CC BY
409
http://www.zabvektor.com
ISSN 2542-0038 (Online) ISSN 1996-7853
УДК 130.2
DOI: 10.21209/1996-7853-2017-12-3-115-125
Владимир Сергеевич Глаголев1,
доктор философских наук, профессор, Московский государственный институт международных отношений МИД России (119454, Россия, г. Москва, пр-т Вернадского, 76), e-mail: kfmgimo@gmail.com
Светлана Михайловна Медведева2,
кандидат политических наук, доцент, Московский государственный институт международных отношений МИД России (119454, Россия, Москва, пр-т Вернадского, 76), e-mail: svetamedvedeva@mail. ru
Религиозные образы в русском и американском кино: поиск Бога и человека
Религиозные образы присутствуют в таких текстах культуры, как кинематограф, наравне с пострелигиозными образами, сохраняющими нравственный потенциал религиозных по праву преемственности их общей эстетической оболочки. При этом удерживается общее для них начало - импульс к познанию действительности преимущественно через чувственный канал, развёрнутый в сторону освоения дихотомии добра и зла и поиска совершенства. С научной точки зрения важно проследить демаркацию между, с одной стороны, религией как одной из специфических форм познания действительности, и религиозной идеологией, призванной решать иные задачи. Сопоставление образного языка российского и американского кинематографа позволяет выделить универсальный характер поставленных вопросов с точки зрения их выражения средствами языка национальных кинематографических школ. Это, в свою очередь, даёт возможность выстраивать перспективные пути взаимодействия культур на основе взаимопонимания и взаимного уважения, что является сегодня одной из весьма непростых задач. Анализ тем и сюжетов российского и американского кинематографа, претендующего на проблемность, показал, что религиозные и пострелигиозные образы здесь группируются вокруг таких тем, как религиозное образование; эсхатология (апокалиптика и поста-покалиптика), персонализм, чудо. Иррациональный характер последнего соответствует обострению противоречий современного этапа глобализации и развитию сюжетов мировой политики, влекущих пересмотр соотношения модернизации и консерватизма с учётом потенциала религиозных идеологий. Тем интереснее вывод о дистанцировании проблемного кинематографа обеих стран от «лобового» идеологизма и погружение в анализ проблематики нравственного выбора, соединяющего свободу и необходимость в решительном и ответственном поступке. Именно такой поступок в «снятом» виде предполагает генетическую связь с динамическим пониманием религиозного образа в качестве имеющего мощный социальный заряд и способного транслировать его аудитории.
Ключевые слова: философия культуры, религиозные образы, пострелигиозные образы, познание в науке, искусстве и религии, религия и идеология в российском и американском кинематографе
Вводная часть. Актуальность обращения к сопоставлению языка кинематографа двух стран определяется, во-первых, необходимостью демаркации религии в широком смысле и религиозной идеологии как спекуляции ценностными стандартами тех или иных вероисповеданий; а также внешне сходных с тем и другим феноменов - например, художественных образов, включающих в себя религиозный компонент. Во-вторых, имеет смысл разграничить собственно культовую сторону
религии, где идеология как раз может занимать существенное место, - и специфическое «религиозное познание», отличное от научного познания или познания средствами искусства, и в то же время имеющее с ними ряд сходных черт. Подобные уточнения позволят строже развести сравниваемые феномены, в языке часто обозначаемые одними и теми же выражениями. С другой стороны, сравнение двух выдающихся культур, создавших уникальными средствами собственной кинема-
1 В. С. Глаголев разрабатывает теоретико-методологические основания исследования, проводит анализ российского кино, формулирует выводы.
2 С. М. Медведева разрабатывает теоретико-методологические основания исследования, проводит анализ американского кино, формулирует выводы, оформляет статью.
© Глаголев В. С., Медведева С. М., 2017
115
тографической школы образы, имеющие универсальное общечеловеческое содержание, даёт возможность лучше понять особенности каждой из них, формируя пространство для взаимопонимания и поиска взаимоприемлемых решений.
С этой точки зрения определенной новизной отличается сама постановка вопроса: каковы векторы взаимного сближения и взаимного отталкивания религии и других форм познания в культуре каждой из стран? И каким путём происходит идеологизация/де-идеологизация религиозно-образного содержания в каждой из национальных кинематографических традиций?
Методология и методика исследования. Методология, избранная авторами для своего исследования, включает в себя компаративный анализ, предполагающий выделение наиболее существенных тем и проблем в каждой из изучаемых кинокультур, рассмотрение их в связи с «аксиоматиками» каждой из национально-культурных сред, а затем -сопоставление полученных моделей друг с другом на предмет выявления общих черт и различий. Обращение преимущественно к качественным (а не к количественным) методам изучения, тем не менее, предполагает динамический подход к описанию предмета. И не только потому, что кино принадлежит к временным искусствам [5, с. 400], но и потому, что вопрос о роли и значении здесь религиозных образов имеет внутреннюю динамику развития (например, когда утверждается единство образа и мысли [5, с. 468; 19, с. 5660 и др.]), иногда поддержанную заочной дискуссией мастеров; но чаще представляющую собой развёртывание самостоятельных поисков в каждой из культур. Тем более интересно сопоставить результаты, к которым пришла каждая из них, будучи относительно независима от этого «заочного диалога».
Результаты исследования и их обсуждение. Стоит также подчеркнуть, что, в силу безбрежности темы, поле рассмотрения изначально было сужено до религиозных образов, принадлежащих лишь одной конфессии - христианству, тогда как другие, не менее интересные, участники диалога светских и конфессионально-ориентированных произведений кинематографа (например, последователи ислама) оказались вне этого поля. Также подверглось заметному сокращению собственно кинематографическое содержание, в котором были избраны только так называемые «проблемные» фильмы, несущие
в себе направленный импульс к осмыслению темы добра и зла в особом «бого-человече-ском» ракурсе. Сравнение философско-куль-турологических интерпретаций религиозных образов в кинематографе России и США проводится также не на основе идеи принципиальной несоизмеримости культур [10, с. 6], но исходит как раз из стремления их сопоставить, - возможно, с целью понять именно «русский подход» к проблеме соизмеримости.
Со времен отечественного режиссера С. Эйзенштейна и американского Д. Гриффита в практике киноискусства наших стран особое значение придавалось техническим возможностям документирующей съёмки, то есть точности следования деталям, использованию бесконечных вариаций монтажных стыковок и особенно контрастов. Затем, обретя речь, «Великий немой» избавился от экспрессивной манеры образной выразительности - её место занял психологизм, сохраняющий в «типическом» основы исходной соцокультурной мотивации [7, с. 267-279; 14, с. 184-192].
Прежде чем обсуждать религиозные темы и религиозные образы в современном американском кино, необходимо коротко охарактеризовать религиозный состав американского общества. Несмотря на разнообразие вероисповеданий, население современных США является преимущественно христианским. По данным института Геллапа (опрос январь-ноябрь 2012 г.) около 77 % взрослых американцев идентифицируют себя с христианской религией. Из них 52 % - протестанты или представители других «некатолических» христианских религий, 23 % - католики, 2 % -приверженцы Церкви Иисуса Христа Святых Последних дней. 5 % процентов ассоциируют себя с нехристианскими религиями (иудаизм, ислам и др.). 18 % американцев не имеют определённой религиозной идентичности [16].
Приведённые данные позволяют понять, во-первых, почему в современных США снимается так много фильмов, так или иначе связанных с религиозной тематикой (это может быть собственно экранизация религиозных сюжетов, размышления о вопросах веры и религиозных практик, обрядов и т. п.), во-вторых, почему религиозные темы и образы американского кино заимствованы, преимущественно, из христианства.
Со своей стороны, современная религиозная структура российского общества стала предметом жарких дискуссий в кругах социологов, философов и религиоведов, стремящихся наиболее точно и полно опре-
делить её особенности [13]. К 2010-м годам в профессиональном сообществе всё реже стали звучать разговоры о «религиозном возрождении», охватившем Россию в начале перестройки. Согласно мнению наиболее скептически настроенных исследователей, опирающихся на принятые в науке стандарты операционализации понятия «верующий» (интересно, что к их числу относится ежедневное интернет-издание «Православие и мир»), исповедующими христианство можно считать лишь тех, кто воцерковлен, то есть регулярно (не реже раза в неделю) посещает церковные таинства - таких в стране порядка 7 % (плюс-минус 1 %) - [8]. С другой стороны, Фонд «Общественное мнение» в 2013 году фиксировал 64 % православных, 1 % представителей других христианских конфессий, 6 % последователей ислама; 1 % - представители иных религий; 25 % - не считают себя верующими людьми [24]. Более оптимистичная служба «Среда» по данным 2012 года называет то же число неверующих - порядка 25 % населения; однако православных среди оставшихся лишь 41 %, а 1,5 % считают себя православными, но не принадлежат при этом к РПЦ и не являются старообрядцами [1].
Таким образом, христианская проблематика и связанные с ней сюжеты и образы [4, с. 131-140; 17, с. 173-179; 18, с. 8-26] не случайно составляют значительный пласт образного языка российского кинематографа, средствами искусства сохранившего христианский метанарратив в народном сознании в годы гонений и поддержавшего интерес к нему как в период гласности, так и в постперестроечное время. При этом идеологизация советского периода [12, с. 189], построенная на неприятии религиозных ценностей, сегодня нередко оказывается «вывернута наизнанку» в требовании «соответствовать религиозным ценностям» как их понимают те или иные слои населения.
С точки зрения истории российского кино обращает на себя внимание экранизация в далёком 1918 году повести Л. Н. Толстого «Отец Сергий» (режиссёр Протазанов Я., в главной роли - Мозжухин И.), которая продемонстрировала огромные возможности раскрытия глубинных смыслов религиозного сознания не только игрой актёра, но и смелыми приёмами работы режиссёра и оператора. В то же время, киноведы отмечают, что перепостановка этой картины в 1928 году вызвала резкую идеологическую критику со стороны официальных изданий, упрекавших создате-
лей картины в «заведомом возбуждении интереса к церкви» [2, с. 5].
Подобных ограничений не знала американская кинематография. Более того, ортодоксальная часть киноаудитории этой страны, как показывают исследования, «влияла на регламентацию кинозаказов» [21, с. 272275]. Попытаемся вкратце охарактеризовать то, каким образом религия появляется на американских экранах, какие религиозные сюжеты наиболее популярны, в каком виде они подаются. Следует заведомо оговориться, что данный вид продукции весьма разнообразен как в плане тематики, так и в плане используемых жанров. Так, существует давняя весьма респектабельная традиция экранизации различных сюжетов Ветхого и Нового Завета в жанре, который условно может быть обозначен как историческая драма («Пророк Иеремия: обличитель людей» (1998), мини-сериал «Библия» (2013), «Исход: цари и боги» (2014), «Визуальная Библия: деяния святых апостолов» (1994), «Варрава» (2012) и т. п.) К этому виду продукции относятся киноленты о земной жизни Иисуса Христа, которых за историю Голливуда было снято несколько десятков и которые можно выделить в самостоятельный киножанр.
Однако Голливуд охотно заимствует из религии не только полноценные сюжеты и повествования, но и отдельные элементы религиозной картины мира [25]: образы (Бога, ангелов, демонов), мифы о различных событиях (Апокалипсисе), практики и обряды (например, обряд экзорцизма). Названные сюжеты активно эксплуатируются в различных типах голливудских фильмов, - например, в триллерах.
На религиозные темы снимаются также комедии («Действуй, сестра!» (1992),«Майкл» (1996), «Брюс Великолепный» (2005) и т. п.). Кроме того, по мотивам евангельских событий была снята рок-опера «Иисус Христос - суперзвезда» (1973), дискуссии о которой в российском обществе в очередной раз возобновились в 2016 году, когда глава Синодального отдела Московского патриархата по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда назвал это произведение «являющим отблеск христианской культуры» [11].
Многообразие образов, тем и жанров американского кинематографа, связанных с религиозной проблематикой, явно свидетельствует о: 1) масштабах производства (большинство кинолент имели многомиллионные бюджеты); 2) востребованности работ такого
рода; 3) готовности американского зрителя воспринимать религиозные темы не только под разным углом зрения, но и находясь в разном душевном состоянии: и в виде лёгких, полностью развлекательных кинолент, и виде картин, требующих серьёзной рефлексии и сопереживания.
Однако уместен вопрос: насколько все эти многочисленные кинопроизведения вообще имеют отношение к религии? Насколько они нацелены на пробуждение у зрителя некоего религиозного переживания? Или религиозная символика служит своеобразным бутафорским материалом, лишь дополняющим основной замысел фильма? Ответ на это вопрос неоднозначен. Разумеется, в американском прокате представлено немало лент, в которых религиозные сюжеты используются скорее не как цель, а как средство. Примером может служить фильм П. Хаймса «Конец света» (1999). Картина снята в лучших традициях американских блокбастеров с хрестоматийными персонажами и сюжетными ходами. Герой (в исполнении А. Шварценеггера) противостоит самому дьяволу, пытающемуся в конце времён забрать свою невесту. Герой, естественно, побеждает и предотвращает Апокалипсис. Конечно, и в таком кино ставится вопрос о выборе между добром и злом, Богом и дьяволом, однако, очевидно, что цель картины - не столько поразмышлять вместе со зрителем, сколько увлечь последнего сценами погонь и красочными спецэффектами.
Вместе с тем, в Голливуде снимаются также фильмы, призванные пробудить у зрителя непосредственное религиозное переживание. Разумеется, примеров и вариантов такого кино также немало. Ограничимся рассмотрением одной кинематографической традиции, в которой, на наш взгляд, религиозные представления и настроения отражены наиболее выпукло. Речь идёт о картинах, посвящённых земной жизни Иисуса Христа. Следует заведомо оговориться, что с точки зрения пробуждения религиозного чувства картины о Христе имеют очевидное преимущество перед похожими лентами о жизни ветхозаветных патриархов и пророков, поскольку образ Христа затрагивает самое средоточие христианской веры, фокусируя внимание на острых смысложизненных проблемах. Именно такие фильмы привлекают и волнуют, вызывают живой отклик. Об этом недвусмысленно свидетельствует обилие критики и даже протестов (со стороны церкви и религиозных общин), которые возникали и возникают при их выходе в прокат.
Выше уже говорилось о том, что за историю Голливуда было снято, по меньшей мере, несколько десятков фильмов о земной жизни Спасителя. Первые картины появились во времена немого кино, с звукового кино производство фильмов о Христе набирает обороты. Из наиболее успешных и знаковых картин: «Царь царей» (1961), ремейк немого фильма с аналогичным названием, «Величайшая из когда-либо рассказанных историй» (1965), «Бен Гур» (1959), «Варрава» (1961), «Слово Божие» (1973), «Иисус Христос - суперзвезда» (1973), «Иисус (1979), «День, когда умер Христос» (1980), «Последнее искушение Христа» (1988). Можно говорить о том, что в настоящее время Голливуд переживает своеобразный бум производства подобных фильмов. За последние годы сняты следующие киноленты: «Страсти Христовы» (2004), «Магдалина: освобождение от позора» (2006), «Дорога в Эммаус» (2010), «Иисус: мечта веков» (2014), «Сын Божий» (2014), «Убийство Христа» (2015), «Бен Гур» (2016). Вот далеко не полный перечень фильмов, снятых по данной теме.
Можно с уверенностью говорить о наличии в американском кинематографе определённой традиции как в плане изображения самого Христа, так и в плане подачи новозаветной истории. Разумеется, режиссёры и актёры стараются выработать своё собственное видение и демонстрируют творческий подход к сюжету, однако это не исключает наличия некоторых стереотипных моментов.
Так, прежде всего, подчёркивается человеческая природа Спасителя, тогда как его божественность скорее подразумевается. Христос в американском кино - это, прежде всего, хороший человек, добрый, приветливый и миролюбивый. Он печётся о простых людях, он близок, доступен и понятен. Примечательно, что американский кинематограф экранизирует опредёленный («типовой») набор эпизодов из евангельской истории: Нагорная проповедь, прощение блудницы, Тайная вечеря и т. п. Эпизоды заимствованы, в основном из трёх синоптических Евангелий (Евангелие от Иоанна экранизировалось в значительно реже). Это существенная деталь, потому что именно синоптические Евангелия подчёркивают человечность Христа, тогда как у св. Иоанна Христос трансцедентен, отстранён и загадочен. Важно отметить, что в американском кино не упоминаются такие спорные с точки зрения современной морали высказывания Христа, как: «Не мир я пришёл принести, но
меч» (Мф. 10:34), «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» (Мф. 15:24). Можно сделать вывод, что в американской культуре востребован образ Христа - доброго человека, а не гневного Христа или Христа, израильского националиста, хотя сам евангельский текст позволяет интерпретировать этот образ по-разному.
Разумеется, в США снимаются также фильмы, выходящие за рамки указанной традиции, в которых зрителю предлагается какая-то альтернативная интерпретация или форма подачи евангельских событий. К их числу можно отнести фильмы «Иисус Христос - суперзвезда» (1973), «Последнее искушение Христа» (1988) и «Страсти Христовы» (2004).
«Иисус Христос - Суперзвезда» (1973) и «Последнее искушение Христа» (1988) имеют общую черту: в них осуществлена психологизация образа Сына Божьего. Новозаветные события передаются через внутреннюю драму Спасителя. Различия только в составляющих этой драмы: в первом случае Христос сознаёт собственное бессилье и бессмысленность своей проповеди, во втором -сомневается и боится принять свою миссию. Внимание к внутренним переживаниям Иисуса заметно отличает эти две картины от фильмов, снятых в более традиционном ключе, где Спаситель представлен целостной, гармоничной личностью, а момент сомнений, хотя и присутствует, но не доминирует в сюжетах фильмов.
Также в обеих картинах появляются эпизоды или сюжеты, слабо согласующиеся с Евангелиями. Например, в киноленте «Иисус Христос - суперзвезда» появляется сцена, когда Христос расталкивает теснящих его нищих и прокажённых (изображённых в непривычно для таких фильмов антипатичном виде) и кричит им: «Вас слишком много, меня слишком мало!». В обоих фильмах чрезвычайно сильно по сравнению с евангельским сюжетом разработан образ Иуды. Фактически это второй драматический герой. В «Последнем искушении Христа» Иуда даже представлен единственным человеком, кто понимает миссию Христа, а его предательство интерпретируется как попытка заставить Иисуса выполнить своё предназначение. В российском религиоведении последнее время появились работы, рассматривающие данное явление с позиций трансгрессии христианского метанарратива [9], что происходит, в том числе, по линии героизации образа Иуды в тантрическом по духу ключе.
Следует подчеркнуть, что психологизация образа Христа выглядит вполне органично
в рамках западной в целом и американской культур в частности, поскольку для них как раз характерен повышенный интерес к психологическим изысканиям и проблемам морального выбора. В итоге, в обоих фильмах создаётся очень сильный, внутренне драматичный образ Христа. Но, как результат, он вызывает много споров и даже неприятие со стороны церкви.
Интересно, что третий фильм из этого ряда - «Страсти Христовы» - развивает образ Спасителя в принципиально ином направлении. Акцент сделан именно на его физических страданиях. Психологические моменты минимизированы даже по сравнению с более традиционными лентами. Следует отметить также то, что фильм Мела Гибсона в каком-то смысле не столько разрушает намеченную выше традицию американского кино, сколько гипертрофирует её. Действительно, многие режиссёры до и после Гибсона стремились создать картины максимально аутентичные, приближённые к реалиям жизни Христа (насколько это вообще возможно). Примером может служить фильм «Иисус» (1979), поставленный по тексту Евангелия от Луки. Однако Гибсон явно всех превзошёл. Фильм снят на реконструированном арамейском и латыни с закадровым переводом или субтитрами, в сцене бичевания актёра, игравшего роль Христа, дважды ударили кнутом, крест, который актёр с огромным трудом несёт на Голгофу, весил 70 кг и т. п.
От более традиционных лент «Страсти Христовы» отличает, прежде всего, эмоциональный настрой. Действительно, большинство фильмов о Христе - это всё-таки светлое кино. Разумеется, зритель страдает во время просмотра сцен истязания и распятия, но общее ощущение от фильмов остаётся светлым. Гибсон идёт принципиально иным путём. Он заведомо ограничивается последними 12 часами жизни спасителя. Сцены истязания Спасителя сняты во всех подробностях и затянуты. Здесь активно эксплуатируются эмоции ужаса и отчаяния. Для этого в картину вводятся элементы фильмов ужаса (инфернальный образ Сатаны, в сцене самоубийства Иуды лица детей преображаются в морды демонов). Примечательно, что сатана действительно упоминается в трёх синоптических евангелиях во время искушения в пустыне, однако в «Страстях Христовых», если судить по длительности пребывания этого персонажа на экране, это фактически второе действующее лицо. В результате создаётся чрезвычайно гнетущее впечатление. В этом и состоял, надо полагать, замысел его создателей.
Таковы разноплановые подходы к изображению центрального образа христианства средствами американского кинематографа.
Для российского кинематографа изображение Христа и евангельских сюжетов -большая редкость, чем для американцев. Исключение составляет, как ни странно, советский период: развёрнутый эпизод «Страсти по Андрею» из фильма Андрея Тарковского «Андрей Рублёв» (1966). (Заметим, что первоначально название этого эпизода предполагалось дать всему фильму). Здесь тема физического и душевного страдания соединена со страданием духовным, открытостью страдающего сознания к непредзаданности происходящего. Христос, несущий на Голгофу крест, показан в по-настоящему динамическом ключе. Он как будто не знает, что будет дальше. Отчаянная готовность претерпеть до конца, смешанная с надеждой и верой в обетование Отца Небесного делает этот образ чрезвычайно приближенным к кинематографическим трактовкам евангельских сюжетов, свойственным американской традиции.
Стоит, однако, заметить, что рубеж XX-XXI веков принёс новое для России явление -появление мультфильмов для детей, посвя-щённых евангельским сюжетам. Младенец Христос предстаёт в мультипликационном фильме Михаила Алданова «Рождество» (1996), где религиозный сюжет максимально приближен к прочтению образа средствами «вписывания» его в канву простой и понятной повседневности - стирки белья, тепла лампы, прохудившейся крыши сарая и прорывающегося сюда света, звезды и божественного младенца.
Яркую и интересную страницу в отечественном мультипликационном кино представляет работа коллектива авторов «История Ветхого Завета в стихах» (режиссёр Тол-калин А., 2010). Несомненной удачей этого многосерийного мультфильма явилось сочетание видеоряда и аудиодорожки, где, помимо музыки Антона Вискова, в исполнении Ивана Верховых звучат замечательные стихи (Курмангалин Я., Кокин И., Пономарёва Н.). Образы ветхозаветных праведников здесь также максимально приближены к возможностям восприятия аудитории за счёт введения жизненно достоверных «милых деталей». Отвечая задаче формирования в сознании ребёнка представлений о добре и зле, эти образы соответствуют идее патернализма и вместе с тем задают вопрос о мере ответственности, которую каждый человек обязан брать на себя, если хочет быть по-настояще-
му свободным (что в трактовке русской религиозно-философской традиции тождественно тому, чтобы быть православным). По сути эти мультфильмы ставят глубокие философские вопросы. Ответ на них ищется в попытке с детской простотой посмотреть на сложные вещи. Отчасти такой подход связан с опорой на евангельскую заповедь «если ... не станете, как дети» (Мф. 18:3). С другой - со спецификой русской традиции, уклоняющейся от идеологических досмотров в уюте детских книг и фильмов, бережно сохраняющих интерес аудитории к универсальным ценностям [23, с. 34].
Значительный потенциал для развития современных динамических трактовок христианских по происхождению образов в серьёзном американском кино дают, как уже упоминалось, фильмы об Апокалипсисе и появление своеобразного жанра постапокалипсиса. Развитие этой темы - её актуализация в связи с появлением ядерного оружия и научным исследованием возможных последствий его применения, - например, наступления ядерной зимы. Экраны всего мира обошёл фильм «На последнем берегу» С. Крамера (1959) и ремейк Р. Малкэя с тем же названием (2000). Он стал своеобразным месседжем о хрупкости жизни человека на Земле. Актёрская игра убедительно раскрывала этапы катастрофы, надвигающейся на оставшееся пока в живых население Австралии, обречённое на мучительную смерть от гигантских облаков радиоактивной пыли, последствия ядерной войны. Этот фильм - страстное предупреждение тем, кто готов играть жизнью людей планеты ради групповых интересов международных корпораций и других групп, полагающихся на применение грубой силы в качестве главного аргумента мировой политики [22, с. 2].
В своеобразной перекличке с мировоззренческой концепцией С. Крамера и Р. Малкэя находится фильм отечественного режиссёра А. Сокурова «Солнце» (2005). В нём режиссёр исследует неординарную проблему: фундаментальную переакцентировку установок, происходящую в сознании двух вчерашних антагонистов - императора Японии Хирохито и командующего американскими оккупационными войсками в побеждённой Японии генерала Дугласа Макартура.
Ещё вчера император имел статус земного воплощения небесной богини Аматэрасу и считался её потомком, его культ носил характер всеобщего поклонения. Сегодня он -фактически военнопленный, ответственный
за все жестокости, совершённые его государством в ходе Второй мировой войны, прежде всего, перед американским народом. Генералу Макартуру, располагающему на территории Японии правами президента в решении всех конкретных вопросов, касающихся этой страны, предстоит принять ответственное решение относительно судьбы поверженного микадо. По существу, речь идёт о том, считать ли его по-прежнему главным военным преступником, каким он был до 15 августа 1945 года, когда в своём обращении по радио к нации отдал приказ о полной капитуляции. Для того чтобы психологический контекст и глубинное содержание происходящего были максимально достоверными, А. Сокуров пригласил японского актёра Иссэя Огата на роль императора и американца Роберта Доусона на роль Макартура. Японская и английская речь, звучащие в фильме, дополнительно работают на обеспечение достоверности происходящего общения. Каждая сторона защищает, насколько это возможно для неё, свои интересы. Добровольный отказ императора от мифа о его божественном статусе облегчит американским властям легитимацию на японской земле демократии западного.
В фильме явно присутствует противопоставление режиссёром идеологем, в том числе, и религиозного плана, и свободного (то есть нравственно-ответственного) поведения, - которому, впрочем, не противопоказана религиозность как таковая. Это - вполне христианский вектор влияния. Тем более ценен вывод, что этот вектор не носит ни национальной, ни религиозной исключительности. Нравственность оказывается обратной стороной веры, имеющей не только узкоконфессиональный, но и общечеловеческий куль-турно-внеконфессиональный потенциал [20, с. 196-206].
Характерно, что А. Сокуров отказался от шаблонных клише в создании образа японского императора. Хирохито с молодости находил время и использовал немалые возможности, имевшиеся у него, для углублённых занятий океанологией. Особенно его интересовали редкие обитатели морских глубин. Эта сторона духовной жизни императора-учёного получила освещение в фильме, создавая объёмный образ личности, готовой развиваться ценой отказа от ранее усвоенных традиций и заученных публичных ролей.
Преображение личности - всегда чудо. История Японии последних 70 лет говорит, что преображение, случившееся с императором Хирохито после 15 августа 1945 года,
имело значительные последствия для судеб японского народа в этот период. Таким образом, российский кинематограф вводит персо-налистическое прочтение вопроса о добре и зле. Аналог его, впрочем, прочно утвердился в американском кинематографе.
Чудо - тот аргумент, который находит американский кинематограф для снятия «постапокалиптического синдрома». С этой точки зрения характерен фильм Ч. Кэмерона «Бездна» (1989), где обширный научно достоверный материал о проектах подводного строительства и водного природопользования организован на основе выхода за рамки допустимых показателей жизнеобеспечения живых организмов. В природе чудес такого рода не бывает, и как говорит современная наука, быть не может [Ср.: 27]. Чудо, однако, приобретает особое место в структуре кино-метафоры, использующей видеоряд в специфическом пространственно-временной «развёртке» [26]. С другой стороны, чудо в христианской традиции - не просто логически невозможное; но иррациональное присутствие логически невозможного в самой ткани природного и социального мира явлений; парадоксальное соединение веры знания, небесспорное - техники и чуда [Ср.: 25].
Мирное сотрудничество разных цивилизаций (конфронтирующих социально-политических и военных полюсов, представленных США и СССР) оказывается возможно только благодаря чуду: гигантские волны цунами останавливаются на пике своего подъёма и плавно возвращают мировой океан в исходное состояние. Чудо обеспечила некая гуманная сверхцивилизация, своего рода «Бог из машины». Иначе было не договориться.
Нравственный подвиг человека, способного преодолеть себя и нырнуть в бездну неизвестного, в этом фильме предстаёт как обязательное условие контакта. По существу, герой опускается не столько в бездну океана, но скорее в бездну своего сознания, своих страхов и стереотипов, без преодоления которых найти взаимопонимание с «предполагаемым врагом» - представителем другой культуры, попавшем в графу «чужие» [3, с. 362-365], - не только невозможно, но и опасно для обеих сторон, готовых выпустить друг по другу ядерные заряды. Аналогом этой бездны выступают в российском кинематографе отнюдь не героизированные персонажи фильмов П. Лунгина «Остров» (2006) и В. Хотиненко «Поп» (2009), для которых ограниченность внешнего социального манёвра компенсируется глубиной духовного подвига как прорыва, спасающего в том числе и жи-
вые человеческие жизни. Спасающие - но без «хэппи-энда», а с полным пониманием необратимости земных реалий.
С другой стороны смотрят на эту проблему персонажи комедии российского режиссера Таисии Игуменцевой «Отдать концы» (2013). Жители забытой богом русской деревни поверили в скорый приход Апокалипсиса, что заставило их действовать в соответствии со своими самыми сокровенными побуждениями. Лёгкая грусть, добрый юмор в сочетании с иронией и социальным критицизмом составляют философско-культурный фундамент этого фильма. Тема чуда в сочетании с критикой сциентизма как современной магии присутствует в по сей день популярной в России работе К. Бромберга по сценарию братьев Стругацких «Чародеи» (1983). Сюжет этого фильма далёк от христианских образов, тем интереснее наличие здесь нравственного заряда, относящего «настоящее чудо» не к технике, но к области морали как свободного поступка, - что косвенно подтверждает влияние на образный ряд христианского метанаррати-ва. По сути это актуализированное прочтение «постхристианских» (или даже точнее - «пострелигиозных») образов, сотканных из проблематики, сопряжённой с христианством, но не сводимой к непосредственным образам христианства [15, с. 231-239].
Выводы. Итак, российское и американское кино имеет много общего в подходе к темам и сюжетам, связанным с демонстрацией религиозных образов или отсылки к ним. При этом интеллектуальное кино чётко раз-
водит визуальную и идеологическую «бутафорию» - и собственно религиозные мотивы, которые нередко выступают в обличии нравственных вопросов о сути свободного поступка и возможности его соотнесения с высшими ценностями. В качестве таких ценностей выступают как собственно конфессиональные (Христос), так и абстрактно-философские (идея совершенства, проецируемая на человека («добро») и политику («мир во всём мире»). Познание средствами религиозно и нравственно ориентированных чувств, а также конфессионально ангажированной мысли нередко противопоставляется науке и сближается с искусством.
Среди распространённых сюжетов можно выделить эсхатологизм и апокалиптизм, тему чуда как иррационального допущения возможности желаемого присутствия совершенства в природной и социально-политической действительности. Персоналистическое прочтение религиозных и пострелигиозных образов также роднит американское и российское кино. Правда, американская версия персонализма на сегодняшний значительно более героизирована, чем российская. Все это позволяет предположить, что очная и заочная дискуссия философско-культурологического плана, которая присутствует как реальность в сознании зрителя (как подготовленного, так и неподготовленного), даёт шанс для продолжения полноценного диалога между нашими народами, направленного на достижение взаимопонимания и решение неотложных задач в сфере безопасности и сотрудничества.
Список литературы
1. Арена. Атлас религий и национальностей России [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www. sreda.org/arena (дата обращения: 06.11.2016).
2. Газета «Кино». 1928. № 40.
3. Глаголев В. С. Религиозно-этническое наполнение образов «свой» и «чужой» в динамике политической конъюнктурности // Диалог культур и партнёрство цивилизаций: XIV Междунар. Лихачевские науч. чт.; Рос. акад. наук, Рос. акад. образования, Конгресс петербургской интеллигенции. СПб.: СПбГУП, 2014. С. 362-365.
4. Глаголев В. С., Силантьева М. В. Религиозно-культурное пространство европейской России: факторы динамики традиций и традиции динамики // Изв. Иркут. гос. ун-та. Сер. Политология. Религиоведение. 2010. № 2. С. 131-140.
5. Делез Ж. Кино-2. М.: Ад Маргинем, 2004. С. 291-615.
6. Дробницкий Д. Россия и американская исключительность [Электронный ресурс] // Взгляд. 2016. 18 апр. Режим доступа: http://www.vz.rU/columns/2016/4/18/805920.html (дата обращения: 06.11.2016).
7. Жабский М. И., Тарасов К. А. Конкурентоспособность российского кино в социокультурной перспективе // Культура и искусство. 2013. № 3. С. 267-279.
8. Зайцев А. Сколько православных в России? [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.pravmir. ru/skolko-pravoslavnyx-v-rossii-2/ (дата обращения: 06.11.2016).
9. Замлелова С. Г. Современные теологические и философские трактовки образа Иуды Искариота: дис. ... канд. филос. наук: 09.00.14. М., 2014. 183 с.
10. Крашенинников Ф. Американское кино и русская правда [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.kashin.guru/2015/12/11/kinoipravda/ (дата обращения: 06.11.2016).
11. Легойда отказался видеть кощунство в рок-опере «Иисус Христос - суперзвезда» [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.lenta.ru/news/2016/11/01/jcs/ (дата обращения: 06.11.2016).
12. Лубашова Н. И. Российская кинематография как социальная история XX в. // Аналитика культурологии. 2014. № 28. С. 186-189.
13. Медведева С. М. Воздействие политических стереотипов на массовое сознание (опыт России, 90-е годы): дис. ... канд. полит наук: 23.00.02. М., 2000. 181 с.
14. Медведева С. М. Российская наука и государство: образ учёного в современном российском кино // Вестн. МГИМО-Университета. 2014. № 2. С. 184-192.
15. Медведева С. М. Самопожертвование учёного в изображении отечественного кино // Вестн. МГИМО-Университета. 2015. № 5. С. 231-239.
16. Ньюпорт Ф. В США 77 % населения идентифицируют себя как «христиане» [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.gallup.com/poll/159548/identify-christian.aspx (дата обращения: 19.10.2016).
17. Силантьева М. В. Диффузная идентичность - современная версия гражданской идентичности // Вестн. МГИМО-Университета. 2012. № 2. С. 173-179.
18. Силантьева М. В. Новые принципы «философии границы» в глобальном мире: десуверенизация или «постсуверенизация»? // Полис. Политические исследования. 2014. № 3. С. 8-26.
19. Силантьева М. В. «Первобытное мышление» и художественный образ: визуализация как единство абстрактного и конкретного // Философия и искусство: материалы V Междунар. конф. 2016. С. 56-60.
20. Силантьева М. В. Ценностный потенциал христианства перед теоретическими вызовами современности // Вестн. Русской христианской гум. акад. 2009. Т. 10, № 2. С. 196-206.
21. Тимофеева Н. Г У истоков американского жанрового кино. Влияние конфликта между Голливудом и ортодоксальной частью зрителей на формирование содержания кинофильмов первой половины XX века // Изв. РГПУ им. А. И. Герцена. 2007. № 44. С. 272-275.
22. Торкунов А. В. Дефицит демократии и международное сотрудничество // Международные процессы. 2009. Т. 7, № 3. С. 16-24.
23. Шестакова И. В. Российский кинематограф в условиях процесса глобализации // Мир науки, культуры, образования. 2010. № 1. С. 32-35.
24. Ценности: религиозность. Сколько россиян верят в Бога, посещают храм и молятся своими молитвами? [Электронный ресурс] // Фонд «Общественное мнение». 2013. 14 июня. Режим доступа: http://www. fom.ru/obshchestvo/10953 (дата обращения: 06.11.2016).
25. Stone B. P. Religious Faith and Science in Contact [Электронный ресурс] // Journal of Religion and Film. 1998. Т. 2, № 2. Режим доступа: https://www.unomaha.edu/jrf/stonear2.htm (дата обращения: 19.11.2016).
26. Maarten Coëgnarts and Peter Kravanja, University of Antwerp. Towards an Embodied Poetics of Cinema: The Metaphoric Construction of Abstract Meaning in Film [Электронный ресурс] // Alphavill. Journal of Film and Screen Media. Winter 2012. Issue 4. PP. 1-18. Режим доступа: http://www.alphavillejournal.com/Issue%204/ PDFs/ArticleCoegnarts&Kravanja.pdf (дата обращения: 19.11.2016).
27. Feuer J. Alien Zone: Cultural Theory and Contemporary Science Fiction Cinema. 1990. 231 р.
Статья поступила в редакцию 12.01.2017; принята к публикации 10.02.2017
Библиографическое описание статьи
Глаголев В. С., Медведева С. М. Религиозные образы в русском и американском кино: поиск Бога и человека // Гуманитарный вектор. 2017. Т. 12, № 3. С. 115-125. DOI: 10.21209/1996-7853-2017-12-3-115-125.
Vladimir S. Glagolev1,
Doctor of Philosophy, Professor, Moscow State Institute of International Relations (University) of the Ministry of Foreign Affairs of Russia (76 Vernadskogo Pr., Moscow119454, Russia), e-mail: kfmgimo@gmail.com
Svetlana M. Medvedeva2,
Candidate of Political Sciences, Associate Professor, Moscow State Institute of International Relations (University) of the Ministry of Foreign Affairs of Russia (76 Vernadskogo Pr., Moscow 119454, Russia), e-mail: svetamedvedeva@mail.ru
Religious Images in Russian and American Cinema: in Search of God and Human Being
Religious images are broadly present in such texts of culture as cinema, as well as postreligious images, which preserve the moral potentiality of religious ones because of the continuity of their aesthetic forms. At the same time both religious and postreligious images retain their shared origin - a drive to comprehend the reality mostly through the sensory channel deployed towards the development of the dichotomy of good and evil and search for perfection. From the scientific point of view it is important to analyze the demarcation between, on the one hand, religion as one of the particular forms of reality comprehension and, on the other hand, religious ideology, targeted to solve other goals. The comparative analysis of the figurative language of Russian and American cinematic forms contributes to understanding the universal character of those questions from the point of view of their expression by means of the language of national cinematographic schools. Furthermore, it helps to define prospective ways of interrelation between both cultures on the basis of mutual respect and understanding, which is one of today's most difficult tasks. The analysis of themes and plots of Russian and American cinema, claiming to be problematic, reveals that religious and postreligious images are grouped around such themes as religious education, eschatology (apocalypses and postapocalypses), personalism and miracle. The irrational character of the latter corresponds to the aggravation of the contradictions of the current stage of globalization and the development of plots of world politics that entail a revision of the balance of modernization and conservatism, including the potential of religious ideologies. The article concludes about distancing the problem cinema of both countries from "frontal" ideology and immersion in the analysis of the problems of moral choice, which combines freedom and necessity in a decisive and responsible action. Such an act in the "withdrawn" form presupposes a genetic connection with the dynamic understanding of the religious image as having a powerful social charge and capable of broadcasting it to the audience.
Keywords: philosophy of culture; religious images; postreligious images; knowledge in science, art and religion; religion and ideology in Russian and American cinema
References
1. Arena. Atlas religii i natsional'nostei Rossii [Elektronnyi resurs]. Rezhim dostupa: http://www.sreda.org/are-na(data obrashcheniya: 06.11.2016).
2. Gazeta «Kino». 1928. № 40.
3. Glagolev V. S. Religiozno-etnicheskoe napolnenie obrazov «svoi» i «chuzhoi» v dinamike politicheskoi kon"yunkturnosti // Dialog kul'tur i partnerstvo tsivilizatsii: XIV Mezhdunar. Likhachevskie nauch. cht.; Ros. akad. nauk, Ros. akad. obrazovaniya, Kongress peterburgskoi intelligentsii.SPb.: SPbGUP, 2014. S. 362-365.
4. Glagolev V. S., Silant'eva M. V. Religiozno-kul'turnoe prostranstvo evropeiskoi Rossii: faktory dina-miki tra-ditsii i traditsii dinamiki // Izv. Irkut. gos. un-ta. Ser. Politologiya. Religiovedenie. 2010. № 2. S.131-140.
5. Delez Zh. Kino-2. M.: Ad Marginem, 2004. S. 291-615.
6. Drobnitskii D. Rossiya i amerikanskaya isklyuchitel'nost' [Elektronnyi resurs] // Vzglyad. 2016. 18 apr. Rezhim dostupa: http://www.vz.ru/columns/2016/4/18/805920.html (data obrashcheniya: 06.11.2016).
7. Zhabskii M. I., Tarasov K. A. Konkurentosposobnost' rossiiskogo kino v sotsiokul'turnoi perspektive // Kul'tura i iskusstvo. 2013. № 3. S. 267-279.
8. Zaitsev A. Skol'ko pravoslavnykh v Rossii? [Elektronnyi resurs]. Rezhim dostupa: http://www.pravmir.ru/ skolko-pravoslavnyx-v-rossii-2/ (data obrashcheniya: 06.11.2016).
9. Zamlelova S. G. Sovremennye teologicheskie i filosofskie traktovki obraza ludy Iskariota: dis. ... kand. filos. nauk: 09.00.14. M., 2014. 183 s.
10. Krasheninnikov F. Amerikanskoe kino i russkaya pravda [Elektronnyi resurs]. Rezhim dostupa: http://www. kashin.guru/2015/12/11/kinoipravda/ (data obrashcheniya: 06.11.2016).
11. Legoida otkazalsya videt' koshchunstvo v rok-opere «lisus Khristos - superzvezda» [Elektronnyi resurs]. Rezhim dostupa: https://www.lenta.ru/news/2016/11/01/jcs/ (data obrashcheniya: 06.11.2016).
1 V. S. Glagolev develops the theoretical and methodological grounds for the study, analyzes Russian cinema and formulates the conclusions.
2 S. M. Medvedeva develops the theoretical and methodological grounds for the study, analyzes American cinematic tradition, formulates the conclusions and issues the article.
12. Lubashova N. I. Rossiiskaya kinematografiya kak sotsial'naya istoriya XX v. // Analitika kul'turologii. 2014. № 28. S. 186-189.
13. Medvedeva S. M. Vozdeistvie politicheskikh stereotipov na massovoe soznanie (opyt Rossii, 90-e gody): dis. ... kand. polit. nauk: 23.00.02. M., 2000. 181 s.
14. Medvedeva S. M. Rossiiskaya nauka i gosudarstvo: obraz uchenogo v sovremennom rossiiskom kino // Vestn. MGIMO-Universiteta. 2014. № 2. S. 184-192.
15. Medvedeva S. M. Samopozhertvovanie uchenogo v izobrazhenii otechestvennogo kino // Vestn. MGIMO-Universiteta. 2015. № 5. S. 231-239.
16. N'yuport F. V SShA 77 % naseleniya identifitsiruyut sebya kak «khristiane» [Elektronnyi resurs]. Rezhim dostupa: http://www.gallup.com/poll/159548/identify-christian.aspx (data obrashcheniya: 19.10.2016).
17. Silant'eva M. V. Diffuznaya identichnost' - sovremennaya versiya grazhdanskoi identichnosti // Vestn. MGIMO-Universiteta. 2012. № 2. S. 173-179.
18. Silant'eva M. V. Novye printsipy «filosofii granitsy» v global'nom mire: desuverenizatsiya ili «postsuvereni-zatsiya»? // Polis. Politicheskie issledovaniya. 2014. № 3. S. 8-26.
19. Silant'eva M. V. «Pervobytnoe myshlenie» i khudozhestvennyi obraz: vizualizatsiya kak edinstvo ab-strak-tnogo i konkretnogo // Filosofiya i iskusstvo: materialy V Mezhdunar. konf. 2016. S. 56-60.
20. Silant'eva M. V. Tsennostnyi potentsial khristianstva pered teoreticheskimi vyzovami sovremennosti // Vestn. Russkoi khristianskoi gum. akad. 2009. T. 10, № 2. S. 196-206.
21. Timofeeva N. G. U istokov amerikanskogo zhanrovogo kino. Vliyanie konflikta mezhdu Gollivudom i or-to-doksal'noi chast'yu zritelei na formirovanie soderzhaniya kinofil'mov pervoi poloviny XX veka // Izv. RGPU im. A. I. Gertsena. 2007. № 44. S. 272-275.
22. Torkunov A. V. Defitsit demokratii i mezhdunarodnoe sotrudnichestvo // Mezhdunarodnye protsessy. 2009. T. 7, № 3. S. 16-24.
23. Shestakova I. V. Rossiiskii kinematograf v usloviyakh protsessa globalizatsii // Mir nauki, kul'tury, obra-zo-vaniya. 2010. № 1. S. 32-35.
24. Tsennosti: religioznost'. Skol'ko rossiyan veryat v Boga, poseshchayut khram i molyatsya svoimi molitva-mi? [Elektronnyi resurs] // Fond «Obshchestvennoe mnenie». 2013. 14 iyunya. Rezhim dostupa: http://www.fom.ru/ obshchestvo/10953 (data obrashcheniya: 06.11.2016).
25. Stone B. P. Religious Faith and Science in Contact [Elektronnyi resurs] // Journal of Religion and Film. 1998. T. 2, № 2. Rezhim dostupa: https://www.unomaha.edu/jrf/stonear2.htm (data obrashcheniya: 19.11.2016).
26. Maarten Coegnarts and Peter Kravanja, University of Antwerp. Towards an Embodied Poetics of Cinema: The Metaphoric Construction of Abstract Meaning in Film [Elektronnyi resurs] // Alphavill. Journal of Film and Screen Media. Winter 2012. Issue 4. PP. 1-18. Rezhim dostupa: http://www.alphavillejournal.com/Issue%204/ PDFs/ArticleCoegnarts&Kravanja.pdf (data obrashcheniya: 19.11.2016).
27. Feuer J. Alien Zone: Cultural Theory and Contemporary Science Fiction Cinema. 1990. 231 r.
Received: January 12, 2017; accepted for publication February 10, 2017
Reference to the article
Glagolev V. S, Medvedeva S. M. Religious Images in Russian and American Cinema: in Search of God and Human Being // Humanitarian Vector. 2017. Vol. 12, No. 3. PP. 115-125. DOI: 10.21209/1996-7853-2017-12-3-115125.
