CC BY
23Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского
Серия «Философия. Культурология. Политология. Социология». Том 24 (63). 2011. № 2. С. 197-206.
УДК316.74, 215,130.2
РЕЛИГИОЗНАЯ ТРАДИЦИЯ КАК МАТРИЦА УПРАВЛЕНИЯ
Михайлов В.В.
Религия как сверхрациональное явление, обладающее ещё и своим особым языком, не понимается научно-рациональным сознанием, а потому легко управляет поведением, как современных масс, так и элит, которые часто этого не замечают. Нашей задачей в таком случае становится освобождение от уз религиозной догматики и конфессиональных ограничений, позволяющее перейти в режим свободной духовности и «критической» теологии. Ключевые слова: религия, социальное управление, критическая теология
Целью данной работы является раскрытие механизмов управления социальными системами и поведением, а также внутренней духовной, интеллектуальной и эмоциональной жизнью людей посредством религиозной идеологии. Во многих современных философских и научных теориях и концепциях генетически связанных с марксизмом, позитивизмом, естественнонаучным материализмом, технократизмом роль религии в социальном управлении и регуляции преуменьшается, рассматривается как второстепенный социокультурный, «надстроечный» фактор. С другой стороны, некритическая конфессиональная теология различных религий отстаивает традиционные мифорелигиозные и провиденционалистские доктрины теократического управления обществом и отдельным человеком, не обращая внимания на светскую философию и науку. В результате, в понимании и исследовании этого вопроса возникает антиномичный раскол на 2 крайние объяснительные модели, обе из которых, на наш взгляд, являются частично неверными. В результате в массовом научном и религиозном сознании нет адекватного понимания роли и механизмов религии в социальном управлении.
Авторский подход опирается на собственные принципы и методы исследования данной проблемы. Он основывается на принципах многомерности и многослойности исследуемого явления, полилектичности и многосторонности в его рассмотрении, принципиальном отказе от всякого догматизма: научного, философского и религиозного, синтетической методологии исследования, признающей равноправие науки, религии, философии, эзотерики, мифологии, искусства, обыденного сознания в объяснении реальности, когда полное знание о явлении добывается на основе критического отбора и синтеза знаний о нём накопленных в вышеперечисленных способах познания мира. В отличие от традиционной науки мы не придерживаемся атеистического и материалистического догматизмов и не стремимся вписаться в новомодные теории синергетики,
постмодернизма, либерализма и т.п., хорошо помня, что критерием научности знания является его опровергаемость (К. Поппер), а, следовательно, относительность. В то же время мы в отличие от конфессиональных теологов и верующих не разделяем слепой веры в религиозные (оккультные, эзотерические) догматы и не считаем их не подлежащими критике. К сожалению, в современном обществе объективное исследование религии затруднено ограничениями, в том числе и правовыми на её критику. Особенно агрессивно на критику и сатиру (напр. Салман Рушди) в свой адрес реагируют мусульмане. Господство в современном обществе религиозного и научного догматизмов создало условия для появления уродливых мировоззренческих гибридов, наподобие «православного атеизма», священников с естественнонаучным пафосом разоблачающих колдунов и экстрасенсов, учёных и «философов», фанатично отстаивающих догмы своих мировоззрений и т.п. К сожалению, несмотря на общеизвестные выводы постпозитивистов (К. Поппер, П. Фейерабенд, Т. Кун) об относительности и гипотетичности научного знания в научном и философском сообществах распространены религиозные по сути формы мышления и поведения, для которых характерны догматизм, некритичное восприятие своих взглядов и окружающего мира, неумение самостоятельно думать, консерватизм, неприятие нового, стремление мыслить и действовать по шаблону, социальный конформизм, стадность. Они усугубляются социальным климатом беспринципности, продажности, сиюминутного прагматизма. Подобные установки делают объективное исследование социального управления и роли в нём религии практически невозможным. Это признают и академические исследователи проблемы. Так С.М. Соловьёва отмечает, что «обзор известных концепций священного позволяет говорить о том, что проблема власти священного изучена недостаточно» [11, с.170].
Мы рассматриваем религию как одну из ведущих матриц социального управления, сохраняющую свою древнюю роль в современном обществе порой в извращённых и замаскированных формах идеологий, товарно-денежного фетишизма, «религии денег» (Д. Неведимов). Как заметил мудрец Лао-цзы, сила власти прямо пропорциональна её скрытности. Поэтому сокрытие религиозного управления миром не ослабляет, но лишь усиливает её власть. Подобно мифу, как мы уже отмечали в нашей статье [8], религия не схватывается, по крайней мере, целиком, нашим дневным рациональным сознанием, как впрочем, и вербально логическим языком* не рефлексируется им полностью и именно за счёт этого незаметно, через под- и сверхсознание управляет поведением и внутренней жизнью, наверное, всех нас. Это идеальное, нематериальное управление через часто неосознаваемые установки, ценности, символы веры, надежды, желания, мечты, этические и эстетические нормы и принципы, чувства, эмоции, желания. В каком-то смысле религиозное управление и есть вариант представленного нами на философском конгрессе управления [9] в стиле «ноктюрн», выходящего за рамки дневного, диурнического режима воображения Ж. Дюрана.
* Язык религии и мифа - это образы, символы и метафоры. См. подр. [7].
Как происходит усвоение религиозных ценностей? Далеко ходить не будем, откроем Библию. Перед её текстом находим важное предуведомление о том, как её надо читать: «Самое главное, читайте Библию с молитвой Богу о том, чтобы Он осветил ваш ум и сердце и дал способность к пониманию и верованию написанному» [3, с.3], потом «читайте Библию ежедневно» и т.п. Как видим, сразу дана установка на отказ от критического мышления. Если с подобными установками и методами читать К. Маркса, И. Канта, Гитлера или Дарвина нетрудно стать соответственно марксистом, кантианцем, нацистом или дарвинистом. А если ещё и посещать собрания единомышленников, проводить ритуалы? Результат довольно предсказуем. Дальше возникает легко управляемый фанатик, идущий в крестовые походы, в мировую революцию, в завоевание мира и т.п. Религиозный фанатик - лёгкая добыча и «лакомый кусок» для социально-политических манипуляторов: недавний пример Афганистана - достаточно сжечь Коран на американской военной базе, снять это на видео, показать по ТВ и беспорядки в стране обеспечены. Так за гроши и с минимальными усилиями можно проворачивать крупные политические операции.
Религия как дорефлексивный, дотеоретический опыт, говорит с верующим, в частности, языком чувств. И что же это за чувства? Известный религиовед Р. Отто обнаруживает, что священное - завораживающая тайна, святость, «подавляющая своим могущественным превосходством, - вызывает чувство ужаса. Он обнаруживает религиозный страх перед завораживающей тайной, в котором раскрывается во всем совершенстве и полноте бытие» [13, с.16]. Перед божественным «человек испытывает чувство собственной ничтожности, ощущает себя лишь какой-то тварью,... «прахом и пеплом» [13, с.16]. Homo religiosus оказывается человеком запуганным по преимуществу. Блестящая находка для власти! Боящийся богов станет бояться и их наместников на Земле - царей, священников, чиновников и, повинуясь страху, делать то, что они прикажут. Это управление через унижение и страх. Конечно, одного страха для управления верующим мало. Есть и «пряник» в виде обещаний загробного или реинкарнационного, кармического воздания за правильное поведение. Но не только это. «Религия по сути своей есть внутреннее obligation, обязательство для совести и связанность совести, есть послушание и служба. Причём не из простого принуждения со стороны всемогущего, а из признательного поклонения перед священной ценностью» [10, с.95]. Так у верующего формируется стереотип поведения слуги (а заодно раба и прислуги), сначала Бога, а потом и его земных наместников и слуг. Закрепившись в подсознании как стереотип (архетип) поведения в дальнейшем он успешно управляет поведением (а заодно и внутренней психоментальной жизнью) человека и во вполне светских делах. Если мы принимаем теории бессознательного К.Г. Юнга и Ж. Дюрана, то должны признать, что внедрённые посредством религиозного воспитания в прошлые эпохи представления о реальности и стереотипы, программы поведения и сегодня автоматически влияют на людей, особенно не способных к рефлексии и осмысленному выстраиванию своего поведения, коих на наш взгляд большинство.
«Ведущим определением власти священного выступает сила, которая имеет избыточный характер. Это положение очевидно уже на уровне языка» [11, с.171]. Э. Бенвенист обнаружил, что священное в индоевропейских языках имеет
двойственное значение: как освящённое присутствием божества и как запретное для человека [4, с.343]. Последний аспект указывает на ограничительное, подавляющее влияние священного. Показательно, что последний аспект более ярко выражен в латыни - языке рабовладельческого общества, а «в праславянской языковой культуре категория святости, в отличие от древнеримской и древнегреческой, характеризуется слабой выраженностью представлений, сопряжённых со страхом» [11, с.172].
Какие же ещё ценные для подчинения человека качества и чувства прививает ему религия? Например, в иудаизме и христианстве человеку внушается «состояние тварности». «Здесь мы имеем само себя признающее «чувство зависимости», но оно есть нечто большее и одновременно качественно иное, чем всякое естественное чувство зависимости... Я ... называю его чувством тварности - чувством твари, которая тонет в собственном ничто и склоняется перед тем, что выше.» [Цит. по 11, с.184-185], - отмечал Р. Отто.
При этом, «состояние твари отличается от состояния раба, потому что. в логике социального порядка раб должен быть против власти, в логике власти священного тварь божия на стороне власти» [11, с.185]. «Если раб осознает своё рабство (идеальный случай), то он может бежать от власти, протестуя, чтобы не быть раздавленным её машинерией и мощью. Если тварь осознает свою зависимость от бога, то она не бежит от его власти» [11, с.185], но стремится, напротив, быть этой власти максимально сопричастной. «Зависимость в форме причастности не может вызвать протест, это власть, против которой не может возникнуть сопротивления» [11, с.185-186]. Достигается подобное состояние высшей формы рабского подчинения, в том числе и через обряд церковного причастия, когда верующий «очищается от мирской скверны и грехов» неподчинения и свободы. Для большей эффективности читателю Библии внушается одновременно противоречивые состояния и «раба божия», и «твари», и «сына» - как говорится, выбирай, чего хочешь, или всё вместе сразу - главное подчиняйся.
Однако, «власть священного объявляет себя не только в религиозно-мистическом опыте, но и в других сферах человеческого существования (например, в патриотизме, почитании предков, благоговении перед возвышенной красотой, власти учителя над учеником и пр., что можно назвать светским измерением власти священного)» [11, с.186], - проницательно замечает С.В. Соловьёва. Но и попытка побега от власти священного в атеизм, принявшая в постсредневековой европейской культуре массовый характер, «также не является способом сопротивления власти священного». Атеизм - это своеобразная форма отпадения от власти священного, но никак не способ сопротивления ей» [11, с.186]. На самом деле светский (атеистический) вариант «власти священного» является ни чем иным, как фетишизированной социальной нормой, ставшей объектом религиозных чувств и потребностей, которая, как общеизвестно, исторически изменчива и относительна.
Наивысшей степени порабощённости «властью священного» достигают монахи, которых социальные архитекторы и инженеры не случайно выставляют в качестве «ангелов во плоти», потенциальных или актуальных «святых», лучших членов общества и т.п. В честь монахов называли города - Мюнхен, Монако, им (или их останкам) поклонялись и т.п. Правда, как показывает практика, институт
монашества в религии не обязателен: в исламе монахов и монастырей нет - и ничего, живут люди и религия без них.
«Послушание - ключевая установка в для первых шагов в монашестве» [11, с.187]. Монаху особенно важно испытать опыт повиновения: вся его монастырская жизнь вертится вокруг задачи самоподавления - контроля желаний плоти, духа и души. Если дух начальствующего найдёт на тебя, места своего не покидай (Еккл. 10, 4), указывает Екклесиаст начинающему божьему рабу. «Здесь власть предстаёт в образе не управления, не силы, но владения, когда Бог овладевает устремлениями плоти и жаждой души, ума и сердца верующего в него» [11, с.188] (Ниже мы разберём, что же это за «бог» овладевает верующим). «Предайте себя в руки Божии... Впереди крест. Выходит, что ничего не остаётся более, как отдать себя скорбям, лишениям и напраслинам. В этом отдаянии, скажу вам, начало истинного пути» [Цит. по 11, с.189], - властно призывает святитель Феофан Затворник. Если не поддаваться религиозному гипнозу этого и подобного ему «гипертекста», то очевидно, что «святитель» призывает к смирению со злом. «Очищению и покорному ожиданию участи способствует молитва и чтение, изучение священных книг» [11, с.189]. Предназначенная к закланию жертва или «козёл отпущения» Р. Жирара [5]* не должна сбежать из рук «мясников» и «сборщиков шерсти». Показательна метафора христиан как овец и баранов - тупых, беззащитных и стадных животных. Посох священника - показательный символ пастушеской палки предназначенной для управления бараньим стадом. Именно в подобное, баранообразное животное существо и должен превратиться в итоге верующий и особенно монах. Так духовенство выступает в роли «могильщиков духовности [1, с.25]. Мистический опыт «не может быть совмещён с иными видами деятельности. потому, что власть священного должна утверждаться как абсолютная и единственно возможная» [11, с.190], «цель покаяния в «отсечении воли» [11, с.190], т.е. собственной свободы и даже жизни, «как воли к власти» (т.е. «отдающийся» богу верующий, по сути, самоубийца, хотя самоубийство религия естественно осуждает - убивать имеет право только она сама и её «бог»), «чувствам велим, что и насколько им воспринимать» [11, с. 190-191] (правильно, а то гипнотизируемый объект чего доброго воспримет не то, что внушает суггестор), «похищает ум тоже бог» [11, с. 193]. «Похищение ума или полное овладение богом человеческого существа относится к созерцанию.» [11, с.193]. «Принуждение, укоренившись со временем в привычку, производит устойчивую наклонность к исполнению заповедей и превращает эту наклонность в постоянное свойство» [11, с.191] (Ура! Идеальный раб готов!). Так как мы стоим, в отличие от С.В. Соловьёвой на стороне свободы, а не рабовладельческой власти, мы не разделяем её пиетета перед «властью священного», используя её работу как саморазоблачающий, и поэтому весьма ценный текст).
Конечно, мы осознаём возможные возражения как со стороны верующих в религию, так и со стороны верующих в атеизм, которые на самом деле на наш взгляд молятся одним и тем же, по сути, хотя и разным по форме богам.
* Язык религии и мифа - это образы, символы и метафоры. См. подр. [7].
Так может быть хорошо, что «грешный и несовершенный» человек становится верующим, монахом и «отдаётся Богу»? Чтобы ответить на этот вопрос, надо разобраться в истинной природе «богов», которым молятся и отдаются верующие. Предположим, что Бог действительно есть и он един. Тогда возникает вопрос: а почему тогда религий, т.е. способов приобщения к нему так много? В этом случае напрашивается вывод, что религии в их множестве - не более чем конкурирующие посредники между человеком и Богом. Забавно, но святой в одной конфессии, отнюдь не является таковым в другой. А какой религии придерживаются ангелы или архангелы? Кто они - католики, православные, мусульмане, иудеи? Всё это указывает на сугубо земную, этносоциальную сущность религиозных конфессий. Верующий в таком случае, оказывается в лучшем случае «слугой двух господ» реального Бога и религиозной организации - посредника и её эгрегора -энергоинформационного невидимого образования полевой природы, которое и играет роль «конфессиональных богов». Создаётся религиозный эгрегор самими верующими - он резервуар их мыслей, чувств и энергий. В результате, в худшем случае, верующий и монах поклоняются не Богу, а всего лишь своему религиозному эгрегору, в наихудшем случае превращаясь в его одержимых марионеток. Именно эгрегор совместно с церковными иерархами назначает в каждой религии не только иерархию священников, но святых, праведников, святителей и т.п. авторитетов. Насколько эти «святые» и «праведники» приблизились к подлинному Богу -неизвестно. Очень может быть, что они от него, напротив, предельно отдалились, превратившись в «святых сатаны». «Человечество обладает огромным опытом в создании диктаторских лжерелигиозных культур. Такие государства постоянно использовали религию для притеснения простых людей. Первым признаком такого использования религии является её организованный характер. Когда религия преследует материальные цели, она непременно бывает организованной, обслуживает политические интересы правителей, оставаясь достаточно отдалённой от прямого предназначения религии - обеспечения благочестивой жизни и возвращения обратно к Богу в духовный мир» [2, с.472]. В то же время «русское язычество не имело строго выраженного религиозного ритуала и вместе с тем не имело и жрецов. Старший в семье был в то же время и жрецом» [1, с.25]. Выводы очевидны.
А если настоящего Бога на самом деле нет, как полагают атеисты, или он совсем непознаваем, недоступен, не вмешивается в нашу жизнь? Тогда остаются только соперничающие между собой религиозные эгрегоры, боги которых взаимодействуют друг с другом, подобно богам языческих религий (Марс, Венера, Юпитер, Зевс, Посейдон, Гермес, Велес, Перун и т.п.). Именно такое впечатление производит конгломерат исповедуемых человечеством религий. Как не един Аллах, но он не может вобрать в себя, ни Христа, ни Будду, ни Иегову, Христос, соответственно, никак не может спасти буддистов, индуистов и прочих еретиков и язычников, Будда не в силах вывести из колеса Сансары население Земли, которое вопреки его проповедям все время растёт, никак не желая попадать в нирвану, а Шива, Брама и Вишну вообще об этом не беспокоятся, являясь богами только для индуистов.
В этой связи можно дать и свою оценку феномену массовых религий. На наш взгляд - массовые религии не что иное, как формы духовной «масс-культуры»,
причём ведущие упорную и длительную борьбу с элитарными формами духовной культуры: философией и различными формами эзотерики. Хорошо известна, например, история борьбы христианской церкви с гностицизмом. Гностики в буквальном переводе означает знающие. То есть церковь всегда боялась носителей подлинных знаний, в какой бы форме они не выступали: науки, философии, эзотерики, оккультизма, гностицизма, художественной литературы и т.п. Отсюда индексы запрещённых книг и костры инквизиции. К. Маркс очень метко назвал религию «опиумом для народа». Что такое опиум? Наркотик, который в малых дозах и при грамотном применении в медицинских целях может ослабить или снять боль у страдающего больного, способствуя тем самым даже его излечению, но, безусловно, вредный и разрушительный при регулярном, длительном или гедонистически ориентированном применении. К таким же результатам, как в социальном, так и в индивидуальном планах приводит увлечение религиозной практикой. Например, повторное введение христианства в России с конца 1980-х гг. показательно совпало с массовым распространением пьянства, наркомании, развалом государственности, экономическим упадком, массовой эмиграцией и вымиранием населения, разгулом преступности и прочими социальными неурядицами. Все надежды наивной позднесоветской интеллигенции о духовном подъёме и процветании страны после повторного обретения ею православия рухнули. Современные «неоязычники» доказывают, что такие же последствия имело и первое крещение Руси. У неевропейских народов обращение в христианство показательно совпало с их колониальным закабалением европейцами, а там где христианизация продвигалась медленно, европейцы не брезговали и «опиумными войнами». Во многом интуитивно чувствуя это, народные массы избегали излишнего увлечения религиями или создавали какие-то отличные от её господствующих форм учения и структуры, называвшиеся ересями или сектами. Показательны попытки России и Германии - стран рвавшихся к глобальному лидерству, сбросить с себя религиозное, христианское ярмо, как и новое «обретение веры» сокрушёнными остатками бывшего СССР. К. Маркс не случайно назвал религию опиумом именно для народа. Религиозные мифы представляют собой прекрасный инструмент манипуляции именно массовым (но не элитарным) сознанием и поведением. Вспомним, например, крестовый поход детей, проданных в итоге в рабство в средние века или уже упомянутые беспорядки в Афганистане.
В чём же заключаются главные недостатки всех массовых религий? На наш взгляд - в неизбежно пространственной и временной аберрации их учений и деиндивидуализированности. Провозглашая какое-то учение спасительной догмой для всех и навсегда, религия не хочет учитывать изменчивость мира и, главное, конкретность истины. Никто не может повторить путь Будды, Магомета и Христа, а потому пытаться подражать им, чем заняты их последователи, малоперспективно и уводит человека от подлинной индивидуальной самореализации - как психофизической, так и интеллектуальной и даже, как ни странно, духовной. Религии можно рассматривать лишь как духовные школы «для начинающих». Развитый человек неизбежно уходит из такой школы, становясь учителем для самого себя или основывая собственную духовную школу. Неслучайно П.С. Таранов поставил основателей мировых религий всего лишь в один ряд с другими философами [12]: «один мудрец другого не мудрее». Диоген Синопский прогнал А.
Македонского, со словами, что он не нуждается в учениках, а Александру следует искать свой путь, а не унижаться на тупиковом пути религиозного ученичества. Предлагая массовые формы духовности, религии опираются на низшие, групповые (обычно этно-биологические), а не индивидуальные качества людей.
А насколько соответствуют религиозные догматы истинным законам вселенной и реалиям потусторонних миров? Похоже, вопросы о религиозной принадлежности ангелов и архангелов достаточно ясно указывают на это. Выходит, что религиозные фанатики, прямо по Л. Фейербаху, поклоняются своим собственным выдумкам, а не реалиям духовных миров, что и определяет истинное значение и смысл религий, которые только в недоразвитом обществе являются хранителями традиций и духовной культуры. Вследствие своей деиндивидуализированной аберрации все религии оказываются в той или иной степени ложными и, хотя они могут в большей или в меньшей степени соответствовать особенностям и потребностям тех или иных индивидов и этносов, интеллектуально и духовно развитый человек может лишь выбирать из них подходящие ему фрагменты, идеи и практики не следуя полностью никакой из них. В противном случае полностью приняв догматы какой-либо религии человек (или народ) неизбежно принимает и её обязательные заблуждения. Это относится и к атеизму как нигилистической антирелигиозной гипотезе.
За примерами поведенческих религиозных мифопрограмм ходить далеко не надо: достаточно изучить ислам, христианство, иудаизм, буддизм. Можно разложить Новый Завет на набор соответствующих программ. Правда, это мифопрограммы не для политической элиты, а для простого народа. Мифопрограммы элитарного поведения содержатся в Ветхом Завете. Не случайно, царь Иван Грозный, на обвинения в «нехристианском поведении» отвечал цитатами из Ветхого Завета. Основная программа политического поведения простолюдина выражена в мифе об искушении Христа в пустыне. Казалось бы, будучи Богом, Христос мог бы и взять на себя ответственность за управление миром (тем более, что «искушающий» его властью над миром дьявол сам вроде бы подчинён Богу). Но нет. Христос отказывается от управления миром, фактически делегируя его дьяволу, так как его царство де «не от мира сего». Всё его последующее поведение так же демонстрирует политическое смирение и покорность. Здесь мы видим один из мифологических базисов «представительной демократии», с её циклическо-периодическим делегированием своих властных полномочий. Спиралью или линией даже и не «пахнет». Есть только бесконечный цикл: «республиканцы-демократы», «Путин-Медведев» и гуляющий по учебникам миф о линейном времени модерна. Мифы Т. Гоббса и Д. Локка и «войне всех против всех» и «общественном договоре» (место богов там заняли предки) были уже потом. А кто не хочет выполнять мифопрограмму библейского Христа - тот бес (См. подробнее «Бесы» Ф.М. Достоевского). Но что любопытно: «бесы» Достоевского не боги, а герои литературной «сказки», то есть они не образцы для подражания.
Мы придерживаемся позиции, что религия (по крайней мере, в современных и исторически известных науке формах) суть элемент культуры относительно отсталого общества и в высокоразвитом обществе она, как социальный институт и матрица управления и порабощения попросту не нужна. В современном обществе религия - это духовность на службе власти, духовность искажённая и порабощённая политикой, экономикой, культурой и социальной организацией. Выражаясь
метафорически, религия - это Бог на службе у дьявола или разорванная связь с истинным Богом.
Если человечество действительно будет развиваться прогрессивно, то в перспективе религию как духовный институт заменит эзотерика, философия и наука, а её социальные функции будут выполнять иные различные социальные институты.
Религиозный ренессанс, наблюдаемый в современной России и прочих бывших странах социализма - явление во многом реакционное и деградационное [См. напр. 1, 6], ставшее возможным как реакция на слишком поспешную и насильственную попытку совершить скачок в будущее, более развитое, гуманное и прогрессивное общество. К сожалению, коммунистические и социалистические «прогрессоры» (термин Стругацких, роман «Трудно быть богом»), оказались не на высоте, а народ, как всегда, был во многом не готов к радикальным и быстрым переменам. Воистину, трудно быть Богом!
Список литературы
1. Авилов Л.Ф. Мракобесие: сущность, истоки, причины / Л.Ф. Авилов. - М.: Самотёка: МИД «Осознание», 2011. - 104с.
2. Арчи деви даси (Аделаида Экмекчян) Арийцы и мы / Арчи деви даси. - М.: Философская книга, 2008. - 512с.
3. Библия. - М.: Библейская лига, 2002. - 292с.
4. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов / Э. Бенвенист. - М.: Прогресс-Универс, 1995. - 454 с.
5. Жирар Р. Козёл отпущения / Р. Жирар. ; Пер. с фр. Г. Дашевского; Предисл. А. Эткинда. -СПб.: Изд-во И. Лимбаха, 2010. - 336с.
6. Иванов-Тверской В.А. Новая Эразмиада, или Глупость в России. Век ХХ-ХХ1 / В.А. Иванов-Тверской. - М.: Ленанд, 2011. - 216с.
7. Кормочи Е.А. Язык нерефлексивных форм познания: монография / Е.А. Кормочи. -Петропавловск-Камчатский: КамГу им. Витуса Беринга, 2010. - 135с.
8. Михайлов В.В. Миф как инструмент управления / В.В. Михайлов // Публичное управление: теория и практика: Сборник научных трудов Ассоциации докторов государственного управления: Специальный выпуск. - Харьков: Изд-во "ДокНаукДержУпр", 2012. - С.66-76.
9. Михайлов В.В. Теория управления в стиле «ноктюрн» / В.В. Михайлов // Философия в современном мире: диалог мировоззрений / Материалы VI Российского философского конгресса: Нижний Новгород 27-30.06. 2012г. В 3-х т. Т. III. - Н. Новгород: Изд-во НГУ им. Н.И. Лобачевского, 2012. - С.339-340.
10. Отто Р. Священное. Об иррациональном в его идее божественного и его соотношении с рациональным / Р. Отто. - СПб.: СПбУ, 2008. - 269с.
11. Соловьёва С.В. На стороне власти: очерки об экзистенциальном смысле власти. Монография / С.В. Соловьёва. - Самара: Самарский университет, 2009. - 248с.
12. Таранов П.С. 150 мудрецов и философов (Жизнь. Судьба. Учение. Мысли.): Интеллектуальный энциклопедический справочник. В 2-х кн. / П.С. Таранов. - Симферополь-Запорожье: Нарус-М, 2000.
13. Элиаде М. Священное и мирское / Пер. с фр., предисл. и коммент. Н.К. Гарбовского / М. Элиаде. - М.: Изд-во МГУ им. М.В. Ломоносова, 1994. - 144с.
Михайлов В.В. Релтозна традищя як матриця управлшня // Вчеш записки Тавршського нацiонального унiверситету iM. В. I. Вернадського. Серш: Фiлософiя. Культуролопя. Полггологш. Сoцioлoгiя. - 2011. - Т. 24 (63). - № 2. - С. 197-206
Рели^ш як сверхрацюнальне явище, що вoлoдiе ще i своею особливою мовою не po3yMieTbCM наукoвo-рацioнальнoю сввдомгстю, а тому легко управляе поведшкою, як сучасних мас, так i елiт, якi часто цього не тмчають. Нашим завданням у такому разi стае звiльнення вiд уз релшшно! догматики i кoнфесiйних обмежень, що дозволяе перейти в режим вшьно! духoвнoстi i «критично!» теологи.
Kro40Bi слова: релiгiя, сoцiальне управлшня, критична теолопя
Mihajlov V.V. Religion tradition as a management matrix // Scientific Notes of Taurida National VI. Vernadsky University. Series: Philosophy. Culturology. Political sciences. Sociology. - 2011. - Vol. 24 (63). - № 2. - P. 197-206.
Religion as a super-rational phenomenon, which also has its own language does not understood by scientific and rational mind, and thus easily controls behavior modern masses as well as elites, who often do not notice this. Our task in this case is the liberation from bonds of religious dogma and religious limitations that allows switching to free spirituality and "critical" theology. Keywords: religion, social management, critical theology
Статья поступила в редакцию 18.09.2012
