CC BY
94
Вестник Челябинского государственного университета. 2019. № 6 (428). Филологические науки. Вып. 117. С. 7—16.
УДК 81'27 DOI 10.24411/1994-2796-2019-10601
ББК 81.2-5
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ НАЗИДАТЕЛЬНОСТИ И ПОБУДИТЕЛЬНОСТИ В ПРАВОСЛАВНОЙ РЕЛИГИОЗНОЙ КОММУНИКАЦИИ
Е. Н. Азначеева, Ю. В. Мамонова
Челябинский государственный университет, Челябинск, Россия
В статье анализируется семантика назидательности и побудительности в речевых жанрах проповеди и церковного послания православного церковно-религиозного дискурса. Выявляется доминирование косвенной реализации побудительности, которая эксплицируется преимущественно через средства выражения деонтической, аксиологической и оптативной модальности. Описываются ведущие коммуникативные стратегии — оценочности, побудительности и призыва.
Ключевые слова: церковно-религиозный дискурс, назидательность, речевой жанр, проповедь, церковное послание, побудительность, оценочность, модальность.
1. Введение
Религиозный дискурс представляет собой сложный культурно-коммуникативный феномен, основу которого образуют трансцендентное знание, система духовных принципов и нравственных ценностей и который реализуется в виде комплекса специфических жанров, традиций, религиозных практик и ритуалов. В религиозном дискурсе находят воплощение такие характеристики, как сакраль-ность, фидеистичность, институциональность, театральность, мифологичность и ритуализованность.
Е. В. Бобырева выделяет три сферы функционирования и в соответствии с этим три подтипа религиозного дискурса:1) общение в ситуациях клиши-рованности, ритуализированности, театральности; 2) общение в малых группах для сект и разного рода религиозных конфессий; 3) общение с Богом, когда верующему не нужен посредник для обращения к Богу, примером может служить молитва [5].
В данной статье рассматриваются особенности реализации категории назидательности в рамках институционального религиозного общения первого типа, т. е. в речевых жанрах, использующихся во время литургии и официальных церковных мероприятий. Этот подтип религиозного дискурса мы, вслед за Д. В. Ореховой, будем обозначать как церковно-религиозный [13]. К особенностям цер-ковно-религиозного типа дискурса относятся следующие: высокая степень институциональности и ритуализованности, массовый характер адресата, назидательность.
Цель исследования состоит в выявлении фундаментальных конститутивных дискурсивных признаков православного церковно-религиозного стиля.
Материалом для анализа послужили тексты проповедей и церковных посланий, представленных на различных православных сайтах.
2. Дидактическая направленность церковно-религиозного дискурса
К церковно-религиозному типу дискурса в еще большей мере, чем к религиозному дискурсу в целом, применимо его определение как статусно-ориентированного, институционального [11. С. 221], так как в нем особенно ярко выражены ритуализованность, пространственная и временная регламентированность и конвенцио-нальность. Е. В. Бобырева, подчеркивая, вслед за В. И. Карасиком, институциональность религиозного дискурса, дает ему следующее определение: «Религиозный дискурс представляет собой институциональное общение, целью которого является приобщение к вере или укрепление веры в Бога, и характеризуется следующими конститутивными признаками: 1) его содержанием являются священные тексты и их религиозная интерпретация, а также религиозные ритуалы, 2) его участники — священнослужители и прихожане, 3) его типичный хронотоп — храмовое богослужение» [4].
Институциональный характер религиозного дискурса проявляется, в том числе, в наличии вертикальной дистанции между говорящим и адресатом. В качестве адресанта церковно-религиозного общения выступает священнослужитель, цель которого — передать адресату моральные принципы, поведенческие установки и ориентации, соответствующие христианским ценностям, принципам и канонам. Он носитель более высокого статуса, морального авторитета, человек, который видит
свою миссию в осуществлении религиозно-просветительской деятельности.
Основными речевыми жанрами церковно-ре-лигиозного типа дискурса являются публичные речевые жанры — проповедь священнослужителя и послание верховной инстанции церкви в лице патриарха или архиерейского собора, обладающие коммуникативной направленностью к коллективному адресату — верующим данной конфессии, с одной стороны, и к Богу, с другой. Коллективным адресатом проповеди являются прихожане, присутствующие на богослужении, коллективным адресатом послания — священнослужители и, при вторичном обнародовании в церкви или конфессиональных СМИ, — все верующие.
Несмотря на признаки институционально-сти, церковно-религиозный дискурс не является институциональным в чистом виде: в нем сочетаются особенности институционального и бытийного типов дискурса [16], поскольку когнитивным содержанием при общении данного типа являются духовные ценности и морально-нравственные принципы.
По мнению В. И. Карасика, религиозный дискурс относится, наряду с педагогическим, к назидательному дискурсу, его основная цель состоит в социализации человека, в том, чтобы превратить человека в члена социума, разделяющего систему ценностей, знаний и убеждений, норм и правил поведения этого общества [11. С. 213]. Термин «назидательный», по сути, конкретизирует характеристику религиозного дискурса как обучающего. Назидательность, как ключевой параметр поучающего дискурса, выражается в процессе трансляции ценностей, норм и правил представляемого адресантом общественного или государственного института, а также в непосредственном «нравственном воздействии на индивида» [1. С. 7]. Назидательность является одной из главных коммуникативно-прагматических и риторико-стили-стических характеристик речевых жанров религиозно-проповеднического дискурса.
3. Публичные речевые жанры православного церковно-религиозного дискурса
Изучением языка религиозной коммуникации занимается особое лингвистическое направление — теолингвистика, которая исследует взаимодействие языка и религии, а также употребление языка в ситуациях общения на религиозные темы [7].
К прототипным жанрам ритуализованной религиозной коммуникации относятся религиозная проповедь и официальное послание церковного иерарха (патриарха, митрополита или епископа) или высшей церковной инстанции (например, архиерейского собора) к членам православной конфессии. Общими особенностями этих жанров являются: публичный характер, назидательность, дидактическая цель, состоящая в наставлении адресата в его продвижении по пути к христианским добродетелям и отдаления от греха.
Религиозная проповедь представляет собой публичную речь, возвещающую и разъясняющую вероучение, побуждающую к соответствующим чувствам и поведению [17. С. 234]. Целью проповеди является оказание религиозно-нравственного воздействия на мировоззрение и поведение слушателей посредством внушения им определенной максимы христианского вероучения. Проповедь сочетает в себе информационную, учебно-просветительскую и морализатор-ско-воспитательную составляющие.
Церковное послание относится к эпистолярным жанрам церковно-религиозного стиля, оно представляет собой документ Церкви, открытое письменное обращение церковного иерарха к своей пастве [18]. Церковные послания преследуют несколько целей: информирование о событиях из жизни Церкви или государства, нравственное воспитание читателя, разъяснение христианского учения. Основной коммуникативной целью церковного послания является дидактическая: наставление адресата на путь христианской жизни, обретения добродетелей любви к Богу и ближнему, смирения, покаяния, милосердия, стремления к спасению души.
Различие между типами адресатов проповеди и послания эксплицируется в обращении к собравшимся: общим, без какой-либо дифференциации, в первом случае: Дорогие братья и сестры и иерархическим перечислением во втором Возлюбленные о Господе всечестные отцы, боголюбивые иноки и инокини, дорогие братья и сестры! [20].
Проповедь и церковное послание представляют собой комплексные монологические жанры, состоящие из нескольких микрожанров [14. С. 350], таких как информационные (сообщение, рассказ, пересказ, объяснение), дидактические (поучение, обличение, наставление, предостережение, запрет), а также фатические этикетные жанры (приветствие, поздравление, пожелание). Выделение микрожанров и анализ их иерархической соот-
несенности в тексте может служить основой для этносоциальной лингвоперсонализации в рамках изучения языковой личности проповедника.
4. Языковые средства выражения назидательности
Основные коммуникативные стратегии религиозного дискурса связаны с коммуникативной целью используемых речевых жанров и со статусом адресанта как представителя церковного института. В качестве основных стратегий религиозного дискурса В. И. Карасик выделяет молитвенную, исповедальную, призывающую, утверждающую, разъясняющую и обрядовую [10. С. 15]. А. В. Олянич при анализе коммуникативных стратегий в религиозном дискурсе предлагает, помимо мотивов приобщения к Богу, принимать во внимание также потребность в контроле за поведением социума и постулирует в качестве базовых презентационную, манипулятивную и конвенциональную стратегии [12. С. 372].
В публичных жанрах проповеди и послания на первый план выходит назидательность. Назидательность как основная интенция института религии неоднократно зафиксирована в Библии, например: «Назидательность есть цель дела священнослужения. Еф. 4, 11, 12;... Все должно быть совершаемо с целью назидательности 1Кор. 10:23, 14:26; Кор. 12, 19; Еф. 4, 29» и т. п. [8]. Любое назидательное произведение нацелено на социализацию членов общества и предполагает не только передачу норм поведения и знаний, но и воздействие на них. В соответствии с этим ведущими коммуникативными стратегиями публичного церковно-религиозного дискурса мы, наряду с объяснительной, считаем побудительную, призывающую (призыв к действию или запрет на него) и оценивающую.
В поучающем дискурсе назидание является доминирующим конститутивным признаком, определяющим как содержание, так и способы его языковой репрезентации. Но в отличие от других типов поучающего дискурса, в религиозной коммуникации дидактическая направленность носит более явный, эксплицитный характер.
Назидание предполагает утверждение определенной системы ценностей, норм и оценок. Религиозная этика включает в себя комплекс этических представлений о поведении человека и содержании морального сознания, опирающегося на божественные заповеди, изложенные в священных писаниях мировых религий.
Отличительные особенности религиозной морали состоят в том, что, «помимо отношений между людьми, она устанавливает также нормы отношений человека к Богу и интерпретирует этические нормы как божественные установления, имеющие абсолютное значение» [15. С. 475].
В соответствии с принципом дидактичности в семантическом пространстве религиозного дискурса закрепляются разнообразные ценностные установки, которые воспринимаются верующими как исходящие от Бога. Ценностный идеал выступает в нем в качестве вероучительного и нравственного ориентира для верующего. Поэтому в религиозном дискурсе большую роль играет оценочность, которая выражается посредством базовых концептов, лежащих в основе христианской картины мира, оценочной лексики, оценочных суждений, а также положительного и отрицательного иллюстрирования.
Религиозная понятийная система выражается через лексическую семантику и проявляется, в частности, в использовании соответствующих ключевых слов и лейтмотивов. Согласно Н. Д. Футкарадзе, ключевые слова «способствуют аккумулированию определенных смыслов в сознании адресата и запускают механизм косвенного внушения» [16. С. 164]. В православном церковно-религиозном дискурсе такими ключевыми словами являются лексемы: «вера»,»грех», «добродетель» и др. Основные понятия, выражающиеся ключевыми словами, образуют базовые семантические оппозиции, отражающие важнейшие антиномии христианства.
Как указывает Е. В. Бобырева, вся система ценностей религиозного дискурса может быть представлена в виде оппозиций; практически все понятия, относящиеся к разряду ценностей, имеют свою противоположность «ценность» — «антиценность»: «добро-зло», «жизнь-смерть», «истина-ложь», «земное-божественное» [6. С. 59]. Так, лейтмотивом проповеди патриарха православной церкви Кирилла от 9 декабря 2018 года является оппозиция света и тьмы, символизирующая борьбу добра со злом, при этом автор подчеркивает абсолютную несовместимость этих двух полюсов и невозможность их сближения: Свет и тьма несовместимы, поскольку свет — это Бог, это добро, а тьма — это диавол и зло. И совместить, соединить, ввести в некую систему взаимодействия добро и зло невозможно, потому что зло всегда останется злом, а добро в таком случае перестало бы быть добром [20].
Другой определяющей дихотомией православных проповедей является противопоставление духовных ценностей и материальных благ. Так, в проповедях протоиерея Димитрия Смирнова различаются и резко противопоставляются два типа блаженства: духовное наслаждение, или благодать, и земное наслаждение, основанное на бездумном потреблении: Все наслаждения земные <... > очень кратковременны, поэтому блаженством их никак нельзя назвать. <... > Нескончаемое блаженство дает только соединение души человека и благодати Божией [21].
При характеристике категории оценочности в религиозном дискурсе следует указать, во-первых, на ее абсолютный характер, так как утверждается абсолютный идеал — Бог, его атрибуты и качества, а во-вторых, иерархичность ценностей, поскольку остальные христианские ценности — вера, церковь, христианские добродетели являются производными от идеи Бога как их источника. К другим особенностям относится эксплицитный характер оценки, которая объективируется, прежде всего, в семантике основных концептов БОГ, ДОБРО, ЛЮБОВЬ, ВЕРА и их противоположностей. Выражение ценностного отношения к объекту происходит с позиций христианской морали, полностью разделяемой и утверждаемой автором проповеди.
В православных проповедях и посланиях преобладают сублимированные этические оценки, основанные на христианских нормах: положительно оценивается все то, что осуществляется в соответствии с Божественной волей и является результатом следования ей, отрицательно — то, что является отклонением от нее. Отрицательную оценку получают такие явления, как нечестный и преступный образ жизни, следование мирским соблазнам, распространяющийся в обществе культ удовольствий и потребления, пропаганда воинствующего секуляризма, злоба, ненависть, церковный раскол:
Послушайте тех, кто борется за так называемую независимую единую Церковь, прислушайтесь к интонациям, прислушайтесь к словам. Какая же там злоба, какая ненависть! А разве злоба и ненависть могут быть от Бога? Да нет же! [20].
Модальные операторы могут быть представлены в высказывании модальными словами и словосочетаниями, модальными вводными предложениями, оценочными лексемами, дающими положительную или отрицательную оценку: хорошо — плохо; правильно — неправильно, важно и др.:
Бог Сам нашу жизнь управит. Поэтому, если у нас будет такое отношение к Богу, правильное,
то и Он нас будет утешать Своей благодатью. Когда человек сам себя отлучает от причастия <...>, то он неправильно устроен как христианин [21].
Высказывая оценку или выражая религиозную истину, проповедник, как правило, говорит не от собственного имени, но от лица православного учения и церкви. Поэтому в большинстве случаев используется инклюзивное местоимение множественного числа (Мы) в сочетании с приложением (мы, ученики и последователи Спасителя; мы христиане, мы как христиане), что придает оценке объективированный характер.
Личностная оценка с использованием местоимения единственного числа Я выходит на первый план в тех случаях, когда она обусловлена повышенным эмоциональным отношением проповедника к предмету речи или в связи с личными впечатлениями от каких-либо событий:
Когда я приехал из Москвы в Печоры на его похороны, то с удивлением не нашел его гроб в во-досвятной часовне, где всегда читают Евангелие и Псалтирь над умершим [22]. Местоимение Я может указывать также на метасемиотическую функцию при объяснении значения термина: Я говорю «мощами» не потому, что раньше церковного прославления можно объявить кого-то святым, просто умершее тело всякого православного христианина в Церкви называют мощами [Там же].
Важнейшим приемом оценивания является иллюстрирование посредством отсылки к прецедентным текстам из Священного писания и религиозной литературы, общекультурным феноменам, историческим личностям и фактам:
И еще хочется мне напомнить вам, братья и сестры, что как Косма и Дамаиан были безмездными врачами и даром, без денег, помогали людям, так и мы должны помогать друг другу [22].
5. Языковые средства выражения побуждения в церковно-религиозном дискурсе
Цель публичной религиозной коммуникации определяется предписывающей (наставление в вере и социализация) и мотивирующей установками. Предписывающая установка реализуется посредством модальности побуждения и де-битивной модальности (необходимости и долженствования), мотивирующая — при помощи средств оптативности и призыва.
Побудительная модальность является важнейшим компонентом функционально-семантической категории модальности, конституирующим связь
высказывания и внеязыковой действительности. Называя некоторое действие, говорящий стремится добиться от адресата его исполнения; действительность должна быть приведена в соответствие с высказыванием [9].
Характер побуждения должен соответствовать нормам выражения коммуникативного намерения в зависимости от типа дискурса и речевого жанра. Согласно этическим нормам, побуждение может быть категоричным, некатегоричным и нейтральным, прямым или косвенным.
Глагольная форма императива, образующая ядро побудительной модальности в русском языке, это типичное, часто встречающееся в проповедях средство стимулирующего воздействия говорящего на поведение адресата. При этом императив употребляется чаще всего с глаголами духовной и морально-нравственной сферы (молиться, каяться, творить добро, подарить любовь), а также мыслительной деятельности (помнить, спрашивать себя, представить, ознакомиться, прочесть и др.): Сохраним в памяти все, что связано с Царицей Небесной в истории нашего Отечества. А если кто всего не знает, непременно найдите соответствующие книги <...> и ознакомьтесь, прочитайте, потому что Царица Небесная действительно сопутствует народу нашему и являет Свою силу в тяжелейшие годы военных испытаний [20].
Степень категоричности требования коррелирует с соотнесенностью с грамматическим лицом. При соотнесенности со вторым лицом категоричность волеизъявления максимальная, а спектр требуемых действий может распространяться на различные сферы деятельности. При соотнесенности с инклюзивным первым лицом множественного числа или с обобщенным 3 лицом, волеизъявление приобретает моральный аспект и граничит с призывом:
Поделимся же с окружающими радостной Евангельской вестью, подарим нашу любовь, заботу и внимание близким, сотворим добро тем, кто нуждается в нашей помощи и утешении [20].
Побуждение по отношению к обобщенному 3-му лицу выражается аналитической конструкцией, включающей частицу пусть (или пускай) и глагол в форме изъявительного наклонения настоящего или будущего времени. Такие высказывания имеют обобщающий характер, так как относятся к каждому, кто окажется в данной ситуации:
Если же кто падет, пусть усердно кается, прося помощи Божией [22].
Побудительная модальность и модальность долженствования непосредственно связаны друг с другом, так как долженствование служит обоснованием побуждения и поэтому содержит в своей семантике указание на необходимость какого-либо физического или ментального действия, а также отказа от него. Поэтому в поле модальности эти языковые средства образуют общие сегменты и часто выражаются совместно.
В религиозной коммуникации долг и обязанность рассматриваются как атрибуты «нравственного закона», как близкие по содержанию категории. За все, что верующий совершает по долгу или обязанности, он несет моральную ответственность перед богом, совестью и людьми. В православном дискурсе главным средством выражения долженствования являются конструкции с модальными глаголами долженствования (должен, обязан, призван) и безлично-предикативные слова (надо, можно, нельзя, необходимо) в сочетании с инфинитивом: Но надо стремиться исполнять то, к чему призывает нас Господь [22].
Значение долженствования подчеркивается употреблением лексем и словосочетаний со значением обязательности: обязательно, в любом случае; так или иначе; несмотря ни на что; без сомнения; невзирая ни на что и др.: Обязательно должен присутствовать наш шаг навстречу Богу. Если мы будем просто формально причащаться, мы ничего не почувствуем, наоборот, сожжем свою душу [21].
Значение категорического запрета какого-либо действия, требования что-либо не делать выражают конструкции с безлично-предикативным словом нельзя, а также глаголом следовать с отрицанием: Сегодняшнее слово святого апостола Павла о том, что <...> Господь избавил нас от власти тьмы, мы должны <... > принять умом и сердцем, понимая, что нам никогда не следует отдавать свое сердце, свое время, свои силы злу [20].
В высказываниях с лексическими единицами задача, предназначение, быть призванным семантика долженствования пересекается со значениями морального долга и призыва:
Как только Господь сотворит человека в утробе матери, вложит в него бессмертную душу, с этого момента у каждого свое в жизни предназначение. И это предназначение есть воля Божия об этом человеке [21].
Таким образом, долженствование в церковно-религиозном дискурсе — это установка человека не только по отношению к другому, но и к себе
самому, поэтому оно не несет в себе высокомерия или разобщения, но, напротив, выражает всеобщее обязательство, способствующее единению в вере.
6. Оптативная модальность в церковно-религиозном дискурсе
Другим типом модальности, через который реализуется побудительность, является оптативная, или волюнтативная, модальность.
Оптативная модальность выражает желаемость или нежелаемость какого-либо действия или состояния. В отличие от побудительной модальности, представляющей собой директивный акт, оптатив имеет значение «эмоционально окрашенной отвлеченной устремленности к какой-то действительности в настоящем, прошедшем и будущем» [3. С. 102]. Для проповеди и церковного послания релевантна соотнесенность с временным планом настоящего и будущего.
Потенциальным исполнителем желаемого действия в церковно-религиозном дискурсе может быть как эксклюзивный коллективный адресат в лице прихожан, так и адресат, включающий, наравне с другими, самого говорящего, а также Бог и Дева Мария: И сегодня, в мирные, но неспокойные времена, мы будем просить Деву Марию, чтобы Она не отнимала Свой Покров от земли Русской.<. > Ее ходатайством пред лицом Божиим да хранит Господь всех нас. Аминь. [20] Желательность в православном церковно-рели-гиозном дискурсе выражается, прежде всего, конструкциями с глаголами желать, хотеть, стремиться, мечтать, надеяться, жаждать, нуждаться, испытывать потребность и др., а также абстрактными существительными, отражающими семантику желательности: Мы выражаем надежду, что по завершении этих исследований будет явлена истина относительно принадлежности упомянутых останков. [20]
Семантика нежелательности передается с помощью модальных глаголов с отрицанием: Не может быть участия света в делах тьмы — этому научены мы святым апостолом Павлом [20].
Желательность включает в себя скрытый призыв к действию в будущем времени; он может остаться имплицитным, если рассуждения и аргументация автора являются обоснованием желательности определенных поступков и моделей поведения, но может быть и эксплицитным. Особенно явно причинно-следственная связь между желательностью и необходимостью эксплицируется в сложноподчиненных предложениях с условными отноше-
ниями между частями, где придаточная часть содержит глагол «хотеть» или его синоним, а главная часть — глагол с семантикой долженствования. Эта синтаксическая модель характерна для проповедей протоиерея Смирнова: Если мы хотим <... > быть наследниками Царствия Небесного, нужно нам к свету Божию пробиваться через отказ от своих грехов, через покаяние [21].
Характерной особенностью проповеднического дискурса является выражение побуждения в форме призыва. В отличие от обычного волеизъявления, призыв не требует немедленной реализации и, скорее, является рекомендацией к поведению, основанной на определенных морально-этических, идеологических и ценностных категориях [2. С. 421].
Наиболее эксплицитно значение призыва выражено при использовании глагола призывать в форме 1 лица: И я призываю вас, братья и сестры, задуматься над тем, а что значит само это слово — «исцеляйте»? Оказывается, это <... > прежде всего — служите! [22].
Однако чаще глаголы «призывать», «звать» используются в 3-м лице, когда священнослужитель обращает призыв к верующим от имени Бога: Господь призывает нас оставаться на стороне света, потому что, как учит нас апостол Иоанн Богослов, «свет во тьме светит, и тьма не объяла его» [20].
Наиболее рекуррентной моделью с семантикой иллокуции призыва является синтаксическая конструкция с императивом совместного действия — с грамматической формой 2 лица множественного числа: Поделимся же с окружающими радостной Евангельской вестью, подарим нашу любовь, заботу и внимание близким, сотворим добро тем, кто нуждается в нашей помощи и утешении [20].
От других императивных конструкций эта модель отличается преимущественно инклюзивным характером, т. е. сам говорящий входит в число адресатов. Использование инклюзивного мы оказывает апеллятивное и интегрирующее действие, усиливая чувство принадлежности к конфессиональной группе.
Вариант этой модели образуется при помощи императивной формы глагола давать во множественном числе: Вот давайте, братья и сестры дорогие, принесём Младенцу наши сердца, наши жизни, посвятим себя Тому, Кто родился для того, чтобы мы стали новыми людьми [22].
Разновидностью призыва являются призывы-лозунги, которые отличаются особой ясностью, лаконичностью и афористичностью. Их особенностью
является обращение к адресату с целью побуждения не к какому-либо конкретному действию, но с целью следования в своем повседневном поведении важнейшим духовным принципам религиозного самосознания. Наиболее распространенной является модель, имеющая форму восклицательных предложений, они могут вводиться частицами «пусть» или «да»: Да хранит, да благословит, да укрепит вас Господь! [22].
Другой тип призывов-лозунгов образуют краткие афористические высказывания в форме повествовательного предложения с использованием глагола в настоящем времени во вневременном значении. Их структуру образует составное именное сказуемое, включающее существительное со значением целеполагания (цель, задача, назначение, миссия, мечта и т. д.) и глагол-связку, который может быть опущен: Наша главная задача — вырастать из наших грехов, преодолевать наши грехи [22].
И, наконец, особый тип призывов-лозунгов образуют заключительные формулы: «Аминь!», «Да будет так!»
Все призывы-лозунги обладают утверждающим и суггестивным характером. Их использование позволяет придать речи торжественность, архаическую окраску и возвышенность.
Таким образом, как показывает анализ, между сферами прямой побудительности, необходимости и желательности существует зона их совместного функционирования; акцентуация или, напротив, ослабление одной из них относится к характеристикам
определенного типа религиозного общения и зависит от разновидности проповеди или особенностей языковой личности проповедника.
7. Заключение
Анализ публичных жанров церковно-религи-озного дискурса показывает, что их специфика определяется назидательным характером, который складывается из утверждения морально-этических и религиозных норм, нравственного убеждения и эмоционального воздействия.
Побудительность как характерная особенность церковно-религиозного дискурса предполагает мотивирование и стимулирование слушателей к соответствующему поведению и образу мыслей в религиозной и внерелигиозной сферах жизни. Она сочетается с доминированием интегративной кооперативной стратегии, которое проявляется, среди прочего, в инклюзивном и обобщенном характере образа автора. Духовная общность и единение автора с коллективным адресатом в христианской вере приводит к использованию, наряду с прямой императивностью, косвенных и имплицитных форм побудительности. Косвенная побудительность в религиозной коммуникации совершается посредством информирования, разъяснения и внушения автором определенной максимы христианского вероучения, а также через использование средств аксиологической, дебитивной (долженствования и необходимости) и волюнтативной (желательности и призыва) модальности.
Список литературы
1. Авдосенко, Е. В. Коммуникативно-прагматическая категория назидания в поучающем дискурсе в современном немецком языке: автореф. дис... канд.филол.наук / Е. В. Авдосенко. — ИГЛУ, 2003—17 с.
2. Баранов, А. Н. Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика /А. Н. Баранов. — М.: Флинта Наука, 2007. — 592 с.
3. Беляева, Е. И. Функционально-семантические поля модальности в английском и русском языках / Е. И. Беляева. — Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1985. — 180 с.
4. Бобырева, Е. В. Религиозный дискурс: ценности, жанры, стратегии (на материале православного вероучения): автореф. дис. ..докт. филол. наук / Е. В. Бобырева. — Волгогад, 2007. — 45 с.
5. Бобырева, Е. В. Сферы функционирования и особенности религиозного дискурса / Е. В. Бобырева // Мир науки, культуры, образования. — № 5 (42), 2013. — C. 296—298.
6. Бобырева, Е. В. Характеристики религиозного дискурса / Е. В. Бобырева // Linguamobilis. — № 3 (17), 2009. — С. 54—63.
7. Гадомский, А. К. Теолингвистика: история вопроса / А. К. Гадомский // Ученые записки Таврического национального университета им. В. И. Вернадского. — Т. 18. № 1. — Филология. — Симферополь, 2005. — С. 16—25.
8. Геце, Б. Библейский словарь / Б. Геце. — URL: https://azbyka.ru/otechnik/Spravochniki/biblejskij-slovar-gese/319.
9. Демидова, И. А. Средства выражения побудительной модальности в русском и английском языках: автореф. дис.. .канд. филол. наук / И. А. Демидова. — Калининград, 2005. — 20 с.
10. Карасик, В. И. Религиозный дискурс/ В. И. Карасик // Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики: сб. науч. тр. — Волгоград: Перемена, 1999. — С. 5—19.
11. Карасик, В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс / В. И. Карасик. — Волгоград: Перемена, 2002. — 447 с.
12. Олянич, А. В. Презентационная теория дискурса: монография / А. В. Олянич. — Волгоград: Парадигма, 2004. — 504 с.
13. Орехова, Д. В. Церковно-религиозный и политический типы дискурса сквозь призму диалогичности (на материале жанра послания): автореф. дис\. ... канд. филол. наук / Д. В. Орехова. — М., 2015. — 23 с.
14. Розанова Н. Н. Сфера религиозной коммуникации: храмовая проповедь / Н. Н. Розанова // Современный русский язык. Социальная и функциональная дифференциация. — М.: Языки славянской культуры, 2003. — С. 341—363.
15. Словарь философских терминов / Науч. редакция проф. В. Г. Кузнецова. М., ИНФРА-М, 2007. — URL: http://ponj atija.ru/node/556.
16. Футкарадзе, Н. Д. Об особенностях восприятия назидания в проповедническом дискурсе / Н. Д. Фут-карадзе // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина. 2012. — № 1. — С. 161—170.
17. Яблоков, И. Н. Религиоведение / И. Н. Яблоков. — М.: Гардарики, 2000. — 536 с.
18. Ярмульская, И. Ю. Духовное послание в документоведческом и стилистическом освещении: автореф. дис. канд. филол. наук / И. Ю. Ярмульская. — Волгоград, 2006. — 24 с.
Материал исследования
19. Русская православная церковь. Официальный сайт Московского Патриархата. URL: http://www. patriarchia.ru/
20. Библиотека святых отцов и церковных писателей: URL: https://azbyka.ru/otechnik/
21. Проповеди и беседы. URL: http://damian.ru/propovedi/index.html/
22. Православные проповеди. URL: https://azbyka.ru/propovedi/
Сведения об авторах
Азначеева Елена Николаевна — доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры романо-германских языков и межкультурной коммуникации, Челябинский государственный университет, aznacheva. elena@yandex.ru
Мамонова Юлия Вахтанговна — кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры английского языка, Челябинский государственный университет, kalina5771@mail.ru
Bulletin of Chelyabinsk State University.
2019. No. 6 (428). Philology Sciences. Iss. 117. Pp. 7—16.
THE INTERACTION OF EDIFICATION AND PERSUASION IN THE ORTHODOX CHRISTIAN RELIGIOUS COMMUNICATION
E.N. Aznacheeva
Chelyabinsk State University, Chelyabinsk, Russia. aznacheva.elena@yandex.ru
Y. V. Mamonova
Chelyabinsk State University, Chelyabinsk, Russia. kalina5771@mail.ru
The article presents the results of the analysis of edification and persuasion in the speech genres of sermon and pastoral Epistles in Orthodox Christian church and religious discourse. The authors give the general characteristics of the church and religious subtype of religious communication, describe the characteristics of the subtype compared to other spheres of religious communication, discuss the features of institutional-ity and state the didactic character of church and religious discourse. Linguistic means of edification are
determined: Keywords, basic semantic oppositions, appeal to precedent texts and illustrative examples, axi-ological means, imperative constructions, etc. The dominance of indirect edification, realized through the means of deontic, axiological and optative modality, is revealed. The key features of axiological modality in religious communication are identified: the hierarchy of evaluated objects, absolute and explicit character of evaluation. The strength of persuasion is reduced with the help of the author image, which is marked by the inclusive pronoun "we". The main communicative strategies are described: axiological, persuasive and the strategy of appeal.
Keywords: church and religious discourse, edification, speech genre, sermon, pastoral Epistle, persuasion, evaluation, modality
References
1. Avdosenko, E.V. Kommunikativno-pragmaticheskaya kategoriya nazidaniya v pouchayushchem diskurse v sovremennom nemeckom yazyke : avtoref. dis.... kand.filol.nauk [Communicative and pragmatic category of edification in didactic discourse in the contemporary German language]. IGLU, 2003. (In Russ.).
2. Baranov, A.N. Lingvisticheskaya ekspertiza teksta: teoriya i praktika [Text linguistic examination: theory and practice]. M.: Flinta Nauka, 2007, 592 s. (In Russ.).
3. Belyaeva, E.I. Funkcional'no-semanticheskie polya modal'nosti v anglijskom i russkom yazykah [Functional-semantic fields of modality in English and Russian]. Voronezh: Izd-vo Voronezhskogo universiteta, 1985, 180 p. (In Russ.).
4. Bobyreva, E.V. Religioznyj diskurs: cennosti, zhanry, strategii (na materiale pravoslavnogo veroucheni-ya): avtoref. dis.dokt. filol. nauk. [Religiuos discourse: values, genres, strategies (on the material of Orthodox Christian teaching)]. Volgogad, 2007. (In Russ.).
5. Bobyreva, E.V. Sfery funkcionirovaniya i osobennosti religioznogo diskursa [Spheres of functioning and special features of religious discourse]. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya [World of science, culture, education], №5 (42), 2013, p. 296-298. (In Russ.).
6. Bobyreva, E.V. Harakteristiki religioznogo diskursa [Characteristics of religious discourse]. Linguamobi-lis, №3 (17), 2009, p. 54-63. (In Russ.).
7. Gadomskij, A.K. Teolingvistika: istoriya voprosa [Theolinguisics: history of the issue]. Uchenye zapiski Tavricheskogo nacional'nogo universiteta im. V.I. Vernadskogo [Scientific Notes of V.I. Vernadsky Crimean Federal University. Sociology.Pedagogy. Psychology], T.18. № 1, Filologiya, Simferopol', 2005, p. 16-25. (In Russ.).
8. Gece, B. Biblejskij slovar' [Biblical dictionary]. Available at: https://azbyka.ru/otechnik/Spravochniki/ biblejskij-slovar-gese/319, assessed 12.03.2019 (In Russ.).
9. Demidova, I.A. Sredstva vyrazheniyapobuditel 'noj modal 'nosti v russkom i anglijskom yazykah (na materiale gazet): avtoref. dis.kand. filol. nauk. [Means of persuasion modalty expression in Russian and English]. Kaliningrad, 2005. (In Russ.).
10. Karasik, V.I. Religioznyj diskurs [Religious discourse]. Yazykovaya lichnost': problemy ling-vokul'turologii i funkcional'noj semantiki: sb. nauch. tr. [Linguistic personality: problems of cultural linguistics and functional semantics: collection of scientific works]. Volgograd: Peremena, 1999, p. 5-19. (In Russ.).
11. Karasik, V.I. Yazykovoj krug: lichnost', koncepty, diskurse [Linguistic circle: personality, concepts, discourse]. Volgograd: Peremena, 2002, 447 p. (In Russ.).
12. Olyanich, A.V. Prezentacionnaya teoriya diskursa: monografiya [Presentational discourse theory]. Volgograd: Paradigma, 2004, 504 p. (In Russ.).
13. Orekhova, D.V. Cerkovno-religioznyj ipoliticheskij tipy diskursa skvoz'prizmu dialogichnosti (na materiale zhanraposlaniya): avtoref. dis.... kand. filol. nauk [Church and religious and political types of discourse through the prism of a dialogue]. M., 2015. (In Russ.).
14. Rozanova, N.N. Sfera religioznoj kommunikacii: hramovaya propoved' [Sphere of religious communication: church sermon]. Sovremennyj russkijyazyk. Social'naya i funkcional'naya differenciaciya [Contemporary Russian language.Social and functional differentiation]. L.P. Krysin (ed.). M.: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2003, P. 341-363. (In Russ.).
15. Slovar'filosofskih terminov [Dictionary of phlosophcal terminology]. V.G. Kuznecova (scientific ed.). Available at: http://ponjatija.ru/node/556, assessed 29.04.2019 (In Russ.).
16. Futkaradze, N.D. Ob osobennostyah vospriyatiya nazidaniya v propovednicheskom diskurse [On the features of perception of edification in the homiletic discourse]. Vestnik LGU im.A.S. Pushkina [Vestnik of Pushkin Leningrad State University]. 2012, №1, p. 161-170. (In Russ.).
17. Yablokov, I.N. Religiovedenie [Religious studies]. M.: Gardariki, 2000, 536 p. (In Russ.).
18. Yarmul'skaya, I.Yu. Duhovnoeposlanie v dokumentovedcheskom i stilisticheskom osveshchenii: avtoref. dis... kand. filol. nauk [Spiritual message in document science and stylistic view]. Volgograd, 2006. (In Russ.).
Research material
19. Russkaya pravoslavnaya cerkov'. Oficial'nyj sajt Moskovskogo Patriarhata. Available at: http://www. patriarchia.ru/, assessed 25.02.2019. (In Russ.).
20. Biblioteka Svyatyh otcov i cerkovnyh pisatelej. Available at: https://azbyka.ru/otechnik, assessed 19.05.2019. (In Russ.).
21. Propovedi i besedy. Available at: https://pravoslavie.ru/46257.html, assessed 19.01.2019. (In Russ.).
22. Pravoslavnye propovedi. Available at: https://azbyka.ru/propovedi, assessed 04.12.2019. (In Russ.).
