонстрации и укреплении веры человека в Бога, анализе накопленного духовного опыта, являющегося для верующего средством собственного духовного возрастания. В исследовании используются теологический, социолингвистический и дискурсивный методы исследования.
Ключевые слова: дискурс, текст, религиозный дискурс, лингвистические и экстралингвистические особенности.
Понятие религиозный дискурс широко применяется в современной лингвистической науке и рассматривается с разных позиций. Интерес к его анализу проявился в трудах многих отечественных исследователей: Н.Д. Арутюновой, E.B. Бобыревой, И.В. Бугаевой, И.В. Гузенко, A.C. Жулинской, Е.Б. Казниной, В.И. Карасика, В.А. Масловой, A.C. Пригариной, Н.С. Болотновой, В.В. Колесова, Д.С. Лихачева, В.А. Лукина, Ю.Е. Прохорова, С.А. Сергеева, Ю.С. Степанова, И.А. Стернина, И.А. Тарасовой, Е. А. Кожемякина и др.
С одной стороны, религиозный дискурс рассматривается как особый тип институционального общения. Е.В. Бобырева, В.И. Карасик цель данного взаимодействия видят в приобщении человека к вере или укреплении его веры в Бога. Он характеризуется такими конститутивными признаками, как:
1) наличие священных текстов и их религиозная интерпретация, а также религиозные ритуалы,
2) наличие священнослужителей и прихожан как участников этого общения;
3) наличие типичного хронотопа - церковного богослужения [1].
С другой стороны, религиозный дискурс предлагается воспринимать как ограниченную некоторыми историческими и социокультурными устоями «смыс-лообразующую и смысловоспроизводящую деятельность». С точки зрения Е.А. Кожемякина, она направлена на формирование, передачу и трансформацию догматического мышления, религиозного мироощущения и духовного опыта. При этом исследователь выделяет следующие аспекты религиозного дискурса:
- направленность на достижение, «семиотическое закрепление» и трансляцию иррационального опыта и переживаний;
- ориентация на сохранение и передачу накопленного религиозным сообществом опыта [2].
Несмотря на различие подходов к изучению, религиозный дискурс воспринимается нами в первую очередь как коммуникативный процесс людей, жизненные устремления которых направлены на то, чтобы найти свой путь к Богу, утвердиться в Нем и восстановить нарушенную с Ним связь, потому что Бог есть высшая ценность и причина возникновения и существования мира. Демонстрация и укрепление веры в Него, передача и обмен духовного опыта становятся основными моментами духовной жизни человека.
Основным параметром выделения религиозного дискурса среди других и онтологическим основанием его дифференциации считается религиозная сфера и такой общественный институт, как церковь, которая является религиозной организацией, состоящей из духовенства и верующих, объединенных на уровне общности верований и обрядности. Ее цель - помочь человеку восстановить разорванную в результате грехопадения связь с Богом, дать ему возможность в процессе собственного духовного возрастания воспользоваться всеми имеющимися для этого средствами: участием в таинствах и обрядах, в литургической жизни, приобщением к различным религиозным практикам.
Кроме того, она транслирует и производит сакральные знания, формирует определенную систему мировоззрения, основанную на комплексе догм и ценностей, что указывает на идеологический аспект дискурса. Догматами называются утверждённые Церковью положения вероучения, считающиеся неизменяемой истиной, не подлежащей сомнению. Ее прямыми обязанностями является актуализация ценностно-нормативных и догматических основ религии, осуществление контроля за действиями и мыслями верующего на предмет соответствия их установленным стандартам поведения и образу жизни. Исповедь, беседа с наставником, осуждение и анафема и т.д. являются традиционными формами контроля. Полный объем конфессионального знания, как замечает Н.Б. Мечковская, отражается в следующих содержательных областях: 1) представление о Боге, его история и теория (учение) о Боге; 2) представление о воле Бога, о его Завете или требованиях по отношению к людям; 3) представления (учение) о человеке, обществе, мире (в некоторых религиях - о конце мира, путях спасения, о загробном и потустороннем мире); 4) религиозно-
этические и религиозно-правовые представления и нормы; 5) представления о должном порядке культа, церковной организации [3, с. 33].
Церковь является сакральным пространством, семиотически распределенным и закрепленным тысячелетней практикой, которое используется для проведения богослужений и религиозных обрядов, имеющих свое четко обозначенное время. В качестве специальных молитвенных мест могут использоваться часовня, комната с иконами, молельня. Она как социальный институт является консервативным образованием. Принятые на Вселенских соборах томасы обеспечили неизменность духовных ценностей и этических норм, а также стандартных схем поведения религиозного сообщества. А установленные многовековой традицией сценарии таинств и обрядов практически не подвергаются существенным изменениям в течение долгого времени. В текстовом плане это зафиксировано в канонических текстах, к которым относятся книги Священного Писания, и в богослужебных источниках. Это Цветная и Постная Триоди, Октоих, Часослов, служебник, Месячная Минея, Типикон и др.
Уникальность религиозного дискурса состоит в том, что центральным его участником является Бог, к которому обращены молитвы, псалмы, исповеди и т.д. Он «выступает в качестве суперагента» [4, с. 221] и воспринимается как активный участник общения, с которым коммуникативная связь осуществляется непосредственно или опосредованно через священника (пророка). Это свидетельствует не только о специфическом характере религиозной коммуникации, но и о цикличности. Однако необходимо отметить, что участие в религиозной дискурсной практике связано с выполнением ряда предписаний. Это касается в первую очередь необходимости соблюдать иерархическую дистанцию между коммуникантами.
С точки зрения статусно-ролевой характеристики отмечается следующая иерархия участников: агент - клиент - маргинал [4, с. 220]. При этом критериями оценки служат: положение субъекта в религиозной иерархии (саны священнослужителей), степень участия коммуникантов в религиозной жизни и деятельности Церкви. Немаловажное значение имеет наличие или отсутствие мистического опыта и связанных с ним духовных переживаний, уровень фоновых знаний о религиозном учении и сакральном тексте, образ жизни, соответствующий религиозным канонам, и т.д.
Агенты вследствие установленных институциональных норм считаются носителями сакрального знания, наставниками, обладают общепризнанным авторитетом, поэтому религиозная коммуникация представляет собой иерархизи-рованный процесс, в ходе которого формируется и транслируется информация, ориентированная на изменение догматического мышления, сакрального мироощущения и мистического опыта клиента. Содержательная сторона знания, ее последующая интерпретация должна соответствовать канонам религиозного учения, а ее предоставление осуществляется адресантом, имеющим определенный статус в церковной иерархии. Общение статусно неравных участников составляет ядро институционального дискурса, а сами частники и их целеполагания представляют собой системообразующие элементы. Распределение полномочий, выбор речевых стратегий и тактик, жанр текста зависят от субъекта дискурса и его цели. [4, с. 220].
Ориентиром на пути духовного совершенства для верующего становятся сакральные тексты. Они содержат основные положения религии, представляют собой «голос Бога», с которым непосредственно «ведется диалог», «обучение», «наставление», «воспитание». Помимо особого характера содержания, основанного на специфических знаниях, данный корпус текстов имеет прагматическое назначение. Они организуют время и пространство коммуникации, определяют предмет размышлений и рассуждений верующего. Канонические источники, а это в первую очередь Священное Писание, считаются образцом построения для других текстов и определяют их текстовую иерархию (патристика, катехизис, молитвы, святоотеческие откровения, конфессионально-светская литература). Знаково-когнитивная форма религиозного дискурс, таким образом, способ-
ствует закреплению, сохранению основных религиозных устоев и канонов в соответствии с установленными нормами и религиозным учением.
Канонические сакральные тексты создают определенный контекст, который предлагает модели поведения для членов религиозного сообщества и обозначает соответствующие стратегии. Например, среди организующих стратегий религиозного дискурса Е.В. Бобырева выделяет коммуникативную и собственно организующую (проповедь, коллективная молитва, песнопение). К разряду выделяющихся стратегий относятся: молитвенная, например, «Прославлю Тебя, Господи», Воспою Тебя, Господи», исповедальная (Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!), обрядовая, на которой построен весь религиозный дискурс. В группу объединяющих стратегий входят объясняющая, целью которой является формирование взгляда на мир посредством проповеди, библейских притч, псалмов, оценивающая, контролирующая (проповедь), содействующая (исповедь), утверждающая (тексты Священного Писания) [1].
Что касается ценностей, то они сводятся к признанию Бога, пониманию губительного воздействия на человека греха и оздоровительного эффекта добродетели, к вопросу о спасении души, которая, с точки зрения догматики, бессмертна, ощущению возможности существования чуда, точному соблюдению обрядов и т.д. В.И. Карасик, рассматривая специфику дискурса, отмечает, что в религиозном общении ценности утверждаются открыто, тогда как в других типах институционального общения они являются в большей степени скрытыми, подразумеваются и выводятся из контекста (деловой или научный дискурс). Например, факт признания существования Бога, обладающего определенными апофатическими и катафатическими свойствами, закрепляется в следующих утверждениях: Бог един, но троичен в Лицах, он самобытен, не подвержен никаким изменениям, непознаваем человеческим рассудком, не имеет материальной формы, является вечным, вездесущим, всемогущим и всеведущим, милосердным и благим.
Исследователь предлагает следующую классификацию духовных ценностей и этических норм религиозного поведения (выделяются четыре группы). К первой, суперморальной группе он относит религиозные догматы, связанные с определением поведения человека по отношению к Богу. В качестве примера приводит цитату из Библии: «Не произноси имени Господа напрасно». Вторая, моральная группа связывается им с поведением человека по отношению к ближнему: «Люби ближнего твоего, как самого себя». Утилитарная - по отношению к самому себе. Субутилитарная определяет необходимые условия биологического выживания. Повествовательными формами выражения ценностей чаще всего являются иносказания, притчи, в которых сюжетная логика выступает в качестве фактора убеждения. В смысловом отношении большинство произведений имеет назидательный характер, инструментом воздействия в них выступает языковой образ, через который и происходит формирование мотивационно-ценностных установок, создание определенного рода мнений и стереотипов поведения, основанных в первую очередь на вере [4, с. 220].
Религиозный дискурс основывается на вере в существование высшей силы; в этой роли выступают Бог, ангелы, святые, т.е. объекты, ненаблюдаемые эмпирически, доказать существование которых ни рациональным, ни экспериментальным путем невозможно, точно так же, как и предметы физической или социальной области, трактуемые как «производные» от сверхъестественных сил. Апостол Павел дает следующее каноническое определение этому понятию: «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1).
Такое понимание веры, как справедливо замечает Е.А. Кожемякин, предполагает выход за пределы физической (и психической) реальности в силу своей ирреальности, поэтому «иррациональная виртуальная предметная область» становится доминирующей в религиозном дискурсе. «Бог», «спасение», «душа», «Истина» и т.д. являются категориями, в которых выражаются феномены данной области. Границы их действия определяются только действием веры [2]. Для их познания, понимания, трансляции и анализа в качестве высшей ценности методы рациональной коммуникации принципиально неприменимы, важной составляющей религиозного дискурса становятся мистические переживания, закрепленные в определенных высказываниях. Многие из них имеют форму догматических установок. Предметы и явления иррационального характера доступны рациональному объяснению только в результате существования собственного мистического опыта, личного участия в определенной дискурсной практике (молитвенно-литургическая, аскетическая) и вере.
Вера в Священном Писании определяется как договор между Богом и человеком. Она предполагает такие взаимоотношения, в процессе которых человек вступает на совершенно новую ступень развития (от рабского состояния в свободное состояние сыновства и благодати). Это стало возможным через добровольную крестную смерть Христа, которая искупила человечество от первородного греха и его последствий. Верить - значит выполнять заповеди Бога-Отца, ради веры идти на самопожертвование, самоограничения и самоотречения, добровольные испытания и лишения, аскезу, соблюдать ритуальные нормы и модели поведения. Вера осознается как добровольное согласие человека на принятие Божественной Истины и отсутствие побудительно-принудительного действия со стороны Церкви и ее служителей.
В.И. Карасик рассматривает веру как концепт религиозного дискурса и предлагает оценивать ее как ментальное состояние человека, при котором понимается различие между обыденным миром, с одной стороны, и сверхъесте-
ственным, с другой. У человека отсутствует сомнение в существовании Бога, признается Его присутствие, отчего со стороны верующего проявляется доверие и упование [4, с. 220].
На вере основана ритуальность, исторически выработанные устойчивые модели выражения и трансляции сакрального знания. В этой связи выделяется вербальный ритуал: фразы, типичные для произнесения во время богослужений: «Паки и паки миром Господу помолимся!», «Мир всем!» - «И Духове твоему!», «Вонмем!», «Господи, спаси благочестивыя и услыши ны!»; для начала молитв: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа» и пр., и невербальный ритуал: крестное знание, смиренное склонение головы, коленопреклонение как знак благоговения или благодарности Всевышнему и т.п. Эксплицирование таких элементов коммуникации, как невербальные средства также свидетельствует о специфике религиозного общения. Объединение вербально-невербальных средств коммуникации становится образующим признаком, отличительной типологической особенностью религиозно маркированных ситуаций. При этом очевидно, что ритуал религиозного дискурса обладает собственным смыслом, а участие в дискурсной практике расценивается как основанное на добровольно принятом решении.
Жестко регламентированные коммуникативные роли в процессе дискурс-ной практики свидетельствуют о другой особенности религиозного дискурса - театральности, которая определяется местом и временем ее осуществления. Говоря о театральности, необходимо обратить внимание на два важных момента: во-первых, данный вид взаимодействия в какой-то степени манипулятивен, связан с эмоциональным воздействием на верующего, так как направлен на апелляцию к эмоциям. Во-вторых, пафосные религиозные высказывания и сопровождающие их действия не только оказывают соответствующее влияние, но и невольно вовлекают в дискурсное поле всех участников коммуникации.
Обращение к эмоциям адресата и его интуиции (это также является особенностью дискурса) облегчает формирование идей, ценностей и оценок и определенным образом воздействует на собеседника и на вербальном уровне. На лексическом уровне это проявляется в ключевых словах и сквозных образах (воскресение, ад, рай, счастье, блаженство, духовная смерть, вечные муки), в речевых клише «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь», фразеологизмах и т.п.
Говоря о лингвистических особенностях религиозного дискурса, следует отметить, что сохранение догматического потенциала дискурса, точное воспроизведение сакрального текста, в котором фиксируется «истинное знание», осуществляется за счет использования устаревшей лексики, экспрессивно-возвышенной, специфичной религиозной терминологии, цитирования сакрального текста, специфичного языка для репрезентации возвышенных объектов и «сакрального опыта», а также обращение к изобразительно-выразительным средствам. Это указывает на другие дискурсивные особенности - изобразительность и наглядность.
Об изобразительности и наглядности изложения религиозного дискурса говорят тропы: сравнения, противопоставления, примеры и описания, эпитеты, стилистические фигуры. С целью воздействия на чувства и воображение верующих во всех жанрах используется метафора, гипербола, аллегория (чаще всего выражена в притчах), олицетворение (каноны, акафисты, молитвы). Для привлечения внимания слушающих или читающих к вопросам веры, активизации их мышления применяется такой способ выражения сильных чувств и эмоций, как восклицание.
Среди грамматических особенностей религиозных текстов И.В. Бугаева выделяет следующие: 1) отглагольные существительные с суффиксами -н^-, -ен^-: назидание, страдание, исправление, моление, умиление, спасение, мучение; 2) субстантивированные причастия настоящего времени: труждающиеся, верующие, болящие, скорбящие; 3) субстантивированные прилагательные: страждущие, недостойные, усопшие; 4) употребление звательной формы: Заступнице усердная. А непрямой порядок слов, частотное употребление императивных конструкций относит к синтаксическим отличиям: Разумейте, поучайтесь, судьи земли! Служите Господу со страхом и радуйтесь Ему с трепетом! (Пс. 3:10 - 11). В религиозных текстах активно используется категория оптативности: Помоги, Господи! Дай Бог; Не дай Бог. Причем эти и подобные фразы не приобретают характер междометий, как в других сферах [5]. Религиозный дискурс насыщен высказываниями перформативного характера, имеющих силу институционального действия, например, «А я, по великой милости Твоей, войду в дом Твой, поклонюсь храму святому Твоему в страхе пред Тобою» (Пс. 5: 8). А такие использующиеся коммуникативно-речевые приемы, как обращение, вопрос, восклицание говорят о диалогическом характере дискурса, его неофициальной форме.
Таким образом, религиозная сфера существования, церковь как социальный институт, определяющий конкретные коммуникативные цели и характеристики участников религиозной коммуникации, возвышенно-воздействующий характер языка являются основными критериями выделения религиозного дискурса среди других дискурсов. Рассмотренные в работе такие его особенности, как идеоло-гичность, иррациональность, назидательность, театральность, ритуальность, наглядность, изобразительность, а также условия его построения и развития показывают, что данный вид взаимодействия является специфическим видом общения. Дальнейшее исследование религиозного дискурса имеет широкие перспективы, так как относится к актуальному коммуникативному пространству.
Библиографический список
1. Бобырева Е.В. Религиозный дискурс: ценности, жанры, стратегии: на материале православного вероучения. Aвтореферат диссертации ... доктора филологических наук. Волгоград, 2007.
2. Кожемякин E.A. Религиозный дискурс: методология исследования. Научные ведомости БелГУ. Серия: Философия. Социология. Право. 2011; № 2 (97). Available at: http://cyberleninka.ru/article/n/religioznym-diskurs-metodologiya-issledovaniya
3. Мечковская Н.Б. Язык и религия: пособие для студентов гуманитарных вузов. Москва: Aгентство «^ИР», 1998.
4. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002.
5. Бугаева И.В. Стилистические особенности и жанры религиозной сферы. Стилистика текста: межвузовский сборник научных трудов. Нижний. Новгород: НГЛУ имени НА Добролюбова, 2005: 3 - 11.
6. Воробьева С.Н. Сакральность (сакральное) как конститутивное свойство религиозного дискурса. Филология: научные исследования. 2019; № 6:140 - 149.
7. Карасик В.И. О типах дискурса. Языковая личность: институциональный и персональный дискурс: сборник научных трудов. Волгоград: Перемена, 2000.
References
1. Bobyreva E.V. Reiigioznyj diskurs: cennosti, zhanry, strategii: na materiaie pravosiavnogo veroucheniya. Avtoreferat dissertacii ... doktora filologicheskih nauk. Volgograd, 2007.
2. Kozhemyakin E.A. Religioznyj diskurs: metodologiya issledovaniya. Nauchnye vedomosti BeiGU. Seriya: Filosofiya. Sociologiya. Pravo. 2011; № 2 (97). Available at: http:// cyberleninka.ru/article/n/religioznym-diskurs-metodologiya-issledovaniya
3. Mechkovskaya N.B. Yazykireiigiya: posobie dlya studentov gumanitarnyh vuzov. Moskva: Agentstvo «FAIR», 1998.
4. Karasik V.I. Yazykovoj krug: iichnost', koncepty, diskurs. Volgograd: Peremena, 2002.
5. Bugaeva I.V. Stilisticheskie osobennosti i zhanry religioznoj sfery. Stiiistika teksta: mezhvuzovskij sbornik nauchnyh trudov. Nizhnij. Novgorod: NGLU imeni N.A. Dobrolyubova, 2005: 3 - 11.
6. Vorob'eva S.N. Sakral'nost' (sakral'noe) kak konstitutivnoe svojstvo religioznogo diskursa. Fiioiogiya: nauchnye issiedovaniya. 2019; № 6:140 - 149.
7. Karasik V.I. O tipah diskursa. Yazykovaya iichnost': institucionai'nyjipersonai'nyjdiskurs: sbornik nauchnyh trudov. Volgograd: Peremena, 2000.
Статья поступила в редакцию 25.03.20
УДК 821
Dzhamaludinova Kh.G., Cand. of Sciences (Philology), teaching assistant, Dagestan State Pedagogical University (Makhachkala, Russia),
E-mail: centrznanie05@mail.ru
Kazimagomedova F.I., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Dagestan State Pedagogical University (Makhachkala, Russia), E-mail: fainamaka@mail.ru
SPECIAL ASPECTS OF THE WORK OF FAZU ALIEVA. The objective of the article is to analyze the study of the work of Fazu Alieva. Particular attention is paid to the author's point of view for the model of the world and the conception of personality, manifested in the glorification of goodness, humanism, humanity and spirituality. The problems, themes, moral guidelines of her prose "act and work" for the chanting of man, proclaim the preservation of life, peace and quiet on the earth. The literary hero of Fazu Alieva is the personality of a highland man and woman in the context of the development of Soviet society and the post-Soviet period of the history of our country. These are ordinary people whose features express the most essential qualities of a human person. Speaking about the features of creativity and mastery of F. Alieva, one cannot remain silent about the folk sources that nourish her prose. The work of Fazu Alieva flourished during the period of developed socialism. She belongs to writers who honestly responded to the most pressing problems of their time.
Key words: multinational culture, poetry, prose, artistic style, national color, publicistic writing, figurative system, emotionality, narration, expression of feelings.
Х.Г. Джамалудинова, канд. филол. наук, ассистент, Дагестанский государственный педагогический университет, г. Махачкала,
E-mail: centrznanie05@mail.ru
Ф.И. Казимагомедоеа, канд. филол. наук, доц., Дагестанский государственный педагогический университет, г. Махачкала,
E-mail: fainamaka@mail.ru
ОСОБЕННОСТИ ТВОРЧЕСТВА ФАЗУ АЛИЕВОЙ
Целью статьи является анализ изучения творчества Фазу Алиевой. Особое внимание уделено авторскому взгляду на модель мира и концепцию личности, проявляющемуся в прославлении добра, гуманизма, человечности и духовности. Проблематика, тематика, нравственные ориентиры ее прозы «действуют и работают» на воспевание человека, провозглашают сохранение жизни, мир и покой на земле. Литературный герой Фазу Алиевой - это личность горца или горянки в контексте развития советского общества и постсоветского периода истории нашей страны. Это обыкновенные люди, в чертах которых выражены самые существенные качества человеческой личности. Говоря об особенностях творчества и мастерстве Ф. Алиевой, нельзя умолчать о народных истоках, которые питают ее прозу. Творчество Фазу Алиевой расцвело в период развитого социализма. Она принадлежит к писателям, честно откликавшимся на самые злободневные проблемы своего времени.
Ключевые слова: многонациональная культура, поэзия, проза, художественный стиль, национальный колорит, публицистика, образная система, эмоциональность, повествование, выражение чувств.
С именем народной поэтессы Республики Дагестан Фазу Алиевой связана целая эпоха в истории многонациональной литературы Дагестана. Фазу Алиева известна как яркий и самобытный писатель. С ее творчеством знакомы миллионы людей в самых разных странах, она автор более 80 поэтических и прозаических книг переведенных на многие (более шестидесяти) языки мира, публицистических выступлений на страницах ведущих изданий России и зарубежья. Секрет успеха ее книг, их популярности у читателей разных возрастов и поколений - неповторимый художественный стиль и поистине уникальный национальный колорит
Творчество Фазу Алиевой неразрывно связано с родной землей и опирается на опыт национальной литературы.
Наиболее яркими прозаическими книгами Ф. Алиевой, получившими особое признание в советский период, явились «Судьба» (1966), «Комок земли ветер не унесет» (1967), «Родовой герб» (1970), «Родники рождаются в горах» (1971), «Роса выпадает на каждую травинку» (1973), «Орел точит клюв о камень» (1974), «Корзина спелой вишни» (1975), «Восьмой понедельник» (1978), «Когда взрослеют сыновья» (1984) и др. Здесь же отметим ее произведения, вышедшие в постсоветский период: «Краса ветвей зависит от корней» (1997), «Излом» (1998), «Не прерванный полет» (2001), «Таинственное свечение» (2003), в которых говорится
о боли и потерях человека, о трагизме и состоянии родного края, современного мира.
Расцвет прозаического творчества Фазу Алиевой приходится на 60 - 80-е годы, что совпадает со временем стабильного развития социалистического общества в нашей стране. Творческий путь Фазу Алиевой во многом отразил духовно-нравственные поиски поколения, заявившего о себе в эти годы.
В тот период в произведениях многих писателей появляются исповедальные мотивы, монологи, обращенные к читателю, возрастает экспрессивность авторской речи. Присутствие подобных элементов придаёт повествованию поэтичность и лиризм.
Как отмечает С.Х. Ахмедов, «литература этих десятилетий явилась не просто искусством слова. Она стала средоточием общественной мысли, полем, на котором разыгрывались трагедии, велись позиционные войны идеологического и политического характера. Через литературу, её образную систему, подтекст, символику, саму манеру письма, весьма выразительную, читатель ощущал глубинное дыхание эпохи, отдалённый гул будущих катаклизмов и изломов» [1, с. 34].
В художественной литературе особое место принадлежит произведениям, отмеченным публицистичностью, т.е. непосредственным выражением идейно-э-
