CC BY
17УДК 340.1; 342.7; 348
РЕЛИГИОЗНОЕ ПРАВОСОЗНАНИЕ И КОНФЕССИОНАЛЬНЫЕ
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ
Иванов Александр Михайлович
канд. юрид. наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Юридической школы Дальневосточного федерального университета,
г. Владивосток Am i_25.07@bk. ru
RELIGIOUS LEGAL CONSCIOUSNESS AND CONFESSIONAL
INTERRELATIONS
Aleksandr M. Ivanov
Dr. of Law, Associate Professor of the Chair of Theory & History of State and Law,
Law School of FEFU, Russia, Vladivostok
АННОТАЦИЯ
Правосознание отражает отношение человека к обществу в целом и к отдельным его частям. Религиозное сознание всегда претендует на исключительность понимания истины и правильности картины мировосприятия. Принадлежность граждан к той или иной конфессии разделяет общество. Государство, с одной стороны, закрепляет в Конституции религиозное разнообразие, с другой стороны - заинтересовано в мирном сожительстве на своей территории людей с разными представлениями о мире. В данной статье предлагается взгляд на общественные отношения, в основном, с 17
позиции РПЦ. В следующих исследованиях, надеемся, будут представлены подходы к межконфессиональным отношениям и с позиции иных исповеданий.
ABSTRACT
Legal awareness reflects a person's attitude to society as a whole and to its individual parts. Religious consciousness always claims the exclusivity of understanding the truth and correctness of the worldview picture. The belonging of citizens to one or another denomination divides society. The State, on the one hand, establishes religious diversity in the Constitution, on the other hand, is interested in peaceful cohabitation on its territory of people with different ideas about the world. This article offers a look at public relations, mainly from the perspective of the ROC. In the following studies, we hope, approaches to interfaith relations will be presented from the perspective of other confessions.
Ключевые слова: церковное право; правосознание; конфессии; конфессиональные отношения; свобода совести; права и свободы.
Keywords: church law; legal consciousness / awareness; confessions; confessional relations; freedom of consciousness; rights and freedoms.
Введение
В России до 1917 года, известно, все вероисповедания по своему статусу делились на три категории: господствующее, терпимые и нетерпимые. Соответственно и отношение как между ними, так и по отношению к ним государства выстраивалось в зависимости от данной шкалы. Иностранцам хорошо было известно, что им даровалась определенная свобода действий на территории России, но с непременным условием не заниматься прозелитизмом. Если же они нарушали это условие, то становились уголовными преступниками, и судились не как еретики, а как совратители. Все иноверцы должны были соблюдать в общественной жизни праздники Русской Церкви и для этого держаться старого (вернее - Церковного) стиля летоисчисления. 18
Некрещеные не принадлежат к Церкви, следовательно, она не имеет над ними никакой власти. Законы государственные запрещали всякое принуждение к принятию христианства. Точно так же запрещено было крестить детей еврейских и мусульманских, не достигших совершеннолетия, без согласия их родителей или опекунов. Объем гражданских прав у православных и иноверцев в дореволюционной России был неодинаков, однако подробное рассмотрение этого вопроса не входит в наше намерение по данной работе.
Краткий очерк отношений церкви с инославием и иноверием.
Инославие и иноверие суть исповедание веры в Бога, Творца - иначе, не так, как учит тому православная церковь. Поскольку люди веруют, что от того, как человек исповедает веру, зависит, будут ли они спасены, то для них весьма важно постоянно знать, не уклонились ли они от правильного пути, не исказили ли его? И если Господь говорит: «И как ты веровал, да будет тебе...» /(По вере нашей да будет нам...) [Мф. 8:13], то не означает ли это, что в вопросах веры компромисса быть не может? Поэтому церковная жизнь требовала точного определения ереси (с греч. - «выбор»). Например, известно, что многие, если не все, конфессии протестантской направленности дозволяют своим адептам толковать Священное Писание каждому, даже приступающему к чтению впервые - так, как он это считает нужным или возможным. В результате этого, понятно, что каждый, пользуясь своим «выбором»/ересью, заходит в сторону настолько, что не в состоянии уживаться с другими «христианами» и - создает свою (в прямом смысле этого слова) «церковь». Так, что в настоящее время число разных исповеданий уже, по некоторым данным, достигает свыше 4 тысяч и росту этого числа предела не видно.
Правильное понимание процессов уклонения от Истины в наше время, думается, позволит нам, кроме прочего, ответить хотя бы для себя самих на вопросы о том, станет ли процесс духовного выздоровления всего нашего общества и государства - необратимым, или мы по-прежнему будем переживать тяжелый кризис, грозящий еще более серьезными внутрицерковными и внутригосударственными нестроениями и потрясениями [4; 17, 271-280]. 19
Понятие ереси и раскола было дано еще отцами Древней Церкви. Например, в правиле первом св. Василия Великого упоминается о том, что «древние иное нарекли ересью, иное расколом, а иное самочинным сборищем. Еретиками они назвали совершенно отторгшихся и в самой вере отчуждившихся; раскольниками - разделившихся в мнениях о некоторых предметах церковных и о вопросах, допускающих уврачевание; а самочинными сборищами - собрания, составляемые непокорными пресвитерами или епископами и ненаученным народом. Например, если кто, быв обличен во грехе, удален от священнослужения, не покорился правилам, а сам удержал за собою предстояние и священно служение, и с ним отступили некоторые другие, оставив Кафолическую Церковь, - сие есть самочинное сборище». Далее в том же правиле св. Василий перечисляет некоторые виды существовавших в его время ересей, увязывая это с вопросом о том, кого и каким способом должно принимать в Церковь, естественно, после их раскаяния. «Ереси же суть, например: манихейская, валентианская, маркионитская и ... пепузиан. Ибо здесь есть явная разность в самой вере в Бога. Вот почему от начала бывшим Отцам угодно было крещение еретиков совсем отметать; крещение раскольников, как еще не чуждых церкви, принимать; а находящихся в самочинных сборищах - исправлять приличным покаянием и обращением, и вновь присоединять к церкви. Таким образом, даже находящиеся в церковных степенях, отступив вместе с непокорными, когда покаются, нередко приемлются вновь в тот же чин. Пепузиане же явно суть еретики. Ибо они восхулили на Духа Святаго, нечестиво и бесстыдно присвоив наименование Утешителя Монтану и Прискилле. Посему, боготворят ли они человеков, подлежат за сие осуждению; оскорбляют ли Духа Святаго, сравнивая Его с человеками, - и в сем случае повинны вечному осуждению, ибо хула на Духа Святаго не отпускается». На возможный вопрос: «Почему?» - св. Василий тут же отвечает: «Какая же была бы сообразность признать крещение тех, которые крестят во Отца, и Сына, и в Монтана и Прискиллу? Ибо не суть крещены крестившиеся в то, что нам не предано... Нелепость сама собою явна и ясна для всех, имеющих 20
хотя несколько рассуждения». Далее св. Василий рассуждает о ситуации, которая, на наш взгляд, позволяет разобраться относительно римо-католиков и прочих современных конфессий. Объединив под одно определение кафаров, енкратитов, идропарастов и апотактитов, которые откололись от Церкви, св. Василий приводит такие соображения: «Ибо хотя начало отступления произошло чрез раскол, но отступившие от церкви уже не имели на себе благодати, потому что пресеклось законное преемство. Ибо первые отступившие получили посвящение от Отцов и, чрез возложение рук их, имели дарование духовное. Но отторженные, сделавшись мирянами, не имели власти ни крестить, ни рукополагать, и не могли преподать другим благодать Святаго Духа, от которой сами отпали. Отсюда, в представлении греко-католиков, у римо-католиков: первые папы и пресвитеры еще имели преемство, но поскольку отпали, то были отторжены от православия и, таким образом, сделались мирянами, а потому не имели уже власти ни крестить, ни рукополагать, и не могли преподать другим благодать Святаго Духа. О каком преемстве они могут вести речь сейчас, по прошествии стольких веков? Вот почему приходящих от них к церкви, как крещенных мирянами, древние повелевали вновь очищать истинным Церковным Крещением». Ведя речь о енкратитах, бывших раскольниками и изменивших правила крещения, св. Василий предлагает отвергать их крещение, «и если бы кто принял от них оное, такового, приходящего к Церкви, крестить». «Если же они сохраняют наше Крещение, сие да не устыжает нас, ибо мы обязаны не воздавать им за то благодарность, но покоряться правилам с точностью. Всемерно же да будет установлено, чтобы, после их крещения приходящие к церкви, были помазуемы от верных и так приступали к Таинствам. Впрочем, знаю, что братий Зоина и Саторнина, бывших в их обществе, мы приняли на кафедру епископскую, почему соединенных с их обществом уже не можем строгим судом отчуждать от Церкви, постановив принятием епископов как бы некое правило общения с ними». [10, 259-261]
В данном отношении важно также правило 95 Трулльского (Шестого)
Вселенского Собора, которое касается присоединения к православию из раскаявшихся еретиков. Когда еретики, такие, как ариане, македониане и др., давали рукописания и проклинали всякую ересь, «не мудрствующую, как мудрствует Святая Божия Кафолическая и Апостольская Церковь», - их принимали, «запечатлевая, то есть помазуя Святым Миром, во-первых, чело, потом - очи и ноздри, и уста, и уши», произнося при этом: «Печать дара Духа Святаго». Павлиан постановлено было перекрещивать непременно. Прочих еретиков... , «нетерпимое творящих.. , всех, которые из них желают присоединены быть к православию», принимали как и язычников. В первый день их делали христианами, во второй - оглашенными, потом, в третий, заклинали их, с троекратным дуновением в лицо и во уши, и так оглашали их и заставляли пребывать в церкви, и слушать Писания, и тогда уже крестили их. Несториан после отречения от своей ереси и предания анафеме рукописно своей ереси вместе с начальниками: Несторием, Евтихием, Диоскором, Севиром и их единомышленниками - допускали до Святого Причащения [10, 98-99]. Другими словами, крещение от еретиков - не приемлемо, а от раскольников и составляющих самочинное сборище - приемлемо [19, 968].
Из святых новейшего времени наиболее ясно сформулировано понятие ереси у святителя Игнатия Брянчанинова: «Ересь - произвольное и ложное учение о христианстве, отделившееся и отличающееся от учения Единой Святой Соборной Апостольской Церкви... Она - возмущение и восстание твари против Творца, она - страшно сказать - суд человека над Богом и осуждение человеком Бога. Она - грех ума, грех духа. Она - хула на Бога, вражда на Бога. Она - смертный грех... Сущность этого греха - богохульство. Будучи собственно грехом ума, ересь не только омрачает ум, но и сообщает особенное ожесточение сердцу, убивает его вечною смертию... Еретику неудобоприступно покаяние и познание истины. Доступнее покаяние и истинное богопознание для прелюбодеев и уголовных преступников, нежели для еретиков» [17, 272].
Другой святой нашего времени, священномученик Иларион (Троицкий), по поводу откола римо-католиков от церкви так писал: «С 1054 года не стало 22
двух отдельных христианских церквей, потому что двух церквей быть не может, а одна из поместных церквей перестала быть таковой, порвав связь с Церковью Вселенской. Вселенская же церковь сохранилась во всей своей благодатной полноте и пребыла единой, как была и до отпадения одной из Поместных церквей... Церковь осталась единой, но или только на Востоке, или только на Западе» [17, 273-274]. Если мы считаем истинной православную веру, то, понятно, что церковь для нас осталась только на Востоке.
Внутреннюю сущность протестантизма святитель Игнатий (Брянчанинов) определил так: «Протестанты из всех заблуждений папистов отвергли только нечестивое мнение об их папе. Прочим заблуждениям папистов они последовали, многие погрешности усилили, к прежним заблуждениям и ошибкам присовокупили и много новых. Так, например, они отвергли все Таинства, само священство; отвергли вовсе Литургию; отвергли все предания и предоставили каждому из своих последователей объяснять Священное Писание по произволу, между тем как оно, будучи произнесено Святым Духом, может быть и объяснено только Святым Духом... К отречению от Христа ведет и их иконоборчество. Отвергая возможность изобразить Христа живописью, они косвенно отвергают пришествие Сына Божия во плоти человеческой. Если Сын Божий облечен плотию, то имеется полная возможность Его, неизобразимого по Божественному естеству, изобразить как Человека. Если можно изобразить Его, то изображения Его должны быть особенно почитаемы» [17, 274].
С древних времен в церкви были установлены строгие правила в отношении общения с еретиками, которых нынешняя «политкорреткность» вынуждает называть «инославными или иноверными». С точки зрения «политкорректности», в целях уменьшения напряженности в обществе это понятно, но вот, - с точки зрения того, что «не в силе Бог, а в правде», памятуя о том, что именно древние правила должны лежать в основании всех последующих правил церковных отдельные шаги представителей РПЦ в так называемом «Экуменическом движении», например, или отдельные «взаимодействия», вплоть до совместных молитв, - оказываются, честно говоря, 23
необоснованными. Ибо Апостольское правило 10 гласит: «Если кто с отлученным от общения церковного помолится, хотя бы то было в доме, таковой да будет отлучен». А в отношении клириков Апостольское правило 11 повелевает: «Если кто, принадлежа к клиру, с изверженным от клира молиться будет, да будет извержен и сам». Согласно с этими правилами и правило Апостольское 45, установившее, что: «Епископ или пресвитер, или диакон, с еретиками молившийся только, да будет отлучен. Если же позволит им действовать что-либо, как служителям Церкви, да будет извержен». Правило 65 продолжает: «Если кто из клира или мирянин в синагогу иудейскую или еретическую войдет помолиться, да будет и от чина священного извержен, и отлучен от общения церковного». Равно и правило 46 гласит: «Епископа или пресвитера, принявших крещение или жертву еретиков, извергать повелеваем. Кое бо согласие Христови с велиаром; или кая часть верному с неверным».
В церковной литературе описывается случай, когда в 336 году еретик Арий обманом добился того, чтобы быть принятым в церковное общение, и готовился идти в храм, св. Александр, патриарх Константинопольский, всю ночь молился в алтаре перед престолом о том, чтобы он сам или ересиарх Арий были взяты из мира, так как епископ не хотел быть свидетелем такого святотатства, как принятие еретика в общение с церковью. И Промысл Божий явил над Арием справедливый суд Свой, в день торжества послав ему нежданную кончину (См., например, «Жития святых» от 30 августа).
Для членов греко-католической церкви эти правила по-своему излагают предупреждение Господа: «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим..., чтобы прельстить, если возможно, и избранных» [Мф. 24: 4, 24]. В деятельности различных конфессий, расколов некоторые наблюдают осуществление этого предупреждения, о котором и Апостол Павел также упоминал: «Ибо я знаю, что... и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою...» [Деян. 20:29-30]
История христианства свидетельствует, что от единства с православной церковью отделялись не только отдельные личности, индивидуальные 24
христиане, но и целые христианские сообщества. Некоторые из них исчезали в ходе истории, другие же сохранились на протяжении веков. Наиболее существенные разделения первого тысячелетия, сохранившиеся до сего дня, произошли после неприятия частью христианских общин решений 3 и 4 Вселенских Соборов, в результате в отделенном состоянии оказались существующие доныне Ассирийская церковь Востока, дохалкидонские церкви -Коптская, Армянская, Сиро-Яковитская, Эфиопская, Малабарская. Во 2 тысячелетии за отделением Римской церкви последовали внутренние разделения западного христианства, связанные с Реформацией и приведшие к непрекращающемуся процессу образования множества христианских деноминаций, не находящихся в общении с Римским престолом. Возникали также отделения от единства с Поместными православными церквами, в том числе с Русской Православной Церковью [18, 151].
В понятие о Церкви необходимо входит тот существенный признак, что она - едина, так же как и христианская истина. Если же фактически существует несколько христианских деноминаций, которые более или менее разнятся между собой в догме и культе, то взаимные отношения между ними могут быть только чисто отрицательные, ибо каждое из этих вероисповеданий, признавая себя единой церковью Христовой, тем самым отрицает истинность всякого другого. Поэтому с чисто церковной точки зрения нет и не может быть веротерпимости, то есть признания одной «церкви» другой, как не может быть признания за истину двух взаимно исключающих себя положений [15, 362 и далее]. Логично ожидать, что ни одно вероисповедание не может допустить образования в своих недрах другого общества с иными догматами или основаниями внешнего устройства. Всякое сознательное и намеренное отступление от единства церкви, в том или ином отношении, будет в ее глазах посягательством на религиозную истину, преступлением ереси или раскола. Поэтому отношения уже существующих «христианских» деноминаций не имеет в себе никакого юридического момента. Каждое из них действует по своим законам и знает только свое право. Как было показано выше, в случае полного 25
обращения отдельного лица из одного вероисповедания в другое возникает вопрос о действительности или недействительности тех или иных актов, совершенных над ним в прежнем вероисповедании. В православии, как мы видели, вопрос этот решается различно, смотря по существу и по значению этого акта.
Основные принципы отношения РПЦ к инославию по материалам Архиерейского собора РПЦ 2000 г.
Юбилейный 2000 год от Рождества Христова побудил Русскую Церковь расставить «точки над 'i'» по многим проблемам современности, в том числе четко обозначить принципы своего отношения к иным вероисповеданиям в условиях «светскости» и заявлений о создании «правового, демократического, социального» государства на территории нашей страны. На Архиерейском соборе в августе 2000 г. были приняты «Основные принципы отношения Русской Православной Церкви к инославию». Остановимся на некоторых из этих принципов.
Православная церковь обозначена как истинная Церковь Христова, созданная Самим Господом и Спасителем нашим, утвержденная и исполняемая Духом Святым. Поэтому она - едина и единственна. Церковь имеет вселенский характер - она существует в мире в виде различных Поместных церквей, но единство церкви при этом нисколько не умаляется. Отступление от законного священноначалия есть отступление от Духа Святого, от Самого Христа. Для каждого же члена церкви общение со всею церковью осуществляется только через связь с конкретной общиной. Нарушая канонические связи со своей Поместной церковью, христианин тем самым повреждает свое благодатное единство со всем телом церковным, отрывается от него. Заблуждения и ереси являются следствием эгоистического самоутверждения и обособления. Всякий раскол или схизма приводит к той или иной мере отпадения от Полноты церковной.
Существование различных чиноприемов (через Крещение, через Миропомазание, через Покаяние) показывает, что православная церковь 26
подходит к инославным конфессиям дифференцированно. Критерием является степень сохранности веры и строя церкви и норм духовной христианской жизни. Православие не является «национально-культурной принадлежностью» Восточной церкви. Православие - это внутреннее качество церкви, сохранение вероучительной истины, богослужебного и иерархического строя и принципов духовной жизни, непрерывно и неизменно пребывающих в церкви со времен апостольских. Православная церковь, смиренно свидетельствуя о том, что она хранит истину, в то же время помнит обо всех исторически возникавших соблазнах. Трагедия разделений стала серьезным видимым искажением христианского универсализма, препятствием в деле свидетельства миру о Христе.
Задачей первостепенной важности во взаимоотношениях с инославием названо восстановление единства христиан. Но, признавая необходимость восстановления нарушенного христианского единства, православная церковь утверждает, что подлинное единство возможно лишь в лоне Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви. Все иные «модели» единства представляются неприемлемыми.
Так, православная церковь не может признавать «равенство деноминаций», которое провозглашается Конституцией РФ (ст. 14). Отпавшие от церкви не могут быть воссоединены с ней в том состоянии, в каком находятся ныне, имеющиеся догматические расхождения должны быть преодолены, а не просто обойдены. Это означает, что путем к единству является путь покаяния, обращения и обновления.
Задача православного свидетельства возложена на каждого члена церкви. Православные христиане должны ясно осознавать, что сохраняемая и исповедуемая ими вера имеет вселенский, универсальный характер. Свидетельство не может быть монологом - оно предполагает слышащих, предполагает общение... Русская Православная Церковь ведет с инославием богословский диалог уже более двух веков. Для этого диалога характерно сочетание догматической принципиальности и братской любви. С точки зрения 27
православных, для инославия путь воссоединения есть путь исцеления и преображения догматического сознания.
Помимо собственно богословских тем диалог должен вестись и по широкому спектру проблем взаимодействия церкви и мира. Важным направлением развития отношений с инославием является совместная работа в сфере служения обществу. Так, где это не входит в противоречие с вероучением и духовной практикой, следует развивать совместные программы религиозного образования и катехизации. Во всяком случае, «мерилом и критерием здесь являются успехи самого диалога, готовность партнеров учитывать позицию Русской Православной Церкви в самом широком (не только в богословском) спектре церковно-общественных проблем». Русская Православная Церковь ведет диалоги с инославием не только на двусторонней, но и на многосторонней основе, в том числе и во всеправославном представительстве, а также участвует в работе межхристианских организаций. Объем и мера участия Русской Православной Церкви в международных христианских организациях определяется Священноначалием исходя из соображений церковной пользы. Возможным и полезным РПЦ считает участие в работе различных международных организаций в сфере служения миру - диаконии, социального служения, миротворчества. Кроме того, возможно взаимодействие в деле общего свидетельства перед лицом секулярного общества.
Православная церковь проводит четкое различие между инославными исповеданиями, признающими веру в Святую Троицу, богочеловечество Иисуса Христа, и конфессиями, которые отвергают основополагающие христианские догматы. Признавая за инославными христианами право на свидетельство и религиозное образование среди групп населения, традиционно к ним принадлежащих, православная церковь выступает против всякой деструктивной миссионерской деятельности сект.
Считается, что за многие десятилетия православного участия в экуменическом движении ни один из официальных представителей той или иной Поместной православной церкви никогда не предавал православие. 28
Напротив, эти представители всегда хранили полную верность и послушание своим церковным властям, действовали в полном согласии с каноническими правилами, учением Вселенских Соборов и отцов Церкви и со Святым Преданием Православной Церкви... Опасность для церкви представляют те, кто участвует в межхристианских контактах, выступая от лица Русской Православной Церкви без благословения церковной власти, а также и те, кто вносит соблазны в православную среду, вступая в канонически недопустимое сакраментальное общение с инославием.
Очевидно, что характер взаимоотношений между конфессиями во многом зависит не только от их желаний и вероучений, но и от государственной политики в сфере вероисповедания. В связи с этим, можно привести мнение протоиерея Владислава (Цыпина) о том, что «привилегированное положение религии тогда только может вызывать недоумение или возражения, когда духовные ценности не признаются существенно важным делом. Если же заботу о спасении человека для вечной жизни признавать достойной целью, то нет оснований для веских возражений против того, чтобы и государство, насколько это от него зависит, создавало благоприятные условия для осуществления церковью ее богозаповеданной миссии» [2, 17-19]. Религиозное или национальное меньшинство в любой стране уже в силу необходимости самих житейских отношений, независимо от правовой системы, может испытывать некоторые неудобства; потому, например, что не на родном языке написаны вывески на улицах, или неприсутственным (выходным) днем является воскресенье, а не пятница, или суббота. С такими затруднениями люди все-таки легко примиряются. Православные, католики или иудеи, являющиеся подданными Великобритании, не считают, наверно, за серьезную дискриминацию то обстоятельство, что они уже из-за своего неангликанского вероисповедания не могут стать королями Соединенного королевства. Гораздо хуже, когда, как это совсем недавно было в России, господствует над огромным религиозным большинством малочисленная община атеистов, навязывая свою волю, свой режим, свою квази-религию стране и государству. Некогда в нашей 29
стране число атеистов не превосходило не только числа православных, но даже и мусульман. Рассуждая далее по поводу государственно-конфессиональных взаимоотношений в России протоиерей Владислав (Цыпин) отметил, что «формальное и при этом фактически соблюдаемое равноправие граждан, независимо от их религиозной принадлежности, в настоящих обстоятельствах представляется приемлемым в нашей стране, пережившей террор атеизма. Но самым удачным, несмотря на несовершенство всего земного, опытом устроения церковно-государственных отношений была все-таки традиционная византийская симфония, которая составляла краеугольный камень государственного строительства и в России, обеспечив ее прочное существование на протяжении веков» [2, 19]. Остается лишь наблюдать, как поступят нынешние правители, если желают прочности государства.
Конфессии и государство [5,143-147; 7; 9]
Идея создания такого государства, в котором бы все управление обществом было основано на законе, в современном понимании - правовое государство -присутствует на всех этапах развития человеческого общества в его организованном состоянии. Люди формулировали наблюдаемые ими закономерности в природе, замечали, что и общественные отношения также проходят по определенным закономерностям, нарушение которых влекло неблагоприятные последствия и для общества в целом, и для отдельного человека, нарушителя этих закономерностей. Естественным возникало желание восстановить нарушенное равновесие сил окружающего мира, что иногда воспринималось как удовлетворение богам, ответственным за участок взаимоотношений в определенной сфере. Это могло восприниматься и как восстановление гармонии нарушенной связи с окружающим миром, с Творцом, что по-латински звучит «re-ligio». [14, 71 и далее]
От древних римлян до нас дошла удачная формула: Незнание закона не освобождает от ответственности. Это означает, что восстановление нарушенного равновесия в мире, в виде нашей ответственности за нарушение его законов, нам жизненно необходимо. И человеку, желающему жить и 30
действовать без оглядки на законы окружающего мира, в котором он находится временно, в течение своей краткой земной жизни, напоминали: Да, «закон суров, но это - закон» (лат. - Dura lex, sed lex). Господство закона («the Rule of Law») воспринималось и как нечто довлеющее над человеком, мешающее ему проявить свою волю так, как хочется, и как некий коридор безопасности в окружающем мире, если человек понимал, что оказавшись в этом мире, он должен соблюдать его законы, не изобретая свои, вступающие в противоречие с ним. Так было в древности. Религиозные люди полагают, что с древности история человечества свидетельствует о том, что не существует полноценного индивидуума без религиозных убеждений, которые могут быть выражены либо в чистом, либо в искаженном виде. Так, древнейший источник права, дошедший до нас - Законы Хаммурапи - уже подтверждают опыт регулирования религиозно-общественных отношений.
От Нового времени мы имеем наибольшее количество политических учений, представляющих самые разнообразные направления. Более чем в какую-либо другую эпоху мысль идет здесь различными ходами, то стараясь предвосхитить будущее, то обращаясь к прошлому. Но среди этого разнообразия взглядов и направлений легко заметить один основной путь, около которого сосредоточивается все остальное. Этот путь намечается историческим развитием новых европейских государств, приводящих все их без исключения, по некоторому непреложному закону, к одному и тому же идеалу правового государства. Развитие этого идеала до сих пор нельзя признать законченным. [13] Еще в конце XIX столетия, отмечал П.И. Новгородцев, правовое государство вступило в новую фазу своей эволюции. К каким результатам приведет эта новая эволюция, совершающаяся на наших глазах, трудно предвидеть. Во всяком случае, многовековое предшествующее развитие идеала правового государства выяснило его главные основания. С эпохи буржуазных революций, очевидно, идеал правового государства развивается, прежде всего, в противопоставлении идеалу средневековой теократии. Начиная от Макиавелли и вплоть до французских политиков наших дней основным требованием нового 31
идеала ставится, чтобы государство было светским. В развитии нового идеала это требование является столь же существенным, как и то, чтобы государство стало правовым. Можно сказать, что оба требования вытекают из одного источника - из стремления к единому и обязательному для всех правовому порядку. Но вот удивительно, прошло уже столько времени после начала XXI столетия, а равновесия нет и до сих пор, и то решение вопроса, которое, казалось, было найдено в отделении церкви от государства, на практике не принесло полного успокоения. Государство стоит тут, во всяком случае, перед проблемой, которую нельзя считать решенной до конца, и это может быть потому, что мы имеем здесь дело не только с проблемой политики и права, но и с проблемой культуры и - религии. Нельзя не заметить, что в борьбе светского/секулярного идеала с церковным проявляется борьба двух культурных систем, из которых каждая стремится к распространению своих начал. Найти выход из этой борьбы в тех странах, где она не привела еще к прочному примирению, есть задача будущего. Однако поиск этого выхода ведется в настоящем. Очевидно, задача эта заключается в разграничении сфер влияния церкви и государства, соответственно существенному призванию каждого из них, что поздние римские юристы попытались представить в идее симфонии властей. Но как в средние века церковь старалась подчинить нравственному единству одинаково и духовную и гражданскую область, так в новое время государство стремится иногда распространить свое единство и на сферу нравственного влияния.
В свое время церковь, явившись на смену античному государству, произвела переоценку прежних идеалов и понятий. В политических теориях нового времени первое место отводится государству, и в соответствии с этим у наиболее горячих сторонников его производится новая переоценка человеческих идеалов. У Макиавелли, у Гоббса, у Руссо государство становится источником нравственной жизни людей, занимает место церкви; самая религия оценивается с точки зрения государственного принципа. У Гегеля государство получает название «земного бога»; чрез него и в нем проявляется нравственная 32
идея на земле: тут воспроизводится в абстрактных терминах идея божественности и боговдохновенности, причем эти качества в новом идеале приписываются государству. Снова возвеличивается мир земной, светский, политический, и пред ним сфера церковная отступает на второй план. И подобно тому, как в средние века последней мечтой церковной философии было объединение всех людей под нравственным авторитетом церкви, так и здесь, в философии Канта, высшей целью истории объявляется объединение всего человечества под господством единого и равного для всех права. [13] Таково внешнее соотношение двух идеалов - нового и средневекового. Зададимся вопросом: а представляется ли столь же глубоким их внутреннее противоречие, соответствует ли оно их видимому разногласию? Но это необходимое соотношение двух идеалов раскрывается нам и с другой стороны. Последовательное развитие идеала светского государства должно было поставить перед ним вопрос, на какие силы он может опираться для достижения своих целей. Сводя всю жизнь к единству власти и права, оно должно было увидеть, что этих начал недостаточно для того, чтобы основать на них прочный порядок, и вот почему теоретики нового государства так настойчиво заявляют о необходимой связи права с нравами и нравственностью. Но, задумаемся, возможно ли на почве нравственного разложения личности добиваться стабильности в обществе? Как верно замечает С.А. Левицкий, «либеральная демократия как бы говорит индивиду - ты свободен, но она воздерживается от ответа на вопрос: ради чего я свободен?»[11, 336-340] В либеральной демократии общество понимается механически: как сумма индивидов, а не как сверхличное коллективное целое. Но так как общество, по своей природе, обладает сверхличной реальностью, то непризнанная сила общественной стихии все же прорывается, но не как симфоническое «мы», не как «коллективная личность», но как коллективная безликость (толпа), - как «массовая психология», массовая культура и т.п. В таком случае непризнанная общественная стихия, не направленная по каналам, прорывает плотину идолов индивидуализма и тогда в наводнении коллективизма тонет живая личность. 33
С конца XIX века, когда правовое государство вступило на путь социальных реформ, что бесконечно усложнило его задачи, подобные заявления слышатся громче, чем когда-либо; и мы присутствуем при любопытном зрелище, как государство, в начале прошлого века объявленное божественным и всемогущим, постепенно лишается своего прежнего величия, заявляет об ограниченности своих сил и делает призыв к факторам нравственным - к воздействию общественного мнения, к благотворному влиянию воспитания, к благотворительной деятельности частных обществ и организаций. Мы наблюдаем лишь первые проявления этого процесса и не знаем еще, к чему он приведет: окончится ли он признанием необходимости нового синтеза политических начал с религиозными и церковными или выразится в каких-либо иных формах организованного влияния нравственных элементов, это откроется лишь будущему.
Светское государство - это только одна сторона нового идеала. Рядом с ней постепенно раскрывается и другая сторона: новое государство должно быть светским и правовым. Но как в первом отношении - в стремлении к приведению светских начал - новый идеал нельзя признать законченным и счастливо преодолевшим все затруднения, так не находим мы этой законченности и в другом направлении - в требовании государства правовых принципов. В середине XIX века могло казаться, что в этом отношении достигнут известный предел в формах парламентарного и демократического государства, осуществляющего равенство и свободу. Но, не говоря уже о том, что позднейшее развитие обнаружило эволюцию этих форм, с одной стороны, в смысле сочетания представительства с референдумом и иными формами народоправства, а с другой - в смысле усиления исполнительной власти, и принципы равенства и свободы также подверглись эволюции. Для современного взгляда то понимание равенства и свободы, которое со времени Французской революции считалось выражением истинных задач правового государства, признается формальным и отрицательным, теперь требуют иного положительного осуществления этих начал, причем деятельность государства в 34
этом направлении не имеет строго определенных границ. Невозможно ожидать, чтобы в результате этой эволюции, поскольку мы можем ее предвидеть, правовое государство перестало быть правовым. Когда социалисты говорят иногда о государстве будущего как о некоторой противоположности правовому государству, здесь происходит просто смешение понятий. Современные правовые учреждения могут быть отменены, но на их место станут другие правовые учреждения, ибо государство вне права немыслимо, если, конечно, оно не обратится в нравственное общение, но в таком случае оно перестанет быть и государством.[13] Тем не менее, на всем протяжении нового времени можно проследить ясную и прямую линию, через которую проходит одна и та же общая мысль. Эта мысль, лежащая в основе идеала правового государства, сводится к требованию единого и равного для всех права.
Здесь, как нам кажется, возникает вопрос о возможности осуществления идеи «симфонии властей» в условиях демократизации общества. Мы находим, что на этот вопрос вполне можно дать положительный ответ, но при выполнении следующих условий: государство не может изобретать духовно-нравственные ценности, объективно существующие в объективном мире, должно помнить древний опыт: незнание закона не освобождает от ответственности. Государственные законы должны быть не плодом изобретений, но плодом формулирования закономерностей развития окружающего мира. Политическое управление конкретным обществом, в частности в России, необходимо осуществлять не просто с позиции норм международного права (если уж такова реальность наших дней), но -обязательно - с учетом многообразия конфессионального мировосприятия, подчиняя политику интересам государство- и культурообразующего мировоззрения. Те ценности, которые ныне предлагаются в рамках международных норм со стороны ООН, Совета Европы и СНГ далеко не всегда, в действительности, оказываются «общечеловеческими» или носят «общечеловеческий характер», в силу того, что оценка их во многом зависит от того или иного конфессионального мировоззрения, политического курса 35
(режима). «Общечеловеческое» заканчивается чаще всего на физиологическом уровне, на область же правовую и религиозную, культурно-политическую, - не распространяется, следовательно, это должно найти отражение и в правовой и социальной политике. Введение в широкое употребление выражения «права человека» и «основные права человека» вместо употребляемого ранее выражения «естественные права» дало возможность позднее разработчикам этой идеи совершить подмену ценностей, выдавая за права человека -противоестественные притязания/права индивидуумов с извращенным сознанием. На этой подмене, к сожалению, нередко формируются современные «общепризнанные принципы» и «международные нормы», и эта противоестественность некоторых притязаний, или, иначе, несоблюдение законов окружающего мира, возведенная в ранг «естественных прав», именуемых ныне «правами человека» ведет к укоренению патологического сознания и мировосприятия, формирует антиобщественный характер законодательных норм, что, по мере увеличения (этих норм), чревато необратимостью процесса деградации общества. Возвращаясь к упомянутому выше, наблюдаем нарушение правообразующего принципа: «Право есть низший предел нравственности». Выход же за дозволенный предел нравственности, формально изложенный в Декалоге, по свидетельству мировой истории, - является губительным для человечества.
Отдельные современные «общечеловеческие» или «общепризнанные» принципы, на которых базируются «основные права» противоречат общепризнанным положениям, по крайней мере, таких «мировых» религий как христианство и ислам, а потому исключительное большинство населения Российской Федерации, являясь христианами и мусульманами, потенциально, в любой момент может быть репрессировано государством, уравнивающим все исповедания, что означает низведение ценностей этих двух наиболее распространенных в России исповеданий, за антиконституционную деятельность или неисполнение Конституции РФ и основанных на ней законов Российской Федерации. [6, 3-15] 36
Представляется, что широко используемый в праве, политике и философии термин «религиозные объединения» не вполне соответствует содержанию, а потому не годится для дальнейшего употребления относительно всех организаций, объединяемых ныне этим понятием. Так, принято, например, к религиям относить буддизм и конфуцианство, сатанизм и дианетику/сайентологию, которые отрицают Бога или направляют свою деятельность против Него. Думается, что понятие «религия» многими толкуется неосновательно слишком широко, когда речь идет, порой, всего лишь о приверженности отдельных последователей (пусть и многочисленных) к определенной идее. Полагаем, что в таком случае уместнее и научно корректнее использовать термин «конфессиональные объединения» или, в качестве русскоязычного соответствия, «вероисповедные объединения». Ибо данные словосочетания вернее отражают суть того, что ныне скрывают под сочетанием «религиозные объединения». Понятие «конфессия» или «вероисповедание» шире понятия «религия», а потому сюда безболезненно могут быть отнесены не только конфуцианцы, буддисты, язычники и пр., но также и атеисты всех мастей, самые различные «философские» школы и даже - политические идеи, партии, секты. Те, кто углубляется в размышления об энергии и способностях человека, приходят к выводу, что человек по всем своим данным создан для общественной жизни. Добавим также, что человек стремится к общению с себе подобными, ищет удовлетворения своих разнообразных культурных и духовных интересов. Логично было бы предположить, что единство мнений должно способствовать единению общества, и формирование гражданского общества не требовало бы особенных затрат энергии, ведь единомышленники понимают друг друга с полуслова. Правда, исходя из такой логики, может возникнуть вопрос: а зачем тогда в государстве, провозглашающем создание гражданского общества и правового порядка, который также подразумевает единообразное его исполнение, в Основном законе продолжает сохраняться запрет на любое единство, оставляя место только плюрализму мнений, или по-простому - только разделению? Как уравновесить стремление к единообразному для всех закону с 37
запретом единства? И еще: если единомыслие предполагает единые нравы, нравственные критерии социального поведения, то какую нравственность взять в качестве образцовой? Собственно, единомыслие, в определенном смысле означает отсутствие конфликтов, столкновений, войн. И, если в народе говорят, что «плохой мир лучше хорошей войны», то почему не стремиться к единству, а запрещать его, выбивая «почву из-под ног» у всякой инициативы, обрекая на неисполнимость стремления создать гражданское общество, живущее в мире и согласии. В таком случае идея создания гражданского общества под опекой правового государства остается беспомощной, будучи лишенной единства в правопонимании, которое, само по себе, нуждается в едином обосновании, а, значит, в едином критерии нравственной оценки происходящего и - законов, создаваемых для охраны общества.
В порядке заключения Право является испытанным механизмом налаживания взаимодействия, и его основной идеей, «вопреки философам и ученым, считающим основной идеей права «солидарность», «свободу» или «волю господствующего класса», О. Лейст предлагает считать порядок и социальную стабильность». [12, 38-40] Мы можем согласиться с его размышлением о том, что «право основано не (только) на солидарности, ибо с помощью права подавляются противники классового мира; оно - не воплощение свободы, потому что порой порабощает немалую часть общества; оно выражает не (только) волю господствующего класса, поскольку этот класс вынужден учитывать и защищать интересы других слоев общества. Но, для нас важно, право всегда противоположно произволу, а также социальному хаосу и беспорядку. Право - это способ стабилизации и воспроизводства общественных отношений, с преимущественным учетом интересов социальных групп, способных определять содержание права. Отсюда О. Лейст полагает, что «... право можно определить, по его сущности, как нормативную форму упорядочения, стабилизации и воспроизводства общественных отношений, поддерживаемую (охраняемую) средствами юридического процесса и государственным принуждением». При этом «... право 38
(по своей сущности) призвано обеспечивать в обществе не краткое перемирие (между завоевателями и побежденными, собственниками и неимущими, богатыми и бедными, католиками и протестантами и т.д.), а долговременный мир». Понятно, что долговременность мира напрямую связана с взаимопониманием в обществе. В области «свободы совести», где речь идет, как правило, о «свободе выбора религии и терпимости различных убеждений», на наш взгляд, важное место занимает правильное понимание понятия «религия, религиозные объединения». Ведь представители каждой религии считают, что их исповедание является истинным, все прочие же - являются заблуждением. Если же, в русском языке, слово Истина происходит от слова «есть, быть, существовать», «то, что есть», тогда нетрудно согласиться, что в таком случае, государство, узаконивающее под понятием «религиозные объединения» различные заблуждения, хочет убедить последователей отдельных исповеданий в обратном, то есть в том, что все заблуждения равны, и истинное исповедание также ничем не отличается от заблуждения. Думается, что подобный подход в поиске путей стабильности в обществе, вряд ли может привести к желаемому положительному результату.
В качестве краткого вывода из сказанного, заметим, что для повышения роли нравственности в деле строительства «гражданского общества» необходимо наличие духовного стержня, каковым могут и должны стать культура и язык Русского народа, как подавляющего большинства населения России. Исповедания, занимающиеся антиобщественной деятельностью в различных сферах общественной жизни, оказывающие деструктивное влияние на отдельных лиц и на массовое сознание, должны быть признаны «сектами» и их деятельность признана несовместимой с целями и задачами созидания «гражданского общества».
В связи с этим предлагается уточнение в использовании понятия «свобода совести»: Понятие «свобода совести» должно охватывать только возможность исповедовать общественно полезные исповедания, но не имеет в виду членство в сектах, пребывание в которых есть попрание совести, или потакание и 39
попустительство злу, что, в свою очередь, способствует дестабилизации общества, деградации общества и личности, не содействует формированию «гражданского общества», может являться провоцированием уклонений в антиобщественные крайности/ экстремизм в связи с утратой обществом объединяющего духовно-нравственного стержня. Все это, несомненно, подрывает основы государственной безопасности.
Рассуждая по этому поводу, архимандрит Георгий (Капсанис) замечает: «Одна из самых больших опасностей, которые сегодня угрожают Церкви, это опасность обмирщения (лат. - секуляризации), светскости. Обмирщение извращает богословие, подменяя его философией... извращает благочестие и православную нравственность, подменяя их морализаторством. Обмирщение извращает экклезиологию (церковность), подменяя ее социологией, раздвигая границы церкви и «включая» в нее инославные конфессии и даже нехристианские исповедания. Обмирщенные «церковь» и «богословие» нравятся современным обмирщенным людям-гуманистам. И для церковных мужей, клириков и богословов, это тоже немалое искушение - стать «своими» для современных людей мира сего». [3, 14-15]
Список литературы
1. Библия.-М., 1991.
2. Владислав (Цыпин), протоиерей. Правовой статус Православной Церкви и иноверных общин в России.// Миссионерское обозрение , № 2/1999, с.17-19.
3. Георгий (Капсанис), архимандрит. Пастырское служение по священным Канонам. - М.: Издат. Дом «Святая Гора», 2006.
4. Душенов К. Если у них хорошо, то у нас худо. // Русь Православная. № 12. 2000.
5. Иванов А.М. Адекватный учет государством религиозных убеждений граждан как один из факторов, благоприятствующих формированию
гражданского общества // Научный журнал «Апробация», №6 (9), 2013, с.143-147.
6. Иванов А.М. Для кого Россия? Или - совершенствование правовой политики и конституционного законодательства в свете «национальной» безопасности России. // Право - Политика - Закон, № 3, 2003. С.3-15.
7. Иванов А.М. Религия и политика (историко-правовой очерк): Учебное пособие. // Право - Политика - Закон № 1 (11), 2005. - 68 с.
8. Иванов А.М. Русская Православная Церковь в контексте основных прав человека и гражданина в современной России // Правоведение, Научно-теоретический журнал, №4(279), 2008. с.19-35.
9. Иванов А.М. Свобода совести (и вероисповедания) или права индивидуума против прав (со)общества? //Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке, 2004, №4 (4), Хабаровск, 2004. С.64-78.
10.Каноны, или Книга правил, Святых Апостолов, Святых Соборов, Вселенских и Поместных, и Святых Отцов. - СПб.: «Общество святителя Василия Великого», 2000.
11.Левицкий, С.А. Трагедия свободы. / С.А. Левицкий. - Германия, Посев, 1984. с.336, 340.
12.Лейст, О.Э. Сущность права. Проблемы теории и философии права. -М., 2002.
13.Новгородцев, П.И. Идеал нового правового государства// Лекции по истории философии права. - М., 1914.
14.Осипов, А.И. Путь разума в поисках истины. 6-е изд., испр. - М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2010.
15. Павлов А.С. Курс Церковного права. - СПб.: Изд-во «Лань», 2002 (репринт 1902). -384 с.
16.Поспеловский Д. Тоталитаризм и вероисповедание. - М., 2003. - 655 с.
17.Русская Церковь на рубеже веков. Юбилейный Архиерейский Собор Московской Патриархии: Документы и материалы, комментарии прессы,
богословский анализ, общественный резонанс. - СПб: Царское дело, 2001.-320 с.
18.Сборник документов и материалов Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, Москва, 13-16 августа 2000 г. - Нижний Новгород, 2001. - 286 с.
19.Синопсис. Толкование на правила Св. Василия Великого./ Правила Св. Отец с толкованиями. - М., 1884 г. (репринт). // Правила Святых Вселенских Соборов с толкованиями, ч.1. - Тутаев: Православное братство святых князей Бориса и Глеба, 2001. - 968 с.
20. Старые церкви, новые верующие: Религия в массовом сознании постсоветской России. / Под ред. К. Каариайнена и Д.М. Фурмана. -СПб.; М., 2000.-248 с.
