CC BY
107
УДК 234.2
С.П. Щавелев (Курский государственный медицинский университет). Тел.: 8-910-730-97-56, e-mail: sergei-shhavelev@yandex.ru
ДУХОВНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ ЦЕННОСТЬ РЕЛИГИИ: ОБЗОР ФИЛОСОФСКО-ИСТОРИЧЕСКИХ ОЦЕНОК *
В работе формулируются принципы общественно-политической оценки религии и церкви в Советском Союзе и в России 1990-х - 2010-х гг. Для коммунистов религия устарела, а церковь реакционна. Вариации отрицательной оценки церкви в разные периоды истории советского государства не меняют этого факта. Русская «перестройка» переоценивает религию и церковь положительно. Религии возвращается статус символа национальной культуры и синонима морали. Прослеживается борьба канонической и скептической тенденций по этому вопросу в современной России. Различаются критерии утверждения и отрицания веры в Бога: эмпирические, теоретические и психологические. Тем самым проблема религиозно веры включается в контекст социальной эпистемологии.
Ключевые слова: религия, ценности, знания, атеизм, клерикализм, гуманизм.
Печерские иноки, выстроясь в ряд, Протяжно поют: аллилуйя! А братья княжие друг друга корят, А жадные вороны с кровель глядят, Усобицу близкую чуя...
А.К. Толстой. Три побоища.
В графе «преступленье» - епископ. В графе «преступление» - поп. И вся - многотысячным списком профессия в лагерь идет.
За муки, за эти стигматы, религия, снова живи. И снова святые все святы. Все Спасы — опять — на крови.
Б.А. Слуцкий.
* Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект № 14-33-01018 «Духовная практика как философская проблема: онтологические, эпистемологические, аксиологические аспекты».
Ценностный дискурс в философии, науках и теологиях (их ведь столько же, сколько достаточно традиционных конфессий) не может миновать реального исторического опыта отношений религии и церкви с обществом, в том числе такой частью культуры развитого социума, как наука. Но упомянутый опыт в свою очередь составляет предмет бесконечных споров между представителями разных систем ценностей - старых и новых; консервативных, либеральных и радикальных; светских и клерикальных. Образуется замкнутый круг разных интерпретаций вроде бы одних и тех же смыслов. Вряд ли он будет когда-нибудь окончательно разорван и восторжествует нечто вроде глобального экуменизма внутри религиозной сферы культуры и вне ее - полное взаимопонимание религии с наукой, политикой, искусством, даже повседневностью. Но ослабить конфликтогенность этой «смысловой удавки» для нормализации развития духовной и материальной культуры должно быть возможно, в том числе путем философской рефлексии, попытку которой и представляет эта статья.
Ведь вера, как давно известно, в своей культурной норме вовсе не противоречит разуму, а контролирует его там и тогда, где и когда выработанные разумом знания влияют на судьбы людей, на саму нашу жизнь. А влияния эти, как показал опыт последних столетий мировой истории, получаются самые разные, в том числе угрожающие самому бытию нашего мира. По словам нашего модного богослова, дьякона Андрея Кураева, «входя в храм, надо снимать шляпу, а не голову» [1, с. 541]. А, добавлю стихами Иосифа Бродского, «тот, кто плюёт на Бога, плюёт сначала на человека...». Ведь если нам перед лицом вечности не жалко самих себя, стоит пожалеть хотя бы других людей, которые нуждаются в таком утешении, которое даёт им религия. Отдельный человек вполне может ни во что не верить и оставаться вполне нравственным и дееспособным. Но представить себе народ атеистов невозможно.
Впрочем, религия - столь сложное явление личной и общественной жизни, что любая ее оценка останется односторонней и спорной. По крайней мере, вера в богов или Бога мало кого оставляет равнодушным и заставляет определять какое-то отношение к себе. При этом лучше избегать распространённых, к сожалению, крайностей. Обратим же внимание на две группы идейных искажений, извращений действительной природы и роли религии.
Старые (для современной России) антирелигиозные догмы - плоть от плоти учения Маркса - Энгельса - Ленина - Сталина и иже с ними. От этапа к этапу развития и практического воплощения марксистской идеологии её изначально атеистический характер нарастал (На этом историческом фоне предвыборные заигрывания нынешних лидеров КПРФ с православием выглядят просто смешно, а, по сути, кощунственно). Отношение марксизма и, в частности, советской власти к религии и церкви можно свести к следующим тезисам:
• религия якобы не вечна; в начале истории человечества был де безрелигиозный период; религия придумана жуликами для дураков; в
дальнейшем наряду с религией якобы всегда побеждал атеизм, богоборчество в общественной мысли; при социализме значение религии неуклонно снижается; при коммунизме вера в бога полностью отомрёт;
• религия будто бы аморальна, потому что призывает трудящихся отказаться от революционной борьбы с их угнетателями; тем самым, способствуя порабощению народа господствующими классами; (она - «вздох угнетённой твари», по определению Маркса); её заповеди - сплошное лицемерие, они невыполнимы и необязательны для сознательных граждан;
• религия - вообще тормоз общественного развития; враждебна светским формам культуры; оглупляет население, мешает его просвещению и политическому самоопределению («опиум народа», по Марксу; «духовная сивуха», согласно Ленину).
Надо признать, что пропаганда такого рода, при всём своем алогизме и кощунстве, находила поддержку у части населения - наиболее тёмной, ущербной и жаждущей легализировать свои грабительские наклонности с помощью идей «классовой борьбы», в том числе против служителей культа. Но вместо добродушной критики отдельных недостатков духовенства и некоторой ограниченности, противоречивости самих религиозных догматов, широко представленной в фольклоре и классической литературе, мы получили в нашей стране буквальное исполнение легкомысленного завещания Вольтера, мечтавшего о временах, когда «последнего попа повесят на кишках последнего царя».
За 1920-е - 1930-е гг. в СССР практически полностью репрессировали духовное сословие (расстреляли, заключили в концлагеря, сослали в места весьма отдалённые десятки тысяч монахов, священников, приходских активистов, сектантов). Вот архивная статистика по одной Курской губернии и только за 1937 г. Тогда местными органами НКВД было арестовано 8354 человека. Среди них «духовенство и монашествующие элементы» составили 245 человек (3 %), из них к высшей мере наказания приговорено 146; «сектантский и церковный актив» - 576 (7 %), из них расстреляно 213 [2].
А ещё раньше, в годы революции и Гражданской войны большевики в том же регионе расстреляли епископа Белгородского Никодима (Кононова); настоятеля Успенского Николаевского собора в Белгороде протоиерея о. Порфирия (Амфитеатрова), смотрителя Белгородского духовного училища протоиерея о. Петра (Сионского), настоятеля церкви села Мясоедова протоиерея о. Константина (Ничкевича), настоятеля Преображенской церкви г. Белгорода протоиерея о. Алексия (Попова), священника с. Журавлинки о. Константина (Ефремова), тимского священника Пузанова и несколько десятков других священнослужителей Курско-Белгородской епархии.
К началу 1930-х гг. в России оказалось закрыто больше 90 % монастырей и храмов (в той же Курской губернии на 1917 г. действовало 13 монастырей, 1 скит, 1440 храмов, 57 часовен), здания которых в своём большинстве подверглись разрушению, несмотря на архитектурную ценность многих из них. Земельные владения и прочее имущество церкви подлежало «национализации». «Чёрными досками» русских икон ХТУ-ХТХ веков
комсомольцы обивали полы и стены сельских клубов. На металлолом шла церковная утварь, начиная с колоколов. Тысячелетние святыни русского народа оказались безжалостно поруганы. В образовании и просвещении на десятилетия утвердился малограмотный, но воинствующий атеизм.
Прекращение, а затем и законодательный запрет государственного атеизма, возвращение церкви её гражданских прав, реальное признание свободы совести для всех граждан - одно из важнейших завоеваний периода демократических реформ 1990-х годов в России. Раньше, в 1950-е - 1980-е годы, когда уголовные репрессии за веру поутихли, в случаях выявленного партийными органами крещения новорожденного, вообще посещения церковных служб студентов снимали со стипендии; за ношение крестика-тельника исключали из комсомола; выявленных среди студентов баптистов и прочих сектантов безоговорочно исключали из высшей школы.
Осуждая вульгарный и воинствующий атеизм большевистского типа нельзя закрывать глаза на атеизм действительно научный, обоснованный теоретически и практически. Антирелигиозное свободомыслие в разных формах существует всегда. Представители настоящего, благородного атеизма относятся к богу или богам как к излишней гипотезе; они с уважением относятся к чужой вере в религиозные ценности; а осуждают лишь фанатизм и ханжество в этой связи.
Критическое, культурное отношение к религии и церкви сегодня актуально как никогда, потому что на место старых догм тут на наших глазах (в 1990-е - 2010-е годы) приходят новые, не такие страшные, как те, но в свою очередь далёкие от цивилизованных оценок рассматриваемого явления культуры и потому далеко небезопасные.
Новые мифы о религии и особенно церкви выглядят зеркальным отражением прежних, советско-марксистских в демократизируемом мало-помалу сознании русских людей:
• якобы роль религии в жизни общества постоянно растёт; церковная обрядность обязана освящать все стороны нашей жизни, иначе факты рождения, брака, покаяния, смерти приобретают почему-то сомнительный характер;
• религиозные заповеди выдаются за синоним общечеловеческой морали; неверующий человек будто бы не может быть вполне нравственным;
• религия, в глазах многих, - символ национальной культуры; в связи с чем предлагается богословская добавка к среднему образованию; наша конфессия представляется единственно правильной, остальные - ересями, с ними призывают бороться, изгонять их из России.
Так, в муниципальных школах целого ряда областей страны теперь насаждают «уроки православной культуры», привлекая к их проведению и методическому обеспечению и церковнослужителей, и преподавателей государственных университетов. Даже если допустить полную добровольность посещения таких занятий (в нашей школе вообще трудно представимую), то само себе публичное провозглашение тезисов вроде: «Душа - христианка!», «Русская национальная школа - православная», тому подобных способно
жестоко обидеть сверстников из семей католической, мусульманской, еврейской, протестантских и прочих конфессий, не говоря уже о неверующих, свободомыслящих согражданах.
Иосиф Бродский ещё когда, в 1980-е годы предвещал:
«Входит некто Православный, говорит: Теперь я - главный!
У меня в душе Жар-Птица и тоска по государю.
Скоро Игорь воротится насладиться Ярославной.
Дайте мне перекреститься, а не то - в лицо ударю...» [3, с. 166].
В 1850 г. царская цензура запретила публиковать в единственной тогда в провинции газете - «Губернских ведомостях» статьи палеонтологов о находках окаменелых остатков древнейшей фауны. Дескать, они противоречат Ветхому Завету, его версии сотворения мира [4, с. 97-101].
Полным и вредным анахронизмом выглядят сегодня продолжающиеся нападки на теорию Дарвина и другие научные взгляды как якобы безбожные. Ни один из критиков того же дарвинизма не способен даже сдать по нему зачёта. Как видно, позиция церкви меняется мало с тех времён, когда за научные мысли сожгли Джордано Бруно и принудили к покаянию Галилео Галилея. Тащить в современную школу религиозные догмы бесполезно и недальновидно. Преподавание креационизма ныне запрещено Советом Европы.
Между тем, религиозное воспитание и особенно образование при желании вполне доступно на уровне самой семьи и церковно-приходских, конфессионализированных школ. А в государственных школах целесообразно изучать основы всех мировых и национальных религий, причем на добровольной, факультативной основе. Этот простой вывод никак не может утвердиться ни в общественном, ни в государственном сознании.
Указанным или любым другим преувеличениям, искажениям религиозно-церковного компонента нашей жизни противостоит выстраданный и завоёванный передовым человечеством принцип свободы совести. Он закреплён в действующей Конституции Российской Федерации (1993 г.), которая среди «прав и свобод человека и гражданина» выделяет, согласно статье 14, следующие положения: «Российская Федерация - светское государство, в котором никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом. ... Каждому гражданину Российской Федерации гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними».
Право на свободу вероисповедания, наравне с правом на свободомыслие в религиозных вопросах, конкретизировано в Федеральном законе «О свободе совести и о религиозных объединениях», принятом Государственной Думой осенью 1997 г. - после жарких споров о нём законодателей разных фракций, президентской стороны и представителей общественности. Некоторые из последних справедливо указывали на чрезмерные преимущества, предоставляемые этим законом отдельным конфессиям, признанным
законодателями наиболее традиционными для России - буддизму, иудаизму, исламу, православию (исключив из таковых католицизм и ряд протестантских организаций, что выглядит явно несправедливым угождением православию, исламу, иудаизму и буддизму).
Дискуссия по поводу улучшения религиозного законодательства не меняет самого важного принципа в данной области, давно принятого передовыми странами Западной Европы и Америки: там церковь законодательно отделена от государства, а государственная школа от церкви. Отправление религиозных обрядов, церковное образование и воспитание -частное дело граждан, их семей и общественных объединений соответствующего толка. Безусловно уважая официально признанные конфессии, создавая благоприятные условия для их существования, государство и его представители обязаны обеспечивать равенство прав и обязанностей разных вероисповеданий. В обязанности государства входит и подавление экстремистских, фанатических проявлений со стороны отдельных религиозных групп (так называемых тоталитарных сект, дающих о себе знать и в России - вспомним японскую «Аум сёнрикё», устроившую газовые атаки в токийском метро и закупавшую оружие в нашей стране; доморощенное «Белое Братство», объявившее «конец света» и пошедшее на штурм православных храмов в Киеве; импортных «Свидетелей Иеговы», запрещающих своим адептам, в частности, сдавать кровь на анализы и переливать её; исламских экстремистов вроде ваххабитов на Кавказе, вторгшихся осенью 1999 г. из Чечни в Дагестан с оружием в руках и устраивающих взрывы в российских городах; т.п. ужасные «религии» с их призывами и попытками к прямому насилию для достижения своих извращённых ценностей).
В действительности, роль религии в истории человечества противоречива, соткана из светлых и тёмных моментов, которые парадоксальным образом предполагали друг друга. Вера не могла бы помочь бедным (прежде всего духовно) и страдающим людям, не ограничив их же в каком-то отношении, порой - чрезмерно. Не случайно больше всего верующих среди наименее грамотных и наиболее уязвимых слоёв населения. С помощью религии они стремятся как-то компенсировать свою ущербность.
Вместе с тем надо признать, что именно благодаря религии, особенно её мировым вариантам (буддизму, исламу, христианству) оказалась внедрена в массовое сознание идея гуманизма. Эта идея предполагает человека, его жизнь и счастье высшей ценностью бытия, неразменной ни на какие другие ценности и блага мира. В животном мире царствует слепой отбор сильнейших и удачливых особей в беспощадной борьбе за существование. В первобытном, примитивном обществе нормы морали языческого типа распространяются только на кровных родственников, да и то от слабейших из них при экстремальных обстоятельствах (голод, прочие стихийные бедствия) дикари избавляются без особых сантиментов (общеславянское слово «старик» происходит, между прочим, от глагола «оставлять» - беспомощных членов клана при перекочёвках). Род, племя - выше каждого из своих членов. Что же
говорить о чужаках? Они вообще не люди. Побольше бы их скальпов сушится в нашем вигваме.
Мировые же религии с помощью тезиса о бессмертной, спасаемой для вечной жизни с Божией помощью душе человека вывели его судьбу из-под власти волчьих законов выживания сильнейшего. «Чем больше ты убьёшь чужаков - тем лучше» - призывает соплеменников любой вариант язычества. «Око за око, зуб за зуб» - ограничивают кровную месть национальные религии. «Какой мерою мерите, такой и вам отмерится» - возразил герой Нового Завета христианства Иисус Христос на эту ветхозаветную норму. И призвал: «Простите и возлюбите врагов ваших». Вам же, дескать, от этого лучше будет.
Заповеди религиозной морали не в силах, конечно, полностью раз и навсегда изменить к лучшему поведение людей. Преступления, обман, угнетение человека человеком остаются навсегда, но в свете религии меняется отношение к этим язвам жизни общественного мнения. Понятие греха, надежда на загробное воздаяние воодушевляют убогих людей, активизируют совесть их более сильных гонителей. Церковь во все времена выступает посредником между разными слоями общества, способствует примирению между ними, смягчению граней богатства и бедности, здоровья и болезни, удачи и несчастья. Даже Маркс соглашался со своим учителем Людвигом Фейербахом в том, что религия - «сердце в наш бессердечный век, дух бездушных порядков».
Вместе с тем, отдельные конфессии и особенно некоторые церковники, проповедуя смирение и примирение, то и дело теряют чувство реальности и впадают в ханжество, демонстрируют узость кругозора и аллергию к прогрессу знания (как в случае с гонениями католицизма на все виды контрацепции, его же требование запретить аборты и научные опыты над животными, начиная с генной инженерии). Впрочем, их призывы такого рода небесполезны, поскольку заставляют относиться к прогрессу знаний и техники с большей осторожностью.
Гораздо хуже церковные поощрения терроризма. «Священная война против неверных» - ужасная реальность многих веков истории и наших дней.
Ценя свою религию, стоит ли почитать басурманами, безбожниками апологетов других вариантов веры? В лучшем романе Редьярда Киплинга «Ким» главный герой - ирландский мальчик, осиротевший младенцем и выросший в самой пёстрой по народонаселению стране - Индии. Один из его наставников в Большой Игре (шпионской разведке на просторах Евразии), афганский пуштун, конский барышник Махбуб Али советует: «Среди сахибов никогда не забывай, что ты сахиб, среди людей Хинда всегда помни, что ты... -Он сделал паузу и умолк, загадочно улыбаясь.
- Кто же я? Мусульманин, индус, джайн или буддист? ...
- Ты, без сомнения, неверующий и потому будешь проклят. Так говорит мой закон, или мне кажется, что он так говорит. Но, помимо этого, ты мой Дружок Всего мира, и я люблю тебя. Так говорит моё сердце. Все эти веры -всё равно что лошади. Мудрый человек знает, что лошадь - хорошая скотина, из каждой можно извлечь пользу. Что касается меня, то, хотя я хороший суннит и ненавижу людей [шиитов] из Тираха, я держусь того же мнения обо всех
верах. Ясное дело, что катхлаварская кобыла, оторванная от песков её родины и приведённая в западный Бенгал, захромает. ... Поэтому в сердце своём я говорю, что все веры подобны лошадям. Каждая годится для своей родины
- Но мой лама говорит совсем другое!
- О, он старый мечтатель из Бхотияла...» [5, с. 257]
Когда-то именно на религиозной основе появились и закрепились в большинстве регионов Земли главные достижения цивилизации -письменность, книжность, городская архитектура, изобразительное и музыкальное искусства, здравоохранение и многое другое полезное людям. Первыми писателями, историками-летописцами, архитекторами, иконописцами, философами, врачами нешаманского типа на Руси, положим, были лица духовного звания. Создатели славянской азбуки византийские монахи Кирилл и Мефодий, основоположник русского монашества Феодосий Печерский, его послушник Нестор-летописец, черноризец иконописец Андрей Рублёв, реформаторы православия патриарх Никон и протопоп Аввакум, епископ-хирург Лука (Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий), не так давно скончавшийся архиепископ Питирим (Нечаев), многие другие церковники стали просветителями и духовными лидерами русского народа. Ещё большее число деятелей национальной культуры вдохновлялись в своём творчестве религиозными идеями. Правда, не всегда канонически ими понимаемыми. Русская православная церковь имела серьёзные претензии к первому философу России Владимиру Соловьёву и ко Льву Толстому, к Николаю Лескову и Илье Репину. Как бы то ни было, все они творили в культурном круге православия, христианства.
С другой стороны, та же самая церковь периодически практиковала нападки на отдельные проявления светской культуры, мирской жизни, доходившие до прямых репрессий действительных или мнимых противников веры, запрета передовых знаний и технологий, как якобы богопротивных. Ещё больше жертв принесли любому народу межконфессиональные распри, поощрявшие гражданские и захватнические войны. Русская православная церковь в отдельные моменты своей истории сжигала на кострах раскольников-староверов, эксплуатировала монастырских крестьян, освящала «крестовые походы» против «инородцев» Средней Азии, Сибири, Казахстана, Крайнего Севера, поставляла секретных осведомителей КГБ, поддерживала прочие тоталитарные действия властей.
Надо признать, что сегодня церковь извлекает определённые уроки из своей собственной истории и постепенно отказывается от наиболее абсурдных сторон своей догматики, которая модернизируется (так Ватикан недавно оправдал Галилея и Джордано Бруно; православие осудило синодальную практику своего огосударствления от Петра Великого до Николая II; и тому подобные тёмные страницы своего прошлого). Тем не менее, эти рациональные и толерантные тенденции современной теологии и церковной практики то и дело заглушаются необоснованными претензиями церковников на духовную монополию в культуре и образовании. На разного рода церковно-мирских мероприятиях (вроде Рождественских чтений, Русских соборов и т.п.) тон
задают малокультурные люди или же политические конъюнктурщики. В этой ситуации свое веское слово способна социальная, неклассическая эпистемология. В тезисном изложении ее аргументация представляется мне таким образом.
Религия, как и её «старшая сестра» мифология, состоит в духовном родстве с философией и даже с их самой «младшей сестрой» - наукой потому, что все они стремятся сформулировать некие общие понятия и выводы относительно человека и мира, в котором тот живёт и действует. Каждая из названных сфер духовной культуры помогает людям как-то справиться с абсурдом и безысходностью их существования. Однако у каждой из этих форм сознания свои критерии достоверности используемого ими знания. В науке (хоть в физике, хоть в истории) возможно убедительно для всех вменяемых желающих лиц установить те или иные факты (например, те, что вода состоит из водорода и кислорода, а князя Андрея Боголюбского убили заговорщики). В философии же и в религии единых критериев истинности знания нет. Они обращены ведь к иного рода вопросам. Однако если к философии неприложимы эмпирические критерии, то приложимы теоретические. Не факты, а логические аргументы позволяют нам выбирать ту или иную философскую интерпретацию как наиболее убедительную (скажем, материалистическое, идеалистическое или плюралистическое объяснение устройства природы или хода истории общества). Что касается религии, то здесь ни эмпирическое, ни теоретическое доказательства не внесут согласия -консенсуса. Допустим, историк докажет, что библейский Моисей на самом деле совершал те поступки, что описаны в соответствующих книгах Ветхого завета. Но как быть с утверждениями этого вождя еврейского народа о том, что сам Бог сообщал ему религиозные истины? Что сухой куст загорелся по воле бога, а не просто от удара молнии? Христос ходил по воде? Мохаммед летал на волшебном коне с одного континента на другой? А до них и то, и другое проделывал Будда? Обычным путём такие утверждения проверить нельзя. В них можно или верить (признавать), или нет (отрицать), или сомневаться (воздерживаться от окончательного вывода), или игнорировать. Сторонники всех этих решений могут спорить до бесконечности, но не переубедят друг друга. Что же, если религия недоказуема обычными путями, значит она в отличие от философии и от науки — просто «обман трудящихся»? Не будем спешить с выводами.
И наука, и философия стремятся к общим, типичным, закономерным сторонам бытия. Их не интересуют отдельные случайности, единичные образчики чего бы то ни было. Использование общих знаний рано или поздно, так или иначе позволяет улучшить жизнь множеству людей. Но человеку всего этого мало. Ведь каждый из нас и есть то самое единичное, неповторимое явление. Наука объяснит, допустим, почему и как погибают или исцеляются от разных болезней пациенты. Философия растолкует, как можно в принципе понимать счастье и горе. Но ни наука, ни философия не берутся объяснить данному человеку, почему именно он сейчас наслаждается или страдает, живёт или умирает. Здесь нет правил, принципов, законов. Есть более или менее
осознанный выбор между целым спектром вариантов бытия и небытия. Речь идёт не о мелочах нашего быта, а о важнейших устоях личности, переломных пунктах на её жизненном пути. Осознанное человеком его собственное бытие можно назвать экзистенцией (лат. exsistentia). Согласно Мартину Хайдеггеру, экзистенция - это «бытие того сущего, которое открыто для откровенности бытия, в котором оно находится благодаря тому, что переносит её» [6, с. 312]. Для усвоения такого рода экзистенциальных вопросов - быть или не быть? как быть? зачем именно так? - и предназначена религия (или её антипод - атеизм). Без осмысления этих вопросов жизнь быстро превратится в полный мрак и абсурд. Растает воля к жизни.
Только личный духовный опыт как субъективное переживание некоего откровения способен служить основанием для выбора той или иной разновидности веры (конфессии) или же неверия (свободомыслия). Верующий соотносит своё внутреннее состояние с внешним поведением, поэтому его вера по-своему реальна. Соответственно, иные душевные переживания поведут кого-то к отказу от религиозной веры. Поэтому навязать веру или безверие со стороны весьма затруднительно, особенно для психически здорового человека. Но отрицать реальность искренней веры вообще не приходится. Случаи ханжеского притворства здесь рано или поздно разоблачаются несоответствием декларируемых взглядов и поступков (Вспомним бессмертный образ мольеровского Тартюфа и тому подобных лицемеров).
Понятие священного (сакрального) вообще-то шире религии. Священными, то есть предельно ценными для человека, обычно являются не только боги и храмы, но и родство, родина, здоровье, богатство, удача и много чего ещё в жизни и культуре. Но эти понятия тесно взаимосвязаны: именно религия социализирует, упорядочивает потребность людей в поклонении чему-то высшему, запредельному по отношению к их житейскому мирку.
По изложенной причине - разницы критериев истины для разного рода выводов единая дефиниция религии невозможна и не нужна. Необходимо учесть разные, но самые типичные, причём сущностные её определения. Даваемые, так сказать, извне и изнутри веры в Бога, с точки зрения науки и с позиций остальной культуры.
Итак, первое - богословское определение религии даётся обычно с точки зрения неё самой. В этом случае имеется в виду путь к спасению человеческой души через её единение с неким высшим творящим началом всего бытия. Проще говоря - вера в Бога и какие-то жертвоприношения ему. По словам русского философа, ставшего священником, Сергея Николаевича Булгакова (1871-1944), «религия есть опознание Бога и переживание связи с Богом» [7, с. 12]. Недаром одна из возможных этимологий термина относит его появление к латинскому слову «religare» - «связь, объединение» (сторонников определённой конфессии между собой и с предметом их поклонения). Тут -антропология религии, то есть её человеческое предназначение.
Второе - научное определение религии предпринимается, что называется, со стороны, - с позиций гуманитарных наук (истории, социологии, культурологии), для которых религия - одно из общественных явлений,
разновидность мировосприятия людей. С этих позиций религиозная вера предполагает мысленное удвоение мира на реальный, «тварный» и идеальный, божественный. Посюсторонний и потусторонний (трансцендентный). Из чего логически следуют поиски взаимодействий между этими двумя горизонтами существования мира и человека. По словам первого русского марксиста Георгия Валентиновича Плеханова (1856-1918), любая религиозность предполагает веру в сверхъестественное. Это, можно сказать, психологическая сторона религии, её сугубо личностное измерение.
С другой стороны, религия служит не только каждому верующему в отдельности, но и всему обществу. Она удовлетворяет глубокую потребность множества людей в некой сакрализации (освящении, ритуализации) каких-то моментов, сторон своей жизни. Здесь открывается другая - социальная сторона религии. Человеку свойственно поклоняться высшим силам, откупаться от опасностей судьбы. Наиболее естественные формы удовлетворения такого рода потребностей представляет собой религия. Богослужение в храме представляет собой демонстрацию солидарности единомышленников, сограждан. Их самых благородных помыслов и чувств. Дома или на улице, в центрах досуга и развлечений такого эффекта не добиться. Поэтому для многих верующих церковь - своего рода общественный клуб, где можно людей посмотреть и себя показать в наиболее выгодном свете. Такая народная психотерапия - молитва, исповедь, вся прочая обрядность поддерживают самоуважение личности, помогают преодолеть опасные переживания.
В любой религии совмещаются нравственные и эстетические моменты. Призывы к добру и справедливости здесь звучат в блеске личных амулетов, красках икон, звуках литургии, пропорциях храмовых зданий, эффектности облачений священнослужителей и прочих произведений церковного искусства. Вера в некие святыни вбирает в себя длительную историю народа, традиции его культуры.
Примерно так мне видится правильное согласование политических, юридических, педагогических, мировоззренческих ценностей, которые рождаются религией и смежными с ней областями духовной культуры, прежде всего наукой. Поэтому я лично с равным пиететом отношусь и действительно просвещенным иерархам церкви (вроде уже упоминавшегося митрополита Питирима (Нечаева), полноценной замены которому на горизонте нынешней РПЦ мне, к сожалению, не видится), и с выдающимся ученым скептикам вроде Виталия Лазаревича Гинзбурга. Пусть у каждого из них будет своя «паства», а государство обеспечит для подрастающих поколений наших сограждан свободный выбор примкнуть к той или другой позиции (или оппозиции).
Литература
1. Кураев А.В. (диакон). Церковь в мире людей. 4-е изд. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2009. 542 с.
2. Щавелев С.П. «Дело краеведов ЦЧО» ГПУ СССР 1930-1931 гг.: церковно-религиозные мотивы обвинения // Наука и религия в современном
образовании : материалы III научно-образовательных Знаменских чтений (1316 марта 2007 г.). Курск: Изд-во Кур. гос. ун-та , 2007. Т. 1. С. 183-187.
3. Бродский И.А. Стихотворения и поэмы. В 2 т. Т. 1. СПб.: Вита Нова, 2011. 776 с.
4. Щавелев С.П. Первооткрыватели курских древностей. Очерки истории археологического изучения южнорусского края. Вып. 2. «Золотой век» губернского краеведения: 1860-1910-е годы. Курск: Изд-во Кур. гос. мед. ун-та, 1997. 140 с.
5. Киплинг Р. Ким. М.: АСТ, 2010. 448 с.
6. Хайдеггер М. Время и бытие : сборник статей и выступлений. СПб.: Наука, 2007. 621 с.
7. Булгаков С.Н. Христианский социализм. Споры о судьбах России. Новосибирск: Наука, 1991. 349 с.
S.P. Schavelev
SPIRITUAL AND PRACTICAL VALUE OF RELIGION: REVIEW OF PHILOSOPHICAL AND HISTORICAL ASSESSMENTS
The paper formulates the principles of social and political evaluation of religion and the Church in the Soviet Union and Russia in the 1990s - 2010s. According to communists religion is outdated, and the church reaction. Variations of a negative assessment of the church in different periods of the history of the Soviet state does not change this fact. Russian "perestroika" overestimates the religion and the church positively. Religion returns its status as a symbol of national culture and synonym of morality. The paper analizes the struggle between canonical and skeptical tendencies on the subject in nodays Russia. Different criteria for approval and denial of faith in God (empirical, theoretical and psychological) are classified. Thus the problem of religious belief is included in the context of social epistemology.
Keywords: religion, values, knowledge, atheism, clericalism, humanism.
